Текст книги "Нежное дыхание смерти"

Лера прошла переулком и отыскала знакомый дом. Переговоры у дверей скоро увенчались успехом – ее впустили, и дверь за ней закрылась.

В мастерской она пробыла почти час. За это время Лера успела основательно поругаться с Джакометти, недавно вернувшимся из Милана и, казалось, еще больше распухшим. Неизвестно, кто был больше взбешен во время выяснения отношений. Но в конце концов хозяин мастерской начал задыхаться и сидел, тяжело поводя налитыми кровью глазами, так что женщина подумала, что его может хватить удар.

– Неслыханно! – свистел он, пытаясь набрать побольше воздуха, чтобы дать ей достойный отпор. – Да вы понимаете, что говорите! Меня все знают! Никогда, никогда меня не обвиняли ни в чем подобном!

– Подонок! – на ломаном английском ругалась Лера, роняя на его колено пепел своей сигареты. Она сидела рядом с ним, придвинувшись совсем близко и изогнувшись так, что напоминала пантеру, собирающуюся напасть. – Ты мне лучше скажи, как я отчитаюсь перед хозяйкой! Что я скажу ей?! Что ты просрал статую?! Это же ты все пыхтел над ней – Канова, Канова… А теперь – икру мечешь?! Нет, ты нам заплатишь! Ты отчитаешься за убытки!

– Невозможно… – Джакометти перешел на хрип. – Статуя пропала не по моей вине и не по вине кого-то из мастерской! Такого никогда не бывало! Мы ведь залили то, что вы нам дали! Как вы можете обвинять мастерскую, чья работа известна всему миру! Вы – необразованные, дикие плебеи!

Лера отвечала безо всякого смущения, наоборот – с большой страстью и удовольствием:

– Куда дел статую, идиот?! Старый пердун, куда ты ее спрятал?!

Итальянец разразился долгой речью, в которой было много слов типа «шлюха» и «дерьмо». Она угрожающе придвинулась к нему, но его спас стук в дверь.

– Войдите! – прокричал Джакометти. В щель просунулся Серджо, уборщик, который сразу заулыбался, увидев Леру.

– О, синьора! Добрый вечер! Как хорошо, что вы снова тут!

– Забери отсюда эту девку и больше не пускай ее ко мне, – быстро велел ему хозяин. – Подумать только – она обвинила меня в том, что я украл ее паршивую статую! Можно подумать, что она свалилась с луны! Я – украл?! Чего стоит моя репутация, если всякая свинья имеет право ее трепать…

– О, хозяин! – Серджо потрясенно разглядывал его и Леру. – Но статуя действительно пропала? Это те, бронзовые с позолотой, которые мы делали месяц назад? Какой ужас!

– Убери ее… – простонал Джакометти. – Да запри хорошенько дверь… Они повадились шляться ко мне, эти русские девки… Одна другой хуже… Та хоть соблюдала какие-то приличия… Если бы я знал, чем это обернется, никогда не стал бы брать этот заказ… Проклятье…

Лера, безмолвно следившая за переговорами, вдруг опомнилась и поманила к себе Серджо.

– Поди сюда, красавчик! – Звук ее голоса подействовал на Джакометти просто поразительно – он так и затрясся, словно только что вспомнил о ее присутствии в комнате. – Ну, поди-ка сюда!

Серджо осторожно приблизился, бросая на хозяина косые взгляды, словно испрашивая для себя разрешения убежать. Но Джакометти, собрав все силы, перекочевал в другое кресло, подальше от Леры, и теперь, задыхаясь, хрипел в относительной безопасности.

А Лера продолжала:

– Расскажи-ка мне, красавчик, куда делась статуя?

– Почему я, синьора? – бормотал тот, изображая на лице восхищение от встречи со столь приятной особой, как Лера, и в то же время потихоньку пятясь. Ему не хотелось оставаться слишком близко от нее. – Я ничего не знаю, моя прекрасная синьора… Это просто ужасно, что так получилось, вы знаете, как я сожалею… Это просто кошмар!

– Кошмар впереди! – пообещала Лера. – Впереди, мое золотце, а пока отвечай, где вы ее спрятали?! Я знаю, что она у вас! Сволочи! Мы вам недостаточно заплатили? Захотелось еще денежек?!

Серджо усиленно трясся, изображая почтительный страх и не переставая повторять:

– Синьора, это немыслимо! Синьора, прошу вас! Мы не могли украсть статую, какой ужас! Синьора, прошу вас – не волнуйтесь!

– Что ты говоришь с ней! – вступил в дискуссию Джакометти. – Сейчас я вызову карабинеров, и все будет кончено. Большая птица, подумаешь! Видали и не таких!

Лера резко повернулась к нему:

– Карабинеров вызовешь, старый хрыч?! А как насчет того, что я им расскажу, чем ты занимаешься тут под видом торговли статуями?! Тебе это очень понравится?

Как ни странно, он вдруг заговорил с большим спокойствием и достоинством:

– Синьора забывает, что главной фигурой в этом деле будет именно она, а не я. Синьора плохо оценивает ситуацию, иначе она не стала бы угрожать мне. Синьора совершила уголовно наказуемое действие, а я только половину его. Никто ничего не сможет доказать. А человек, у которого вы купили статуи, даст показания только против вас. Он скажет, что вы украли их у него. Вы плохо представляете себе обстановку, синьора. Мне жаль. Мне очень жаль. – Он повторял эти слова на все лады, все больше наливаясь кровью, и вдруг тяжело вздохнул, пытаясь набрать побольше воздуха, откинулся в кресле и захрипел.

– Мадонна! – Серджо бросился к нему. – У него приступ! Это может плохо кончиться…

– А идите вы все в задницу! – в сердцах сказала Лера и хлопнула за собой дверью.

Она снова оказалась на улице и теперь, ориентируясь по карте, пробиралась к центру. Прохожие ей встречались редко, заблудиться было очень легко, но она не заблудилась.

Лавочка с сувенирами появилась по правую руку от нее, и она туда вошла. После ожесточенного торга на пальцах с пожилым продавцом, бывшим одновременно и хозяином лавочки, она унесла с собой пару вееров, большую манильскую шаль в зеленых и фиолетовых разводах, несколько стеклянных безделушек и тяжеленную статуэтку льва Святого Марка. Статуэтку она зажала под мышкой, а все остальное запихала в объемистый пакет.

После этого Лера уже двинулась к почтамту. Там она провела около сорока минут и вышла взмокшая от царившей в нем духоты, венецианских нравов и своих тяжелых пакетов.

Пообедала она в обычной пиццерии, отказавшись от мысли посетить рестораны «До Форни», «Атисса Мартини» и «Бар Гарри» по той простой причине, что все они были закрыты и открываться не собирались.

Запивая пиццу пепси-колой, Лера смотрела на улицу через стеклянную дверь и думала, что все в жизни идет кувырком и ей никогда не удается почувствовать себя человеком, даже в Венеции. Все оборачивается хуже некуда. Но она хотя бы сделала все, что смогла. Можно было возвращаться в Петербург.

Она проглотила лед, таявший на дне яркого бумажного стаканчика, и на душе стало легче.

…А Даша в это время лежала в комнате, которую так и не могла назвать своей, завернувшись в простыню, чтобы не чувствовать горячего тела Ларисы. Та спала рядом, притиснув ее к стене. Уйти она отказалась, хотя Даша просила оставить ее одну хотя бы после всего.

«Все» было почти точным повторением прошлой ночи, за одним лишь исключением – Даша не рвалась, не плакала и, сжав зубы, выносила все ласки Ларисы.

За эту ночь в ней что-то перегорело, и сопротивление показалось ей бесполезным. Немалую роль сыграли убеждения Любы. Она ясно понимала, что идти ей отсюда некуда, что за воротами ждет убийца – в маске или без маски. Поэтому она вытерпела эту ночь, поэтому сейчас лежала, не шевелясь и не пытаясь выгнать Ларису.

Перед тем как уснуть, та сказала Даше, что очень привязалась к ней, что сделает для нее очень многое. Она даже попыталась сунуть ей деньги. Даша отказалась, чем вызвала немалое удивление председательницы.

– Тебе не нужны деньги?

– Деньги у меня есть, – ответила Даша, стараясь не смотреть на соседку. – У меня все есть. Я у вас ничего не прошу.

– Ты обижаешься на меня? – Та по-прежнему ничего не понимала. – Но за что? Я сделала тебе больно?

– Нет.

– Но тебе ведь было хорошо? – допытывалась Лариса. – Приятно? Ну, сознайся же! Почему ты такая неласковая? У тебя что-то случилось? Что-то личное?

Даша, чтобы отвязаться, решила солгать:

– Да, у меня неприятности с моим другом. Он меня бросил.

– И поэтому ты обижена на весь свет. – Лариса, казалось, вполне удовольствовалась этим объяснением. – Но на меня обижаться не надо. Уверяю, я буду тебе лучшим другом, чем тот, которого ты потеряла. Ни один мужчина не даст тебе того, что я, можешь мне поверить. Ну, улыбнись! Мне нравится твоя улыбка!

И Даша улыбнулась. Она казалась себе марионеткой, которую дергают за ниточки, заставляя ломать какую-то жестокую комедию. Кто был автором этой комедии – она не знала, знала только, что вынуждена ее играть, чтобы остаться в живых.

Ее улыбка успокоила Ларису, и та тотчас же уснула, как провалилась. Во сне она спасалась от воспоминаний о статуях, о вчерашнем собрании, на котором Люба высказалась в ее адрес весьма нелицеприятно, хотя и не сказала ничего конкретного. Лариса чувствовала, что ее положение становится все более зыбким, но предпринять пока ничего не могла. Она измучилась, думая обо всем этом, и Даша была для нее словно глоток воды в пустыне. Близость с нею приносила Ларисе обманчивое успокоение.

Председатель проспала почти восемь часов и проснулась, только когда стало совсем светло. Она открыла глаза и протянула руку к стене. Рука нащупала пустоту. Даши не было.

Лариса села и огляделась. Вещи Даши были на месте, замки на двери не заперты, а в коридоре слышались чьи-то голоса. Она прислушалась и вдруг узнала голос Леры. Та что-то быстро говорила, и второй голос односложно ей отвечал. Это был голос Даши. Лариса поднялась, запахнулась в лиловый атласный халат и вышла в коридор.

Там на самом деле были Даша и Лера. Даша – пунцовая от смущения, а Лера очень бледная – от злости, как отметила Лариса. Она улыбнулась, чтобы разрядить неловкость, и кивнула Лере:

– С приездом! Пойдем поговорим.

– Да вроде не к спеху, – язвительно заметила та. – Ты ведь, как я вижу, ни о чем не беспокоишься!

– Перестань…

Лариса взяла ее под руку и через плечо послала улыбку Даше. Улыбка пропала впустую – девушка повернулась и скрылась в комнате. Лариса повела подругу по коридору в направлении своего кабинета, а та по дороге не переставала иронизировать:

– Честное слово, я не вовремя! Может, поспишь еще? Зачем вставать, беспокоиться о клубе?

– Перестань… – повторила Лариса. – Ты ведь знаешь, что клуб для меня прежде всего. Но этой ночью я все равно ничего не могла сделать. Почему же я должна отказывать себе даже в маленьких удовольствиях?

– И даже в очень маленьких! – фыркнула Лера, проходя за председателем в ее кабинет. – Девка-то совсем коротышка!

– Брось травить Дашу! – повелительно сказала хозяйка. – Девочка перед тобой ни в чем не виновата. Ты ведь знаешь, что в конце концов все остаются при своих интересах. Я не запрещаю тебе проводить время, как ты хочешь, и не заглядываю к тебе в постель. И ты меня от этого избавь ради Бога! Ну, рассказывай!

Лера насмешливо посмотрела на нее и сунула руку в карман замшевого пиджака.

– Угадай, что я привезла?

Лариса поморщилась.

– Говори дело, я с утра не понимаю шуток! – потребовала она. – Ты что-то узнала или проездила впустую?

– Я никогда не брала у тебя денег даром, – сказала Лера, внезапно погрустнев. – Ты же знаешь. Именно поэтому ты способна развлекаться, когда все горит синим пламенем. Ты знаешь, что я сделаю все, что смогу, и даже больше…

– Не набивай себе цену! Ты узнала, где статуя? Она у Джакометти?

– Не знаю, что там есть у Джакометти, кроме размягчения мозгов. Он про статую ничего не знает или говорит, что не знает, а это одно и то же. В полицию нам обращаться нельзя, и он это понимает. Мы крупно поговорили, и я уверена, что статуи у него нет.

– Рада за тебя, я вот ни в чем не уверена… – Лариса нервно закурила и уставилась на нее. – Выкладывай уж, что ты разнюхала?

Лера достала из кармана клочок бумаги и положила его на стол. Та жадно схватила его и вчиталась. Прочтя несколько раз, подняла глаза на подругу:

– Как тебе удалось? Заплатила большие деньги?

– Кое-что заплатить пришлось, а как же иначе! – Лера была чрезвычайно довольна произведенным эффектом. – Хотя служащий на почтамте ни за что не хотел искать квитанцию. Не знаю и сама, как я его уговорила.

– Он отослал жене посылку четырнадцатого февраля, – пробормотала Лариса, снова вчитавшись в квитанцию. – Все верно. Все, как ты и предполагала. Теперь надо пощупать эту посылку. Ну, Демин! Я от него не ожидала!

– Никто не ожидал, потому-то все и случилось. А теперь нельзя терять времени. Надо наведаться к его жене. Лучше всего будет предупредить ее заранее, что к ней придет посылка, которая на самом деле адресована нам. Это не должно быть очень сложно, особенно когда у нас есть квитанция. Все можно списать на почтовую ошибку.

– Ну что тебе сказать… – медленно, собираясь с мыслями, проговорила Лариса. – Ты – гений!

Глава 15

Бассейн был маленький и неглубокий – дно можно достать рукой. Вода казалась ярко-голубой, происходило это потому, что стенки и дно бассейна были выложены цветными изразцами. В воде развевались пушистые водоросли и мелькали золотые рыбки.

Даша сидела на бортике бассейна и неподвижно смотрела в воду.

«Если хочешь утопиться – найди место поглубже, – сказала она про себя, очнувшись от оцепенения. – А если хочешь до чего-то додуматься – встань и иди к Ларисе. Может быть, ее нет, и ты сможешь просмотреть бумаги. Может быть, она есть, и ты уговоришь ее дать просмотреть их. Все лучше, чем так сидеть. Но ведь опять придется с ней общаться.

При мысли об этом Дашу передернуло. Кончался второй день карантина, и за это время Лариса опротивела ей до невозможности. Теперь не удавалось заставить себя терпеть ее ласки – слишком велики были отвращение и усталость. И та, конечно, это заметила.

После обеда, когда она снова наведалась к Даше и опять настояла на своем, то попыталась поговорить откровенно:

– Послушай, ласточка… Если тебя так заботит история с твоим другом, посвяти меня в нее. Я помогу. Кто он?

– Нет. – Даша была вынуждена дать какой-то ответ, потому что Лариса не отставала. – Он мне стал безразличен. Я просто устала. Я хотела бы… Чтобы эти дни прошли поспокойней.

– Как тебя понять? – Председатель прикусила губу. – Я не должна к тебе приходить?

Даша кивнула.

– Да, мне хотелось бы немного отдохнуть… Хотя бы до конца карантина…

– Вот оно что… Ты с кем-то поговорила? – Лариса уставилась в потолок и, как будто найдя там ответ, уверенно сказала: – Ты говорила с Любой.

– Да, – была вынуждена признаться девушка. – Она сказала, что я не имею права покидать клуб в течение трех дней.

– Люба слишком много на себя берет. – Лариса, казалось, не слышала ее слов. – А больше она ничего тебе не рассказывала?

Даша пожала плечами.

– Ну, про меня, например? – допытывалась Лариса. – Про мой стиль управления? Про мое поведение?

Даша на все вопросы только качала головой: «Нет, нет, нет». Председатель как будто удивилась.

– Странно, обычно она не упускает случая оговорить меня перед кем-то… Но это ей еще аукнется… Люба – великая язва и метит на мое место. Запомни это и не связывайся с ней!

– Не буду! – пообещала Даша, и, к ее удовольствию, Лариса поднялась с постели и оделась.

Выходя, председатель в двух словах сообщила, что все, сказанное Любой-язвой, в какой-то мере правда и Даша должна немного пожить в стенах клуба, чтобы привыкнуть к нему и в дальнейшем не испытывать неудобств. А уходить в эти дни ей не рекомендуется. Ее слова как будто не заключали в себе угрозы, но Даше почему-то вспомнилось, что у председателя есть ее настоящий адрес и скрыться ей негде.

«Скрыться я могу только в одном месте, – грустно подумала она, тотчас же после ухода Ларисы принимаясь одеваться. – И это место – клуб. Здесь меня, по крайней мере, не убьют…»

Но эта мысль уже не давала успокоения. Иной раз думалось: не стоит ли плюнуть на безопасность и уйти отсюда, как и грозили ей, навсегда.

И она действительно ушла, но недалеко – всего лишь в зимний сад, обнаруженный в другом крыле здания. Здесь было совершенно безлюдно, и Даша смогла в какой-то мере чувствовать себя спокойно. Сквозь стеклянную крышу галереи пробивался вечерний свет, придавая зарослям субтропических растений фантастический, загадочный вид; теплый, душноватый, тоже словно тропический, воздух размаривал и навевал сон. Даша сидела на бортике бассейна и решила оставаться тут, пока ее кто-нибудь не найдет.

«Если получится, то и спать буду здесь! Все же лучше, чем в той проклятой комнате… Тут даже можно спрятаться. Вон какие кусты!»

Она решила заранее подыскать себе место, скрытое от посторонних глаз, и тщательно обследовала сад. Галерея оказалась проходной, что ей не слишком понравилось. Она предпочла бы, чтобы здесь был только один вход, за которым можно следить из своего убежища, в нужный момент затаить дыхание и скрыться в листьях и цветах.

Девушка открыла одну из дверей и осмотрела продолжавшийся за ней коридор, точно такой же, как тот, по которому она сюда пришла. Однако здесь было как будто больше пыли на полу и на окнах, и ковер поплоше. Это ее немного успокоило.

«Должно быть, здесь редко кто проходит. Может быть, меня не потревожат…»

Она вернулась в сад и скоро нашла подходящий уголок – настоящий шалаш из широких пальмовых листьев. Сзади Дашу прикрывала стена галереи, и, сидя на полу, девушка не доставала головой до низкого окна. Таким образом, с улицы ее тоже никто не увидел бы.

Даша безжалостно сломала несколько широких лопухов или что-то вроде них, постаравшись сделать это в разных частях сада, чтобы содеянное не бросалось в глаза, и устроила нечто вроде подстилки на каменном полу. После чего устроилась там с относительным удобством и поздравила себя с таким чудесным решением.

Глаза начали слипаться. Ее дурманили испарения, поднимавшиеся от цветущих растений и распаренной земли – сладковатый, экзотический запах, тяжелый и притупляющий все ощущения. Она сама не заметила, как задремала, склонив голову на грудь. За минувшие двое суток Даша практически не спала, каждую ночь переживая кошмар в объятиях Ларисы, а днем мучаясь от собственного бессилия и страха перед ней, перед убийцей, перед всем миром.

Глаза она открыла уже в сумерках. Все тело затекло, ноги казались деревянными, и девушка с трудом выпрямила их. Хотела было уже потянуться и зевнуть, как вдруг насторожилась – в дальнем конце галереи послышались голоса. Сердце у нее сильно заколотилось, и она сжалась в своем шалаше. Потом ей пришло в голову, что глупо так пугаться.

«Ведь мне ничего не сделают… – ободрила она себя. – Просто сиди тихо… Хватит волнений за все эти дни! Лучше послушай, что говорят…»

Голоса, приближавшиеся к ней, звучали незнакомо. Одно она определила точно – голосов два, и оба, разумеется, женские. Один, тот, что был пониже и поглуше, говорил:

– Как темно! Ты не знаешь, где выключатель? Ноги можно поломать!

Этому голосу отвечал другой – совсем юный и, на вкус Даши, излишне пронзительный:

– А зачем вам свет? Тут и так все видно! «Что ей видно, этой пискле?! – испугалась Даша. – Меня?!»

Но голос безмятежно продолжал:

– Я, наоборот, не люблю при свете. Ну этот выключатель!..

И обладательница писклявого голоса отпустила парочку крепких словечек.

Другая женщина откашлялась, и именно кашель выдал ее возраст. Судя по этому басовитому звуку, ей было никак не меньше пятидесяти лет.

Даша содрогнулась от омерзения, и ей на память пришла квадратная толстуха, как-то раз виденная ею в баре. Там эта дама сидела в компании молоденьких девиц и неподдельно наслаждалась их обществом.

«Гадина!» – подумала она тогда о толстухе.

Теперь Даша начинала кое-что различать в сумерках, и ей удалось разглядеть ее фигуру. Не было никаких сомнений – то была она.

«Мерзкая тварь! Почему девчонка идет на такое? Тоже какая-то беда, как у меня? Или… Просто деньги?»

Но она никак не могла уяснить себе, как можно заниматься чем-то подобным даже за деньги, однако все ее сомнения вскоре рассеялись.

– Ладно, устроимся здесь. Вы сможете меня видеть? – пропищала юная особа.

– Разденься… – прогудела толстуха. Ее голос звучал сыто и буднично и никак не вязался со смыслом произносимых слов. – Разденься, и мы устроимся на твоей одежде. Положи ее вот сюда…

– Почему на моей? – запальчиво спросила девушка. – Платье совсем новое!

– Перестань, будет тебе еще новее, – успокоила ее толстуха. – Гады, заняли все комнаты, негде отдохнуть!..

Даша видела точеную девичью фигурку в слабом свете, проникавшем сквозь стекла крыши. Та оказалась совсем молода – лет шестнадцати, не больше. Это было видно по ее неразвитым бедрам, маленьким острым грудям и линии худеньких плеч. Ее лица Даша различить не могла, да и не испытывала такого желания.

Она охотно заснула бы снова, чтобы ничего не видеть и не слышать, но женщины повели себя так шумно, что об этом не стоило даже думать. Больше всего шума производила старшая. Она то и дело вскрикивала, стонала и осыпала свою юную подругу ласковыми бессвязными словами. Только и слышалось: «Киска, мышка, зайчик-попрыгунчик, ягодка, солнышко…»

«Весь зоопарк перебрала! – злилась в своем убежище Даша. – Когда с тебя будет довольно, курва ты несытая?!»

Вздохи, стоны и ласковые слова, исходившие от девушки, были явно деланными. Она просто время от времени испускала какой-то звук или вполне деловым тоном замечала: «Ой, как хорошо!» Точно так же она могла бы сказать, что погода сегодня плохая или у нее нет аппетита.

Но толстуху это не волновало. Девица делала свое дело, каким бы оно ни было, а все остальное для нее не важно.

Даша переждала этот поток эмоций, не давая себе труда затаивать дыхание и притворяться мертвой, как она собиралась раньше. Женщины были так поглощены друг другом, что не заметили бы ее, даже если бы она встала и прошла мимо их импровизированного ложа любви.

Наконец они замолкли.

«Спасибо вам! – Даша перевела дух. – Сил уже нет слушать… Какая гадость! И я точно так же должна выглядеть и слышаться со стороны, когда ко мне приходит Лариса… Хотя нет – я ведь ей не отвечаю тем же… Еще чего не хватало! Обойдется и без зайчика! Сволочи все!»

А девица тем временем одевалась уже почти в полной темноте и плаксивым голосом канючила:

– Надежда Степановна! А Надежда Степановна! Как же платье-то?

– Какое еще платье? – хрипло отвечала та, приводя себя в порядок. – Тьфу, ни черта не вижу! Может, еще что и обронила… Тебе не кажется? Вроде что-то стукнуло…

– Надежда Степановна, а как же подарок? – Девица, судя по звуку, поцеловала свою благодетельницу. – Вы же обещали!

– В конце месяца, – отвечала пожилая. – Когда закрою отчетную ведомость.

– Ну как же так?! – возмутилась партнерша. – Когда еще конец месяца, март только начался! Ну, Надежда Степановна! Вы же обещали?!

– Я тебя когда-нибудь обманывала? – Та немного повысила голос. – Всегда платила. Просто немного придется подождать. Ситуация пока неясна. Может, будут проблемы с отчетом. Лара что-то землю роет…

– Это у Ларисы Васильевны весенняя лихорадка! – хихикнула девица. – Из-за ее любовницы. Как вам новенькая, кстати?

– Лапочка… – прогудела Надежда Степановна. – У Ларисы губа не дура! Где она таких берет?

– Ах, так вот почему вы мне морочите голову с этой ведомостью! Из-за этой девки? Вы что – решили на нее переключиться? Так Лариса скоро ее не отдаст!

– Брось трепаться, – раздалось в ответ. – Не из-за девицы, а из-за неопределенности. Можешь ты немного подождать, или тебе шило в зад воткнули?! Ну, идем!

– Нет, сперва на платье! – не сдавалась та. – А девке этой я всю рожу искалечу!

«Большое спасибо! Вот вам еще одна сцена из-за меня! Да я тут в моде! Хоть бы увидеть ее лицо, чтобы знать, кто мне собирается рожу искалечить! В темноте не различить… По голосу не узнаю…»

А женщины, продолжая пререкаться, медленно шли к выходу. Даша все еще слышала их голоса:

– Ну, Надежда Степановна!

– У меня и кошелька с собой нет… – отвечала та совсем уже в отдалении. – Подождешь.

– И так всякий раз!

Их голоса замерли, хлопнула стеклянная дверь, и Даша не смогла сдержать смеха, давно рвавшегося наружу. В этом смехе оказалось куда больше горечи, чем настоящего веселья, да и природа у него была явно истерическая, но все равно он принес ей какую-то разрядку. Отсмеявшись, она переменила позу и снова задумалась.

Ей припомнились слова толстухи о том, что как будто что-то стукнуло, и она вспомнила, что действительно слышала нечто подобное во время их возни в проходе между зарослями. Негромкий шлепок, раздавшийся несколько в стороне от женщин.

Тогда ей подумалось, что это упал спелый плод с какой-то пальмы, но теперь она вспомнила, что на пальмах не было ничего, даже отдаленно похожего на плоды. Это было ею отмечено еще во время осмотра сада.

«Что это могло шлепнуться? Странно… А если… Если рискнуть и пошарить на полу?»

Эта мысль пришлась ей по душе. Ужасно надоело сидеть в полной неподвижности.

«В крайнем случае, если кто-то войдет, он меня не увидит. Тут темно, и я спрячусь прежде, чем включат свет… А может, и без света обойдется. Эти же обошлись!»

Она выбралась из шалаша и пролезла сквозь заросли на открытое место. Ее глаза уже достаточно привыкли к здешней темноте, и она могла осмотреть пол довольно тщательно.

И действительно, немного правее от нее возле подножия какого-то раскидистого растения что-то темнело. Даша торопливо пошарила там и нащупала кожаный предмет прямоугольной формы. Она подняла добычу и уставилась на нее. Не понадобилось много времени, чтобы узнать в этом предмете бумажник. Довольно пухлый бумажник из дорогой кожи.

«Это не может принадлежать девице. Это штучка Надежды Степановны. Как же так? Та сказала, что у нее нет при себе денег… Обманула девицу? Потеряла бумажник и решила, что не брала его с собой, когда ощупала карманы? Зачем бы ей выбрасывать его… Скорее всего, выронила случайно, когда резвилась на полу… Но довольно далеко отлетел. Ну и размах у бабы! Она должна за ним вернуться, если обнаружит его исчезновение… Наверняка она поймет, где его посеяла. Надо положить на место».

И вдруг ей в голову пришла странная, дерзкая мысль. Еще не успев осознать, что делает, Даша зажала бумажник в руке и юркнула с ним обратно в заросли. Уже в своем убежище, отдышавшись, она поняла, что просто-напросто украла его.

«И хорошо! Баба обойдется и без него, а мне он куда нужнее… Не валяться же ему тут. Эх, помирать – так с музыкой! Поздравляю тебя, Даша, это твоя первая в жизни кража! – Она усмехнулась. – Все получается как по писаному. Началось с лесбиянства, а кончилось кражей… Этак ты и на убийство окажешься способна!»

И она подумала, что в таком случае первой падет Лариса.

Девушка немного развеселилась и принялась осматривать свой трофей. В одном отделении бумажника оказались деньги. Она достала их и поднесла к слабому свету, падавшему из окна. Это были доллары и рубли. Триста долларов и пять тысяч рублей с небольшим.

Она расстегнула другое отделение. Там лежало что-то непонятное, поначалу принятое ею за проездной в пластиковой оболочке. Но эту мысль она тут же отвергла. Такая солидная дама, как Надежда Степановна, наверняка ездила на собственной машине.

Даша поднесла этот предмет к окну и долго на него глядела. И когда она поняла, что это такое, то возблагодарила толстуху, так щедро наградившую ее. Данный предмет нужен Даше куда больше, чем деньги. Это была магнитная карточка, с помощью которой, по рассказам Ларисы, отпирались ворота клуба. Даша держала ее в руках, вертела так и сяк и все не верила своему счастью.

«Это то самое, больше быть нечему! – убеждала она себя. – Господи, как повезло! Да ведь теперь я смогу выйти отсюда в любой момент! Выйти, поймать на мосту машину и уехать к чертовой матери! Хоть сейчас!»

Но тут она некстати вспомнила про своего преследователя, и настроение сразу испортилось.

«Я выйду, а он меня хап! И сожрет!»

Она уложила карточку на место и осмотрела третье, самое маленькое отделение. Там оказался совсем крохотный предмет, который никак не удавалось ухватить. Когда она все же извлекла его наружу, он показался ей колючим на ощупь. Подносить его к свету не потребовалось. Он сам нашел свет, впитал его в себя и заиграл, переливаясь в ее руке. Это была бриллиантовая серьга в виде трилистника.

«Красота какая… – Даша подержала серьгу на ладони и полюбовалась ею. – Никогда не держала в руках бриллиантов… А это настоящие, сразу видно… Почему она таскала с собой одну сережку?»

Она осмотрела серьгу повнимательней и обратила внимание, что замочек сломан.

«Ясно. – Даша спрятала серьгу обратно. – Она собиралась отдать ее в починку… Но теперь ей это не удастся…»

Но основательно обдумать происшедшее ей не удалось – в это время открылась дверь, та самая, в которую вышли женщины. В проходе раздались чьи-то торопливые шаги.

Даша замерла, прижав бумажник к груди обеими руками, сжав его так крепко, словно он был живой и мог подать голос своей хозяйке, вздумавшей его разыскивать. Но в проходе появилась вовсе не толстуха, уж это-то Даша могла разглядеть, а та самая девица, которая так и не дождалась от Надежды Степановны платы за оказанную услугу.

«Что ей тут еще понадобилось?» – удивилась Даша. Но удивлялась недолго. Стоило ей только увидеть, что девица присела на корточки и пустилась обшаривать пол, как ей все стало ясно.

«Ну, ловка! – восхищалась Даша, стараясь дышать потише, а то и вовсе не дышать. – Какова умница! Вытащила у бабы бумажник во время возни и отбросила его в кусты! Думала потом найти и сама с собой расплатиться! Здорово! И в краже ее не уличишь – ведь она не выносила с собой бумажника! А толстуха, если подозревала ее, наверняка обыскала. Вернулась, матушка! Ищи, ищи…»

А девица упорно копалась во всех кустах у обочины, и Даша уже забеспокоилась, не полезет ли та и подальше, чтобы отыскать запропавшую вещь. В таком случае девушки вполне могли оказаться лицом к лицу.

«От разрыва сердца она не умрет, – лихорадочно соображала Даша. – Даже если я сделаю страшную рожу. Да и не увидит она рожи в темноте… А вот крик поднимет… Что же делать?»

Наконец девица распрямилась и недоуменно огляделась по сторонам. Потопталась на месте, словно в нерешительности, и произнесла, как будто убеждая кого-то невидимого:

– Но ведь он должен быть здесь!

«Он и так здесь, – мысленно ответила ей Даша. – Знала бы ты – где!»

А девица, пнув задрожавшую пальму, сказала сквозь зубы:

– Дурдом! Ни хрена не видно!

«Утро вечера мудренее, – вполне согласилась с ней Даша. – Приходи сюда, когда будет светло, может, что и найдешь!»

Девица, словно услышав ее мысли, резко развернулась и двинулась к выходу, что-то при этом бормоча. Судя по всему, она была в ярости.

А Дашу душил смех. Ей все больше нравилось сидеть в засаде и наблюдать за обитателями клуба.