Текст книги "Записки из Тюрьмы"

В переполненной тюрьме с загаженными туалетами это блаженство – справлять нужду вот так, темной ночью, на лоне природы. Это и радость, и стресс одновременно. Чувство освобождения сливается с ощущением физического облегчения. Это робкое чувство освобождения, с одной стороны, вызвано приятным ощущением от процесса. А с другой – нарушением тюремных предписаний, вынуждающих людей справлять элементарную нужду в ужасных условиях. Легче мочиться в кусты, чем в грязном туалете, разве что приходится напрягать шею и мышцы, действовать быстро и концентрироваться, направляя струю в открытое пространство и подальше от штанов.

Этого чувства облегчения хватает, чтобы поднять себе настроение, – человек возвращается в постель со спокойной душой. И все заканчивается хорошо, если заключенный знает, что никто внезапно не появится из-за комнатушек. Но все иначе, если его сверлят глаза охранника – одного взгляда достаточно, чтобы разрушить идиллию. В этой ситуации кто-то уверенный в себе продолжит невозмутимо отливать, не обращая внимания на окружение. Однако тому, кто смутится, придется резко свернуть эту тайную операцию. Но если уж начал, такое занятие трудно сразу закончить, особенно меньше чем за секунду.

Однажды ночью я курил у забора, когда заметил тощего парня из Шри-Ланки; его усы, как у кота, странным образом растут в противоположных направлениях, придавая ему несколько комичный вид. Эти усы всегда привлекают мое внимание, когда мы стоим в очереди за едой. Поэтому, как только он вышел из своей комнатушки, я сразу его заметил.

Он идет быстро, глядя прямо перед собой, как мальчишка, у которого есть всего пара минут, чтобы украсть яблоко из соседского сада и убежать. Его движения выдают, что он намеревается сделать что-то недозволенное, – он с опаской озирается по сторонам из-за угла. На самом деле, он с самого начала «операции» сканирует округу на триста шестьдесят градусов, осматриваясь в поисках подходящего места, где можно спокойно отлить.

Уверенный, что вокруг никого, он проходит между кустами и наполовину спускает штаны, позволяя заднице насладиться свободой. Он стоит спиной к кухне. Но такой способ отлить нетипичен для мужчин. Обычно только дети наполовину спускают штаны, чтобы помочиться. Взрослый мужчина просто достает пенис. Он хочет отлить параллельно нижней части забора, где я и сижу. Я прямо перед ним. Что за идиот! Я говорю «идиот», ведь, будь он немного внимательнее при выборе места, он бы заметил меня, сидящего в темноте. Даже моя сигарета зажжена. Я удивлен, что он меня не видел, когда стягивал штаны и вываливал свой член прямо перед моими глазами.

Я думаю, будь он еще чуточку беспечнее, он бы помочился на меня, сам того не заметив. Он бы закончил дело с облегчением и, вероятно, с удовольствием. Будь он более или менее осторожен, последовавшая ситуация не стала бы проблемой для нас обоих. Его движения так отточены, что сцена выглядит постановочной. Он стоит буквально у моего лица, готовый помочиться прямо на меня, и внезапно замечает, что я сижу перед ним с сигаретой. Как только он видит меня – человека, наблюдающего за ним, он так теряется, что мигом засовывает свой член назад в штаны и, словно голодный бездомный пес, урвавший кусок мяса или укравший что-то у соседа, с невероятной скоростью мчится обратно в свою койку.

Утром следующего дня я вижу его в очереди за едой. Он прячется за окружающими. Прячется там со своими дурацкими усиками… напуганный до чертиков. У него не хватает духу даже взглянуть на меня. Очевидно, ночной инцидент его ужасно смутил. Конечно, отчасти его чувство униженности связано с тем, как он сбежал. Ему неловко не столько потому, что он мочился в кусты, делая что-то неприемлемое по общепринятым нормам, но и потому, что он четко осознает, что ему не стоило вот так убегать. Дело не в том, что он должен был бесцеремонно продолжать задуманное. Но ему следовало выйти из ситуации достойным образом.

Последующие дни и даже месяцы мы снова и снова вспоминаем этот случай. Каждый раз, когда наши взгляды встречаются, мы оба смущаемся. Это сильно раздражает. Для тюрьмы такое характерно: здесь не выйдет долго испытывать неприязнь к другому. Этот принцип также верен и с дружбой. Тюрьма – это место, где слишком трудно долго терпеть тягостные чувства, но то же относится и к радости. В часы бодрствования заключенные пересекаются взглядами десятки раз. Испытывать эти чувства подолгу – мучительно. А при каждой нашей встрече нас снова и снова терзает неловкость.

Я не раз пытался подойти к шриланкийцу, посмотреть ему прямо в глаза и сказать: «Брат, для меня не проблема, что ты отливаешь в кустах. Туалеты настолько грязные, что у тебя не было выбора, кроме как справлять нужду снаружи». Либо так, либо даже солгать, преувеличив, и сказать: «Я ненавижу здешние грязные туалеты и тоже иногда мочусь на землю».

Но диалоги такого рода слишком откровенны, они бы только усилили неловкость и стыд. Это было бы похоже на признание или подтверждение конфуза, и поэтому я каждый раз сдаюсь, предпочитая мириться с этим жалким чувством стыда.

Он тоже ужасно смущается, сталкиваясь со мной. Но я не в силах на это повлиять. Передо мной он справедливо чувствует себя уязвимым и пристыженным. Один бог знает, какой именно «сбой» случается в его голове каждый раз, как он меня видит. Возможно, он тоже выстраивает мысленный диалог со мной, придумывая множество оправданий тому досадному эпизоду. Но в реальности не идет на контакт. Нам обоим не хватает духу начать разговор, чтобы избавиться от этого мучительного чувства, или уже забыть об этом.

В тюрьме даже поздороваться – огромная головная боль[89]89
  Общепринятое приветствие в Иране – «Салам». Произнесение этого выражения внутри тюрьмы звучит крайне неуместно из-за духовного смысла и почтения, вложенного в это пожелание мира и благополучия. Помимо этого довольно нелепо бесконечно здороваться с людьми, с которыми вынужден круглосуточно находиться в одном и том же пространстве, – отсюда описываемая автором неловкость. Прим. Омида Тофигяна.


[Закрыть]. В очереди в туалет, за едой, в коридорах, у ограждения вечно толкутся люди. Из каждого уголка тюрьмы всегда следят любопытные глаза. Ты постоянно у них на прицеле. Когда взгляды встречаются, ответить приветствием – быстрый способ удрать от людей, вынужденных быть частью твоей жизни. Поначалу ряд таких случаев не вызывает стресса, но, когда проводишь в тюрьме долгое время, сам акт приветствия медленно, но верно превращается в пытку – акт, который когда-то был выражением дружелюбия. Мы будто члены семьи, которым приходится бесконечно здороваться друг с другом, выдавливая фальшивые улыбки.

Дискомфорт от приветствий настолько силен, что заключенные, минуя друг друга, притворяются, что никого не видят, словно проплывающие мимо тени. Или автомобили с запотевшими стеклами, с обзором только прямо перед собой. Такое поведение относительно терпимо, пока людям незачем смотреть друг на друга. Если же между отдельными заключенными возникает неловкость, тревожность ситуации нарастает. Между мной и шриланкийцем возникают особые «отношения» – мы расходимся в разные стороны, еще издали заметив друг друга. Я даже стараюсь реже, чем раньше, подходить к заборам напротив комнат, где расселили шриланкийцев.

* * *

Атмосфера в тюрьме создается дисциплинарными мерами на микро– и макроуровне, направленными на развитие враждебности между заключенными. Ненависть пронизывает всех заключенных, делая их более замкнутыми. Тяжесть этой ненависти столь велика, что одной мрачной ночью узники внезапно падают духом и перестают сопротивляться… они сдаются системе, взращивающей ненависть… и соглашаются на принудительную депортацию. Это и есть главная цель Кириархальной Системы этой тюрьмы: «Возвращение заключенных-беженцев в те страны, откуда они прибыли». Но власть тюремных заборов может поставить узников на колени, только если сами заключенные встанут на сторону своей клетки. Тюрьма создана сеять злобу и разрозненность. Если бы туалеты были спроектированы как следует, чтобы пол по самые лодыжки не заливала вода пополам с мочой, мы двое в ту ночь не оказались бы в той нелепой ситуации и впоследствии не ощущали бы себя так униженно и неловко.

Тюремная Кириархальная Система прививает заключенным порочные привычки и постыдное, варварское поведение. Именно эти ужасные туалеты заставили юношу из Шри-Ланки и многих других мочиться везде, где им вздумается; в кусты, в густые заросли растений, покрытых желтыми и красными цветами. Люди, мочащиеся на цветы, отвратительны. И это всего лишь один пример.

Главные туалеты в тюрьме временами настолько переполнены, что заключенным приходится выстаивать длинные очереди. И это тоже унижает: заключенные вынуждены есть вместе в определенные часы, поэтому, естественно, потом им всем нужно в туалет в одно и то же время. Пол в этих кабинках – крошащийся бетон. Он покрыт трещинами – тоненькими, но глубокими и полными скопившейся грязи и спермы. Заключенные здесь мастурбируют и эякулируют в эти трещины – из них удушающе воняет гнилью.

Кран для душа – это просто дырка в стене. Видите ли, туалет и душ находятся в одной кабинке. А сток представляет собой грязный желоб, куда стекает слив из соседних душевых кабинок, перенося всю грязь в следующие.

Иногда в этих грязных желобах скапливаются массы волос, сбритых в этот день. Они забивают сток, и вода, всегда только холодная, прекращает сливаться. Это тоже вызвано тем, что бритвы выдают не чаще раза в месяц, и в этот день в душевых скапливаются пучки волос. За этими бритвами с синими ручками узникам тоже приходится выстраиваться в длинные очереди. Власти считают, что если дать заключенным неограниченный доступ к бритвам, то они будут более склонны к самоубийству или членовредительству. Поэтому лица узников часто покрыты густыми зарослями, и десятки длиннобородых мужчин томятся то в очереди за едой, то в очереди в туалет.

Когда бритва ломается, заключенный вынужден пользоваться бритвой друга или просто ждать неделями. Шансы упустить бритву велики: очереди образуются внезапно, а весь запас раздают меньше чем за час. Очередь за бритвами – самая скандальная и беспорядочная очередь в тюрьме. Заключенные становятся такими взвинченными, что напряжение иногда переходит в пинки и удары. Но в этих случаях заметны заключенные, которые прикрывают спины друг друга, – те, кто предан идеям братства. Они делятся бритвой и сбривают лишние волосы. В рамках тюремной Кириархальной Системы ограничение поставок даже элементарных вещей – очевидная стратегия для воздействия на заключенных, провоцирующая их дурное поведение.

* * *

Перед каждым рассветом в тюрьму входит группа папу с оборудованием для уборки и большими ведрами. Это просто молодежь с пушистыми волосами, одетая в желтую униформу с черными полосами вокруг ног и талии. Эта униформа скрывает их естественно мускулистое телосложение. Прямо у главных ворот они делятся на группы и расходятся по тюрьме, словно послушные солдаты по своим постам. Более опытные в быстрых методах уборки группы направляются в душевые и туалеты. Не перекинувшись с узниками ни словом, они вычищают всю грязь там за пару часов. Они собирают ее в большие пластиковые ведра и выливают за заборы в океан.

Эти молодые папу всегда выглядят напуганными при встрече с заключенными. Они молчат из страха. А источник этого страха – россказни австралийцев, насочинявших папу, что в этой тюрьме они должны убирать санузлы для опасных преступников и террористов. Это заключенные-экспатрианты[90]90
  Экспатриация (от лат. «ex» – «из» и «patria» – «родина, отечество») – временное или постоянное выдворение человека за пределы страны (его географической или культурной родины), обычно сопряженное с лишением гражданства, а также прекращение гражданства, в том числе по желанию гражданина. Экспатриант – лицо, подвергнутое экспатриации. Прим. перев.


[Закрыть], и с ними лучше не сталкиваться, ведь они в любой момент могут затеять что-то опасное и напасть.

Этого хватает, чтобы нагнать страху, особенно на тех папу, у кого мало опыта общения с людьми из другого полушария. Подобная демонизация прочно въедается в сознание, и наверняка уйдут годы, чтобы избавиться от этих предрассудков. Австралийцы формируют в умах уборщиков ложное впечатление о нас точно так же, как они очерняли местное население в наших глазах перед отправкой на Манус. Это такая же выдумка, как примитивизм, жестокость и каннибализм местных.

Взаимодействие местного общества с беженцами пропитано страхом. Узники будто оказались в кошмарном сне наяву; они боятся местных, а местные боятся их.

Это кошмар, воплощенный в реальность /

Кошмарные слухи об узниках /

Кошмарные слухи о местных /

Кошмар стучит в такт их шагам /

Кириархат порождает ужас /

Ужас порождает террор /

Опора этого террора /

Две группы людей, живущих в страхе.

Этот страх управляет папу во время их работы. Например, один из них долго и тщательно намыливал санузел моющим средством и теперь хочет его ополоснуть. И тут в туалет хочет войти заключенный. Местный не может выдавить из себя ни слова, чтобы попросить его подождать несколько минут. В подобных ситуациях папу просто молчат и ждут, пока заключенный осознает ситуацию и сам дождется, пока уборщик смоет пену. В тех редких случаях, когда заключенный входит и закрывает за собой дверь кабинки, папу приходится стоять в ожидании, почесывая затылок.

Эти же пушистоволосые папу, вычищающие туалеты в гробовом молчании, удивительно веселы и жизнерадостны, когда убирают территорию за тюремными заборами. Во время полуденного перерыва они часто оглушительно хохочут и гоняются друг за другом с метлами в руках, по участку между Тюрьмами Фокс и Дельта. Они любят шутливые потасовки и обожают игры, в ходе которых отпускают друг другу тумаки пластиковыми бутылками или пинают приятелей под зад. Несмотря на эти пинки, отношения друзей переполнены искренней добротой. Видимо, каждый шуточный пинок или толчок равнозначен доброму объятию или дружеской болтовне. Иногда они так громко дурачатся и устраивают такие бурные шутливые догонялки, что кажется, будто они совсем забыли правила и предписания тюрьмы. Единственное, что обычно заставляет их прекратить, – это выговор от австралийских служащих. Как только папу замечают неодобрительные взгляды вышестоящих, то внезапно осознают, что теперь работают на компанию, где царят строгие правила, и понимают, что придется обуздать свои манеры общения.

Не проходит и часа, как тщетность санитарных мер становится очевидной. Цементные полы, полные щелей, буквально притягивают грязь. Она просачивается глубоко внутрь, и результат всегда один и тот же. Уборка – это всего лишь фарс, призванный убедить нас, что санузлы регулярно обслуживаются. Но, несмотря на всю грязь, скопившуюся в этих туалетах и душевых, они по-прежнему остаются единственным местом в тюрьме, где заключенные чувствуют себя хоть чуть-чуть свободнее. Там тюремные правила слабеют. Узник может представить себя за пределами территории тюрьмы, вдали от назойливых взглядов охранников… хотя бы на несколько минут. По этой причине нескольким австралийским тюремщикам всегда поручается патрулировать этот участок. Они то и дело светят фонариками в сторону туалетов, желая проявить свою власть, показать свое присутствие. Так они заявляют: «Пусть у нас нет доступа к туалетам, но даже отсюда, стоя у заборов, мы полностью контролируем происходящее в этих кабинках».

В любой момент кто-то может перерезать себе вены одной из этих бритв с синими ручками. Членовредительство здесь – обычное явление. Это тоже повод следить за туалетами.

Для некоторых в полночь эти кабинки становятся местами, где влюбленные могут воплотить свои желания. Также и некоторые юноши подвергаются сексуальному насилию. Но охранников это не касается. Они присутствуют здесь только как элемент контроля и системы наблюдения, чтобы напоминать всем о соблюдении правил. Нельзя войти в туалеты, не ощутив грозного и властного присутствия тюремщиков, сидящих прямо снаружи. Оно наполняет тревогой даже сидение на унитазе. Создается впечатление, что их взгляд способен проникать сквозь деревянные двери и загрязнять пространство, не позволяя расслабиться даже в кабинке.

День за днем, эпизод за эпизодом… я записываю воспоминания о происшествиях в туалетах. Эти кабинки – словно камеры, в которых заключена история. Вся тюремная боль будто скапливается в этих изолированных помещениях. Местные туалеты – это тайное хранилище всех страданий, порожденных другими частями тюрем, пиком которых становятся трагические инциденты внутри кабинок. Возможно, здесь вскрываются незажившие давние раны.

Испуганный юноша с бледным от страха лицом /

Пытаясь защититься на протяжении часов /

Борется, загнанный в угол в разных частях тюрьмы /

Отчаянно сражается, но силы неравны /

Он борется, пока еще может мыслить здраво /

Он борется, пока надежда его не оставит /

Пока он не утратит контроль /

Но в итоге побеждает боль /

Здесь борьба заканчивается /

И все наконец прекращается /

В этой кабинке унылой /

Когда иссякают силы.

Это место может стать убежищем, где узники отдыхают от ежедневной психологической борьбы и суеты, царящих во всех остальных местах тюрьмы. Но в конце концов на закате или в темноте полуночи кто-то берет в руки одну из этих бритв с синей ручкой, выбирает самую подходящую кабинку, и спустя мгновения теплая кровь льется на цементный пол. Кабинки – это места для беззвучных криков, камеры опустошенности, особенно для юношей, лишенных невинности и надежд и доведенных до абсолютного отчаяния. Здесь сталкиваются террор, безысходность и приступы глубокой тоски. Поэтому, входя туда, ощущаешь странный и жутковатый дух этого места.

* * *

Когда подавленность заключенных и так достигает пика, в душные часы, когда солнце будто тычет огненным пальцем прямо в глаз тюрьмы, генератор, вырабатывающий электричество, внезапно выключается. Тюрьма приходит в состояние хаоса и безумия, как если бы раскаленный железный молот обрушился в самый ее центр. Буквально за несколько минут наступает сущий ад.

Даже в сознании узников происходит причудливая метаморфоза, полностью меняющая их состояние. Заключенные ошарашены на всех уровнях, вплоть до базовых инстинктов: эта неприятная неожиданность вызывает у них шквал праведной ярости. Огромная толпа полуголых мужчин разом вываливается из комнат и контейнеров и собирается в тени коридоров. По тюрьме волной разносится громкий гвалт. Люди становятся похожи на стаю чаек, учуявших запах шторма и в страхе налетающих друг на друга. В эти моменты острой беспомощности заключенным нечем выразить свое отчаяние, кроме как бомбардировать замкнутое пространство бессмысленной бранью.

Обычно, когда заключенные сквернословят, часть их внимания направлена на толпу. С каждой грубостью, слетающей с их уст, они предвосхищают реакцию группы, ожидая обратной связи. Матерящийся ждет похвалы и одобрения. В такой обстановке заключенные выуживают из памяти самую грубую и отборную брань, соревнуясь друг с другом в изощренности ругательств, проклиная все, на чем свет стоит. Логика здесь в том, что бранящийся громче всех кажется самым смелым, пытаясь казаться гораздо храбрее, чем на самом деле.

Это характерная черта некоторых заключенных: в кризисный момент, когда узники толпятся в одном месте, они демонстрируют свою маскулинность и отвагу, крича без особой причины. Однако, когда ситуация перерастает в серьезный конфликт, такие люди молча забиваются в угол, делая вид, что их нет, чтобы не нести ни за что ответственность. Есть и другие, которые замирают у входа в комнаты. Сидя в растерянности и почесываясь, они неодобрительно качают головами.

Их поведение – сочетание разных эмоций. Слабость, бессилие, горечь и разочарование – все эти чувства отражаются на их лицах. Люди везде таковы, будь то заключенные или занимающие любое другое положение. Их поведение всегда является реакцией на обстановку и связано с окружающими их людьми; им приходится подстраиваться. В этом пространстве сталкивается множество эмоций, которым нужно союзничать, ибо здесь нет иного утешения, кроме братства в лице смотрящего на тебя соседнего заключенного. Это утешение в лице другого узника, который сам на грани того, чтобы опустить руки.

В таких обстоятельствах, под гнетом мрачных и невыносимых эмоций, в глубине души пробуждается чувство, близкое к радости. Когда страдание становится нормой, люди испытывают это особое чувство радости. Искаженное удовлетворение от хаоса и разрушения.

* * *

Вдалеке австралийские охранники, обливаясь потом, держат свои блокноты и время от времени что-то записывают. Управляющие общаются с начальством по рации. Они регулярно проверяют коридоры от одного конца до другого и отдают приказы подчиненным. Узники со сжатыми кулаками единодушной толпой оглушительно вопят в ответ: они затевают дебош. Спустя несколько мгновений на сцене появляется тюремщик. Чужак в этой толпе, он приближается к ней, заручившись поддержкой других военных. Он вежливо и искренне извиняется и объясняет, что это не их вина… что «генератор сломался». С другой стороны доносится внезапное объявление, что вода в санузлах отключена.

Через несколько минут в узкой полосе тени за коридорами образуется зигзаг из голых мужчин. Обстановка в тюрьме напоминает передовую на войне: повсюду нервно суетящиеся люди. Охрана совершенно бесполезна, от нее никакой помощи, охранники просто слоняются без дела. Они никак не улучшают ситуацию, но их численность растет. Они тоже готовы к бою. В толпу вклиниваются управляющие в сопровождении группы охранников. Другая группа военных собирается в углу, но пока они неподвижны и просто переговариваются по рации с охраной на других участках.

Тюрьма превращается в разворошенный улей пчел-убийц, по которому кто-то ударил палкой. Заключенные бегают, бродят и озираются вокруг в смятении, замешательстве и досаде. Им кажется, что если они будут стоять на месте, то что-то упустят. В итоге от сильного стресса у многих прихватывает живот или мочевой пузырь, и они мчатся в туалеты. Через несколько минут туалеты забиваются, и вонь дерьма и мочи заполняет все пространство тюрьмы от края до края. Скоро смрад людских экскрементов усиливается, интенсивно отравляя территорию.

Среди заключенных нарастает острое напряжение, что влияет на их взаимодействие. Узники превратились в волков, опасных для всех остальных. Заключенные сверлят друг друга и охранников оценивающими взглядами, будто готовясь к кровопролитной битве. Тюремщики же пытаются казаться спокойными и собранными. Эта ситуация особенно тревожна для тех, кто физически слабее. Взбешенные заключенные, готовые взорваться от ярости, ищут укромное местечко и любой предлог, чтобы обрушить на своих соседей шквал брани и оскорблений – обычно на тех, кто слабее. В таких обстоятельствах нетерпимые и вспыльчивые люди легко срываются. Даже мелочь может спровоцировать атаку на более слабого и беззащитного человека. С каждой минутой нервное напряжение усиливается все больше, переключаясь с адской жары на туалеты. Когда срочно нужно в туалет, разум почти не контролирует тело, и все волевые усилия сосредоточены на контроле внутренностей.

Наблюдать, как выходит из себя целая группа людей, – страшно. В такой ситуации осознаешь масштабы человеческой слабости и бессилия. Управляющие генератором люди прекрасно осознают, насколько легко контролировать заключенных, просто нажимая кнопку. Все сводится к генератору – разуму из механизмов и проводов. Никто не знает, где он находится на территории тюрьмы. А может быть, он за ее пределами, где-то на острове. Никто не знает.

Что движет этим событиями? Кириархальная Система тюрьмы? Высоколобые и «высокопоставленные» военные, управляющие генератором, а через него подчиняющие разум заключенных? Они будто точно знают время суток, когда нужно нажать на кнопку. Точно в то время, когда уровень терпимости упал на самое дно. В любой миг между узниками или между заключенными и охраной может вспыхнуть серьезная драка – и буквально в этот момент проблема с электричеством и водой внезапно решается.

Тюрьма будто внутри сжатого кулака /

То ослабляет, то сжимает хватку невидимая рука /

Доводя заключенных до грани взрыва /

А затем возвращая баланс торопливо.

В разгар всего этого некоторые охранники регулярно отчитываются в рации, рапортуя начальству, которое за кулисами принимает окончательное решение. Они решают, когда восстановить подачу электричества и воды.

С приближением полуночи заключенные падают на свои поролоновые матрасы, проваливаясь в сон после целого дня волнений. Внезапно генератор снова выключается. Еще один удар молотом по голове тюрьмы. Невыносимая жара просачивается в надежды и мечты каждого узника и сплетает из их сновидений сюрреалистический гобелен ночных кошмаров.

Заключенные резко просыпаются. Они насквозь вспотели, а головы раскалываются от духоты, словно они очутились в печи. Не стоит забывать и о комарах. Теперь, когда вентиляторы не работают, комары еще безжалостнее атакуют бараки. Через несколько минут узники выбираются из душных комнат и падают прямо в непроглядную ночь, изрыгая во тьму потоки бранных слов. Ругань эхом разносится по бездне мрака, в котором утонула тюрьма.

Тюрьма растворяется в черноте и ужасе. Лунный свет превращает кокосовые пальмы в пугающие силуэты, а людей – в мрачные тени неизвестных мародеров, будто устроивших осаду. По всем уголкам тюрьмы разносятся крики и вопли, будто бы из ниоткуда. На громкие людские крики откликаются бродячие собаки, вечно рыщущие по внешним периметрам тюрьмы и у края заборов. Они лают… так гулко, что лай эхом отдается в таинственных глубинах темных джунглей. Папу тоже в панике. Они сидят на полу у стен, прижавшись друг к другу. Они готовятся к худшему.

Однако австралийцы успели сбежать из тюрьмы до того, как на нее обрушивается тьма. Это их обычная тактика. Перед наступлением темноты они выходят волнами. Они очень хитры и умудряются делать это совершенно незаметно. Они чуют опасность, но стараются не показывать свой обоснованный страх. Они всегда начеку на случай, если кто-то решит внезапно ударить их сзади по шее, верша месть под покровом ночи.

Атмосфера тюрьмы настолько жестока, что из нескольких сотен узников вполне может найтись хотя бы один разгневанный и бесправный заключенный, способный решиться на насилие и осуществить его ночью, во тьме, прячась за санузлами или стволами кокосовых пальм, которые могут полностью скрыть человека. Мысль о такой возможности, безусловно, тревожит охранников. Это также беспокоит и систему, даже несмотря на то, что именно она сама и создает эти условия. В этой среде каждый человек представляет угрозу безопасности.

Страх тюремщиков приводит к тому, что на этот раз генератор запускается намного быстрее. Когда гаснет свет, тюрьма превращается в опасного зверя. В любой момент ситуация может выйти из-под контроля. Генератор имеет особенное лицо:

Этот механизм похож на старика /

Борода и волосы – изношенные провода /

Жилистое тело – из ржавого металла /

Видно, где-то во тьме он обитает /

Где-нибудь похуже, чем эта тюрьма /

Его рваный балахон – старая ткань /

Он защищен лишь истлевшим отрепьем /

И сам генератор истлевает постепенно.

В такие моменты мне хочется верить, что генератор – живое существо, имеющее душу. Механический организм, который злорадствует, ставя тюрьму на уши, когда ему вздумается.

В тюрьме ничего не работает, и спустя несколько минут ужас становится еще глубже. Крики и вопли наконец стихают. Лишь из глубин джунглей доносится приглушенный собачий лай. Кажется, что звуки мигрируют в самые темные места, удаляясь все дальше и дальше в ритме бесконечной музыки, в вечном ритме. Звуки продолжают уплывать вдаль, пока тюрьму не охватывает гнетущая тишина. Слышны только тревожные крики птиц: они знают, что творится вокруг них.

Глубокой ночью зрачки у заключенных сильно расширены. Бодрствующие узники вынуждены лишь чесать зудящее тело и многократно протирать лишенные сна глаза. Окружающая безнадега лишь усиливает страх, и вдруг в комнатушках загорается свет, прогоняя мрачный настрой. Теперь, когда в комплексе снова светло, заключенные с готовностью возвращаются в свои комнаты – охладиться перед радостно гудящими вентиляторами. Они спешат назад по комнатам, толпа быстро рассасывается. Узники чувствуют, что потеряли время и теперь у них меньше часов для сна.

Всякий раз, когда заключенный хоть ненадолго кладет голову на подушку, ее тут же заполняют мучительные мысли – это стресс из-за Старика Генератора. В любой момент он может снова решить отключиться. Иногда это происходит, когда узники спят. Они никогда не могут предсказать, когда отключат электричество и воду.

Генератор работает на более высоком логическом уровне. У него больше власти и свободы действий, чем у заключенных. Бывают периоды, когда технически он не должен отключаться – но он отключается. То ранним утром, то днем, а то и в периоды, когда солнце деспотично властвует над тюрьмой… В то самое время, когда его лучи алчно охотятся за кожей заключенных. Эта его работа с перебоями – данность, с которой приходится мириться. Доходит до того, что иногда генератор отключается множество раз за несколько суток подряд. А иногда он целую неделю функционирует безотказно. Но затем, как раз в тот день, когда заключенные думают, что генератор отремонтировали или, возможно, заменили, он внезапно снова отключается.

Генератор настолько засел в наших мыслях и манипулирует ими, что превратился в своего рода активного участника событий; у него будто проявились человеческие черты. Время от времени заключенные приписывают ему людские качества: «Тупица-Генератор», «Сучий Генератор», «Ублюдочный Генератор», «Генератор-Мудила». А в тех случаях, когда в течение недели не возникает и намека на перебои, используются более лестные термины, вроде «Мистер Генератор». Но Мистер Генератор может отключиться в любую секунду. Он может насрать на все и опять заморочить всем нам головы. И мигом снова превратится в «Ублюдочный Генератор» или нечто подобное. Клянусь, этот Мистер Генератор гораздо хитрее заключенных.

В дни, когда проблемы с водой и электричеством затягиваются дольше обычного, санузлы становятся непригодны к использованию. В течение первого же часа все кабинки заполняются пустыми бутылками из-под воды, а унитазы забиваются человеческими отходами. Туалеты становится настолько загаженными, что никто не может заставить себя к ним даже подойти. Так что нет шансов, что кто-нибудь усядется на один из унитазов, закроет глаза и облегчится. Пока туалеты в таком состоянии, заключенные вынуждены искать новые места. Поиски приводят их в уголки за баками для воды, за Туннелем Пи и даже в канализационный канал. В итоге там тоже скапливаются гнилые фекалии, въедающиеся в эти места. Запах настолько мерзкий, что становится стыдно причислять себя к человеческому роду.

* * *

В Тюрьме Фокс есть опытный инженер, невысокий мужчина чуть старше среднего возраста с круглой лысой головой. У него плоское ярко-красное лицо, а седеющие волосы аккуратными прядями обрамляют виски. Возможно, он здесь самый уважаемый человек. Этот эксперт в области инженерии известен на всю тюрьму как честный человек, прирожденный лидер, бизнесмен, обанкротившийся коммерсант – в общем, опытный специалист, который точно знает, что делает. Мы зовем его Премьер-Министром.