Текст книги "«Играю словом…» Стихи разных лет"

Ты мне дала свою любовь

 
Ты предлагаешь дружбу мне – ну, что – ж,
Я принимаю всё, что ты даёшь.
И ненависть, с поклоном благодарности,
Приму. Она – твоя – нет лучше дара мне.
 
 
Приму слова, весёлые и грустные,
Приму упрёки, обвиненья вновь…
Когда свои мне все подаришь чувства —
Скажу: – Ты мне дала свою любовь!
 

Мелодия

 
Мелодия звучала в небесах,
До самых звезд пытаясь долететь.
И звуков пальцы прикасались к нам
Холодным утром и горячим днем.
 
 
Кто эту музыку для нас играл,
И отдавал, неведомый никем?
Нам не дано узнать, да и зачем?
Лишь нужно с благодарностью принять.
 

Спальный вагон

 
Места семнадцатое и восемнадцатое.
Идя за мной, разобраться пытаешься —
Зачем два нижних взять не старался я
Взять на двоих, ведь внизу безопаснее.
 
 
Много комфортнее и интереснее —
Главное – видно друг друга отчетливо.
Можно касаться руками во сне своем.
Слать поцелуи воздушно-несчетные.
 
 
Дверь отворяется плавно и весело:
Глядь – перед нами два места застеленных.
Место налево и справа – все по низу.
В этом двухместном купе все нам по сердцу.
 
 
Вот он – наш дом на ночном путешествии,
Двери закрыты и окна завешены.
Дверь охраняют ленивые стражники,
В домике этом не страшно ни капельки.
 
 
Вот мы вдвоем – ты идешь мне в объятия.
Здесь так тепло – так отбросим же платья мы.
Вдаль нас уносит на волнах сверкающих
Спальный вагон, над землей пролетающий.
 
 
Ночи не спать – эта ночь наша первая.
Выпьем до дна ее, выпьем до капельки.
Ты ведь моя половинка неспетая,
Я навсегда твой теперь, до покаянья.
 
 
До окончанья путей наших маетных,
До отпущенья грехов наших маленьких.
 

Суббота

 
Мне надо сидеть и работать,
Мне надо писать и читать.
Молю, как еврей о субботе,
Что руки отвяжет с креста
 
 
Молю о свободном мгновеньи,
Которое я упустил.
Молю, чтоб Господь с сотворенья
Мои все грехи отпустил.
 
 
Молю, чтоб в моем изголовье,
Присела ты, руки сложив,
И молча смотрела с любовью,
И в жилы вливала мне жизнь.
 
 
Но в мире разладилось что-то,
А что – не найти мне ответ.
И снова приходит суббота,
И снова мне времени нет.
 

Ключ

 
У искрящегося ключа,
Мы, минуточку улуча,
В термоса разливаем чай,
Ключ с собой беря невзначай.
 
 
Где вода чиста, как слеза,
На земных печальных глазах.
 

«Мне некуда тебя позвать…»

 
Мне некуда тебя позвать.
Своих пристанищ не имея
И, оттого, всегда робея,
С тобой встречаюсь я опять.
 
 
Открыты солнцу и ветрам
И проницательному взору.
И сплетен гулкие повторы
Заковывают руки нам.
 
 
И негде ноги отрясти
От пыли липкой и холодной.
За то, что мы так несвободны,
Прошу тебя: – Прости, прости.
 
 
Мне некуда тебя ввести,
Плечом загородив от смуты.
За то, что мы так бесприютны,
Прошу тебя: – Прости, прости.
 

Глаза – озёра

 
Может быть, совсем случайно, заглянул в глаза твои
И увидел в них озера, и в них бросился с обрыва.
Ничего не понимаем мы и в жизни, и в любви.
Ну, а жизнь водой уходит через пальцы торопливо.
 
 
Задержи ее в ладонях, и глаза свои омой.
Посмотри на мир прекрасными, лучистыми глазами.
Из ладоней, как из ковшика, испей воды живой
И увидишь – мир прекрасен, если мы прекрасны сами.
 
 
Знаю, встретились друг с другом мы случайно может быть.
На дороге жизни длинной неожиданно столкнувшись,
Ты позволь с твоих ладоней мне живой воды испить,
А из моих ладоней пей, пока сполна их не осушишь.
 

Мой милый брат

 
Мой милый брат, бессмертный Бог крылатый
К богам сегодня снова улетит
Всегда мы помним год тридцать девятый
Квадригой Марса он в веках звенит
 
 
Мой малый брат, в годину лихолетья
Ты храбро бился, утверждая – жить
И детских крыльев еле слышный ветер
Огонь смертельный помогал тушить
 
 
Мой юный брат, к труду и обороне
Всегда готов – докладывал стране
Быть лучшим и в ученье, и в погонах
В полёте мысли, слова глубине
 
 
Мой сильный брат, всегда в полёт стремился
Завидуя крылатым кораблям
Пусть в небеса, взмахнув крылом, не взвился
Но лёгкость шага слышала Земля
 
 
Мой добрый брат, крылатыми шагами
По трудной жизни весело ходил
На равных ты беседовал с богами
Людей же по-отечески любил
 
 
Мой щедрый брат, богатства не стяжая
Имея мало, много отдавал
Из малых зёрен много урожая
В пустыне нашей получить мечтал
 
 
Мой мудрый брат, плоды науки вечной
Дарил птенцам, слетающим с гнезда
Учил летать и верить бесконечно
Жить и любить, творить и побеждать
 
 
Небесный брат, над нами пролетая
Махни крылом из синей высоты
Пусть белый след, как облачко растает
Мы свято верим, рядом с нами ты
 
 
Мой славный брат, воссядешь одесную
У нашего Небесного Отца
Увидишь Маму, милую, родную
И встретишь нас привратником Творца
 

Глаза собачьи

 
Моим словам не веришь и вздыхаешь,
И говоришь: – За что меня любить?
Ведь ты меня совсем еще не знаешь.
И я не знаю, как нам дальше быть.
 
 
И зачарованно смотрю на светлый лик твой,
И хоть молчу, но в жилах бьется кровь.
А как глазами прочитать молитву?
А как словами выразить любовь?
 
 
Любимая, взгляни в глаза собачьи,
Читай в них преданность одной тебе.
Я не смогу себя переиначить.
Меня ты приручила. Я судьбе
 
 
Покорен. И с тех пор не вздохом,
Ни взглядом не ищи во мне ты злость.
Как верный пес, у ног твоих я сдохну,
Не взяв другой протянутую кость.
 
 
Одной служа в стремлении природном,
И лишь одну тебя всю жизнь любя,
В клочки я разорву кого угодно,
За каждый камень, брошенный в тебя.
 
 
Я верю, мое чувство не обманет,
Исчезнет грусть, и счастье к нам придет.
Моя любовь твоей любовью станет,
Твоя печаль пускай в меня уйдет.
 

Мы встретимся

 
Мы встретимся,
Мы обязательно встретимся!
Когда-нибудь
Мы встретиться сможем.
Засветятся,
Глаза твои улыбкой засветятся,
И радостью,
На небо похожей.
Бездонные,
Глаза твои, как небо бездонные
Возьмут меня,
И в небо взлечу я.
Бессонные,
Огнём объятые ночи бессонные
Летят, звеня.
И снова кричу я: —
Любимая! —
Тебе кричу я: – Любимая!
Тебя зову,
Ты слышишь меня?
Возьми меня,
В свои ладони возьми меня.
Я наяву
Явлюсь из огня.
Заветные,
Слова скажу я заветные.
Оглохнет мир
От этого чуда.
Ответные,
Слова ты скажешь ответные.
Так были мы,
Так есть и так будет!
И нет у нас
Другого решения,
И нет у нас другого пути.
Горением,
Двух ярких звёзд коротким горением,
Нам эту жизнь
Светить и идти!
 

Мы заново изобретём любовь

 
Я одержим искусством удивленья,
Полны открытий мысли мне нужны.
Я не терплю пустого повторенья,
Привычек рамки слишком уж тесны.
 
 
Отбрасываю вредные привычки,
Пустые мысли, скучные дела;
И даже не возьму себе приличных,
Чтобы привычной жизнь мне не была.
 
 
Пусть жизнь введёт в водоворот событий
Меня, и закалит в своём котле.
И, вдаль гонимый жаждою открытий,
Искать тебя я буду на земле.
 
 
К тебе губами, как к реке приникну,
Любимая, подруга и жена.
Так никогда к тебе и не привыкну,
Ты каждый день мне заново нужна.
 
 
И, каждый день, как новую планету,
Тебя я открываю, вновь и вновь.
Не назову тебя своей Джульеттой —
Мы заново изобретём любовь!
 

Сёстрам

 
Мы плоть от плоти и отец и мать,
У нас опора есть и есть надежда —
Краёв лесных и тишь, и благодать,
Родного дома ветхий облик нежный.
 
 
Не нужно нам обителей иных
И райских кущ, где мёдом пахнут реки,
И тесный круг любимых лиц родных
Дороже нам всего, всего навеки.
 
 
Холодный зимний ветер ледяной
Нас не пугает, с ним мы всюду дома.
К судьбе не повернёмся мы спиной,
Нам тяжесть рук натруженных знакома.
 
 
Судьба нас разорвала, разнесла,
Развеяла по миру и по жизни,
Но не смогла у нас забрать тепла
И веры в счастье, правду и отчизну.
 
 
И слёзы на глазах, и счастья смех,
И труд, и отдых нам знакомы с детства.
Мы здесь собрались по призыву тех,
Кто в январе родился в том столетьи.
 
 
Кто в яростный и непокорный век
Вложил сердца и руки без остатка —
По праву тот и будет человек,
По праву и в веках ему остаться.
 
 
Ах, сёстры, вы двойные колоски,
Разбросанные вдаль летящей бурей.
Мне не удастся удержать тоски
В январский вечер этот хмурый, хмурый.
 
 
Вы, милые сестрёночки мои —
Улыбки ваши лица освещают.
Терпенья, веры и большой любви
Сегодня и всегда я вам желаю!
 

Расставание

 
Мы разучились обращаться
Друг к другу жестами на «ты».
Рукой лица, волос касаться
Средь повседневной суеты.
 
 
Мы разучились улыбаться,
Когда друг друга видим вновь,
И научились притворяться,
И жалость видеть за любовь.
 
 
Мы разучились целоваться
На солнце и в тени гардин.
Мы разучились волноваться,
Когда останешься один.
 
 
Мы разучились обниматься,
Сливаясь вдруг наедине.
Мы разучились огорчаться —
Так пусто и тебе, и мне.
 
 
Мы разучились удивляться,
Смывает чувства с нас вода.
Мы разучились расставаться
И расстаемся навсегда.
 

Манеж абстракционистов

 
На манеже абстракционистов
Я гляжу на картины и лица.
 
 
В изваяньях оживших и мертвых,
В колорите полотен всекрасочных
Каждый сам себя воспроизводит.
Каждый сам по себе абстракция.
 
 
Отыщи на газетах измятых
С бутерброда живой отпечаток
Или две-три капли из соусника,
Как от крови ночной от простыни.
 
 
А на простынях пятен игрища,
А в каменьях нетёсаных силища.
И картон изломан, как рубище,
Что на чреслах лежит обрубленных.
 
 
И в углу возникает пластика,
И танцуют худые, в тапочках.
Передать порыв – жест у мальчика.
Передать испуг – жест у лапочки.
 
 
И свингует оркестр разболтанный,
И лабает, кому как нравится,
И стебают строкой нетесаной,
Кто поет иль просто забавится.
 
 
И, отвернутые от стены,
Лица к лицам обращены.
В них читают они одни,
Как сияют в душах огни.
 
 
Может, бродит здесь тень Дали,
Ищет, ищет свою Гали.
 

На память о Йошкар—Оле!

 
Ширь родной России, без конца и края,
Я объехал, обошёл и облетел.
Можно жить в Европе, Азии, Китае,
Но дышать вольнее здесь мне, в Мари-Эл.
 
 
Полной грудью воздух пью я, не пьянея.
Высь густых лесов и неба глубина,
И родных берёзок не сыскать белее,
И прекрасней лиц – прекрасная страна!
 
 
Я с высоких круч просторы Волги вижу.
Здесь земля трудом Российским расцвела.
Я хотел бы жить и умереть в Париже,
Если б не было тебя, Йошкар-Ола!
 

Марии Аркадьевне в день шестнадцатилетия от Данте Алигьери!

 
На старте жизни, первой вехой,
Шестнадцать лет пришли к тебе;
А для родителей утехой
 
 
Послужит то, как ты в борьбе
С гранитом знаний и сомнений,
Свою покинешь колыбель.
 
 
И Шерлок Холмс, великий гений
Зовёт в туманный Альбион;
И тайны ядов и растений
 
 
Тревожат явь твою и сон;
Зовёт к себе окно в Европу
И Авиценновский канон.
 
 
Аэропорт: – Москва – Хитроу,
Огни земли, огни небес;
Ты первый, места нет второму,
 
 
Тебе на ухо шепчет бес.
Из дальней дали город новый
Встаёт, шумя, как в бурю лес.
 
 
Вблизи лепечет бор сосновый,
Река под горкою бежит;
Так Микеланджело с Кановой
 
 
Земли преображали вид.
Вокруг, хватает глаз насколько,
Хлопочут люди, жизнь кипит.
 
 
Здесь всё твоё – проект, застройка —
Науки и искусства храм;
Здесь люди новые настолько,
 
 
Что и не ведалось Богам.
Нет места зависти, корысти —
Всё, что имеют – пополам.
 
 
Всё чисто – и слова и мысли,
Всё просто и доступно всем;
Век золотой, простой и чистый
 
 
Здесь люди проживают все,
Без слёз, без голода и страха,
И без мечты о колбасе.
 
 
Не стоит охать или ахать,
Иль слёзы лить по пустякам;
Ты жизнь свою пройди, как пахарь
 
 
Не стыдно ни себе, ни нам;
Считай, что мира Сотворенье
Ещё неведомо Богам.
 
 
Смелее в жизнь, в поток творенья,
В горнило страсти и Любви;
Пусть яркой вспышкой озаренья
 
 
Горит огонь в твоей крови.
Для блага мира и для славы,
Для человечества – живи!
 
 
В наш век, безумный и кровавый,
Где злато из земли крадут,
Найди такие в поле травы,
 
 
Что Панацею нам дадут —
Лекарство и больным и старым,
Телам и душам свой приют.
 
 
Ведь стали жизнь и смерть товаром,
Запчастью – сердце, за него
Убьют, в погоне за наваром,
 
 
Чтоб жизнь свою, на шаг всего
Продлить, пусть проигравший плачет,
Когда прервётся жизнь его.
 
 
Иди путём, который начат
Под стон рояля, скрипки плач;
Пойми, что конь удачи скачет,
 
 
Чтоб сбросить всадника удач;
И укротить его непросто.
Но, для решения задач,
 
 
Герои дня любого роста
Седлали буйного коня;
На нём скакали к дальним звёздам,
 
 
Блестя щитом, мечом звеня,
Узду стальной рукой сжимая,
Сквозь бурю снега и огня.
 
 
Глаза и сердце открывая,
Скачи, бесстрашна и горда,
Всю славу мира покоряя.
 
 
Я верю, пролетят года —
На ярком нашем небосклоне
Зажжётся и твоя звезда!
 
 
И Боги склонятся в поклоне
Пред яркой памятью твоей;
И станешь ты звездой в короне
 
 
Бессмертной памяти людей;
И обратят к тебе все взоры
В надежде, радости, беде.
 
 
Ты помни только: в беге скором,
В потоке дел, в растрате сил,
Жизнь наша лёгким метеором
Летит, сгорая меж светил.
 

Надежде на сон сонет (акростих)

 
Неуходящая жизнь, неприходящая смерть;
Ангел, слетевший с небес, ангел, сошедший во мглу:
Дай нам очаг разложить, дай нам огнём догореть;
Если Господь наш воскрес, есть отторжение злу!
Ждать ли от жизни наград, ждать ли от смерти утрат;
Дивен твой промысел, Бог, даже отмерив нам срок;
Если надежда с тобой, если надежда уснёт.
 
 
Есть в нашей смерти покой, есть в нашей жизни полёт;
Дай нам от смерти зарок, дай нам для жизни глоток;
Жизни оконченный путь уж не проторишь назад.
Если мы вместе, сестра, ужас из жизни исчез;
Даже простившись навек, образ в душе удержи,
А от дождя пусть всплакнёт сирый у Пыщерки лес;
Неумолимая смерть, непобедимая жизнь!
 

«Наконец мы одни на земле опустелой…»

 
Наконец мы одни на земле опустелой.
Кроме нас, больше в мире не стало людей.
Сбрось одежду скорей. Расстегни ее смело.
Все, что прячет тебя, изорви и развей.
 
 
Дорогая, зачем мы боимся друг друга?
Ты стоишь, боязливо потупив глаза.
Я поднять не могу непослушные руки,
Чтоб тебя, обхватив, унести в небеса.
 
 
Посмотри мне в глаза. Дай мне силу и пламень.
Водопадом грохочущим сделай меня.
Я на плечи твои упаду ручейками
И тебя обласкаю, бурля и звеня.
 
 
Ты смущаешься, что ж, сам сниму я покровы,
Те, что прячут тебя от меня и любви;
Ты мне только шепни одно нежное слово,
Робким голосом тихо меня позови.
 

Три окна

 
Напротив три окна твои я вижу:
Одно из них мне закрывает липа,
Другие два – береза закрывает.
 
 
Зимою лучше видно сквозь березу,
Чьи ветки тонкие качает ветер;
Прозрачные и гибкие, как дождик.
 
 
А ветки лип зимой покрыты снегом,
Или одеты инеем блестящим.
И плохо видно через их преграду.
 
 
Чуть распушась, листочками, береза,
Твое окно от глаз моих закроет.
И свет в ночи слабее вижу я.
 
 
А липа не спешит листвой одеться,
Другое мне окно не закрывает,
И отдаляет призрак расставанья.
 
 
И летом окон мне твоих не видно.
От них лишь образ в сердце остается;
Сквозь листья свет струится золотой.
 
 
Когда осенний, злой подует ветер,
То золото листвы теряет липа,
И открывает золото надежды.
 
 
Но тонкая береза держит листья
До самого последнего дыханья,
И сильно отдаляет нашу встречу.
 

От нашей бабушки Али в день её 80-летия

 
Как все великие когда-то,
В апреле начинали путь;
Так я, в лихих годах тридцатых,
 
 
Пришла, не то, чтоб отдохнуть,
А, чтобы жизнь пройти по полной,
С пути не мысля и свернуть.
 
 
Суровой жизни злые волны
Все прокатились надо мной:
Разрухи, перестройки, войны —
 
 
Всего хватило мне с лихвой;
Я все преграды и напасти
Своей пробила головой.
 
 
На фронт брели деревней части,
На небе самолёт кружил;
И не в моей то было власти,
 
 
Но каждый для победы жил,
И малым делом, и великим,
Стране победу приносил.
 
 
Уходят в дали детства лики,
Стираясь в памяти война;
Меня зовёт учёба, книги.
 
 
С коленей поднялась страна
И энергетика большая,
Сибирь, Назарова весна.
 
 
Уже и дети, подрастая,
Мечты раскрасят молодым;
И Конаково, расцветая,
 
 
Вернёт меня к местам родным.
Жизнь – праздник, сказка и отрада,
И мил отечества мне дым!
 
 
Работать каждый день мне надо:
На ГРЭС и дома, и в саду,
Не для почёта, иль награды —
 
 
За кров, одежду и еду.
И с ясным взглядом, чистым сердцем,
На труд и подвиг я иду.
 
 
А жуткой жизни круговерти,
Наотмашь, не жалея бьют.
Родимые, в пучине смерти,
 
 
Глаза слезами мне зальют;
Поднять детей двух, в одиночку,
Заполнит смыслом жизнь мою.
 
 
Всё лишь для сына, и для дочки —
Себе лишь постоянный труд,
Где не упомнишь дня и ночки,
 
 
И быстро годы пробегут.
И дети поднялись, и внуки,
На Волжском нашем берегу;
 
 
И нестареющие руки,
И седину виски щадят:
Весны восьми десятков звуки,
 
 
В моих ушах сейчас гудят.
И огород, оттаяв, почву
Подарит мне под майский сад!
 
 
Ещё пожить, увидеть почки,
Хочу десяток я годов;
Дождаться правнуков росточки
 
 
И урожая огурцов;
Родившись на Земле, оставить
Деревья в тяжести плодов.
 
 
И Труд, и Мир, и Жизнь восславить.
И здесь, за радостным столом,
Себя с рождением поздравить: —
Пусть Счастья будет полон дом!
 

«Не думаю, что привношу с собой…»

 
Не думаю, что привношу с собой
Я в эту жизнь священное дыханье.
Напрасно и несчастливо любовь
Влачит у двери сердца ожиданье.
 
 
Зачем же ей, спустившейся с небес,
В сердцах у смертных ожидать ответа?
Пока мы живы, нас волнует бес,
А впереди забвение и Лета.
 
 
Нагими мы приходим в этот мир,
Безмолвными его мы покидаем.
Настолько краток этой жизни пир —
Уже с порога видим, что за краем.
 

Не едешь – и не надо

 
Не едешь – и не надо,
Отрезаны пути.
Как ты, наверно, рада,
Что удалось уйти
 
 
От скучных провожатых,
От зевоты, тоски.
Давай, скорей, вожатый,
По станциям гудки!
 
 
Колёса раскатились,
Откос летит назад.
И мысли все разбились,
И я немного рад,
 
 
Что в этой жизни сонной
Могу я в поезд сесть.
С попутчиком вагонным
Поговорить, поесть.
 
 
Свободно, не знакомясь,
О жизни, о делах.
Бездумно, не заботясь,
О мыслях и словах.
 
 
Приврать немного можно,
И прихвастнуть чуть – чуть,
И анекдот дорожный,
При случае, ввернуть.
 
 
Сообразить немного,
Коль скука изведёт —
И дальняя дорога
Мгновением пройдёт.
 
 
Жизнь – встречи, расставанья,
Природа из окна…
Исчезли расстоянья,
Разлука не видна.
 
 
Мгновениями мили
За окнами звенят.
Но, не уходят мысли
Сегодня от меня.
 
 
Попутчики толкуют
О чём – то, о своём,
А я, сижу, тоскуя,
Что еду не вдвоём.
 
 
А ты не обещала,
И не пришла. Одна
Летит сорока вяло
В квадратике окна.
 

«Не обнимай так пылко, твоя страсть…»

 
Не обнимай так пылко, твоя страсть
Сжигает душу. Я теряю власть
Над миром и собой, и в тишине
Иные мысли в ум приходят мне:
 
 
Закрыв глаза, я вижу не тебя:
Другая ждёт, владеет мной, любя.
Её восторг, не твой, в движеньи глаз,
Её тепло – в горячей неге ласк.
 
 
Зачем меня в обман ввергаешь ты?
Пьёшь сладкое вино моей мечты.
Я прихожу – меня уже ты ждёшь.
А, ухожу – немой вопрос: – Придёшь?
 
 
Не отвечаю я. Кто даст ответ: —
Зажгутся звёзды на небе, иль нет?
 

Нет, не любила…

 
Нет, не любили… Взгляд пугливо – быстрый
Из под бровей, невидных на лице,
Тяжеловатом, некрасивом… Искры —
Глаза потупила, присела на конце
Скамейки на вокзале, и несмело,
На парочку влюблённых, перед ней,
В обнимку, нежно взявшихся, смотрела
Смущённо, робко веря тишине.
 
 
В руках букет. Нет – нет, не подарили,
Сама нарвала в роще до грозы.
На листиках сирени притаились
Две капли, как две чистые слезы.
И нерасцветших ландышей пучок
Сорвала. Сильно манит красота.
Сама нераспустившийся цветок,
Стройна, и высока, но нет, не та…
 
 
Два хвостика из реденьких волос…
На угловатом девичьем лице —
Большие губы, некрасивый нос,
Тяжёлый подбородок, а в конце —
Ни ноги стройные, ни пальцы нежных рук,
Ни обувь, ни одежда «как у всех»,
Не привлекут. А на лице испуг,
Как будто подняли её на смех.
 
 
Нет, не любила. Нет следа на ней.
Нет гордости любви, и жизни нет
В глазах, что спрятаться хотят скорей,
И не посмотрят прямо мне в ответ.
 

Нету места нам в мире

 
Как в огромной квартире,
Где полно стариков,
Нету места нам в мире
Во веки веков.
 
 
Новых песен не слышно,
Раздавлены мы
Повторением истин,
Престарых, как мир,
 
 
Одряхлевших, седых,
От налёта веков.
Нету слов молодых,
Вновь родившихся слов.
 
 
Мы, привыкшие с соски,
Уступать старикам,
Замечаем, вдруг, просто: —
Места нет в жизни нам.
 
 
Как по пыли пустынь
Перекати – поля,
Катим мы до седин;
Не приемлет земля
 
 
Наших песен. Поэты,
По привычкам своим,
Уступают проспекты
Больным и хромым.
 
 
Песни, в язвах гниенья,
Наполняют наш мир.
Тошнотой разложенья
Отравлены мы.
 
 
А, когда перестанет,
Тошнить нас, и рвать,
Станем мы стариками,
Привыкшими брать.
 
 
Не уступим ни камня
Из тех, что в бою,
Завоёваны нами
У земли на краю.
 
 
И прибой жизни новой,
Юной страсти вино,
Сбросим в море мы снова,
Обратно, на дно.
 

Новый город

 
Новый город встал поквартально:
Лишь отвесно и горизонтально.
Только линий прямых лучи
Режут воздух на кирпичи.
И, изранюсь душой и телом,
Вдруг округлости захотелось.
Взял и в прямоугольность стропил
Купол – луковицу влепил.
И ее округлости луковой
Бедра баб завидуют глупые.
Под округлостью, в небо вдвинутой,
Спит, свернувшись, дитя невинное.
А над ней, высоко парящий,
Стоит крест животворящий.
Крест и купол скрепляет ниточно
Шарик яблочка иль яичка,
Что готов упасть, созревшее,
В чрево матери, присмиревшее.
На кресте, раскинув объятья,
Спит Христос, устав от зачатья.
 

О чём мне говорить с тобой

 
О чем мне говорить с тобой
В мгновения, когда мы вместе?
Как мне раскрыть свою любовь,
Тебе поклясться с чувством чести?
 
 
Мне нужно стать решительней и злее,
Настойчивей, развязнее чуть-чуть.
Отчаяннее стать и посмелее,
А я боюсь, боюсь тебя спугнуть.
 
 
Боюсь, что ты уйдешь, растаешь,
Как дым в прозрачной вышине.
Сорокой счастья улетаешь,
Поймать тебя так нужно мне!
 
 
И говорить, расспрашивать тебя,
И требовать, чтоб отвечала ты.
Всю жизнь боялся потерять себя,
Теперь боюсь забыть твои черты.
 
 
Минуты встреч уходят из-под ног,
Как кочки среди зыбкого болота.
И криком ошалелым сто сорок
Мне рассказать пытаются про что-то.
 
 
А нужно просто пару слов любви
Шепнуть и ждать до следущего мига.
Я понял – только лишь заговорив —
Сороку счастья своего настигну.