Текст книги "Надкушенное яблоко Гесперид"

Из колонок Ирины Волгиной
5. Конюшни Авгия

Вы любите убираться? Нет, не в смысле, когда вас откуда-то выгоняют, (этого никто не любит), а в смысле – наводить порядок? Хотя, я подозреваю, этого тоже никто не любит. Я, по крайней мере, уж точно.

Если уж совсем точно, то я очень не люблю убираться. Поэтому я делаю это один раз в неделю. У меня выделен для этого один такой специальный день (ни в коем случае не выходной, чтобы не портить праздник) когда я прямо с утра, выгнав подальше всех домашних, чтоб не мешали (а помощи от них все равно никакой) начинаю убираться-убираться убираться.

Я ставлю на место все ботинки, и вешаю все рубашки, и разбираю завал из одежды у себя в комнате – между прочим, очень забавно по слоям разнообразных тряпок вспоминать, где я успела побывать за неделю… Хм, даже вечернее платье попалось, что же это было… А, ну да, это в том ресторане… Неважно. Продолжим.

Я разгребаю авгиевы конюшни детских спален и вытираю пыль на мужнином столе. Что интересно, мой муж мусорит в доме меньше всех. Точно меньше меня, а уж о детях и говорить не приходится. И это странным образом никак не согласуется с фактом, что, когда он в отъезде, в доме становится чище само по себе. Я замечала этот эффект многократно, и мои подруги наблюдают то же самое. Да, и времени свободного тоже становится больше. И еда всегда остается.

Ну ладно. Барахло – в стирку, ванную – намазать чистящим средством… Почему от мытья ванной всегда болит спина? А ведь это я еще в кухню не заходила, не говоря уже про пылесос.

Между прочим, я хоть и пользуюсь пылесосом, но в душе (где ударение падает на второй слог, конечно) я предпочитаю старый добрый веник. Пылесос, не спорю, наверное, эффективнее и продуктивнее, но веник – это так основательно, так как-то правильно, так из детства, когда домашняя повинность – уборка – в основном состояла из подметания пола, так… И потом он молчит! Правда, от подметания потом тоже болит спина, хотя и от возни с пылесосом она все равно болит не меньше.

Опять же, можно было бы не мучиться и пригласить уборщицу. Денег это стоит умеренных, проблемы с поиском особенной быть не должно. Можно было бы вместо противного каряченья уходить куда-нибудь на полдня и возвращаться в чистую квартиру… Но нет, я из недели в неделю мучаюсь тут, проклиная все на свете.

На самом деле позвать уборщицу мне мешают два обстоятельства. Нет, даже три. Во-первых, я потом ничего не найду. Никаких своих нужных бумажек, на которых записан ценнейший номер телефона и которые уже два месяца лежат на краю стола, никаких скомканных салфеток, в которые завернута оторвавшаяся пуговица от пальто, никаких… Да мало ли у меня ценных вещей?! И все должны лежать на месте, то есть там, куда я их сама положила и где я могу их найти. И это все еще не говоря про детей и мужа. Не потому, что я не знаю, где их найти, а потому, что у них этих ценных вещей гораздо больше.

Даже когда в моей квартире случайно прибирается моя мама… Такое случается, если она оказывается здесь в мое отсутствие, и это приходится на день, отличный от дня уборки. Маме всегда кажется, что у меня бардак. И действительно, после маминых визитов все квартира сияет, как никогда у меня, но вот найти в ней что-либо… А чужую тетку я вообще убью!

Во-вторых… Я не хочу, чтобы чужой человек знал мои маленькие тайны. Ну, вроде тех, что я ем конфеты в кровати и кидаю фантики на пол под тумбочку, а в правом тапочке у меня дыра. И только ли это… Когда мой младший сын был младенцем, мы часто гуляли с ним в сквере. Там же собиралась большая компания нянь, выгуливающих своих подопечных. Я такого наслушалась про секреты их хозяев… Страшно представить, о чем рассказывают друг другу уборщицы, собираясь в свободное время!

Ну и наконец – это в-третьих – я люблю свой дом. Мне кажется, то, что я убираю его сама, нас как-то сплачивает. Мы становимся ближе, а это важно. И потом я люблю, вылизав наконец все углы (пусть не так чисто, как мама, но все же), сесть в чистой кухне, заварить себе чашку чая, медленно выпить ее и поставить в раковину, не споласкивая – как зародыш будущего недельного бардака.

Яичная тема, озвучить которую Ирина так внезапно и резко отказалась, была для нее в последнее время довольно актуальной, но в то же время болезненной. Собственно, потому в разговоре так и получилось – ей очень хотелось с кем-нибудь это обсудить, и князь был как раз тем человеком, разговаривать с которым ей было во всех отношениях комфортно, но в последний момент стыдливость все-таки пересилила. Потому что уж тема-то была такая… Чересчур деликатная, почти до неприличности. И опять же – Ирина отнюдь не была ханжой, и по необходимости могла вслух называть любые вещи своими именами, так что дело было даже не собственно в физиологии, а скорее в том ее внутреннем аспекте, который…

Две недели назад у нее случилась задержка. В общем, конечно, достаточно обычное дело, с кем не бывает. Хотя с ней, с Ириной, этого как раз почти никогда не бывало, ее организм всю жизнь, однажды начав, работал как часы. Их размеренный ход не могли сбить ни перелеты через океан, ни перемены климата, ни нервотрепки, не говоря уже о каких-то мелочах вроде поездки на море. Все происходило всегда в заранее известное и задолго вычисленное время. Сбой, если это можно так называть, происходил только дважды. Собственно, эти два раза и стали потом Лешкой и Мишкой. Ну, и была еще та история. Но это к делу совершенно не относится.

Помимо всех прочих плюсов такая точность была исключительно удобна из чисто бытовых соображений. Всегда можно было знать заранее, когда лучше планировать отпуск, поездку, да хотя бы – на какой день не назначать себе закупку тяжелой провизии и покраску волос. Всем известно, что в эти дни с волосами вообще лучше ничего не делать.

Ну вот, а тут система неожиданно забастовала. И в день, когда, согласно расчетам, все должно было быть, ничего не произошло. И на следующий, вот ведь безобразие, тоже. Тут, конечно, самое время было бы вспомнить про прецеденты, благо их последствия толклись тут же в квартире, и поднять панику, но главное было в том, что основной виновник всех прецедентов и их последствий, то есть муж Сашка, уже три недели, как находился за океаном, и, следовательно, был ни при чем. Конечно, история знала примеры, допустим, и непорочного зачатия, но в этом месте Ирина предпочитала смотреть на вещи трезво.

Тем не менее, когда через три дня картина не изменилась, она все же зашла в аптеку и купила тест на беременность. «Береженого Бог бережет», – бормотала она себе под нос, запершись в ванной и выполняя дурацкие действия, предписанные инструкцией теста. У нее почему-то никогда не получалось аккуратно написать в стакан с первого раза. Главное, раздражала общая бессмысленность процесса. Так в конце концов и оказалось. Результат, естественно, был отрицательный. «Вполне предсказуемо», – фыркнула Ирина, отправляя стакан в посудомойку а тест со всеми упаковками и инструкцией в помойное ведро.

Успокоения не наступило. Да и откуда бы ему было взяться, успокоению, когда в организме происходит черт знает что, и объяснения этому нет. Лучше бы уж тест показал что другое, в сердцах подумала Ирина. Там хотя бы ясность была. И тут же перебила сама себя – потому что, помилуйте, откуда возьмется ясность, если Сашка, как в том анекдоте, в командировке в Америке?

В общем, еще через несколько дней Ирина все же решила идти к врачу. Пусть ей скажут, в конце концов, что происходит. Сложность была в том, что своего, надежного постоянного врача у нее не было. Детский врач был, зубной для Сашки – был, а вот ее, женского, не было. Да, она знала, что это неправильно, что к зубному и к гинекологу нужно ходить хотя бы раз в год, а лучше в полгода, и, живя в Америке, она так и делала, но, вернувшись в Москву, где жизнь была такой быстрой и суетной, все откладывала и откладывала. И потом, как уже было сказано, организм-то работал, как часы, то есть непосредственной необходимости не наблюдалось, а искать врача впрок, пусть даже для регулярных проверок, было как-то все не с руки, всегда находились дела поважнее. Да и потом, визит к гинекологу – не самое, в общем, приятное занятие, чтобы проявлять ради него какую-то повышенную активность. То есть был, конечно, когда-то врач, который, вернее, которая, наблюдала за ней в период беременности старшим, Лешкой, но это когда было… Она уж, небось, и не принимает вовсе, где ее искать, да и надо ли? Проблема наверняка не такая уж сложная, можно сходить к любому врачу, наугад, посмотреть, что получится, а там уже, смотря по обстоятельствам, можно будет понять, как дальше.

С этой несложной мыслью Ирина забрела в находящийся неподалеку от дома платный медицинский центр с каким-то отвратительно-непроизносимым названием «Медиплюс». При чем тут, казалось бы, плюс? Флюс! Или сделали бы тогда, что ли, лучше минус…

Но внутри было тепло и чистенько. На стенках висели картинки в рамочках и слегка пыльные пластмассовые цветочки. За регистрационной стойкой сидела сестричка в белом халате. Мило улыбаясь, она взяла с Ирины энную сумму денег – не такую маленькую, между прочим – и предложила ей пройти в пятый кабинет к врачу.

Пятый кабинет Ирина нашла, слегка поплутав. За чистенькой приемной лежали какие-то длинные, извилистые и довольно унылые коридоры с желтыми стенами и полом, застеленным расплющенными картонными коробками. «Ремонт у них, что ли? Да нет – это чтоб пациенты грязь не таскали», – догадалась Ирина. Картинок и цветов здесь уже не наблюдалось. Там и сям, притулившись к стенам, стояли шаткие скамейки-банкетки. Возле дверей их количество увеличивалось. На ближайшей обнаруженной Ириной двери была цифра восемь, потом почему-то сразу три, а искомый пятый кабинет обнаружился только за вторым поворотом. «Врач-гинеколог», – гласила табличка на двери. Очереди не было. Ирина постучала и вошла.

Довольно молодая (слишком молодая для врача) миловидная (слишком же для врача миловидная) женщина в белом халате приветливо поздоровалась с Ириной, предложила ей присесть к столу и, не спрашивая о причинах визита, быстрым почерком стала заполнять на нее медицинскую карту. И, вместо того, чтобы освободиться наконец от своей проблемы, Ирине пришлось долго и нудно описывать всю свою предыдущую женскую жизнь. Да, наверное, так полагается, и от этого «сбора анамнеза» есть какая-то безусловная польза, но все равно… Наконец, пробравшись через многочисленные: сколько лет-чем болели– давно ли замужем-как предохраняетесь и прочего в том же духе, приступили к делу.

– Что сейчас беспокоит? – дежурно улыбнувшись, спросила врач.

Ирина рассказала.

Последовала новая серия вопросов, немного более относящихся к существу вопроса. Ирина отвечала, как партизан на допросе, самой было смешно. Нет, никогда, ничего такого. Врач, честно все записав, некоторое время помолчала. После чего слегка задумчиво предложила Ирине пройти за занавесочку на кресло.

За занавесочкой было не только кресло, но и аппарат для ультразвукового исследования. Ирина обрадовалась. В Америке она привыкла к таким осмотрам, они казались ей более эффективными и уж точно были гораздо менее противными чисто технически.

Но врач указала ей на обычное кресло.

– Может быть, сделаем ультразвук? – пыталась настаивать Ирина.

– Сделаем, если хотите, – мягко ответила врач. – Но сперва обычный осмотр.

Пришлось терпеть. Рука в шершавой перчатке, холодные металлические трубки зеркал, острые инструменты для соскобов – Ирина всегда переносила подобные осмотры страшно болезненно. Потому, собственно, так долго и не могла выбрать время для визита. Но вот, наконец, экзекуция закончилась.

– Так у вас все в норме, – сказала врач, стягивая перчатку. – Если хотите, давайте на УЗИ поглядим.

Ирина и без таких мучений знала, что у нее все в норме. Вот только бы еще разобраться, куда сама норма-то делась.

Перебралась на кушеточку к аппарату. Легла. Приладили датчики, и врач долго и вдумчиво разглядывала переливающиеся картинки на мониторе.

– Нет, ничего не вижу. Когда, вы говорите, должно быть?

Ирина снова назвала пропущенные даты.

– Нет, беременности никакой не вижу. Яичники в норме, не увеличены. Когда, вы говорите?

Ирина повторила.

– Знаете, я вообще не вижу, чтобы у вас была овуляция. Ну, чтобы яйцеклетка была созревшей. Ни в одном яичнике, ни в другом. Вот, в правом, только-только что-то начинается…

– И что это значит?

Врач выключила аппарат, сделала Ирине знак одеваться, встала и прошла к столу.

Ирина, наскоро одевшись, вышла за ней. Врач, склонившись над картой, строчила там мелким неразборчивым почерком. Ирина присела.

– Доктор, и что же все это значит?

– Да ничего страшного. Просто пропущена овуляция. Не созрело яйцо. Там уже зреет другое, так что цикл скоро, надо думать, восстановится. Сколько, вы говорите, вам лет?

– Тридцать семь. С половиной.

– Ну, в принципе, так может быть. Рановато, но может.

– Что рановато? – Не поняла Ирина.

– Ну вы же понимаете, с возрастом в организме происходят определенные изменения. А количество яйцеклеток у женщины, оно вообще заложено изначально, может начать истощаться…

– Подождите, – перебила ее Ирина. – Вы хотите сказать, это… климакс, что ли?

– Ну не прямо сам климакс, конечно. Но… Предвестники…

Ирина молчала, потрясенная. Все, что было дальше, было неважно.

Врач выписала ей какие-то витамины, какие-то дополнительные направления, на анализы, кажется, какие-то счета, в общем, дала в руки кучу бумажек и просила прийти еще раз, через месяц. Ирина механически согласилась, попрощалась, прошла, как в тумане, по всем картонным коридорам, узким банкеточкам и пыльным цветам, заплатила по счетам в регистратуре, вышла на улицу, вдохнула холодного воздуха…

Бред. Какой-то просто бред. Этого не может быть. Она, конечно, не первой юности, но чтобы уж так уж… Да нет, ерунда. Какой, к черту, климакс? Ей всего тридцать семь. Она просто устала, понервничала, вот и пожалуйста. Ну и что, что раньше так не было – возраст сказывается.

Вот именно. Возраст. Сказывается. Еще немножко – и скажется совсем. А это нечестно, нечестно.

И ужасно обидно.

Домой Ирина пришла в расстроенных чувствах. Всплакнула в ванной. Испортила суп на обед. Не то, чтобы окончательно, есть его было можно, но вкусно было не очень. Накричала на детей, когда те вечером устроили очередную разборку. Попыталась позвонить и поплакаться Сашке, но тот был занят и не воспринял – и вот так всегда, да, он занят, а у нее жизнь проходит, почти вся кончилась, и даже яйцо не зреет. В общем, безрадостно.

Наутро забылось, стало полегче. Спустя пару дней и совсем отпустило. Ну, не совсем, конечно, что-то осталось, выскакивало по поводу и без повода, как вот при разговоре с князем. Может быть, зря все-таки не рассказала? Но нет, нет, незачем. Время пройдет, яйцо созреет, цикл наладится, и совершенно не нужно всем рассказывать про свое внутреннее несовершенство. Даже если это просто случайный эпизод. Тем более – если эпизод.

Но спустя пару месяцев и несколько безукоризненных – как всегда, как прежде – циклов «эпизод» повторился. То есть вот так вот – взял и повторился. И опять Ирина судорожно считала и сверяла даты, безнадежно вглядывалась в себя и прислушивалась к движениям организма. Издевательство какое-то!

Правда, здесь было одно «но». В отличие от предыдущего раза Сашка был в Москве, рядом, и это значило… Нет, совсем не то, что можно было плакаться на месте ему в жилетку, хотя и это, безусловно, тоже, но главным было все-таки то, что все происходящее, вернее, не происходящее, можно было благополучно списать на него. И, Господи, думала Ирина, как было бы хорошо, если бы и в самом деле оказалось бы так, что все можно было бы списать на него. То есть, конечно, ничего хорошего, наверное, все-таки не было бы, потому что возник бы целый ряд новых вопросов и проблем, но по крайней мере не было бы сомнений в моем… в моей… А в чем, собственно, твоем? Чего ты так надрываешься? – Спросила она себя. Возраст? Так тут нет никаких вопросов. Не девочка, да. И двадцати пяти тебе тоже уже никогда не будет. Фертильности? А оно тебе нужно? У тебя, строго говоря, уже есть некоторое количество доказательств этой самой фертильности, и новых, пожалуй, не хочется. Вот окажись ты сейчас беременна, и что? Лучше не надо.

– Надо! Надо! – Вдруг закричал в ответ внутренний голос откуда-то из глубин организма, да так пронзительно, что Ирина сама испугалась. Для нее, честное слово, это было неожиданно. Она была – по крайней мере, она сама искренне так считала – совершенно довольна составом своей семьи, двух детей им с Сашкой было вполне достаточно. Сашка, правда, мог иногда что-нибудь такое сказать на тему, что есть еще, мол, порох в пороховницах, но все-таки больше в шутку, чем на самом деле всерьез. Ну, и сама она, бывает, жалела тихонько, что у нее не получилось дочки, а только мальчишки, но и это достаточно абстрактно, а не чтобы что-то предпринимать по этому поводу. Все-таки рожать, считала она, после тридцати пяти было уже поздновато, да и как представишь, сколько с этим будет возни. Мальчишки только-только выросли, жизнь только-только устоялась, и опять бессонные ночи? И ладно бы только это, а растить? А беременность сама, в конце концов? Ноги, зубы, спина? Нет, она уже все это проходила, спасибо. Но откуда, откуда тогда этот отчаянный вопль? Может быть, во всех ее разумных рассуждениях что-то не так, и надо подумать сначала?

И обязательно подумаю, успокоила она внутренний голос, но сначала схожу в аптеку. Думать, знаете ли, лучше все-таки на основе каких-то конкретных знаний. Вот схожу в аптеку, куплю тест на беременность, выясню все доподлинно – а потом и подумаю. Может, там и думать-то не о чем. Хотя уж что-что, а о чем думать, всегда найдется.

Так, исполненная различных дум, она и зашла в аптеку. Аптека была современной, новомодной, организованной по принципу супермаркета, то есть всяческие полезные товары и принадлежности, продающиеся без рецепта, включая косметику, мыло и витамины, были разложены на многочисленных полочках и стеллажах, а к продавцу за стеклянным прилавком надо было обращаться только за каким-нибудь серьезным лекарством. Ирина, разумно рассудив, что тест на беременность серьезным лекарством не является, решила никого не спрашивать и отыскать его самостоятельно.

Побродив немного среди лабиринта стеллажей, она отыскала, наконец, нужную полку. Там было собрано практически все, имеющее хоть какое-то отношение к процессу человеческого воспроизводства, от презервативов до разнообразных прокладок с крылышками и без. Нужных Ирине тестов на беременность было, как минимум, вариантов семь. Она стала вдумчиво их рассматривать, читая инструкции и изучая ценники. Это было совсем не пустое занятие, потому что цены варьировались в пределах порядка, то есть десятикратно. Выбирая разумный компромисс между ценой и надежностью, Ирина цапнула очередную розовую коробочку, прочла наклеенную сзади на белой бумажке инструкцию на русском языке, нахмурилась, перевернула, прочитала название на английском… Нахмурилась, прочитала еще раз… Нервно засмеялась, положила коробочку на место, развернулась и вышла из аптеки, не купив вообще ничего.

Потому что это действительно смешно – выбирая тест на беременность, наткнуться на тест для определения, наступил ли у тебя климакс. А главное, наткнувшись, не бросить его с возмущением на полку, а начать задаваться вопросом, не купить ли лучше его, цена-то подходящая. И вообще, может, он в данном случае нужнее.

Маразм, маразм, думала Ирина, садясь в машину и глядя на себя в зеркало заднего вида. Совсем уж я спятила с этими своими яйцами. То вылупляются, то не вылупляются, что хотят, то и делают, организм совсем вразнос пошел, а я ему потакаю. И тут же снова вылез внутренний голос, на этот раз не надрывно, а тихо и ласково: «А ты роди, – шептал он. – Роди кого-нибудь, вот организм и наладится. Очень омолаживает, говорят. Просто новая жизнь». Ага, роди. И умри тут же на месте, ответила ему Ирина. Я и в прошлый-то раз еле выжила, то токсикоз, то давление, а это мне еще на десять лет меньше было. Вот если бы еще можно было хоть с пузом не ходить, не маяться, если б их, детей, готовенькими выдавали, да чтобы с гарантией девочку, еще можно было бы подумать… Внутренний голос, явно не зная, что ответить, заткнулся и замолк. Ирина завела мотор и поехала домой.