Текст книги "Перепутье: Начало после конца"

Глава 17: Жертва

«Прощение… Люди делятся на две категории: те, кто желают получить его, и те, кто считают, что в нем не нуждаются. Первые, совершив проступок, осознают его и стараются как можно скорее исправиться, доказать и себе и другим, что совершили его не по собственной воле, а по стечению обстоятельств или в моменте случайной слабости. Первые, растворившись в этом мире, зная, что и добро и зло вокруг них существует, стараются не идти на сделку с совестью, предпочитая заботиться о своей бессмертной душе. Вторые видят себя вне общепринятых установленных норм. Для вторых зло и добро не имеют различия, как момент смерти для них не отличим от момента рождения. Они видят этот мир иначе, через призму собственных убеждений, ложных и грешных. Прощение – удивительный дар. Никто не может доказать его существование, сказав: „Этот человек меня простил, смотрите, вот – его прощение!“. Оно невидимо, неосязаемо, но понять, существует ли оно, легче, чем может показаться, ведь настоящее прощение рождаем мы сами. Мы просим его и нас могут простить, это воля того, перед кем мы виноваты, но если мы не прощаем себя сами, то воля других теряет всякую силу. Если мы хотим, чтобы нас простили – мы должны простить себя сами – только так обретается этот дар, только так творится исцеляющее чудо настоящего прощения!». – Протоирей Алий Севий, вечер Прощения в церкви святой Елены, Новый Вавилон 27 год по новому летоисчислению.

***

Адам метался от одной повозки к другой, но не находил тела Тихого. Все его чувства заменились виной перед Следопытом, отчего даже надежды на чудесное спасение или на ошибку Лешего уже не согревали его сердце. Он всецело растворился в ужасе перед содеянным. Люди, сопровождающие повозки, косо смотрели ему в спину. Это было не удивительно. Какой-то незнакомец бегает от одной партии тел к другой, ругается, временами будто бы всхлипывает и повторяет под нос одно и то же: «Прости, Тихий, прости меня!». Как еще они могли смотреть на него?

В низине, куда направлялись все повозки, ждали своей очереди окунуться в пламя сотни костров. Высотой с человеческий рост, суровые и тоскливые, закованные в жестяные короба, платформы с топливом принимали на себя тела умерших. Их было так много, что Адам от растерянности остановился.

«Где же ты? Где искать?!»

– Помогите мне, прошу, помогите найти его! – он и не заметил, как мысли вырвались на свободу душераздирающим криком.

– Кого ты ищешь? – сзади послышался недовольный голос.

Адам обернулся и увидел пухлого мужчину, чистящего испачканный плащ грубой ладонью.

– Мне нужен Следопыт по имени Тихий, он где-то здесь. Я должен был успеть.

Голос дрожал, дыхание сбивало слога в кашу, но мужчина сказанное вроде как разобрал.

– С протезом на глазу? – уточнил он, не отрываясь от чистки плаща.

– Да! Да – это он! Где он? Он точно мертв?

На этот раз незнакомец оторвался от занятия и, почесав нос, протяжно ответил:

– Здесь мертвые правят, – после чего он однозначно указал рукой на длинную цепь из погребальных костров, на которые возлагали только что привезенные тела. – Туда тебе.

Этого было более чем достаточно. Адам забыл поблагодарить. Он сорвался с места, что угорелый. Время не играло на него. Если он хотел увидеть Тихого, он должен был спешить, мчаться, обгоняя ветер, не взирая ни на что, лишь бы обогнать всепоглощающее пламя последнего костра. А благодарность и остальное могли подождать – это уже после, после того, как все решится.

Он пробегал мимо похоронных постаментов, кратко заглядывая в каждый. Он не видел ничего другого перед собой, только лица умерших и грязь перед ногами, не слышал чьих-либо слов, только шепот в голове и горестный плач у уже разгоравшихся костров.

«На этом нет, дальше искать, искать дальше!»

Спрыгнув с очередного постамента, он об кого-то ударился плечом. Даже не подумал извиниться – побежал дальше. Пострадавший, негодуя, прокричал вслед, но все это было неважно. Нужно было успеть, нужно было найти Следопыта! Он сделал с десяток шагов, окинув взглядом пару стоящих напротив постаментов. На одном женщина, на втором ребенок – бледные бесчувственные лица, на глазах монеты. В плечо что-то кольнуло. Еще пара шагов и разряд тока пронзил все тело. Адам затрясся и упал в грязь.

Его скрутило в спазмах, но не они причиняли самую сильную боль. Он терял драгоценные секунды, и это разрывало изнутри, доставляя поистине адские мучения. Когда разряды ослабли, он поднял голову, сделал волевое усилие и упер руки в холодную жижу из воды, земли и пепла. Не успел он подняться, как с издевкой его окликнул грубый голос из-за спины:

– На костер раньше времени собрался?! Ты вообще знаешь, на кого налетел?

К нему подошло несколько людей, они грубо схватили его за плащ и подняли на ноги. Это были Каперы. Все в первоклассном обмундировании, при оружии, откормленные лица и беззаботные, но суровые взгляды. Один из них что-то громко и сердито говорил, тыкая периодически Адаму в грудь, но слов его тот не слышал. Они пролетали мимо, уносились вдаль вместе с порывами ветра и где-то там, вдали растворялись. Адам смотрел сквозь испещренное шрамами лицо Капера, в то место, где два оборванца снимали с повозки знакомое тело с длинной косой и потухшим глазом-протезом. Он видел, как они уложили Тихого на погребальный костер и уже потянулись за факелами.

«Тихий! Я нашел! Я успею!» – судорожно пронеслось в голове.

Резким движением Адам вывернулся из железной хватки, чем немало удивил Каперов. Они что-то кричали, но он уже бежал к телу Тихого – цели, что была так рядом.

Новый шаг и снова электрический разряд. Он упал на колени, и вновь затрясся в судорогах, не способный ни сдвинуться, ни даже вымолвить слова. Электрофакел в руке одного из оборванцев коснулся постамента и тот воспылал. Огонь быстро разгорелся, превратившись в пламя огромной силы, пожирающее все, до чего было способно дотянуться. Не имея возможности говорить вслух, превозмогая потоки боли, Адам пытался говорить хотя бы мысленно.

«Тихий, друг мой, прости, если сможешь! Это был не я, знай это! Это все – Хаос! Да, как же так… Тихий, ты так много сделал для меня, так надеялся на меня, а я, я подвел! Нет, не просто подвел – я предал твое доверие! Лучше бы я остался рабом и умер, чем получилось все так!»

– Что, подружку потерял?

После слов знакомого уже голоса, принадлежащему суровому Каперу, разряды утихли. Адам поднял голову и увидел, что Капер презрительно улыбается. Сердце бешено заколотилось, глаза начали пульсировать, зубы сжались, раздулись ноздри. Еще никогда ранее он не испытывал такого резкого и сильного наплыва гнева. Он рывком накинулся на Капера, сбил его с ног и, усевшись сверху начал его бить. Он бил еще, еще и еще. Он сошел с ума, никакой жалости, никакого страха – ничего. Только желание уничтожить и выплеснуть всю накопившуюся боль. Когда Капер перестал закрываться от ударов, Адам таким же рывком встал с него и осмотрелся. Вокруг горели костры, на него смотрели люди, много людей. Они явно не одобряли его действий, но кто они были такие? Утерев окровавленным кулаком лицо, Адам расплакался. Он развернулся к костру, в котором горел Тихий, прокричал, изливая всю душевную боль, и сделал шаг в огонь.

«Вот он – Тихий – друг, тело которого пожирает беспощадное пламя – очередной беспощадный удар. Нет, я не сошел с ума, я просто устал от всего этого… Так, пусть же пламя пожрет и меня!»

Глава 18: Охота на меченых

Пространство, не знающее ни конца, ни начала, безграничное, бесформенное, необъятное – оно было заполнено потоками зеленой субстанции. Ее бескрайние скопления переливались, перетекали одно в другое, поражая масштабами преобразований, рождая внутри грудной клетки чувства благоговения и страха. Адам видел это место впервые. Он и подумать не мог, что загробный мир может предстать перед ним в таких образах. Здесь не было ничего знакомого глазу, кроме той самой субстанции. Ее он уже видел. Он был одним из тех участников испытания, кто позволил этой неизвестной силе ворваться в мир Земных государств и изменить его до неузнаваемости. Тогда, в первый день, она пыталась убить его, а в последующие дни энергия великой Матери, как зовут ее выжившие после дня Обнуления, залечивала его раны и сохраняла жизнь для какого-то особого момента. Должно быть, планам Матери не суждено было реализоваться. Он сгорел, а сгоревшие, как известно, оставляют судьбу в огне.

Сам факт обрыва предназначения интриговал. Все же, интересно было бы узнать, что ждало впереди: какой была бы встреча с Аннет, что стало бы, помоги он богине Пустоты выбраться из плена? Да, и вообще, в той жизни остался такой удивительный мир, безусловно требующий глубокого внимания к себе, мир, в котором флора, фауна, истории жизни людей и событий нисколько не были им изучены.

Один из языков субстанции подплыл, прикоснулся. Сразу стало тепло и спокойно, глаза сами собой закрылись. Сожаления тут же улетучились, мысли о прошлом и несостоявшемся будущем растворились в пелене зеленых грез. Вот он говорит с Аннет и между ними нет недомолвок, а в следующее мгновение он играет с милыми детьми. Боги, какие добрые у них глаза! А это… что же это?! Картинка прояснилась, представив поле после боя, окрашенное кровью. На нем небрежно лежали сотни мертвых тел, изувеченных и никому ненужных. Черные вороны клевали их глаза, их мясо раздирали полевые крысы. Смрад гниения, металлический привкус крови на языке, клокотание птиц и нервный писк голодных грызунов заставили прищуриться, прикрыть рукой нос, нахмурить брови и отвернуться. Нет, таких мечтаний Адам не имел, но он видел то, что видел…

Удар сердца прогремел, как первый удар колокола. Последний вдох зловония и глаза открылись.

***

– Эй, ты как?!

Над ним нависал чей-то темный силуэт. Глаза не успевшие привыкнуть к свету, видели плохо, но зеленое сверкание глаза-протеза не разглядеть было тяжело.

– Эй! Ты меня слышишь?! – повторил голос. – Покачай головой, если «да».

– Тихий?

Адам не мог поверить, что слышит Следопыта. Его проняла дрожь. Он мотнул головой, пытаясь разогнать мираж, протер ладонями глаза и – нет. Перед ним точно был Тихий. Без бороды и волос, весь в саже, но живой.

– Это шутка? Ты же умер, я сам видел твое бездыханное тело.

– Давай об этом позже, – Следопыт, шутя, отмахнулся. – Как ты себя чувствуешь?

– Нормально…

Адам, пребывая в шоковом состоянии, ощупал себя руками и понял, что лежит на земле полностью голый. Он поднялся в локтях и увидел, что вокруг небольшого пространства, внутри которого был он, собралась толпа.

– Тихий, где моя одежда? – шепотом, спросил он Следопыта.

– Возьми пока это.

Тот протянул длинный шерстяной платок, в точную копию которого был замотан сам.

– Это на первое время, а там уже найдем лучше.

Адам попытался подняться на ноги, стараясь в процессе прикрывать причинные места. Своими неуклюжими попытками он знатно развеселил компанию женщин в первой линии зрителей. Смешно им было… Отчасти он их понимал, ведь перед ними, подрагивая и кукожась, стоял нагой мужчина в саже, полностью лишенный волос, а с учетом его дурацкого выражения лица, скованных движений и светлых пятен от прикосновений пальцев по всему телу, картина наверняка была поистине комичной. Смех в толпе нарастал. Не успел Адам набросить правильным образом платок, как хохотали все. Смеялся даже Тихий, не выдержав, засмеялся и сам Адам. Подумать только! Он был жив, и Тихий был жив, и теперь они оба, как два клоуна-неудачника развлекали своим видом скучающий народ Арбора. Ну, не потеха ли?

Не успело веселье смолкнуть, как из толпы вперед вышел крепкий мужчина, на вид лет шестидесяти или около того. Он имел яркие голубые глаза, длинные волосы цвета черного дыма, волевой подбородок и первоклассные металлические протезы обеих рук. Появление незнакомца отразилось на поведении всех. Люди прекратили смеяться и с заметным интересом напряглись. Напрягся и Тихий, Адам почувствовал это затылком.

– Твои таланты очень заметны, меченый. Тебе стоило сразу сказать, кто ты есть, – не представившись, заговорил мужчина. – Так было бы проще, не пришлось бы устраивать представление.

– Я не собирался ничего устраивать, – спокойно ответил Адам.

– И, тем ни менее, ты избил моего человека, а потом вступил в огонь, словно неопалимый. Если бы ты сгорел, то ладно, никто бы и не запомнил этого события, но ты высвободил силу великой Матери, потушил пламя, сохранил свою жизнь, вернул к жизни Следопыта – этого забудут не скоро.

Только сейчас Адам подметил, что среди людей идут разговоры. Они шли и раньше, но почему-то смех привлекал его внимание сильнее, а теперь… Незнакомец подошел ближе и проговорил так тихо, чтобы никто лишний, не смог разобрать его слов.

– Народ у нас впечатлительный, суеверный. И я, и ты знаем, что на них твое чудо не упадет, так что не обнадеживай их зря. Люди должны быть в тонусе. Не хочу, чтобы они расслабились, сложив бремя тащить свои ноши на плечи всесильного меченого.

– Я, я этого не хотел…

– Оно и славно! – произнес незнакомец значительно громче и положил металлическую ладонь Адаму на плечо. – Я – Маркус Безрукий, глава Каперов, хранитель Арбора, и я приветствую меченого на землях славных Каперов! – выкрикнул он в толпу, а после, сбавив тон, уже с насмешкой добавил. – Твоя связь с великой Матерью поражает, не всякий меченый способен проявлять ее силу так. Однако и я и люди Арбора знают, что показывать свою силу не стоит ровно так же, как не стоит светить своим стручком перед честными людьми.

Кто-то в толпе звонко усмехнулся, а Маркус продолжил:

– Большая сила – всегда большая ответственность. С сегодняшнего дня ты будешь под моим особым контролем, это тебе понятно, Меченый из арбора?

Адам понимал слова, что говорил Безрукий, понимал он и то, что тот оставлял между строк. Глава Каперов – легендарная, чуть ли не мифическая личность, просил не ворошить его уклад. Он буквально сказал: «ты здесь, я тебя вижу, но шел бы ты, куда подальше со своими фокусами, не то, худо тебе придется!».

Наживать новых врагов Адам не желал, а потому покорно кивнул. Маркус кивнул в ответ.

– Значит, все решили, – подытожил он. – Следопыт, познакомь друга с нашими правилами, они распространяются и на него. Будь он хоть сам Бог, в Арборе главенствует кодекс, и иного я не потерплю. Все, шоу закончено, выдвигаемся в город! Меченый – не охотник на велиалов, если хотите завтра встретить рассвет – идите за стены. Ворота будут закрыты вовремя, они не станут дожидаться, пока вы соблаговолите вернуться.

Авторитет этого человека среди местных был на высоте. Это стало понятно по тому, как решительно люди Арбора принялись выполнять его слова. Адам еще несколько раз замечал на себе разные взгляды, выражающие самые противоречивые чувства от неуемного восхищения и интереса до не скрываемого презрения и даже ненависти. Однако довольно быстро эти взгляды затерялись в веренице из людей и повозок. Если бы не странная старушка, говорящая без умолку о своих проблемах, то можно было подумать, что о случившимся все забыли.

– А он мне высказал: «сквозь твои заросли даже бьёрндиль не проберется, хрен тебе, а не ночь удовольствий!». Тоже мне – ночь, он и минуты продержаться не может. И меж ног у него давно уже не огурчик, так, зачем мне стараться для него? Пусть за собой следит, хрыщ старый! Да если бы не был он таким чувствительным, если бы я знала, что он копыта свои не откинет от новостей о моей измене, я бы быстро нашла того, кого мои заросли не испугали бы. А если бы красавчик какой был, то и сбрила бы их к чертовой матери! Вы—то, ребята, не красавцы, конечно, хотя если вас отмыть, отпарить, то и для вас красоту навела бы. Что уже представляете это блаженство? По глазам вижу – представляете! Ну, что за время пошло, куда не плюнь – везде озабоченные.

Адам и Тихий переглянулись. Со старухой они старались молчать. Хватило того, что Адам ответил на ее первый вопрос и затем задал свой. На его вопрос она так и не ответила, зато рассказала о многом другом. В основном это были жалобы сексуального характера. Под удар попал ее дед, соседи по ее мнению, имеющие мало детей, молодые девушки которые, как она считала, совсем ничего не смыслили в постели, мужчины, предпочитающие неумех и, конечно, само время. Оно раздражало ее больше всего.

– Раньше меня каждый знал в Шатойоне. Ни один вечер не проходил без моего участия. Ух, и жарко было в те дни! Я и моя подруга были самыми горячими, самыми свободными и, конечно, самыми красивыми в этом городке. Да, чего в городке, на всем Золотом берегу – могу поклясться своим последним зубом! Нас так и называли – жемчужины Золотого берега! Давно это было, но было, правда! Потом подруга страшной стала, я вышла замуж и вот, терплю теперь. Норна стала никому не нужна – совсем не то время, совсем не то…

Старуху кто-то окликнул. Она так и ушла, не закончив монолог, даже не попрощалась. Ее звали, а значит, она все еще была нужна. И, хоть сама она утверждала обратное, еще оставались люди, которые ее желали видеть. «Любимая бабушка», «мама» – в жизни Норны все было не так плохо, как ей казалось. Семья ее была жива и, судя по радостным воскликам детей, они точно любили странную бабушку Норну. Адам тяжело выдохнул. Он вспомнил об Аннет и об их желании завести детей. Они так это и не сделали, тогда у них не получилось, а теперь, получится ли?

– Чего ты нахмурился? – поинтересовался Следопыт, толкнув локтем в бок.

Адам посмотрел на него. Глаз широко раскрыт, второй горит зеленым, губы растянуты в улыбке. Его сейчас совершенно точно ничего не волновало. Да, и куда там, какие могут быть заботы, если ты только недавно вернулся в мир живых и еще не успел нахвататься его груза? Тихий был счастлив и эмоционально чист, как могут быть чисты только что рожденные дети.

– Знаешь, не важно, – тоже улыбнувшись, мягко ответил Адам. – Я должен извиниться перед тобой, ведь это по моей вине ты попал на костер.

– Ну, попал и попал, чего тут обиду тянуть?

Следопыт то ли не понял, то ли не хотел понимать смысла слов, что говорил Адам. В этот вечер у него был невероятно оптимистичный взгляд на жизнь.

– Что бы ты ни сделал, Меченый, я принимаю это как должное. Ты – посланец судьбы, – с важностью в голосе говорил он. – И сегодня ты снова доказал это. Я умер по твоей вине, ну, значит такова судьба. Я вернулся к жизни – значит, и это должно было произойти. Пути судьбы неисповедимы, знаешь ли, а вот что с тобой произошло – совсем другое дело. Я жажду услышать всю историю целиком!

То, что Тихий не злился и не испытывал никаких других негативных чувств удивляло, Адам бы так не смог. Он был очень благодарен Следопыту за то, что тот являлся таким. Благодаря ему непосильный груз вины, что мучал сердце до сих пор, понемногу терял вес.

Адам рассказал обо всем: и о сне, и о боге Хаоса, и о Калиго, и о Лешем. Несколько раз Тихий переспрашивал факты, до конца видимо не веря тому, что слышит, но в целом, он слушал внимательно, с интересом и каким-то даже понимаем дела. Увидев протянутый ему флакон, он изменился в лице.

– Леший не открывал его? – обеспокоенно уточнил он.

– Нет, – уверенно ответил Адам. – А что в нем?

Следопыт спрятал флакон под накидку и отмахнулся рукой.

– Очень редкое снадобье от головных болей – вмиг помогает, но достать его непросто, – эти слова он произнес, часто моргая, после чего потер нос.

Он лукавил, Адам это чувствовал, но допытываться не стал. Все же, решение рассказывать что-то о своем имуществе или же нет, оставалось делом хозяина. Имеются у него тайны – ну, и ладно. Здесь у каждого имелись скелеты в шкафу, были они и у Тихого, это наверняка. Но не стоило думать, что люди от этого становились плохими, просто время настало такое – оно не позволяло ходить в белом даже ангелам.

– Как думаешь, что я сотворил там, у костра? – вопросом нарушил затянувшуюся паузу Адам.

– Я-то мало, что могу сказать, – Тихий пожал плечами. – Сам же был участником этого чуда, но, признаться, кое-что подслушал, – он подмигнул. – Люди говорили, что как ты вошел в огонь, из тебя повалил зеленый дым. Он быстро потушил собой пламя, а оно горело сильно.

– Выходит, она действительно существует…

– Кто? – спросил Следопыт.

– Великая Мать, – тихо ответил Адам. – Когда я вошел в огонь, я оказался подле нее. Ничего похожего в жизни не видел. Она была повсюду, и выходит в день Обнуления, мы пустили ее к нам…

– С чего это ты взял?

– Я видел ее и хорошо помню то, что убивало ученых в тот день. Это была она.

Следопыт почесал лысую голову, скривился, задев пальцем, не сумевшую затянуться до конца рану на затылке.

– Слушай, ну, впустили и впустили, чего голову ломать теперь? Великая Мать – сила гармонии и баланса. Если нужно было совершить те убийства, то так нужно, так правильно.

– И смерти миллионов людей это правильно? Ведь многие не имели ни единого греха, взять детей! Только что рожденных детей, Тихий, ведь они даже мир увидеть не успели. Так, где здесь гармония?

– В этом и гармония, мой друг… – грустно проговорил Следопыт. – Смерть и жизнь, пустота и материя, порядок и хаос, как само добро и зло, не имеющие обличий – все это обязано существовать, чтобы само бытие не упало в пропасть. Мы с тобой, да, к чему мы, целые миры идут над ней по тонкой веревке, и идти дальше смогут лишь в том случае, еще вправо тянуть будет так же сильно, как и влево. Закон противоречий – закон баланса.

Адам задумался. Раньше он считал, что точно знал, что такое «хорошо» и, что такое «плохо». В своей жизни он использовал одно мерило – мерило этих двух понятий: хочешь сделать мир лучше – делай больше хороших поступков, хочешь пакостить – делай что-то плохое. После слов Тихого это простота улетучивалась. Теперь не имелось хорошего и плохого, вернее, имелось, но оно перестало быть важным. Важным стало лишь одно – предопределение, ведущее к балансу.

С уходом солнца ушло и тепло. На небосклон набежали тучи, скрывшие из вида, должно быть, красивый закат. Был он одним из тех закатов, что навеки остаются в памяти или совершенно посредственным закатом оставалось неразгаданной тайной, одной из многих. С одной стороны вытоптанной дороги возвышались над головой высокие стены величественного города, с другой стороны на нее смотрели стога красной свежескошенной травы. И все же, несмотря на все безумие вокруг, красота еще не покинула этот мир.

Пройдя мимо очередного стога Адаму показалось, что тот сдвинулся. Он всмотрелся в травинки, но ничего подозрительного не заметил – трава, как трава. Разве что собран был этот стог не так аккуратно, как остальные, да и стоял чуть ближе к тропе. Хотя, вон впереди еще один такой и еще. Видимо, продолжительное напряжение давало о себе знать, и нервы уже искали опасность даже там, где ее не могло быть. В бок уперся локоть Тихого – странная привычка привлекать внимание. Куда проще ведь спросить, окликнуть, но что есть, то есть, не цепляться же к каждой мелочи. Если ему так удобно… Адам повернулся и вопросительно взглянул на Следопыта.

– Мой нож у тебя? – шепотом поинтересовался тот.

– Да, он не сгорел, а что такое?

– Передай его мне, только не спеши – спокойно. И, держись рядом, идет?

Не успел Адам понять, в чем дело, как Тихий, получив в руку нож, метнул его в ближайший к тропе стог. Нож вошел в скопление травы острием вперед и во что-то уткнулся. Вошел хорошо, край его рукояти едва был виден из-под травы. Сначала ничего не происходило, Адам даже хотел было спросить Тихого о смысле этого действия, но в следующее мгновение впереди упал воин Каперов. Что-то просвистело совсем близко, и сзади упал второй.

– Вот же, дерьмо! – прорычал Следопыт, затянув потуже нательный платок. – Тревога! На нас напали!

Каперы взялись за оружие, на стене завыл горн. Адам все еще не видел опасности, вернее не понимал, откуда она исходит. Стог сена, куда метнул нож Тихий, медленно опал и оттуда показалось тело человека, замотанного с головой в черные полотна. Из его плеча стекала кровь, а рука, трясясь, сжимала рукоять ножа, застрявшего в кости. Мимо бормоча и возмущаясь, проковыляла Норна. Впереди нее побежали дети. Где-то сзади прозвучал выстрел лазгана и сразу за ним послышался стон. Стрелок упал, раненый в грудь.

Стога сена вдоль дороги рассыпались, наконец, показав лицо врага. Это были люди. Они все как один были одеты во все черное. Лица затянуты полосками тканей так, что открытыми оставались только глаза. Они вскидывали игольники и стреляли, стреляли по людской колонне. На миг Адам осознал, что он единственный стоит без движения, мешая жителям Арбора бежать к воротам, мешая воинам Каперов отстреливаться, мешая самому себе принять инстинктивное решение: бежать или биться. Тихий такое решение уже принял. Не смотря на обстоятельства и явную проигрышную ситуацию, он выбрал биться. Как только началась стрельба, Следопыт налетел на ближайшего врага и повалил его с ног. Теперь они оба валялись на скошенной траве всего в десяти метрах от дороги, пытаясь одолеть один другого. Ужас, ведь это была битва на смерть!

Адам ударил себя по щеке, после чего осмотрелся и не придумал ничего лучшего, чем ринуться к ножу Тихого. Ввязываться в такую драку без оружия пока для него было слишком. Если не лукавить, то вообще ввязываться в такую драку было для него чересчур. Раньше он обходил любые конфликты стороной, но здесь, в этот самый момент, несмотря на определенно более сложный уровень конфликта, чем встречались ему ранее, он не мог остаться в стороне. Человек в черных одеяниях еще дышал, но Адама это не остановило. Он одернул, сжавшие рукоять, окровавленные пальцы и, ухватившись за нее сам, одним рывком вытащил нож из плеча. Человек протяжно застонал. В его глазах читался страх. Страшно стало и Адаму. Он чувствовал близость смерти, ни какой-то метафорической, полной грусти и умиротворения, а жаркой, как пламя и алой, как кровь.

Дальше все было, как в тумане. Он с окровавленным ножом в руке набросился на противника Тихого и вогнал лезвие ножа ему под ребро. Кровь огрела руку, а через мгновение он уже катился кубарем по земле, сбитый то ли человеком, то ли тенью. Он это был или кто-то другой, но Адам запомнил взгляд очередного человека в черном – взгляд холодной ненависти. Он запомнил дребезжание электроножа в его руке и всхлип удивления, вырвавшийся из его легких, когда через спину к его сердцу прорвался металлический протез Маркуса. Человек в черном упал. Над ним, скалясь, как дикий зверь, возвышался глава Каперов, а в его руке еще билось сердце мгновение назад живого человека.

Подкрепление из города прибыло, и люди в черном были вынуждены отступить. Стрелки Каперов погнали их дальше, к лесу. На дороге продолжали лежать раненные и убитые, среди последних Адам увидел Норну. Старуха не пробежала и ста метров, она получила иглу в шею. Стреляли в нее специально или же задели случайно, так или иначе, она была мертва. Теперь никто не услышит ее жалоб, ее мольбы и ее желания, теперь она уже не заговорит никогда.

Адреналин стал отпускать, только когда над головой показалась арка ворот. Пройдя еще немного, Адам почувствовал невероятную слабость.

– Тихий, – слабым голосом обратился он к Следопыту. – Давай посидим.

Они сели у стены прямо на промерзшую землю. Холод совсем не ощущался. Лицо пылало, горели щеки, в висках бились пульсации.

– Как ты? – промокнув кровь в носу, произнес Тихий.

– Это ужасно… – только и смог ответить ему Адам.

– Понимаю, убивать нелегко. Особенно в первый раз.

– Тебе тоже было нелегко?

– Сейчас?

– Нет… Хотя, да, сейчас тоже. Что ты чувствуешь, когда убиваешь?

– Ничего, – Следопыт пожал плечами. – Тут такое дело: или я убью его, или он убьет меня – все просто.

– И, что, никаких сожалений после?

– Жалею, что не убил его раньше, прежде чем он убил ни в чем неповинных людей.

– И это все?

– А что еще может быть?

– Ну, может у него семья была или те, кому он дорог?

– Это не моя забота. Он принял решение, ему и нести за него ответ. Не я клал игольник ему в руку, и не я заставлял нажимать его на курок, понимаешь?

Понимать Адам понимал, но принять эти слова было сложнее, нежели понять. Убийство человека было преступлением, Адам это точно знал, но если этот человек враг, тогда выходило, что никакого преступления в ее убийстве не имелось? Кто же имеет такую власть над людьми, чтобы решать, кто есть враг, а кто им не является? Кто считает себя достойным забирать то, что он не давал, забирать одним словом, одним решением, одним действием…

Из-под тени ворот к ним вышел стражник:

– Вы двое, вставайте и следуйте за мной – приказ Маркуса.

Глава Каперов стоял за стеной в окружении группы командиров. Его руки-протезы все еще были в крови. Адам сразу вспомнил яростный оскал и бьющееся сердце, сжатое металлическими пальцами.

– Меченый и Следопыт доставлены, – отчитался стражник.

Маркус развернулся не сразу. По косым взглядам его командиров, становилось понятно, что цель этой встречи – отнюдь не благодарность в помощи при отражении нападения. Это было что-то другое, что-то совсем неприятное.

– Я потерял людей сегодня, – тяжелым голосом заговорил Маркус. – Они были убиты наемниками Черной длани. У одного из убитых нашли это – взгляни.

Он протянул Адаму окровавленный сверток кожи, на котором было написано кратко и очень понятно:

«Меченый в Арборе. Живым или мертвым».

– Они пришли за тобой, – продолжил Маркус. – Ты – не Капер. Убей они лишь тебя, мне было бы все равно, но погибли мои люди, истинные жители Арбора, а этого оставить без внимания я не могу. Ты отдашь Каперам долг за их страдания. Завтра я отправлюсь с отрядом, чтобы нагнать и уничтожить врага. Ты отправишься с нами. Ты будешь идти с нами, пока врагов от твоей руки не сляжет столько, сколько Каперов погибло сегодня от их рук – таков твой долг перед Арбором. И знай, что долгов мы не прощаем. Мы выходим в шесть утра. Сбор на главной площади. Если не знаешь где это, Следопыт тебе покажет. На этом все – ступай!