Текст книги "Золотошвейка"

– Кэсси, нет! Постой! Ты можешь! Ты способна противостоять! – надрывался яростный голос, перекрывая гул смертоносной мощи. – Они ошиблись в тебе! Они не знали, что ты обладаешь особым Даром, ты – Плетущая! Ты та, кому подчиняются судьбы. Ты можешь все изменить. Знаешь, почему? Твоя мощь позаимствована из талисмана, это так, но Дар – твой собственный. И только благодаря ему ты еще способна сопротивляться, только благодаря ему твоя суть еще жива. Они не знали, что, принуждая тебя, тем самым разбудили твой Дар. Я понял, какой силой ты обладаешь, когда мы были в замке Ариула, ты же помнишь это? Это твой собственный Дар, твое собственное оружие, о котором никто не подозревал. Так воспользуйся им прямо сейчас! Ты можешь! У тебя получится! Помнишь, ты не умела управлять Даром? «Чувство нити», как ты его назвала, ты не могла даже призывать его. Он приходил, лишь когда ты была в гневе, в ярости. Ни желание, ни жалость, ни страх, ни тем более отчаяние – только гнев, только чистая злость. Я знал, что рано или поздно тебя притянет к талисману – то заклятье, что наложили на тебя, снять невозможно, а чем ближе к талисману, тем твоя тяга сильнее. Только ты сама можешь спасти себя. Разорви заклятье, что держит тебя! Используй свой Дар! Ты сейчас так сильна, как ни один маг в этом мире. Оборви связь, которой тебя удерживают! Разорви заклятье! Ты так сильна, что можешь диктовать свои условия, и пусть этим условием будет твоя жизнь!

О да, нити, ниточки мои… Они блеснули, вплетаясь в кружевной смерч силы талисмана, изучая неведомое, изменяя знакомое… Перламутр на моем теле побледнел… но ненадолго… От растерянности я расхохоталась. Разорви заклятье? Да как это сделать? Я не умею. Не могу! И какой смысл иметь Дар и не уметь им пользоваться?

Человек на мгновение замер, перевел дух. Насмешливо покачал головой. И тоже улыбнулся, если можно назвать улыбкой кривую дугу приподнятого кверху уголка губ. Цинично, зло, победно.

– Ты не оставляешь мне выбора. Талисман должен вернуться туда, откуда был украден, и ты не помешаешь мне это сделать. Я хотел дать тебе шанс, я хотел, чтобы ты выжила, но времени больше не осталось. Это был идеальный расчет времени и сил, Кассандра Тауриг, и мне это сполна удалось. И я не виновен в том, что ты сама отказываешься жить, когда у тебя есть такая возможность. Я следил за каждым твоим шагом, за каждым вздохом с тех пор, как мы расстались у Иолля. Я двигал людьми, как марионетками, и они привели тебя сюда. Они даже не догадывались, что действуют по моей указке. Иолль, Крэммок, Энсон, Дайна… Я сделал так, чтобы твой Дар проявился точно в срок – не слишком рано, чтобы твоей неопытностью не успел воспользоваться кто-то другой, но и не настолько поздно, когда сила талисмана задурманит твою суть. Я увел тебя из-под надзора Дайны, чтобы она не прознала о Даре заранее и не погасила твои способности в зародыше, не притупила твои чувства, а она ведь могла это сделать. Я рассорил магов, заставил их подозревать один одного, чтобы поодиночке они приняли мои условия игры и делали то, что мне нужно. Они и делали, но мне нужно было не только это. Мне нужно было твое отчаяние, твоя растерянность. Мне нужно было твое отвращение ко мне. И тогда я выманил тебя иллюзией Даны. Зачем? Чтобы заставить тебя испытать злость, гнев, из-за чего Дар твой проявится в нужном месте и в нужное время. Благодаря тебе я, наконец, разделался с Дайной. Оставалось только последнее – заставить тебя отказаться от талисмана добровольно. Этим ты могла бы спасти собственную жизнь. Но ты не захотела. А со мной тебе не справиться. Твой Дар велик, но не больше моего.

Гнев.

Он манипулировал мною. Он манипулировал мною всегда. Идеальный расчет, говоришь? Я всегда была для него только вещью, только жалкой прислугой, выполняющей его капризы. Он заставлял меня испытывать те чувства, что мне не присущи, и наблюдал со стороны, удачен ли опыт. Он…

Я его ненавижу.

И ненавижу тех, кто держит меня на привязи. Будьте вы прокляты, ублюдки.

– Ну так как? – он поманил меня кончиками пальцев левой руки, вкладывая в этот жест столько откровенного презрения и насмешки, что гнев в моей душе вспыхнул с новой силой. Он что, смерти жаждет? Я же размажу его в лепешку!

Гул превратился в вой, от которого закладывало уши, светящийся ажур кружева сил талисмана вертелся так быстро, что стал не различимой глазу блистающей пеленой, в которой только изредка угадывались узоры плетения, сам же талисман горел яркой звездой, взрывающейся прямо на глазах. Я видела его сквозь тело человека, стоявшего передо мной. Я больше не слышала его слов, да он и не пытался больше говорить, из последних сил удерживая свое собственное заклятье.

Нас разделял один шаг. Если я коснусь его, то убью его, и тогда между мной и талисманом ничего не останется.

Разве не этого я желаю больше всего? Крошечный шажок, даже нет, полшага. Теперь мне достаточно наклонить голову, чтобы коснуться груди человека. И мне ничто не мешает, особенно он.

Или этого желаю не я? Так что же я такое, если не могу понять, собственные ли желания исполняю? Где грань между моим и тем, что я принимаю за свое? Это хуже рабства, ибо внешнего хозяина можно ненавидеть и не потерять человеческого достоинства, но что мерзостнее раба внутреннего?

И кто сейчас стоит у замершей человеческой фигуры, кусая губы и заламывая назад руки, выгибаясь назад и пытаясь отступить? Раб или хозяин?

Осталось сделать всего полшага.

Столб света вырвался позади человека, и мне не нужно было отходить в сторону, чтобы видеть его. Свет бил мощным потоком, немыслимым, обжигающим, в его сиянии растворились все привычные предметы: исчезли стены, потолок и пол, исчез даже стол. Остался только размазанный по свету человеческий силуэт да едва заметные серебристые плетения магической силы.

И тогда я увидела ее. Чуть размытый туманный образ рядом со смерчем света – круглые птичьи глаза, тонкий нос, больше похожий на клюв, щелка рта. Щеки, покрытые то ли светлым пухом, то ли шерстью… Поразительно, неужели столь не похожее на человека существо может выражать столько характерной для человека неописуемой ярости и злобы? Победа, казалось, столь очевидная, ускользала из ее рук! Пернатая Хозяйка теряла контроль надо мной, но все еще надеялась на успех, пытаясь добавить в то заклятье, что связывало нас с ней, еще больше силы. Но что такое ее, бестелесной и далекой, потуги против немыслимой мощи талисмана? Его чудовищно возросшая сила уже перешла те пределы, что подвластны влиянию Хозяйки, и за этой гранью она была бессильна подчинить его.

Я еще не могла справиться с ее воздействием, но уже могла ему сопротивляться. Чужое влияние медленно соскальзывало с меня, как кожа со змеи.

Вот она, эта связь, что удерживает нас. Вот она, нить Договора. Теперь я вижу ее. Я чую ее. Надо всего лишь оборвать ее, последнее усилие – теперь я понимаю, как это сделать – и я свободна, и Пернатая Хозяйка больше не властна надо мной, ни сейчас, ни потом…

Ноилин стал почти прозрачным, призрачным, нереальным, пропитавшимся смертоносным светом-ядом талисмана. Только глаза еще жили. Они горели яростью и отчаянием, болью и надеждой, не сломленная пока воля вросла в них, но смерть уже плескалась на дне зрачков.

– Иди ко мне, – беззвучно прошептали губы.

Он знал, чем все это закончится. И не ждал другого исхода. Его смерть, к которой он меня так страстно принуждал, будет тем последним толчком, что выдворит Источник из этого мира туда, где ему и место. Нити его жизни, уже истончившиеся и некрепкие, разметались по сетям талисмана, удерживая мой пока еще сильный натиск и завершая последние аккорды своего заклятья. Еще несколько мгновений – и талисман исчезнет, растворится, скользнет между пространством и вечностью, обретая свободу, но эта хрупкая жизнь… эта хрупкая жизнь уйдет вместе с ним, она не сможет удержаться в этом теле…

«Не жилец», – вспомнились вдруг чьи-то притворно-сочувствующие слова и покачивание головой. Не жилец? Ну уж нет! Он мне еще должен за все ответить! Не смей умирать, слышишь? Ты меня хорошо изучил, нечего сказать, можешь собой гордиться, а потому должен знать, что больше всего я ненавижу, когда мной манипулируют. Так что не надейся, что тебе удастся сделать по-своему. Не надейся, что в этой игре выиграл ты. Я не позволю тебе выиграть!

Его глаза ошеломленно распахнулись, рот медленно раскрылся, силясь выдавить последнее категоричное «нет», да только было поздно. Время остановилось. Времени не стало. Оно было только у меня. Я успею. Я обязательно все успею. Вперед, мои нити-ниточки, плетитесь, спешите, выручайте…

Есть одна старая сказка про бедную девушку, что ровно в двенадцать часов превращалась из красавицы в замарашку. Ей не хватило всего ничего…

* * *

Я лежала поверх его тела, уткнувшись носом куда-то в подмышку, вдыхая острый, неожиданно приятный запах и слушая равномерное «тук-тук», «тук-тук». Это было первое, что я осознала, придя в себя, – стук. Потом почувствовала легкое касание ткани на своей обнаженной спине, пока еще разгоряченной. И только тогда поняла, что раздающееся эхом звонкое «тук-тук» – не стук сердца, а чьи-то шаги. Прихрамывая на одну ногу, ко мне подошел и наклонился Крэммок:

– Ты меня удивила, Кэсси.

– Слишком уж быстро здесь оказались. Вы все знали? – усмехнулась я, с трудом садясь и заворачиваясь в плед, который откуда-то принес старый маг.

– Догадывался, – улыбнулся Крэммок улыбкой доброго дядюшки, достающего из-за пазухи горсть сахарных леденцов для любимых племянников и бережно поглаживающего их макушки. Мне бы пора привыкнуть смотреть на него… не глазами.

– Впрочем, Вам же все равно, как исчезнет этот проклятый талисман, лишь бы исчез? Зачем было дожидаться? Чтобы убедиться, вдруг кто выживет, кто не должен бы?

Крэммок укоризненно покачал головой:

– Кассандра, ты же знаешь, что это не так.

– Знаю? – взорвалась я. – Я знаю лишь то, что все вы, каждый из вас, врали мне. Кто больше, кто меньше. И Вы в том числе. Что? Отрицать будете? А может, облегчите душу признанием, как врали мне?

– Нет, Кассандра, это мою душу не облегчит. Я виновен перед тобой куда больше обычного вранья.

– Я готова выслушать Вас. Прямо сейчас. Можно коротко.

Крэммок усмехнулся, с мимолетной печалью глянул на тело Ноилина, распластавшееся рядом со мной, пододвинул поближе громоздкое кресло и уселся на его краешек, вытянув в сторону поврежденную ногу.

– Когда Хед вернулся из Дуорма, по пути оставив тебя у Иолля, он тут же связался со мной. Мы встретились, и он рассказал обо всем, что с вами произошло. Рассказал и о своих опасениях насчет тебя, насчет твоего Дара и попросил помощи. Он боялся, что в одиночку с тобой, связанной заклятьем, ему не справиться. Тогда мы и придумали весь этот план, как заставить твой Дар заработать в нужное время. Потом появилась Дайна, план слегка поменяли. Вот и все.

– Все? – возмутилась я.

– Ты же хотела коротко, – тонко улыбнулся Крэммок.

– Значит, когда я встретила Вас в Кермисе, Вы уже все знали?

– Ну, если быть точным, не ты встретила, а я попался тебе на глаза. Мне нужно было с тобой поговорить, но так, чтобы не вызвать твоих подозрений. Да, я все знал. И в версии гораздо более полной, чем ты мне рассказала. Меня тогда очень интересовало, почему ты врала? Что заставляло тебя скрывать правду? Желание защититься или…

– Или не играю ли я на противную сторону? Не продалась ли, так сказать?

– Точно, – улыбнулся Крэммок, однако веселья в той улыбке было мало, – ты внезапно оказываешься замешанной в отравлении. Ты выманиваешь Хеда в Маграид. Ты связана заклятьем, которое не подвластно никому из нас. Ты обладаешь уникальным Даром, о котором я знаю только понаслышке. И ты полагаешь, я должен был принять на веру, что ты наивная, простая девушка, ничего, кроме золотошвейных работ, в жизни и не видевшая? Наше положение было достаточно опасным, рисковать тем, что талисман попадет в чужие руки, мы не могли.

– И как, убедились?

– Да, – коротко ответил Крэммок.

Я невесело усмехнулась.

– Постойте, Вы как-то говорили, что достаточно всего лишь отсутствия талисмана, чтобы наш мир стал прежним, – вспомнила я разговор в доме Монны.

– На самом деле это не так. Талисман должен вернуться на свое исконное место. Только так, а не иначе, структура мира может восстановиться. А чтобы сделать это, без особого ритуала не обойтись.

– Опять врали? Но зачем? – устало поинтересовалась я.

– Ты слишком привязалась к Хеду, – пожал плечами Крэммок, – а это было совсем ни к чему.

Это я-то привязалась? Еще чего.

– Чтобы ты достаточно разозлилась на него, чтобы поверила в то, что Хед способен использовать твою сестру в жертвоприношении, ты должна была, по меньшей мере, сомневаться в нем. Ты довольно умна, чтобы купиться на откровенную ложь, поэтому я не мог себе позволить врать. Я не мог допустить, чтобы ты разгневалась раньше времени и не вызвала случайно свой Дар, а потому лишь слегка изменил правду да кое-что скрыл. Я хотел испугать тебя, заставить задуматься, но не разозлить. До поры до времени.

Ну да, скрыть правду – это еще не соврать. И как я могла подумать что-то другое?

– А Иолль? – спросила я. – Он тоже знал? Это ведь он рассказал мне про жертвоприношение.

– Нет, он не знал, – тонко посмеиваясь, Крэммок уселся поудобнее, – но сэкономил мне время. Слишком многие зарились на сокровища Хеда, кто на его кровь, кто на талисман, как тебе известно, и единственный способ удовлетворить аппетиты всех и сразу – это усадить за один стол, чтобы и руки на виду, под присмотром, и мозги делом заняты. Они должны были поверить в то, что контролируют ситуацию. Они. Ведь если ты считаешь, что все твои противники перед тобой и ты держишь их под контролем, ты не станешь подозревать их в том, что они держат под контролем тебя.

– Я помню, Вы мне уже рассказывали, – язвительно сказала я.

– И я не лгал, Кассандра, – терпеливо пояснил Крэммок, – поверь, нам стоило немалых трудов сломить Дайну. Не победить даже, а только ослабить. С твоей помощью, конечно. Если бы этого не случилось, она добралась бы до талисмана и все закончилось бы куда более трагично. Жертв было бы больше: много, чудовищно много.

Я вспомнила ошеломленный взгляд Энсона, взирающего на торчащий из его брюха нож, вспомнила пустоту на лице Элены и безумное отчаяние в голосе Иолля, вспомнила смертельное и величественное торжество Ариула за секунду до того, как его размозжило о стену… Я их не любила, но заслужили ли они такой смерти? Жертв, говорите, больше?

– А если бы я не попала тогда в подземный ход? Если бы Энсон не смог выманить меня из дома в Прилепках?

– Блектон не доверял браслету, на который так надеялась его мать, и правильно. Он следил за тобой постоянно. Он не отходил от тебя ни на шаг, пусть ты и не подозревала об этом. Его не интересовали никакие интриги, он просто следовал за тобой, чтобы быть уверенным в том, что ты войдешь в тот проклятый ход в нужное время. Талисман притягивал тебя, но не настолько, чтобы неизбежно привести тебя к себе. Нужен был кто-то, кто расчистит эту дорогу для тебя. Ты была уязвима, слаба, тебя могли запереть где-нибудь в подвале или убить, в конце концов. И тогда для Дайны все пошло бы прахом. Ей любой ценой нужно было доставить тебя к талисману. Ты нужна была Дайне, но она не учла, что чем ближе ты к набирающему силу талисману, тем сильнее становишься сама. Да, без тебя Дайну сломить было бы непросто. Хед к тому времени стал слишком слаб.

– Но ведь Вы могли сделать это и без меня?

– Возможно, и смогли бы, – не стал отпираться Крэммок, – но я не стал бы это перепроверять.

– Тогда зачем вам такие сложности? Не проще ли было меня убить, и дело с концом? – тихо спросила я.

– А я это и предлагал, – ровно ответил Крэммок, и от его спокойного до безразличия голоса повеяло жесткостью и непреклонностью, – твое присутствие у талисмана было опасностью куда большей, чем Дайна со всей своей честной компанией. Ты могла разрушить все наши многомесячные труды, ты могла бы забрать талисман, в конце концов. Можно было бы запереть тебя где-нибудь подальше, но разве кто-нибудь мог бы гарантировать, что Плетущая не разнесет свою темницу вдребезги и не появится перед нами в самый неподходящий момент? Такого допустить мы не могли. Да, я предлагал Хеду от тебя избавиться. На тебя наложили слишком сильное заклятье, которое мы снять не могли: наших сил, даже совместных, не хватило. Мы могли бы использовать талисман, но к тому времени его подготовка к перемещению зашла так далеко, что остановить процесс было невозможно. Да и не стали бы мы рисковать, еще больше расширяя «дыры», пытаясь спасти тебя, – Крэммок пристально глянул на меня, но я выдержала его взгляд. Зато он сам опустил глаза, продолжая рассказ:

– Хед чувствовал вину за то, что втянул тебя в эту историю. И он искал любые способы спасти тебя. Единственным шансом, как ему казалось, было подпустить тебя к талисману так близко, как это возможно, а когда ты обретешь достаточно силы, разбудить в тебе собственный Дар и заставить управлять им. Слишком опасная и непредсказуемая авантюра, но Хед умеет уговаривать и настаивать на своем. Я согласился, но с условием, что буду неподалеку в тот момент, когда ты приблизишься к талисману, и в случае чего… помогу. Заклятье сроднило тебя с талисманом, его сила была твоей силой, и сумей ты ее подчинить, снять с себя чары труда не составило бы. Так ведь? – внешне спокойно спросил Крэммок. – Ты ведь сняла заклятье?

– То есть, если бы я не смогла следовать вашим планам или Хеду не удалось бы удержать меня на расстоянии, то Вы были наготове, – задумчиво сказала я. – Помню некие чужеродные потоки, что крутились вокруг меня. Это ведь ваша работа?

– На всякий случай, – подтвердил маг, пожимая плечами, – но сомневаюсь, что мне удалось бы справиться с тобой, когда ты была на пике силы. Возможно, мне удалось бы только оглушить тебя, ненадолго сковать, не знаю… Да и Хед не позволил бы мне тебя убить. Если бы ты не смогла снять с себя заклятье, он собирался сделать это сам, через телесный контакт.

Я вздрогнула. Так вот почему он так провоцировал меня убить его или хотя бы просто коснуться! В тот миг, когда талисман почти исчез и не нуждался больше в сопровождении, Ноилин мог воспользоваться остатками его силы, но не для того, чтобы спасти свою собственную жизнь…

– Он был обречен с самого начала, Кассандра, – сказал Крэммок, отворачиваясь. Его голос на удивление дрогнул, – он не выжил бы в любом случае. Талисман за эти годы полностью истощил его.

Я сидела и смотрела на Ноилина. Нет, я не жалею о том, что сделала. Лишь о том, что не успела сделать. Но этого уже не исправить.

Его лицо было привычно бледным и осунувшимся, но печать долго сдерживаемой боли покинула его, черты разгладились. «А ведь он красив», – невпопад подумалось мне. Я давно перестала замечать его шрам и хромоту – недостатки тела, а теперь не видела и изъянов в душе. Я слишком часто меняла свое мнение о нем, идя на поводу у доброжелателей и недругов, и когда, наконец, осознала это и заглянула в собственную душу, то поняла, что знала его давно, с того самого момента, как он притянул меня к себе тем самым всепоглощающим грозовым взглядом, когда лежал на полу столовой, отравленный и беспомощный. Я знала его, как знают собственную душу, иной раз пугаясь от того, что сумели там увидеть, иной раз не понимая, почему мы поступаем так, а не по-другому, не примиряясь и желая исправиться и все же… и все же понимая, что это собственная душа и другой не будет. Я боялась не его, я боялась себя. Боялась себе признаться, что без него мне невмоготу, что мне он нужен как воздух. Только что мне теперь от этого?

Я медленно наклонилась, убрала налипшую прядь со щеки Хеда и осторожно коснулась губами его губ, мягких и соленых. Мои волосы с тихим шелестом упали ему на лицо, но он даже не шелохнулся.

– Я излечила его, – задумчиво сказала я, поднимаясь, – Пару часов сна – и будет как новенький.

– Ты… что? Излечила? – изумился Крэммок. Впервые я видела на его лице такое искреннее и чистейшее чувство. Я рассмеялась.

– Вряд ли когда-либо смогу повторить что-либо подобное, если разве кто одолжит этот ваш Ангх Месхет на денек-другой, но тогда я понимала, что делаю, а теперь – хоть убейте, не понимаю. Я как-то брала потоки, потом переплетала их вот так… Нет, это было потом. Или еще вот такие узлы… – кисти пледа в качестве нитей помогли мало, но Крэммок глядел на меня во все глаза. Потом он сполз с кресла и приложил ухо к груди Ноилина.

– Сердце и вправду стучит. Ровно и вполне нормально, – изумленно произнес он, приподымаясь с колен. – Кассандра, а ты не думала поступать в Академию? Учти, у меня учеников мало, но желающих много, а я предлагаю тебе сам. Как надумаешь – приходи прямо ко мне.

– Я подумаю, – величественно сказала я, подымаясь, плотнее запахиваясь в плед и по-королевски подбочениваясь, – а теперь я, пожалуй, пойду, – добавила тише, – устала я.

Крэммок молча кивнул, все еще занятый высчитыванием пульса Ноилина. На его лице застыла маска счастливого удивления.

В дверях я столкнулась с покачивающимся из стороны в сторону Джаилем. Что ж, встреча со мной перламутровой и для него даром не прошла. Мы привычно неприязненно глянули друг на друга – и остались вполне довольны произведенным впечатлением. Джаиль скользнул к телу хозяина, и уже издалека я услышала, как среди сдержанного рокота голосов нет-нет, да и прорывается радость. Так и должно быть. Ведь хоть кто-нибудь, да должен радоваться.

В коридоре я нашла сброшенную мной когда-то одежду, оделась и зашагала дальше, надеясь, что моя бедная лошадка все еще бродит под стенами этого замка. Я хочу домой.

Вот все и закончилось. Талисман вернулся в свое неизвестное Средоточие, Дайна повержена, «дыры» вот-вот залатают. Порядок. Самое время веселиться.

Только уж будьте любезны, без меня.