Текст книги "Записки из Тюрьмы"

Заключенных из Оскара и Дельты доставляют к телефонной комнате на маленьком автобусе. Поездку контролирует группа из трех или четырех охранников, размещающихся на передних и задних сиденьях. Представьте заключенных, выстраивающихся в очередь в Оскаре и Дельте – одно тело за другим. Представьте, как они соперничают, пытаясь занять ближайшее к двери автобуса место, – эта борьба длится весь путь до телефонной комнаты. Все хотят занять сиденье как можно ближе к двери, дабы скорее выскочить и успеть к работающему телефону.

Конечно, конструкторы, которые чертили планы и создавали автобус, не представляли себе, что он будет использоваться для столь коротких поездок. Примерно двадцать метров автобус должен проехать по грязной грунтовой дороге за периметром тюрьмы. Обогнуть тюрьму, кажется, единственный вариант. Но использование автобуса для этой короткой поездки максимально усиливает технику тюремной безопасности. Кириархальная Система не может допустить, чтобы заключенные сами прошли небольшое расстояние в сопровождении конвоя. Цель системы, возможно, и в том, чтобы узники даже на мгновение не ступили на землю за пределами тюрьмы.

Все ясно и просто. Пленники Тюрьмы Оскар и Тюрьмы Дельта продолжают свой путь внутри автобуса. Автобус – это своего рода организм, отпочковавшийся от тюрьмы. Или ее отросток: сначала он тянется к телефонной комнате, а затем, когда заключенный заканчивает звонок, отползает обратно по тому же пути. Но даже в эту короткую поездку узники не могут сдержать радости от того, что хоть несколько минут находились за пределами тюрьмы. За закрытыми окнами автобуса они машут заключенным в Тюрьме Фокс, наблюдающим за ними сквозь заборы. Иногда они поют песни во весь голос. Как школьники, возвращающиеся домой на выходные из интерната. Или как болельщики, радующиеся победе своей команды.

Все это устроено с чрезвычайной серьезностью и наполнено ограничениями – охранники всегда невероятно строго следуют правилам и предписаниям, касающимся телефонных звонков.

Разум не хочет верить в эту реальность /

Здесь всем правит бездушная формальность /

Неужели все происходит именно так /

Нас погрузили в страдания и мрак /

Горько застрять в капкане абсурда /

… Нам осталось только уповать на чудо.

9. День Отца / Великолепное Манговое Дерево и Кроткий Великан

Дед, отец, младенец /

День для отцов, день для всех отцов /

Здесь всегда День Отца /

Поэтому здесь нет отцов /

В рамках Кириархальной Системы отцов не существует.

Я вижу парня с синяками на теле и гадаю, как он получил эти травмы в борьбе за возможность позвонить домой.

Этот молодой мужчина – отец месячного младенца.

Все это время в тюрьме он идентифицировал себя как Отец: похоже, понятие отцовства пронизывает все его понимание мужественности. Однажды в воскресенье Отец хочет поговорить с собственным отцом, Дедом, который стар и болен. Дед отправил сообщение друзьям, а они передали его сыну: отец хочет его услышать.

Это не просто сообщение. Дед отправил его при исключительных обстоятельствах, из одного полушария в другое – туда, где мы сейчас обитаем, в то полушарие, где находится наш остров.

Дед передает, что доживает последние дни.

Это прощальное послание, послание отца, который чувствует приближение смерти. Сын, Отец Младенца, в этот момент ощущает, что значит быть сыном; в этот момент величие отцовства уступает место для сыновних эмоций. Да. Отец Младенца получает сообщение и мчится к телефонной очереди.

Сначала его друг с густыми усами, который, скорее всего, тоже отец одного или нескольких детей, сообщает мужчинам в очереди, что отец этого парня болен и ситуация критическая. Их предупреждают, что парню нужно срочно поговорить с отцом. Эта просьба уважительным шепотом передается в начало очереди. Об этом не следует трубить во всеуслышание; большинство людей не ценят, когда их семейные дела выносят на публику. Несколько человек в начале очереди сочувственно качают головами, выражая сострадание, но свое место уступить не желают.

Но когда каждый в такой ситуации проявляет сочувствие, оно становится коллективной эмоцией. После этого те, кто стоит в начале очереди, соглашаются пропустить его к телефону. Первый шаг сделан. Кажется, Усатый ведет переговоры с папу, но тот кивает в сторону австралийских охранников. Папу утверждает, что у него нет полномочий нарушать правила и регламенты в случае моральной дилеммы. Все знают, что последнее слово – за австралийским тюремщиком. Когда Усатый на ломаном английском пытается объяснить ситуацию австралийцу, тот отвечает: «Извините, но это будет нарушением правил, к сожалению, это невозможно».

Усатый снова объясняет, уже другими словами, чтобы пробудить хоть немного милосердия в сердце надсмотрщика. Он даже заходит так далеко, что громко объявляет: «… но отец этого парня – больной старик, который вот-вот умрет… возможно, он уже умер». Очевидно, его не заботит душевное состояние друга, которого могут ранить эти слова. Усатый полон решимости любыми средствами нарушить правила, чтобы помочь другу проникнуть в телефонную комнату. Однако австралийский охранник настаивает: «Я вам сочувствую, но, к сожалению, это нарушение правил. Мне очень жаль».

Все усилия Усатого приводят лишь к тому, что ответ «Я вам сочувствую» звучит снова и снова. Но эти слова не означают, что можно нарушить правила. Однако Усатый еще усерднее пытается убедить тюремщика обойти регламент, взывая к его морали и сочувствию. Он пробует более экстравагантные формы убеждения, даже притянув семейное положение самого австралийца, вроде: «Может быть, вы сами – отец, и тогда прекрасно понимаете отношения между отцом и сыном. А если у вас нет детей, то вы все равно чей-то сын, и у вас есть отец или когда-то был».

Наконец сын – Отец Младенца – тоже присоединяется к уговорам. Он умоляет со слезами на глазах, еще усерднее, чем Усатый. Ажиотаж в начале очереди привлекает внимание всей цепочки. Все уже поняли, в чем дело. Но австралиец решительно заявляет, что не может нарушать правила. Через несколько минут сыну – Отцу Младенца – и Усатому удается заручиться общественной поддержкой. Почти вся очередь собирается вокруг них. Они шумно протестуют, требуя, чтобы надсмотрщик нарушил регламент. Папу беспомощно наблюдает за происходящим; очевидно, будь это в его власти, он бы без колебаний нарушил правила или, не будь там австралийца, пропустил бы парня в обмен на сигарету.

Давление на охранника возрастает до того, что он в итоге отступает и объявляет всем, что вопрос нужно обсудить с Боссом. Он включает рацию, чтобы сообщить Боссу, что напряжение в очереди растет, так как один человек хочет поговорить с больным отцом. Он ждет, пока Босс вынесет вердикт. Все замолкают, в отчаянии пытаясь разобрать голос Босса из рации. Когда разговор заканчивается, тюремщик, получив поддержку начальника, крайне уверенно и решительно объявляет: «Извините, но это невозможно».

Этот ответ вызывает возмущение и хаос в очереди. Каждый в ней негодует. Многие, кто проникся ситуацией, тут же обернулись на Усатого, ожидая от него призыва к действию, ведь он больше всех переживал за друга. На этот раз он обращается к охраннику иначе. Это больше не мольба, а яростный крик. Это язык сопротивления, язык насилия. Усатый повышает голос и требует:

«Где ваш Босс?»

«Мы хотим видеть вашего Босса».

«Разрешите ему позвонить, сейчас же».

Пара человек показывает свои карточки – они готовы уступить свои места сыну больного старика, Отцу Младенца.

Очередь так взбудоражена, что другие узники из Тюрьмы Фокс тоже стягиваются к ней и встают перед воротами. Многие из них просто стоят неподалеку, не зная, что происходит. Надсмотрщик сразу же снова связывается по рации с начальником, чтобы успокоить заключенных. Через несколько минут прибывает сам Босс в сопровождении десяти или двенадцати крепких военных. При появлении Босса и его свиты события принимают новый оборот. На этот раз Усатый пытается убедить уже Босса, жалуясь на охранника, не разрешившего телефонный звонок, и убеждает его, апеллируя к его чувству моральной ответственности. Но, какие бы железные доводы он и другие узники ни приводили, как бы ясно и логично их ни объясняли, все их слова просто отскакивают от мощных бицепсов охраны Босса.

В тюрьме сила бицепсов определяет исход многих ситуаций. Босс абсолютно уверен в мышцах своей команды и поэтому решительно и вежливо заявляет: «Извините, но таковы правила, и, к сожалению, это невозможно».

Безапелляционность Босса настолько поразительна, что заключенные теряются, включая Усатого и сына больного старика – Отца Младенца.

Узники приходят к выводу, что лучше не вмешиваться и просто беспристрастно наблюдать. Усатый и Отец Младенца все еще взывают к морали и пытаются объяснять ситуацию на всевозможных примерах. Но Босс уходит в глухую оборону. Заметно, что доводы Усатого его впечатлили – тот явно мастер слова, он красноречиво и образно описывает любовь и привязанность отца. Однако единственная уступка, которой они смогли добиться в решении проблемы, – Босс положил руку на плечо сына, Отца Младенца, и сказал: «Извини, это не в моей власти. Это приказ Босса. Это просто невозможно».

Босс снимает с себя любую вину.

Усатый вынужден принять отказ. Он держит друга за руку и утешает его, говоря: «Не волнуйся. Ты же знаешь этих ублюдков. Я уверен, что с твоим отцом все будет в порядке. Созвонитесь через три дня, когда наступит твоя очередь». Они уходят оттуда.

* * *

Прошло три дня. Среда. Небо затянуто тучами. За воротами собралась толпа. Многие толпятся прямо у заборов. А другие протискиваются между секциями стены, отделяющей телефонную комнату от внешней зоны, и выглядывают наружу. Заключенные начали хаотично собираться – происходит что-то необычное. Несколько узников громко ругаются; неясно, кто они такие. Несколько человек колотят кулаками по забору. Но большинство заключенных просто стоят и наблюдают.

Четыре охранника, стоящие за ограждениями, швыряют на землю Отца Младенца. Один из них, который кажется сильнее остальных, заламывает Отцу руку и в один быстрый прием застегивает на нем наручники. Другой тюремщик обоими коленями давит на спину заключенного. А третий поднимает его голые и пыльные ноги, израненные мелкими порезами. Другие хватают его за голову, чтобы он не мог даже пошевелиться, и зажимают ее. Голова его вся в крови. Шесть или семь других военных стоят там же, просто наблюдая за коллегами. А на другой стороне три или четыре охранника пытаются отогнать людей, следящих за ситуацией с другой стороны заборов.

Отец Младенца собирает всю силу, концентрирует всю свою энергию, чтобы его голос был слышен, и из его сдавленного горла вырывается крик: «Ублюдки, отпустите меня! Вы убили моего отца. Отпустите меня! Отпустите меня!»

Но Босс оказался еще более жестоким, чем остальные. Он из тех, чьи глаза наливаются кровью от гнева – его глаза красные от ярости. Он хватает рацию и кричит охране, чтобы они применили свои полномочия. Мирное урегулирование ситуации с таким накалом для него непозволительно.

Люди такие странные. Невероятно, что это тот же самый человек, что всего несколько дней назад пытался спокойно разрешить спор. Он даже с заботой и утешением клал руку на плечо заключенного, того самого парня, которого сейчас душит толпа громил по его приказу. Я не знаю почему. Возможно, сегодня власть вскружила ему голову.

Через несколько минут Отца Младенца вынуждают сдаться.

Уже не слышно ругательств /

Короткий слабеющий вскрик /

И тишина.

Охранники уверены, что он перестал сопротивляться или у него просто больше нет сил терпеть побои или как-то отбиваться. Как бы то ни было, его, словно безвольный труп, швырнули на заднее сиденье машины, похожей на джип… и увезли в одиночную камеру под названием Чаука.

В чем же его преступление?

«Этот заключенный разгромил телефонную комнату и разбил телефоны о стену».

Нет, на самом деле все несколько иначе:

«Этот мужчина, этот Отец Младенца, потерял отца».

На протяжении всей этой мучительной сцены Усатый молча стоит один за заборами, глядя на происходящее. Когда все заканчивается, он возвращается в свою комнату рядом с заборами, недалеко от океана. Любопытно, что он молчалив и выглядит неоднозначно.

В целом Кириархальная Система тюрьмы создает условия, с которыми заключенные, вероятно, никогда в жизни не сталкивались. Например, что мог сделать Усатый в этой ситуации? Возможно, его внутренний диалог рационализировал его беспомощность, когда он выпытывал сам у себя: «Разве я не выполнил свои обязанности, как верный друг?» Он, наверное, прокручивал в голове множество вариантов.

Рой бессвязных и обрывочных мыслей /

О наилучшем исходе для его друга /

Что, если бы его друг отступил к забору и упрямо стоял бы там, грозно крича, как разъяренный баран /

Или если бы его друг раздобыл одну из бритв с синей ручкой и обагрил себя кровью /

Что тогда? /

Или если бы он не дрался, а вонзил ногти себе в лицо, как женщина, у которой сгорел ребенок /

Что, если бы он просто умер /

Что, если бы он просто закричал /

Если бы он выругался во весь голос /

Что случилось бы потом? /

Если бы он всеми способами собрал толпу в свою поддержку /

Если бы он побудил эту толпу коллективно бороться и ломать заборы /

Чем бы это кончилось? /

Что, если бы он не задействовал ни одну из этих агрессивных тактик /

Если бы он подошел ко всему мирно /

Если бы он говорил через просветы, разделяющие стены /

Если бы он убеждал через проемы в заборах /

Если бы он уважительно разговаривал с охраной, особенно с Боссом, который всего несколько дней назад выказывал заботу и доброту /

Если бы он попросил их простить его и отпустить /

Если бы он продолжал говорить о любви и привязанности между отцом и сыном /

Привело бы это к лучшему итогу?

Возможно, сын – Отец Младенца – предпочел бы, чтобы его друзья придержали лошадей, воздерживаясь от ругани и сохраняя спокойствие, пока военные давили его всей тяжестью своих мышц и коленей.

Нет. Нет.

Ничто из этого не поможет. Они только унизили бы его еще больше. Агрессивные меры ни к чему не приводят, кроме заключения в изоляторе – Чауке. И мирные средства тоже никак не помогли бы ни ему, ни его друзьям.

Глядя на все это, как нам толковать смысл их дружбы?

Из всех доступных ему вариантов Усатый выбирает хранить вынужденное молчание, смириться с унижением друга и с тем, что его принудили подчиняться, покориться тому, что он сам может лишь быть беспомощным свидетелем. Как и его другу, ему придется молчать, не мешая функционировать мыслящему организму тюремной системы, и позволять этим безмозглым воякам и дальше выполнять свои приказы. Они хорошо обучены разрешать такие конфликты.

* * *

Очень часто заключенного заставляют переступать границу, отделяющую человека от животного. Ему приходится решать, отстаивать ли общечеловеческие ценности или жить, как Корова. В большинстве случаев человек низводится до животного ради выживания. Однако это не тот вид животных, что полностью зависит от инстинктов и действует по заданной программе. Человек – это животное, обладающее разумом и волей. Есть четкое различие между безмятежно спящим невинным козленком и озлобленным человеком, чей желудок прилип к позвоночнику от голода и который, чтобы выжить, охотится на все, что движется, включая даже своих сородичей. Цинично, но факт. Когда человек голоден, он набрасывается на все, что пахнет едой. А в условиях конкуренции он атакует с еще большей яростью.

Иногда вечером в тюрьму заходит добросердечный охранник и приносит коробку красиво раскрашенных пирожных. Он устраивает сцену, которую можно назвать «скотным двором». Охранник всего на минутку покидает сторожевую будку и входит в тюрьму. Он взваливает коробку на плечо и спокойно, не торопясь идет в самый дальний угол тюрьмы. А мы вот-вот станем свидетелями особой функции Кириархальной Системы в действии. Несколько охранников из будки пристально следят за коллегой с коробкой на плече. Пока он идет по прямой, десятки узников высыпают изо всех уголков тюрьмы и начинают быстро двигаться в том же направлении, что и он. Толпа заключенных с обезумевшими от жадности и вожделения глазами подобна стаду овец, вдруг заметивших мешок корма в руках своего пастуха. В своем безумии они одним глазом следят за пастухом, а другим – смотрят на гладкую каменную поверхность, куда пастух планирует рассыпать пригоршни соли и корма. Тюрьма превратилась в загон для овец. В холодные зимние дни, когда вокруг не осталось травы, пастух бросает ячменя или люцерны в угол загона, чтобы овцы не страдали от голода. Благодарные за этот добрый жест овцы быстро сбиваются вокруг пастуха. Но люди намного умнее овец. Заключенные действуют иначе: они не бросаются к охраннику-пастуху напрямик, как овцы. Они бегут в том же направлении, куда он идет.

Здесь базовая и понятная конкуренция. У того, кто придет раньше, будет больше шансов схватить одно или несколько пирожных. Пирожные крошечные, но очень вкусные. Когда узники стягиваются к нужному месту, тюремщик превращается в пастуха, который запускает руку в мешок с кормом или люцерной. Он вытаскивает пирожные одно за другим. Он не заботится о том, как их разложить, – как только он их выкладывает, их мгновенно сметают с картонки.

Дележка пирожных не предполагает справедливого распределения. Как только открывается коробка, навстречу охраннику тянутся десятки рук. Ему ничего не остается, кроме как поднять коробку над головой. Иногда толпа так напирает, что тюремщик теряет равновесие и едва не падает. Чтобы не упасть, он вынужден отшвырнуть коробку со всем ее содержимым на несколько метров. Последствия очевидны. Тела, тянущие руки, внезапно меняют направление, устремляясь к коробке и пирожным, разбросанным по земле. В эти моменты заключенные гораздо опаснее овец – они больше похожи на стаю хищных волков в середине зимы. Они превращаются в голодных волков, безжалостно набрасывающихся на добычу.

Корова в таких случаях просто бесподобен.

Шанс остаться обделенным для него просто исключен. Даже если он не первым прибыл на раздачу, то к финалу этого столпотворения в его руках обязательно окажется пара пирожных. Я никогда не подхожу к охраннику за ними. Ни при каких условиях я не делаю даже шага в направлении этой вакханалии. Не потому, что я такой гордый. И даже не потому, что я хочу сохранить человечность, а не вести себя как овца. Нет. Клянусь, это вовсе не так. Моему поведению есть особая причина, даже в те моменты, когда голод властвует над моей душой.

Эта причина – овладевшее мной чувство слабости. Мое тело измождено; я совсем как оголодавший лис. Полагаю, это мое чувство – свидетельство того, что я все еще сохраняю базовое представление о человечности. С первой же секунды, когда охранник является со своим угощением, я осознаю, что я – зверь, который уже проиграл игру. Поэтому я всегда наблюдаю за этим зрелищем издалека. Я лишь смотрю, как пожирают эти красивые, вкуснейшие пирожные.

Бывает, что я случайно оказываюсь рядом с будкой охраны, а тюремщик внезапно возникает из ниоткуда и проходит мимо меня со своей коробкой. Исключительный момент, о котором наверняка мечтает кто-то вроде Коровы. Я заметил его одним из первых, а значит, у меня больше шансов на успех. Но мной снова овладевает всепоглощающее чувство слабости, поэтому я лишь с сожалением наблюдаю, как заключенные со всех углов с безумной скоростью сбегаются в зону раздачи. Я знаю, что неспособен конкурировать с Коровой и его дружками. Мне трудно даже представить, что я бы успел урвать пирожное раньше кого-то вроде Коровы.

* * *

Коридор «М» находится на другой стороне тюрьмы, рядом с забором, который напротив океана. Его называют Маленький Курдистан. Здесь сложилась иная форма конкуренции за еду.

Курдские узники живут в рядах комнат вдоль этих заборов. Они принесли с собой в тюрьму свои подавленные политические устремления и украсили дверь одной из комнат трехцветным флагом с ярко-желтым солнцем по центру. Это интересно: у заключенных нет даже шариковой ручки, но однажды утром они просыпаются и обнаруживают, что на двери красуется курдский флаг. Это сродни чуду. Возможно, флаг нарисовал охранник курдского происхождения. Но кто бы ни нарисовал флаг на двери, само его наличие означает, что эта территория больше не определяется безликим номером.

Прямо за ограждением в этой секции растет манговое дерево с изумительно красивым прямым стволом. Оно бросает вызов тюремным заборам. Его длинные ветви тянутся к тюрьме и проникают в нее, достигают крыш коридора и опускаются к комнатам. Из-за плохого обзора это раскидистое дерево нельзя увидеть целиком изнутри коридора, а только издалека, находясь рядом с туалетами. Его ствол и толстые ветви настолько гладкие, что практически никто не смог бы без проблем на него взобраться.

Манго, этот сочный желтый фрукт, уютно устроившийся среди широких листьев… Дерево словно хвастается своими плодами. Когда узник его видит, его переполняет радость от великодушия этого дерева и его изобильной милости. Возможно, то же чудесное чувство испытывает мужчина, когда его жена сообщает, что беременна. Несомненно, чувство, охватившее голодных заключенных, гораздо больше, чем простое созерцание красоты этого дерева. Оно не просто радует их глаз, оно выходит за пределы только зрительного наслаждения.

Это дерево в расцвете сил, не грозящее падением, и потому нет причин его срубать. Оно излучает спокойствие. Это символ величия природы, колоссальной силы, что проникает даже в глубины тюрьмы.

С наступлением ночи присутствие мангового дерева ощущается еще сильнее, поскольку раз в несколько минут его плод со стуком падает на крышу коридора. По звуку кажется, что фрукт кувыркается по крыше, а затем скатывается вниз по стенкам контейнера. Это происходит в несколько этапов:

Сначала из темноты прилетает птица – выбрать скрытый меж листьев самый спелый плод /

Затем, улучив тихий момент, птица его клюет /

Плод тут же начинает раскачиваться /

Равновесие нарушено /

Чем дольше клюет птица, тем сильнее раскачивается плод /

И затем падает вниз, на крышу /

Там он кувыркается, скатываясь, и снова падает, теперь уже на грязный грунтовый пол /

Наконец голодный узник следует за звуком падения /

До того места, где лежит плод /

И находит его в грязи, среди сухих листьев.

После того как заключенный услышит звук первого падения плода, он не может быть уверен, что манго покатится дальше и упадет в зоне его доступа. Чаще всего до земли оно так и не добирается. Многие плоды навсегда остаются на крыше. Из трех-четырех фруктов, как правило, только один скатывается до края крыши и падает второй раз. Тем не менее, если плод все же падает на землю, это еще не значит, что он достанется узнику. В большинстве случаев фрукты падают за контейнеры или исчезают в темноте – их очень трудно найти среди засохших листьев. Даже если заключенный найдет место падения, ему придется долго шарить по земле в поисках плода.

Заключенный – это не просто существо, движимое одним лишь инстинктом, и пассивно сидящее где-нибудь в углу, и ожидающее, когда упадет фрукт, чтобы броситься к нему. Он должен задействовать свой интеллект. С момента первого падения, когда плод падает на крышу коридора, и до второго падения, когда он падает с крыши на землю, узник должен идеально настроить свой слух, чтобы точно оценить, куда приземлился фрукт.

Если отвлечься всего на миг, можно уже не найти манго. Некоторые падающие на землю плоды разрезаны пополам. Другие слишком исклеваны или пробиты. Третьи настолько помяты, что их уже невозможно есть.

К тому же в кроне дерева за плоды соревнуются птицы и летучие мыши. Однако летучих мышей мало, и большая часть фруктов падает на землю из-за птиц. Тропические летучие мыши размером с голубей. Эти гиганты пожирают фрукты так, что зритель приходит в ужас. Хоть их и меньше, но в неравной битве с птицами они побеждают. Одним коротким воплем летучая мышь так сильно пугает птицу, что та тут же улетает в поисках другого дерева.

В периоды, когда узник отвлекается и перестает слушать, он не может сказать точно, где приземлилось манго. Какое-то время порыскав в темноте, он с пустыми руками возвращается в коридор. Но теперь ждет, серьезно сосредоточившись. Природа сама решает судьбу этих плодов. Утром заключенный видит, что от каждого фрукта почти ничего не осталось, кроме большой косточки. Там, под контейнерами, косточки высвободились из кожуры: всю мякоть растащили крабы и маленькие красные муравьи.

Крабы – настоящие мастера: они вытаскивают из-под контейнеров каждое манго, без колебаний забирают каждый упавший плод. В этом они могут соперничать с заключенными. Мы заметили, что зрение крабов гораздо острее нашего слуха. Когда узник приближается, крабы обычно отступают и держатся подальше, несмотря на свои мощные клешни. Я думаю, что крабы обладают особым интеллектом, по крайней мере в этих случаях.

Этот угол тюрьмы между собой называют Курдистаном. Тот, кто знает курдов, отлично понимает, как сильно они уважают друг друга. Но уважение, заложенное в их культуре, слабеет по мере того, как голод день за днем берет свое. Медленно, но верно голод опускает их флаг.

Курдские заключенные считают себя единственными владельцами мангового дерева. В первые дни бывало, что другие узники околачивались рядом в надежде найти плоды. Но курды смотрели на них свысока и прогоняли, не позволяя даже взглянуть на фрукты, не говоря уже о том, чтобы разрешить им ждать, пока плоды упадут им в руки. Они исключали любую конкуренцию за манго, чтобы те оставались внутри их маленькой общины и больше никто не присоединялся к их и без того скромному столу. Они не терпели никого, кто хотел насладиться дарами мангового дерева.

Нынешние дни в тюрьме не похожи на прошлые. Если раньше первый, кто сумел найти фрукт, делился им с другими, то теперь если заключенный находит плод, то съедает его прямо на месте, в темноте. Когда он возвращается в коридор, ему уже нечего предложить друзьям, и все щедрые жесты давно в прошлом.

Так с течением времени ненависть среди заключенных в этой части тюрьмы возрастает. Реза – самый сильный и высокий парень в тюрьме, и он ведет себя совершенно иначе, чем остальные. Во всей тюрьме немало мужчин, пытающихся сохранить свое достоинство. Но Реза намного добрее других. В характере некоторых особенно добрых и великодушных людей все же есть примесь эгоцентризма, который придает им стойкость, помогает выносить тяготы жизни, видеть ее сложность и сохранять баланс. Но Реза отличается. Его благородство поражает окружающих. Сначала все курды, а затем и остальные узники в тюрьме узнают его как Кроткого Великана. Хотя немного погодя мы стали опускать прилагательное «Кроткий», чтобы не слишком удлинять его прозвище. Мы зовем его просто Великаном.

Возможно, для тех, кто к нему близок, слово «кроткий» важнее с точки зрения эмоций. Но для большинства заключенных, видящих его в очереди за едой, в очереди в туалет и в других частях тюрьмы, он, вероятно, больше ассоциируется с «Великаном», чем с «Кротким Великаном». На самом деле это прозвище прилипло к нему из-за шутки. Видите ли, тем, кто жил по соседству с манговым деревом, было трудно поверить, что такой великан, как Реза, может обладать столь кроткой натурой.

В отличие от многих, когда Великану достается какой-нибудь фрукт, он без задней мысли предлагает его другим. Такой щедрый детский жест и с такими же искренними эмоциями. И те, видя его поведение, задумываются и осознают, что сами не способны на подобную доброту. Когда люди не могут понять благородное поведение, их охватывает отчаяние и смятение. Они чувствуют себя неуверенно. Затем они всеми возможными способами подавляют это чувство. Именно так мы и создаем образ «Чужака».

Курдские заключенные образуют своего рода негласное братство, присваивая себе манговое дерево. Никто ни с кем не делится. Они требуют, чтобы каждый, кто найдет фрукт, радостно съедал его в одиночку. Кроткий Великан со своей детской щедростью бросает этому вызов. Он сталкивает их с иным образом жизни, открывая им новые горизонты, доступ к лучшей реальности.

В одну из голодных ночей молодой человек проходит мимо заключенных, сидящих у комнат в контейнере, образующем Коридор «М», то есть Маленький Курдистан. Его провожают тяжелыми взглядами. Кажется, он хочет сделать что-то из ряда вон. На лицах узников написано: «Он не должен бродить здесь в такое позднее время. У него нет права осматривать манговое дерево. Но мы все еще не поняли, зачем он сюда явился».

Прогуливаясь, Хитрый Парень заходит за контейнеры и попадает туда, где падает большая часть манго. И тут же раздается стук упавшего плода, ударившегося о крышу коридора. Затем он падает прямо к ногам Хитрого Парня. Видимо, это подарок ему от дерева, которое с помощью этого дара хочет проверить человечность заключенных. Похоже, Хитрый Парень плохо понимает, что творится в головах обитателей этой части тюрьмы и почему они с враждебным любопытством следят за ним. По сути, он вообще не должен стоять там, с восторгом подбирая фрукты с земли.

Но Хитрый Парень стоит там, просто уставившись на дерево и улыбаясь. Дерево выглядит еще величественнее, чем прежде. По тому, как он задрал голову к дереву и разглядывал его, видно, что он зачарован этим внезапным подарком небес. И улыбка его полна благодарности. Узники переглядываются и понимают – он не имеет права присваивать манго. Нужно атаковать. Несколько человек встают, сбившись в стайку. Но только один из них, шут всей группы, подходит, чтобы проучить парня, разобраться с ним по-бандитски. Шут похож на хулиганистого школьника с дьявольской ухмылкой. Не говоря ни слова, он жестом указывает Хитрому Парню: «Отдай манго». Хитрый Парень крайне напуган, он кивает и собирается бросить фрукт Шуту.

Но прямо в этот момент рядом с ними появляется Великан. Он пристально смотрит на Шута, а затем берет Хитрого Парня за руки, мягко удерживая его пальцы вокруг манго. Он говорит, что плод принадлежит Хитрому. Шут и остальные замирают в полном молчании, уставившись на Великана: они поражены его невероятной добротой. Как только Хитрый Парень осознает, что он в безопасности под защитой мощных мускулов Великана, страх, охвативший его пару секунд назад, отступает, и он улыбается. Он крепко сжимает фрукт пальцами и быстро уходит.

Той ночью /

Корова /

Усатый /

Отец Младенца /

Шлюха Майсам /

Хитрый Парень /

Шут /

И Кроткий Великан укладываются спать /

Как и всегда, из ночи в ночь /