Текст книги "Перепутье: Начало после конца"

Глава 15: Сделка

– Ну, что ты? Давай, покормлю!

Маленький Адам с заботой погладил по голове ласточку и потянулся за банкой с червями. Он сидел в своей детской комнате за столом, на котором любил собирать роботов. Мама его увлечений не одобряла, зато далекий от техники отец на удивление проявлял большой интерес. Иногда, когда мама ложилась спать чуть раньше, они вдвоем запирались изнутри и до поздней ночи конструировали новые модели. То время было прекрасно, каждая мысль о нем отдавалась теплом в сердце.

Адам вдохнул полной грудью и улыбнулся. Он все чаще старался проводить время в воспоминаниях, это хоть как-то помогало ему отвлечься. Вокруг него неизменно клубился туман, а под ногами стелился все тот же клочок травы. Сказать, что это постоянство раздражало – не сказать ничего. Вдобавок раздражало отсутствие полноценного тела, вернее, его ощущений. Организм не требовал ничего, а при попытках причинить ему вред реагировал лишь чувством боли. Да, Адам предпринимал попытки откусить себе язык и разодрать горло, но ничто не дало результата, никаких повреждений нанести самому себе не удалось. Тот, кто создал это место, был не просто пленителем или мучителем, а настоящим извергом, знающим все тонкости пыток высшего класса. В таких пытках людям не причиняли физическую боль, наоборот, им не давали самим нанести себе вред, зато психически и морально их давили, как спелую ягоду для получения сока. Соком в этом случае являлись неимоверные страдания, пожирающие человека с головой и не оставляющие ничего целого после себя.

Адам вновь погрузился в воспоминания. Открыв банку с червями, он отработанным движением взял щипцами одного из них и протянул его ласточке. Та от удовольствия присвистнула, замотала головой и, съев его, взлетела на шкаф. В дверь постучались. Это оказалась мама. Она аккуратно приоткрыла дверь и, прикрыв ее за собой, присела на кровать.

– Как ты, Адам? – с заботой в голосе спросила она.

– Все хорошо, мам! Я собрал нового робота. Смотри, этот может брать вещи с помощью манипулятора и складывать их на обозначенные места.

Адам нажал на кнопку и робот пришел в движение. Просканировав стол, он подъехал к лежащему не на своем месте карандашу, захватил его клешней и отвез к остальным карандашам.

– Классно, правда?

– Да, ты большой молодец, мой мальчик, – на удивление чувственно похвалила мать сына. – Я хотела с тобой поговорить, – чуть замявшись, добавила она.

– Я слушаю.

– Я хотела поговорить о твоем самоопределении.

– Да, я думал об этом и решил, что хочу связать жизнь с роботами. Мне нравится их собирать, они такие забавные!

– Ты окончательно принял такое решение?

– Да. Я хочу заниматься эти делом, а что такое?

– Нет, все хорошо. Я просто хотела напомнить, что, если ты уже что-то решил и встал на путь, то должен пройти его до конца, несмотря на все преграды.

– Но, тебе же не нравилось мое увлечение роботами, ты их называла бесчувственными железками.

– Называла, мальчик мой, но это твоя жизнь, и я хочу, чтобы ты был счастлив в ней. Помни, что я и папа будем с тобой при любых обстоятельствах. Мы будем с тобой до тех пор, пока ты помнишь о нас. Мы разделим с тобой самые счастливые моменты и самые горестные, главное, никогда не сдавайся и не падай духом. Ты можешь очень многое, если поверишь в это. Запомни, если сильно верить, то удача обязательно будет на твоей стороне. Удача благоволит храбрым.

Она встала с кровати, подошла к Адаму и поцеловала его в лоб. Это был последний вечер, когда он видел ее. Они с отцом уехали на концерт, но так и не вернулись. Причину аварии выяснить не удалось. Авто почему-то съехало с дорожного полотна, и угодило в скалу. Говорили, смерть была быстрой, но Адаму от этого легче не становилось. Всю оставшуюся жизнь он помнил о них, помнил и скучал.

«…Ты должен пройти путь до конца, несмотря на все преграды… Удача благоволит храбрым…» – повторились в голове слова из последнего разговора с мамой.

Адам открыл глаза.

Что он мог противопоставить воле бога? Наверное, ничего, разве что, свое упорство и волю. Об этом он совсем забыл, а, ведь действительно, почему нет? Раз уж умереть он не мог, нужды никакой не имел, он был способен идти бесконечно долго, не останавливаясь, невзирая на скуку и иные препятствия. Если пространство в этом проклятом месте не менялось, ему нужно было помочь измениться, собственными следами истоптать траву под ногами, собственным телом разогнать густоту тумана. Удача благоволит храбрым, а храбрость – это возможность делать то, чего страшишься – сила побеждать страх.

Адам поднялся на ноги, размял затекшие конечности и побежал. Он не смотрел под ноги, не боялся споткнуться. Он целиком отдался внутреннему чувству, толкающему его все дальше и дальше: бежать, топтать траву, разогнать туман!

Ноги несли его неведомо куда или же он бежал на месте, понять было трудно. Да, он топтал траву и, да, разгонял туман, но ничего глобально не менялось. Усталость не чувствовалась, но отсутствие каких-либо видимых результатов подтачивало былую решимость. С каждым новым взмахом ноги и ее приземлением, решимость медленно, но верно увядала. Чтобы не мучать разум несменяемой картиной, Адам закрыл глаза и так продолжил бег. Он не мог сдаться, ведь это был его путь, его решение, а значит, он должен был закончить начатое, даже если тому не было конца.

Прошло немыслимое количество времени, прежде чем звук сминаемой травы сменился шуршанием гальки. Адам сначала даже не заметил изменений, настолько глубоко он успел погрузиться в себя, но когда различил новый звук, то сразу же остановился. Перед ним предстала дивная его глазу картина. Туман остался за спиной, под ногами лежала черная галька, а впереди простиралась водная гладь. Вода была кристально чистой и спокойной, ни единого всплеска, ни единого волнения. Завороженный этим видом, Адам растерялся. К такому повороту морально он не был готов. Он ведь настраивался на вечный бег, а тут ему предстало иное пространство. Было ли это победой? Едва ли. Решив довести начатое дело до конца, он уверенно ступил в воду и поплыл. Как не было видно ранее концу туману, так не было видно конца этому водоему, однако позитивный опыт смены обстановки заставлял грести усерднее с каждой минутой. Вскоре берег, от которого начался водный поход, скрылся из виду. Теперь вода была всюду, сколько могли узреть глаза, но Адам плыл дальше. Он не видел цели, он просто знал, что должен плыть. Это было его очередное решение на пути, ровно такое же, как решение бежать, несмотря ни на что. Он плыл и представлял лицо бога Хаоса, удивленно следящего за его потугами. Хотя, быть может, он улыбался, забавляясь бессмысленными стараниями избранника великой Матери. Будь это так, все равно его чувства не имели никакого значения в существующих реалиях. Значимо было лишь решение и его реализация.

Плыть оказалось сложнее, чем бежать. Это действие требовало большего внимания и усилий. Забыться, погрузиться в мысли, как ранее, не получалось. Всплески и чрезмерная физическая активность не давала сконцентрироваться ни на чем другом, кроме плавания, а от этого каждый миг времени казался вечностью, чем доставлял поистине адские муки. Все же однообразие не зря называют медленной смертью души. Адам чувствовал, как силы покидают его, но продолжал плыть, надеясь на удачу. И она сжалилась над ним, хоть и не сразу.

Измотанный и практически потерявший рассудок от бесцельного плавания, продолжающегося по ощущениям сотни лет, Адам не поверил глазам, когда увидел впереди берег. Он казался миражом, шуткой воспаленного разума, и тем ни менее пальцы коснулись черного влажного песка, его ощутила и щека, а после и губы. Берег стал благословением, жалостью богов, наградой за долгие мучения.

Пролежав наполовину в воде наполовину на суше несколько часов, Адам встряхнул головой и поднялся, чтобы осмотреться. Он стоял на маленьком острове, на котором не было ничего, кроме колодца. Да и тот был слишком стар, чтобы говорить о скором выходе из тюрьмы богов. Скорее всего, этот остров был очередной частью бесконечного пространства, называемого туманами Калиго, и представлял собой не что иное, как очередное испытание, длиною в вечность. Что делать дальше, понять было трудно. Адам бежал, когда мог бежать, плыл, когда мог плыть, здесь же, на небольшом участке суши, он мог лишь спрыгнуть в колодец и там медленно увядать, как и говорил бог Хаоса, превращаясь в пыль. По всей видимости, из этой темницы и правда не было выхода.

Подхватив плохо лежащий камень и, швырнув его в воду, Адам, что было силы, закричал. Он обзывал бога Хаоса самыми плохими словами, что смог найти в памяти, угрожал ему, проклинал его, бил руками и ногами черный песок. Он так долго держался, боролся со всеми препятствиями, терпел, а получил только пустынный остров и старый колодец. Это было несправедливо, это было нечестно, так не должно было случиться!

– Ты ведь понимаешь, что он не слышит тебя?

Из глубин колодца послышался томный женский голос.

– Кто здесь? – мигом взяв себя в руки, задал вопрос Адам.

– Забавно, – отвечал голос, – а ведь когда-то мое имя воспевалось среди смертных. Как же быстро все меняется…

Адам набрался смелости и заглянул за край колодца. Там, на осушенном дне сидела худая истощенная девушка. О былой ее красоте сейчас мало что говорило, и все же, она оставалась притягательной даже в таком потрепанном виде.

– Ты тоже заключенная?

– И да, и нет, – грустно усмехнувшись, протянула девушка. – Были времена, я властвовала над этими бескрайними пространствами, сейчас же я вынуждена подчиняться их жалкой воле. Я – Калиго, богиня Пустоты и туманов, одна из Первородных богов, хотя сейчас меня трудно назвать такой. Я здесь, потому как проиграла моей сестре в довольно увлекательной игре. Теперь я лишена сил и заточена здесь. Такова цена моего проигрыша. А что сделал ты, чтобы на века оказаться здесь?

– Я напротив, отказался играть в игры. Только не с твоей сестрой, а по всей видимости, с братом.

– Да, я слышала, как ты отзывался о Хаосе. Он хитрец, каких еще поискать и игрок, азартней многих. Только я не понимаю, почему он решил смертного заточить здесь, ведь это моя тюрьма и ничья более.

– Я имел смелость угрожать ему, сказал, что буду вечность рушить его планы, если он не вернет мне мое тело.

– Вечность? – богиня засмеялась. – Ты же смертный, я чую твой дух! Почему же он побоялся этого слова из твоих уст? Твоя жизнь слишком коротка, чтобы нарушить хоть что-то.

– Наверное, дело в избрании меня великой Матерью. Мне неизвестно насколько долго она будет оберегать меня от смерти, но твоего брата этот факт волнует.

– Так ты, выходит, тот самый меченый?

– Что значит «тот самый»?

– Тот, о ком мы все знаем, и которого каждый из нас хотел бы приручить.

– Я не питомец, чтобы меня приручать.

– Конечно, извини, если задела. Но, пойми и ты, мы ведь боги, все смертные для нас, как питомцы. Кому-то из вас мы помогаем, кого-то караем, все зависит лишь от того исполняете вы нашу волю или нет, сходство с питомцами поразительное, не так ли?

– Такое сравнение мне не нравится.

– Ну, будет тебе! Я не со зла это говорю.

Богиня тяжело вздохнула и спросила.

– И что думаешь делать, меченый?

– А что я могу? – обреченно ответил Адам, присев на песок и прислонившись спиной на каменную кладку колодца. – Возможно, продолжу путь дальше, хотя очень сомневаюсь, что найду что-то интересней колодца с заключенной богиней.

– Язвишь?

– Ты первая начала. Вдобавок у тебя нет сил, чтобы покарать меня, сама говорила, да и мне уже ничего не страшно.

– Справедливо. Может, мы сможем помочь друг другу?

– Это как?

– Ну, сил у меня и правда, нет, однако силу сделки никто не отменял?

– Какой еще сделки? Только не говори, что мне нужно продать свою душу.

– Нет, конечно, ерунда какая-то, душа не стоит никаких денег. Я могу предложить равный обмен, скажем: обменять свободу на свободу.

– Звучит, как нечто слишком равное, – теперь усмехнулся Адам. – А в чем подвох?

– Никакого подвоха. Мы можем заключить сделку: я, как Первородная богиня, исконная властительница туманов Калиго предложу тебе выход обратно, в мир смертных, а ты, когда будешь уже там, передашь мой волос Мириме – ведунье Альв, моей помощнице в мире смертных. С ее помощью я получу свою свободу. Таким образом, мы оба избавимся от заключения и спасемся от утомительного прозябания в неизменности.

– Моя свобода на твою?

– Да, я так и сказала. Никакого подвоха.

– Ладно, но как это все произойдет?

– Божественные сделки обладают своей собственной силой, не подвластной ни одному из богов. Эта сила может сотворить любое чудо, но цена несоблюдения ее правил высока.

– И, что за цена?

– Обнуление.

– Что это значит?

– Это значит, что нарушителя не станет. Совсем, – добавила богиня. – Он сотрется из памяти других, его душа и тело раствориться, не останется ничего после него. Печальная участь, сгубившая всех маленьких божков, что породили мои братья и сестры.

– Твои дети погибли таким образом?

– У меня никогда не было детей. В конце концов, я богиня Пустоты, мне ни к чему создавать нечто дополнительное. Так, ты согласен?

– Ладно, если подытожить: мы заключаем сделку, ты даешь мне свой волос, отправляешь меня в мое тело, затем я несу волос к твоей помощнице и на этом все?

– Да, все верно. Моя помощница даже сама тебя найдет. Все очень просто.

– За чем-то очень простым всегда кроется подвох…

– Опять ты о нем? Человек, ты не веришь словам богини?!

– А должен верить?

Калиго ответила не сразу.

– Поступай, как знаешь. Но вариантов у тебя не много. Выхода отсюда нет, только я могу тебе помочь.

Адам задумался. То, о чем он мечтал было всего в одном решении от него, но почему богиня сделала ему такое предложение? Возможно, он был ее единственным шансом, так же, как и она его, но вдруг, за подобным идеально справедливым обменом стояло что-то еще? Калиго сказала, что все боги хотят приручить его. Сам он знал, что некоторые их них, готовы пойти на более радикальные меры. Что, если Калиго лишь хитрила, желала погрузить его в тягость долговых обязательств, возможно невыполнимых? В таком случае, он был бы стерт, будто его и не было. Удобно для многих богов, но удобно ли для нее?

– Как давно ты заключена здесь?

– Такого количества времени ты не можешь себе представить.

– И все же, смертные на Земле знали тебя?

– Великая Мать перепутала времена, чтобы выстроить свой порядок. Да, люди на Земле когда-то знали меня, но это было в другое время, считай, на другой Земле.

Желание свободы внутри Калиго было слишком велико, чтобы не показываться сквозь напускное безразличие. Адам это чувствовал и только поэтому согласился.

– Я согласен на твое предложение. Ты подаришь мне мою свободу, а я затем подарю тебе твою. Думаю, нам обоим здесь делать нечего. Если и нужно было нам что-то уяснить, то мы оба уже давно это сделали. Ведь, так?

– Ты прав, Меченый, полностью прав.

Получив согласие, богиня поднялась на ноги и рывком вырвала из головы волос. Он будто живой сам взмыл в воздух, долетел до запястья Адама и крепко завязался на нем.

– Я, Калиго, Первородная богиня Мрака, Пустоты и туманов, заключаю божественный договор с меченым по имени Адам. Я дарую ему свободу, а он подарит ее мне. И да сплетутся наши желания с нашими делами, претворяя договоренности в мир!

Глава 16: Возвращение

Темнота, что опустилась на округу с последними словами богини, была плотна, имела вкус и даже запах. Нет, она была не просто отсутствием света, а какой-то особой, чуть ли ни живой субстанцией. Она съедала весь свет, исходящий от картинки в пространственной дыре. Картинка двигалась, показывала жизнь какого-то человека. Его лицо было замазано, но по походке и одежде становилось понятно, что фильм говорил о нем – об Адаме.

Его тело, ведомое богом Хаоса, крадясь, приблизилось к старой хижине. В лучах солнца, что пробивались сквозь плотные заросли плюща, сверкнуло лезвие ножа. Пару шагов, осторожное движение – дверь беззвучно отворилась. В хижине на очаге бурлил чан. У него, размешивая содержимое и потягивая длинную трубку, выпуская плотный клубящийся дым, стоял низкий седовласый старик. Одет он был в куски разных тканей, скрепленных вместе корой деревьев, на плечах листья лопуха, на голове птичье гнездо. На появление гостя странный старик никак не отреагировал, хотя поток свежего воздуха заметно разогнал дымовую завесу.

Нож в руке тела Адама уже готов был воткнуться в шею старику. Одно движение и тот упал бы в чан, заколотый точным ударом, но хозяин дома вовремя почувствовал опасность. Он удивительно резво развернулся лицом к почти состоявшемуся убийце и, то ли удивившись неожиданной встрече, то ли полностью готовый к ней, выдохнул клуб дыма в лицо гостю.

Адама в тот же момент потянуло в пространственную дыру, потянуло так сильно, что выбор: «быть или не быть», даже не представился. Картинка исчезла, теперь темно было повсюду. Он смутно слышал какие-то звуки. Когда он очнулся лежа на полу той самой хижины, над ним стоял тот самый низенький старичок с седыми волосами и длинной трубкой.

– Ну, здравствуй, говорю! – не вынимая трубки изо рта, старик улыбнулся. – Не дело так подкрадываться. Чай, не молодой я уже, может и сердечко не выдержать. Чего лежишь-то? Вставай, говори, с чем пожаловал. Не просто так полежать пришел ведь? – сказав это, он вернулся к перемешиванию содержимого чана.

– Где я? – держась за гудящую голову, выдавил из себя Адам.

– Где, где? Известно где! В хижине моей, у Лешего, стало быть. А что, позабыл, куда шел?

– Значит, ты – Леший?

– Выходит, так. Нездоровый видок-то у тебя, ты с того света вернулся, аль прокаженных грибов объелся?

– С того света, грибы не люблю.

У Адама получилось сесть.

– И каково там? Какие дела творятся, что за чудеса водятся?

– Чудеса и вправду водятся. Богов я видел, говорил с ними, страдал от их кар. Можешь не верить, понимаю, что звучит это все, как полный бред.

Взгляд упал на волос Калиго на запястье.

– Или не полный… – до конца не определившись, что есть правда, а что нет, добавил Адам.

– Отчего не поверить? Видал я и богов опасных, и девиц прекрасных! – Леший подмигнул. – Ты вставай, за стол садись. Сейчас отвара природного глотнем, там и разговор пойдет охотней. А глаза ты не три так, пройдут скоро! Табачок у меня хоть и задиристый, но не злой – быстро отпускает.

Глаза вправду болели, хотя уже значительно меньше, не так рьяно, как с самого начала. Прав был дед – отпускало быстро. Адам поднялся, сел за стол и лишь тогда осмотрелся. Жилище у Лешего было старое из толстого бруса. Площади немного – всего-то одно помещение. Хижина напоминала больше сарай или стоянку егерей, нежели дом, в котором могут проживать люди. Между бревен патока, о ней Адам знал только по фильмам о древних временах. Так дома давно не делали, слишком давно, чтобы этот дом имел право на существование.

Леший поставил на стол две миски с отваром. Одну перед гостем, вторую для себя. Отвар имел приторный запах трав, без мяса и овощей, зато с грибами. Отказа хозяин дома не принял, настоял.

– Ешь, тебе силушка понадобится еще. Будешь деда потом добрым словом вспоминать.

Сам он быстро заработал ложкой. На удивление прыткий дед: ел он энергично, двигался проворно и болтать не забывал.

– Так что, говоришь, богов видел? И как они, милосердны, аль жестоки?

– По-разному, – вдруг ощутив невероятный голод, кратко ответил Адам. – Место есть такое – ничего нет, только травы кусок и туман непроглядный вокруг. И куда бы ты ни пошел, везде одно и то же: везде та же трава и тот же непроглядный туман.

Новая порция супа, приятно согревая, скрылась в глотке.

– Так, видать, с Владыкой Хаоса нелегкая свела? – спокойно поинтересовался Леший.

– Откуда ты знаешь?!

– Говорю же, видал богов я разных. Этот меня давно изжить хочет, да все никак не выходит у бедного, чего только не пробовал! Не ведает он, что под защитой я.

– Под какой защитой? Как от него защититься можно?!

Адаму так стало интересно, что он отложил ложку в сторону, чтобы не пропустить ни слова. Старик разочаровал.

– А вот она, моя защита! – он постучал пальцем по голове. – Разумные мысли и горящее чистое сердце – лучшая защита от нечестивого, простит меня беснующийся, – он, крякнув, усмехнулся. – Так и что, дела какие у тебя с ним, аль, наоборот, мешаешь окаянному?

– Нет у меня дел с ним. Он пытался жизнь мою себе присвоить и мне его идея не понравилась.

– Присвоить? Во время сна, что ли?

Старик нахмурился.

– Наверное… Последнее, что помню, так это сон страшный, открыл глаза и уже сижу, что ежик в тумане. А откуда ты знаешь все?

– Вот дает, уже и таким балуется! – наигранно удивился Леший. – А, что я знаю? Да не знаю ничего, угадал просто. Верование раньше было такое, якобы во время сна душа может покидать тело. Тут я и подумал, что нечестивый мог твою душу в этот момент подловить. Вот как! – Он будто бы невзначай почесал седую голову, а его маленькие глаза забегали по столу – явно что-то недоговаривал. – А это что за лепота? – прервал Леший неловкую паузу, указав на волос Калиго.

– Это волос знакомой, на память оставила, – решил соврать или недоговорить Адам.

– Ну, раз на память, то хорошо. Но ты запомни: с богом сделку заключивший – считай, душу погубивший! – старик в свойственной ему манере резво спрыгнул со скамьи, шустро собрал тарелки со стола и кинул их в бадью с водой. – Ты смотри аккуратней с ними, хитрые больно! И о тебе не думают, все свои козни строят, пытаясь один другого превзойти. Держи ухо востро и не ведись на речи сладкие. Понимаешь, что говорю? – он сдвинул брови и посмотрел на Адама.

– Я понял. А, ведь ты тот самый Леший, провидец Каперов, я вспомнил!

– Отчего же провидец? Не провидец я вовсе! И к Каперам не имею никакого отношения, но Леший я тот самый, самый настоящий! Люди меня разные любят, не понять за что, но не надо думать, что я тут с кем-то дружбу особую веду. Я сам по себе. Хорошо мне так, понимаешь? – он снова уселся за стол, вставил в рот трубку и, не дожидаясь ответа, таинственно добавил. – Любят тебя боги. Любят и ненавидят, а это, считай, одно и то же.

– И как же это понимать?

– А мне почем знать? Твоя жизнь, ты и разбирайся. Я сказал, а думать – это уже твоя работа. Табачку будешь? – старик протянул дымящуюся трубку.

– Нет, спасибо, не курю. Слушай, могу я вопрос задать?

– Так уже задал, – Леший отшутился. – Ладно, говори, чего ждешь-то?

Адам задумался. От историй про богов и всего прочего уже пухла голова. Он вспомнил про Аннет.

– Мне говорили, что ты помочь можешь со многими вопросами. Меня интересует, где я мог бы найти свою жену. Я ее видел в голограмме, но большего не знаю…

– Э! – воскликнул старик. – Ту, что видел, у Кредов ищи. Но не найти тебе ни ее, ни жену свою, – увидев вопросительный взгляд, он пояснил. – Мест не знаешь.

– С этим все в порядке, – Адам облегченно выдохнул. – Друг у меня есть хороший, он все места знает, Тихим зовут. За ним дело не станет.

От хоть какой-то конкретики стало легче. Аннет была среди Кредов, а их-то Тихий точно знал, где искать. Это значило, что скоро он ее найдет, увидит и обнимет. Она ему расскажет все от начала до конца, объяснит каждую мелочь, и они вместе продолжат жить уже в этом, изменившемся мире. Они справятся, вместе точно справятся.

– Не хочу огорчать, но, быть может, скоро ничего и не останется от твоего друга. Везут сейчас его тело за стены на костер.

Адама кинуло в пот.

– Зачем на костер? – встрепенувшись, спросил он.

– Так, умер он, убил ты его.

– Как убил?!

– Вот так и убил!

Леший безразлично пожал плечами. Это было уже слишком. Адам знал, что не мог убить человека, тем более того, кто ему был близок. Следопыта он знал всего пару дней, но ведь тот спас его, приютил, помог во всем и, по-простому, по-душевному, поддержал его. Адам не мог его убить, да даже если бы захотел, не хватило бы ни сил, ни умений. О чем говорил этот сумасбродный дед?

– Чего смотришь на меня, как на чудо дивное, не веришь что ли? А ты глянь в кармашек-то, авось, что интересное найдешь.

Леший указал трубкой на внутренний карман плаща. В нем оказался флакон с какой-то жидкостью. На нем извилистая надпись на непонятном языке.

– Давай сюда, смотрит он! – дед, было, потянулся за флаконом, но Адам убрал руку.

– Что это? – потребовал он ответа.

– А откуда мне знать? Ты же взглянуть даже не даешь. Мне бы посмотреть, пощупать, попробовать… – Леший облизнулся, но, заметив на себе пристальный взгляд, сделал вид, будто просто смочил сухие губы.

– Отвечай, знаешь ты все! Я уже привык, что все вокруг меня за дурака держат, но это вы зря! Я быстро учусь, и шутить больше не позволю! Выкладывай и про Тихого, и про флакон этот!

Адам нахмурил брови, подтверждая серьезность слов, однако на Лешего выражение его лица особого эффекта не возымело. Он сильнее втянул дым и, с тем же безразличием, что и ранее, ответил:

– Молодец, что учишься быстро, Меченый, но если ты показывать отказываешься, как я могу сказать тебе, что передо мной?

Вопрос был резонный. Адам в очередной раз смерил старика недоверчивым взглядом, но флакон все же показал. Тот аккуратно взял его в руки и принялся изучать. Он крутил его, взбалтывал, принюхивался к пробке, рассматривал странную надпись, приближаясь к ней глазом чуть ли не вплотную. И все же, Леший был странным человеком.

– Тело Следопыта твоего сейчас катится в повозке на погребальный костер Арбора, – продолжая осмотр флакона, тихо проговорил он. – Пара часов еще есть, но после даже следа от него не останется. А флакончик у тебя и впрямь необычный. Надпись на языке не нашем – нечеловеческом. И тянет от него чем-то странным. Даже не знаю… – задумчиво протянул он, а после резко добавил: – Пробовать надо!

– Ну да, конечно, три раза! – Адам вскочил со скамьи и вырвал флакон из рук Лешего. – Времени у меня нет пробовать! В какой стороне Арбор?

– В той стороне, – дед указал рукой направление, после чего уныло уточнил, – так и не узнаем, что это во флакончике красивом, так просто и уйдешь?

Адам его уже не слушал. Он сорвался с места, не намереваясь задерживаться ни на минуту. Да и как вообще можно было продолжать сидеть, ведя беседу, после таких новостей? Он убил Тихого, это сделал он! В сознании был тогда или под властью каких-то сил, это совсем не важно. Он должен был увидеть Следопыта, убедиться в неисправности содеянного, должен был хотя бы извиниться и попрощаться с ним, если все сказанное оказалось бы правдой.

Прямой дороги от хижины Лешего к Арбору не имелось, не было даже тропинки, но разыскать путь среди кустарников и каменных деревьев не составило труда, ноги знали, куда им нужно идти. Адам спешил. Он чувствовал, что задыхается, но не от бега, а от давления в груди.

«Ну, почему это происходит со мной?!» – думал он на бегу. – «Почему все дерьмо так и липнет ко мне?! Одли, Соня, Аннет, боги, а теперь и Тихий? Что еще свалится мне голову? Это чертово безумие!».

Он уже не бежал, а несся, подгоняемый эмоциями. Вскоре каменные деревья стали появляться реже. Обогнув очередную завесу из плюща, Адам выбежал на равнину, с которой открывался вид на стены Арбора. Увидев их, сердце сжалось от боли и разочарования. От ворот в низину медленно двигалась небольшая вереница людей и повозок, груженных телами мертвых. Леший не соврал. В одной их них должно было лежать тело Тихого. Оставалась лишь слабая надежда, что хотя бы здесь сумасбродный старик ошибся или солгал. Адам набрал полной грудью воздуха и снова пустился в бег. От стресса его мысли переключились на технический язык.

«Если душа покидает тело во время сна и возвращается в него каждый раз при пробуждении, может быть и в мертвое тело она может вернуться, нужно только восстановить его? Тело – технический скелет, душа – программное обеспечение с привязкой к удаленному хранилищу. Связь между программным обеспечением и скелетом обрывается, когда последний не способен вести деятельность, и восстанавливается, когда деятельность возвращается. При невозможности функционирования скелета программа уходит на удаленный носитель в целях безопасности, а это значит, чтобы вернуть ее в скелет, нужно восстановить возможность деятельности и запустить протокол возврата, как во время пробуждения. Надеюсь, я прав. Теоретик из меня еще тот, да и если бы с роботом дело обстояло, но тут ведь человек! Нужен хороший врач и помощь высших сил – не иначе. Держись, Тихий, бегу со всех ног исправлять ошибки своего скелета!»