Текст книги "За сладкое приходится горько платить"

На него страшно было смотреть. Если бы сейчас кто-нибудь оказался с ним рядом, он бы жестоко поплатился за такую неосмотрительность. Никто прежде не видел старика с пеной у рта.

– Иди, собери их всех, – ткнул он пальцем в одного из жавшихся в отдалении боевиков. – И ты! – в другого. – Гоните их сюда, пора мотать!

Но из лесу уже тянулись те, кто остался цел после встречи с Малышом и не хотел больше искушать судьбу. Не хватало по меньшей мере семи человек.

– Что?! – вспыхнул Долгорукий, когда кто-то заикнулся, что надо бы отыскать в лесу и вынести убитых и пострадавших. – Да пусть они там сто раз сдохнут! Видеть таких идиотов не желаю! Не могли одного шизофреника поймать и приструнить! Пусть скажут спасибо, что ночь на дворе, а то сам бы пошел и добил всех, чтобы землю зря не топтали.

Долгорукий повернулся к старшему, который виновато прятался за спины своих подопечных.

– Поджигай! Надеюсь, хоть с этим вы справитесь без моей помощи! А то научились на крючок давить и думают, что крутые.

Да, старик действительно всю эту мясорубку устроил сам, практически без их участия. Им оставалось лишь просунуть ствол в окно и давить на спусковой крючок. С такого расстояния и промахнуться-то невозможно.

Несколько человек по знаку старшего бросились к особняку, подожгли сначала внутри – полыхнуло во всех комнатах почти одновременно, бензина не пожалели. А когда в страхе, как бы не сгореть заживо, выскочили на крыльцо, обнаружилось, что снаружи и поджигать-то не надо: пламя занялось само, делал свое дело все тот же бензин. Но боевики, чувствуя свою вину и стараясь оправдаться в глазах шефа, метались вокруг здания и поджигали все, что еще не горело.

– Ну хоть с этим-то самостоятельно справились, – пробурчал Долгорукий, глядя на пламя. – Уходим.

И тут совсем рядом, буквально в сотне метров, взвыли милицейские сирены, завизжали тормоза, вспыхнули фары автомобилей, и все боевики во главе с Долгоруким очутились в двойном кольце света.

Посредник миновал городскую черту, отмахал еще изрядный кусок и уже начал сомневаться, что ему удастся напасть на след Долгорукого и его загадочных гостей.

«Проеду еще пару километров и – обратно, – думал он. – Их, скорее всего, надо искать в городе. А это дохлое дело: стоит загнать машины куда-нибудь во двор и поминай как звали».

Настроение у него было хуже некуда. Самому искать Малыша? А кто знает, сколько уйдет на это времени. Между тем еще день – два и милиция в Славянске всерьез обеспокоится его отсутствием: с чего бы человеку пускаться в бега? Не иначе, он сам и укокошил старика-отца. И не открутиться, если решат повесить это дело на него.

Он уже высматривал разрыв в разделительной полосе, чтобы развернуться, как вдруг увидел стоящие бок о бок два микроавтобуса со знакомыми ему по Славянску номерами. Они, те самые! А что за хоромы красного кирпича? Неужели загородная резиденция Долгорукого? Вряд ли, не стал бы старик так грубо светиться. В чем же дело?

Проехал еще с километр, нашел укромное местечко в лесопосадке, отделяющей железнодорожную насыпь от дороги, загнал туда машину и слегка замаскировал для надежности ветками. Вернулся пешком к тому месту, откуда увидел автобусы. Но теперь его больше интересовал стоящий на открытой площадке особняк.

Теперь у него почти не оставалось сомнений: Долгорукий во что-то вляпался. Кто-то решил взяться за него всерьез. Может, пришел конец старому вору в законе, решили его сместить?

Посредник с жадностью проглотил бутерброд, запил бутылкой теплой минералки, – и то, и другое было захвачено им еще из дому. Пока он скромно перекусывал, в особняке разворачивалась грандиозная пьянка. Гудели по высшей мерке.

«А может, и впрямь Долгорукий справляет какое-то торжество? – усомнился Посредник в своих догадках. – Вроде все там нормально. Может, зря я тут околачиваюсь, давно бы уже сидел за столом, говорил со стариком о деле?»

Но что-то подсказывало ему, что он увидел еще не все, что основное в спектакле, который разыгрывался у него перед глазами, впереди. И как же он радовался, как хвалил свое чутье за то, что оно не подвело его и на этот раз.

В какой-то момент он обернулся на подозрительный звук позади и чуть не вскочил от неожиданности. В двух десятках шагов от него стояло несколько мужиков с автоматами и в камуфляжах, надетых явно поверх бронежилетов. Менты! Они сосредоточенно рассматривали особняк в бинокли.

* * *

Посредник сразу понял, что краснокаменные хоромы уже полностью взяты милицией в кольцо и что тем, кто там пирует, не скоро придется поесть так же вкусно, как сейчас.

Он сидел в своем укрытии так тихо, что его не заметили – прошли еще дальше, стягивая кольцо, и там залегли. А он получил возможность наблюдать и за той стороной, и за этой. Одна сторона – в особняке – пила и гуляла, вторая – менты в засаде – чего-то напряженно ждали.

«Чего они медлят? – недоумевал Посредник. – Те же, на кого идет охота, вот они, как на ладони, бери – не хочу. Или так боятся получить дырку в заднице, что ждут, когда все упьются до того, что и отстреливаться не смогут?»

Нет, милиция ждала другого. Едва легли сумерки, как в особняке стали происходить странные вещи. Появились откуда-то вооруженные люди и в упор открыли огонь по сидящим за столом. Потом стрельба стихла. Посредник терялся в догадках: «Кто же там кого?» Разглядел в окне знакомую фигуру Долгорукого и понял: тот жив-здоров и по-прежнему командует.

«А теперь его менты сделают», – вздохнул Посредник.

Так и произошло. Но не сразу – еще через час. Сначала в лесу по ту сторону особняка вспыхнула и затихла беспорядочная стрельба. Спустя какое-то время из окон особняка выбилось пламя. Оно разгоралось, все шире высвечивая пространство вокруг. В этом пространстве мелькали людские тени.

Тут-то Посредник и услышал шум заводимых моторов: менты пошли в атаку. Машины тихо скатились с небольшого пригорка и понеслись дальше, окружая гигантский костер. За сотню метров до него врубили сирены и фары… Кто находился в это время вблизи особняка, оказались прекрасной мишенью.

Это было как шок. Даже Долгорукий не ожидал появления милиции так рано и в таком количестве. Он понял, что сопротивление бесполезно. Разве что удастся ускользнуть, оставив на съедение ментам своих идиотов.

– Всем оставаться на местах, оружие – на землю, руки вверх! Любое резкое движение будет пресекаться огнем! – гремело из мегафона, усиливая панику.

– Что стоите, суки? Стреляйте! – закричал Долгорукий. – Уйдем! Стреляйте, они на понт бе-Рут!

– Бросайте оружие, вы окружены, – загремело еще громче. – Долгорукий, говорит майор Морозов, ты меня знаешь. Кончай швырять своих людей в топку, их и так много сгорело. Сдавайтесь! На счет пять открываем огонь на поражение. Раз, два, три…

До стрельбы дело не дошло: бандиты поспешно стали класть оружие на землю и поднимать руки.

– По одному шагом марш на мой голос! – приказал Морозов. – С поднятыми руками. Не вынуждайте пускать в ход оружие. Чем меньше вас останется в живых, тем легче у нас будет жизнь. Так что не советую рассчитывать на нашу гуманность.

Боевики тянулись на голос майора понуро, с поднятыми руками: видели, что надежды уйти нет и не будет.

А вокруг особняка уже сновали пожарники, подъехавшие на нескольких машинах сразу, сбивали пламя тугими струями воды, теснили его внутрь здания.

Подошли и крытые машины. В них стали грузить боевиков, некоторым надевая наручники. Последним, принципиально не поднимая рук – вору в законе не положено, – прошел Долгорукий. Он понимал, что ему, скорее всего, грозит «вышка», но пока ты жив, всегда остается надежда: на побег, на амнистию, на что-то еще. Он относился к тому типу людей, которые борются до конца. Да теперь не очень-то и стреляют. Так что опять на зону. Там он будет жить без особых хлопот: не курорт, но и не каторга. А на этапах можно попытаться уйти. Сейчас уже не так строго несут службу солдатики, не то что при Союзе. Бардак с гражданки заразил и армию.

Поравнялся с Морозовым.

– А, майор, – усмехнулся старик. – Радуешься? Что ж, твоя взяла, – и добавил после паузы. – На этот раз.

Майор проводил его взглядом.

«И на этот, и в следующий, – подумал он. – Нет уж, Долгорукий, я человек честолюбивый, я хочу сделать карьеру, поэтому буду стремиться побеждать всегда. Может быть, в этом мы с тобой и схожи».

Быстро светало. Вернулась группа краснопогонников, что прочесывала лесок. Притащили оттуда еще несколько человек. Трое из семерых подавали признаки жизни.

Кто-то им там ноги-руки-черепа переломал, – комментировал находку старший группы. – Валялись под деревьями, как желуди.

Морозов не сразу обратил внимание на его слова, лишь немного погодя до него дошло:

– Что?! Руки-ноги-черепа? «Или у меня уже зашор на эту тему, – подумал майор, – или мой молодец тоже принимал в этом деле посильное участие». Давайте-ка старика ко мне в машину, – распорядился он. – Прапорщик, ты там все ладом обшарил? – спросил у командира группы, которая обыскивала лес. – Только не ври, все равно будут еще прочесывать.

– Как гребешком от вшей, – обиделся прапорщик, видимо, не первый десяток лет служивший во внутренних войсках

– Что ж, смотри.

Привели Долгорукого.

– Скажи, Долгорукий, в лес твои ребята зачем ходили?

Старик не стал строить из себя героя-партизана на допросе, тем более, что отрицать главное – гору трупов в особняке, хоть пожар там кое-что и подчистил, – было бессмысленно.

– Один у меня свихнулся, нервишки не выдержали, – признался он, – и сиганул в лес. Так я хотел его выловить: зачем, думаю, лишний шум?

– Нашли его?

– Нет, пропал, словно сквозь землю провалился, – покачал головой старик. – Эти мои идиоты даже сумасшедшего поймать в темноте не могли, только перекалечились да на свою голову пальбу открыли.

– А мы нашли и твоих покалеченных, и, надеюсь, того сумасшедшего тоже, – сказал майор. – И знаешь, Долгорукий, что самое интересное: у них у всех продырявлены черепа, поломаны руки, ребра. Специалист работал. Не догадываешься, кто?

– Кто?

– Да тот же, который тебя раздел на тридцать штук, – доверительно поведал майор. – Он тоже, как я понимаю, зрителем этого кинофильма был, а потом еще и посильное участие принял.

– А не врешь, майор? – Долгорукий скрипнул зубами. – Эх если б ты его поймал да ко мне в камеру на пару часов подсунул, я бы… Да я бы к тебе в стукачи попросился. Сам знаешь, моей информации хватило бы на генеральские погоны.

Предложение звучало очень даже заманчиво, и, будь сейчас у Морозова в руках этот неуловимый преступник, он бы пошел на такой бартер.

– Я подумаю, – кивнул в ответ Морозов. – Вот только поймать бы.

– Поймаешь, майор, поймаешь, – подбодрил его Долгорукий, – ты настырный. А настырным везет.

Тот же, о ком они беседовали – Малыш, – продолжал сидеть в ветвях старого вяза, теперь уже не по собственной воле, а в силу сложившейся ситуации. По лесу бродили, что-то разнюхивая, менты, подобрали всех тех, кого он ночью в темноте положил. За себя Малыш не беспокоился, терпения и выдержки ему не занимать. А вот что там делает Елена в машине? Если, не дай бог, запаникует, бросится его искать, то непременно попадет ментам в лапы. И загремит. Она уже примелькалась с ним в паре, у них, поди, и фото ее имеется, и все приметы.

Малыш с нетерпением поглядывал вниз. Менты ушли, лишь один, самый молодой и самый упрямый, ходил и ходил меж деревьев, словно чуял чье-то присутствие.

«Надоел он мне, – Малыш стал спускаться по стволу. – Заметит – уберу, не заметит, – ему повезло».

Молодой его заметил. Но промедлил, запутавшись в ремне автомата. Этого Малышу хватило, чтобы метнуть в него нож, – тот прошел сквозь нежный мальчишеский кадык, словно сквозь кусок масла.

– Ну что тебе было уйти вместе с остальными? – вслух попенял ему Малыш, вытаскивая нож и вытирая его о камуфляж мента. Честно говоря, его удручало это правило – убивать свидетелей. Но медицина, чего доброго, оставила бы парня в живых. А он видел своего убийцу, мог описать его.

Машины с задержанными ушли в город. Майор окинул взглядом дымящееся пепелище, в котором уже рылась следственная группа. Он был доволен. Дело провернуто с блеском. Он не гнал картину, дал бандитам возможность пострелять друг в друга от души. Результат: одни уже на том свете, другим светит «вышка». Одним выстрелом – двух зайцев. Теперь в городе надолго наступит тишина, вряд ли кто-нибудь из серьезных авторитетов рискнет перебраться сюда после всех этих событий. Вот тут и надо подключить прессу, пусть раздует пожар, пусть распишет, каково в городе приходится преступному элементу.

К нему подбежал побледневший прапорщик, тот самый, что командовал группой, прочесывавшей лес. Да, в последний момент перед выездом на операцию Морозову все же удалось выбить себе в помощь еще пятьдесят человек на двух грузовиках. Теперь он об этом не жалел, потому что меньшим количеством людей дважды пройтись по горячему следу не удалось бы.

– Что случилось? – встревожился майор.

Пока из тех, кто принимал участие в операции по захвату бандитов, ни один не получил даже царапины.

– Нашли одного нашего в лесу.

– Что? – Морозов мог бы уже и не спрашивать, что произошло с молодым милиционером.

– Насмерть, – тяжело выдохнул старшина. – Ножом в горло…

– Где он?

– Ваши несут.

Морозов пошел навстречу к группе милиционеров в маскировочных костюмах. Все они были бледны и отводили глаза от плащ-палатки, на которой несли убитого. Увидев майора, опустили горькую ношу на землю и отошли в сторону.

Морозов внимательно изучал рану. Ему тоже было в тягость смотреть в лицо тому, кто еще несколько часов назад ходил между ними, что-то говорил, смеялся. Непостижимый для человеческого сознания момент перехода от жизни к смерти всегда наводит мистический страх.

«Нож проткнул горло насквозь, – отмечал про себя майор. – Вряд ли этот удар мог быть нанесен в рукопашной схватке. Угол был бы другой. Значит, опять орудовал метатель ножей. Значит я был прав, он действительно присутствовал на этом побоище и даже принял в нем участие. Зачем ему это понадобилось?»

Морозов выпрямился, словно давая команду, что труп можно отправлять на экспертизу. Сам тоже пошел к машине. Остальное доделают криминалисты. Возможно, по приметам, удастся установить и часть имен убитых. Ниточка потянется к тем, кто их послал сюда, на кого они работали. Майор не сомневался, что в одном из обгоревших трупов признают Керима.

Вокруг пожарища уже собирались зеваки: строители с соседних дач, грибники, несколько машин остановилось на дороге – как не разузнать, что тут стряслось.

– Место оцепить, – распорядился майор, – за ограждение никого не пускать. Все затопчут.

Среди любопытных он заметил и первых представителей прессы. Фотографы щелкали фотоаппаратами, выискивая ракурс поинтереснее. Строчили что-то в свои блокноты корреспонденты.

К майору подскочили двое, одного из них Морозов знал в лицо, тот представлял молодежную газету.

– Не сейчас, – отмахнулся он. – Приезжайте ко мне в управление часа в четыре, тогда, и поговорим.

Больше всего майору хотелось уснуть.

– Поздравляю! – открыл ему дверцу водитель.

– С чем же, интересно?

– Как с чем? Всю городскую мафию взяли! – водитель с уважением посмотрел в зеркальце, в котором отражался майор. – Теперь хоть спокойно на улицу можно будет вечером выйти.

– О, чтобы спокойно гулять по вечерам, дорогой, не этих надо брать, а мелких хулиганов. Эти по мелочам не работали, эти по-крупному.

Майору уже доложили, что в одном из микроавтобусов обнаружен дипломат с большой суммой денег, что-то более пятидесяти тысяч долларов. И только сейчас он связал этот факт с присутствием его на месте бандитской разборки. «Да-да, тут непременно есть связь. Только какая?»

Мысль работала вяло. Он решил заехать в кафе, выпить крепкого кофе.

«Иначе усну на рабочем месте. А сегодня мне спать грех. Надо по горячему следу всех допросить, получить хотя бы общую информацию: что за разборки происходили, кого с кем?

Елена и не заметила, как уснула в машине, оставшись одна после ухода Малыша. Когда проснулась, стояла глубокая ночь. Ей сделалось не по себе. Вспомнив о пистолете, достала его из бардачка, положила под бок. От этого, как ни странно, немного успокоилась.

«Дуреха, – посмеялась над собой, – чего ты трусишь, как маленькая девочка в темной комнате? Все нормально, все хорошо. Скоро вернется Малыш и мы поедем. А куда, это уж он решит, он умный».

Но Малыш все не возвращался. Незаметно для себя Елена опять задремала и проснулась на этот раз от странных хлопков, доносившихся со стороны леса.

«Стреляют», – догадалась она.

И ей опять стало страшно: в перестрелке мог участвовать и Малыш. Впрочем, у него с собой, когда уходил, никакого оружия не было.

Наконец стрельба стихла, и Елена взяла себя в руки. Что тут поделаешь? Оставалось подчиниться своей участи и терпеливо ждать…

В третий раз разбудили ее солнечные лучи. Было ощущение, что она наконец-то выспалась: голова свежая, от ночных тревог не осталось и следа.

«Он скоро вернется, – сказала себе, словно возражая кому-то. – Обязательно вернется!»

И правда: бесшумно разомкнулись ветки орешника, скрывавшего машину от посторонних глаз, и среди них показалось улыбающееся лицо Малыша. Елена вскрикнула от радости и поспешила открыть дверцу.

– Привет! – Малыш сел в машину и первым делом поцеловал ее. – Выспалась?

– Ага, – призналась она. – А вот ты, наверное, ужасно хочешь спать?

– Хочу, – согласился Малыш, – но не то, чтобы ужасно, как ты говоришь. Скоро поедем, только мне надо еще кое-что выяснить. Это каких-нибудь полчаса. Я вернулся, чтобы предупредить тебя: не беспокойся, из машины не вылезай, скоро буду.

Еще в машине Морозову пришла шальная мысль, и, едва войдя в кафе, он связался по рации с управлением.

«Чем черт не шутит, – думал он, – вдруг повезет?»

Мысль заключалась в следующем. Майор решил, что неплохо на той прогалине, где был обнаружен труп милиционера, поработать с хорошей собакой. А вдруг она возьмет след и приведет хотя бы туда, где скрывался во время бойни убийца. Что это может дать в дальнейшем, майор пока не знал, но опыт подсказывал ему, нельзя отказываться ни от какой информации, которая сулит возможность хоть на миллиметр приблизиться к преступнику.

Получив заверения, что собаку вывезут на место немедленно, он попросил официантку, не очень довольную ранним визитом, сварить ему самый крепкий кофе. Когда водитель не без задней мысли обратился к нему по званию, та всполошилась, и кофе был подан очень приличный.

Посредник проводил взглядом машины, увозящие задержанных. Среди них был и Долгорукий, на встречу с которым он рассчитывал и так спешил. Ничего не поделаешь, надо было возвращаться в Славянск: не искать же в одиночку Малыша в огромном городе.

Он встал, размялся, допил остатки минералки, бутылку опустил в сумку. Нет, не из скупости. Никогда не оставляй следов там, где тебя не должно было быть, – этому он учил когда-то Малыша. Учил… А теперь между ними – смертельная ненависть. Рука нащупала пистолет, он любовно провел ладонью по кожуху оптического прицела. Запоздало сообразил, что может использовать его как бинокль. Глянул в окуляр – сразу же далекие предметы приблизились: хоть возьми пересчитай, сколько складок на подбородке у грузного мента, который разгребает что-то на пожарище. Скользнул прицелом по задымленной стене, пошел дальше, и вдруг его словно током ударило: среди кустов, подступавших к особняку с тыла, мелькнуло знакомое до боли лицо. Он! Малыш! Посредник протер глаз, навел прицел на то же место, но лицо уже пропало.

«Что это со мной? – с испугом подумал он. – Галлюцинации начинаются на нервной почве?»

Это было из области риторических вопросов. У него могли заболеть сердце, легкие, почки, но что до нервов – тут уж извините.

«Он там, – запело в душе. – Бог меня услышал! Он там, он рядом, все дальнейшее зависит от меня, только от меня!»

Посредник кружным путем стал приближаться к месту, где видел сквозь прицел лицо Малыша. Не торопился: уж лучше опоздать, но остаться живым, чтобы потом найти и пришить убийцу отца, чем поспешить и превратиться из охотника в дичь. Слух-то у Малыша всегда был как у собаки, и нюх, и зрение.

Чем ближе он подходил к запримеченному месту, тем медленнее ступал, стараясь не потревожить ни сухую ветку, ни куст, среди которых пролегал его путь. А последние метры вообще почти не дышал. Выглянув из-за можжевелового куста, он увидел перед собой спину Малыша: тот стоял с биноклем в руке метрах в двадцати пяти от него.

Положив на землю сумку, дал себе немного успокоился, чтобы в нужный момент не дрогнула рука. Медленно, словно космонавт в невесомости, нагнулся, достал пистолет, снял с предохранителя, поднял его до уровня глаз и тщательно прицелился. Но просто так убить Малыша? Нет, пусть он увидит, от кого примет смерть. Посредник чуть слышно прошептал, зная, что для его жертвы этого вполне достаточно:

– Малыш…

Будь на дворе ночь, а не яркий солнечный день, Елена вряд ли посмела бы ослушаться Малыша. А тут рискнула – выбралась из машины. Господи, до чего же все затекло! Она размялась, потянулась, возвращая телу привычное ощущение избытка сил и молодости. Взяла с сиденья пистолет и пошла искать Малыша. Вернее, не то чтобы искать, просто пройтись, полюбоваться красотами природы. А то все город, да город.

Она шла по опушке леса, ноги утопали в слое мха, шагов не было слышно, да она и знала, что в лесу не гоже шуметь. Ей вдруг припомнились прочитанные в детстве романы Купера про индейцев, крадущихся по тропе войны с томагавками в руках. Пистолет у нее был вроде томагавком, а себя она представляла индейцем, охотником за скальпами бледнолицых. А что, почему бы ненадолго не перенестись в детство, не помечтать?

Елена обошла небольшую яму на месте вывороченного с корнем дерева, шагнула за куст, отвела ветки другого и… оцепенела. Перед нею, как на ладони, один чуть ближе к ней, другой подальше, метрах в тридцати, стояли двое. Один из них был Малыш. Он стоял к тому, другому, спиной и не видел, что тот делает. А тот целился в Малыша из какого-то автомата, что ли, с оптическим прицелом.

«Крикнуть? – лихорадочно думала Елена, неловко выгребая пистолет из кармана. – Нет, он не успеет уйти из-под выстрела. Самой выстрелить в того, второго? Вряд ли она попадет с такого расстояния. И все же надо попробовать».

Елена стала тщательно целиться в пожилого мужчину, вспоминая советы, которые давал ей Малыш, когда обучал азбуке стрельбы.

«Почему он не стреляет?» – мелькнуло у нее в голове, хотя она, наоборот, должна была радоваться: пожилой давал ей шанс спасти любимого человека.

И вдруг она услышала, как пожилой прошептал чуть ли не с нежностью:

– Малыш…

Малыш резко обернулся, увидел направленное на него дуло пистолета (да, все-таки пистолета!) и почему-то радостно заулыбался:

– А, нашел-таки? Молодец. Я думал, ты уже настолько одомашнился, что и не рискнешь пуститься на поиски. Тебе понравилась моя шутка?

– Зачем ты это сделал, Малыш? – простонал пожилой, не опуская оружия.

– Это был вызов. Мне хотелось увидеть тебя в деле, – ответил Малыш. – Ты так много мне всего рассказывал. Но ведь это были всего лишь слова. Теперь вижу: ты по праву был моим учителем. Ты нашел меня.

Он понимал, что обречен, что чуть раньше, чуть позже Посредник выстрелит и конечно же, не промахнется. Разве что свершится какое-нибудь чудо. Нет, в чудеса Малыш не верил.

И зря.

– Бросай пистолет или я продырявлю твою лысую голову! – прозвучало, как гром среди ясного неба.

Потом Елена проклинала себя за то, что не выстрелила сразу, вмешалась в их дурацкую словесную перепалку. Два выстрела слились воедино. Но Малыш, похоже, принял ее сигнал – отпрянул в прыжке в сторону, и пуля, нацеленная ему в сердце, попала только в плечо, не задев кости. А Елена точно угодила Посреднику в затылок. Он упал на колени и, чуть-чуть помедлив, ткнулся лбом в землю…

– Ты ранен? – бросилась к Малышу Елена, даже не взглянув, что там с пожилым, не хватит ли у него сил на второй выстрел.

– Ерунда, – сказал Малыш, зажимая рану здоровой рукой и подходя к бездыханному Посреднику. – Ого, да ты у меня настоящий снайпер!

– Это случайность, просто я очень хотела отвести беду от тебя.

Елена отошла в сторону, чувствуя приступ дурноты, как тогда, когда она убила отчима.

– Перевяжи меня, – попросил Малыш, думая о том, чтобы ее отвлечь. – Привыкай к виду и запаху крови. – А про себя добавил: «Лучше бы тебе эта привычка никогда не понадобилась».

Он отодрал подол от рубашки, и она перевязала ему плечо – как могла, как ее учили в школе. Повязка сразу же набрякла кровью.

– Ничего, до свадьбы заживет, – улыбнулся Малыш.

– Да-да, у нас непременно будет свадьба, – как бы поймала его на слове Елена.

– Но ведь мы уже женаты, – сказал Малыш. – И не формально, надеюсь. Мы же с тобой навсегда вместе?

Елена поняла, что его по-настоящему волнует ее ответ.

– Конечно, – кивнула она, – мы с тобой навсегда вместе. Но я хочу, чтобы нас повенчали в церкви.

– Быть по сему, – Малыш не смеялся, он, некрещеный, неверующий ни в бога, ни в черта, очень серьезно отнесся к ее желанию. – Мы обязательно с тобой обвенчаемся. Как только заживет моя рука, и я смогу появляться на людях без риска вызвать излишнее любопытство.

Елена помогла ему подняться. Малыш обыскал карманы Посредника, но взял только документы, бросил в его же сумку. За ними последовал и пистолет.

– Ментам не обязательно знать, кто он, – сказал, постояв молча над покойником. – Жаль, мужик был не плох в своем деле.

– За что он хотел убить тебя? – спросила Елена, когда они шли к машине.

– Из мести. И еще потому, что ему было стыдно. Он предал меня, нанял других киллеров, чтобы меня убили. А когда человек стыдится своих поступков, он начинает ненавидеть всех и вся.

Машина была на месте, в целости и сохранности, хотя Елена, когда уходила, забыла ее закрыть.

– Там где-то должна быть аптечка, – сказал Малыш. – Поищи, надо сделать нормальную перевязку.

Елена встревожилась. Она понимала: его рана, пусть и несмертельная, все равно очень опасна и болезненна. Да и кровь продолжала обильно сочиться сквозь импровизированную повязку – Малыш весь был в крови. И хотя лицо его оставалось непроницаемым, Елена чувствовала: он начинает терять силы. Они уходили из него вместе о вытекающей кровью.

Бросилась искать аптечку, нашла торопливо раскрыла. Руки не слушались, тряслись, как у ее матери во время сильного похмелья. Из-за этой нервной трясучки упаковка с бинтом никак не нащупывалась. Она разозлилась сама на себя и в сердцах вытряхнула на сиденье все содержимое аптечки.

– Не торопись, – успокаивал Елену Малыш, наблюдавший за ее неловкими действиями. – Когда торопишься, никогда не получается так, как хочешь.

Наконец она распаковала бинт, вату, приготовила йод, чтобы продезинфицировать рану и принялась снимать временную повязку. Через минуту она и сама была вся в крови. Открывшаяся рана показалась ужасной. Но Малыш опять ее успокоил.

– Ерунда, сквозная, через неделю все затянется. Я пока буду обнимать тебя одной рукой, если ты, конечно, не возражаешь.

– Не возражаю, – Елена повернула его так, чтобы удобнее было бинтовать.

Кровь пошла сильнее, но Елена уже успокоилась, уверенно обмазала края раны йодом – Малыш даже не пошевелился. Потом наложила ватный тампон и туго перетянула бинтом.

– Можно жить, – шутил побледневший Малыш, пытаясь пошевелить раненой рукой.

Когда с перевязкой было покончено, они перевели дух и оба одновременно поняли, что ехать прямо сейчас в город им никак нельзя. Это было бы равносильно добровольной сдаче: оба в крови, а обмыться негде. Первый же мент их остановил бы.

– Придется ждать вечера, – сказал Малыш. – Тут неподалеку, я видел, есть небольшой ручей. Подъедем, умоемся, приведем в порядок одежду, а потом спокойно двинем в Кузнецк. Надеюсь, сил вести машину у меня еще хватит. К тому же, до вечера я, наверное, немного приду в себя. Вот только вопрос: куда нам ехать? Не думаю, чтобы у меня нас кто-то ждал, но рисковать не будем. Придется искать временное убежище. У тебя ничего нет на примете? Хотя бы на пару дней, потом разберемся. Самые трудные для нас будут первые два дня.

– Может, к матери? – неуверенно предложила Елена.

– Нет, у нее, я уверен, менты уже побывали и квартира наверняка взята под наблюдение. Адрес у них есть: мы засветились в гостинице. Нет, к матери соваться не стоит.

– У меня есть подруга, – вспомнила Елена. – Живет одна, без родителей. Если нам повезет и Вера окажется дома – в это время она обычно берет отпуск, – можем провести пару ночей у нее. – Елена понимала, что сейчас от нее зависит многое: она была местной и у нее были в городе знакомые и друзья.

Малыш же внезапно вспомнил про «Дом колхозника». Место укромное, свободные номера, надо полагать в наличии.

– Я, кажется, знаю, где можно обосноваться, – сказал он. – Там мы будем в относительной безопасности.

Майору Морозову не сиделось на месте – он ходил, присаживался и вновь вскакивал. Что-то его мучило, что-то он сделал не так.

– Чего ты мотаешься, как, извини, дерьмо в проруби? – спросил капитан Веселовский, забежавший поздравить коллегу с удачно проведенной операцией, в результате которой в городе практически не осталось ни одной серьезной криминальной группировки. А главное, напомнить майору, который мог в скором времени резко продвинуться по служебной лестнице вверх, что именно он, Веселовский, начинал раскручивать те несколько дел, которые и принесли Морозову лавры победителя.

– Так что не знаю, как уж тебя и величать: то ли подполковником, то ли брать выше? Ты ж не забывай старых друзей, не отдай я тебе эти убийства, может, на твоем месте был бы сейчас я.

Морозов не слушал – своей болтовней капитан сбивал его с мысли. Что же он не так сделал? И вдруг понял. Болван! Погнался за случайным куском мяса, получил его и почувствовал себя сытым. А у сытого, как всем известно, с реакцией проблемы. Ну почему он тогда не договорился с военными, не взял роту солдат, чтобы тщательно прочесать окрестности особняка? Ведь этот парень был там, точно был! Теперь он, поди, опять далеко.

И все-таки у майора оставалась еще надежда. Не на людей – на собаку. Бригада вот-вот должна была вернуться и доложить.

– Морозов, ну ты совсем загордился, – дошел до него обиженный голос Веселовского. – Я тут из кожи лезу, стелюсь, можно сказать, а он в таких облаках витает, что и не достать.

– Извини, у меня еще куча дел, – развел руками майор: пора, мол, и честь знать.

– Понял. Ты меня вежливо посылаешь на три буквы, – поднялся капитан. – Что ж, значит, нам не по пути.