Текст книги "Дом воспоминаний"

– Ну, Джей хотел сделать тебе сюрприз, – просто произнёс Гизиро.

– Ну как сказать… он, после серьёзного разговора, должен заплатить нам, – важно сказал Тоби.

– Джей пообещал, что если мы выполним все задания, то ты приготовишь мой любимый черничный пирог! Ну, или хотя бы навестишь нас… Мне пирог не принципиально получать, – поникнул головой Гизиро. Аня удивлённо посмотрела на Джеймса, попросив объяснить слова брата, – тот в ответ лишь стеснительно пожал плечами.

Ей стало стыдно за себя, что она совсем позабыла о своих братьях и не уделяет им внимания. В тот момент она по-настоящему почувствовала себя мамой, которая должна была постоянно как-то уделять время каждому своему «ребёнку». Она прекрасно знала, что сейчас заменяет в какой-то степени Катю для Кина, а для Гая – маму. А ведь ей ещё надо разорваться для Джея, Леона, Рэймонда и остальных родных…

– А мне обещал новую грушу! Моя просто старая уже, – добавил Тоби.

– А мне возможность умереть, – тихо пробурчал Энцо, но, к его счастью, этих слов никто не услышал. Парень почесал практически лысый затылок. После аварии с Катей он остриг свои волосы и сделал себе обыкновенную причёску в стиле милитари.

– Вы что, решили, что я соглашусь? Вы издеваетесь? Мне семнадцать, какой брак?! – поражённо воскликнула Аня.

– Так ты не отрицаешь того, что хотела бы выйти за него? – усмехнулся Энцо. – Кстати, ещё мы нашли кое-что в документах Джона, когда с Кинреем разбирали. Джон написал давно ещё письмо для Джойс, в котором рассказывает, что вы вдвоём с Джеем точно станете парой. Кажется, твои родители с самого начала знали, что вы будете вместе.

Девушка пожала плечами и посмотрела на Джеймса. Он стоял и по-дурацки улыбался, чесал затылок и время от времени шмыгал носом.

– Знаете, я как бы это делаю ради груши, поэтому стóит поторопиться, – фыркнул Тобиас. Он увидел, как покраснели щёки на бледной коже девушки.

– Можно уже начинать? – спросил Гизиро, вытаскивая из кармана брюк свёрнутый листочек.

– Ты ещё и написал? – удивился Тоби, заглянув в лист в руках друга.

– Ну, я подумал, что так будет лучше…

– М-да. Вставайте с двух сторон от них. Гай, давай листок, буду редактировать, – скомандовал Энцо. Гизиро только открыл рот, как тут запротестовала Аня:

– Зачем это ещё?! Что вы делаете?

– Молчи, женщина, и стой. Ты замуж выходишь, – шикнул на неё Тоби, вручил ей из ниоткуда взявшийся букет полевых цветов и встал со стороны новоиспечённого жениха. Жених, кажется, был в такой же растерянности, как и невеста, и поэтому пара уже не стала сопротивляться.

– А цветы где взял? – шёпотом спросил у Тоби Гай, спрятав лицо за спины «молодожёнов».

– На кладбище сорвал. Гизиро, тихо, – попросил Энцо. Парень, не снимая ободка, быстро пробежал глазами по бумажке и начал говорить: – Дамы, а в нашем случае только дама, и господа! Сегодня третье августа, на улице стоит солнечная ясная погода. Давайте будем закругляться, поэтому я сейчас спрошу уже самое главное, ладно?

Тоби и Гизиро набросились на друга с гневными выкриками и просьбами продолжать дальше, и Энцо только мягко улыбнулся, рассмеялся и продолжил:

– Какие нервные нынче парни пошли… Аня и Джей, хотим поблагодарить вас за то, что доверили таким непутёвым одно из важнейших событий в вашей совместной жизни.

Вы вдвоём стали за такой короткий промежуток времени бóльшим, чем просто пара: вы стали полноценной семьёй. Я заметил, что ваш стимул жить заключается в поисках себя друг в друге, и пока вы не найдёте того, что ищете – ваша любовь не увянет, и вы не умрёте. Я надеюсь, что если кто-то первым найдёт часть себя в другом, то он не перестанет открывать для себя новые границы своего партнёра.

И для того, чтобы удостовериться, готовы ли вы находить тяжёлым и трудным путём часть себя друг в друге, хочу задать лишь один главный вопрос: согласен ли ты, Джеймс Эрнест Блэрри, разделить этот путь под названием взрослая жизнь с настоящей истеричкой и ревнивицей, которую ты любишь?

– Согласен.

– Согласна ли ты, Анна Хейз, разделить этот путь под названием взрослая жизнь с эгоистичным пошлым мудаком, которого ты любишь?

– Согласна, – еле выдавила из себя Аня, сдерживая истерический смех. Тобиас с Гизиро изо всех сил пытались не засмеяться, а Джеймс от страха закрыл глаза и что-то шептал себе под нос.

– Тогда у вас есть возможность обменяться пока что только такими кольцами, а вот в Ниарат схóдите и без нас. И так тошно от нежностей, – деловито произнёс Энцо и подмигнул Гаю. Паренёк вышел из-за спины сестры весь красный, достал из другого кармана небольшую коробочку в виде треугольника и отдал Джеймсу. Кольца показались девушке игрушечными, но не тут-то было: Аня увидела настоящие простые обручальные кольца с небольшим ободком серебра, на которых было выбито лишь пару слов: до конца.

Дрожащими руками Джеймс еле достал кольца. Обменявшись таким символическим предметом, пара взялась за руки. В сторонке от ребят уже вовсю рыдали Тоби и Гай, вытирая друг другу слёзы и сопли то ли от смеха, то ли от грусти.

– Ну, вот и настал тот момент, когда ваши жизни скреплены более надёжными узами, ведь кольца и обещание – не пустые действия и предметы, а знак того, что вы добровольно и со здравым смыслом оценили всю тяжесть, которая может возникнуть на протяжении вашей совместной жизни. Вы решились сделать этот отчаянный шаг для развития ваших ценностей. Поздравляю… Пожалуйста, перестаньте уже хихикать, как гиены. Раздражает, – цокнул языком Энцо.

Ребята упали со смеху, а Аня и Джей всё так же стояли и улыбались друг другу.

– Эй, Ань, – шепнул Джей. – Я знаю, что люди не созданы друг для друга. Они созданы для себя, для любви к себе. Поэтому я не стану врать самому себе и скажу, что я действительно тебя люблю и без тебя не вижу своей будущей жизни. Я не изменю, потому что мне будет стыдно перед самим собой.

– Я понимаю это, – согласилась невеста. – Знаешь, в одной книге я прочитала фразу, которая постоянно теперь находится у меня в голове: «Человеческое самолюбие настолько сильно, что когда зарождаются другие чувства к другому человеку, то мы уже не можем врать. Ни людям, ни себе. Особенно себе».

***

– Моя любимая злится! – радостно вскрикнул Джеймс, потешаясь над нервными шагами Ани по комнате. Девушка тут же остановилась, впритык приблизилась к парню и прошипела:

– Рот закрой, imbécile¹.

– Apprendre du maître².

Аня со злостью посмотрела прямо в глаза парня, и от таких сердитых глаз Джеймс не смог не засмеяться.

– К твоему сведению, я учился во французской школе, – смеялся Джей.

Аня ещё раз осмотрела лицо возлюбленного, тяжело выдохнула и крикнула на весь дом:

– Кинрей, ты обещал, что с ним не будет тяжело!!

– А кто говорил, что Блэрри простые люди?! – последовал незамедлительно ответ со второго этажа.

– Вот видишь, дорогая, а ты ещё не верила, что я смогу уделать тебя в сочинении историй. Может, попробуем с чем-то другим?

– Ну, знаешь, я желаю испытать тебя в пении. Тогда те сто долларов снова станут моими.

Джей даже не думал начинать новый спор – он сразу достал деньги и отдал их невесте с кислой миной. Аня только гордо вскинула голову и хмыкнула.

– Лучше ты мне спой. Ты умеешь?

– Скажу больше, Джей: она это любит делать, – вмешался в их разговор Гизиро. Он помогал брату установить новую кровать в когда-то принадлежавшей Ане комнате.

– Вот это уже интереснее!

– Что мне от этого будет? – поинтересовалась Аня.

– Что хочешь, ведь я люблю тебя.

– То есть ты считаешь, что будучи влюблённым в меня, ты становишься рабом?

Девушка тяжело выдохнула. Джеймс понял, что он опять сказал какой-то бред.

– Джеймс, Джеймс… Любить – значит быть свободным. Это не оковы. Тебя никто не заставляет порхать надо мной, опекать меня, беречь от всевозможных бед. Любовь… понимаешь, она не имеет трактовки. Любой может сказать своё мнение – и оно окажется верным. Люди придумали объяснения, чтобы загнать в рамки свой же ум. Никто не мыслит шире.

Это самое загадочное в нашей жизни: мы практикуем то, о чём не может даже иногда точно рассказать теория. Мы поступаем по повиновению инстинктов, необдуманных решений и так далее.

В любви нет теории. Наших родителей практически никто не учил любить. Никто точно не знает, что это. Но любовь, знаешь, в чём заключается? – Аня подошла ближе к парню. – В уважении себя. Ты живёшь не для меня, не для семьи, не для других – только для себя, своих целей и желаний. Это ты проводишь каждую ночь и день, развлекаешься, плачешь, бьёшься в истерике, злишься, отчаянно выдираешь волосы на голове сам с собой. Есть промежутки времени, да, в которых ты не один, когда тебя окружают люди, но отличительное время ты всегда пребываешь с собой. И поэтому любовь к себе поможет тебе увидеть ценность жизни другого человека. Начинай с себя, Джеймс. Это самое главное.

Глава Ⅵ

. Возмездие из прошлого

Тусклые солнечные лучи в такое же тусклое и серое утро совсем не грели ни тело, ни душу. Дул довольно прохладный ветер, за окном хаотично неслись будто по каким-то своим делам низкие кучерявые тучи. День обещал быть пасмурным, скучным и надоедливым.

Все в городе готовились к резкому похолоданию: люди снова достали свои тёплые пальто и куртки, ботинки и шапки; бродячие коты позабивались в углы зданий, в коробки около мусорных баков и мостились на витринах магазинов; птицы пушили свои перья.

Всё вокруг Тобиаса плыло мимо: он уже не считал, какой сегодня день, время, число. Единственное, что он знал, так это то, что о состоянии его сестры никто не знал уже целый двадцать один день. Парень, по привычке встав в шесть утра, сорвал листок со вчерашней датой и впервые заметил, что уже давно начался август. На календаре было двенадцатое число.

Ребята думали, что хотя бы псевдосвадьба Ани и Джея сможет вернуть того самого весёлого и родного им Тоби, но даже это не помогло. Он уже и забыл, что тогда чувствовал себя хорошо; он не понимал, это было правдиво или так, для поднятия настроения окружающим.

Как только он встал с кровати, оделся и приготовился снова проводить день в полном одиночестве, то заметил на краю стола распечатанные фотографии. Просмотрев их, парень даже ухмыльнулся: родители принесли ему фотографии со дня рождения Энцо.

День рождения Брауна запомнился О’Коннору приездом Родри. Сколько удивления и негодования можно было увидеть на лице Эна, когда он встретил своего дядю! С самого утра двадцать седьмого июля Родри пытался спрятаться так, чтобы племянник ни за что не смог почувствовать его виариин. Только вечером, ближе к десяти часам, мужчина всё же появился на пороге своего дома. Его появление вызвало бурную реакцию как у О’Конноров, так и у Хейзов. Они кинулись к нему с криками и слезами на глазах, и даже без слов Родри понял, что случилось нечто ужасное. Когда все успокоились и рассказали ему обо всём, он молча поставил свою сумку около дивана, присел на быльце и, раскинув руки в стороны, подозвал к себе всех детей.

Тоби, вспоминая тот день, не сводил глаз с фотографий, пока его не позвал с первого этажа отец.

Рэймонд и Эрика почти что каждый день задерживались на своих работах, и Тоби уже привык сидеть в пустом доме в полном одиночестве.

– Мы скоро с матерью уедем. Может, ты пока переедешь к Шону?

– Нет, – сухо ответил его сын. Рэй подошёл ближе к парню, повернул его к себе и прижал к груди. Тоби не выдержал и громко шмыгнул носом.

– Нам стоит подождать, сынок. Вот посмотришь, с сестрой всё будет хорошо. Пейсли – профессионал в своей работе, не думаю, что он бы промахнулся.

– Спасибо, пап.

О’Коннор старший улыбнулся сквозь слёзы и не смог сдерживаться больше. Это был первый раз, когда Рэймонд показал свои чувства.

По всей палате разносился надоедливый писк аппарата, к которому Джек уже давно привык. Мужчина сидел около койки и читал одну из своих любимых книг – Короли Облаков. Страницы книги были уже заметно помятыми, загнутыми, и было видно, что мужчина очень любил перечитывать её.

Глаза Джека быстро перескакивали со строки на строку, он уже почти погрузился в тот недоступный ему мир, как тут послышался дикий прерывающийся писк. Подняв голову, мужчина расплылся в растерянной широкой улыбке.

– Катя?

– Невероятно. Катя, как ты чувствуешь себя?

Девушка только медленно моргнула, потому что на большее её не хватило. Тело сковывалось многочисленными бинтами, шея была охвачена тугой повязкой, и Катя ничего не чувствовала. Всё происходило будто в замедленной съёмке: она видела перед собой какие-то силуэты, слышала чьи-то незнакомые голоса и уже даже радовалась, что может хотя бы шевелить ртом, но аппарат ИВЛ мешал.

Она снова кое-как открыла глаза и увидела перед собой уставшее бледное лицо с крючковатым красивым носом и тонкими, синими губами от холода.

– Мне кажется, она не понимает, кто я, – раздался будто издали голос.

– Временная амнезия. Не переживай, она вспомнит. Напиши её друзьям сейчас, – ответил второй голос, и тут же прямо в глаза Кати был направлен яркий луч света, от чего зрачок её стал маленьким. – Живой будешь, О’Коннор. Чудо, что ещё сказать!

– К… – попыталась сказать Катя, но она только кашлянула и направила взгляд на старого мужчину со светло-каштановыми короткими волосами и большими выпуклыми глазами, которые были вдвое больше его узких, махоньких очков. Маска затрудняла возможность сказать что-то, но без неё девушка не могла сейчас.

– Катя, я мистер Пейсли, твой лечащий врач. Ты знаешь Роуз Клурр? Что-то нужно тебе сейчас?

Девушка повела глазами из стороны в сторону в знак ответа. Мужчина только тяжело выдохнул и принялся менять капельницу. Проверив катетер, он тут же обернулся на резкий стук в двери. Джек приоткрыл дверь и, как только увидел перед собой силуэт, сказал шепотом:

– Слушай, сейчас не самое лучшее время, чтобы видеться. Она только проснулась.

– Пускай заходит, – холодно кинул Пейсли, глядя на Катю.

Джек пропустил в палату дрожащего и бледного Кинрея. Лицо его исхудало, выразительными стали скулы, под глазами появились большие синяки и ямки, руки стали до ужаса костлявыми, вены выпирали на них ярче обычного. Весь его вид производил странное впечатление, будто по городу ходит какой-то труп.

– Как она? Я помчался, как только увидел твоё сообщение, Джек, – сказал Хейз, запинаясь. Подойдя ближе к Пейсли, парень обомлел от ужаса и прикрыл больной рукой рот: вместо своей когда-то красивой и целой невесты перед ним лежало полностью перебинтованное тело, с головы до ног украшенное редкими красными пятнышками – кровью, которая просочилась сквозь бинты.

Лицо девушки не выражало ничего: тугая повязка прикрывала правый глаз, закрывала голову и переходила на шею, но за бандажом ничего не было видно. Левый глаз был красным и опухшим, порванные красно-фиолетовые губы стали в разы больше под маской, кожа на щеках трескалась.

Осмотрев девушку, Кинрей заметил странную деталь в ней. Он с круглыми глазами повернул голову в сторону Пейсли. Тот пристально наблюдал за ним.

– Что вы сделали с ней…

– Парень, в каком виде нам её принесли, в таком мы и попытались восстановить. Скажи спасибо, что её органы вообще как-то стали целыми.

– Кин, он правду говорит. Это всё, что нам принесли Энцо и Тобиас…

Хейз нервно хихикнул, прикрыл глаза и взялся за лицо. Силы покидали его; он чувствовал, что совсем скоро ему придётся переехать в психбольницу.

– С… – вдруг что-то прошуршала Катя, устремив левый глаз на пришедшего парня. Кинрей припал к койке и, дрожа от волнения, попытался дотронуться до загипсованной руки Кати, но его что-то сдержало от этого.

– Она не помнит нас, – сказал Джек, с сожалением глядя на измученного Хейза. Кинрей никак не отреагировал: голова упала на простынь, руки осторожно легли на гипс, а тело содрогнулось. Парень не мог сдержать своих слёз. – Кинрей, давай мой дядя дальше займётся ею. Тебе лучше уйти.

Катин левый глаз проводил уходящих мужчин. Она всё так же не понимала, что только что произошло.

– Кинрей! Джек! Она жива, да?! – где-то рядом закричал знакомый голос, когда парни вышли на улицу. Ребят с ног чуть не сбил Джей, успевший ухватиться за их плечи и резко затормозить. Увидев опухшие глаза друга, Блэрри совсем изменился в лице: уголки рта опустились, глаза стали шире, брови сдвинулись в вопросительном выражении.

– Хорошо, что ты прибежал. Простите, но я должен идти. Джей, отведи его домой, ему нужно отдохнуть.

– Стой, постой, скажи: она жива, да? – с надеждой в голосе произнёс Джей. Джек в ответ только кивнул и сразу же ушёл обратно в здание.

– Что с Кином? Катя всё-таки жива? – подошёл к друзьям Леон. Блэрри и Каприл вместе тренировались, поэтому они вдвоём одновременно получили и прочитали новость.

– Мертва, – всхлипнул Кин, взявшись снова за голову и крепко сжав длинными пальцами свои волосы. Парни недоумевающе посмотрели на него.

– Джек соврал что ли?!

Кинрей отрицательно покачал головой, только хотел было что-то показать на себе, только опустил руки на уровне ног, как на него напал новый приступ, из-за которого он упал на колени и громко зарыдал. Парни присели около него и тщетно пытались успокоить друга: Кинрей уже ничего и никого не слышал.

***

Никогда ребята так не ссорились, как в тот день, когда Катя очнулась. Из-за сообщения Джека в беседе начался такой переполох, что все обсуждения вдруг резко переросли в выяснение отношений. Многие просто отключили уведомления, и с того момента никто из ребят не стал писать что-либо. Только один Джеймс постоянно писал в беседу, пытался примирить друзей, но это у него плохо получалось.

На следующий день абсолютно все почувствовали, что чего-то в их жизнях сейчас не хватает.

Около двенадцати часов дня мистер Пейсли пригласил в больницу О'Конноров старших, и когда они вошли в палату, то просто не поверили своим глазам: они впервые увидели свою дочь, но в каком состоянии… Рэймонд первым упал на колени около койки дочери и начал целовать её гипсы, а Эрика осторожно гладила голову и щёки, постоянно что-то булькая себе под нос.

Катя знала, что к ней придут какие-то люди, и когда мистер Пейсли спросил, помнит ли она своих родителей, девушка отрицательно поводила глазами.

Отец пытался всё время ближе находиться именно у рук дочери, пытался взять их, почувствовать их. Пока Эрика и мистер Пейсли общались, он приподнялся, аккуратно дотронулся до сухой щеки Кати и улыбнулся. Катино сердце вмиг подпрыгнуло, когда девушка увидела слёзы на этом мужском, суровом лице.

Она всё думала: если это её родители, то почему они допустили такое? Слишком много мыслей копилось в голове, слишком много вопросов было у девушки: кто она, что произошло, где она находится, кто все эти люди. Ей часто казалось, что всё, что происходит вокруг неё, не совсем то, чего все ожидали. Она видела испуганные и заплаканные лица якобы её родителей, помнила того бледного и страшного парня со своими худыми руками и впалыми глазами. Она не понимала только, что именно произошло. От всех волнующих её мыслей голова шла кругом, и долго размышлять девушка была не в состоянии.

Ближе к двум часам дня к подруге пришла Аня. Она умоляла мистера Пейсли зайти на пару минут, и мужчина не мог отказать в этом. Как только девушка вошла в палату, раздался её удивлённый и испуганный визг. Хейз неловко прошла дальше, присела на койку около Кати и вытерла слёзы на щеках.

Она смотрела на подругу и не понимала, за что ей такое.

– Я… Кать? Я знаю, что сейчас для тебя начался, ну, сложный период, но… – Аня затаила дыхание и посмотрела на только открывшую глаза подругу, недовольно кинувшую взгляд на новое для неё лицо, – я буду рядом. И это бессмысленно кому-то такое говорить, то есть обещать. Но я могу сказать по-другому: я буду тебе помогать жить. Ты мне заменила сестру и мать. Если я и могу тебе чем-то помочь, так это лишь жить ради твоей семьи и ради вашего здоровья. Это обещание я выполню. Ты знаешь, моё слово нерушимо, хотя не помнишь этого, верно?

Катя только моргнула, согласившись.

– Кать, – шёпотом сказала Аня, – а помнишь деревянные качели у нас во дворе?

Девушка отрицательно повела глазами из стороны в сторону.

– А помнишь, как мы убегали из школы и прятались у дяди Шона? Да, я понимаю, что ты ничего не помнишь, кажется. Ты не понимаешь просто… Мне так хочется поделиться с тобой нашими воспоминаниями, потому что я очень скучаю по нашему детству, – Аня устало поникла головой. О’Коннор показалось, что она сейчас прямо тут разрыдается. – Кать, я просто боюсь забыть нашу молодость. У тебя её так безжалостно отняли…

А у меня на днях появилась идея. Знаешь, какая? Давай построим дом. Наш дом, общий для всех ребят. Обещаю, что он не упадёт из-за сильного ветра, его не уничтожит и не уложит на землю тайфун или землетрясение, он не развалится под долговременным ливнем. Этот дом будет стоять вечно, ведь каждый из нас будет помогать друг другу, указывать на ошибки и на них же будет учиться. Дом воспоминаний – вот так он будет называться.

О'Коннор внимательно осматривала бледное, юное и растерянное лицо гостьи. Она поняла, почему Аня придумала это – она боялась. Боялась не только забыть свою молодость, но и самой обыкновенной, банальной и простой вещи – смерти. Катя понимала, что они как-то связаны, но ответить ничего не могла. Ей стало только хуже от того, что ей уделяют столько внимания и эмоций: плачут перед ней, жалеют, опекают. Все эти незнакомые люди пугали её, но всё же она чувствовала, что нужна им, раз они так ведут себя.

Аня испытывающе смотрела на белоснежные новые повязки на теле подруги, будто развешанные гирлянды на ёлке. Как же девушке хотелось снять их, погладить нежную кожу подруги, прикоснуться к её тонким ровным пальчикам и крепко-крепко, как в детстве, обнять девушку до удушья; но вместо всего этого Аня видела перед собой слабую подругу с онемевшими в бинтах руками, с опухшим лицом пёстрого красного цвета и с синяками на щеках и носу. Катя О'Коннор – от неё осталось лишь имя.

И тут лицо Хейз преобразилось, когда она услышала, как Катя попыталась промычать мелодию своей одной из самых любимых песен, хотя О’Коннор совсем не поняла, что она только что сделала, ведь нигде эту песню не слышала пока что. Аня лучезарно улыбнулась и залилась звонким смехом.

– Ты вспоминаешь! Я обещаю тебе! И тебе, и Тоби, и Эну, и всем-всем – ты выздоровишь и вспомнишь нас. А домом нашим будет альбом, смотри! – на этих словах девушка достала из своего рюкзака обыкновенный акварельный альбом. В глаза Кати бросилось большое старое серое пятно на этом альбоме и напомнило о точно таком же в какой-то полной зелёного цвета комнате.

– Ты должен тоже пойти, давай! Нам же разрешил мистер Пейсли, – раздался за дверью юношеский голос, и тут из-за угла высунулась голова с ярко-синими кучерявыми волосами. – О! Так тут будущая Блэрри! Эн, давай!

Гизиро прошёл дальше в палату и сразу же остановился. Ничего подобного он в жизни ещё не видел; то, в каком состоянии была его подруга, вызвало в нём кучу новых и странных ощущений, и парню резко захотелось вывернуться наизнанку от одного взгляда на распухшее изуродованное лицо. Глаза его заблестели, а сам он подошёл ближе к сестре и широко улыбнулся Кате. Его заразная улыбка передалась и ей: девушка кое-как смогла приподнять уголки рта, но всё лицо сразу сковала неописуемая боль, от чего пришлось снова лежать с кислой миной.

– А тебе Адам разрешил ведь? – спросил у сестры Гай. Та только кивнула в ответ и обернулась на скрип двери. В палату застенчиво зашёл Эн и остановился у двери. Он был рад, что не видел ужасного зрелища из-за спины Ани, но тут девушка встала, подошла к нему и дотронулась до его щеки.

– Я не хочу видеть её в таком… состоянии… – жалобно простонал Энцо, скрестив руки на груди. Девушка только глубоко вдохнула, поцеловала друга в лоб и, взяв его за руку, прошептала:

– Ты должен. Пожалуйста. Я знаю, что тебя не отпускают мысли о той ночи, но ты должен. Она спасла вас.

Эн сглотнул ком в горле и последовал за Аней. Тут же увидев только один синяк на лице Кати, парень взялся за голову и упал около больничной койки, умоляя простить его и Тобиаса. Аня и Гизиро пытались успокоить его, но тут же раздался дикий визг, кто-то грохнулся за дверьми, и в палату доползли бедные Джей с Тобиасом.

– Вас ещё для полной сопливой картины не хватало! – фыркнула Аня, обернувшись и пытаясь перекрикнуть завывания Брауна. Тоби, не обратив внимания на слова подруги, шуганул к сестре, присел с другой стороны на простынь и тоже начал рыдать. Он целовал её гипс на руке, прикасался к плечам, гладил её голову.

Уже никто не смог выдержать нагрузки: вслед за парнями начала рыдать и Аня, поэтому Гаю и Джею пришлось успокаивать ребят, из-за чего они только засмеялись. Катя, наблюдая за всем этим бедламом, только моргала и пыталась не зарыдать. Ей было настолько хорошо в этой компании, что уже не хотелось, чтобы они уходили.

– Роуз, как она? – спросила Аня.

– Нормально.

– Это и всё? – поинтересовался Джеймс.

– На данный момент – да.

Все сразу же замолчали. Энцо и Тоби сидели на бордовом диване, подперев щёки руками; Гизиро стоял спиной к стене и накручивал на кончик указательного пальца свою синюю прядь волос; Леон, Джеймс и Кинрей нервно расхаживали по комнате, поочередно поглядывая через окно на яркий, залитый солнцем, двор больницы. Ребята находились в кабинете мистера Пейсли уже довольно долго, обговаривая свои дела. Настроение у всех было паршивое, и никого не тянуло что-либо рассказывать дальше.

– А анализы? – спохватился Гизиро. – С ними что?

– Пока что всё по-прежнему. Полный диагноз скажут после МРТ и других обследований, когда она немного поправится.

– Это и всё? – переспросил Кинрей. На его лице читалось недоверие.

Роуз выдохнула, сухо посмотрела на друга и произнесла:

– Некроз мягких и костных тканей, повреждение центральной нервной системы, переломы более ста суставов, открытая ЧМТ, контузия и параплегия. Список продолжать?

Ребята поняли, что сейчас лучше промолчать.

– А если… – вдруг начал Леон после непродолжительной паузы, – если помочь Кате виариином?

– Леон, ты гений! – подскочил на месте Тоби. – Как я раньше не додумался, тупая моя голова! Я могу передать ей часть виариина отца и…

– Вы с ума сошли! – вскрикнула Роуз, перебив парня. – Её лечение должно быть постепенным, а своими этими… вы лишь усугубляете ситуацию!

– Роуз, но мы сможем помочь! Я исцелю Катю! – влезла в разговор Аня.

– Да неужели?! Ты? Ты с Эном и Леоном? А кто мне говорил, что после такого лечения человеку сложно отойти и всё это может привести к зависимости?

– Зависимость? Ты перепутала, Роуз: Кате придётся взять виариин Ниарата для того, чтобы дальше существовать. Это уже не зависимость, а приобретение оддсена, – вмешался Леон.

– Поздно, – сказал Кинрей, и все повернули к нему головы.

– И что это значит? – прикусил губу Тоби.

– Разве вы не заметили у неё оддсен? Эн, почему ты молчишь, а? А ты, Леон? Чего вы молчите все? – голос Кинрея задрожал. Все устремили свои взгляды на покрасневших ребят. – Это я сделал так. Когда вы все стояли у больницы, я сразу помчался в Ниарат.

– Ты что наделал? – спросил удивлённо Гизиро.

– Я обменял свои органы на её, чтобы спасти её.

– Что такое оддсен? – спросила Роуз.

– Виариин Ниарата, общий для всех его членов. Он нам позволяет смешивать свой обычный виариин с другим. Мы можем становиться похожими на того, у кого взяли виар, – проговорила медленно Аня, не сводя глаз со старшего брата.

– Ты полный идиот, знаешь? А если бы ты не выжил? Мы потеряли бы вас обоих! – нахмурился Тоби. Он был благодарен другу, но его самопожертвование принял за глупость. И всё же паренёк встал, подошёл к Кинрею и крепко обнял его, снова проронив слезу.

После того, как в палату вошли Джек и Роуз сегодня днём, когда ребята устроили сопливый концерт, Тоби ещё долго не мог успокоиться. Глаза его были до сих пор красными и опухшими, и все уже привыкли к такому внешнему виду друг друга.

Джеймс нервно закурил и отошёл от ребят к столу, на котором были разбросаны различные документы Адама Пейсли.

– Ну, извините, но я это делал не ради вас. Да, я эгоист, потому что я хотел вернуть в тот момент Катю только для себя.

– Мы всё понимаем, успокойся. Сейчас всё нормально, – сказал Джеймс, выдохнув ядовито-сладкий дым в окно.

– Ребят, – начал Гизиро. – А кто тогда смотрел на нас, пока мы вытаскивали Леона из воды? Там ещё чьи-то цепи были, помните?

– Это был Рекано, – ответил Леон. На лицах ребят читалось только одно – недоумение.

– Это кто такой?

– Мой…

– Очень плох… – перебил Аню Леон, но тут же закрыл рот и посмотрел на неё.

– Что? Кто он тебе? – спросил сестру Гизиро.

– Да, ты что-то сказала там, повтори, пожалуйста, – попросил Джеймс, стряхнув с сигареты пепел.

– Аха… Нет никакой разницы… – Аня заметила на себе взгляды, прикрыла глаза и сказала: – Ладно. Он был моим учителем… Я занималась с ним в детстве…

– Извини? – Леон смерил Аню грозным взглядом и остановился.

– Леон, пожалуйста, только спокойствие…

– Ты вообще понимаешь, кто он такой? Он убил моих родителей! А ты вот так просто ещё и дружила с ним!

– Леон, хватит! – прикрикнул на приятеля Кинрей.

– А ты вообще заткнись! – Леон сверкнул блестящими от злости и негодования глазами. Ноздри его расширялись от агрессии. – Тебя здесь и не должно быть. Не встревай в наш разговор.

– Он вообще-то жених Кати, если ты забыл. И если ты будешь так общаться с ним, то тебя ждёт долгий разговор с моими кулаками, – проскрежетал в ответ Джеймс.

– Хватит вам!

– Гизиро, хотя бы ты не встревай. Ты думаешь, я захотел начать весь этот балаган? Рено – ужасный человек, и я не понимаю, как ты могла с ним видеться, – Каприл обратился к Ане. Девушка прикусила губу от злости и вытерла потные ладони об себя.

– В то время, когда мы тренировались, он был хорошим, и я знала его только как друга и учителя. А потом он пропал, и я не знаю, что с ним дальше было.

– А почему он пропал, а? Не догадываешься?

– Я не выясняла причину! Не надо думать, что он плохой!

– Не надо думать?! Он убил наших родителей! – Кинрей резко поменялся в голосе.

– Что? Родителей? – пропищал стеснительно Гизиро.

– Всё, хватит вам! Я не хочу выяснять отношения, когда моя сестра лежит в палате и борется за свою жизнь. Хватит, надоели! – закричал Тоби, тут же задрожав всем телом от злобы.

– М-да… – протянула Роуз. На этом все замолчали.

Неизвестно, сколько ещё ребята сидели в том кабинете. От того, что они там молчали, Кате легче никак не становилось; а ведь каждый из них хотел бы уже увидеть улыбку, а не страх на её лице.

– Кхм, Роуз, а когда можно навестить Катю? – начал после долгой тишины Леон.