Текст книги "За сладкое приходится горько платить"

Почти дословно Кармен повторила все это в трубку а, положив ее, сказала:

– Он выезжает.

– Может, мы пока вернемся к разговору о браке? – с деланной серьезностью предложил Малыш.

– Как-нибудь потом, – вымученно улыбнулась Кармен. Она не переставала ломать голову над тем, что именно в облике или в поведении гостя наводит на нее ужас.

– Хорошо, – неожиданно согласился Малыш, – потом, так потом. Но я уверен, мы рано или поздно вернемся к этому вопросу. Вы мне очень понравились. Мне нужна именно такая женщина. Когда я стану хозяином этого города, мне понадобится первая леди. И вы, как никто другой, подходите для этой роли.

Кармен смотрела на него ошеломленно.

– Нет-нет, не думайте, я не какой-нибудь псих. И не голубой. Просто вы мне нравитесь как женщина. Я уже решил, что если ваш покровитель не принесет за вас бабки, то возьму вас силой.

* * *

– Майор, – хрипло попросил Морозова Долгорукий, – опишите мне вашего залетного.

– У него нет внешности, – сказал Морозов. – Десятки людей, видевших его, не могут вспомнить, как он выглядит.

Он заметил, как хозяин дома нажал едва заметную кнопку на столике. Тотчас вошел тот самый охранник, что приносил телефонную трубку.

– Проводи нашего гостя, – приказал ему Долгорукий, – приношу извинения, майор, за то, что ваш визит оказался несколько короче, чем предполагалось. Но у меня возникли кое-какие неотложные дела.

Морозов положил на столик свою визитку – эта мода нашла приверженцев и в органах милиции.

– И все же, если вы захотите пойти на маленький компромисс со своей биографией, то я к вашим услугам, – сказал он.

Охранник проводил его до машины, потом ему открыли ворота и он выехал со двора. Краем глаза успел заметить, как хозяин дома очень энергично отдавал какие-то приказы по телефону.

«Что же у него случилось? – думал майор. – Похоже, петух жареный в одно место клюнул. Надо будет завтра повнимательнее просмотреть сводки, может, догадаюсь».

* * *

Когда Кармен сообщила, что Малыш предлагает привезти деньги прямо к ней, Долгорукий чуть не задохнулся от ярости.

«Хамит, сука! – подумал про незнакомца, осмелившегося протянуть руки к самому дорогому ему человеку – к Кармен. За нее Долгорукий готов был идти на все: на мокруху, на грабеж, на тот свет, если надо будет. – Ну ничего, главное, чтобы он отдал Кармен, а потом пусть попробует уйти живым да еще с бабками».

– Дай ему трубку, – приказал он Кармен, позвонив ей сам. – Хочу услышать его паскудный голос.

Когда Кармен сказала Малышу, что с ним хочет говорить Долгорукий, тот пожал плечами и нехотя взял трубку.

– Алло, я слушаю.

– Кто ты? – нервно спросил Долгорукий. – Я тебя знаю?

– Нет, – усмехнулся Малыш, – не знаешь, ты для этого слишком стар. И вообще, так долго, как ты, рисковые люди не живут, – пошутил он, чем привел Долгорукого в бешенство.

– Мы потом порассуждаем, кому сколько отмеряно, – сказал Долгорукий, изо всех сил сдерживая себя. – Значит так: бери бабки, когда их тебе привезут, и отдавай Кармен и можешь делать ноги. Но если с нею хоть что-нибудь случится, клянусь покойной мамой, я тебя найду и с живого сдеру кожу.

– А зачем мне тебя обманывать? – Малыш не обращал внимания на угрозы. – Я же сказал, что мне надо. Ты привозишь, и все. Кармен твоя, бабки мои. А потом посмотрим, кто кого и как. Это уже дело десятое, дело будущего. Я, между прочим, собираюсь осесть в городе. И еще: мне понравилась твоя баба, и я мог бы предложить за нее отступное.

Не дожидаясь, что ему ответит Долгорукий, Малыш положил трубку, посмотрел на Кармен, которая, естественно, слышала весь разговор.

– Вот видишь, я и ему сказал, что ты мне нравишься. Так что подумай. Он старик, жить ему осталось совсем немного. Почему? Да потому, что он захочет меня найти и убрать. Значит, мне придется найти его немного раньше. Ты останешься одна, а такой красивой женщине, как ты, нельзя быть одной, тебе нужен сильный мужчина… для защиты.

С Кармен между тем произошла какая-то перемена. Она внимательно выслушала Малыша, а потом неожиданно, может быть, даже для самой себя сказала:

– Кто знает, может, ты и прав. Но сначала разберитесь между собой. Да, я предпочту остаться с сильнейшим. Я в первую очередь женщина. Дело мужчин выяснять отношения, женщины – подчиняться силе.

* * *

В считанные минуты Долгорукий собрал десяток своих боевиков, и они на нескольких машинах подъехали к дому Кармен. Деньги у Долгорукого были с собой. У него всегда имелась при себе приличная сумма на всякий пожарный случай. С годами он перестал доверять банкам.

Прибив на место, люди Долгорукого быстро перекрыли все выходы из дома. По радиотелефону из своей скромной «шестерки» Иван Леонидович связался с квартирой Кармен.

– Как тебе передать бабки? – спросил Долгорукий у Малыша, когда тот взял трубку. – Да не забудь наш уговор: тебе бабки, мне Кармен. И чтобы ни один волос не упал с ее головы.

– Пусть кто-нибудь из твоих людей поднимется сюда. – Малыш не беспокоился о том, каким образом он уйдет с деньгами из осажденного дома. Пока суд да дело, он совершил обход квартиры, выглядывая в окна, и одно из них, выходящее во двор, привлекло его внимание. Метрах в полутора от него качались толстые ветви огромного тополя. А сразу за деревом, метрах в десяти, возвышался девятиэтажный массив другого дома.

Из окна он попадает на дерево, а с него – на крышу девятиэтажки. Как? Ну, это у него было предусмотрено. Прирожденный циркач, он никогда не отказывал себе в маленьком удовольствии подчеркнуть это свое качество.

– Ладно, мой человек принесет тебе деньги, но ты сразу же с ним отпускаешь Кармен, – согласился Долгорукий, но тут же добавил. – Зачем тебе женщина, если деньги в руках?

– Нет проблем, – ответил Малыш, попирая тем самым всякую нормальную логику. – Он получит твою пассию.

«Как же он планирует уйти с деньгами? – мучило Долгорукого. У него просто руки чесались содрать с этого нахала кожу. – Может, где-нибудь поблизости прячутся его сообщники?»

Он распорядился осмотреть близлежащие дворы, но поиски были тщетны: нигде никого не нашли.

– Сухой, – подозвал Иван Леонидович одного из своих самых верных ребят, – садись.

Сухой с его двухметровым ростом кое-как втиснулся в маленький салон «жигулей».

– Пойдешь к ним, передашь вот этот пакет и заберешь с собой Кармен. Без нее можешь не возвращаться, – инструктировал его Долгорукий. – И, если сможешь, как следует запомни этого типа.

– Ствол брать? – спросил Сухой.

– Возьми, – кивнул Долгорукий. – Но, смотри, осторожнее, главное сейчас не эта падла, а Кармен. Я не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось. Бабки мы себе вернем рано или поздно. Действуй по обстановке.

Сухой взял пакет, сунул за пояс пистолет и пошел к подъезду. Дверь уже была открыта. Не без некоторой робости стал подниматься на третий этаж, где жила Кармен. Дверь в ее квартиру была нараспашку. Сухой осторожно ступил в прихожую. Теперь все тело его было напряжено: тут или получай пулю в бок, или сам выхватывай пистолет и открывай пальбу. Ему сильно мешал объемистый пакет с деньгами.

– Положи бабки на пол, – услышал он вдруг незнакомый тихий голос. – И стой там, где стоишь. Пистолет можешь не доставать, я все равно тебя опережу.

Сухой в точности выполнил все требования. От того, что в голосе не было ничего нечеловеческого, ему сразу стало спокойнее. Во всяком случае, дергаться и лезть на рожон он не собирался.

– Распечатай пакет, – последовал приказ.

Сухой нагнулся и распечатал пакет, из него высыпалась груда разнокалиберных долларов. Сухому, не избалованному жизнью, никогда не приходилось видеть, а тем более держать в руках такие суммы денег.

«Надолго при нормальной жизни хватит, – мелькнуло у него в голове. – Вот бы мне эти бабки! Не пришлось бы горбатиться на Долгорукого, жил бы в свое удовольствие, женился бы, детей завел».

– Что, нравится? – спросил тот, кому предназначались бабки, словно читал мысли Сухого. – И мне тоже нравится. Развороши эту груду, я не хочу получить куклу.

Сухой разворошил доллары, отчего зрелище стало еще более впечатляющим.

– Какая к черту кукла! – заверил он. – Долгорукий слишком ценит Кармен, чтобы рисковать. Куклу ты получишь в следующий раз.

– Быть по сему, – прозвучал голос. – Можешь отправляться обратно.

– Без Кармен не могу, меня Долгорукий прибьет. Он предупредил, чтобы я без нее не возвращался.

Из смежной комнаты вышла спокойная и величественная Кармен. Она выглядела так, словно отправлялась на официальный прием к какому-нибудь послу. Все, что творилось вокруг, ее как будто и не касалось.

«Вот чертовка! – с восхищением подумал про нее Сухой. – Нервы у бабы и впрямь стальные».

Сам он опять чувствовал себя не лучшим образом. Нервировало то, что он до сих пор не видел человека, который заварил всю эту кашу.

Груда долларов различного достоинства по-прежнему валялась на полу, как мусор. Кармен взглянула на деньги и повела великолепными плечами.

– По-моему, я стою больше.

– Возможно, – подтвердил голос. – Будь это где-нибудь в Штатах, я бы попросил не тридцать штук, а в десять раз больше.

«Ага, значит, старика раскололи на тридцать тысяч зеленых, – мелькнуло в голове у Сухого. – Каково ему было расставаться с такими бабками?

– Я могу идти? – спросила Кармен, продолжая прихорашиваться перед большим старинным зеркалом, тоже стоившим кучу бабок.

– Конечно, ты сделала свое дело, сыграла роль наживки, – рассмеялся Малыш. – В следующий раз подбирай себе команду не из таких лопухов. И подумай о моем предложении, кончай с этим стариком.

Сухой представил, что было бы сейчас с Долгоруким, услышь он диалог любимой женщины и неизвестного, раздевшего его на такую кучу баксов.

«Мог бы и в ящик сыграть от злости», – подумал он.

– Пошли, – сказала Кармен Сухому. – Или хочешь остаться здесь?

– Ты – вперед.

– Надеюсь, – она остановилась на пороге, – ты тут дров мне не наломаешь. – Это относилось уже к Малышу.

– Не бойся, все будет в полном ажуре, я не собираюсь устраивать из твоего гнездышка Брестскую крепость. Ключи будут на столе.

Сухой и Кармен вышли, щелкнул замок, и Малыш остался один. Вышел из укрытия, где сидел до сих пор (ему не хотелось светиться перед Сухим), быстро собрал деньги с пола и рассовал по карманам. Их было столько и они были такие, что вместили бы и вдвое большую сумму. Потом бросился к окну, открыл его, сгруппировался перед прыжком. Как хищная кошка, оттолкнулся от подоконника, на мгновение завис в воздухе и цепко ухватился обеими руками за толстый сук. От земли его скрывала густая листва.

Подтянувшись, нашел опору для ног, быстро стал взбираться по дереву выше. Достиг предельной высоты – дальше уже тонкие ветки не выдержали бы его веса, – примостился поудобнее и достал из кармана тонкий и прочный шнур, на конце которого в специальной обойме покоился в сложенном виде прочный стальной тройник. Малыш привел его в рабочее положение, прицелился и метнул на крышу дома. Тройник сделал несколько витков вокруг горизонтальной трубы, представлявшей из себя нечто вроде барьера, и прочно закрепился там.

Обернувшись, Малыш, удостоверился, что в квартире Кармен пока никого нет, покрепче ухватился за шнур, оттолкнулся от дерева… и полетел к стене девятиэтажки. Потом, наматывая шнур на руку, которую он заранее обернул шарфом, прихваченным на вешалке, чтобы тот не прорезал кожу, стал взбираться, как альпинист, по стене вверх. Уже через минут пять он стоял на крыше.

Оставалось спуститься и спокойно уйти с тридцатью тысячами долларов в карманах. Неплохая добыча! Но Малышу хотелось дождаться, когда в окне Кармен он увидит грозного Долгорукого, которым его пугали. Жаль, нет бинокля, чтобы получше рассмотреть выражение его лица. Впрочем, какое выражение может быть у человека, чьи бабки испарились вместе с тем, кого он был бы рад задушить собственными руками.

* * *

Когда из подъезда вышли Сухой и Кармен, Долгорукий облегченно вздохнул. Этот тип, потребовавший за Кармен такую сумму, оказался человеком слова – отпустил ее живой и невредимой.

– Привет, дорогой! – сказала Кармен, садясь в машину. – Фу, как меня достала, твоя колымага! Купил бы уж новую, с более просторным салоном. Все равно тебя все знают, в том числе и менты, ни от кого ты своей колымагой не замаскируешься.

– Он тебе ничего плохого не сделал? – спросил Долгорукий.

– Нет, оказался милым парнишкой, – сказала Кармен. – Все уговаривал бросить тебя и уйти к нему.

– И почему же ты отказалась?

– Пока нет смысла, ты самый сильный в этом городе, – откровенничала Кармен.

– А если перестану быть самым сильным, ты меня бросишь? – спросил ошарашенный Иван Леонидович.

– Ты сам прекрасно знаешь ответ на этот вопрос, – погладила его по плечу Кармен. – Зачем усложнять наши отношения. Надо жить, пока живется. А там будет видно. Я же тебе никогда не вру, ты должен это ценить.

– Он там остался, в квартире?

– Да, и, представь себе, обещал, что все там будет в целости и сохранности. Сказал, что превращать квартиру в Брестскую крепость не собирается.

– Зато этого не могу обещать я, – мрачно сказал Долгорукий и кивнул своим людям, чтобы поднимались в квартиру Кармен. – Дай мне ключи, – протянул руку

– Но ключи остались у него, – нерешительно возразила Кармен.

– Перестань, сучка, я знаю, что у тебя всегда есть запасные, – сквозь зубы процедил Долгорукий. – Не заставляй меня сердиться. Я и так выложил за тебя тридцать штук.

Кармен нехотя достала ключи из сумочки и положила Долгорукому на ладонь. Тот бросил их Сухому, который повел ребят наверх.

– И не стесняйтесь! – крикнул им вдогонку Долгорукий. – Я хочу, чтобы вы его там и кончили!

* * *

«Что-то долго они копаются, – думал на крыше Малыш, которому уже надоело ждать. – Пошел-ка я домой, все равно отсюда плохо видно, что там делается».

Через открытый люк он спустился на лестничную площадку одного из подъездов и вызвал лифт. Очутившись внизу, прошел на параллельную улицу, остановил такси и назвал свой адрес.

* * *

Парни Долгорукого вломились в квартиру с оружием наготове, но, к их удивлению, там никого не было, лишь гулял сквозняк из-за открытого окна.

– Ушел, – сказал Сухой. – Через окно.

– Да ты что, – последовало возражение. – Здесь, во-первых, больше десяти метров высоты, дом-то сталинский, не хрущевка. Во-вторых, внизу наши дежурили. Какой бы он ни был прыгучий, все равно его засекли бы.

Прямо под окном была бетонная дорожка, прыгать на которую стал бы разве что самоубийца.

– Ничего не понимаю, – сказал Сухой и послал за Долгоруким.

Иван Леонидович появился вместе с Кармен, молча выслушал рассуждения о том, каким образом неизвестный мог уйти, подошел к окну, посмотрел вниз, плюнул с досады и проследил за полетом плевка. Кармен за это время обошла комнаты.

– Он сдержал слово, – радостно сообщила Долгорукому, – все на месте, даже украшения.

– У тебя тут нет какой-нибудь потайной боковушки? – подозрительно спросил он.

Подозрения Долгорукого вызвали у Кармен приступ смеха: она заливалась, держась за живот и взмахивая своими шикарными волосами.

– Чему радуешься?! – рассвирепел Долгорукий. – Куда, по-твоему, он мог деваться? Может, у него крылья? А не на пару ли вы эти тридцать штук сработали? – Он шагнул к Кармен, жестом прогнав всех из комнаты. – Сучка! Забыла, что я могу с тобой сделать? Хочешь за пару баксов на вокзале пахать? Устрою! Будешь натурой отрабатывать все тридцать штук!

Кармен испугалась. Она знала, что Долгорукий не терпит насмешек над собой, да еще при людях. А она расслабилась, почувствовала себя независимой. За такое можно очень жестоко поплатиться.

– Это не со зла, нервное это у меня, – зачастила. – Сам понимаешь, ведь он меня под стволом все время держал. Изнасиловать грозился и убить, если бабки не получит или если твои люди попытаются его взять. Мерзкий такой, маленький, противный! Я столько пережила, столько!.. – И Кармен заплакала, пытаясь слезами задобрить своего сурового покровителя.

Не тут-то было. Иван Леонидович подошел к ней, схватил за волосы.

– Смотри, ты меня знаешь! – прошипел. – Что, почувствовала себя на высоте, думаешь, власть у тебя надо мной? Да я, если захочу, десяток таких, как ты, найду, и они двадцать четыре часа в сутки будут мне ноги лизать за то, что внимание на них обратил. Падаль! – Он резко толкнул Кармен, бросил на пол, презрительно пнул ногой. – Еще раз услышу такие песни – уничтожу!

С этими словами вышел и прикрыл за собою дверь, чтобы парни не видели, как Кармен, несравненная Кармен, мечта всякого, кто ее видел хоть раз в жизни, валяется на полу в слезах.

– Значит так, – приказал он, – оставите внизу двух человек и возвращайтесь домой. Мне надо подумать, как этот ублюдок мог уйти. Будьте наготове, я могу вас вызвать в любой момент.

Вернулся к Кармен. Та уже поднялась, вытерла слезы и теперь маскировала их следы на щеках с помощью французской пудры.

– Ты хорошо его запомнила? – спросил Долгорукий, опускаясь по случайности в то же самое кресло, в котором сидел до этого Малыш.

– Маленький такой, ниже тебя на полголовы, – опять зачастила Кармен. – Глаза зеленые и не мигают, волосы короткие, как сейчас все панки носят, глаза… ну такие, чуть-чуть корейские. Худенький, почти пацан. Хотя, наверное, старше, чем выглядит.

– До этого видела его? У кого-нибудь… случайно. Ты ведь любишь отираться в разных компаниях.

– Нет, – покачала головой Кармен, – у меня память неплохая: я его видела в первый раз.

– Надеюсь, что и в последний, – мрачно добавил Долгорукий.

Его мучило чувство вины: жестоко поступил с Кармен. Но чем сильнее было это чувство, тем больше он ее ненавидел. Не в его правилах было признавать собственную неправоту. Что ж это с ним происходит? Он ощутил потребность сделать с Кармен что-нибудь нехорошее, унизить ее. – Раздевайся, – бросил коротко.

– Что?

– Раздевайся! – заорал он, срываясь с кресла. – Снимай тряпки с себя, все!

Кармен не знала, что делать. Такие срывы уже бывали у ее немолодого покровителя. Тогда она зажималась, внушала себе, что лучше не перечить, наступить на горло собственному самолюбию и выполнить все, что он требует. Что ж, пожалуй, и на этот раз придется уступить. Ни слова не говоря, она начала раздеваться – медленно, словно в надежде, что Долгорукий передумает.

– Что ты мне тут стриптиз устраиваешь! – еще больше разозлился он и стал срывать с нее одежду: что-то пошло по шву, что-то затрещало. Потом рывком притянул ее к себе, голую, грубо схватил за грудь, сжал так, что из глаз у Кармен брызнули крупные слезы.

– Больно, – прошептала она.

– Ничего, зато сладко, – отвечал он, расстегивая брюки. Ее боль доставляла ему наслаждение, заставляла забыть об унижении, которое он испытал, выкладывая какому-то фраеру тридцать штук, возбуждала. Намотав на ладонь густые волосы Кармен, он рывком заставил ее опуститься на колени, заглянул в широко раскрытые глаза. – Тридцать тысяч долларов – очень большие бабки, – цедил безжалостные слова, – тебе долго придется отрабатывать их.

И Кармен поняла, чего от нее хотят.

* * *

Для майора Морозова наступило временное затишье. Нет, в городе по-прежнему убивали, грабили, воровали, но среди этого моря зла майор не находил весточки от того, кто с недавних пор стал его главным противником. Перебирая по утрам лежащие на столе сводки о происшествиях, Морозов думал, анализировал, гадал: где сейчас таинственный убийца? Что означает столь длительный перерыв в его действиях? Отхватил жирный кусок и затаился? Но где отхватил, и как это ему удалось без мок-рухи, к которой, как майор понял, преступник относился как к делу вполне ординарному. Он убивал человека, как убивают комара.

Морозов не знал, что в тот вечер, когда он был с визитом у Долгорукого, этому вору в законе пришлось раскошелиться на целых тридцать тысяч баксов и что достались они не кому-нибудь, а все тому же загадочному убийце. Так что Малыш действительно отхватил жирный кусок и, удовлетворенный, переваривал добычу.

А майору пришло в голову посетить белокаменную. Но не исторические достопримечательности столицы интересовали его – он хотел порыться в архивах бывшего Союзгосцирка, пообщаться с ветеранами манежа, послушать их рассказы про отбойные номера, каких сейчас уже нигде не «работают».

Выбил себе командировку, созвонился с двумя – тремя знакомыми, с которыми когда-то вместе учился в академии, заручился их обещанием помочь и, почти уверенный в том, что в его отсутствие инопланетянин (так он с легкой руки эксперта-ветеринара окрестил своего врага) не предпримет резких движений, отбыл.

Прямо с вокзала майор поспешил первым делом отметить командировку, а то однажды он забыл это сделать, и пришлось выкладывать изрядную сумму из собственного кармана. Поставив штамп о прибытии, он поехал на встречу с одним из деятелей творческого союза артистов-ветеранов цирка. Время и место были оговорены заранее. Его собеседником оказался старик лет под семьдесят, с хитрым прищуром небольших, глубоко посаженных глаз и открытой улыбкой.

– Не обращайте внимания на мои седины, у меня с головой все нормально, даже справка есть, – шуткой встретил его старик, протягивая руку.

Рукопожатие оказалось неожиданно крепким, да и сам бывший циркач внушал чуть ли не зависть своей подтянутостью и бодростью.

– А что вы хотите, – ответил старик, представившийся как Олег Васильевич, на комплимент Морозова, – я почти сорок лет выступал на арене цирка, был гимнастом, приходилось всегда поддерживать форму, привычка осталась и сейчас. Сорок минут каждое утро гимнастика, потом холодный душ, по вечерам горячая ванна. Кстати, рекомендую, снимает все стрессы.

Морозов не говорил, что подозревает некоего человека, возможно, циркача, в серии убийств. Опасался, что может сработать корпоративная солидарность, и Олег Васильевич не будет с ним до конца откровенным. Построил беседу так, будто его интересуют старые цирковые номера, сегодня уже сошедшие с манежей. Вот, скажем номер с метанием ножей…

– Как же, как же, помню! Да, его давно уже не работают. С одной стороны, ушли старые мастера, с другой – охрана труда не позволяет. А зрителя в этом номере привлекало не столько искусство метателя, сколько риск того, кто играл роль мишени.

– А вы не помните кого-нибудь из тех, кто работал, как вы выражаетесь, этот номер? – спросил Морозов.

– Как же, как же, конечно! – Олег Васильевич уже пребывал в блаженной стихии воспоминаний. Только они у него и остались от далекой и долгой жизни на арене цирка. Он бы день и ночь рассказывал о разных артистах, об их номерах, да вот в последнее время слушателей почти не стало, и визит Морозова был для старого артиста как манна небесная.

– Их было несколько… – начал он.

– Меня интересуют те, кто работал этот номер в середине и конце семидесятых, – прервал его Морозов, понимая, что если не направлять старика, тот прочтет целую лекцию об истории циркового искусства.

– В середине… – смущенно пробормотал Олег Васильевич. – Постойте, постойте, это не так-то просто… даже с такой памятью, как у меня. – Он задумался минут на пять, потом вдруг хлопнул себя по колену и воскликнул: – Ай да Олег, ай да сукин сын, ведь вспомнил все-таки! Такой номер работался в одной передвижке, она моталась где-то по районам Средней Азии. Работал его старик-кореец… Или китаец?.. В общем, не наш, там таких много прижилось. Его сманивали в лучшие цирковые коллективы, потому что номер к тому времени был уже очень редкий, но ничего не получалось. По-моему, причина была в его прошлом. Вставали на пути органы внутренних дел. Ну, знаете, это вроде невыездного артиста. Ляпнет человек что-нибудь по пьянке про любимого генсека, его раз – и в список невыездных. Вы молоды, вы, наверное, не помните этого.

Олег Васильевич не знал, что его собеседник сам из органов, что и ему приходилось иметь дело с невыездными. Морозов представился старику сотрудником института культуры, который собирает материал для диссертации.

– А вам самому приходилось видеть его в работе? – спросил он у Олега Васильевича.

– Нет, – покачал тот головой, – мне только рассказывали об этом номере. Понимаете, если бы он работал в нормальном коллективе… Цирковые программы тасовались, но из той передвижки трудно было попасть в колоду, тем более невыездному. А туда, к азиатам, никто из нормальных артистов ехать не хотел.

– Где тот циркач сейчас?

– Наверное, умер.

– Жаль, – майор понял, что больше вряд ли что-нибудь вытянет из старика. – А вы случайно не в курсе: у этого корейца или китайца дети были?

– Чего не знаю, того не знаю, – развел руками Олег Васильевич, не очень понимая, какое значение для будущей диссертации имеет наличие или отсутствие детей у какого-то артиста цирка. – Думаю, если он был здоровым мужчиной, то, естественно, были. Мы, артисты цирка, сами порой не можем подсчитать, сколько у нас насеяно по бывшему Союзу детей, – не без гордости поведал он. – Нас женщины просто обожали и готовы были на все.

Раздосадованный тем, что полученная информация пока не тянет на обоснование командировки в столицу, Морозов попрощался с Олегом Васильевичем. Старик, надо сказать, на него немного осерчал: молодой человек не выслушал и десятой доли того, что могло бы попасть на страницы диссертации.

– Я еще обязательно к вам напрошусь, – пообещал Морозов. – Пока же надо переварить то, что вы мне рассказали.

В архиве долго искали сведения о передвижках, работавших в Средней Азии. Принесли с десяток папок, обтрепанных и пропитавшихся пылью десятилетий, выложили перед ним.

– Изучайте, – буркнул хмурый сотрудник и спрятался в своем углу, словно паук, недовольный тем, что в его угол забрел непрошеный гость, съесть которого он не в силах.

Морозов потратил на изучение этих папок несколько дней. Да, были и передвижки, но в списках артистов никаких корейцев и тем паче китайцев не упоминалось. Вот тут и разберись: по бумагам того человека, которого он разыскивал, вообще не существовало.

И все же Морозов остался доволен поездкой. Как-никак, а существование такого номера с метанием ножей было доказано. Когда он спросил у Олега Васильевича, может ли один и тот же артист владеть сразу несколькими цирковыми профессиями, например, быть одновременно эквилибристом, канатоходцем, метать ножи, старик кивнул утвердительно.

– Это не редкость. Особенно, среди детей артистов, которые рождаются, можно сказать, на манеже. Они зачастую, пока вырастут, несколько раз меняют специализацию в зависимости от их возраста, веса и прочих мелочей. А другой цирковой артист может работать с одним номером всю жизнь, переходя из программы в программу.

Возвращаясь в Кузнецк, майор всю дорогу силился вспомнить лицо неизвестного раненого, подобранного в озере старым рыбаком. Действительно, в нем читались черты и славянские, и азиатские.

«Попробую завтра, когда приеду, засесть с нашим физиономистом, воссоздать то, что помню. Вдруг получится какой ни есть фоторобот, – думал Морозов. – Все будет легче при опознании».

* * *

Малыш натолкнулся на Самкова случайно. Он шел по городу, прикидывая, куда бы навострить лыжи вечером, потусоваться среди молодежи, подцепить девчонку. После недавних событий он решил по объявлениям не работать: это вотчина Кармен и многие объявления в конце концов сойдутся на ней. В результате его могут вычислить люди Долгорукого. Придется искать будущую спутницу жизни на какой-нибудь тусовке. Малыш считал себя вполне симпатичным парнем, поэтому надеялся, что ему повезет. В городе имелось несколько ночных клубов, где собиралась молодежь, и он как раз высматривал, в какой ему податься, когда столкнулся нос к носу со своим бывшим врачом.

Нельзя сказать, чтобы Самков узнал его сразу. Малыш-то его узнал, а вот врач, пройдя еще метров десять, вдруг замер, как громом пораженный, резко обернулся, словно увидел привидение, но Малыш уже успел шмыгнуть за угол и оттуда наблюдал за поведением врача.

Самков бросился назад, туда, где они разминулись, заметался, забежал в магазин, потом в кафе, надеясь там увидеть воскресшего пациента, по вине которого в клинике произошел пожар.

«Все, придется сегодняшний вечер посвятить врачу, – огорчился Малыш. – Он узнал меня и теперь не успокоится. Ментам начнет стучать, что я в городе. Надо его убрать, организовывать несчастный случай. Если, конечно, удастся. А нет, так просто убрать и все».

Малыш знал, где живет Самков, но на всякий случай решил проследить, куда тот направится. А врач, конечно же, помчался прямо в милицию, к майору Морозову, сообщить о том, что в городе появилось привидение в образе покойного пациента.

– Майор Морозов в командировке, – огорчил его дежурный. – Должен вернуться завтра.

Самков, расстроенный тем, что не застал майора, вышел на улицу и… не заметил Малыша, следившего за ним.

«Что-то не в духе он вышел обратно, – отметил про себя Малыш. – Вероятно, нет человека, который занимается моим делом. Что ж, это хорошо, завтра они уже не встретятся», – и он двинулся вслед за Самковым.

Врач обнаружил слежку лишь у самого дома, в котором жил. Малыш стоял на другой стороне улицы и провожал его своим немигающим взглядом змеи. Самков почувствовал, как у него встают на голове волосы. Не подавая вида, что он заметил бывшего пациента, влетел в подъезд, плюнув на лифт, в несколько прыжков преодолел три пролета лестницы, дрожащими руками отпер дверь, захлопнул ее за собой и только после этого перевел дух.

С перепугу он даже забыл позвонить на пульт и поставить охрану в известность, что это именно он открыл дверь. Через пять минут примчалась машина с ментами и те ринулись в дом. Малыш все это видел и понял, что квартира врача стоит на сигнализации.

«Что ж, надо туда попасть, когда хозяин будет дома», – рассудил он.

Самков в это время, растерянно разводя руками, объяснялся с милиционерами. Чтобы задобрить их, предложил по рюмочке, но те отказались – они, мол, при исполнении, – настаивали на штрафе. Тогда Самков предложил им воспользоваться его видеотекой, чем снял все претензии. Менты были в восторге. За долгие часы дежурства они пересмотрели все фильмы, брать же кассеты в платном прокате не каждому по карману. А у врача была приличная подборка фильмов.

Проводив милиционеров, Самков тщательно, на все замки и две цепочки, запер дверь, потом рухнул в кресло и минут десять лежал без движения, осмысливая происшедшее.

«Может, мне показалось? – мелькнуло что-то вроде надежды. – Нет, это был он, совершенно точно. Психика у меня, слава богу, до этого дня была вне подозрений, зрение – единица, ошибиться я не мог. Значит, опасения страховой компании, которая не хотела выплачивать страховку акционерам клиники, имели под собой почву. Клинику поджег этот гад, которого он, Самков, вытащил с того света. Знай он, что больной поднесет ему такую фигу, он бы… Он бы «забыл» у него в животе скальпель, а это верное нагноение и мучительная смерть. Правда, во время операции он думал о том, что симпатичная почка молодого человека могла бы пойти в дело, но выходил же его!