Текст книги "Предки наших предков. Предыстория государства Российского"

Когда появилась письменность на Руси?

После образования древнерусского государства письменность стала необходимой для ведения переписки с другими странами, а также для заключения межгосударственных договоров. Возникла необходимость в составлении завещаний, записях о долгах, заключении торговых контрактов, в надписях на вазах об их предназначении. Шёл тот же процесс, что и у других народов: от блужданий – к оседлой жизни, от племенного существования – к протогосударствам и государствам, а потом – к поискам письменности. Поворотной стала эпоха князя Олега (князь Новгородский с 879 года, князь Киевский – с 882 по 912), объединившего племена, жившие на берегах Волхова и Днепра, предпринимавшего большие походы, покровительствовавшего торговле с греками. При нём государство Рюриковичей стало более сплоченным и развитым. Политические задачи – сбор дани, обмен информацией с отдаленными подвластными князю городами, оглашение воли князя, строительство крепостей, формирование армии для походов – диктовали необходимость в грамотных чиновниках и купцах. Поэтому Олег быстро оценил достоинства славянской письменности, предложенной Константином-Кириллом и его учениками, и стал покровительствовать глаголице (а, возможно, и кириллице) на Руси. Олег открыл первые известные нам школы на Руси.

Заметим, что это случилось задолго до главного крещения Руси (988 год). Хотя, как известно, со времен князя Аскольда в Киеве жили христиане и, возможно, они сыграли немаловажную роль в распространении письменности, которая пришла к нам от христианских миссионеров. Но Олег не принял христианства, не превратил его в государственную религию. А письменность принял. Этот факт следует отметить.

В «Повести временных лет», одном из древнейших литературных памятников, написанных кириллицей, сказано, что в договоре князя Олега с греками есть указание о существовании у русских письменных завещаний: «Аще кто умреть, не урядив своего имения ци своих не имать, да возвратить имение к малым ближикам в Русь. Аще ли сотворить обряжение, такой возметь уряженное его, кому будеть писал наследити именье его, да наследит е». Так звучала старославянская речь. Как видите, для нас она нуждается в разъяснениях, сходу не всё понятно. В договоре Игоря с греками говорится о золотых и серебряных печатях, о посыльных грамотах, которые вручались русским послам и гостям, отправляющимся в Византию. Скептики говорят: всё это могло быть написано на греческом языке. Но скорее всего, дружинники Олега уже тогда пользовались глаголицей или кириллицей.

Имеются и более подробные косвенные указания о применении письменности на Руси и начале X века сразу в нескольких договорах русских князей Олега и Игоря с Византией. Так, в договоре Олега с греками (911 год) есть указание о существовании у русских письменных завещаний – и уж тут употребление греческого совсем маловероятно. В договоре Игоря с греками (944 год) говорится о золотых и серебряных печатях, о посыльных грамотах, которые вручались русским послам и гостям, отправляющимся в Византию. Включение в договоры с Византией особых пунктов о завещаниях, посыльных, гостевых грамотах и печатях доказывает не только то, что все это уже существовало на Руси начала X в., но также и то, что к X веку это стало привычным, распространенным явлением. Памятниками русской письменности X века должны считаться сами договоры с Византией, так как перевод их с греческого на русский современен договорам. Исследователь С.П. Обнорский на основе изучения языка русских переводов договоров пишет: «…появление текстов договоров в переводе с греческого языка не могло быть ни относительно поздним, ни одновременным, а следовательно оно приблизительно должно было совпадать со временем фактического заключения соответствующих дипломатических актов». Особенно интересно имеющееся в договоре 911 года указание, что Русь и Византия и в более давние времена (то есть, еще в IX веке, если не раньше!) решали спорные вопросы «не только словесно, но и письменно».

В той же Несторовой летописи есть свидетельство, что при осаде князем Владимиром Святославичем Херсонеса один из жителей этого города по имени Анастасий пустил в стан Владимира стрелу с надписью: «Кладези еже суть за тобою от востока, из того вода идет по трубе». На каком языке это было писано? По-видимому, на кириллице, получившей ко времени Владимира (но еще до Крещения) широкое распространение на Руси.

Находки

Итак, известно, что первые школы в Киевской Руси появились при князе Олеге – то есть, почти за сто лет до принятия христианства. Детей учили письменности… Той, что позже получила название кириллицы. А при княгине Ольге, принявшей христианство, существовали и школы для девочек.

В 1949 году в Гнездовских языческих курганах под Смоленском археологи нашли разбитую глиняную корчагу, на которой сохранилась надпись начала Х века «гороухща» («горушна»), что означает: или «Горух писал», или «горчица». Надпись, как мы видим, сделана на кириллице. Гнёздовский комплекс археологических памятников – курганный могильник, когда-то насчитывавший около 4000 курганов и несколько поселений, в том числе укрепленных, общая площадь которых составляла более 30 гектаров. Огромное обжитое в древности пространство. К настоящему времени сохранилось около 1500 курганов и одно поселение: много лет шло наступление урбанизации на заповедник славянской древности. Но это крупнейший на территории России и Европы комплекс археологических памятников, относящихся к периоду образования древнерусского государства. Надпись на глиняной корчаге – древнейший найденный образец бытовой письменности в нашей стране. Эта находка датируется первой четвертью – первой половиной Х века.

Помимо гнездовского комплекса, в СССР были обнаружены фрагменты надписей и цифровых расчетов на амфорах и других сосудах X века в Тамани (древней Тмутаракани), Саркеле и причерноморских портах. Письменность на основе различных алфавитов (греческого и кириллического) использовало разноплеменное население древнейших городов и протогородов, находившихся на важных торговых путях. Торговля стала той почвой, которая способствовала постепенному распространению по всей территории Руси приспособленной для славянской речи и удобной для письма кириллицы. В данном случае интересы торговцев и христианского духовенства пересекались. Хотя отметим и стремление славян к «особому пути»: всё-таки они избрали кириллицу, а не греческий алфавит! Хотя в русской церкви в те годы главную роль играли греки.

Берестяные грамоты

Долгие годы было принято считать, что славянская письменность развивалась только за стенами монастырей, а культура сплошь была церковной. Это заблуждение. Не было в ХХ веке более выдающегося историка, чем академик Борис Александрович Рыбаков. Он был нашим старшим современником… Многие его исследования проливают свет на прошлое славянской письменности. Приведём небольшую цитату:

«Существует укоренившееся мнение, что церковь была монополистом в деле создания и распространения книг; мнение это усиленно поддерживалось самими церковниками. Верно здесь лишь то, что монастыри и епископские или митрополичьи дворы были организаторами и цензорами книжного списания, выступая нередко в роли посредников между заказчиком и писцом, но выполнителями зачастую оказывались не монахи, а люди, не имевшие никакого отношения к церкви. Мы произвели подсчёт писцов в зависимости от их положения.

Для домонгольской эпохи результат был таков: половина книжных писцов оказалась мирянами; для 14–15 вв. подсчёты дали следующие результаты: митрополитов – 1; дьяконов – 8; монахов – 28; дьяков – 19; попов – 10; «рабов божьих» – 35; поповичей – 4; паробков – 5. Всего по нашему подсчёту 63 мирянина и 47 церковников, т. е. 57 % ремесленников-писцов не принадлежало к церковным организациям. Основные формы в изучаемую эпоху были те же, что и в домонгольскую: работа на заказ и работа на рынок».

Письменность вошла в древнерусский быт. И берестяные грамоты стали самым важным свидетельством высокой культуры наших древних предков. Это бесспорно. Бесспорно и то, что находят их, главным образом, в Новгородской и Псковской земле и в Смоленске, а кроме того – в Твери, Витебске, Старой Рязани, Вологде, в Звенигороде Галицком и Москве. То есть, там были очаги наиболее утончённой книжной и письменной культуры. Берестяные грамоты написаны в кириллической традиции. С тех пор, как в Новгороде была найдена первая берестяная грамота, историки собрали целую библиотеку текстов на березовой коре, рассказавших много нового о жизни.

Берестяная грамота

Дело было так. 26 июля 1951 года, участники Новгородской археологической экспедиции трудились на новом Неревском раскопе, что в самом центре города, к северу от кремля. Слой за слоем они поднимали мостовые древней Холопьей улицы, надеясь отыскать что-нибудь под почерневшими торцами. Трудилась там и 30‑летняя работница Новгородского мебельного комбината Нина Акулова, решившая подработать на раскопках. Она-то и углядела в щели между бревнами туго свернутый кусочек бересты и собралась уже отбросить его в сторону как ненужный мусор, но из любопытства развернула.

На грязной коре были процарапаны буквы, и Нина на всякий случай позвала начальника участка Гайду Авдусину. Увидев находку, та потеряла дар речи, а опомнившись, побежала за начальником экспедиции – профессором Арциховским. Артемий Владимирович тоже не мог сначала выговорить ни слова, а потом не своим голосом закричал: «Премия – тысяча рублей! Я этой находки ждал 20 лет!». Арциховский в самом деле искал бересту с письменами еще с 1932 года, когда только возглавил раскопки в Новгороде. Его вдохновляли данные источников: к примеру, в XII веке монах новгородского Антониева монастыря, средневековый ученый и религиозный мыслитель Кирик Новгородец сообщал, что горожане бросают исписанные грамоты на землю и ходят по ним, и предавался размышлениям, не грех ли это. Выбрасывать дорогой пергамент или редчайшую тогда бумагу никто бы не стал, значит, речь, скорее всего, шла о бересте – дешевой и доступной всем. Много позже, в конце XIX века, новгородский любитель старины, выдающийся краевед Василий Передольский нашел несколько таких грамот и показывал их всем желающим в своем домашнем музее. Но тогда наука не оценила эти находки: при разборе коллекции после смерти собирателя грамоты попросту выкинули. Участники первых археологических экспедиций в Новгороде свернутые кусочки бересты считали поплавками, а писала – заостренные палочки, которыми процарапывались буквы, – чем-то вроде сапожного шила.

Арциховский думал иначе: с его точки зрения, во времена Древней Руси береста была обычным материалом для письма. Обычным, но весьма хрупким: лишь в болотистой новгородской почве он мог сохраниться на протяжении столетий. Правда, и здесь полоски коры скручивались так, что развернуть их без повреждений было очень сложно. Помог реставратор экспедиции Алексей Кирьянов, который промыл найденную Акуловой грамоту теплой водой с содой, а потом зажал между двумя стеклами.

В таком виде ее повезли в Москву в Академию наук Михаилу Тихомирову, специалисту по древнерусской письменности. Он установил, что текст, написанный в конце XIV века, содержит список податей, которые крестьяне платили трем землевладельцам: Фоме, Иеву и Тимофею. Арциховский был уверен, что найдутся и другие грамоты, и не ошибся. До конца сезона на Неревском раскопе их отыскали еще восемь: оброчную ведомость, переписку купцов о поставках пива, жалобу женщины по имени Гостята, которую прогнал муж… Десятым номером стала берестяная солонка, на ободке которой прочитывалась загадка:

«Есть град между небом и землей, а к нему едет посол без пути, сам немой, везет грамоту неписаную». Над отгадкой пришлось побиться: видимо, речь здесь идет о Ноевом ковчеге, куда голубь принес масличную ветвь – знак окончания потопа.

Выдвигались предположения, что Новгород – это только начало, вот-вот берестяные грамоты отыщутся и в других городах. Действительно, уже в 1952 году экспедицией Даниила Авдусина (мужа Гайды Авдусиной и тоже ученика Арциховского) такая грамота была обнаружена на Гнёздовском городище под Смоленском. Позже берестяные свитки находили в Пскове, Твери, Москве, Старой Рязани, а также в Старой Руссе, Торжке и Вологде, подчинявшихся некогда Новгороду. В конце 1980‑х отыскали их и далеко на юге – на раскопках летописного Звенигорода близ Львова. И… все. Из 1185 найденных берестяных грамот 1081 – новгородского происхождения. Конечно, в другой почве береста сохранялась хуже, но это не объясняет почти полного отсутствия грамот в иных землях. Скорее уж дело в непохожести богатого и своевольного Новгорода на прочие русские города. С XI по XV век он жил независимо от великокняжеской власти, и как раз этим периодом датируются все дошедшие до нас грамоты.

Весьма примечательны в связи с этим записи самого, пожалуй, знаменитого автора берестяных грамот – мальчика по имени Онфим предположительно шести-семи лет. В 1956 году на том же Неревском раскопе была найдена целая россыпь грамоток, потерянных или выброшенных им.

Здесь школьные прописи, переписанные отрывки из церковных книг и многочисленные рисунки, которыми Онфим украшал «поля» своей берестяной «тетрадки». Наибольшую известность получило трогательное изображение им бравого всадника, поражающего врага: наверное, мальчик мечтал стать таким же. А на донце берестяного туеска, которое, видимо, дали ему для упражнений в письме, он нарисовал странного зверя с рогами и закрученным хвостом (подписано: «Я звере») и рядом начал послание: «Поклон от Онфима к Даниле».

Понятно, что это черновик, как и многие берестяные грамоты. Кое-что из написанного (прежде всего официальные документальные записи) затем переносилось на пергамент, а предварительные наброски и все остальное практичные новгородцы выбрасывали. Диапазон этого «остального» очень широк: преимущественно деловые и хозяйственные письма, но встречаются и молитвы, и заговоры, и любовные записки, и даже шутки. В грамоте № 842 (10–40‑е годы XII века) содержится первое в славянском мире упоминание о колбасе, а грамота № 259 сообщает: «Я послал тебе ведерко осетрины». Текст грамоты № 521 (начало XV века) носит характер любовного заклинания: «Так пусть разгорится сердце твое и тело твое и душа твоя [страстью] ко мне и к телу моему и к лицу моему». В грамоте № 566 – приглашение на свидание: «Будь в субботу ко ржи или подай весть». Грамота № 752 (как и приведенная выше, рубежа XI–XII веков) – письмо девушки: «Что за зло ты против меня имеешь, что в эту неделю ты ко мне не приходил? <…> Если бы тебе было любо, то ты бы вырвался из-под [людских] глаз и примчался… Хочешь ли, чтобы я тебя оставила? Даже если я тебя по своему неразумению задела, если ты начнешь надо мною насмехаться, то пусть судит тебя Бог и я». Интересно, что это письмо получатель разрезал и выбросил в помойную яму: похоже, он не хотел, чтобы послание попалось на глаза жене или новой подруге.

Впрочем, грамоты – далеко не главное новгородское открытие нового тысячелетия. Так, в 2000 году была найдена древнейшая из дошедших до нас книга Руси, созданная на рубеже X и XI веков: на деревянных табличках, покрытых воском, записаны библейские псалмы. Тогда же в Людином конце раскопали архив городского суда – больше сотни зафиксированных на бересте черновиков юридических документов. Там же были обнаружены деревянные бирки для запечатывания мешков с пушниной – акцизные марки XI столетия. Между прочим, слово «бирка» (скандинавского происхождения, от birk – «береза») напоминает о том, что на бересте писали и в других северных странах.

В 2007 году при раскопках в Тайницком саду Московского Кремля была найдена третья в столице и самая большая из всех известных (370 слов) берестяная грамота (еще одна ее особенность в том, что она прописана чёрным, а не процарапана). Это опись имущества некоего Турабея, видимо ордынского баскака, владевшего в XIV веке немалой частью Кремля (тоже своего рода сенсация). Четвертая московская берестяная грамота была обнаружена археологами в 2015 году в Зарядье, и тогда же первая такая грамота нашлась в Вологде. Сегодня интерес исследователей связан как с севером Древней Руси, поселениями новгородцев, так и с югом, где открываются все новые следы существования там «березового» письма. Например, в Киеве в 2010 году нашли аккуратно обрезанный лист бересты – заготовку для грамоты.

При помощи берестяных «архивов» ученые смогли детально восстановить облик древнего Новгорода и назвать по именам сотни, если не тысячи его жителей. По мере нахождения грамоты публикуются в академических изданиях (вышло уже 11 томов), а недавно их полная база появилась в интернете.

Готовились грамоты так: бересту срезали с дерева, высушивали под прессом, а потом костяным или металлическим писалом процарапывали текст на внутренней, более гладкой стороне. Другой конец у писала был закруглен, поскольку писали им и на восковых дощечках и с его помощью можно было затирать написанное. Когда же появились первые грамоты? Под 1030 годом новгородские летописи сообщают, что великий князь Ярослав приказал горожанам отдать 300 детей «учити книгам». Вероятно, из этих детей и вышли первый городской книжник с необычным именем Упырь Лихой, писец Остромирова Евангелия дьякон Григорий… По словам Андрея Зализняка, именно это поколение, «восприняв письмо в стенах храма, вынесло его на улицу».

Авторами некоторых грамот явно являлись представители других народов, подчиненных Новгородской республике. Это весь, водь, чудь и особенно карелы: так, в грамоте № 403 содержится даже маленький русско-карельский словарик сборщика дани. Найдены также грамоты, написанные на латыни, немецком, греческом, – доказательство широких международных связей города на Волхове.

Исходя из численности населения средневекового Новгорода и «писательской» активности горожан, специалисты подсчитали, что в городе можно найти еще до 20 тыс. берестяных грамот. Учитывая, что сейчас в год делается от одной до ста таких находок, этот процесс может растянуться на века.

Языкознание и политика

Кириллица прочно закрепилась как национальный алфавит русского народа и большинства других славянских народов. Но иногда за кириллицу приходилось бороться…

Перенесемся на несколько веков вперед, в ХХ столетие. Почему в годы Холодной войны и ядерного шантажа, когда мир, как казалось, стоял на пороге новой большой войны, Сталин занялся вопросами языкознания? Тратил на это не часы, но дни и ночи. Авантюристом он не был, умел выделять главное. А с языка всё начинается… К азбуке Сталин тоже относился внимательно: еще в начале тридцатых пресек попытку латинизировать русский письменный…

Вскоре после революции нарком просвещения Анатолий Васильевич Луначарский заявил «о желательности введения латинского шрифта для всех народностей, населяющих территорию Республики, что является логическим шагом по тому пути, на который Россия уже вступила, приняв новый календарный стиль и метрическую систему мер и весов», что явилось бы завершением азбучной реформы, в своё время выполненной Петром I, и стояло бы в связи с последней орфографической реформой. Вопрос стоял вполне серьёзно.

Уже при преемнике Луначарского, наркоме Бубнове, Сталин получил из наркомата Просвещения обстоятельную бумагу с доводами в пользу перехода на латиницу. Они даже на экономический эффект били:

«Один переход с «и» на «i» («и» с точкой) должен дать экономию до 4‑х мил. рублей в год, в том числе до 1 мил. рублей валютой (цветные металлы). Диспут, организованный «Домом, печати», свидетельствовал о том, что общественность, связанная с полиграфической промышленностью, высказывается за латинизацию. Письма, получаемые Главнаукой, говорят, что эта проблема интересует широкие круги. Мнения, заключающиеся в письмах, разнородны. При таком положении Главнаука считала и считает необходимым комиссионным путём прорабатывать эту проблему. В настоящий момент предварительная проработка закончена и весь материал с отзывами как представителей общественности, так и учёных специалистов будет рассмотрен на закрытом заседании Коллегии Наркомпроса».

Сталин отреагировал на эти инициативы резко, как умел. Хотя рецидивы кампании «За латинизацию!» продолжались вплоть до принятия Конституции 1936 года.

Шла борьба. Так, в 1932 году были заменены на латиницу, а в 1935‑м возвращены на русскую основу коми-зырянский и удмуртский языки. Напомним, что зырянскую азбуку на кириллической основе составил ещё в XIV веке Стефан Пермский, а удмуртский язык получил свою письменность в середине XVIII века и, естественно, на русской азбучной основе.

В многочисленных выступлениях в начале 30‑х годов о переводе удмуртского и коми-зырянского на латиницу деяние это иначе как издевательством и вредительством не называлось.

А политический контекст прояснился в девяностые годы, когда одна за другой бывшие республики СССР (Азербайджан, Туркмения, Узбекистан), получая самостоятельность, демонстративно отказывались от кириллицы. По указу генерала Дудаева на латиницу перешла Чечня. Борьба с кириллицей воспринималась как борьба против импе-рии.

А при Сталине актуальным считался и такой вопрос, весьма щекотливый: почему кириллица вытеснила глаголицу? Приведём такую гипотезу, весьма убедительную: славяне не только писали или рисовали буквы, но и особенно часто выдавливали их на дереве или березовой коре (новгородские находки последних лет), втирая затем краску во вдавленные места, если собирались хранить написанное долго. В этой связи кириллица, с ее прямыми или слегка округлыми линиями, имела огромное преимущество перед глаголицей, с ее мелкими завитками или петлями, которые вырезывать или выдавливать было очень трудно.

Изучая письменность народа, всегда нужно обращать внимание на климат и ландшафт. Судьба первоначальных славянских буквиц сложилась в Моравии и Болгарии. Но ко времени развития кириллицы славяне обосновались на привычной, нынешней территории, на лесистой равнине, в прохладном климате.

Сталин разбил ортодоксально-марксистскую версию академика Марра, который всё выводил из социальных отношений и классовой борьбы. Разбил – и поделом. Но нам пригодится и лингвист-авантюрист Николай Яковлевич Марр, который, кроме прочего, был выдающимся знатоком кавказских языков. Среди учеников Марра был Иван Мещанинов – археолог и лингвист, занимавшийся, кроме прочего, клинописью.

Что до кириллицы, то в наше время каждый должен понимать, что славянская письменность – это не просто наследие веков, а отточенный инструмент, который помогает каждому из нас мыслить и чувствовать, помогает не растерять накопленный опыт и передавать его потомкам. Кириллица не раз менялась и будет меняться, приноравливаясь к требованиям нового времени. Но её основа останется неизменной.