Текст книги "Геммы. Сыскное управление"

– Да вы не стесняйтесь, пользуйтесь! – щебетала Капитолина Антоновна. – Это все уж старое, нам с Петрушей к весеннему сезону нужно почти всю меблировку заменить – будут гости, много гостей!

Норма прикрыла глаза. Ну конечно, это все благодарность за то, что Петр Архипыч был представлен самой императрице и теперь его значимость в обществе возросла. А у Щукиных еще и две дочери на выданье.

– Надеюсь, следующим будет мальчик, – пропыхтел Петр Архипыч, пододвигая к окну кадку с каким-то разлапистым растением, за которым им теперь надлежало следить. – Чтобы наследник, чтобы помощь.

Госпожа Щукина на это только лукаво прищурилась и покачала указательным пальцем.

Когда она наконец вперевалку отправилась восвояси, Петр Архипыч проводил жену до экипажа и вернулся в обновленное жилье геммов, где все еще настойчиво пахло ландышами.

Упав в пискнувшее пружинами продавленное кресло, он достал из кармана жилета платок и промокнул лоб.

– Ну, как вам? – криво усмехнулся он, обводя комнату рукой.

Норма не знала, какие слова приличествуют такому случаю. Они привыкли жить скромно, довольствуясь тем, что им давали, а давали обычно немного. Переехав в управление, они уже были потрясены простором и свободой, которые на них обрушились, а теперь это место напоминало, возможно, чей-то дом. Настоящий, в котором по многу лет живут люди разных поколений, но вряд ли имеющий к ним хоть какое-то отношение.

Пауза затягивалась, Петр Архипыч чуть нахмурился:

– Вы простите ее, Капитолина иногда переусердствует. Беременные женщины, они…

– Нет, все прекрасно, – тут же прервал его Илай. – Мы просто не привыкли к подобному, но не сомневаемся во вкусе вашей супруги. Это место преобразилось!

«И ведь ни словом не соврал!» – то ли оценила, то ли ужаснулась Норма и выдернула наконец злосчастную нитку. Теперь пастушок в соломенной шляпе улыбался как-то по-бандитски, и ей сразу же стало стыдно.

– Да, теперь все такое заставленное, – тут же добавила Диана и сунула нос в листья странного растения. – К слову, оно ядовитое.

– А ты его не жуй, – посоветовал Лес, вытирая грязные руки ветошью.

– Мы очень благодарны! – повысил голос Илай, только чтобы заглушить этих двоих невежд. – Петр Архипыч, нам бы посоветоваться. Только вот это не совсем касается сыска…

Полицмейстер покрутил ус и важно кивнул:

– Хм, понимаю, понимаю… Долг перед Внутренней Церковью?

– Откуда вы знаете? – не удержалась Норма, на что начальник прищурился хитро, точь-в-точь как его жена до этого:

– Навык наблюдения! Их карету ни с какой другой не перепутать. Да и выходите вы оттуда какими-то потрепанными. Выкладывайте, чем смогу – помогу.

Он хотел показаться отстраненным, но Норма явственно почуяла в окружавшем его зеленоватом свечении желтые искры тщательно скрываемого любопытства. Она снова зажмурилась. Да что ж это такое! Неужто ее прокляли?

Илай тем временем решил зайти издалека:

– Что посоветуете предпринять, скажем, если искомый человек предположительно связан с нежелательными личностями, доступ к которым затруднен в связи с нашей приметностью?

– Чего? – поморщился Петр Архипыч. – Давай-ка по-человечески и по существу. Не можешь разглашать детали – не надо их мне, но не темни.

Пока Илай собирался с мыслями, а полицмейстер мизинцем выковыривал из уха остатки его велеречивости, Норма впервые за долгое время решилась открыть рот:

– Мы ищем одного человека, имя которого не можем назвать. Единственный след ведет в трактир «Погремушка», а именно к неким Валдису Сажени и деду Панкрату. Из-за секретности мы не можем просить о помощи других сыскарей, как не можем проникнуть туда, будучи незамеченными, из-за глаз и прочего. Именно поэтому нам нужен совет опытного полицейского.

Петр Архипыч так и застыл с пальцем в ухе и выражением недоверчивости на лице. Его свечение полыхнуло тревожно-оранжевым. Через пару мгновений он встряхнулся и подался вперед, сложил руки замком на столе подле самовара. Тот теперь стоял на кружевной салфетке.

– Это как вас, ребятки, угораздило на Колесо намотаться?

– Какое колесо? – Диана терпеть не могла двусмысленностей, и если только заподозривала такое, то сразу лезла с вопросами. Но на этот раз они были как никогда кстати.

– Преступный союз. Неизвестно точное количество его членов, но Сажень и Панкрат точно из них. Не рекомендую связываться, вы нам еще живыми нужны.

Лес фыркнул:

– Не для того мы родились благословенными, чтобы в конторе отсиживаться. Мы сильнее, мы быстрее…

– Да-да, и умнее стократ, – махнул рукой полицмейстер, от чего Лес моментально сдулся и понурил голову, но глаза еще поблескивали сердито-алым. – Я такое уже слышал, а потом терял людей. И дело не в этих ваших талантах, которые я, упаси серафимы, не подвергаю сомнениям, а в молодости и самоуверенности. На них и погорите, а мне отвечать. Что я скажу тогда императрице? «Недосмотрел, государыня»?! У-у, так бы и надавал по шее! – все же рассердился он. – Что вам, что Егорке-трепачу!

Прав и правда.

– Тогда как нам исполнить свой долг? – как можно мягче спросила Норма, всем своим существом пытаясь погасить огненные сполохи в этой теперь такой тесной, но пахнущей жильем комнатке. – Поймите, у нас нет ни выбора, ни других зацепок. Мы обязаны.

Привставший было на ноги полицмейстер рухнул обратно в кресло и с усилием потер лоб, разглаживая гневный треугольник на переносице. Какое-то время они провели в молчании; слышно было только, как грызет сахар Диана и как хрипят монструозные настенные часы с ходиками – разумеется, тоже подарок Капитолины Антоновны.

Он мрачно оглядел каждого из них: насупленного Леса, ломающего пальцы Илая, погруженную в себя Диану и Норму, которая все еще надеялась, что он сможет подсказать им верный путь. Научить настоящей сыскной работе, в то время как сухая теория от наставников, не раскрывших в своей жизни ни единого преступления, то и дело давала сбой.

Наконец он вздохнул и одернул полы синего мундира.

– Хорошо, ребятки. Есть у меня одна идея. Но предупреждаю: вам она ни разу не понравится.

– Ау-у-у! – взвыл Лес, сложив ладони горном. Вышло звонко, вой разнесся по мусорным холмам и устремился в светлое зимнее небо.

Илай поморщился:

– Ты что, сдурел?

– Не, я нечисть отгоняю, – важно заявил брат.

В нескольких шагах от юношей фыркнула Норма:

– И какую же, позволь спросить? Шишиги как сновали здесь, так и снуют. Вон, их Фундук ловит, будто крыс каких.

И правда: Фундук, выгибаясь и высоко подскакивая, пытался выковырять мелких бородавчатых тварей из их нор, но те скрывались в одном ходу, а потом показывались из другого. Морда у Фундука была слишком широкая для нор мелких пакостников, чем они бессовестно пользовались. Кошкан шипел и пыхтел, но не сдавался, и вид у него при этом был самый зверский. По такому и не скажешь, что он любит, чтобы ему чесали стальной щеткой пузо, и не пьет воду, которая простояла в миске больше пары часов, – дикарь, да и только.

– Леший с ними, с шишигами! Удильщика бы не повстречать, – протянул Лестер. – Вроде как волчий вой – единственное, что способно их отвадить. А уж если такому попасться, заломает же! У них руки до земли, а шеи длинные…

– Трижды болван, – прищелкнула языком Диана, отшвыривая в сторону какой-то рваный мешок. – Они водятся только в глухих болотах, а не вблизи городов – раз; перед удильщиком ты всегда сначала увидишь блуждающие огоньки мерников – это два. Что наводит нас на мысль, что при свете они не нападают – три. Так что не вздумай больше выть, и без того тошно!

Тошно – это слабо сказано. Прав был Петр Архипыч, когда заявил, что идея им не понравится. Хотя начиналось все даже захватывающе.

Они разбились на пары и с разных точек обзора издали следили за «Погремушкой» – глаза позволяли не подходить вплотную, но Илай все равно усердно заглядывал в окна в отчаянной надежде рассмотреть дедовых снегурок и монетную матрону. Любопытно же! Но тщетно – все окна были прикрыты шторами на манер тех, что теперь красовались на втором этаже сыскного управления. Намерзлись жутко, но под утро им повезло: Норма с Лесом первыми выследили человека с тачкой, полной мусора, который тот покатил к городской свалке прямиком из Закрепского округа.

Первый улов не дал им искомого, а потому они вернулись еще через день. Вот только тот человек, судя по всему, вывалил мусор в другом месте. Возвращаться восвояси было обидно, а потому геммы решили поискать в окрестностях.

– Как так вышло, что графскую дочку мы ищем на свалке? – буркнул Лес и пнул какой-то ящик, оказавшийся бесполезным. Тот хрипнул и тут же развалился на доски от удара.

Действительно, как?

Все дело было в порядке расследования. Петр Архипыч обмолвился, что и без них есть кому заниматься делами Колеса и просто так врываться в заветные заведения только повредит другим агентам. А раз втайне добыть сведения не удастся, то остаются доказательства иного толка – те, которые уже никому не нужны, никому по закону не принадлежат, находятся у всех на виду и ни к кому не могли бы привести, кабы не таланты геммов.

– Таланты рыться в мусоре! – Лес продолжал избивать ногами отвергнутые ящики направо и налево.

– Не ной, – шикнула на него Диана. – Лучше ищи.

– Я тебе не собака поисковая, – сказал он тихо, как если бы она была обычной девушкой и могла не расслышать.

В ответ ему в голову полетел треснувший обод от бочки, но Лес вовремя присел, прикрывшись руками.

– Ты чего!

– А я, значит, собака?! А ТЫ БЕСА НЕ ПОГНАЛ?!

Илай вздохнул и привычно подхватил разъяренную младшую за локти, чтобы она не бросилась на брата. Обычно Диана была спокойна, иногда даже слишком, но в ярость приходила за считаные мгновения и всегда неожиданно. Одно дело зарвавшиеся гвардейцы – все же они миряне, и Диана не причинила бы им настоящего вреда, – а вот Лесу могло достаться в полную силу. Пока тот сбивчиво объяснял рычащей Диане, что собаки удивительные, крайне разумные и полезные существа, с которыми у нее нет ничего общего, а Илай продолжал держать ее так, чтобы она не дотянулась изгаженным в помоях каблуком ботфорта до лба Леса, Норма, которая успела уйти достаточно далеко, вдруг замахала руками, мол, что-то нашла:

– Ре-бя-та!

Потасовку пришлось отложить до лучших времен.

Диана встряхнулась, оправила мундир и плащ, подобрала с мусорной кучи форменную треуголку и деловито потрусила к старшей сестре. Илай и Лес последовали за ней.

Обогнув холм какой-то рухляди, братья нашли девушек пристально рассматривающими крошечное ярко-красное перышко. Они охотились на ящики из-под контрабандного вина, которые вывозили сюда прямиком из «Погремушки», но чаще они были самыми обычными и никакой ценности для расследования не представляли. Но тут…

– Егор упоминал, что на Адель была накидка из диковинных перьев. Могло статься, что она приближалась к этому ящику, когда была в ней, – объяснила Норма, откинув на спину косу, чтоб не мешалась. – А еще посмотрите-ка на это. Особенно ты, Илай. Ничего не напоминает?

Илай присел рядом и всмотрелся в грязную и как будто слегка помятую боковину ящика. Сначала он не мог сообразить, что именно должен был увидеть, а потом его глаза полезли на лоб.

На древесине было отчетливо выжжено: «Ad. Ay». И рядом круг, поделенный на четыре равных доли.

– Чтоб меня приподняло да шлепнуло! Те же самые буквы, что были на складе с дохлыми ящерицами!

– А добавь к этому накидку из перьев редких птиц… – многозначительно протянула Норма.

– И стойкую нелюбовь к паустаклавской таможне, – подхватил Лестер.

– Вот мы и встретились! – Илай потер ладони, уже готовясь надеть на запястья коварной шлеменки кандалы.

Норма фыркнула, явно собираясь вернуть его из Деима на землю, но тут Диана со значением подняла палец. Другой рукой она прижимала к носу красное перышко, трепетавшее от ее глубокого дыхания.

– Есть, – выдохнула она и передернула плечами, точно в ознобе. – Есть что вам рассказать. Только пойдемте отсюда, а то у меня уже голова кружится. И провоняла с головы до ног.

Ящик пришлось волочь с собой. Как-никак, вещественное доказательство.

Они слегка замешкались, вырывая из пасти у Фундука изрядно пожеванную, но еще живую и злющую шишигу. Все участники действа остались крайне друг другом недовольны – что кошкан, что шишига, что поцарапанные ее мелкими коготками геммы.

Когда они удалились на достаточное расстояние, чтобы перестать чуять навязчивый дух свалки, кроме того, что исходил теперь от их плащей и обуви, Диана заговорила снова:

– Наша Адель – та еще штучка. Судя по всему, балуется алхимией, духи у нее необычные, воздействуют на эмоции. Не сомневаюсь, что в ее арсенале их много, но конкретно эти вызывают трепет, граничащий со страхом. Весьма разумный выбор, когда ты женщина и обретаешься в подобных местах.

– Это еще почему? – не понял Илай. – Разве не лучше всем нравиться? Мужчинам там.

Сестры посмотрели на него со смесью нежности и жалости.

– Ты иногда такой… безнадежный, – тяжело вздохнула Норма. – И точно спал на лекториях по статистике.

– Статистика-шматистика.

– Давай ты просветишь его позже? – предложила младшая. – Итак, духи у нее хитрые, много чего перебивают. Но если разложить ольфакторный след на составляющие, там есть именно то, что нам нужно, – запах, идентичный тому, что сохранился на перчатке и платке Катерины Дубравиной.

Илай аж слюной подавился на вдохе.

– Так чего ты нам головы морочишь?! – завопил он, отчего Фундук неприязненно прижал одно ухо. – Духи, статистика, женщины… Катерина – вот что по-настоящему важно! Где она?

– Может, этим составом Адель и ее запугивала? – здраво предположил Лес.

– Возможно. – Диана пожала плечами. На брата она, похоже, уже не злилась. – А возможно, они только раз пересекались и шлеменка не знает, где ее сейчас искать. Могу сказать одно: запах Дубравиной – тонкий и слабый, такой на улицах тает на три счета, и нам повезло, что перо зацепилось за внутреннюю часть крышки ящика. Хоть что-то сохранилось.

– И-и-и? – умоляюще протянул Янтарь. – Не томи уже!

Он едва не приплясывал, окрыленный возможностью скорой развязки. Серафимы наконец-то повернулись к ним светлыми лицами, теперь отряд точно ждет удача!

– Я могу выследить ее по этим духам, они стойкие. Потом поднимем дело с ящерицами, арестуем ее по всей форме за контрабанду, а Норма проведет полное дознание. Так и выясним о Катерине.

Норма с готовностью кивнула и сжала кулаки, будто готовилась ринуться в бой:

– Не посрамлю чести, – горячо произнесла она старую формулу.

Шлейф алхимических духов ожидаемо обнаружился на подъезде к «Погремушке». Он уводил из квартала дешевых балаганов и лавчонок в жилой, потом в промышленный район Забродья, зачем-то петлял до доков – видимо, обладательница аромата ездила туда по делам – и обрывался в Перепелках. Дома там были высокими, но узкими, укрытыми единой крышей при разных фасадах, а окна были новомодными – каждое своей причудливой формы, подчеркнутой лепниной и цветными стекольными вставками. Не дом, а праздничная «бабка» в ягодной посыпке!

Илай зарисовал здание и тут же пожалел, что не прихватил с собой когти – мигом взобрался бы по этим вензелям и заглянул бы в каждое незашторенное окошко. Может, и обнаружил бы чего. Но его одернули: какие могут быть восхождения при свете дня? Сплошное нарушение Устава и еще кучи параграфов из «Уложения об ответственности»!

Решено было вернуться в управление – за одобрением Петра Архипыча, грамотой на обыск и, разумеется, когтями, если все же придется импровизировать. Но ящик-то, ящик с отметинами! Это ведь чугунный аргумент. Им не могли отказать – так они рассуждали, подбадривая друг друга.

В кабинете полицмейстера, кроме него самого, их ожидал Октав. Одетый, как и все инквизиторы, в штатское и отмеченный только фибулой, изображавшей закрытый глаз. С полицмейстером он, видимо, не говорил, а потому в кабинете пологом висело напряженное молчание.

Когда дверь открылась и Лес ввалился внутрь с помойным ящиком наперевес, Октав бросил на него холодный сиреневый взгляд из-под челки и едва заметно скривился.

– Стоило бы догадаться, что вы шатаетесь по грязным закоулкам.

Петр Архипыч натянуто хмыкнул и хотел было что-то добавить, но передумал. Сказал ли он Октаву, что знает о расследовании для Внутренней Церкви? Илай мотнул головой: нет, не похоже.

– Октав, какими судьбами? – как можно дружелюбней воскликнул он и протянул ладонь для рукопожатия, но Турмалин неожиданно спрятал кисть в складках пышного манжета, будто улитка рогатую голову; будто не хотел, чтобы на свет показался хоть палец.

Илай нахмурился и отступил. Нет, Октав, конечно, бывает тем еще сугробом, да и не прочь задрать нос, но никогда не чурался его. Неужели даже такая недолгая служба в Инквизиции превратила вредного барчука в настоящую надменную задницу? Эх, а он-то не терял надежды как-нибудь сблизить этого нелюдимца с остальными – может, и отогрелся бы.

Все же они четверо были семьей, а вот Октав всегда стоял особняком – высокий и сутулый, бледный и ершистый, какой-то по-своему грустный. И он был первым другом, которого Илай для себя выбрал сам.

Октав мотнул головой, отбрасывая волосы с непривычно мелового лба, и проговорил, цедя каждое слово:

– Отставить разговоры. Все дела, все текущие поручения необходимо прервать. Когда я говорю все – я имею в виду абсолютно все. Вы безотлагательно отправляетесь в ущелье Меча. И я еду с вами.

Свет Крадущим лишь смерть и забвение

Серафимами были уготованы.

То Страшной Годиной зовешь ты, однако сам я увидал ее, сам я жил среди бури сей неистовой.

Так правдой же слова мои называй.

Там, где Бальзизрад Доблестный поверг Анисетуса Тени Тянущего да подле него пал,

там есть отныне Меча ущелье.

Там, где Мерифри Милосердная острастила

Сифеуса Погань Сеющего да вместе с ним в небытие канула, там праведников град был, однако ныне сгинул он.

Там, где Гебабал, Изазаз и Униглаг Вечные сразили Демонов полчища несметные, что Бренниус Вторженец возглавлял,

там Вотру-град великий вседержавный я с тобой построил,

да славится сей град отныне и навеки.

Наставления Диаманта

ДЕЛО № 4:
Как аукнется

Пусть расследование инцидента близ ущелья и назвали безотлагательным, но как перемещаться на большие расстояния по щелчку пальцев, не придумали даже охочие до легких путей мистерики. Петр Архипыч от сердца оторвал и выделил отряду геммов крытый экипаж, в нем и поехали на место назначения вдоль по Благовестному тракту. Следуя мимо величественного здания Инквизиции, Норма подумала, что, по совести, снабдить отряд транспортом стоило бы именно им. Октав ехал следом в собственной карете и ночи проводил в других постоялых дворах, нежели остальные геммы. Фундука и вовсе пришлось оставить в Вотре, на попечении конюха управления.

Путь лежал на юго-восток, где почти на подступе к церновским границам располагалось ущелье Меча. Из интересных городов поблизости были только Салазы, но заезжать туда, чтобы полюбоваться старинными, еще со времен Белоборского княжества уцелевшими теремами, было не с руки. А Норма годами мечтала увидеть тамошнее собрание берестяных летописей! Увы.

Примерно на середине дороги лежал городишко Кисель, славный своими сушеными ягодами и взварами – там-то и жила мать Лестера. На третий день пути он сменил гнев на милость и предложил остальным заглянуть к нему домой и провести там хоть одну ночь по-человечески.

Норме мать Леса показалась несчастной, хоть ее лицо, ее жесты и голос говорили об обратном. Она щедро накормила их щами и домашними пирогами, подробно расспрашивала о службе, истопила баню, то и дело теребила сына по голове и плечам – она была одновременно всюду и болтала без умолку, но при этом не светилась; все ее существо будто обволокла непроглядная туча. При этом женщина славила серафимов и била земные поклоны их образам каждый раз, когда проходила мимо. Ах, какое счастье, что у нее благословенный сын. Ах, какое счастье выпало вашим родителям! Как же они должны быть горды, что угодили святым наставникам!

Лес то багровел, то бледнел и яростно жевал губы, не позволяя себе ни единого лишнего слова. Он будто вовсе разучился говорить. Диана на вопросы только кивала и угукала, но не из вежливости (где Диана и где вежливость!), а потому что ее рот был занят горячими пирогами с грибами и картошкой. Илай и Норма из последних сил поддерживали видимость беседы с хозяйкой, хоть дорога вымотала и их.

Отвечать было неловко, особенно про гордых родителей, которых они с братом знать не знали. Были они или не были – не все ли равно? Жизнь гемма начиналась с пробуждения глаз, а служение – с первой миссии, куда бы тебя ни отправили.

Наутро они покинули Кисель, и мать Леса еще долго махала им вслед платком.

Через семь часов, уже на привале, Леса прорвало:

– И снова только о себе, об этом демоновом счастье быть родителем благословенного дитяти! Она ни разу не спросила, счастлив ли я!

– А ты что, не счастлив? – высунулась из-под капюшона Диана и с хрустом потянулась всем телом. – Выглядишь нормально.

«Нет, он серый и багряный, с нитями седой стали, оплетшей душу, – подумалось Норме. Проклятое свечение теперь почти не исчезало, хоть она пыталась его не замечать. – Брат зол и… тоскует, его терзают разочарование и вина за это разочарование. И капля горькой нежности».

Но вслух заметила только:

– Быть счастливым и выглядеть нормально – это разные вещи.

Диана пожала плечами, как бы говоря, что особой разницы не видит, и отправилась в сумеречное заснеженное поле добывать сусликов – на то у нее была своя испробованная метода.

Илай сосредоточенно ворошил костер, хмурясь и думая при этом о чем-то своем. Его свечение мерцало тревогой, непониманием и обидой. Только вот на кого? И почему Норма не может позвать его или Леса, обратившись напрямую к разуму? Особенно этого хотелось, когда они казались вот такими – взрослыми и чужими.

– Кажется мне, – неожиданно для себя начала она не своим, звонким голосом, – в имперском бестиарии значится, будто в этом вот бору живут барстуки. Как думаете, то правда или брехня, как с кобольдами?

Братья одновременно подняли головы – светлую кудрявую и темноволосую встрепанную.

Они разбили импровизированный лагерь на границе леса и поля, а деревья в том лесу могли похвастать завидной толщиной стволов, корявыми переплетенными ветвями и дуплами, что было особенно заметно теперь, когда такие пикантные детали не прикрывала тень листвы. А то, что сумерки сгущались с каждой минутой все сильнее, – их глазам не помеха.

Лес встряхнулся.

– А знаете, что можно найти в барстучьих гнездах?

– Клад? – ухмыльнулся Илай.

– Его, его.

Отчасти Норма выдохнула с облегчением, что они стали похожими на прежних себя, стряхнули это оцепенение, а другая часть ее разума уже била в тревожный колокол. Что они только задумали?

Барстуки, если верить имперскому бестиарию, а ему веры уже поубавилось, были довольно злобными коротышками, которые охотно грабили заблудившихся в лесу, потому что обожали собирать трофеи из мира людей. Им могло приглянуться что угодно: от поношенного башмака до золотого украшения. Все это они складывали в свои гнезда, что обустраивали в дуплах деревьев, но каждый имел по нескольку таких схронов, и они частенько забывали, что и где припрятывали. Эту часть описания и вспомнил Лес, теперь потиравший руки с выражением предвкушения на подвижном лице:

– Знал я мужика, который раз сунул руку в такое гнездо, и знаете, что вытащил?

– Что? – вздохнула Норма.

– Бутыль самогона!

– Ого-го! – тоже потер ладони Илай. – Нам такое подходит! Как раз согреться.

«Удушила бы, – обреченно подумала Норма, подбросив в костер ветку, а та язвительно зашипела. Костер Диана сложила на славу, а к вечеру стало холодно, как не бывало в городе у моря, так что не хотелось бы его ненароком испортить. – Язык мой – враг мой».

– Ты, брат, дальше слушай! – Лестер со значением поднял палец. – Одна девица тоже попытала удачу и вытащила целое серебряное зеркальце!

– Да ладно!

– С самоцветной рукоятью!

– Тоже хорошо, но выпивка была бы более кстати. Надо попытаться.

– А я тоже знаю историю, – буркнула Норма, – про мужика, который сунул нос в дупло и остался без него.

Лес рассмеялся:

– Ну и правильно поплатился, дурак. Зачем туда нос-то совать? Он бы еще хозяйство к дереву пристроил.

Неожиданно для самой себя Норма задумалась, что-то поделывает в такой момент Октав. Наверняка режет серебряными приборами какой-нибудь кусок телятины в самой дорогой комнате постоялого двора, который они решили миновать, чтобы быстрее добраться до ущелья – сам инквизитор так не торопился. Интересно, как бы он отреагировал на сальную шуточку Леса – посмеялся бы или по своему обыкновению скорчил презрительную мину? Хотя нет, Лес бы при нем и шутить не стал, много чести.

Увлекшись своими мыслями, она пропустила момент, когда братья засобирались в чащобу.

– Эй! – спохватилась Лазурит. – Только от опушки не уходите!

– Это почему еще? – напыжился Илай. Он-то явно намеревался отыскать все клады этого леса, причем немедленно.

Норма выдавила милую улыбку и пожала плечами:

– Ради меня. Вы же не бросите меня здесь одну?

Братья переглянулись, очень в этот миг похожие друг на друга.

– Так уж и быть. Посмотрим поблизости.

Пока они пробирались вдоль опушки, увязая в сугробах и цепляя на плащи снежные комья, в лагерь вернулась Диана. В одной руке она держала двух жирных сусликов, другой доставала из-за пояса охотничий нож, готовясь к разделке. В младшей сестре удивительным образом уживались симпатия к зверям и полное хладнокровие, когда наступал их черед становиться едой. Диане не раз доводилось охотиться в угодьях монастыря, и никогда она не возвращалась без добычи.

– Куда это они? – поинтересовалась Диана, примеряясь к первой тушке.

– Барстучий клад ищут.

Сестра прищурилась, потом приподняла окуляры над носом и хмыкнула:

– Ну-ну.

Над споро освежеванными тушками начал подниматься пар. Норма отвернулась. Спустя еще какое-то время запах крови сменился ароматом готовящейся пищи. Братья успели обшарить пару дуплистых деревьев и пробирались к следующему. Глянув на сестру, Норма заметила, что крылья ее носа ехидно трепещут.

– Может, пора позвать их назад? – забеспокоилась она.

– Да погоди ты, погоди. – Диана улыбнулась уголком рта. Она явно предвкушала потеху.

– Ребята! Лес! Илай! – Норма не выдержала, поднялась на затекшие от долгого сидения ноги и поковыляла за братьями. Диана пошла следом.

Как она ни торопилась, но не успела: настал черед Лестера совать руку в дупло, что он и проделал. Миг – и над дубравой пронесся его ор, распугав зверье и птиц. Лестер выдернул руку в толстой сокольничьей перчатке, и все увидели, что на ней, мертвой хваткой вцепившись зубами, висел самый настоящий барстук, каким его изобразили на страницах бестиария – с локоть в высоту, бородатый, с непропорционально короткими ручками и выдающейся вперед челюстью. Ей-то он и стискивал руку дурниной голосящего брата, будто капканом. Пока Илай с Нормой пытались разжать зубы барстука, Диана так расхохоталась, что упала в сугроб и барахталась там, дрыгая ногами от смеха.

– Ну ты и зараза! – бросила ей Норма. – Знала же, что он в том дупле!

Смех Дианы превратился в заливистое хрюканье.

– Те-теперь и они зна-знают, – через силу выдавила она. – Ой, не могу, идио-о-оты.

Когда Илай додумался пощекотать барстука, он все-таки выпустил Леса из челюстного захвата, но тут же ухитрился с силой пнуть того в подбородок и, запрыгнув на ближайшее дерево, принялся поливать их бранью, да такой отборной и скабрезной, что даже привыкшая к двусмысленным шуткам брата Норма почувствовала, что ее уши горят огнем.

Барстуки могли запоминать и повторять слова человеческой речи, но распространялось это почему-то только на матершину.

Вскоре Лес перестал орать, что ему отгрызли палец, а Диана отсмеялась, и все вернулись к костру обрабатывать рану – к слову, не такую уж и страшную – и ужинать слегка обугленными сусликами, а оскорбленный вторжением барстук все еще не исчерпал свои запасы ругани, предлагая все новые варианты, куда геммы могут отправиться и что там сделать. Не умолк он, и когда геммы устроились на ночлег – все хрипел и улюлюкал, перекликаясь с местными совами.

Кожа на надкушенном пальце затянулась почти сразу, но Диана, усовестившись, так и задремала, держа брата за руку. А Норма давно не засыпала вот так – с улыбкой. Неизвестно даже почему.

Ущелье Меча было местом примечательным: вокруг одни поросшие лесами холмы и пригорки, и тут на тебе – прорезь в земле длиной в десять верст. Образовалось оно двести лет назад, в пору войны серафимов и демонов. Тогда простой люд по всей нынешней Паустаклаве мог наблюдать сражения в небе и на земле, в которых святые наставники бились с могущественными чудовищами. Один такой бой состоялся здесь, между Салазами и церновским городком Филин. Серафим Бальзизрад обрушил на демона свой пылающий меч, и твердь разверзлась.

– Так и образовалось ущелье Меча, – не без гордости в голосе закончил свой рассказ Илай.

По настоянию Михаэля он усердно изучал и зубрил летописи Страшной Годины. Куратор говорил ему: «Ты можешь не благоговеть, но должен понимать, чему служишь». Но Илай благоговел и историю войны любил больше прочих лекторий в учебном корпусе. Норма, конечно, может корить его за непонимание преступной статистики и пренебрежение законами логики, но неучем его не назвать!

– А что это за зарево? – вдруг спросила Норма, указывая в сторону ущелья, еще скрытого за холмом.

– Какое зарево? – не понял Илай. – Где?

– Ну, алое. Пожар там, что ли?

Илай натянул поводья и обернулся.

– Там нет никакого зарева. Норма, с тобой все в порядке? В последнее время ты…

– Значит, мне показалось, – поспешно прервала его сестра и отвернулась, спрятав нос в вязаную шаль, что подарила ей мистерика.

«Норма, – позвал он неслышным голосом. – Может, ты хочешь поговорить?»

«Я в порядке, не хочу», – был короткий ответ.

«Просто имей в виду, что я рядом».

Все же у сестры появился какой-то мучительный секрет, а может, и не один, и это не давало Илаю покоя. Секрет как будто отдалял их друг от друга – с каждым часом все больше, точно стороны ущелья.

На деле же им нужно было не в само ущелье, а в деревушку Мухонку, что располагалась в самом его начале. В Мухонке и произошло то самое массовое убийство, о котором говорил Октав.

«Кстати, куда он запропастился? – раздосадовано думал Илай. – Мог бы и не отлынивать, раз помешал нам искать дочь советника!»

– Ну что, – подал голос Лестер. Он привычно бинтовал руки, готовясь не то к бою, не то к занятию по атлетике на брусьях. – Готовы довести наш спор до конца? Кто первым раскроет убийство.