Текст книги "Геммы. Сыскное управление"

Пока голова соображал, медленно загибая пальцы, в опрос вклинилась его жена.

– Да всего две и оказались с совестью, – пропела она, вытирая полные руки тряпкой. – Алинка, что весной с почтовой каретой укатила, да Совика, которую в Вульпенштадт замуж выдали. Остальные как есть вертихвостки! – Воодушевленная вниманием, жена головы бочком присела за стол рядом с плачущей мельничихой. – Совике-то все еще на пользу пошло, она ж едва за Котку не выскочила по дури да из жалости. А остальных по соромным домам ищите, ежели делать нечего! – заключила она торжественно.

– То есть вы утверждаете, – сверился с записями Илай, – что Микота состоял в отношениях с человеческой девушкой и та пропала?

– Да не пропала она, – замахала руками жена головы, – ее родители увезли подальше и замуж выдали. В Волчью слободу, говорю же! А то бы глупостей наделала, жизнь свою с нелюдем загубила. А остальные – срамницы продажные сделались!

А ведь такая обида могла бы сойти за мотив.

Илай поморщился:

– Да погодите вы со своими срамницами. Кроме Совики из девушек о своем обустройстве написала только Алина?

– Только она, – с готовностью закивала словоохотливая женщина. – А другие…

– А других тоже родители отослали? А с родителями в ссоре были? А замуж их насильно не выдавали? А… – наперебой принялись спрашивать братья, и поток вопросов было уже не остановить.

С поправкой, что сказанное может оказаться и выдумкой, но все же выяснилось, что жизненные обстоятельства у пропавших девушек были разные, но все ж таки не настолько трагичные, чтоб бежать без оглядки. Была бы здесь Норма, она бы наверняка назвала их среднестатистическими. Но селяне отчего-то успокаивали себя мыслью, что так и должно быть, что пташки выпархивают из гнезда раз и навсегда, без следа, без вести. И, видать, исключительно ради того, чтобы вдали от дома заняться развратом.

Но по мере того, как геммы задавали вопросы, а женщины и голова отвечали, их выражения лиц менялись. Односельчане перебрасывались все более тревожными взглядами, будто осознавая одну простую истину.

– Пропали наши девоньки, – тихо всхлипнула мельничиха, – не только моя Зося.

– Ах он аспид! – грохнул кулаком о стену голова. – Убью!

– Никто никого убивать не будет, – рявкнул Лес, и глаза его сверкнули углями. Все смирно заткнулись.

Илай кашлянул и снова заглянул в блокнот:

– С ваших слов, за два года пропало без вести десять девушек, с интервалом в полтора-два месяца. И ни одна из них не уговорилась с другой, все уходили поодиночке и исчезали насовсем. – Он поднял глаза на свидетелей.

Тут в дверь дробно заколошматили:

– А меня почему не позвали! Пустите!

Голова поморщился, прошел в сени – двери были прикрыты для приватности беседы с каждым опрашиваемым – и выглянул на улицу, где уже сгущались сумерки:

– Ну, чего тебе, баб Срока, а? Своих дел нет?

Послышалась недолгая возня, и через миг в комнату вкатилась кругленькая старушонка. Вид у нее был самый восторженный:

– Зверюгу ловить приехали!

Голова, вошедший следом, неприязненно скривился:

– Не слушайте вы ее, старая совсем, котелок не варит.

– Я те котелок на голову надену, – замахнулась на мужика бабка.

Илай посчитал необходимым вмешаться:

– Мы выслушаем всех! – А брату шепнул: «Старухи много чего примечают, может пригодиться».

«Ежели не помирают во время опроса», – поежился Лес в ответ.

Обрадованная, бабка Срока лихо подвинула бедром двоих женщин на лавке, пристроилась с краешку и навалилась грудью на стол:

– Я давеча по осени грибочки собирала в сосновом борочке, нагнулась за масленком, а тут у меня спину как схватит! Ой-ей, ни вздохнуть, ни разогнуться! Ажно скрючило!

Лоб Илая собрался гармошкой. Не такой информации он ждал.

– Продолжай, бабушка, – подбодрил ее Лес.

– Я и так, и эдак, никак выпрямиться не могу, – вдохновенно продолжила ценная свидетельница. – Схватилась за пенек, жду, пока хоть немного приотпустит. И тут вижу медведя о двух ногах! С девицей в передних лапах! Он по сторонам зырк-зырк, а меня и не видать за ветками. Ну, он и пошагал с ней прочь, к яру. Я чуть отдышалась и бегом в Болиголов, а меня и слушать не стали!

Голова разозлился:

– Да потому как ты не за маслятами ходила, карга брехливая, а по мухоморы! И с брагой своей меры не знаешь!

– Молчи, лысый! Ух, я тебе!

Пока Лес успокаивал перепалку, Илай почесал нос карандашом и прикинул:

– А вы можете точно сказать, когда это было?

Бабка Срока деловито поправила съехавший набок платочек и пожевала сморщенными губами:

– Так аккурат накануне Ксения-послушника. С Мясоеда пять дней прошло, все к торгам готовились.

Илай подчеркнул дату: шестнадцатое вепреня. Провел жирную линию и обвел одно из имен:

– То есть это когда пропала пекаря дочь?

В ответ ему промолчали. Янтарь поднял на болиголовцев глаза. Вид у свидетелей был потерянный.

«Брат, – позвал он Леса, внутренне ликуя, – у нас, кажется, систематийный душегуб. Что скажешь, обскачем девчонок?»

«Обскачем!»

За пределами Болиголова, по мере того как Норма, Диана и Никлас удалялись от реки, становилось уже не так слякотно и вязко – снег послушно ложился под сапоги, похрустывая свежим капустным листом. Диана предположила, что след беглеца будет четким до самой его поимки, но Никлас развеял эту надежду:

– Накануне по западу туча шла, а с ней снег. Что в самом Болиголове выпало – в тамошнюю грязь и впиталось, а тут слоем легло.

Местность он не знал, но уже много лет служил урядником в ближайшем городишке Шеврень, а ввиду тишайшей жизни того городишки сам подрядился еще и помощником егеря. Так что ориентироваться умел.

– Вон там уклон, должна быть низина, – рассуждал Никлас, щурясь на горизонт. – Туда бы он не пошел.

– Почему? – тут же уцепилась Диана.

– Да там снега наверняка по маковку, до василька месяца не растает толком. А ундины, они теплолюбивые все, иначе в подобие спячки впадают.

– Но у нас полукровка, – возразила младшая. – А у реки его искать бы стали, это логично.

– В реке у него больше шансов скрыться, – упорствовал Никлас, – он не может не знать своих сильных сторон.

«А в заснеженном поле, что на востоке, его было бы видно, как на ладони», – про себя заключила Норма.

Она уже успела пожалеть, что оставила Болиголов на Илая. Это ведь ее прямая обязанность – опрашивать свидетелей. Что он там только наворотит? А они со следопытами встали на перепутье. Те соревновались в логике, раз за разом находя бреши в аргументах друг друга. Но Норма видела, в чем дело: Диана боялась снимать окуляры, а потому тянула время. То ли опасалась, что ей снова станет плохо, то ли что все равно ничего не уловит – ни слух, ни зрение, ни нюх не помогут, когда природа оставила такую подлянку да прошло время.

– Вот был бы ты ундином, которого разыскивают за убийство, – напирала Диана со всей присущей ей фамильярностью, – куда бы ты подался?

– В глушь, – не задумываясь ответил он.

– Неверно, – покачала пальцем Диана, – затеряться проще в многолюдном городе.

Никлас усмехнулся, но как-то печально:

– Эх ты, кулема. – Он беззлобно потрепал младшую по лохматой голове, а та вдруг позволила. – Ни ундину-полукровке, ни гемму в толпе не скрыться. И он это тоже знает, раз всю жизнь изгоем прожил. Думается мне, у него тайное укрытие есть, там он пока и пережидает. Для дальнего перехода нет ни сил, ни снаряжения – он же из ямы ускользнул. Но если у него там какие припасы есть, уйдет дальше очень скоро.

– А с чего вы это взяли? – осторожно уточнила Норма.

– Опыт подсказывает. – Никлас пожал плечами. – Видал такое не раз и не два, но то больше браконьеры да ворье так поступает. Единственно, что убежище у него должно быть ближе к реке, причем к верховьям, куда мало кто ходит.

Он не лгал, преступники на его памяти поступали именно так, но… Норме было стыдно за свои мысли, однако она знала, что предыдущие малахиты так мало ценились за слабый талант. В сестре же она была более чем уверена.

– Диана, – тихо обратилась к сестре она, – может, ты…

Та поняла и тут же надулась:

– Не хочу я снимать окуляры! И так справимся.

– Но мы потеряем бесценное время. Нас ждут в Вотре, – настаивала Норма, чувствуя себя при этом ужасным человеком со всех сторон. – Министр, Петр Архипыч, Катерина в плену…

Диана яростно засопела, обхватив себя за локти, а Никлас непонимающе переводил взгляд с одной на другую.

– Вы мне хоть поясните, что не так с этими окулярами? – попросил он.

Младшая шумно вздохнула и прикрыла глаза:

– Они притупляют мое восприятие, все чувства, кроме осязания и вкуса, но они у меня вполне обычные. В сложных случаях я их снимаю и…

Никлас оживился:

– Так сними. Я-то думал, у тебя глаза слабы.

– Вот еще! Мне без них… – она запнулась и покраснела, – плохо очень. Голова разламывается, кровь бурлит, а потом кошмары снятся. Про бездонное зеркало, – совсем тихо закончила Охотница.

Норма нахмурилась. О зеркале она от сестры, кажется, уже слышала, только было это давно, еще в учебке. Диана тем временем совсем распереживалась и стала расхаживать из стороны в сторону, протаптывая в мягком снегу подобие восьмерки. Никлас задумчиво почесал голову:

– Ну дела… И что теперь, откажешься от таланта?

Диана бросила на него полный обиды взгляд:

– Ни за что!

Задрав голову и придержав треуголку, чтоб не свалилась, Норма отметила, что солнце уже перевалило за полдень. Эдак они совсем ничего не успеют, придется двигаться по темноте. Если только они вообще начнут движение. Ей никогда не приходилось заставлять младшую делать что-то помимо уборки в девичьей спальне, а начинать не хотелось. Она уже была готова малодушно согласиться на первое же направление, даже если путь окажется тупиком, как Никлас вдруг выдал:

– Это как с нырянием.

Обе девушки непонимающе воззрились на урядника, лицо которого, кажется, посветлело от свежей мысли. Он продолжил:

– То, что ты описываешь, похоже на болезнь ныряльщика. Ты погружаешься в свои чувства, как в воду: ей нельзя дышать, а ты пытаешься. Но каждый раз, задерживая дыхание все на больший и больший срок, ты увеличиваешь объем своих легких, и нырять становится легче. А если не нырять и не всплывать резко, то и болезнь отступит.

– Но глиптик говорил…

– А глиптик знает, каково это – чувствовать больше, чем дозволено простым людям? – перебил он Диану. – Я тебе так скажу: они мало что о нас знают. Наши возможности ведомы лишь серафимам. И нам самим, если духу хватит, – и протянул раскрытую ладонь. – Если поплохеет, я отдам. Веришь?

Норма знала: он не лжет. Но решать было сестре.

Та долго и пристально смотрела на уездного Малахита, которого знала всего-то пару часов, взвешивая что-то в уме. Норма переступила с ноги на ногу – без движения пальцы ног начали коченеть.

Наконец Диана решилась:

– Я нырну.

Она аккуратно освободила уши от дужек, затем спустила линзы к кончику носа и только потом сняла окуляры полностью. Постояла немного в тишине, привыкая, и открыла глаза. Те полыхнули мокрым изумрудом. Окуляры скрылись в большой заскорузлой ладони Никласа, а затем – в нагрудном кармане его потертого зимнего мундира.

– Сберегу, – пообещал он негромко.

Диана сделала несколько шагов в одну сторону, затем в другую, прищурилась на горизонт, задрала нос к небу, повернулась ухом к сосновому бору… И вдруг сорвалась с места, скачками пересекая снежную целину. Опешив, Норма сначала посмотрела на Никласа:

– Так быстро?

– Ты мне скажи, – хмыкнул мужчина и понесся следом. Норма за ними.

Диана летела выпущенной стрелой, по прямой линии, точно по кратчайшему пути до точки назначения. Впереди неумолимо вырастал лес, но, промчавшись меж первых черных стволов, она даже не замедлилась, не запетляла. Через какие-то секунды Норма потеряла из виду черный флажок ее зимнего плаща, и сердце тревожно зашлось – она же без защиты! По счастью, Никлас с окулярами в кармане тоже оказался быстрей Лазурита, а за этими двумя оставались четкие следы.

Спустя несколько минут безумной гонки Норме потребовался краткий отдых. Все же зря гонял ее Прохор вокруг монастыря – так толку и не вышло. Никакого толку. Выдыхая густые облачка пара, она привалилась к холодному стволу осины и согнулась, пытаясь выровнять сердцебиение. И тут бес дернул ее посмотреть себе под ноги. Норма ахнула и отшатнулась.

В снегу, промеж двух цепочек охотничьих, звериных и птичьих следов, лежала человеческая нога. Верней, ее остов в ошметках серой, давно сгнившей плоти, присыпанный снегом.

– Диана? – неуверенно позвала она, прижавшись к дереву спиной. – Ты это видела?

– Иди сюда, – раздалось впереди, – тут больше!

Чего именно больше, знать особенно не хотелось, но куда ей деваться? Сама же и вызвалась в поисковую группу.

Вскоре она обнаружила малахитов, склонившихся над человеческими останками. Неполными человеческими останками, если быть точной, – у тела отсутствовали почти все конечности, кроме правой ноги до бедра. Левую она уже видела. Мельком Норма отметила, что Диана вернула на нос окуляры, но выглядела непривычно бодрой, будто и не снимала их.

– Что скажешь? – деловито спросила она у Никласа.

– А что тут сказать? Останки женские, причем, скорее всего, молодой девушки, видишь? – Он указал на бесстыдно желтевшую тазовую кость. – Скорей всего, задрали волки, они же растащили кости. Но разложение такое, что наверняка не знаю.

Диана на корточках облазила пространство вокруг и с победным кличем указала куда-то в снег:

– Что нашла! – Остальные геммы подошли и склонились. – Могила же. Труп был закопан, только неглубоко, вот его зверье раскопало и сгрызло, что могло.

Норма почувствовала, как желчь толкнулась в горло, и отвернулась. Нет, не от трупного зловония, не от вида костей – от понимания:

– Ее убили, – выдохнула она с усилием.

Картина становилась все более зловещей. Одну девушку нашли мертвой возле ундиновой заводи. Другую небрежно зарыли в лесу. А если вспомнить, что голова так легко предположил, будто та сбежала…

– Сколько же их еще в окрестностях?..

– Найти могу, – мотнула головой Диана, отряхнув руки от липкой земли, – но это будет долго. Леса всегда полны смерти, к тому же зависит от срока. Эта умерла летом, не раньше. Вон, волосы на месте длинные и… Эй, ты чего?

Услышав в ее голосе едва ли не испуг, Норма взвилась на месте и обернулась. Но вместо чудовища или душегуба она увидела Никласа. Тот отошел на несколько саженей и отвернулся к стволу сосны.

Норма осторожно, бочком приблизилась к гемму.

– Ты что, знал ее? – предположила она, не решаясь, впрочем, касаться плеча Малахита. А что ей еще было думать?

Никлас стоял так тихо, что, кажется, задержал дыхание. Норме непривычно было видеть взрослого в таком состоянии. Ей почему-то вспомнилась истерика барона, потерявшего свою чудесную жар-птицу, но то был каприз, а здесь… Никлас обернулся. Его малахитовые глаза были сухи, но в них плескалась горечь.

– Не знал. Да и какая разница? Такая молодая. Такая страшная смерть.

Норма непонимающе сдвинула брови.

– Мне жаль ее, – раздельно произнес Никлас. – Только и всего. Она могла бы прожить жизнь, стать женой, матерью… А вместо этого стала чьей-то безвестной жертвой и поживой зверью.

Допустим, ни женой, ни матерью становиться не обязательно, вот, к примеру, Норме и Диане это вряд ли грозит, но тут она уловила проблеск, о котором уже успела благополучно забыть, – серо-голубое свечение окутало голову Никласа и тут же пропало, как солнечный блик, как обман зрения. Но Норма успела его расшифровать: Никлас был смертельно, непоправимо одинок. А еще он был способен на искреннюю жалость. Норма отступила на шаг и опустила руку.

– Что станем делать дальше? – нетерпеливо окликнула их Диана. Вот кому подобные терзания были совсем незнакомы.

Урядник тряхнул лохматой головой и расправил плечи.

– Нанесем точку на карту, чтобы ее нашли позже и перезахоронили по всем правилам. Сейчас нам нужно отыскать ундина.

Норма тут же достала из-за пазухи блокнот, пристроила его на согнутом колене и принялась набрасывать по памяти их маршрут.

– О, это нам назад вернуться надо, – махнула Диана себе за спину. – Я как мертвечину вблизи учуяла, подумала, надо проверить.

Время утекало сквозь пальцы, как талая вода.

Пока Норма заканчивала с картой, которая вышла отвратительно корявой, Никлас вручную прикрывал останки снегом и комьями земли из развороченной могилы. И тут Диана подскочила на месте, тревожно прислушиваясь:

– Едут!

И точно – вскоре между редких стволов показались конные, они быстро приближались к геммам. Четверо, одеты в добротные тулупы, на головах мохнатые волчьи шапки, а потники под седлами кроваво-красные, как и кушаки всадников. Окружив геммов, они остановили коней.

– Кто таковы? – грозно спросил один из них.

Никлас вышел вперед, оттесняя девушек себе за спину.

– Урядник Никлас из Шеврени. Со мной сыскные из Вотры.

Норма была готова, что сейчас они загогочут, издеваясь над их с Дианой молодостью или тем, что они девушки. Но вместо этого всадник сдвинул густые брови, едва видневшиеся из-под меховой шапки:

– В этом лесу нельзя находиться. Здесь охотничьи угодья барина.

– Мы ищем беглого преступника, – резонно возразил Малахит. – У нас есть на то полномочия.

Всадник, красуясь, поставил коня на дыбы.

– Кем бы он ни был, он бы сюда не сунулся. Волки, – громко пояснил он и добавил: – И мы. Убирайтесь, нелюди, а не то…

Их нагайки масляно поблескивали на рассеянном зимнем свету.

Недоброе предчувствие охватило Норму, оно было почти физическим – волна ледяных уколов прокатилась от макушки до пяток. Она тихонько потянула обоих малахитов за локти, опасаясь только одного: что Диана вновь не сдержится и заговорит о теле, которое они едва успели прикрыть от посторонних глаз. А то и «волчок» из-под плаща выхватит.

– Мы уходим, – глухо и вместе с тем спокойно отозвался Никлас. – Но если вы поймаете беглеца, то обязуетесь передать его нам, законникам.

– Это еще посмотрим, как карта ляжет, папаша, – расхохотались всадники, но проход освободили.

И еще долго провожали геммов, следуя за ними по тропе до самой опушки.

Отойдя на десяток саженей, Диана буркнула:

– Я одного не пойму, это с чего это мы – нелюди?

Никлас покачал головой:

– Люди… остро чувствуют малейшее от себя отличие. А их у нас полно.

Младшая надула щеки, но спорить не стала. Никлас определенно действовал на нее благотворно, будто так и нужно. Они прошли с половину пути до исходной точки, как она все же не выдержала:

– Хочу снова попробовать нырнуть. Нам ведь торопиться надо.

Норма едва удержалась, чтобы не фыркнуть. Надо же, кто-то вспомнил о спешке!

На этот раз Диана сама протянула окуляры Никласу, но настраивалась дольше, чем до этого. Прошла минута, прежде чем она распахнула ресницы, и по радужкам скользнул неземной перелив. Норма подобралась, сообразив, что до этого сестра ни разу не снимала защиту более одного раза за день, а тут… Никлас тоже был настороже, не убирая артефакт далеко.

Диана стояла неподвижно, уставившись в пространство, но на этом странности заканчивались. Потом она резко повернулась на восток и подняла указательный палец:

– Я вижу силуэт. Он бежит со стороны Болиголова. Спотыкается, будто не видит дороги. Падает и поднимается. Ему холодно, он худой как палка. – Она повела пальцем вдоль берега реки, словно стрелкой компаса. – Он движется все медленнее. Оглядывается… Нам туда, – выдохнула она наконец и осела в снег.

Норма бросилась к ней, только теперь осознав, что не могла до этого пошевелиться, настолько странное чувство ее охватило. Никлас быстро склонился над Дианой и бережно вернул окуляры на привычное место – ей на нос.

– А ты и впрямь сильна, девочка, – почему-то нервно рассмеялся он. – Уже и собственный дар открыла.

Он с улыбкой обернулся на Норму, но, наткнувшись на непонимающий взгляд, принялся растолковывать:

– Это ведь как повезет. Кто в детстве еще узнает, на что способен только он, кто с возрастом, кто при большом испуге, а кто-то вот… никогда.

Диана глухо закряхтела, поднимаясь с земли. И на этот раз она оправилась довольно быстро.

– Такого со мной никогда не было. Обычно звуки и запахи расползаются волнами, стелятся лентами прямо в воздухе. А здесь я увидала фигуру, да так отчетливо! Как она двигалась, куда шла…

– Думаю, это и есть твой дар, – потер заросший подбородок Никлас. – Но теперь тебе предстоит еще научиться с ним обращаться, а на это могут уйти годы. – Он покосился на младшую: – Но ты можешь справиться и быстрее, вон какая шустрая, хоть и кроха.

Глядя, как урядник свойски треплет Диану по макушке, Норма вдруг задумалась. Ее обеспокоили две вещи разом. Не то чтобы это было для нее редкостью, но все же. Первая: почему никто и никогда не говорил им о персональных талантах геммов и они узнали о такой важной вещи едва ли не случайно? А вторая: чем же было тогда странное свечение, что терзало ее днями напролет, потом пропало и мелькнуло вновь только сегодня? Она не могла его контролировать. Какая-то гнусная, тщеславная часть ее хотела заявить и о себе, и о том, что с ней было, но Норма подавила это желание. Лучше она разберется сама.

Они продолжили путь. Диана уверенно прокладывала дорогу, и вскоре под ногами снова зачавкала прибрежная грязь. Но река сужалась и мельчала, уводя в заросли разлапистого кустарника, который топорщился во все стороны когтистыми ветвями, хватал геммов за плащи и мундиры, будто пытаясь задержать. Вскоре даже Норма смогла разглядеть в глинистых наплывах и разводах отпечатки необычайно вытянутой и широкой в пальцах ступни. Неужели этот безумец передвигался босиком? Норма зябко повела плечами.

Никлас как мог медленно разводил ветви в стороны, и мельком можно было заметить, что многие из них обломаны, будто кто-то прорывался через них не разбирая дороги.

Диана остановилась, придержав свое короткое ружье у бедра, и склонилась над следами.

– Здесь много зверья. И лес молодой. А вон обломки и огрызки. – Она резко подняла голову: – Бобровая плотина.

И точно, присмотревшись, Норма увидела впереди угловатое, но явно природное сооружение, перегородившее и без того мелкую реку, что лениво струилась и будто бы иссякала. Ноздри Дианы затрепетали даже под седлом окуляров:

– Нашелся, красавец. Только… – Она нахмурилась и вдруг сорвалась с места, не говоря больше ни слова.

На бегу она вынула из ножен на боку короткий клинок.

Норма и урядник Никлас последовали ее примеру. Ладонь Нормы тут же вспотела, и единственное, о чем она могла волноваться, – это как бы не упустить клинок в ледяную вязкую грязь, не потерять его и не остаться совершенно безоружной, бесполезной, впрочем, как и всегда, когда дело доходило до драки. Как она ненавидела это чувство!

Малахиты набросились на плотину, словно безошибочно определили, куда должен прийтись удар. Диана расшвыривала в стороны острые обломки веток, едва ли не рыча. Норма оторопело прижала клинок к груди.

За треском ломаемых ветвей она не сразу расслышала стон:

– Молю… молю!..

Бегом приблизившись к разворошенному некогда бобровому гнездовищу, она заглянула внутрь вместе со всеми и едва не вскрикнула.

Внутри, свернувшись раненым зверем, лежал беглый полукровка. Перепончатыми руками и ногами он обнимал иссиня-бледную, до крайности изможденную девушку.

Та еще дышала.

«Диана, у нас пять тридцать вечера, шестое седоглади, село Болиголов, что к северо-западу от Шеврени. Я в жизни не видел столько язычников. Есть подвижки, а у вас? Диана? Диана!»

Илай и подумать не мог, что так соскучится по сестрам, но в зловещем Болиголове, в окружении его недружелюбных жителей, которые, казалось, еле терпели друг друга, не то что пришлых геммов, это чувство охватило его очень быстро. К тому же нестерпимо хотелось похвастаться сделанным открытием.

Норма почему-то ощущалась вне досягаемости, с Никласом они были едва знакомы, а вот вредина-младшая отзывалась глухим шумом, то есть явно его слышала, но, по своему обыкновению, отвечать не торопилась.

«Диана, должен сообщить, что здесь чудесные вишневые пироги», – развлекался Илай, жуя этот самый пирожок с вишней, закинув ногу на ногу. Лес как раз вышел на воздух, чтобы обмозговать полученные сведения и, вероятно, отлить.

«И на кой мне эта информация?» – наконец сварливо отозвалась Диана.

«Ага, значит, слышишь меня! – обрадовался Илай, едва не вскочив с места, но поймал пристальный взгляд головы и принял невозмутимый вид. – А мы тут выяснили, что убитых, скорей всего, несколько. От двух до десяти, исчезли за последние два года».

«Мы нашли второе тело в бору, убита летом. Там почти наверняка есть еще», – отрапортовала Диана нехотя.

У Илая вытянулось лицо. Он-то думал удивить девчонок, как лихо они с Лесом разбирают это дело по косточкам!

«А что с ундином? – спохватился он. – Вы же шли по следу».

«Мы идем по следу сейчас. – младшая явно теряла терпение. – Хватит мешать, я бегу!»

«Все, все», – поспешил заверить Илай сестру, но она уже вытряхнула его из своего разума. Даже удивительно, что так долго продержалась.

Значит, все так, как они успели предположить, – здесь уже два года орудовал систематийный душегуб. Этот вид был так редок, что считался едва ли не легендой. Когда Илай еще в учебке заявил, что хочет единолично поймать такого, Норма охладила его очередной справкой из статистики, мол, из сотни только один убийца может называться систематийным. Первые свидетельства о них появились еще при серафимах, когда те повелели отменить крепостное право, а хаотичное расселение крестьян по землям тогда еще молодой империи привело к неконтролируемому росту преступности и, как следствие, необходимости в организованном сыске.

Систематийники убивали… систематически. Одинаковым образом, одинаковых жертв и через примерно равные промежутки времени. Именно эти закономерности и позволяли сыскарям их выявлять и обезвреживать, но, увы, не всегда. Такие душегубы, несмотря на слабость к единообразию, были изворотливее прочих.

Илай потер ладони. Пока у него было не так много доказательств этой теории – разве что примерно одинаковый возраст жертв и даты их пропажи. Надо было, конечно, всех родителей привлечь к составлению портретов, но, во-первых, Илай бы умаялся рисовать десятерых девиц, а во-вторых, наверное, это было бы жестоко. Он и так видел за этот день достаточно слез.

– Ну что, ответили? – спросил с порога Лес, по-хозяйски вытирая об него ботфорты.

– Есть еще труп. – Илай пожал плечами. – Вроде как с лета в лесу пролежал.

– Э, так они нас обставят в два счета!

– В один. Сестры вот-вот схватят ундина, и конец истории. – Янтарь упер подбородок в подставленную ладонь и флегматично откусил от остывшего вишневого пирожка. – А кофе у вас водится? – с надеждой спросил он у жены головы.

– Сбитень есть, – буркнула та.

Но Илаю отчего-то подумалось, что она туда и плюнуть может, потому от идеи попить горячего он отказался.

«Я вот что понял, – заговорил он с братом неслышным голосом. Да, трепаться можно было и вслух, но как же тайна следствия? – Вот если бы мы узнали, как именно наш душегуб убивал, у нас появилось бы больше аргументов. Ведь как говорят: дело начинается с тела».

«А еще с орудия убийства», – непривычно коротко ответил брат, так что Илай воодушевился:

«Руки тоже могут быть орудием. Но мы знаем только о синяках, а эти олухи их толком и описать-то не смогли. А ежели там удавка была? Или яд? Или ранка малая, но точная?»

«Да какая разница. – Лес не удержался от того, чтобы пожать плечами. Голова с женой, сидя в дальнем углу, схватились за руки, чуя неладное. – Сейчас Норма допросит того ундина и все узнает».

«А ежели нет?» – не унимался Илай.

Лес долго не отвечал. Илай тем временем вновь углубился в свои записи. Десять девиц, одна в земле, одна в лесу. Где остальные? Может, на дне заводи? Тогда их до лета не достать, и то надежней будет отправить сюда капурнов, уж они-то в этом мастаки. И кто бы мог подумать, что он, гемм, воспитанный Церковью, допустит возможность просить о помощи этот орден?

«То есть ты допускаешь, что убийцей мог оказаться не ундин?» – отозвался Лес спустя несколько минут. Взгляд его был необычайно серьезным. Пляшущее пламя свечей чертило на его лице дикие тени, превращая почти в незнакомца.

Илай вспомнил слова Михаэля:

«Я допускаю все и тебе советую».

«Хорошо, – угрюмо кивнул Лес. – Тогда пошли».

– Куда? – опешил Илай уже вслух.

Брат встал во весь свой немалый рост и направился прямиком к хозяевам избы. Жена головы охнула, будто увидела его впервые, и прикрыла лицо уголками косынки.

– Дайте нам две лопаты, – сказал Лес и добавил: – Пожалуйста.

Голова коротко кивнул и бросился вон, зачем-то придерживая себя за уши. Илай проводил его удивленным взглядом. Загремело в сенях, потом на подворье. Меньше чем за минуту он вернулся с двумя лопатами – подлиннее и покороче.

– Теперь идем на погост, – скомандовал Лес ровным тоном.

Жена головы принялась подвывать, на лбу у хозяина выступили крупные капли пота:

– З-зачем?..

– Ларку выкапывать, зачем еще, – пояснил Лес, бросая брату его плащ – на улице к вечеру стало холоднее.

Илай не ожидал от него такой прыти, да еще и таких лихих решений. Они же не гробокопы, в конце концов!

Но вместо него возмутился голова:

– Вы что это удумали?! Не пу-щу, – завел он старую песню. – Могилу грабить?

– А там есть что брать? – задрал бровь Лес.

Жена головы взвыла пуще прежнего, добавив голосу дрожащих нот.

– Слушайте, мы должны осмотреть тело. – Илай решил вступить в переговоры. – Иначе в деле слишком много белых пятен.

– Без разрешения от барина не пущу! – уперся голова. – Его земля, его лес, его погост!

Янтарь разозлился. Он сообразил, почему так торопился Лес – труп нашли пять дней назад, и с каждым часом его состояние все ухудшалось. На улице зима, но подле реки даже снег таял, значит, и земля не такая ледяная, что внушало опасения. Если они решат ждать утра или решения барина, могут потерять какую-нибудь зацепку.

– Да где этот ваш барин? – прорычал Илай. – Что-то не видать его!

Голова тут же сник.

– Да леший его знает, где он. На волков целыми днями охотится со своей ватагой, больше ему ни до чего нет дела, даже до душегуба нашего. Что ж вы думаете, я его не звал рассудить нас? Эх, вот прежняя барыня была. – Он поднял волосатый кулак и потряс им в воздухе. – Всем ведала! Все под присмотром держала, да чтоб не пикнул никто!

Илай отмахнулся от уже обрыдлых за день вздохов по прежней барыне.

– У нас есть разрешение от министра на следственные действия. – Он достал грамоту и помахал ей перед носом головы. – Если у барина потом возникнут вопросы, эта бумага все подтвердит. А если совсем будет возмущаться по поводу могилы, можно и в Инквизицию обратиться, там ему помогут.