Текст книги "Нежное дыхание смерти"

Глава 11

Он завез ее в какое-то ночное кафе близ Невского, и Даша взахлеб рассказала ему все. Перед ней стыли сосиски, плавал лед в стакане с пепси, колыхался невыпитый коньяк в желтоватой рюмке, а она все требовала от Игоря Вадимовича, чтобы он стал на ее место. Наконец тому надоело слушать, и он легонько стукнул ее по руке:

– Хватит! Я все уяснил!

– А толку-то? – Даша поняла, что сочувствия не дождешься, и мало-помалу успокоилась. На сердце у нее было очень тяжело, однако мысли все больше прояснялись, пока перед ней не забрезжила очевидная истина: она вляпалась по уши и эти сосиски могут быть последними в ее жизни.

– Значит, тот же самый костюм… – задумчиво проговорил он, устремляя взгляд в зеркальный потолок.

Даша молча принялась есть сосиску, прихлебывая попеременно то пепси, то коньяк. В кафе было шумно, многолюдно, и ей вдруг подумалось: а не находится ли она сейчас в той же ситуации, что и Аркадий? Кафе в центре. Позднее время суток. Темнота за окнами. И тот, кто шел за ней еще полчаса назад. Тот, кто не догнал ее с первого раза, но со второго, может быть…

Удивительно, но те же самые мысли пришли в голову Игорю Вадимовичу, поскольку тот наконец заявил:

– Какое-то проклятье! Все точно так же!

Даша проглотила кусок хлеба и чуть не подавилась.

Он рассеянно хлопал ее по спине, а девушка в этот миг чувствовала себя маленькой и жалкой.

Наконец она прокашлялась, утерла выступившие на глазах слезы и произнесла:

– Вот я и думаю: а стоит ли дальше возиться? Все равно он меня найдет… Разве вы можете караулить меня все время?

– Вот это я тебе и предлагал, – раздраженно напомнил ее опекун. – Но ты отказалась, если помнишь.

Даша допила коньяк и почувствовала себя немного храбрее. В конце концов, сейчас, в данный момент, ей ничто не угрожало. Она была в освещенном месте, среди людей, и Игорь Вадимович не сделал ей ничего плохого, кроме как признался в своих чувствах.

«Согласиться, чтобы он обеспечил мне убежище? Ох нет. Я знаю, что тогда не смогу его отшить… А глазки у него нехорошие. То есть ничего дурного в них нет, но видно все, все, что он сделает со мной, когда я соглашусь… Черт бы взял мою красоту, из-за которой мне не везет! Хоть бы раз повезло, так нет! Постоянно на что-то напарываюсь!»

Она понимала, что возвращаться домой опасно, раз маска выследила ее и начала преследовать. Никакой засов не спас бы ее, потому что прежде, чем добраться до засова, ей придется миновать улицу, двор и подъезд. Даша слишком хорошо помнила рассказ Игоря Вадимовича о смерти Аркадия, да и пример Аллы отнюдь не внушал ей спокойствия за свою судьбу.

– Что мне делать? – напрямую спросила она.

– Разбить остальные восемь статуй, чтобы окончательно разругаться с председательницей, – хмуро ответил он. – По-моему, ты и сама прекрасно знаешь, что тебе делать. Ведешь себя глупее некуда.

Даша повесила голову.

– Тебе надо было войти в доверие, а ты вместо этого вызвала у нее подозрения на свой счет, – продолжал он уничижительным тоном. – Я просто поражаюсь твоей глупости.

– Ну, вы не очень-то! – попросила девушка, собираясь с мыслями. – Лариса не стала распространяться на эту тему. Видимо, статуя не представляла для нее особой ценности. Она сама сказала, что это просто болванка.

– Про статую? – Собеседник, казалось, вспомнил что-то. – Она назвала статую болванкой? Странно… А ведь заплатила за нее деньги, и, судя по всему, немалые… Оплатила обучение Аркадия и прочее… А теперь разочаровалась в своем заказе?

– Видимо, да. – Даша пожала плечами. – По-моему, она вдруг прозрела. Сначала очень разозлилась, когда увидела статую, а потом как будто потеряла к ней всякий интерес.

Игорь Вадимович хмыкнул, издевательски помахав рукой:

– Женская логика!

– Вы меня имеете в виду? – удивилась Даша, поскольку сама особой логики в своих словах не заметила и вообще была не способна к логическим рассуждениям в этот момент.

– Ее, – коротко ответил он и погрузился в молчание.

Даша все съела, выпила и затосковала, оглядывая кафе и его ночных посетителей.

«Какой шумный кабак. Боже мой, насколько тише и уютней было бы в баре клуба, хотя там и бродила Лариса со своими закидонами! Там, по крайней мере, были ворота, в которые не мог войти посторонний, и всегда был кто-то рядом… Там была ограда с опасными шипами наверху, фотоэлементами и комнаты для отдыха, которые можно было запереть… Отгородиться от всего мира, затаиться среди снегов и деревьев… Каждый там как на ладони и в то же время – полностью укрыт от посторонних глаз…»

И она вдруг поняла, что лучшей защиты для себя считает не свой дом и не убежище, которое ей предлагал Игорь Вадимович, а ту самую комнату для отдыха, которую она осмотрела перед уходом из клуба.

«По разным причинам… – вспомнила она слова Ларисы. – О, моя-то причина достаточно веская, чтобы я воспользовалась защитой клуба… Только предоставят ли мне защиту теперь, когда я опозорилась?»

– Алло! – окликнул ее Игорь Вадимович, и она очнулась. – Ты заметила, по крайней мере, когда за тобой пошла та маска?

– А? Маска? – Даша вздрогнула и отвела взгляд от темного окна. – Послушайте, но разве та маска может преследовать меня на улицах Питера? В Венеции это вполне нормально, но пусть кто-нибудь попробует в таком виде шататься по нашему городу! Сразу в милицию заберут!

– Боже мой, да ведь маску можно и снять! – втолковывал ей Игорь Вадимович. – Загадка в другом. Чтобы убить тебя, не потребуется маска. В Венеции это имело смысл, потому что делало убийцу неотличимым от тысяч других масок. Но каким расчетом убийца руководствовался здесь? Не понимаю… Разве какой-то маньяк…

– Маньяк? – Даша задумалась. – А может, это человек, который боится, что я его узнаю? Узнаю и убегу, как убежала сейчас? Ведь тогда ему конец. Я его сразу сдам милиции, смогу описать и прочее… А может быть – я его даже видела!

– О, это уж слишком! – замахал руками Игорь Вадимович. – Ты что – предполагаешь, что познакомилась с этим человеком и даже не догадываешься, что он и есть убийца?

– А что? – запальчиво воскликнула Даша. – Да если хотите знать – даже вы можете быть им!

Он вытаращил на нее глаза и спустя несколько секунд громко рассмеялся – так громко, что на них обернулись из-за других столиков.

– Абсурд! У тебя очень богатое воображение, вот что тебе вредит! Иначе ты давно бы поняла, что я не стал бы нянчиться с тобой, будь я убийцей, просто уничтожил бы тебя где-нибудь в темном переулке. Мало ездила со мной в машине? Мало мы были наедине?

Даша задумалась.

– Да вас я вообще не подозреваю… – сказала она наконец. – Хотя признаюсь, что вы мне были подозрительны. Где, например, вы были, когда я подбежала к машине? Ах да, знаю, знаю! – Она заметила досадливое движение Игоря Вадимовича, словно говорящее «это уж слишком!». – Знаю, что вы отсутствовали с благовидной целью и все такое прочее. Но я могла бы подумать, что в это время вы переодевались где-то в кустах, меняя широкий плащ со звездами на свой костюм… Впрочем, на таком морозе вы могли и не утруждаться так, а напялить плащ прямо на костюм. В таком плаще можно двоим спрятаться. И это еще один минус – не могу даже сказать, толстый это был человек или худой. Высокий или маленький – тут еще туда-сюда, лучи лучами, а рост можно угадать. Нормального роста или высокого. Выше меня, во всяком случае.

– А зачем бы мне переодеваться в кустах, когда я спокойно мог тебя догнать и прикончить прямо в маске? – перебил ее Игорь Вадимович. – Разве кто-нибудь пришел бы тебе на помощь там, на набережной?

– Да все понятно, – тоскливо сказала Даша. – Послушайте, так что же мне все-таки делать? Мне предложили оставаться там ночевать. Соглашаться или нет?

Он задумался.

– С одной стороны, там ты будешь в безопасности, – сказал он, пораскинув мозгами. – С другой… Мне не нравится, что я нахожусь в этом случае в полной изоляции от тебя. Как я войду туда, если понадобится тебе помочь?

– Я открою ворота с помощью своей карточки. Это как раз не проблема. А вот как вы узнаете, что мне нужна помощь? Например, если бумаги окажутся в сейфе, который мне ни за что не открыть?

– Тогда посоветуешься со мной на другой день… – Он, казалось, думал о другом. – Видишь ли, я не совсем уверен, что тебе следует там ночевать.

– Почему? Вы что-то знаете? Кстати, давно хотела узнать. Чем занимается ваш хороший друг Сергей Ветельников? Должна же я знать, с чьей легкой руки залетела в клуб на всех парусах. Если бы не он, меня бы вышвырнули оттуда в первый же вечер. У меня ведь не было никаких рекомендаций, кроме его имени… А этого оказалось достаточно.

– Ветельников… Так, ничем особенным он не занимается… Лечится от алкоголизма по большей части, а когда не лечится – работает во внешней торговле. Вот и все. А что касается ночевок в клубе… Я просто еще не составил определенного мнения на этот счет, а пока не хотел бы рисковать.

– Но я-то рискую! – взорвалась Даша. – Мне ваша политика непонятна! По-вашему, лучше будет, если меня пришьют в подъезде, в маске или без маски? Ну что вы молчите? Нет, я ни за что не поверю, что вам действительно есть до меня дело! Сначала вы говорите, что ввязались во все это из-за своей больной совести, а потом оказывается, что вы совсем не прочь меня подставить только потому, что не составили себе о клубе определенного мнения! Вам бумаги нужны или нет?

– Нам бумаги нужны. – Он подчеркнул слово «нам». – И тебе эти бумаги нужны куда больше, чем мне. Я просто поражаюсь твоей беспечности. Ведь Алла умерла не потому, что что-то знала, а потому, что ничего не знала и, возможно, не хотела знать об этом деле. Как ты не понимаешь, что убийца до сих пор на свободе!

– Говорите тише, во-первых! – осадила его Даша. – А во-вторых, я прекрасно все понимаю. Уж то, что убийца на свободе и хочет меня пристукнуть, я усвоила! Но я до сих пор не уверена, что действую правильно. Может, он потому и закопошился, что увидел, как я пытаюсь выяснить, кто он может быть такой! А если бы я сидела тихо, он не тронул бы меня.

– Господи, да что же это такое! – Игорь Вадимович взбесился, и Даша притихла. – Ничего он не знает про тебя, понимаешь, ничего. Он не может знать, какого черта ты поперлась в клуб, зачем ездишь туда каждый день, не может вообще знать, что ты догадалась о насильственной смерти Аркадия. Он может только предполагать, что ты чем-то для него опасна. Хотел бы я знать, чего он боится…

– Что же тогда? Может, он боится самого факта моего существования?

– Не знаю, возможно. Но знаю, что, пока он только предполагает, пока только догадывается, он сделает все, чтобы тебя убить. Потому что если бы он знал наверняка, что ты для него безопасна, он бы даже не приблизился к тебе.

– Я сойду с ума, – закрыв глаза, сказала Даша. – Я не могу вернуться домой. Поймите: мне страшно. Он может напасть еще раз… Вы его точно не видели? Ну хоть краем глаза? Надеюсь, не считаете, что это моя больная фантазия?

– Совершенно уверен в том, что это не фантазия. Тем более что в Венеции сам имел возможность в этом убедиться. Или уж мы все рехнулись. Нет, я его не видел. А вот он, думаю, видел меня… Краем глаза или нет, но, увидев меня, он бросил тебя преследовать. Понял, что без свидетелей ему тебя не убить. А одно дело – убивать посреди людной толпы, когда всем на все наплевать, и совсем другое – в заснеженном парке, когда третий человек непременно поинтересуется, кто это там кричит за деревьями… Нет, он хочет действовать наверняка. И до тех пор не снимет маски, пока не будет уверен, что его никто не видит, кроме жертвы…

Даша не отрывала руки от лица.

– Что ж, не вижу иного выхода, как принять услуги клуба… Там меня, по крайней мере, не достанет та маска… Слушайте, а вам все это не кажется дурным сном? В конце двадцатого века, в Питере… Такое чудище, словно вышедшее из средних веков.

– Из восемнадцатого века, если быть точным, – поправил ее Игорь Вадимович. – Теми маскарадными костюмами, которые можно сейчас видеть в Венеции, мы обязаны Казанове. Одна из его великолепных идей, только одна из многих. Но это для нас не важно. Важнее, что тебе действительно придется прятаться в клубе. Надо подумать, как тебе туда перебраться, хоть на время… В сущности, очень удобно вышло, что и убежище, и средство обнаружить убийцу находятся в одном здании. Тебе надо посмотреть бумаги, и как можно скорее.

– Бумаги, бумаги! – Даша резко поднялась из-за стола. – Сто раз слышала про бумаги! Уже поняла, что вы каким-то образом собрались по ним вычислить убийцу, но до сих пор не понимаю, как вы не боитесь подставить меня! Что случится, если меня застанут за этим «красивым» делом?

– Ничего, – хладнокровно ответил он. – Коньяка тебе пить не надо было. Перестань кричать, а то все подумают, что сутенер поссорился со своей девочкой.

Она изумленно посмотрела на него и замолчала. Ее все еще удивляли его неожиданно-грубые обороты речи, обычно рассчетливо-сдержанной.

«Как резко у него меняется и речь, и настроение. Ссориться с таким человеком – хуже нет. Ничего не подозреваешь, а он – бабах! И готов скандал…»

– Ладно. – Даша поджала губы, избегая вступать с ним в перепалку. – Поймете меня потом, если Лариса застукает, когда я буду рыться в ее бумагах. А теперь пора. Поздно.

Он больше не произнес ни слова до самого ее дома. Молча вел машину, молча курил, молча включил приемник.

Даша сидела рядом, нахохлившись и опустив капюшон на голову. Она тоскливо смотрела в окно и думала, что эти улицы не должны исчезнуть для нее, как не должен исчезнуть город, как не должна исчезнуть вдруг ее жизнь. И ей снова страстно захотелось оказаться в клубе, под защитой тамошних порядков и оград.

«Я все-таки полноправный член клуба», – думала она, украдкой нашаривая в кармане членский билет.

Спутник довез ее до дома и проводил вверх по лестнице, до двери квартиры. Там они шепотом попрощались, уговорившись, что завтра он приедет за ней часикам к десяти и отвезет в клуб. Даша поняла наконец, что ей вовсе не обязательно приезжать так рано, чтобы жертвовать работой. Как ей показалось, настоящая жизнь в клубе начиналась именно в позднее время, после того как его покидали гости.

Она попрощалась с Игорем Вадимовичем, который тут же стал спускаться по лестнице, и открыла дверь, которую Настасья Филипповна, слава Богу, не заперла изнутри на засов. Старуха, по-видимому, уже легла спать. Даша заперла за собой дверь на все замки, дореволюционные и новые, задвинула засов, пошла в свою комнату и, не умывшись, упала на кровать и закрыла глаза.

* * *

– Ты пьяна! – с отвращением сказала Лариса, глядя на ярко-рыжую голову, лежащую у нее на столе.

Мутные глаза Леры ничего не выражали. Она молча посмотрела на Ларису, потом снова уронила голову на стол.

Председатель с силой оттолкнула ее. Лера оторвала руки от стола, возле которого она все это время стояла на коленях, и опустилась на ковер.

– Ты опять нажралась! – Лариса сощурила глаза так, что они превратились в две узкие ледяные щели, и закурила. – Я устала тебя просить, чтобы ты это делала не в баре! В конце концов, надо лечиться, раз не можешь совладать с собой!

Лера глухо вздохнула и потерла лицо руками. Попыталась подняться на ноги, но снова осела на пол. Больше попыток встать она не повторяла.

Лариса курила, глядя мимо нее, упершись взглядом в стену. Наконец она изрекла:

– Может, заказать боржоми? Сейчас принесут.

– Не надо, – хрипло отозвалась Лера. Ее глаза приобрели страдальческое выражение, ее мутило. – Дай полежать, что ли…

– Сейчас.

Лариса обошла стол, подхватила ее под мышки и почти внесла в смежную комнату. Дверь туда была распахнута. Через минуту председатель вышла из комнаты, подошла к двери кабинета, высунулась в коридор, посмотрела по сторонам и закрыла дверь изнутри, после чего вернулась к Лере.

Та лежала на том самом диване, на котором приходила в себя после мнимого обморока Даша. Ее глаза были закрыты, лицо в полумраке казалось еще бледнее. Ее можно было принять за мертвую из-за неподвижности и полной расслабленности мускулов лица и тела, если бы не хриплое дыхание, с трудом вырывавшееся из горла.

Лариса брезгливо посмотрел на нее и зажгла свет.

Та застонала и прикрыла лицо ладонью.

– Не надо! – заплетающимся языком выдавила она из себя. – Больно…

– Где тебе больно? – невнимательно отозвалась Лариса, расхаживая по комнате. Обломки статуи она подобрала и уложила рядышком на небольшой столик. Здесь они не так бросались в глаза. – Где тебе больно, чертова кукла?

Та, видимо, понемногу начинала приходить в себя. Во всяком случае, открыла глаза и взглянула на Ларису довольно осмысленно.

– Ты бы лучше продрала зенки и посмотрела, что случилось! – В отчаянии Лариса так повысила голос, что Лера схватилась за голову. – Посмотри, вот, на столе!

Рыжая с трудом приподнялась на локте и перевела взгляд на столик. Сперва она, видимо, не поняла, что там лежит, но вскоре ее взгляд посерьезнел и, казалось, даже протрезвел. Она несколько раз хлопнула ресницами и посмотрела на председателя.

– Лара, ты с ума сошла? Зачем ты ее разбила?

– Когда я тебя зову, ты всегда являешься на рогах! – вспылила Лариса. – Никогда нельзя добиться толку! Подумай сама, зачем мне ее было разбивать!

– Нет? – Лера села на диване и спустила ноги на пол. Ее синее блестящее платье сползало с одного плеча, но она даже не сделала попытки прикрыть свою костлявую ключицу, сильно выпиравшую под бледной кожей. – Ты не разбивала?

– Дура! – коротко отреагировала Лариса. – Конечно нет. Разбилось случайно.

– А… – только и протянула Лера. Она уже совсем пришла в себя, и ее взгляд внезапно стал злым. – Эта новенькая?

– Не болтай!

– Это ты ее тут гоняла. – Лера давилась от пьяноватого смеха, но ее снова стало мутить, и она замолчала.

– Идиотка… – Лариса сунула ей стакан с водой и подошла к столику, где лежали обломки. – Статуя разбилась случайно.

– Подай сюда, – слабым голосом попросила Лера.

– Встань и подойди! – повысила голос Лариса.

Рыжая, пересилив себя, поднялась с дивана и сделала несколько шагов по направлению к столику. Потом остановилась, немного не дойдя до него. Лариса ждала ее реакции, уперев руки в бока.

– Ах ты… – Лера выдала короткое ругательство.

– Как тебе это нравится? – ледяным тоном спросила Лариса.

– Это что такое? – Пальцы Леры потянулись к обломкам и торопливо ощупали один из них. – Что тут такое, черт возьми?!

– Свинец! – коротко ответила председатель. – Можешь погрызть его зубами, если не веришь… Я уже поскребла его со всех сторон и полила кислотой. Это свинец, говорю тебе.

Лера потрясенно смотрела на обломки.

– А где статуя, черт возьми? – спросила она, поднимая глаза на Ларису. – Лара, ты что? Соображаешь, что это такое?

– Ты меня спрашиваешь, – протянула та. – С себя спрашивай, дура! Ты ведь следила за всем!

– Да, я следила за всем, пока ты возилась со своей дохлой собакой! – вскинулась женщина, утратив последние остатки хмеля. – Сколько можно было возить ее везде за собой! Сплошная морока! И в Венеции ты мне устроила веселую жизнь из-за своей шавки! Спасибо – сдохла наконец!

– При чем тут собака… – Лариса снова принялась расхаживать по комнате. – Ты посмотри на статую.

– Что тут смотреть, нас надули, это понятно, – заключила Лера и снова опустилась на диван, поджав под себя одну ногу. – Мы в дерьме по уши.

– Ах, ты это понимаешь?! – Лариса раздавила сигарету в пепельнице и тут же взялась за другую. – Ты все провалила, он же не возьмет у нас восемь штук! Ему нужны все девять! И ты это прекрасно знала!

Лера высоко вздернула подбородок и пристально посмотрела на председателя. Теперь трудно было поверить, что еще пять минут назад она была совершенно невменяема.

– Ты следила за отправкой, и ты будешь отвечать, если он не возьмет у нас восемь статуй.

– Не буду! С какой стати? Я проследила за отправкой девяти статуй, девять и пришло. С меня больше нечего взять. Сама это знаешь.

– Но в мастерской! – отчаянно воскликнула Лариса. – В мастерской нас надули! Почему ты не заметила этого? Нам запечатали свинцовую болванку вместо этой долбаной золоченой бронзы, черт бы ее взял!

– Нечего было связываться с бронзой, – философски заметила Лера. – В этом ты ничего не понимаешь, я тоже, вот нас и надули.

– Свинец не отличишь от золота? – Лариса не удостоила ее дальнейшими возражениями и снова зашагала по комнате. – Можно было понять, что нас могут надуть… Мне не понравились итальяшки… Почему нас не пускали в мастерскую, почему не дали посмотреть на заливку? Все было сделано без нас…

– У них свои секреты… Черт, голова просто раскалывается… Что будем делать?

– Не знаю. – Лариса остановилась посреди комнаты и, сжав руки, посмотрела на оставшиеся статуи. – Может, и тут ничего нет?

– Все может быть… Дай мне сигарету. Сейчас я соображу.

Лера выкурила сигарету в молчании, не сводя глаз с уцелевших статуй. Наконец изрекла:

– В общем, случилось то, о чем я тебя предупреждала.

– Что ты имеешь в виду? – отозвалась Лариса. Она растеряла остатки своей воинственности и теперь казалась просто женщиной, сломленной большой неудачей.

– Теперь тебе интересно, а в Венеции не слушала, – напомнила ей Лера. – Я говорила тебе, что мы плохо контролируем ситуацию. Потому все и случилось, что мы не следили за всем, с первого шага и до последнего. Надо было торчать в мастерской и требовать, чтобы мы присутствовали при заливке.

– При ней никто не мог присутствовать. Ты сама знаешь, сколько крови я испортила с Джакометти. Старый осел!

– Он не осел, надо было хорошенько нажать на него. Впрочем, что я тебе рассказываю! Дело не в нажиме, а в деньгах, я думаю. Венецианцы все продажные твари… Надо было приплатить ему сверх оплаты заказа, и все было бы в шляпе.

– Дурацкое положение. – Лариса была возбуждена. – Когда я увидела болванку, чуть не умерла на месте. Такие деньги уплачены за эту проклятую бронзу! И покупатель был, и надежная мастерская, и все, все… И всему конец…

– Не переживай так. Может, они там по ошибке залили нам болванку вместо этой, как ее…

– Музы… – простонала Лариса. – Девять муз, Лерка, понимаешь ты – девять муз! Их не может быть ни восемь, ни десять. И он не возьмет у нас некомплект.

– Ну, может, еще и возьмет, – предположила Лера. – Пусть заплатит меньше. Деньги все равно вернем, и прибыль будет. Черт возьми, мы же купили почти наполовину дешевле, чем этот коллекционер предлагал за статуи.

– Ты ничего не поняла. – Лариса остановилась возле статуи, изображавшей восточного вельможу. – Ты не понимаешь, что девять – это число установленное, традиционное, ну как тебе еще объяснить! Если муз восемь – это уже ничто. Это уже не группа, это уже…

Она задохнулась от ярости и бессилия. Лера непонимающе моргала.

– Ну, одним словом, поверь мне, что он не возьмет у нас восемь статуй… – Лариса не сводила глаз с вельможи. – Ему нужен кабинетный набор. Девять муз работы Кановы.

– Казановы? – удивилась Лера.

– Господи, что ты за балда, – вздохнула Лариса. – И если бы ты первый раз слышала об этом. Кановы, Ка-но-вы. Это жутко дорого, вообще удача, что удалось купить их все в одном месте… И как все удачно совпадало. Все должно было выгореть.

Она закрыла глаза, и перед ней снова возник маленький зал в одном из венецианских запущенных особняков. У особняка были ободранные стены, сломанная канализация и славное прошлое. По преданию, именно в этом особняке бывал Вагнер. Его удостоил посещением Томас Манн.

Хозяин этого трущобного дворца был так же изящен и изношен, как его жилище. Маркиз Витторио Ассино – последний представитель древнего венецианского рода – сидел в этом зале у окна в кресле рококо с гнутыми ножками, манерно отставив в сторону руку с тонкой тростью. Казалось, без этой трости он немедленно развалится, как развалится Венеция, если из-под ее зданий выдернуть сваи, на которых они стоят. Его глаза неопределимого цвета, почти скрывшиеся в опухших веках, смотрели хитро и ласково. Голос звучал словно с того света.

Лариса начинала нервничать. Она сидела перед ним и битый час пыталась уговорить продать девять статуй работы Каноны, которые, как говорили, находятся у него. Маркиз упорно возражал, но она понимала, что дело в цене и что ему все равно придется уступить. У славного представителя рода Ассино не осталось ничего, кроме разрушенного дворца и долгов.

Лариса произносила короткие, просто составленные фразы по-английски и досадовала на голос маркиза, неузнаваемо искажавший его английские же ответы. Понимала она только одно – маркиз ломается, ему надо показать, что продает он эту семейную реликвию не из нужды, а по личной симпатии к русской гостье. И крепилась, чтобы не наорать на этого манерного аристократа, невыносимо раздражавшего ее.

Самую большую ошибку Лариса сделала, когда набавила в очередной раз цену и предложила решить вопрос немедленно, потому что она спешит. Маркиз смертельно обиделся. Он сказал тогда, что продавать вообще не собирается. Что синьора неверно информирована. Ассино не продают свои реликвии. Понимает ли синьора, что речь идет о работах Кановы, великого Кановы?

– Синьора все понимает, – заявила она тогда. – Я дам на десять тысяч долларов больше. Это последнее слово. Если желаете – продавайте, нет – прощайте.

Она сделала вид, что хочет встать и уйти. Маркиз поднял кончик своей трости и тихонько стукнул им в пол. Она замерла. Его глаза, казалось, созерцали неведомые миры. На его лице играли отсветы воды. В тот день в Венеции была прекрасная погода.

«Он безумен… – подумала она тогда. – Но я не могу уйти просто так… Хотя ушла бы, не будь у меня покупателя в Питере… Если бы не это!»

Маркиз зашевелился.

– Я много думаю о смерти, синьора, – сказал он потусторонним голосом. – Я ведь почти уже мертв. Я умру здесь, в Венеции, как Густав Ашенбах. Вы знаете Ашенбаха?

– Не пришлось, – коротко ответила Лариса.

– Это герой новеллы Томаса Манна… – тонко улыбнулся он. – Так вот, синьора, для меня Густав Ашенбах давно стал реальнее тех людей, которые меня окружают. Из этого я заключаю, что мне пора писать книги или умирать. Я не писатель, синьора. Бог не дал мне таланта. Значит, скоро я умру… – Его голос звучал так, словно он читал стихи. Лариса прикрыла глаза и приказала себе не волноваться. Маркиз вздохнул и завершил речь: – Так вот, синьора, я продам статуи. В конце концов, для меня это не имеет значения. В этом доме некому будет жить, когда я умру.

– Маркиз! – Она чуть не подскочила в своем кресле. – Прекрасно! Я счастлива, что вы решились!

– Но! – Конец тросточки снова ударился в пол, на этот раз намного решительней. – Вы прибавите еще двадцать тысяч, синьора!

Лариса чуть не выругалась.

«Для него уже ничего не имеет значения, скажите на милость! – злилась она про себя. – Томас Манн, как же!»

Лариса пыталась еще поторговаться, но у нее ничего не вышло. И она заплатила столько, сколько он запросил – и все равно почти наполовину меньше той цены, которую давал за эти статуи коллекционер в Питере.

Об этом коллекционере она узнала стороной, через одного своего знакомого, постоянно трущегося в этих кругах. Он сообщил ей, что есть человек, страстно желающий купить музы работы Кановы. И есть в Венеции человек, который может их продать, если не постоять за деньгами.

«Почему же коллекционер до сих пор не купил статуи?» – задала она вполне естественный вопрос. И получила не менее естественный ответ: «Статуи запрещено вывозить за пределы Италии…»

Так она впервые услышала об этом деле.

Но Лариса не думала в нем участвовать, пока к ней в клуб не явился поверенный самого коллекционера. Он напрямую спросил Ларису, не согласится ли та помочь ему в этом сложном деле.

«Мой клиент не имеет такой крыши, как вы, – втолковывал ей поверенный. – Но он все рассчитал. Есть возможность вывезти статуи из Венеции. Для этого существует один беспроигрышный способ…»

И он рассказал о Джакометти и изобретенном им способе: заливке в полые статуи неких предметов – любых, по желанию заказчика.

Лариса только пожала плечами: «Мне-то что до этого?»

Поверенный объяснил. Коллекционер не решался засвечиваться, ввозя статуи в страну. За ним всегда наблюдали. Он боялся грабителей. Поэтому он хотел, чтобы статуи были ввезены под чужим именем, для какой-нибудь организации.

«Вроде вашего клуба, – убедительно излагал поверенный. – Кроме того, всем известно, что вы обладаете хорошими возможностями, чтобы уладить возможные конфликты на таможне…»

Лариса спросила, что будет иметь с этого клуб. Поверенный ответил несколько загадочно: «разницу между закупочной и продажной ценами на статуи».

Она не поняла. Тогда он объяснил подробней: венецианский владелец статуй продаст их Ларисе по одной цене, а та перепродаст их питерскому коллекционеру по другой. Приблизительные цены были названы.

Лариса задумалась. Она предвидела, что клубу в ближайшем будущем понадобятся деньги, и решила попробовать. С одним условием: ей нужно убедиться, что статуи действительно имеют какую-то ценность. Она не может рисковать деньгами клуба. И такими большими деньгами.

Она в этом убедилась. Первый раз – в Питере, когда навела справки независимо от поверенного. Второй раз – узнав возможную цену, которую дадут за статуи аукционы – «Кристи» и «Сотби». Причем «Кристи», как она поняла, может купить статуи немедленно.

После этого оставался еще вопрос о подлинности статуй, которыми обладал венецианский маркиз. Уже в Венеции и этот вопрос был разрешен благополучно.

Так Лариса начала операцию, подготовленную на свой страх и риск. Она вложила в нее деньги клуба, которые пошли на то, чтобы заплатить скульптору, якобы выполняющему заказ для «Политеса», Джакометти, выполнявшему настоящий заказ, и маркизу Ассино.

Операция шла успешно. Статуи были куплены, доставлены в мастерскую. Ничего не подозревающий Демин выступал в роли прикрытия (поверенный коллекционера предупредил Ларису, что за непосредственным заказом от Джакометти могут слишком внимательно следить на таможне), он торчал в Венеции и, как и положено, ничего не делал.

Статуи были залиты, отправлены в Россию, и только теперь, когда оставалось встретиться с поверенным и передать ему статуи, получив взамен назначенную коллекционером сумму, – только теперь оказалось, что в одной из гипсовых фигур вместо музы свинцовая болванка.

Лариса предвидела свое объяснение с поверенным, реакцию членов клуба, узнавших о том, куда ухнули их деньги, и прочие милые последствия проваленной операции. И она была в полной растерянности.

– Слушай-ка! – Голос Леры вывел ее из оцепенения. – Слушай, подруга… – Лера закурила еще одну сигарету и задумчиво откинулась на спинку дивана. – А не спер ли статую Аркадий?