Текст книги "Его истинная. Наследие"

19

– Почти приехали, – подал голос Нильс. – Они тут жили с семьей на окраине, я выяснил.

– Быстрее, – попросила я, вглядываясь в улицу.

Поселок оказался даже без названия, всего одна улица. Часто попадались брошенные пустующие дома, покосившиеся заборчики и развалившиеся каменные ограды, погребенные под снегом. Нильс остановился посреди дороги у покосившейся калитки.

– Сиди тут, – скомандовала и взялась за ручку.

– Погоди, – схватил меня за руку. – Я тебя не брошу!

– Нельзя, пространство мне не откроется, – соврала я. Мне нужно было понять, что из жизни Алекса меня так зовет сюда. – Я быстро.

– Пуховик оставь, но если он придет, сними, – нехотя согласился Нильс.

– Спасибо.

Ноги утонули в снегу, но стоило перелезть через калитку, я споткнулась о торчащие из земли камни. Ветер продувал, казалось, насквозь, неудивительно, что снег здесь, на склоне, не задерживался. Я даже разглядела остатки тротуарной плитки, ведущей к дому.

Ступая по ней, я приближалась к знакомому крыльцу, вглядываясь в разбитые окна. Дом был мертв. Жизнь из него выдрали давно – жестоко и безжалостно. Такие дома не восстанавливаются, не перестраиваются и больше не живут. Деревянное крыльцо занесено снегом, осколки стекла блестят в лучах восходящего солнца, дверь заколочена, но я хорошо помнила, что за ней. Если мне уже хотелось забыть, каково было Алексу? Как он вынес это все?

Я плотнее закуталась в куртку и огляделась. Двор тоже был знакомым.

За исключением могилы.

Я присела и смахнула слой пухляка с плитки. На ней было выгравировано по-русски:

«Никита Карельский, 2013 – 2043»

У меня подкосились ноги, и я рухнула на колени, не веря глазам. Никита Карельский! Это же…

– Мой двоюродный брат, – прошептала я, не в силах выносить эту тишину.

Что меня дернуло осмотреть могилу тщательней – не знаю. Я рассеяно смахнула снег с ближайшего сугроба и наткнулась на еще одну плиту. Чтобы очистить ее, пришлось потратить время – ее надежно оплел какой-то колючий вечнозеленый кустарник, ревниво скрывая от света. Но я все же докопалась до надписи:

«Александр Карельский, 2014 – 2043»

В голове зашумело, и виски сдавило от боли. Я задышала тяжелее, чувствуя, что от переизбытка кислорода уже кружится голова, но успокоиться не могла.

– Алиса…

Резко обернувшись, я подскочила на ноги. Алекс стоял в паре шагов. В несуразной одежде – спортивных штанах и мятой футболке, босиком.

– У Нильса не нашлось моего размера ботинок, – усмехнулся он, не спуская с меня взгляда. Ждал.

А я, не задумавшись, бросилась к нему.

– Где ты был? – влетела в его объятья и заплакала навзрыд.

Весь этот ужас – ночь, кошмар про убитого тигра, этот дом – все было послано к чертям. Главное – он вернулся.

– Прости, – сжал меня крепко, целуя в макушку. – Были дела.

– Какие могли быть дела? – выла я. – Я так боялась!

– Прости, все хорошо, прости…

– Я боялась, что не вернешься!

– С ума сошла? – беззлобно фыркнул он. – Куда я без тебя? Тем более теперь… Ничего спросить не хочешь?

Я подняла на него глаза:

– Почему не говорил, что ты мой двоюродный брат?

Для оборотней двоюродные братья были лучшим вариантом создания пары, в отличие от людей. Родители еще в детстве проверяли своих детей на истинные пары в первую очередь среди двоюродных братьев и сестер.

– Тебя только это беспокоит? – улыбнулся он устало.

Я обернулась на могилу, потом снова посмотрела на него:

– Там твое имя.

Он кивнул:

– Не только. Мирослав хоронил меня.

– Хоронил? – сглотнула я. Это звучало настолько жутко, что мне показалось, я вижу призрака.

– Это наша с ним тайна, Алиса, – продолжил он, глядя на могилу. – Мое тело – там, – кивнул он на плиту. – Когда меня расстреляли, я только собирался идти за зверем. Я не знаю, как мне удалось… только я пришел в себя в своем тигре, а оборот в человека занял всего несколько вдохов.

Алекс долго смотрел мне в глаза, ожидая, пока переварю, а я качала головой, не в силах поверить.

Обычно мужчина-оборотень находит своего зверя в возрасте от двадцати пяти до тридцати. Как это происходит на самом деле – передать словами сложно, как и понять. Но зверь всегда умирает, и тут же возрождается в мужчине, начиная их общую жизнь. С этого момента их жизнь становится поиском бесконечного компромисса и подавления одного другим. Цель такого существования – соединить в себе два разных начала окончательно, но лишь немногие на это способны. Даже в Совете Высших всего с десяток меняющихся.

Алекс превзошел всех. Насколько была сильной связь с его зверем, и сколько было силы в нем самом, а еще жажды жизни, а, может, мести? Неважно. Я никогда не слышала про «обратные» обороты. Скорее всего, отсюда его нынешняя сила, возможность Меняющегося, и это может быть далеко не все!

Я скользнула ледяными пальцами по его горячей коже, и с испугом одернула их, когда та за секунду покрылась короткой рыжей шерстью в черную полосочку.

– Обалдеть, – с восторгом провела по ней пальцами.

Он усмехнулся:

– Думаешь?

– Я думаю… – начала было я, только тишину вдруг разорвало на части громким выстрелом, и Алекс дернулся.

Вцепился в меня и повалил в снег, закрывая собой… А я тут же провалилась в молочный туман.

Когда рядом кого-то убивают…

…оболочка грани рвется…

…а психика утягивает в разрыв.

– Алекс! – закричала я, ворочаясь в мутной мгле. – Алекс!

Это не мог быть конец! Был шанс вернуть Алекса, только… для этого нужно было быть по ту сторону, а не по эту!

Почему-то сейчас слова Зула о том, что я привыкла разбираться со всем сама, прошили душу, словно гвоздями. Роковая ошибка, дурацкая привычка никого не звать на помощь поставила точку на мне и Алексе. На нас.

– Нет, пожалуйста! Нет… – рыдала я знакомыми до тошноты восковыми слезами. – Нет…

Но, слово в ил, продолжала погружаться в вязкое нутро грани.

– Аня, – ответила мне мгла, и меня обхватили руки Кирилла. – Аня…

– Я не Аня! – дернулась изо всех сил.

Просто так сдаваться не собиралась! Сколько раз вытягивала других, неужели не смогу себя саму? Только Кирилл был не согласен. Его стальные объятья казались железной клеткой, он держал меня так, будто собирался в себя вдавить.

– Я так долго тебя ждал, – выдохнул мне в шею таким обычным голосом, что я опешила.

– Я не Аня, разуй глаза, – процедила зло.

– Не она? – растерянно выдохнул он и даже ослабил хватку, когда вдруг ватное месиво грани поредело, а в следующий вдох из него выскочил Алекс. В один рывок я перекочевала в его руки:

– Алиса!

– Саша, – вцепилась в него мертвой хваткой. – Как ты…

Только за спиной вдруг недовольно зарычали, и Алекс в ответ ощерился. Грань словно заискрилась. Туман отступил, открывая взгляду снежное поле. Напротив в нескольких шагах застыл тот, кто когда-то был Кириллом – полуволк-получеловек, уродливое сочетание двух сущностей в одном. Сущности, так и не ставшей кем-то стоящим, а лишь призраком на границе двух миров.

– Это… – начала я.

– Я знаю, кто это, – усмехнулся Алекс, задвигая меня за спину. – Кого-то потерял?

Кир прищурился, склонив низко голову.

– Ты вот на это променял нас? – Алекс зло оскалился, и Кир растерянно отступил. – Если бы ты видел маму…

И столько горечи было в его словах, что Кир дрогнул. Клыки и когти начали стремительно втягиваться, и вскоре перед нами стоял уже обычный мужчина… вспомнивший, что когда-то не был зверем.

– Саша?

Алекс только презрительно усмехнулся:

– Уходи. Хватит.

Кир, казалось, вспоминал слова, пытаясь рассмотреть сына, в итоге выдавил самое простое и бесполезное:

– Прости…

Я вцепилась в Алекса:

– Надо выбираться, – очередной глоток «воздуха» протолкнулся в легкие уже с трудом.

Кирилл таял в тумане, а потом, кажется, развернулся и ушел вовсе, только мне было не до этого.

– Пошли! – крикнула я, дергая Алекса, но он не двинулся. Вместо этого начал покрываться шерстью. Пальцы стремительно вспороли когти, а любимые черты исказились. – ПОШЛИ!

– Не могу, Алиса! – растерянно оглядел себя. – Алиса…

– Я не отпущу тебя! Не отпускаю! – я выпустила когти, чтобы надежнее в него вцепиться.

– Уходи, тебе нельзя, – тяжело задышал он, пытаясь отодвинуться.

– Нет, мне нечего там делать без тебя!

Я уже почти не дышала. Легкие горели огнем, сердце стучало с перебоями, но я изо всех сил цеплялась за Алекса, зная, что если отпущу – это навсегда. Все казалось диким кошмаром без конца и края, этого просто не могло быть со мной, не могло! Я не могла этого допустить!

Только тишина странно загудела вокруг, туман засветился все ярче с каждым тяжелым вдохом:

– Саша, Саша, держи меня крепче, не отпускай, – хрипела я, а он всматривался в мое лицо горящими глазами, и столько было в этих глазах изумленного понимания и… смирения. Он сдался:

– Люблю тебя, – еле долетел до меня его шепот, а потом все будто взорвалось светом.

Меня рвануло так, что думала, разорвет напополам. В глаза ударил свет, чьи-то руки сжали до хруста в ребрах:

– Аля! – раздалось суровое над ухом, и я открыла глаза. – Не подходите, все нормально, она у меня.

Меня держал отец. Его взгляд без слов сказал так много, что, в другой раз, я бы оцепенела на сутки. Но только не теперь:

– Алекс! – рванулась из его рук.

– Спокойно, – он подхватил меня на руки. – Жить будет… твой Алекс.

Злился. Так злился, что, казалось, сама грань ежилась и скулила позади нас, радостно провожая неблагодарных ходоков. Я еще слышала хрустальный звон в ушах, но уже не обращала внимания – пожалуется и отпустит. Сейчас важно другое.

Трое незнакомых мужчин и Нильс таращились на нас испугано – еще бы! Разрывы границы миров – зрелище завораживающее. Перед домом стоял джип с распахнутым кузовом. Я подскочила к носилкам, на которых лежал Алекс:

– Что с ним?

– Уже ничего, – холодно отозвался суровый мужчина, глядя на мониторы позади в глубине багажника. Машина была напичкана медицинским оборудованием. Грудь Алекса сплошь усеяна датчиками, которые мерно пикали, транслируя показатели жизни на маленькую плазму сбоку. – Клиническую смерть пережили. Мирослав, больше инъекций не нужно.

– Саша, – вцепилась в его ледяную ладонь, и рука мужчины дрогнула. Он вдохнул и открыл глаза. – Саш…

Я сплела наши пальцы, глотая слезы, а он смотрел в потолок машины, моргая.

– Поехали, дотянет, – скомандовал медик водителю, а меня обхватили за плечи:

– Давай, поедем следом, – отвел от машины отец. – Все будет хорошо.

Только тут я заметила за домом кого-то, лежащего в сугробе.

– Мирослав, ну как он? – подошел к нам Нильс, а я все вглядывалась за его плечо.

– Нормально, – отец обнял меня и притянул к себе, давая передышку, а я зарылась носом в его плечо. Его свитер пах мамой и кофе.

– Ты тоже не дергайся.

– Уже не дергаюсь, – оскалился Нильс, брезгливо морщась.

– Это тот, кто стрелял? – подняла глаза я.

Внутри за долгие сутки все успокаивалось. Я точно знала – Алексу уже ничего не грозит, чувствовала нашу связь теперь, как часть себя, и она подсказывала – мы справимся. Я не отдала его грани, и она за ним больше не придет.

– Марк, – кивнул Нильс. – Если бы я успел раньше!

– Все хорошо, – сжал его плечо отец.

– Он мертв? – сглотнула я.

– Я хорошо стреляю, – шмыгнул носом Нильс. Не вязался у меня его образ с воинственным стрелком.

– Поехали, – кивнул отец. – Тебе нужно держаться подальше, пока Зул не приехал.

– Зул?

Я отдала куртку Нильсу и шмыгнула в салон другого джипа. Видно было, что спешили изрядно – я даже остатков калитки не нашла.

Отец сел рядом и выкрутил руль. Стоило нам выехать на дорогу, он схватился за свой мобильный:

– Все хорошо, все живы.

А я откинулась на сиденье, глядя на его профиль. Он почти не изменился со времени моих первых детских воспоминаний – Высшие почти не стареют, а редкая седина не особо заметна в пепельных волосах. Вот и снова – говорил с мамой, и глаза его засияли.

– Любимая, все правда в порядке, Алиска со мной. Давай позже наберу, еще не знаю, куда кидаться – дел тут мелкая наворотила… – глянул на меня сурово, и я втянула голову в плечи. Если бы только мама знала, откуда он меня вытащил! – Давай, не волнуйся, сразу позвоню. Скажи, пожалуйста, – а это уже мне, – чем я заслужил такое твое отношение?

Он надавил на педаль, и машина понеслась через полузаброшенный поселок.

– Не ты, это все я, – мотнула головой. – Не хотела тебя втягивать…

– Прекрасно, – процедил он.

– Пап, я не знала, что Алекс Гербер – мой двоюродный брат!

– Ну так спросила бы!

– И что бы ты сказал?!

Характер у меня был далеко не мамин, долго виновато вилять хвостом никогда не умела. Он бросил на меня короткий хмурый взгляд:

– Ехать домой!

– Вот видишь!

Отец шумно выдохнул, качая головой:

– Алиса, мы с ним очень не ладили, но когда их с Ником расстреляли шакалы Роршаха… – он болезненно поморщился.

– Я помню, в каком состоянии ты уехал, – положила ладонь на его руку и сжала. Вспоминая рассказ Алекса, не сложно было сложить одно с другим.

– Я никого не позвал, хоронил их сам. Мария была не в себе, и я отвез ее в клинику в Люцерне. И хорошо, что никому не сказал, – он сузил глаза на дорогу. – Саша вышел к своей собственной могиле уже глубокой ночью… Я думал, у меня крыша съехала, когда его увидел.

– Почему ты никому не говоришь?

– Я боюсь за него. Не знаю, как среагируют Высшие…

– А то, что он сложил двадцать охранников Роршаха?

– Я бы тоже сложил, – мотнул он головой, – это не такое уж и чудо.

– А каких еще дел я тут наворотила? – поинтересовалась осторожно.

– Ну как тебе сказать, – начал он загадочно. – Младшего наследника сегодня ночью разорвал неизвестный хищник. Но все официально оборотные звери под контролем, а за Алексом Нильс установил наблюдение. То, что они его ненадолго потеряли, мы с Нильсом легко скроем.

Я слушала его, задержав дыхание.

– Марк примчался мстить за брата, – выдохнула заворожено.

– Не думаю. Он снабжал Лукаса нехилой дурью, чтобы тот не терял нужного вектора – привести Марка к власти.

– Когда ты все это успел узнать?

– Я примчался в Дом Правящих в полночь, поставил всех на уши. Нильс тебе не сказал только потому, что не знал, что ты – моя дочь. А я еще наивно надеялся, что ты и «срочный вызов в подведомственный клан Швейцарии» не связаны. – Он вдруг усмехнулся: – Превзошла саму себя. – Но не успела я закатить от обиды глаза, схватил мою ладонь, притормаживая у больницы: – Я рад за тебя, – заглянул в глаза. – Очень. Беги к нему.

– Спасибо, – улыбнулась я, сжимая его руку.

– Приеду за тобой позже.

Зря я переживала, что придется искать врачей и Алекса.

– Алиса, быстрее! – кинулся ко мне прямо на пороге мужчина из неотложки. – У вас с Алексом «медовый месяц»?!

– Думаю, да, – только сейчас почувствовала, как дико устала. Язык еле ворочался, а ноги налились свинцом, и, если бы меня не подхватили под руку, я бы рухнула. – Что случилось?!

– Его наркоз не берет, – рыкнул врач, и мы влетели в лифт. – Истекает кровью.

Собственная кровь отхлынула от головы с новым витком паники. Никчемная связь начинала бесить! Когда уже она у меня раскочегарится и начнет работать адекватно? Почему я не чувствую угрожающую Алексу опасность?

– Она у меня! – рявкнул по рации мужчина и потащил меня по коридору.

Даже отсюда слышалось рычание, а в операционной вообще творился хаос. На столе щерилось жуткое существо, отдаленно напоминающее Алекса. Вылитый оборотень! Медики жались к стенам, угрюмо взирая на подопечного. У одного в руках был пистолет с транквилизатором.

– Алекс! – бросилась я к нему, и он вздрогнул, взмахнул лапами и вцепился в меня:

– Где ты была?! – прорычал утробно.

– Все хорошо, – поморщилась я от впившихся в ребра когтей, но вцепилась в него не слабее. – Успокойся, ты мне нужен, поэтому дай врачам тебя вылечить…

Алекс моргнул. Огромные зрачки дрогнули, начиная стягиваться, он задышал спокойней. Но стоило врачам приблизиться, снова ощерился.

– Тш, – обняла его за голову, – спокойно. Ты истекаешь кровью, не хочу тебя потерять, слышишь?

Я гладила и целовала его в лоб, как укротительница, пытаясь дать шанс врачам к нему подобраться. Вскоре он успокоился и позволил ввести транквилизатор. Когти с зубами втянулись, шерсть исчезла, а у меня взмокли ладони… и перед глазами все потемнело.

– Саша, не крутись… Сейчас дом был живым, солнечным. В каждом углу – жизнь. Груды машинок, солдатиков, кривые каракули на обоях. Мария их не переклеивала. Зачем? Все равно разрисуют заново – с двумя сыновьями тяжело без отца, не уследить. За окном – зеленая лужайка с цветами, голубое небо и ветер. Тут всегда ветрено… Откуда я все это знаю? – Ник после завтрака постоянно убегал в лес, а я его выгораживал перед мамой, – внезапно прошептали на ухо.

Я вздрогнула, когда Алекс сгреб меня в объятия, и открыла глаза.

– Как ты?

– Я? – выдавила хрипло и закашлялась. – Не мне прострелили легкое…

Он слабо улыбнулся:

– Мирослав…

– Да, он тебя спас, – кивнула я, оглядываясь.

– Снова, – грустно усмехнулся Алекс.

Мы ютились на одной кровати, моя рука лежала на его перебинтованной груди… Намаялись с нами врачи, наверное! Один к себе не подпускает, другая падает без сил. Просторная палата погружена в полумрак, едва разгоняемый светильником на противоположной стене. Я расслабилась и обняла Алекса крепче:

– Тоже люблю тебя…

– Что?

– Ты сказал, что любишь меня… там…

– Правда? – не видела его лица, но слышала – улыбается.

– Господин Правящий, – приподнялась на локте, – хотите взять слова назад?

– Нет, – в его глазах отражался свет лампы, и они казались еще более пугающими. – Я даже повторю. Люблю тебя.

– За что? – совершенно серьезно поинтересовалась я.

Меня ведь, кажется, готовы были полюбить многие. Тот же Амир. Только мне казалось, все это – всего лишь стремление зверя обладать, и не более.

– Сложно сказать, – глубже вздохнул он. – Просто не вижу себя без тебя больше. Ты появилась и стала всем. Утром, днем, ночью, воздухом и жизнью… – и вдруг огорошил: – Я только боюсь, чтобы это когда-нибудь не закончилось.

– Алекс, если ты не боишься ответственности за это, то и не закончится. – Чертов Кирилл! Все, что оставил сыну – страх повторить его ошибку. – А я знаю, что не боишься. Все будет зависеть только от нас – тебя и меня. Мы будем строить свою жизнь сами…

Сама мысль о том, что этот мужчина – мой, будоражила нервы, возбуждала и будила азарт. Да я в лепешку расшибусь, чтобы он был счастлив со мной! И он, и я – мы оба заслужили только счастье!

– А говоришь, приносишь несчастья, – улыбнулся он шире, притягивая к себе. – Видишь, ты – лучшее, что со мной происходило.

Звучало так необходимо, что я не сдержалась. Поднялась повыше и целомудренно чмокнула его в скулу, но даже это касание пустило волну жара по телу, и Алекс застонал, откинувшись на подушку.

– Что случилось этой ночью? – поспешила перейти к другой важной теме.

– Малыш, – глянул на меня устало, – неважно. Угрозы для тебя больше нет.

Я помолчала какое-то время, прежде чем продолжить:

– Очень жаль все же… Отец говорит, Марк снабжал Лукаса наркотиками.

– Алиса, Лукас не был пушистым и белым, его не развратили внезапно, ты же понимаешь, – то, как звенел его голос, наводило на мысли, что это далеко не все.

– Откуда он знал, что ты вернулся с того света? – внезапно осенило меня.

– Он в меня стрелял, – поднял на меня глаза Алекс. – Лукас был законченным больным ублюдком, жаждущим зрелищных убийств.

– За что? – еле протолкнула на язык.

– Узнали, что мы из правящей семьи, приехали попугать, – чеканил он. – Я вышел слишком поздно, чтобы успеть остановить ссору Ника с ним… И все.

– Откуда узнали…

– Ник был отличным адвокатом. Громкие дела привлекли к нему внимание Роршаха.

– А ты? Кем был ты?

– Детским врачом, – вдруг улыбнулся он, и я изумленно вытаращилась на него, несмотря на трагическую тему:

– Врачом? Детским?

– И почему это тебе так не верится? – сузил он хищно глаза, еле сдерживая ухмылку в уголках губ.

Жесткие пальцы безошибочно нашли чувствительные точки на ребрах, и я взвизгнула.

– И дети тебя не боялись?

– Слушались, Алиса, – скалился он притягательно. – Любили и слушались.

– Еще бы не любить, – хохотала я. – Как тут не любить?

Такое безудержное веселье не могло остаться незамеченным. Сначала в палату заглянул тот самый суровый тип из неотложки. Только он успел коротко кивнуть, как к нам влетела мама. Светлые волосы развевались вместе с белым халатом, голубые глаза сверкали – настоящая ведьма. Даже отец, что зашел следом, как-то потеплел на ее фоне.

– Алиса! – кинулась она ко мне без промедления.

– Мам, – едва успела выпутаться из напрягшихся рук Алекса, чтобы сразу же перекочевать в ее, – все хорошо.

– Он только что рассказал! – хмуро зарычала мама, косясь на отца, застывшего посреди палаты.

Брови отца взметнулись вверх, глаза холодно блеснули, но он промолчал. Знал, где нужно было позволить выпустить маме собственного зверя вместе с ведьмой.

– Здравствуйте, – глухо выдохнул Алекс, не спуская с нее взгляда.

– Мам, познакомься, – поспешила вклиниться между ними. Все навалилось таким комом, а картинка складывалась так стремительно, что я едва успевала реагировать. Вот она, та самая ведунья, которая, по мнению Алекса, разрушила его семью! Пришлось приложить все усилия, чтобы не заскрипеть зубами от досады. – Это…

– Александр Карельский, – протянул руку Алекс, и мама осторожно ее пожала. – Все хорошо, Анна, не бойтесь.

– Вы тоже, – прожгла его взглядом мама. – Как себя чувствуете?

– Бывало лучше, – они не спускали друг с друга глаз, будто вели еще какой-то неслышный диалог. Я начала нервничать. – Но и хуже бывало.

– Понимаю, – и мама улыбнулась. – Вы не представляете, как перепугали нас с отцом.

– Представляю, – и Алекс покосился на отца.

А я впервые видела самых важных своих мужчин рядом. По возрасту они казались ровесниками, но какими же разными были на самом деле! Хотя взгляд определенно был схож – от обоих хотелось залезть под одеяло.

– Можно, мы поговорим наедине? – обратился к нам отец.

Не без труда, но Алекс все же выпустил меня из рук, и мы с мамой оказались в коридоре, где она уже единолично сцапала меня в объятья:

– Лись, почему ты не сказала ничего? – гладила меня по волосам. А я не знала, что сказать. Берегла ее! Ведь, кроме них, у меня совсем недавно еще никого не было. Не дождавшись ответа, она увлекла меня на соседний диванчик: – Расскажи, пожалуйста, – в голосе сквозила легкая обида и переживание, будто не доверяю ей. И что-то еще.

– Мам, что не так? – уставилась на нее в упор.

– Боюсь за вас, – а вот этому она уже научилась от отца – отвечать прямо, как он всегда просил. – Алекс – последний из семьи, Лись, а его бабка расстаралась в свое время на проклятья. – Она обняла себя руками, а мой взгляд невольно зацепился за пластырь на ее плече, виднеющийся под свитером. Повинуясь порыву, я оттянула широкий ворот, и подцепила края пластыря. А потом одним движением сняла его вовсе, открывая…

…чуть розовеющий шрам.