Текст книги "Последний самурай"

– Не понял, – сказал Федотов. – Ты что, пьяный? Повтори, что ты там нашел.

Иларион повторил. Некоторое время генерал молчал, а потом осторожно, с почти вопросительной интонацией, послал Илариона в место, которого нет ни в одном географическом атласе, но которое с легкостью можно найти в атласе анатомическом.

– Хорошо, – сказал Иларион. – Я так понял, что вы советуете мне обратиться в милицию.

Ему пришлось на какое-то время отвести трубку подальше от уха.

– Никаких шуток, – сказал он, когда генерал выдохся. – Кто же шутит святыми вещами?

– Я пришлю людей, – после длинной паузы сказал генерал. – И учти: я дам им приказ стрелять на поражение, если окажется, что это розыгрыш. Вот уж это точно не шутка.

– Одну секунду, – сказал Иларион и сжато, уже без всяких шуток, объяснил Федотову, что ему от него требуется.

– Я подумаю, – без особого энтузиазма сказал генерал. – Ерунда какая-то. Не пойму, зачем тебе это нужно Но это точно?..

Окончание вопроса повисло в воздухе, но и без слов было ясно, что имел в виду Федотов. Кажется, ему было трудно поверить в то, что он услышал, Забродову стало жаль старика. В самом деле, каково это: проснуться в одно прекрасное утро и вдруг, без подготовки, услышать такое? Служба, подумал Иларион. Хочешь спать спокойно – иди в дворники.

– Точно, – сказал он. – То есть включать я, конечно, не пробовал, но думаю, что, если бы попробовал, вы бы это заметили.

– Я пришлю людей, – повторил Федотов и отключился.

Иларион положил трубку на крышку стиральной машины, взялся обеими руками за штаны, но передумал и все-таки полез под душ, тем более что вода все равно лилась и уже успела из едва теплой превратиться в горячую. Когда он, умытый, свежий и лохматый после душа, вернулся в комнату, Нина уже не спала. Она улыбнулась ему, придерживая у подбородка одеяло, и Илариону почудился в этой улыбке оттенок робости.

– Привет, – сказал он. – У тебя странное выражение лица. Это спросонья или что-то не так?

– Забудь, – сказала она. – Поговорим об этом, когда ты вернешься. Если захочешь, конечно.

– Конечно захочу, – усмехнулся Забродов. – Когда такому старому валенку, как я, выпадает такой шанс, надо быть полным кретином, чтобы добровольно от него отказаться.

– Цинизм – оружие слабых, – сказала Нина.

– Это афоризм, – с важным видом заявил Иларион. – Есть еще один афоризм. Правда, грубоватый. С бабой спорить – себя не уважать.

– Казарма, – поморщилась Нина. – Хотя суть схвачена верно. А кому ты звонил?

– Звонил? – Иларион сделал большие глаза. – Из ванной?

«Ну вот, пожалуйста, – подумал он. – За первой ночью – первый допрос. Все-таки женщины – странные существа. Так им все и расскажи…»

– У тебя телефон в руке, – сказала Нина. – Странные существа – женщины, правда? Все им надо знать, везде они суют свой любопытный нос…

Иларион вздрогнул. «Ну и ну, – подумал он. – С каких это пор в нашем учебном центре стали готовить телепатов? Все-таки я здорово отстал от жизни…»

– Я звонил приятелю, – сказал он, чтобы закрыть тему. – Не хотел тебя будить. Кофе хочешь?

– Хочу. Ты ведь звонил насчет чемодана? Иларион резко обернулся, стоя в дверях.

– Я же все-таки офицер, – виновато сказала Нина. – Сначала я думала, что чемодан просто похож, а потом, когда ты на лестнице так потешно притворялся, что тебе не тяжело… Свинцовая оболочка, плюс масса заряда, итого – тридцать кило чистого веса. Не слишком удобная вещица для того, чтобы носить ее одной рукой.

– Елки-палки, – сказал Иларион. – Значит, ты меня сразу расколола… Зачем же ты осталась? Надеюсь, не из-за острых ощущений? Знаешь, когда-нибудь ты сможешь выгодно продать мемуары. «Секс на ядерном заряде» или что-нибудь в том же духе.

– Я осталась, потому что мне этого хотелось, – твердо ответила Нина. – И хватит молоть чепуху. Дадут мне когда-нибудь кофе или нет?

Сварить кофе Иларион не успел, потому что в дверь позвонили. «Оперативно, – подумал он. – Ну, еще бы! Федотов наверняка боится, как бы я не начал крутить ручечки и дергать за провод очки.»

– Ты лежи, – сказал он, заглянув в комнату по дороге к двери. – Это быстро. Заберут и уедут. О'кей?

– Ладно, – сказала Нина.

Забродов открыл дверь и попятился. На пороге стоял генерал Федотов собственной персоной.

– Когда ты позвонил, я как раз проезжал неподалеку. – объяснил он. – Решил убедиться собственными глазами. При всем моем уважении к тебе, в это как-то трудно поверить.

– Да уж, – промямлил Иларион.

Генерал шагнул вперед и в нерешительности остановился, поскольку Забродов все еще торчал в дверях, загораживая ему дорогу.

– Ты чего? – спросил он подозрительно. – Пускать меня не хочешь, что ли?

– Что вы, как можно, – спохватился Иларион и с большой неохотой отступил в сторону, давая Федотову пройти. – Это я так… Обалдел от неожиданности.

– Обалдел он… А что тогда про меня говорить? Доведете вы меня до инфаркта, черти окаянные.

– Ничего, – сказал Иларион, лихорадочно соображая, как быть. – Сейчас кофейку организуем, поправим нервишки… На кухню, товарищ генерал, а то у меня там неприбрано…

– Нашел, чем удивить, – проворчал Федотов, – неприбрано… Как будто у тебя когда-нибудь бывает прибрано! Не люблю я на кухне сидеть. Годы мои не те – по табуреткам маяться.

– А я вам подушечку… – заикнулся было Иларион, но генерал уже решительно шагнул мимо него в комнату. На пороге он остановился. Повисла нехорошая пауза.

– Так, – медленно, веско сказал Федотов. – Это и есть твой мини-заряд?

– Здравия желаю, товарищ генерал, – невозмутимо прозвенел голос Нины.

Иларион заглянул через плечо Федотова в комнату. Нина, полностью одетая и даже причесанная, сидела на краешке дивана, чинно сложив руки на коленях. Свернутая в тугой валик постель лежала в уголке дивана, прикрытая старой газетой. Рядом с Ниной обложкой кверху лежал раскрытый посередине сборник японской поэзии. Забродов схватил себя за нос двумя пальцами и крепко сдавил, чтобы ненароком не разразиться неприличным ржанием. Переждав пару секунд, он отпустил нос и сказал:

– Вы что, знакомы? Надо же… Эх, товарищ генерал! А сами говорили, что не знаете никакой Самоцветовой… Или вы с ней потом познакомились? Отбить, наверное, хотели?

…После отъезда спецгруппы Иларион все-таки сварил кофе, разлил его по чашкам и принес в комнату на старинном подносе литого серебра. Федотов все еще отдувался и озадаченно вертел головой, то и дело принимаясь вытирать шею носовым платком, как будто в квартире стояла невесть какая жара. Когда Иларион поставил перед ним поднос с кофе, генерал покосился на свою чашку так, словно опасался, не налил ли туда Забродов цикуты или еще чего-нибудь похлеще. На Нину он не смотрел вообще, а та буквально пожирала его огромными, чересчур преданными глазами. Иларион сдержал улыбку, подал ей кофе, а потом взял свою чашку и опустился в свободное кресло напротив генерала: Нина туда сесть, очевидно, не рискнула, предпочтя насиженное место на диване.

В комнате работал телевизор. Звук был отключен, на экране мелькали кадры какого-то очередного кровавого безобразия – не то автомобильной аварии, не то террористического акта. Иларион скользнул по картинке равнодушным взглядом и вдруг напрягся: на экране был виден разбитый в лепешку «додж», на полном ходу врезавшийся в осветительную опору. Марка и цвет были Илариону знакомы, но это полбеды: он узнал смятый багажник с отскочившей крышкой и понял, что Мельник выбрал единственно верный путь к разрешению всех своих неразрешимых проблем. Он был трусливым скотом и садистом, он чуть не послужил причиной гибели тысяч и тысяч людей, но настроение у Забродова все равно испортилось.

На экране спасатели в своих световозвращающих комбинезонах принялись кромсать гидравлическими ножницами сплющенный металл, пытаясь извлечь тело водителя. Иларион поискал глазами пульт, не нашел, привстал с кресла и выключил телевизор по старинке, вручную. Экран погас, и сразу стало легче.

– Ну? – сказал генерал, сердито глядя в чашку.

– Нет, ребята, – со вздохом сказал Иларион, – я не гордый. Не заглядывая вдаль, я скажу: зачем мне орден? Я согласен на медаль!

– Болтун, – убежденно произнес Федотов.

– Твардовский, – поправил Иларион. – «Василий Теркин». Помните, как он там из трехлинейки «мессер» завалил? А потом говорит: нет, говорит, ребята, я не того, не гордый…

Нина отвернулась и стала осторожно прихлебывая кофе, смотреть в окно. За окном не было ничего интересного, если не считать голубя, который, поминутно скрежеща коготками по жести, бродил по карнизу.

Генерал терпеливо пропустил мимо ушей тираду Забродова, подождал еще немного и сказал:

– А если по существу?

Иларион сделал большие глаза и с трагическим выражением лица кивнул в сторону дивана.

– Перестань корчить рожи, – строго сказал генерал. – Об этом надо было думать раньше. Нет, это ж надо такое учудить! – не выдержав, взорвался он. – Заниматься черт знает чем с ядерным зарядом под кроватью! Извращенцы, – закончил он с отвращением.

– Да, – сказал Иларион. – Моральный облик ваших сотрудников оставляет желать лучшего. Плохо у вас поставлена воспитательная работа, товарищ генерал! Сплошные неуставные взаимоотношения. Но вы сами виноваты. Сначала подсылаете ко мне женщин, а потом чем-то недовольны. А чемодан, между прочим, стоял не под кроватью, а в кладовке.

– Да, это в корне меняет дело, – ядовито согласился Федотов. – Собачья у меня работа, – вдруг признался он. – В кои веки случится что-то занятное, и ведь никому не расскажешь! А расскажешь, так не поверят. В кладовке… – Он неожиданно фыркнул в чашку, едва не расплескав кофе. – Анекдот! Ну признайся, Иларион, ты ведь специально это устроил?

Забродов отчаянно замотал головой – Никак нет. Нога попала в колесо, понимаете? Федотов тяжело, по-стариковски развернулся в кресле и некоторое время внимательно разглядывал Нину, которая так же внимательно разглядывала что-то за окном, хотя там уже не было даже голубя. Голубь улетел, оставив после себя лишь пару перышек да несколько живописных визитных карточек.

– Да, – закончив осмотр, согласился генерал. – Это я могу понять. Это мне доступно.

Нина отвернулась от окна и взглянула на него с живым интересом.

– Но-но, – сказал Федотов. – Ты кому глазки строишь, коза? По гауптвахте соскучилась? Твоя школа, – сообщил он Забродову и вдруг посерьезнел, словно его, как телевизор, переключили на другой канал. – У нас мало времени, Иларион. Ведь история, я полагаю, длинная?

– Да не так чтобы очень, – вздохнул Иларион. – Дурацкая – это да. Нелепая – сколько угодно. А длинная… Нет, пожалуй, не длинная.

Он залпом допил кофе и подробно рассказал присутствующим, кто такой Мельник, как и откуда попал к нему пресловутый чемодан и что Мельник должен был с этим чемоданом делать. Не умолчал он и о том, каким образом раздобыл эти сведения, а в качестве завершающего штриха сообщил, что только что видел бывшего владельца чемодана по телевизору, и описал его плачевное "состояние. Рассказ получился сжатым, весьма информативным и имел законченную форму, то есть сильно напоминал идеально составленный рапорт, в представлении генерала Федотова. В этом рапорте было одно-единственное слабое место, но опытный взгляд генерала сразу же за него зацепился.

– А как, собственно, ты вышел на этого Мельника? – спросил генерал.

– Погода сегодня чудесная, – невпопад ответил Забродов. – Вылечу, наверное, точно по расписанию. Главное, чтобы в пункте назначения не было тумана. Вы прогноз погоды не слышали, товарищ генерал?

Федотов побарабанил ногтями по краю кофейной чашки, и та отозвалась мелодичным звоном.

– Вот что, капитан, – сказал он. Иларион удивленно вскинул брови, но Федотов смотрел не на него, а на Нину. – Поезжай-ка ты, дочка, в нашу контору и пробей этого… Беслана, да?.. Пробей его по всем нашим каналам. Можешь связаться с ФСБ, с Потапчуком. Сошлись на меня, он поможет. Этого стервеца надо взять, он многое может рассказать, и тянется за ним немало – и по нашей линии, и по какой угодно…

Нина торопливо поднялась и направилась к двери, но на полпути остановилась и посмотрела на Илариона.

Федотов неловко завозился в кресле, покряхтел и сердито сказал:

– Сами выходите, если вам надо. Я пожилой человек, и кресло удобное… Мне и тут неплохо. Могу отвернуться, если хотите.

Иларион медленно покачал головой и встал. Нина уже была в куртке. Она улыбнулась Забродову, вынула из кармана шариковую ручку, записала прямо на дверном косяке какой-то номер, кивнула обоим мужчинам и быстро вышла.

– Телефон, – уверенно сказал Федотов, когда за ней захлопнулась дверь.

Иларион промолчал. Он и без Федотова видел, что это телефонный номер.

– Интересно, чем ты их берешь? – спросил генерал.

– Начитанностью, – буркнул Забродов, падая обратно в кресло.

Генерал взял со стола метательный нож, задумчиво поковырял его кончиком под ногтем большого пальца, укололся, коротко выругался, положил нож на место и принялся сосать палец.

– Как насчет моей просьбы? – поинтересовался Иларион.

– Насчет медали, что ли? – спросил генерал, озабоченно разглядывая палец.

– Насчет медали все ясно, – усмехнулся Забродов. – Бойцам невидимого фронта – невидимые правительственные награды… Посмертно. Я насчет чемодана, аэропорта и всего прочего.

– Чемодан тебе скоро привезут, – проворчал генерал. – Если не взорвутся к чертовой матери, конечно. Времени-то маловато, а ради тебя они в лепешку расшибутся. Если бы ты вечером позвонил, было бы другое дело. Но ведь ты же был занят!

– Нечего вам на меня ворчать, – сказал Иларион. – Во-первых, была уже ночь, а никакой не вечер. Нормальные люди в это время уже спят, и вы в том числе. Я вам выспаться дал! Вы бы полночи нервничали, людей собирали, а потом они бы все равно взорвались – не впопыхах, так спросонья… Какая разница?

Генерал ответил в рифму – образно, но совершенно неприлично. Забродов вздохнул.

– Хотите еще кофе?

– Не хочу я твоего кофе, – ворчливо ответил Федотов. – У меня от него мотор стучит. Насчет аэропорта не волнуйся. Пройдешь мимо контроля, я уже договорился. Ну за дополнительный вес, конечно, придется раскошелиться.

– Тридцать кило! – возмутился Забродов.

– Это была твоя идея, – напомнил генерал. – Не понимаю, на кой черт тебе это надо.

– Долг платежом красен, – сказал Забродов. – Каждому воздается по делам его, понимаете? Пускай прочувствует на собственной шкуре, каково это – быть жертвой террористического акта.

Говоря это, он улыбался, но глаза оставались непривычно жесткими, как будто он сидел не за столом в собственной квартире, а в засаде. Федотов подумал, что давно не видел Илариона Забродова таким, и мысленно посочувствовал незнакомому японцу.

– Ты давай, – сказал он, – собирайся потихоньку. Я, с твоего позволения, пока посижу здесь. Все равно работать не смогу, пока ты не улетишь. Не обращай на меня внимания, ладно? Собирайся.

– Да я уже давно собрался, – ответил Иларион, но все-таки встал. – Книжку вам дать? Скучно ведь, наверное.

– Хотел бы я немного поскучать, – вздохнул Федотов. – Да разве ж вы дадите?

– А вы подайте рапорт и ступайте себе на пенсию, – тоном профессионального провокатора сказал Иларион. – Мещеряков давно по генеральским погонам тоскует. Будете рыбку удить, помидоры выращивать, скучать перед телевизором… А когда вашему преемнику от вас что-нибудь потребуется, он вам машину изуродует, сумасшедшую бабу подсунет, хулиганов каких-нибудь на вас натравит, потому что прямо попросить о помощи ему будет неудобно. Неловко, знаете, пенсионера по пустякам беспокоить…

Генерал крякнул.

– Ну извини, – сказал он. – И вообще, это была идея твоего закадычного приятеля. Забродов посмотрел на часы.

– Время еще есть, – задумчиво проговорил он. – Может, наведаться в госпиталь? Перекрыть ему, гаду, кислород, или что там у него… А то, не ровен час, оклемается и еще что-нибудь учудит. Нет, серьезно, от него одни неприятности. Если бы не он, я бы нипочем об этот чертов чемодан не споткнулся. Поедемте вдвоем, а? Вы на стреме постоите, а я его подушкой придушу. Или наоборот.

– Давай свою книжку, – вздохнул генерал и вынул из внутреннего кармана футляр с очками. – От твоего юмора и в самом деле удавиться хочется.

Иларион озадаченно почесал в затылке, прикидывая, какое чтиво предложить генералу, а потом взял с дивана томик японских поэтов.

– Вот, – сказал он, – полюбопытствуйте. Ознакомьтесь с психологическим портретом противника.

Федотов подозрительно оглядел обложку и перелистал несколько страниц.

– Так это же стихи, – сказал он. Иларион пожал плечами.

– Конечно. Причем в довольно приличном переводе. Я вам уже говорил, что одиннадцатое сентября задумал поэт.

– Ты все-таки считаешь, что наш японец имеет отношение к одиннадцатому сентября?

– А вы, товарищ генерал, разве так не считаете? Даже после этой истории с чемоданом? Вы только представьте себе, что могла натворить эта штука, если бы она взорвалась в вестибюле гостиницы «Россия»!

Федотов не спеша водрузил на нос очки и закрылся книгой. Воцарилось молчание, нарушаемое только шелестом переворачиваемых страниц. Воспользовавшись паузой, Иларион навел в комнате порядок, то есть отнес на кухню поднос с кофейной посудой и убрал на место все еще спрятанное под прошлогодней газетой постельное белье.

Потом привезли чемодан. В квартиру его внес Матвей Брузгин, и Забродов понял, что это не случайно: генерал Федотов принял меры к тому, чтобы сузить круг людей, посвященных в эту историю. Наблюдая за тем, как Брузгин протискивается в прихожую, Иларион в который уже раз подумал, как, наверное, хорошо быть простым обывателем. Ходи себе на работу, смотри по выходным футбол, пей пиво и ни о чем не думай. Если ты не полный идиот, все у тебя будет хорошо и гладко, и тебе даже в голову не придет, что вот только что, сию минуту, в каком-нибудь неприметном, забрызганном грязью автомобильчике мимо тебя провезли ядерный заряд, способный стереть с лица земли пол-Москвы. И если даже отголосок чего-нибудь подобного ненароком просочится в газеты, ты только пожмешь плечами и, раздраженно отшвырнув скомканный лист, проворчишь: «Брехня. Надоело…»

Квадратный и приземистый Матвей Брузгин управлялся с чемоданом легко и небрежно, словно тот весил не тридцать килограммов, а три. Иларион даже заподозрил подмену и поспешил с ненужной предупредительностью принять у Матвея чемодан. Подмены не было: проклятая штуковина весила столько же, сколько и вчера, и даже еще больше, потому что спецы из управления упрятали ее в другой чемодан, с виду неотличимый от обычного дорожного кейса.

– Ручка-то выдержит? – подозрительно спросил Забродов, оглядывая пластиковый корпус со всех сторон.

– Не боись, выдержит, – успокоил его Брузгин. – Если не станешь этой хреновиной кого попало по башке молотить, непременно выдержит. А сдуру, сам знаешь, что можно сломать… А, товарищ генерал, и вы здесь! Здравия желаю.

– Здравствуй, Матвей, – сказал генерал, опуская книгу и неторопливо снимая очки, которыми пользовался только для чтения. В эту минуту он больше всего напоминал не генерала, а пожилого учителя – ну максимум, директора школы. – Проходи, показывай, что вы там наковыряли.

– Значит, так, – сказал Брузгин, отбирая у Илариона чемодан и без церемоний водружая его на стол прямо поверх разбросанных книг.

Забродов поморщился, но промолчал: на перевоспитание Матвея Брузгина у него уже не было времени, потому что самолет вылетал через три с небольшим часа.

Брузгин щелкнул замками и жестом дистрибьютора, намеревающегося втереть лохам партию просроченной косметики, откинул пластиковую крышку. Под ней, как и предполагал Забродов, оказался слой каких-то тряпок, имитирующий обычный багаж путешественника, а под тряпками – знакомый до отвращения чемодан.

– Игрушка, как видите, на месте, – сказал Брузгин. – Мы с ребятами в ней порылись, посмотрели, что к чему. Игрушка наша, отечественная, но какой-то умник ее усовершенствовал. Управлялась она дистанционно – насколько мы поняли, с помощью одного из тех веселых телефонов, которые мы с Мещеряковым обнаружили в Чечне.

Иларион озадаченно поскреб щеку. Он ожидал чего-то в этом роде, но получить подтверждение своим догадкам все-таки было как-то.., в общем, неприятно. Он живо представил себе, как Мельник, сунув на лапу швейцару, втаскивает в вестибюль гостиницы «Россия» картонную коробку, вдоль и поперек переклеенную скотчем, и садится с этой коробкой где-нибудь в уголке. Он сидит и ждет человека, который должен забрать у него груз, подсчитывает в уме выручку от этого пустячного дела, нервно покуривает и, возможно, даже пьет кофе. Потом внутри коробки вдруг раздается приглушенная трель телефонного звонка, Мельник удивленно поворачивает голову на звук – если, конечно, успевает – и мгновенно, совершенно безболезненно испаряется, разнесенный чудовищным взрывом.

В голове у Федотова, очевидно, бродили схожие мысли. Он, вероятно, представлял, как все это выглядело бы со стороны и какие могло вызвать последствия, как в масштабе страны, так и на мировом уровне. Ему представлялись руины Кремля и, в самом лучшем случае, оживленный обмен встревоженными телефонными звонками между президентами ядерных держав. В худшем случае право принятия решений могло бы попасть в руки какого-нибудь нервного генерала, который, быть может, еще с Суворовского училища ждал случая ответить ударом на удар и показать американскому империализму кузькину мать. По-настоящему представить себе все это было очень нелегко, но трое находившихся в комнате людей отлично знали, что последние полвека мир все время находился в одном шаге от описанного выше развития событий.

Лицо генерала Федотова, когда он слушал Матвея Брузгина, выглядело осунувшимся и сильно постаревшим. Иларион с отсутствующим видом проводил пальцами по щеке сверху вниз, глядя куда-то в угол невидящим, обращенным вовнутрь взглядом. И только сам Брузгин, объяснявший, каким образом можно было взорвать содержимое чемодана и какие изменения внесли в его устройство специалисты-оружейники, оставался спокойным и деловитым. Он был человеком действия и не видел смысла в том, чтобы волноваться из-за событий, которые могли бы произойти, но так и не произошли. Не произошли, и баста! На то и спецназ, чтобы вовремя предотвращать одни события и организовывать другие.

– Вот таким манером, – завершил свою лекцию Брузгин. – На-ка вот, возьми. Это тебе подарочек от технического отдела. Мы, конечно, не японцы, но тоже кое-что умеем.

Иларион протянул руку и принял протянутый Матвеем массивный хронометр на кожаном ремешке. Часы были как часы, разве что чересчур массивные и грубоватые – Иларион такие не любил. Из хромированного корпуса выступали аж три заводные головки. Они тоже были крупные, и каждую из них защищали от случайных воздействий выступы на корпусе. Словом, вещица была довольно уродливая, да еще и с аляповатой красной звездой на циферблате. Забродов повертел часы перед глазами и вознамерился было сунуть их в карман, но Брузгин остановил его.

– Надень на руку и не снимай, – сказал он. – Не ровен час, потеряешь. Это хорошие часы, и ход у них хороший, точный.

– Могли бы сделать поизящнее, – проворчал Забродов, с недовольным видом застегивая ремешок на левом запястье.

– Чего? – не понял Матвей. – А, поизящнее… Так это нарочно. Чтобы, значит, никто не позарился. А то дадут тебе по тыкве и часы заберут.

Забродов фыркнул, сердито разглядывая красную звезду на циферблате. Звезда была крупная, ее можно было увидеть даже издалека. Подобные звезды обычно красуются на башнях танков, нарисованных детьми дошкольного возраста. Когда-то Иларион сам рисовал такие.

– Верхняя головка – будильник, – объяснял тем временем Матвей. – Средняя, как обычно, для установки времени и завода пружины. Самая нижняя – твоя. Ее надо вытянуть до конца. В смысле, совсем.

– То есть вырвать? – уточнил Иларион.

– Вот именно.

– – И что будет?

Матвей показал руками, что будет. Выходило, что будет взрыв. Иларион подозрительно посмотрел на него и для пробы попытался вытянуть головку.

– Довольно неудобно, – ворчливо заметил он.

– Это сделано нарочно, – сказал Брузгин. – А то захочешь завести часы, а сам в это время задумаешься или, скажем, спросонья… Схватишься не за ту головку, и ку-ку.

– А какой у этой штуки радиус действия? – спросил Иларион.

– Сто метров, – ответил Брузгин.

Иларион недовольно пожевал губами. Федотов покачал головой, глядя то на чемодан, то на Забродова. Лицо у него было хмурое.

– Подарочный набор «Юный камикадзе», – сказал Иларион. – Сто метров . Да, это впечатляет. По мне, так телефон был лучше. Гуманнее. Все-таки у японцев дело с охраной труда поставлено основательнее, чем у нас.

– Я так понял, что это – на самый крайний случай, – сказал Брузгин.

Иларион снова почесал щеку.

– В общем, да, – сказал он.

– Ну а чего ты тогда скрипишь? Иларион пожал плечами: он и сам не знал, почему скрипит.

– Как там Мещеряков? – спросил он, чтобы сменить тему.

– Состояние стабилизировалось, – сказал молчавший до сих пор Федотов.

– Когда придет в себя, передайте ему привет, – попросил Иларион.

– Сам передашь, – проворчал генерал. – Что это тебя на приветы потянуло? Ты бы еще завещание составил.

Брузгин укоризненно покачал головой и, отвернувшись, поплевал через левое плечо.

– И то правда, – после паузы сказал Иларион и встал. – Ну что, господа военные… Я так понимаю, что пора собираться.

– Я тебя подвезу, – сказал Брузгин, закрывая крышку чемодана.

– Уж будь так добр, – сказал Забродов. – А то как подумаю, сколько мне еще эту тяжесть на своем горбу таскать… Вы куда сейчас, товарищ генерал?

– Я побуду здесь, – ответил Федотов. – Подожду вашего звонка из аэропорта.

– Я позвоню, – пообещал Брузгин. – Как только самолет будет в воздухе, так сразу.

– Дверь не забудьте запереть, – сказал Иларион. – И не балуйтесь с ножами. – Он рассеянно оглядел комнату и вздохнул:

– Ну с богом, православные!