Текст книги "Нежное дыхание смерти"

– Массовое изделие, – констатировал он, – то, что поставляют во все уголки земли Джакометти и прочие ребята… Могу себе представить… Ладно, сейчас речь не об этом. Теперь я могу их хорошенько зацепить. Верни мне эскизы, кстати.

Даша нашла на столе папку и нерешительно протянула ему. В последний момент у нее мелькнуло желание не отдавать ее, оставить у себя, но она хорошо понимала, что эскизы могут ему понадобиться в Венеции.

Он взял папку, открыл ее и еще раз просмотрел. Вздохнул, указывая Даше на рисунок, изображавший восточного вельможу:

– Вот этот самый выразительный… Жаль, как жаль… Что они с ними сделали?..

– Да уж ничего хорошего… – мрачно ответила Даша. – Они все испохабили, как могли. Можно показать эти рисунки и потом статуи первому встречному, вам любой ответит так же… У меня такое чувство, словно это сделано нарочно. Будто они специально поиздевались над тем, что он нарисовал, понимаете?

– Все возможно, – ответил он, завязывая тесемки папки. – Так вот что, Даша! Сегодня же ты должна отправиться ночевать в клуб, иначе я ни за что не отвечаю. Поняла?

– Поняла, – ответила она, присаживаясь за стол и закуривая наконец взятую у него сигарету. – Но вот что мне там делать – ума не приложу. Наверное, меня убьют в конце концов, все равно кто…

– Глупости! – отрезал он, собираясь уходить. – Я заеду вечером, отвезу тебя в клуб. Собери необходимые вещи.

– Хорошо, – сказала Даша. У нее уже почти не было собственной воли. – Будь что будет… Но я ничего не стану там делать до вашего возвращения. Мне вовсе не улыбается, чтобы меня застукали в кабинете председательницы, когда я роюсь в бумагах, а вы не можете мне даже помочь. Так я не играю!

– Хм… – призадумался он. – Но мы потеряем массу времени.

– Надолго собрались? – прищурилась она. – Ах, на три-четыре дня?! Великолепно! Так вот что я вам скажу! Можете на меня больше не рассчитывать, даже если меня не пристукнут, больше вы меня не увидите. В конце концов, я свободный человек и могу сама распоряжаться своей жизнью. Спрятаться там – спрячусь, но не больше. Если вы отказались мне помогать, какой все это имеет смысл для меня?

– Удивительно! – Он едко усмехнулся. – А для тебя вообще имеет смысл, чтобы убийца был найден? Уж не говоря о том, что он угрожает и твоей жизни, ты ведь хотела за Аркадия рассчитаться.

– Я-то хочу рассчитаться за него… – протянула она, снова начиная нервничать и злиться. – А вот чего хотите вы – это для меня полная загадка.

– Повторить отгадку? – Игорь Вадимович приподнял брови, и она снова вспомнила о плохом актере, который пытается уверить кого-то в своей безмерной страсти.

– Да не надо. Черт! Выхода у меня нет… Вы, по крайней мере, свяжитесь там со мной, когда приедете. Я к тому времени попробую раскопать все до конца и освоиться в клубе, ну а уж вы, пожалуйста, посодействуйте, когда начну ворошить бумаги. Мне нужна страховка, иначе не получится.

– Ладно. Может, ты и права, что так осторожна. В тех комнатах отдыха, которые ты видела, был телефон?

Даша призадумалась и неуверенно ответила:

– Вроде да… Но я не могу утверждать наверняка.

– Это выясни! – распорядился он. – Лучше всего, если ты будешь жить в номере с телефоном, городским, разумеется. Когда узнаешь его номер и поймешь, что комнату менять уже не будешь – позвони мне…

Он порылся в карманах и достал уже знакомую Даше визитку.

– Вот! Позвонишь по этому телефону и скажешь, как с тобой связаться. Телефон запишут, я приеду и сразу позвоню. Я тебя не брошу, не бойся!

Она рассмотрела визитку. Телефон был тот же самый, что на визитке из «бардачка». Ничего нового девушка не узнала.

– Это ваш домашний телефон? – спросила она, чувствуя, однако, что ясного ответа все равно не получит. Так и произошло.

– По этому телефону меня всегда можно найти, – уклончиво ответил он. – Если что-то случится, в чем я очень сомневаюсь, мне дадут знать даже туда, в Венецию. Не впадай в панику из-за пустяков.

– Вам, конечно, пустяки… – Она положила визитку на стол. – Хорошо. Вечером приезжайте за мной, а пока… Пока я буду сидеть взаперти и никому не открою.

– И бабке прикажи, чтобы не отпирала кому попало, – велел он.

– Ей прикажешь! Но она и сама не откроет, смертельно боится воров. А вот как я на работу буду из клуба ездить…

– Все образуется, – пообещал он. – Могу дать совет: пользуйся городским такси, никаких частников, только такси. Будешь вызывать такси в клуб, когда соберешься куда-то, и из больницы, когда будешь уезжать в клуб. Я не думаю, что он переоденется таксистом и заимеет машину с «шашками» на борту…

– Пожалуй, так будет лучше всего, – кивнула она.

На этом они и расстались. Он уехал и уже откуда-то из города или из собственной квартиры (она не спросила об этом) позвонил и велел никуда не высовывать носа – за ней по-прежнему следят. Он видел машину и того человека. Машина уехала из двора прямо перед ним, и он не смог ее выследить – потерял в потоке общего движения где-то за Дворцовым мостом.

Она только вздохнула. Ни ужасаться, ни плакать, ни просить о помощи она больше не могла, да и не считала нужным.

«Помочь себе могу только я сама, – думала Даша, укладывая в дорожную сумку вещи. – И больше мне не на кого рассчитывать… Одна на всем свете».

Она вспомнила о матери.

«Но что мама может сделать для меня? Это я должна что-то делать для нее сейчас, когда получаю почти вдвое больше, чем она… Должна ей помогать и, во всяком случае, не создавать лишних проблем… Как она была бы счастлива, если бы я вышла замуж! Она только об этом и мечтает каждый раз, когда пишет мне письмо или звонит… Спрашивает: нет ли у меня кого, и осторожна ли я, и не собралась ли замуж… И не понимает, не понимает, что мне нужен был только он… Если из всех людей мне нужен был только он, то уже никогда… Никогда…»

Она с досадой швырнула в сумку черный свитер и юбку и призадумалась о том, как объяснить Ларисе свою неожиданную перемену в поведении.

«Она обязательно вспомнит, как я изо всех сил отпиралась от ночевки в клубе. Она ведь не дура, в самом деле. И вдруг я заявлюсь с такой вот сумчонкой и прошу убежища… Как мне объяснить это? Может, сказать, что у меня в комнате затеяли капитальный ремонт? Или что у нас отключили отопление и не обещают врубить в ближайшие дни? Все сгодится, если только она не вздумает проверять, так ли это в действительности… Кто знает? Она может и проверить, ведь у нее есть мой адрес. Ничего, обойдемся байкой об отоплении. Так бывало не раз, а батареи все равно плохо прогреваются… Даже если она вздумает позвонить Настасье Филипповне, чтобы спросить, правда ли это, та ответит ей, что, почитай, всю зиму не топят. И так ежедневно жалуется…»

Даша обрадовалась, что нашла такой выход, и направилась на кухню известить старуху о своем отъезде.

Та, как и следовало ожидать, не только не обрадовалась, что Даша уезжает, но, наоборот, завопила:

– А я?! Меня на кого же?!

Девушка привыкла к таким переменам в ее настроении. Когда Даша была здесь, рядом, старуха не упускала случая пожаловаться на нее кому-нибудь и обвинить во всех смертных грехах, в том числе – в лености, нечистоплотности, в том, что Даша не вворачивает вовремя перегоревшие лампочки в коридоре и отказывается платить за мойку окон на общей кухне.

Как обстояло дело реально, старуху нимало не волновало. Она продолжала утверждать, что земля еще не носила таких наглых и грязных девиц, как соседка, и она, Настасья Филипповна, уже совсем замучилась, прибирая за паршивкой. Но всякий раз, когда Даша намеревалась покинуть квартиру – обычно, чтобы уехать к матери, – старуха вставала на дыбы, немедленно соображая, что теперь некому будет мыть полы, выносить ведро и вкручивать все те же лампочки, часто становившиеся предметом раздора, ибо Настасья Филипповна обожала выкручивать их по ночам и вставлять свои собственные, только перегоревшие. Все попытки Даши уверить ее в том, что лампочка на кухне еще вчера была грушевидной, а сегодня, когда перегорела, почему-то оказалась круглой, никак не действовали. Настасья Филипповна в таких случаях просто утверждала, что Даша рехнулась и сама не знает, что говорит.

И Даша отступала, в душе проклиная и бабку, и ненавистную квартиру, но не осмеливаясь высказать всего этого вслух. Настасья Филипповна иной раз нагоняла на нее настоящий страх, особенно когда выходила на тропу войны.

Так все вышло и теперь. Старуха всплескивала руками, и ее желтый махровый чепчик колыхался на голове. Она причитала:

– На кого же ты меня оставляешь, Дашенька?! Кто же мне, старухе старой, ведро вынесет?

– Ваш сын, – веско отвечала Даша, уже начинавшая жалеть бабку, которая на самом деле была «невыходной»: лет пять, как сидела дома. – Пусть ваш сын, когда приезжает сюда, вместо того чтобы ломиться в мою комнату, выносит вам ведро и чистит унитаз, которым он, кстати, пользоваться не умеет.

– Как?! – Старуха даже задохнулась. – Да ты что – одурела?! Кто тут не умеет?! Это ты, деревня, прискакала сюда из своего сраного Пскова…

Даша громыхнула сковородой, которую отмывала металлической щеткой, и сверкнула на старуху глазами.

– Хватит, Настасья Филипповна! Мне неохота с вами ругаться всякий раз, когда я уезжаю. Если не можете обойтись без прислуги – наймите.

– На-нять?! – проскандировала старуха, трагически воздевая руки к закопченному потолку с отваливающейся штукатуркой. – А на какие шиши такие?! У меня-то нет такого хахаля богатого, как у тебя, прошмандовка!

– За оскорбление личности могу вас по статье притянуть, – хладнокровно отвечала Даша. Как-никак, а кухонные перепалки с Настасьей Филипповной хорошо ее закаляли, и иной раз казалось, что теперь ей ничего не страшно. В какой-то мере это даже помогало в жизни.

«Но как бы я хотела, чтобы такой опыт мне никогда не пригодился! – вздохнула она про себя. – А то не заметишь, как сама стервой станешь…»

– Скажешь тоже! Прислуга! – продолжала проповедовать Настасья Филипповна… – Это ты, что ли, прислуга?! Пальцы вон какие белые!

– Уймитесь! – громко приказала Даша, и та, как ни странно, унялась. Причину этого послушания Даша сразу определила – ведь старуха даже не успела выяснить, куда отправляется ее соседка в такое необычное время. И точно – последовал вопрос:

– К мамочке поедешь?

Теперь ее голос звучал слаще некуда – прямо патока с медом. Даша поморщилась. Ей гораздо больше претили такие подхалимские подходцы Настасьи Филипповны, чем ее прямое хамство.

– Нет.

Старуха всполошилась:

– Нет?! А куда?!

– В санаторий. Почки лечить.

– Почки? – немедленно позавидовала та. – А у меня почки который год не действуют, прямо хоть помирай… Мочу гоню, гоню… Вчера два ведра выгнала… И все не помогает! Опять пухну и пухну… А тебе – молодой, здоровой – путевку дали! Ничего себе! Все вы, доктора, продажные… Вот были бы у меня деньги…

И она завела бесконечную песню, впрочем не слишком агрессивную. Даша слушала ее вполуха. За это время она перемыла всю накопившуюся посуду, протерла на кухне белый кафельный пол еще царской кладки. Девушка уже собралась вынести переполненное мусорное ведро, как вдруг вспомнила предупреждение Игоря Вадимовича и отменила это решение.

Настасья Филипповна, критически следившая за наведением порядка, немедленно отметила это:

– Даш, а ведро-то?

– А ведро – ваш сын вынесет, – ответила она и поспешно удалилась с кухни под фанфары разъяренной старухи.

А вечером того же дня Даша вошла в холл клуба и поставила на пол сумку. Как и прежде, Игорь Вадимович довез ее сюда на своей машине, все время чутко следя, не появится ли их преследователь. Преследователь не появился, и Даша даже расстроилась – ей очень хотелось увидеть его настоящее лицо хоть краем глаза. А кроме того, она могла бы остерегаться его машины, если бы знала, какая та из себя.

Игорь Вадимович по дороге показал ей «Жигули» такой же модели, что и у следившего за ней человека, но сказал, что у тех был цвет совсем другой. Так что толку вышло мало, тем более что девушка совершенно не разбиралась в машинах.

Расстались они очень холодно – Даша пожелала ему счастливого пути и поволокла свою сумку по заснеженной тропинке, не оборачиваясь и даже не давая себе труда проверить: уехал ли он или стоит все там же и смотрит ей вслед.

Ей пришлось довольно долго простоять у ворот, пока на звонок не открыли. Она удивилась этому, потому что уже привыкла, что попадает в клуб без всяких проблем. И еще ее поразило странное безлюдье в клубе. Ни в холле, ни в гардеробе, ни даже в баре не оказалось ни души. Все двери были открыты, но комнаты – пусты.

Она удивленно оглядывалась и прислушивалась, не зная, что ей делать сo своей сумкой. Девушка решила, что может положиться на честность членов клуба, и поставила сумку в гардеробе, под той вешалкой, где висела ее дубленка и чья-то шуба из норковых пластин. Даша украдкой потрогала ее, подавленно вздохнула – не столько от зависти, сколько из чувства своей ущербности, и пошла по коридорам искать живую душу.

Но с душами было трудно – нигде не оказалось ни одной. Даша просто не знала, что думать.

«Прямо как после атомной войны, – недоумевала она, заглядывая в малую гостиную и снова отмечая полное отсутствие людей. – А может, тут что-то случилось? Может, уехали куда-то? Похоже на срочную эвакуацию. Такое чувство, что все попрятались перед бурей или после бури. Так тихо, что в ушах ломит!»

В большой гостиной она увидела пепельницу, в которой еще дымилась, дотлевая, чья-то сигарета. Но обладательницы этой сигареты поблизости не было заметно. Однако Даша приободрилась, наткнувшись на столь несомненный след человеческого присутствия. Она на всякий случай тихонько окликнула того, кто мог оказаться поблизости: «Эй?», и, не получив ответа, двинулась дальше.

Так в конце концов девушка дошла до витой лестницы из кованого железа, ведущей на второй этаж. В нерешительности остановилась, глядя наверх. Она не была уверена, что ей стоит идти туда, где, как она поняла, располагалась святая святых клуба – кабинет Ларисы, диспетчерская и то неизвестное помещение, где председатель оформила ей членский билет.

Она вспомнила об этом и нащупала билет в кармане. Ощущение твердого пластика под пальцами немного ее успокоило, девушка уже чувствовала некоторое право находиться в этих тихих коридорах и узнавать их тайны.

И Даша двинулась вверх по лестнице, стараясь не греметь каблуками и проклиная гулкое железо. На верхней площадке ей показалось, что она услышала какой-то звук, но поблизости по-прежнему никого не было.

«Хотела бы я знать, где они все?! Исчезли как раз в тот миг, когда я пришла к ним с миром. То есть с сумкой. Может, мне стоит просто-напросто вломиться в одну из этих комнат отдыха и самовольно там обосноваться, раз уж я член клуба? Нет, это уже было бы хамством. Надо кого-нибудь найти…»

Она прошла мимо кабинета Ларисы, предварительно прислушавшись к тому, что происходило за дверью. Та была плотно прикрыта, так что Даша могла расслышать только легкое «бу-бу-бу», производимое то ли двумя людьми, то ли одним человеком, разговаривающим по телефону.

Ей показалось, что говорит не Лариса, и она сказала себе, что это к тому же могло быть и радио. Не имело смысла подслушивать, раз ничего не разобрать, и Даша очень об этом пожалела, проходя дальше.

Следующая дверь была закрыта: она решилась нажать на ручку – и безрезультатно. Оттуда вообще не доносилось ни звука.

Еще одна дверь была отперта, но толку от этого оказалось немного – заглянув, Даша увидела компьютер с потухшим экраном, огромную белую махину, смутно напомнившую ей ксерокс, и большой железный шкаф.

Компьютером Даша пользоваться не умела, о предназначении белой махины могла только догадываться, а железный шкаф, все ручки которого она покрутила, а замки пощупала, оказался прочно заперт.

Девушка дошла до поворота, за которым начинались комнаты отдыха, и в нерешительности остановилась. Ей снова послышался какой-то звук. Она прислушалась и в конце концов поняла, что не ошиблась.

Этим звуком, раздававшимся все громче и громче по мере того, как она приближалась к первой комнате, был самый обыкновенный храп. Даша решила, что человек, который храпит так громко, наверняка не проснется, если она откроет дверь и посмотрит на него, и потому смело нажала на ручку. Дверь бесшумно приоткрылась, и она припала к образовавшейся щели.

Сперва девушка увидела опущенную штору ярко-лимонного цвета, подсвеченную настольной лампой. Еще она увидела кусок ковра и валявшийся на нем скомканный предмет, оказавшийся со второго взгляда розовыми дамскими трусиками.

Даша подумала, не стоит ли ей удалиться, чтобы не объясняться потом с их владелицей. При одной мысли о том, что это могла оказаться Лариса, ей делалось дурно. Она еще не успела обдумать до конца свою линию поведения с председательницей и надеялась, что решит все в боевой обстановке. Но теперь ноги у нее слегка задрожали.

Тем не менее она приоткрыла дверь еще шире и наконец увидела всю комнату. И в частности, постель. А на постели, уткнувшись носом в подушку, лежала Галя и заливисто храпела. Ее обнаженное тело, явно побывавшее в эту зиму на курорте или под кварцем, темнело на белизне простыней, скомканных и кое-как прикрывающих Галину поясницу. Ее стройные ноги – ноги бегуньи или теннисистки, были раскинуты в стороны, одна рука свешивалась с края постели, а вся поза говорила о большой усталости и полной отключке.

Даша с минуту смотрела на полудетское Галино лицо, сейчас бывшее очень серьезным, как будто та решала во сне сложную арифметическую задачу, на ее нежную спину с желобком посередине, на блики света, сделавшие ее волосы глянцевыми и текучими.

Она уже решила было закрыть дверь и уйти, как вдруг Галя резко перестала храпеть и испуганно подняла голову с подушки, уставившись прямо на нее. Даша оцепенела и не двинулась с места. Наступила минута молчания, во время которой девушки неотрывно смотрели друг на друга.

Первой опомнилась Галя. Она присела на кровати, даже не сделав попытки прикрыться простыней, совсем соскользнувшей с нее, откашлялась и произнесла:

– Привет, что же ты не заходишь?

– Привет, – пробормотала Даша и оглянулась, нет ли кого в коридоре. Никого по-прежнему не было, и она решилась и вошла в комнату, прикрыв за собой дверь.

Галя смотрела на нее то ли одобрительно, то ли насмешливо. Она кивнула гостье на кресло:

– Что же ты не сядешь?

– Я себя спрашиваю, что же вообще сегодня пришла, – в тон ей ответила Даша, опускаясь в кресло. – Никого ведь нет.

– Да ну?! – удивилась Галя, резко потряхивая каштановыми волосами. – Почему никого нет? Ах да! Собрание же…

Она сладко потянулась, отчего ее юная грудь напряглась и задрожала. Даша отвела глаза, чтобы не смущать Галю, хотя сама смущалась куда больше, глядя на нее.

– Собрание? – спросила она, стараясь, чтобы ее голос прозвучал как можно естественней. – А что за собрание?

Галя махнула рукой и состроила пренебрежительную мину.

– Да ну его! Там одни старухи! – Уловив недоуменный взгляд Даши, она пояснила: – Ну, старшие члены клуба, это они собираются. А мне не надо.

– Но ведь ты член клуба? – удивилась Даша. – Разве ты не должна ходить на собрания?

– Конечно нет! – возмущенно ответила Галя. – Я держусь подальше от таких дел.

– От каких? – осторожно спросила Даша, но девушка в ответ рассмеялась.

– А это ты у Ларисы как-нибудь спроси, она тебе расскажет. Но вот мой совет: лучше не ввязывайся ни во что, если еще не ввязалась, потом себе дороже выйдет. Вот я – свободна и чиста, как птица…

И Галя снова улыбнулась. Даша ответила на ее улыбку, но на сердце у нее стало тяжело.

«От этой ничего толком не узнать. А узнать необходимо. Она что-то имела в виду, но что именно? Не ввязываться ни во что? А я как раз собираюсь ввязаться, да по-крупному… Боже мой, что я делаю…»

Но отступать было некуда. Она хорошо помнила о том, кто ждал ее все эти дни то возле собственного подъезда, то у ограды клуба. Забыть о нем было невозможно, более того – опасно. И она скрепя сердце попыталась еще порасспросить собеседницу, мило улыбавшуюся ей из постели.

– А я, например, могу пойти на собрание членов клуба?

– Но зачем тебе? – Галя подтянула ноги и уперлась подбородком в колени, внимательно глядя на Дашу. В этой позе у нее открылось то, что Даша вовсе не желала рассматривать ни у нее, ни у кого другого, и она с трудом заставила себя остаться на месте, не выбежать отсюда. – Зачем тебе это нужно, раз у тебя нет права голоса? – продолжала Галя, ничуть не смущаясь тем, что сидит перед зрителем в столь откровенной позе.

Она даже слегка улыбалась, словно наслаждаясь Дашиным смущением. Та нашла бы ее поведение наглым, если бы Галя не была столь любезна и улыбчива.

«Просто она эксгибиционистка, больше ничего. Каждый имеет на это право в конце концов… Не надо быть ханжой!»

И она поинтересовалась:

– А почему у меня нет права голоса, ведь я тоже член клуба?

– Потому что ты – бесплатный член… – с удовольствием объяснила Галя. – Ты ведь ничего не платила Ларисе, и я ничего не платила… Мы с тобой члены клуба и можем присутствовать на собраниях, этого нам не запретят, конечно… Но зачем тратить время? Там решаются совсем не интересные вопросы, уверяю тебя. – И она пожала плечами. – Лучше выспаться как следует.

– Не буду тебе мешать. – Даша решительно поднялась. – Спи, прости, что разбудила.

Галя поменяла позу на более приличную, если это вообще было для нее возможно, и уставилась на нее.

– Ты что – обиделась?

– Да нет, просто у меня вещи внизу, – пояснила девушка. – Я собиралась тут переночевать. Я немного беспокоюсь, вдруг что…

– Переночевать? – Галя невыразимо оживилась. – Здорово! Тебя кто-то пригласил, или ты сама решила?

– Да и то и другое, – подумав, ответила Даша. – У нас дома перестали топить, вот я и перебираюсь сюда на парочку дней…

– Ясно! – лукаво кивнула ей Галя. – У меня вот тоже не топят. – И, поймав ее недоумевающий взгляд, весело рассмеялась. – Да шучу, шучу… Пойдем, я помогу тебе притащить вещи. Вот будет классно, мы устроимся рядом… Номер за стеной свободен.

Продолжая болтать, она запахнулась в синий шелковый халат, валявшийся рядом на стуле, и пошла вслед за Дашей по коридору, даже не позаботившись запереть за собой дверь. Видимо, в клубе все базировалось на взаимном доверии, и Даша отметила это с некоторым удовольствием.

Девушки спустились на первый этаж, и тут Галя неожиданно расхохоталась. Она даже остановилась и прижалась спиной к стене. Даша с изумлением смотрела на нее, потом по сторонам, не находя ничего такого, что могло бы подобным образом рассмешить ее спутницу. Отсмеявшись и приведя в порядок распахнувшиеся полы своего халата, та заявила:

– Прости, подружка, я просто подумала: вот будет здорово, если из твоей сумки что-нибудь сопрут!

– Что тут хорошего? – недовольно ответила Даша, ускоряя шаг. – Почему это будет так здорово, хотела бы я знать? И что – есть такая возможность?

– Возможность всегда есть, а вот желание может быть только у Любы. Она – фетишистка, намотай себе на ус, она может спереть что-нибудь незначительное – трусы, например, платок, желательно – лифчик… Так что белье держи в шкафу и запирай на ключ. А вообще она ничего… Нормальная баба.

– Если она фетишистка, то уже ненормальна, – сурово отозвалась Даша, преисполненная самых зловещих предчувствий. Нравы обитателей клуба все меньше приходились ей по душе. Она со страхом представляла себе общение с ними. – Почему ей не сделают внушение?

– Но за что? – удивилась Галя. – Ты что, подруга? Она ведь ничего дурного не делает! И щедрая, всегда денег одолжит.

– Я не привыкла, что у меня воруют вещи, – ответила Даша и замолчала.

В коридорах по-прежнему было пусто. Галя весело насвистывала, маршируя к гардеробу, и так же весело помогла Даше принести наверх сумку и показала ей номер рядом со своим. Номер оказался точно такой же, как у Гали, только и занавески, и обои были выдержаны в малиновых тонах.

– Тебе пойдет такой цвет, – сказала новая подруга Галя. – Мне больше идет канареечный… А дальше зеленая комната, и еще белая, и голубая. В голубой обычно спит Люба, когда вообще тут спит. У нее недавно завелся хахаль на стороне, и она сошла по нему с ума, хотя сходить не по чему… Но кто ее поймет? – Она пожала плечами и с интересом принялась следить, как Даша распаковывает вещи и укладывает их в шкаф и в стол. – А в белой – Лариса.

– Лариса? – Даша постаралась не выдать своим голосом охватившего ее волнения. – А она что же, тут и ночует?

– Почти всегда, – безжалостно ответила Галя. – Можно сказать, тут и есть ее настоящий дом. Одинокая баба, совершенно одинокая.

Даша отвернулась и уставилась в распахнутый шкаф. Перспектива постоянно ночевать рядом с председательницей не привела ее в восторг. Она поняла, что ночью ей придется хорошенько запирать дверь. Она вспомнила о некоей Любе-фетишистке, которая тоже должна была находиться рядом, и вздрогнула.

Чтобы как-то справиться с волнением, девушка закрыла глаза и заставила себя считать до десяти. А когда она их открыла, то увидела в раскрытой двери комнаты ту самую красавицу с ледяным лицом, с которой уже не раз встречалась. Красавица посмотрела на Дашу, слегка подняла русую бровь и прошествовала мимо. Галя хихикнула.

– Это она и есть – Люба! Ничего, да?

– Не знаю… – ответила Даша, тоскливо глядя в коридор.

– Почему? – несказанно удивилась Галя. – Ты что – не видела? Грудь, ноги, все на месте…

– Я с этой точки зрения о женщинах не сужу, – сухо сказала Даша, плотно прикрывая дверь. – Мне безразлично, какая у кого грудь, а какие ноги или там еще что…

– Ну ты это зря! – протянула Галя, качая головой. – Я знаю, что некоторым действительно все равно, но я с тобой не соглашусь. Это очень важно, понимаешь ли!

Она сделала некий жест, весьма неопределенный, но Даша поняла. И если у нее оставались еще какие-то сомнения насчет Гали, Ларисы и прочих обитательниц клуба, то теперь они развеялись полностью. Ее передернуло от омерзения, и она едва сдержалась, чтобы не нагрубить ничего не подозревающей Гале, продолжавшей весело делиться своим опытом.

– Я тебе удивляюсь! – щебетала та. – По тебе никак не скажешь, что тебе может быть все равно. Ты ведь очень красива, можешь быть и поразборчивее.

– Я разборчива, – ответила Даша, с головой уходя в шкаф. – Ты даже не представляешь себе – насколько!

Галя только хихикнула:

– Может, правда, не представляю. – Она поглубже забралась в кресло и прижала подбородок к поднятым коленям. – Кто тебя знает… А сколько тебе лет?

– Двадцать четыре.

– Я тебя старше, мне двадцать шесть, – почему-то грустно ответила девица. – Время бежит…

– Можно подумать, у тебя старость не за горами. Какая разница – двадцать четыре года или двадцать шесть?

– Некоторые на это очень даже смотрят, – пояснила Галя, и Даша снова ее поняла.

Вообще она с некоторых пор понимала почти все, что говорилось и о ней, и вокруг нее. И все, что она понимала, несло в себе угрозу или, во всяком случае, массу неприятных переживаний.

Даша сжала губы и ничего не ответила своей новой соседке. Та посидела еще пару минут и наконец ушла. Даша осталась одна.

Первым делом она заперла дверь на все замки. Замков было три: простая щеколда и два врезных, запирающихся изнутри без ключа. Это немного успокоило ее, и она повнимательней огляделась в комнате.

Откинув атласное покрывало на кровати, обнаружила стопку чистого белья. Девушка перебрала его и застелила постель, снова прикрыв ее покрывалом. Отдернула штору на окне и увидела там угол двора. Ворот отсюда не было видно, и она почему-то пожалела об этом, хотя никого в гости не ждала.

«Осталась одна как перст. И все теперь только в моих руках… А если не смогу?»

Но Даша опять подумала, что лучше сидеть в этой комнате, чем у себя дома, ежеминутно подвергаясь опасности. Грязь казалась ей не такой страшной, как смерть, а теперь она осталась именно перед таким выбором. Ничего другого судьба не предлагала.

Даша осмотрела и телефонный аппарат, стоявший на письменном столе. Такой же был и у Гали в комнате, видимо, в каждом помещении находился телефон.

Она подняла трубку и услышала долгий гудок. Потом, подумав, набрала номер собственной квартиры. Вышла какая-то чепуха – телефон запикал, потом вообще все стихло, и сквозь тишину прорвался все тот же долгий гудок. Даша удивилась, набрала свой номер еще раз и снова прослушала всю серию гудков, свидетельствовавших о том, что соединения не произошло.

Она положила трубку, и тут же телефон зазвонил. Девушка испуганно посмотрела на него и все же взяла трубку снова и ответила:

– Да?

– Прости, Даш, но я забыла тебе сказать про телефон! – раздался веселый голос Гали. – Это внутренний. А список номеров – в ящике стола, по-моему… Можешь, например, позвонить в бар и попросить, чтобы тебе принесли сюда ужин. Классно, да?

– Здорово, – отозвалась она без восторга. – А как же в город звонить?

– А в город – снизу, из бара, или библиотеки, или от Ларисы, это поближе будет. А можно еще из диспетчерской, но это смотря кто там сидит… Люба пустит, а Лерка нет.

– Ясно. – Даша положила трубку, не желая продолжения разговора.

На душе у нее стало совсем погано. Теперь понятно, что в случае чего она даже не сможет дать Игорю Вадимовичу знать, что ее следует спасать.

«Пока я доберусь хоть до какого-нибудь телефона – меня сто раз прикончит та маска, – подумала она, кидаясь ничком на постель и закрывая глаза. – Раз маска была у ограды, почему бы ей не проникнуть в клуб? Нет, в клубе она слишком бросилась бы в глаза. Да и притом мужчина тут сразу будет заметен. Нет, сюда она не проникнет, я могу быть относительно спокойна. Но вот как мне связываться с внешним миром, да так, чтобы никто меня не подслушал?! А подслушивать наверняка будут. Как же – новенькая, интересно, о чем она может говорить таким взволнованным тоном… Звонить от Ларисы?! Нет, спасибо!»

Она ходила по комнате в поисках спасительного решения, но поняла, что сейчас ни на что не способна, и самым мудрым выходом будет лечь и выспаться как следует. Даша разделась, раскрыла постель и забралась в нее, укрывшись одеялом до подбородка, как любила с детства.

Она сама не помнила, как уснула. Снилось ей что-то смутное и страшное, и из всего сна она запомнила только, как бежала по снегу, очень глубокому, увязая в сугробах и с трудом выдергивая ноги. А за ее спиной все это время не умолкал скрип чужих шагов – неумолимый, мерный, все больше приближающийся. А Даша все боролась со снегом и все увязала в нем, пока шаги не стали раздаваться так громко, как будто преследователь был за самой ее спиной…