Текст книги "Лавка ужасов"

Глава 9
Самокат

Широко распахнув окно, Кирилл забирается на подоконник и, встав на самом краю, начинает жадно дышать. Его ноздри раздуваются, втягивая ни с чем не сравнимый летний московский воздух. Он любит смотреть на город из окна квартиры своей подруги.

Солнечная макушка ещё не скрылась за горизонтом, и в речных волнах резвятся последние оранжевые змейки. В густом пропаренном воздухе медленно плывут комочки тополиного пуха. По набережной неспешно катятся спичечные коробки автомобилей. В такое время людям некуда спешить, ведь завтра выходной, а значит, можно, наконец, расслабиться и передохнуть, хоть на сутки забыв о ежедневной безжалостной борьбе за существование. Ещё один день прошёл. Ещё одна окровавленная бусина надета на ожерелье под названием «Жизнь».

Кирилл переводит взгляд на стремительно теряющее цветовую насыщенность зелёное месиво парка. Наверняка под сенью этих деревьев кто-то сейчас встречает свою любовь.

Так же, как это случилось с ним.

Полгода прошло с тех пор, как эта волшебная, сотканная из эфира девушка подобрала его на парковой аллее. Пьяного и продрогшего. Одну за другой потерявшего Надежду, Веру и Любовь. Распевающего страшные песни, вращая между пальцами бритвенное лезвие. Успокоила и привела к себе домой, напоила горячим чаем и уложила в постель. Он шёл за ней, как сомнамбула, не думая ни о чём, кроме шипения белых котов.

Девушка легла рядом и долго ласкала кончиками пальцев его шею, живот и грудь. А он лежал, не смыкая глаз, и меньше всего думал о ней, – слишком громко шипели в его прошлом белые коты. Кирилл уснул лишь под утро, когда его спасительница видела десятый сон. А через час она разбудила его звоном чашек, запахом кофе, и музыкой в стиле джаз. Поздравила с началом совместной жизни и строго-настрого запретила выходить из квартиры. Как будто знала, что делать этого ему действительно нельзя. Так они и зажили вместе – эльфийская принцесса и странный парень со взглядом, обращённым вовнутрь.

От прежней жизни не осталось ничего. Воды Реки Забвения безмолвно приняли все его страхи и идиосинкразии. Её присутствие стало для него настоящим бальзамом, на корню убивавшим все проклятые вопросы. Только одно связывало его теперь с человеком, которым он был до выхода из Игры.

Полгода назад Кирилл мог вспороть свои вены в парке, спасаясь от невыносимой лёгкости бытия. Теперь, когда бушевавшие в груди чёрные волны утихли, позволив ему, наконец, вздохнуть свободно, он всё чаще думал о суициде со знаком «плюс». Моменты счастья, как нельзя лучше, подходят для расставания с жизнью. Ведь куда приятнее умирать, блаженно улыбаясь, чем с гримасой ненависти на лице. «Да, именно так. Не убегать от боли, а сделать своё счастье бессмертным, – думает он, стоя на самом краю. – Решиться на последний шаг ничего не стоит».

Именно в этом и заключается высший кайф для тех, кто готов на подобный шаг. В конечном счете, ничего не изменится. Игроки продолжают карабкаться вверх. Проигравшие бросаются вниз. Кирилл же наслаждается возможностью выбора. Ничто не мешает ему сигануть из окна, ведь он точно знает, – в конечном счёте, ничего не изменится. Так почему же он до сих пор не сделал этого? Почему продолжает жить?

Ответ: по той же самой причине.

Трудно поверить, что в такой вечер обычная московская квартира может на несколько часов превратиться в камеру пыток. А всё же, это произошло. Жертвой изощрённых издевательств стал Виталий Витальевич Вербин. Палача звали точно так же.

Вербин истязал Вербина, сидя перед установленным посреди гостиной большим старинным зеркалом. Он начал с тривиального поливания спиртом свежих надрезов на коже.

– Ты, сучонок, мне всё расскажешь! – приговаривал Вербин, поигрывая скальпелем и садистски ухмыляясь. – Это только начало, только вершина айсберга. У меня ещё много есть идей разных.

– Но я ничего не знаю, – кривясь от боли, испуганно произнёс Вербин. – Лучше тебе уйти. Клянусь, я тебя не выдам.

– Ишь ты, – удивился Вербин. – Он мне ещё условия ставит. Приятель, ты что, забыл, в каком мире живёшь? Здесь уж если ты встрял, то полной. Уйти-то я уйду, но не раньше, чем ты расколешься. П-понял, мудак?! – Вербин с размаху полоснул Вербина по животу. Вербин закричал.

– Ты визгани ещё, визгани, чёртов сын, – зло пробормотал Вербин. – Думаешь, мне больше заняться нечем? Настоятельно рекомендую тебе прямо сейчас всё рассказать. И свою участь облегчишь, и мне не придётся грех на душу брать.

– Ещё раз говорю, – сказал, отдышавшись, Вербин, – я ничего не знаю. Ничего, что могло бы тебя заинтересовать.

– Давай, заканчивай своё враньё. В противном случае, – профессиональным движением Вербин отрезал Вербину левый сосок, – я тебе и правый сосок отрежу.

Перестав кричать, Вербин послал в ухмыляющуюся вербинскую физиономию смачный плевок.

– Отсоси, гад! – прохрипел он. Вербин утёрся и отложил скальпель в сторону.

– Где ты хранишь швейные принадлежности? – спросил он.

– В серванте, на верхней полке, – озадаченно сказал Вербин. – Ты что, швы мне накладывать собрался? Так это в больницу надо.

– Размечтался! – хохотнул Вербин. – В больницу! Швы! Нет, дружок, я для тебя кое-что поинтереснее придумал. Не торопись с выводами. Скоро сам всё узнаешь.

– Ну надо же, какой крепкий! – удивление Вербина граничило с восхищением. Вербин не сдался, даже когда Вербин в сердцах рванул иглу слишком сильно, и ноготь, полностью отделившись от пальца, упал на ковёр у его ног. Ничего, кроме очередной порции исступлённых криков, от Вербина добиться не удалось.

Отставив иголку торчать в обнажённой мякоти, мучитель откинулся на спинку стула, заложил руки за голову и забарабанил пальцами по выбритому затылку.

– Что же мне с тобой делать? – задумчиво произнёс он. – Это, конечно, не последнее средство, но, всё же, довольно эффективное. А ты молчишь…

– Оставь… меня… в покое… – прошелестел Вербин. – Я… ничего… не знаю.

– Пожалуй, стоит обратиться к проверенному веками опыту инквизиции, – продолжал Вербин. – Эти ребята в чёрных капюшонах умели разговорить человека. Ты только представь, – их клиенты нередко сознавались, что состоят в связи с Дьяволом. С Дьяволом! Которого, как мы оба прекрасно знаем, не существует. Хотя, ты, наверное, уже начал сомневаться. Не стану тебя разубеждать. Как говорится, хоть горшком назови… Дальше помнишь? Вот именно, братец. Вот именно.

Вербин встал и пошёл на кухню. Вернулся, неся щипцы с зажатым в них раскалённым гвоздём.

Глаза Вербина расширились от ужаса. Он был готов провалиться сквозь землю, лишь бы не чувствовать жара, неумолимо приближавшегося к его плоти! Вербин нежно гладил гвоздём рану на груди Вербина. Не успевшая свернуться кровь с шипением испарялась. Гвоздь остыл, и Вербин снова пошёл на кухню, чтобы его прокалить. Вернувшись, он принялся за правый сосок Вербина и прожёг его до кости.

– Теперь скажешь?! – брызгая слюной, проорал он в лицо Вербину.

– Мне нечего сказать, – промычал тот. – Заклинаю тебя всем, что есть в этом мире святого, перестань меня истязать! Я действительно ничего не знаю!

– Сука, – Вербин с силой вогнал гвоздь в плечо Вербина. – Гвозди бы делать из этих людей. Ничего каламбурчик, а? Знаю, тебе сейчас не до смеха. Так и быть, я тебя пощекочу.

– Электричество – лучший друг человека, – сказал Вербин и выдернул провод из настольной лампы. Зачистив ножом контакты, он свил из медной проволоки две небольших петли и надел их на тестикулы Вербина. – Приготовься принять лучший в мире афродизиак. – Вербин сунул штепсель в розетку и нажал кнопку выключателя. Вербин взревел, как сотня проклятых демонов. Вербин выключил ток и выжидающе посмотрел на Вербина.

– Ну? – шёпотом произнёс он.

– Нет… нет… нет… – словно в бреду твердил Вербин. Палач досадливо цокнул языком и снова подал напряжение на яички несчастной жертвы. На этот раз он наблюдал за мучениями Вербина на полминуты дольше.

– Неееет! Неееет! Нееееееееет! – орал Вербин, вцепившись в сидение.

– Не нравится, – резюмировал Вербин, отключая ток. – Не готов ещё нынешний средний класс к острым ощущениям будущего. Хочешь, чтобы я прекратил? Всё в твоих руках.

– Да что, чёрт возьми, тебе нужно?! – сквозь слёзы прокричал Вербин. – Деньги? Золото? Забирай! Всё забирай! Калекой меня сделал, скот…

– Дружок, да ты настоящих калек не видел, – возразил Вербин, нажав на кнопку. – Настоящие калеки, они знаешь, какие тихие, – Вербин утопил кнопку, наполнив кухню дикими воплями своей жертвы, – и грустные.

Глаза Вербина готовы были вылезти из орбит. Вены на его шее вздулись, лицо покраснело. А Вербин, сложив руки на груди, смотрел на него и улыбался, словно решил, не дожидаясь признания, угробить своего визави.

– Ну ладно, хватит с тебя, – сказал Вербин, когда из ушей Вербина хлынула кровь. Вынув штепсель, он наклонился, чтобы освободить от пут дымящиеся яички.

– Э, приятель, да ты, гляжу, обделался! – весело произнёс он, обнаружив между ног Вербина симметричную кучку бурого, с красными прожилками, кала. – Нет, не стесняйся, не отворачивайся. Как говорится, что естественно, то не безобразно. Правда? Ты ведь скажешь мне правду? На чём мы с тобой остановились?

– Пошёл… на хер… урод… – еле ворочая языком, промямлил Вербин.

– Далеко посылаешь, – нахмурился Вербин. – Не боишься, что я пойму тебя буквально? – взяв скальпель, он легонько коснулся им измазанного фекалиями сморщенного вербинского пениса. – Ещё ведь не всё потеряно.

Вербин коротко вскрикнул и задрожал всем телом.

– Дрожишь? Это хорошо. Значит, жить хочешь. А если хочешь, – расскажешь. Возможно, к тому времени это будешь не совсем ты, но расскажешь всё, как пить дать, – злобно прошипел Вербин, склонившись к самому лицу Вербина. – Это я тебе обещаю.

– Знаешь, а я тебя уважаю, – сказал Вербин, вытягивая из Вербина ручку туалетного вантуза. Из развороченного ануса хлынула кровь. – После такого даже я раскололся бы. А ты молчишь. Только знай, – я тебя дожму, не мытьём, так катаньем. Из этих рук ещё никто не вырывался. – Вербин потряс перед лицом Вербина жилистыми предплечьями, по локоть вымазанными в крови. Ответом ему был только слабый стон.

– Эй, да ты никак помирать собрался! – сочувственно произнёс Вербин. – Не надо, обожди, – пощупав пульс на шее у Вербина, Вербин удовлетворённо хмыкнул и пошёл в ванную. Вернулся он со стаканом воды, которую выплеснул в лицо Вербину. Вербин пришёл в себя. Вербин склонился к Вербину и взял его пальцами за подбородок.

– Последний шанс у тебя, – неестественно низким голосом произнёс он. – Ты немедленно всё расскажешь. Или… – ребром ладони Вербин провёл по горлу. – Ну?!

Уставившись в одну точку, Вербин обречённо молчал.

– Молчишь, падла?! – Вербин в ярости начал наносить Вербину удар за ударом. Бил, куда придётся, в полную силу. Вербин не пытался защититься. Он уже не чувствовал боли, и мысли его были очень далеко, на карнавале в Рио-де-Жанейро.

Вдруг что-то взорвалось в мозгу Вербина. Захрипев, он начал заваливаться набок. Поймал собственный взгляд в зеркале и в этом взгляде увидел ВСЁ.

«Поздно, – умирая, подумал Вербин. – Слишком поздно».

Вселенная не только страннее, чем мы её себе представляем, она даже страннее, чем мы можем её себе представить. Кирилл знает это наверняка, поскольку своими глазами видел то, чего не может быть, бывал в местах, не обозначенных на карте, и знает слова, которых нет ни в одном из языков мира. Знает он и то, в поисках какого дикого откровения замучил сам себя до смерти странный человек из окна напротив. Знает, но никому не скажет. Его ведь никто и не спросит. Мир забыл о его существовании, и это ему чертовски нравится. Достаточно и того, что у него есть эльфийская принцесса, кофе и подоконник. Несметные сокровища, обожание толпы, всемирная слава – красивые, но слишком простые игрушки. Они давно ему не нужны.

Интерлюдия девятая

Выслушав историю о гибельном самоистязании, Ангелина несколько минут потрясенно молчала. Было заметно – этот рассказ произвел на нее гораздо более сильное впечатление, чем все предыдущие.

– Что это? – спросила девушка, собравшись, наконец, с мыслями. – Я имею в виду – о чем была эта история? Она не похожа на все остальные – нет никаких монстров, вампиров, демонов… Но мне почему-то кажется, что эта игра, о которой шла речь в начале, – самое страшное, что только может быть.

– Ты почти права, моя дорогая, – глухо промолвил Эйнари. – Эта игра называется «Гнойная Забава», и она действительно беспредельно ужасна.

– Гнойная Забава? – глаза готессы сверкнули огнем уже не страха, а любопытства. – А я ведь слышала об этом раньше!

– Да, ты упоминала ее в день, когда впервые пришла сюда, – кивнул хозяин лавки. – Хотел бы я знать, кто это бросается такими словечками в своем обычном кругу…

– Кажется, о Забаве говорил какой-то парень из готической тусовки, – задумчиво произнесла Ангелина. – Хотя, я не уверена в этом – очень уж много с кем общаюсь.

– Ох уж, эти готы, – усмехнулся Тойвонен. – Интересно, знал ли он сам, о чем говорил?

– Мне это неизвестно, – пожала плечами готесса. – А что, это такая очень уж запретная тема? Или сильно замаскированная?

– Как я уже говорил, никто не в силах запретить людям губить свои жизни, – промолвил финн, подергав себя за бороду. – Их можно лишь попробовать удержать от этого. Что же до маскировки… пожалуй, да. Просто так в эту систему не попадешь. Нужно либо очень стремиться к ней, либо… стать ее жертвой.

– А в чем же суть? И почему такое гнусное название?

– Название точно отображает смысл происходящего в игре. Если человек стал одним из ее участников, он должен начать причинять страдания другим людям. Но не всем, а только избранным жертвам. Унижать, насиловать, истязать. Идеальной целью каждого «сета» является доведение до самоубийства. Но есть и еще кое-что. Игроки считают, что из уст предельно истерзанного морально или физически человека может однажды прозвучать некое откровение, способное кардинально изменить жизнь того, кто его услышит. Именно с этой целью замучил себя Виталий Вербин.

– Жуть какая. И что, много людей играет в эту мерзость?

– Много, – кивнул Эйнари. – В каждом крупном городе мира есть свой штаб и тотализатор. А также несколько баров, где кучкуются игроки. Последних, разумеется, можно встретить не только в мегаполисах…

– И что… каждый из нас может стать жертвой этой игры? – голос Ангелины дрогнул.

– Теоретически – да. Если в ближайшее окружение затешется один из игроков. Они стараются выбирать жертвы среди самых близких людей. Чаще всего – среди друзей или родственников.

– Но почему?! – воскликнула Ангелина. – Это же невероятно жестоко!

– Невероятная жестокость является одним из главных условий игры, – сказал Тойвонен. – Это во-первых. А во-вторых – так для них и удобней и безопаснее. Всегда знаешь, где найти нужного человека, и далеко не сразу он догадается, какую угрозу ты на самом деле для него представляешь. Мой знакомый Кирилл стал однажды одной из жертв Забавы. Ему удалось одержать верх над игроком, что взял его в оборот. Согласно правилам, после этого Кирилл должен был занять его место. Обычно из бывших жертв получаются еще более беспощадные игроки…

– Какой кошмар, – прошептала девушка.

– Правда, Кирилл довольно скоро одумался и вышел из игры, – добавил Эйнари. – Но жажда мести всему живому была в нем очень сильна.

– Я не могу поверить, – сцепив ладони и нервно перебирая пальцами, произнесла Ангелина. – Эти монстры ходят с нами по одним улицам, ездят в одних вагонах, питаются в одних и тех же кафе… Они же ведь намного страшнее, чем демоны и вампиры, у них вообще нету права на то, чтобы жить!

– Ты снова права, девочка моя, – кивая, молвил Эйнари. – Вся скверна в мире – от людей. И даже те ее ростки, что, вроде бы, никак не связаны с нашими соплеменниками, имеют в своей основе волю одного из нас. Знаешь, наверное, завтра нам стоит чуть-чуть отвлечься. Хочешь, я расскажу тебе не страшную, а смешную историю? Я знаю несколько. И они тоже связаны с миром сверхъестественного.

– Ну уж нет, – отрезала Ангелина. – Давай поступим наоборот. Завтра ты расскажешь мне еще более страшную и шокирующую историю. Идти – так уж до конца.

– Ты уверена, что хочешь этого? – уточнил Тойвонен.

– Да, – кивнула девушка. – Хочу. Я не трусиха.

Глава 10
Проникновение

– Чуть-чуть левее. Да, вот так будет самый шик…

Обнаженная девушка на антикварной кровати. Загорелая кожа выгодно контрастирует с ледовой белизной хлопка простыни. Красивая кровать и красивая девушка. Умное лицо с выразительными зелеными глазами, прямым носом и пухлыми чувственными губами – последние выглядят так, будто под завязку накачаны силиконом, но стоит присмотреться – и становится ясно, что они на самом деле настоящие. Так же, как и ее груди, что прекрасно видны через объектив видеокамеры. Фигура этой молодой дамы великолепна. Как раз такую и можно было бы назвать непреходящим идеалом женской красоты. Она не из матрон, балансирующих на грани между пикантной полнотой и безобразной жирностью. Но и не героиновая модель, на чьем флаге начертан девиз «Виват, анорексия!». Золотая середина. Причем «золотая» – в самом прямом смысле этого слова. Бронзовый загар покрывает все ее тело, а огненно-рыжие волосы волнами ниспадают на плечи. Глаза с интересом смотрят в камеру. Девушка ждет.

Камера закреплена на высоком штативе, таким образом, что в объектив попадает не только роскошное тело девушки, но и пространство за ней. Вид спереди, но в то же время – сверху и под углом. Это нужно снимающему, чтобы самому попасть в кадр.

А вот и он. Что называется, «мачо». Надо сказать, весьма достойная партия для той, что терпеливо застыла на белом хлопке. Литые рельефные мускулы, несколько эффектных татуировок… Ну, разумеется, член. Эрегированный. Сантиметров, этак, двадцать.

Наташа почувствовала, что начинает возбуждаться, и рефлекторно сдвинула колени.

Лицо мужчины в кадр покамест не попадало. Только его затылок. Коротко стриженые черные волосы, слегка присыпанные серебристой пылью седины.

Почему-то особое внимание Наташи привлекла красноватая родинка у него на шее. Ну ничего в ней не было выдающегося, в этой родинке, а глаза все равно не могли оторваться!

В левой руке мужчина держал черную тряпицу.

Он подошел к своей подруге, продемонстрировав камере гладкие накачанные ягодицы. Взял правой рукой член и несколько раз провел им по губам девушки. Та рассмеялась и лизнула набухшую головку острым розовым язычком. Сообразно логике, за этим должен был последовать минет. Но не последовало.

Вместо этого мужчина завязал девушке глаза.

Красавица продолжала улыбаться, а «мачо», обойдя ее, взобрался на кровать и пристроился сзади. То, что случилось дальше, выглядело не слишком эстетично, но отнюдь не отвратительно. Наклонившись над очаровательной попкой, мужчина выпустил изо рта струйку прозрачной слюны, метя аккурат между сочных ягодиц своей партнерши. Только наивный ребенок не догадался бы, зачем это было сделано…

Было заметно, что рыжая слегка напряглась. Но она не стала противиться, вырываться, увертываться. Так требовали правила игры.

Они ведь играли…

В тот момент, когда член погрузился в пещерку ануса, девушка вскрикнула. А после – стиснула зубы, снося последовавшие ритмичные удары в прямую кишку. Мужчина довольно хмыкал. Опустив правую руку вниз, под женский живот, он нащупал клитор и принялся ласкать его, чтобы партнерша тоже могла испытать оргазм.

Это несколько облегчило ей неудобства, причиняемые толстым членом в заднице. Болезненное выражение сползло с лица рыжей. Через несколько минут она уже сладострастно всхлипывала и, похоже, притерпелась к неизбежной при первом таком проникновении боли.

Наташа почувствовала, как между ног у нее проступает влага. Это тоже было неизбежно, как и легкий стыд, охвативший ее при мысли о том, что в комнате присутствует мужчина. Он не мог, разумеется, прочитать ее мысли. Но, вполне вероятно, догадывался, как молодой женский организм реагирует на происходящее по ту сторону экрана. Уши следователя Гавриловой стали пунцовыми.

Парочка из видеозаписи забилась в синхронном экстазе. «Как это им удалось, интересно? – подумала девушка-следователь. – Для такого ведь тренироваться надо. А если в попку, так и того тщательнее».

Мускулистый «мачо» тем временем вытащил член из потерявшего девственность ануса своей подруги (орган лишь слегка обмяк), соскочил с кровати и вновь подошел к рыжей спереди.

«Он что, даже не помоется? – подумала Гаврилова, глядя, как мужчина подносит головку к ярким губам. – Фу, гадость какая!».

Член не выглядел особо грязным, да красавица и не видела его, но… как она могла начать делать минет, прекрасно зная, где только что побывал пенис ее партнера?! «Извращенцы какие-то», – брезгливо поморщившись, подумала Наташа. Неэстетичность происходящего слегка охладила нараставшее в низу живота возбуждение. Стыд тоже развеялся, и к мочкам ушей вернулся обычный телесный цвет.

«Мачо» кончил во второй раз. Мутная струйка спермы стекла из уголка рта рыжей и, нарушив белоснежную гармонию, шлепнулась на простыню.

Наташа перевела взгляд на сидевшего в углу майора Воронцова.

– Вы мне скажете, что все это значит? – спросила она, облизнув пересохшие губы. – В чем состав преступления? На несовершеннолетнюю она не похожа. Или ее насильно в это вовлекли?

– Ты смотри, смотри, – кивком головы майор указал на экран. – Там сейчас как раз самое… интересное начнется, – слово «интересное» он произнес будто бы через силу.

Наташа снова повернулась к телевизору. Там почти ничего не изменилось – качок опять овладевал своей пассией, на этот раз – вполне традиционным способом, хоть и в той же позе. Гаврилова вновь почувствовала сладкий зуд в паху.

Это, все же, была не обычная порнозапись. Но в тот момент, когда Наташа поняла это, она подумала, что лучше посмотрит тысячу фильмов с маркировкой ХХХ, и пусть там будут показаны самые мерзкие, тошнотворные извращения, лишь бы записанное на этом проклятом диске никогда не происходило…

Стоны рыжей красавицы становились все более страстными, а лицо того, кто подарил ей эту страсть – все более злобным. Словно бы то, чем они занимались, было этому мужчине неприятно. Гаврилова начала догадываться, чем все это может закончиться. Да, скорее всего, сейчас он начнет избивать свою женщину. Это не извращенец, а обыкновенный любитель чужих страданий и унижений, этакий домашний террорист. Таких полно по улицам бродит.

Но… догадка была неверной. В тот момент, когда рыжая, запрокинув голову, испустила финальный оргазменный крик, «мачо» достал из-под матраса нож и, схватив девушку за волосы, перерезал ей горло.

Все было по-настоящему. Настоящий нож, реальная кровь, подлинный предсмертный хрип.

И неподдельная смерть.

Отбросив орудие убийства, мужчина продолжил совершать фрикции и кончил уже в мертвое тело.

Наташа метнула взгляд на Воронцова и увидела, что тот, побледнев, вцепился в края столешницы. На лбу майора выступили крупные бусины пота.

– Дальше смотри, – сдавленным голосом произнес шеф.

И она посмотрела. Ей пришлось наблюдать за всем, что было записано на диске. Ни одному чокнутому режиссеру не пришло бы в голову снять такое непотребство. Нож вернулся в руку убийцы, чтобы колоть и резать остывающую мертвую плоть. Безумный зверь бесчинствовал на экране, уничтожая то, что еще минуту назад являлось эталоном красоты. Он изуродовал ее лицо – сорвав повязку, выковырнул глаза, потом отсек нос и надрезал уголки рта, превратив девичий лик в нелепую маску смерти. Исполосовал лезвием спину и живот, отрезал пальцы. Алые брызги летели во все стороны, перепачкав и убийцу и кровать. Происходящее сопровождалось дикими воплями и омерзительным хохотом.

«Если это случилось в обычной городской квартире, то где же были соседи?», – подумала Наташа. Даже перед лицом гнуснейшего зрелища ее не покинула склонность к логическим рассуждениям.

Казалось, предел безумства уже достигнут, но… это был еще не конец. Перевернув мертвую девушку на спину, маньяк принялся потрошить ее, швыряя петли кишок прямо в объектив камеры. Гаврилова поняла – еще минута, и она потеряет сознание. Или наблюет на пол в кабинете начальника. Закрыв глаза руками, Наташа попросила Воронцова выключить, что он, не без облегчения, и сделал.

– Ну и что ты об этом думаешь? – спросил майор, когда капитан Наталья Гаврилова, отдышавшись, подняла на него взгляд ставших вдруг мокрыми глаз.

– Это… Это у нас, в Подрайске? – пустым механическим голосом произнесла женщина.

– А хер его знает, – пожал плечами начальник. – Запись – да, в городке всплыла. А уж где ее делали – пока не известно.

– Откуда она взялась? – Наташа немного собралась с мыслями и постаралась вести разговор сообразно своему статусу. Хотя больше всего ей сейчас хотелось забиться в угол и плакать несколько часов кряду.

– Мужик один принес. Он этот диск в видеопрокате взял, представляешь?

– В обычном прокате? – глаза Гавриловой стали едва ли не вчетверо больше. – С каких это пор там такие гадости на полках стоят?

– Вот в этом-то все и дело. Взять он хотел обычный фильм ужасов, – Воронцов протянул Наталье пластмассовую коробку от DVD. «Колыбель кошмаров», – прочитала Гаврилова. С обложки скалился какой-то жуткий волосатый тип с кольцом в губе. Впрочем, в жизни этот человек наверняка был тихим и скромным примерным семьянином. Не то что татуированный «герой», учинивший адскую резню в простой российской квартире.

– Значит, кто-то брал этот фильм до него и подменил диск, – произнесла Наташа. – Случайно или намеренно.

– Случайно, скорее всего, – сказал Воронцов. – Эти любители острых ощущений до такого могут докатиться, что порой застрелиться хочется. Фильм этот, – майор кивнул на коробку, – я, кстати, видел. Дочка притащила. Там примерно то же самое показано. Только понарошку, разумеется.

– Вы думаете, это кто-то из местных сделал?

– Диск в коробку уж точно местный положил. Я успел в прокате выяснить – «Колыбель кошмаров» у них давно в ассортименте. Да блин, месяц назад эта самая коробка у меня на телевизоре валялась. Вопрос весь в том, где наше «кино» снято. И если в Подрайске – то это ЧП такого масштаба, что лучше бы у нас Усама Бен Ладен на центральном рынке гексогеном барыжил.

– Так что, будем дело заводить? – уточнила Наташа, аккуратно положив упаковку от диска на стол.

– Какое дело? – усмехнулся Воронцов. – Ты забыла главный принцип нашей работы? Нет тела – нет и дела. Пока всего лишь нужно выяснить, откуда взялся диск. Выйти на этого любителя «ужастиков». Он, может, просто-напросто из Интернета скачал эту… Господи, и слова-то не найдешь! – майор с размаху хлопнул ладонью по столу. Было заметно – Воронцову очень не хочется, чтобы запредельная видеозапись имела подрайское происхождение.

А уж как Наташе этого не хотелось! Не потому даже, что в этом случае ей пришлось бы взять на себя расследование грозившего оказаться долгосрочным и запутанным дела. Просто Гврилова не хотела верить, что в тихом подмосковном Подрайске – городе, где она родилась и выросла – может найтись такое чудовище. Кого-кого, а столь гротескно жестоких маньяков в городке отродясь не водилось. И потому Гавриловой был абсолютно понятен и близок цинизм начальника. Шеф тоже не хотел появления в заголовках столичных таблоидов «подрайского мясника». Никто этого не хотел. Даже сам «мясник», если он действительно проживал в Подрайске.

Разум, последовательный и робкий, советовал не лезть чересчур глубоко. Не было ведь ни трупа, ни свидетелей, ни даже малейшего намека на то, что жуткая игра действительно происходила где-то по соседству. Разум вещал, что стоит, пожалуй, ограничиться поисками владельца диска. Они же наверняка окажутся бесплодными, эти поиски. Максимум, что может дать беседа с продавцом в салоне – так лишь приметы клиента, бравшего «Колыбель кошмаров» предпоследним. А разыскивать по приметам парня, против которого даже не возбуждено уголовное дело… В городе с населением в триста тысяч человек это задача для Шерлока Холмса, а не для следователя убойного отдела.

Так говорил разум.

Но совесть не позволяла двинуться этим путем.

Поэтому, выйдя из кабинета начальника, Наталья Гаврилова направилась не к себе, а в дежурную часть, где поинтересовалась, не поступало ли за последние несколько дней заявлений о пропаже молодых девушек.

Игра…

В чертовом «фильме» все началось с этого. Он включил цифровую видеокамеру и предложил своей подруге «поиграть». Оба они были еще одеты.

Вот и первая несостыковка. По идее, они должны были обо всем договориться задолго до того, как начала работать камера. По крайней мере, так обычно бывает в подобных случаях. А тут – чистейший экспромт. И, стоит отметить, рыжая не сразу на него согласилась…

Стало быть, он хотел, чтобы на диске запечатлелось все. Не только секс и убийство, но и предшествовавший этому разговор. Он – сумасшедший режиссер-убийца – считал, что именно во «вступлении» заложена основная мысль…

Значит, он стремился к тому, чтобы эту запись кто-то увидел?! Он сам положил диск в путешествующую по рукам коробку и принес ее в видеопрокат?!

Такого не могло быть. Даже самые отъявленные безумцы всегда старались скрыть следы своих преступлений. Гаврилова не смогла припомнить ни одного маньяка, который начал бы похваляться своими «подвигами» раньше, чем был схвачен. Разве что Джек Потрошитель, но и тут нельзя ничего утверждать наверняка – письма в лондонскую полицию мог написать кто угодно…

«Подруга, ты его просто переоцениваешь, – мысленно произнесла Гаврилова. – Это во-первых. А во-вторых – еще не факт, что запись была сделана в нашем городе».

В дверь постучали.

– Да-да, войдите, – сказала Наташа. В кабинет шагнул лейтенант из дежурной части. В правой руке он держал лист бумаги. В левой – несколько глянцевых фотографий.

– Вот, – сказал офицер, положив бумаги на стол. – Заявление. Насчет пропавшей девушки.

– Спасибо, – Гаврилова старалась держаться уверенно, но сердце ее в этот миг отчаянно колотилось. Лейтенант, козырнув, удалился. Наташа, прижав ладони к вискам, несколько минут сидела неподвижно, не в силах заставить себя посмотреть на снимки. Потом она все же решилась, протянула руку и осторожно взяла самый верхний.

Взглянула – и тотчас, будто обжегшись, выронила карточку. Та, как назло, упала лицевой стороной вверх. С нее на Наташу смотрела та самая рыжая девушка из кошмарной видеозаписи.

В голове зазвучали гулкие удары Царь-колокола. Или, может, выстрелы Царь-пушки. Через мгновение Наташа сообразила, что это – всего-навсего чьи-то быстрые шаги в коридоре. В кабинет без стука вошел Воронцов.