Текст книги "Забытый легион"

Поначалу Тарквиний пытался внушить самому себе, что ведет себя таким образом, чтобы не привлекать ненужного внимания, но постепенно он осознал, что все это лишь попытка забыть свою скорбь, сделать вид, будто Олиний не покинул этот мир, а все еще жив. Это откровение заставило этруска дезертировать из армии, дабы вернуться к поискам самого себя. Уход из части без разрешения был тяжким преступлением и карался смертью, Тарквиний сразу же оказался вне закона. Однако это его не пугало. Гаруспик знал, что останется незамеченным почти при любых обстоятельствах, если только не будет привлекать к себе внимание. А его бегство из войска не могло вызвать особого шума: он был всего лишь одной из самых мелких частичек бесчисленных римских легионов.

Вернувшись на волю, Тарквиний посетил храмы находившейся поблизости Лидии, рассчитывая найти там что-нибудь, имеющее отношение к расеннам, его народу. Но обнаружил лишь одинокий храм Тинии да несколько полуразрушенных гробниц. Это подтверждало, что этруски некогда жили здесь, но не говорило, откуда они сюда пришли. Не пожелав расстаться со Средиземноморьем, молодой гаруспик отправился на Родос и повстречался там с великим философом Посидонием, чье мнение о Риме и его власти давно интересовало Тарквиния. Затем он побывал в Северной Африке, видел развалины Карфагена, а оттуда попал в Испанию и Галлию. Повсюду он старался держаться подальше от военных лагерей и людей, находившихся там. Рим рассылал своих солдат по всему известному ему миру, и даже на самых дальних аванпостах существовала опасность столкнуться с кем-нибудь из тех, кто опознает его как дезертира.

Тарквинию было совершенно все равно, где ночевать. Но каждую ночь ему являлся образ Целия, его бывшего хозяина.

«В конце концов желание отомстить заставит тебя вернуться в Рим».

Олиний оказался прав. Тарквиний вернулся в Италию через десять с лишним лет после того, как покинул ее, движимый одной целью. Стремлением к возмездию. Виновник смерти его наставника должен был расплатиться.

Погрузившись в раздумья, Тарквиний не слышал громких криков, пока голос не раздался совсем рядом с ним.

– Дорогу! – выкрикивал громадный телохранитель, шествовавший перед роскошными носилками, которые несли четверо мускулистых рабов, и щедро награждавший ударами палки по плечам всех, кто не спешил выполнить его требование. – Дорогу Крассу, победителю Спартака!

– А я думал, его победил Помпей! – гаркнул вблизи мужской голос.

В ответ на эти слова послышался хор одобрительных возгласов. Все отлично знали, что Красс до сих пор пылал гневом из-за того, что его вечный соперник Помпей пятнадцать лет назад присвоил себе заслугу разгрома восставших рабов.

Телохранитель нахмурился, выхватил гладиус и резко обернулся в ту сторону, откуда донеслась оскорбительная реплика. Однако привыкший к подобным вещам горожанин вовремя пригнулся и сделался совсем неразличимым в толпе. Хотя с римлянами никто не советовался по поводу того, что делалось якобы от их имени, но свое личное мнение обо всем происходящем они всегда могли высказать. Политикам приходилось все время терпеть колкости, а на стенах общественных зданий и их собственных домов то и дело появлялись неграмотные, но очень обидные надписи. Поймать хулиганов удавалось крайне редко. И сейчас, чтобы дать выход своему гневу, страж извернулся и со всего маху ударил лезвием меча плашмя по спине оказавшегося поблизости уличного мальчишку. Побитый мальчишка громко вскрикнул, и на лице силача появилась мрачная усмешка.

Тарквиний пристально смотрел, как носилки остановились возле подножия лестницы. Внутри находился человек, заплативший Целию огромные деньги за сведения о бронзовой печени и мече Тарквина. А потому виновный, пусть и косвенно, в смерти Олиния. Люди, стоявшие рядом с этруском, тоже тянулись и вставали на цыпочки, чтобы взглянуть на Красса. Он являлся одним из самых известных римских аристократов и хоть и уступал в славе Помпею, но был настолько богат, что все им восхищались. Или завидовали ему.

Телохранитель же приподнял боковую занавеску носилок, показав тем самым господину, что они прибыли на место. Выдержав паузу, из носилок появился приземистый седеющий мужчина, одетый в роскошную тогу, и застыл на месте, обводя острым взглядом толпу, оценивая ее настроение. Для всех, кто домогался высоких должностей, одобрение масс значило много. А Красс домогался. Все это знали. И все туже и туже натягивал бразды правления, которые держал вместе с Помпеем и Юлием Цезарем. Соперничество между членами триумвирата крайне редко проявлялось открыто, но по городу постоянно циркулировали бесчисленные сплетни. Судя по всему, каждый из троих стремился к единоличной власти. И готов был ради нее чуть ли не на все.

– Граждане Рима! – патетически воззвал Красс. – Я пришел в храм великого Кастора, чтобы испросить его благословения.

Толпа дружно вздохнула в предвкушении.

– Я буду молить великого всадника, чтобы он даровал мне знамение, – продолжал Красс. – Божественный знак одобрения.

Он немного помолчал.

Тарквиний оглянулся и увидел, что все лица выражают напряженное ожидание.

«Красс умеет обращаться с толпой», – подумал он.

– Какой же знак, господин? – Вопрос задал тот же самый человек, который только что сострил насчет Помпея. Но даже ему не терпелось узнать, почему Красс решил поклониться богу.

Красс, явно довольный вопросом, потер пальцем крючковатый нос:

– Знак того, что я смогу добыть для Рима великую славу!

Толпа разразилась одобрительными выкриками.

– Как проконсул Сирии, я продвину границы республики на восток, – уверенно провозгласил Красс. – Приведу к покорности варваров, которые ныне смеются над нами. Которые угрожают нашему цивилизованному образу жизни!

Крики сделались вдвое громче.

Об этом говорили все. Если Рим утверждал, что ему грозит опасность, – горе тем, кого объявляли носителем этой опасности. Два века назад Карфаген, самая могущественная держава Средиземноморья, дерзнул пойти войной против Рима. Потребовались три продолжительных кампании, но в конце концов легионы сровняли его города с землей.

Тарквиний не мог не уважать непроизвольного высокомерия, свойственного всем без исключения горожанам, даже самым жалким из них. Они ничего не страшились. Конечно, они не понимали, почему Красс так отчаянно стремился обрести власть над Сирией, а вот мысли о воинской славе кружили им головы. И совершенно не важно, что Риму не было нанесено никаких оскорблений, что на Востоке не убивали римских послов. Римляне инстинктивно почитали войну. С древнейших времен не было года, когда бы народ этой страны не отправлялся воевать, чтобы осенью вернуться на свои фермы.

– А когда я вернусь, – продолжал Красс, – я удвою хлебные выдачи!

Толпа вопила уже оглушительно. Стремительное падение цен на всякие сельскохозяйственные товары сделало большинство населения безземельным и поставило его в полную зависимость от конгиарий, раздач продовольствия и денег; только это и обеспечивало жизнь очень многих римлян. Нынешняя порция зерна не позволяла семье продержаться целый год, и потому даже обещания увеличить выдачи гарантировали оратору народную поддержку.

Красс самодовольно улыбнулся и, сопровождаемый овацией, направился вверх по лестнице к входу. Подобострастный жрец, дожидавшийся наверху, препроводил его внутрь. Крики постепенно стихли, публика принялась оживленно обсуждать только что увиденное событие.

Тарквиний хорошо понимал, что происходит. Визит в храм был очень продуманно подготовлен. На Форуме в это время было особенно многолюдно. Если бы Красс пожелал вознести свои молитвы в тишине и покое, ему следовало бы всего лишь прибыть сюда на несколько часов раньше или позже. Нынешнее представление являлось эпизодом непрерывной борьбы за власть. Пытаясь сравняться воинской славой со своими соперниками, Красс начал обнародовать свои намерения. Тарквиний воздел глаза к небу и прищурился от яркого солнца. Легкий ветерок. Несколько облаков. Скоро погода переменится, начнется дождь.

«Красс с войском отправится на Восток, – думал он. – В Парфию и дальше. Я уйду с ним».

– Тарквиний!

Гаруспик настолько отвык от звука собственного имени, что в первый миг не отреагировал.

– Тессерарий! – прокричал тот же самый голос.

Тарквиний застыл на месте и быстро нашел взглядом показавшуюся ему знакомой фигуру человека, пробивавшегося к нему через толпу зевак. Небритый мужчина лет тридцати пяти, среднего роста, коротко, по-военному, подстриженный. Испятнанная вином туника не скрывала жилистых рук и ног, а висевший на ремне кинжал выдавал солдата. Этруск повернулся было, чтобы нырнуть в толпу, но поздно: на левой руке сомкнулись крепкие пальцы.

– Позабыл старых товарищей? – ехидно произнес солдат.

Изобразив удивление, Тарквиний обернулся.

– Легионер Марк Галло, – негромко произнес он, мысленно ругая себя за то, что приложил слишком уж много стараний, чтобы остаться незаметным. А потому его собственный нож бесполезно лежал в мешке. – Что, выгнали наконец из армии за пьянство?

Галло скорчил гримасу.

– Я в законном отпуске. Не то что ты, поганый дезертир, – прошипел он. – Помнишь, что делают с такими, как ты? Могу поклясться, центурион будет рад напомнить это всем. – Он оглянулся, несомненно выискивая затуманенным вином взглядом своих собутыльников.

Их не оказалось поблизости – пока не оказалось. Но и без того многие из окружавших их людей, услышав обвинение, стали оглядываться. Тарквиний почувствовал, как у него возбужденно забилось сердце. Он глубоко вздохнул и мысленно попросил прощения у богов. У этруска не было выбора. Галло держал его за руку, словно клещами. Если ничего не предпринять, его еще до заката распнут на кресте в назидание прочим.

– Что ж ты, пьяный дурак! – воскликнул Тарквиний, широко улыбаясь. – Или забыл, как я спас твою жалкую жизнь в Понте?

Он поступил именно так, как следовало, – быстро, весело ответил. На настороженных лицах появились улыбки, большинство народу отвело от них взгляды. Ну а Галло нахмурился и открыл было рот, чтобы достойно ответить Тарквинию.

Но не успел вымолвить и слова. Гаруспик придвинулся к нему вплотную и правой рукой вытащил из ножен кинжал своего недруга. Сделав вид, что обнимает старого приятеля, Тарквиний вонзил клинок Галло между ребер прямо в сердце. Глаза легионера широко раскрылись от изумления, он открыл рот, словно рыба, вытащенная из воды. Тарквиний поцеловал его в щеку; хватка Галло разжалась, и он смог подхватить смертельно раненного человека левой рукой и удержать на ногах. Никто в густой толпе не заметил, что же на самом деле произошло.

– Прости меня, – прошептал он, но уши убитого уже не воспринимали звуков.

Черты лица Галло разом обмякли, изо рта вытекла струйка слюны.

Гаруспик для верности повернул кинжал в ране.

Толпа вдруг разразилась хохотом: в воздухе просвистел спелый помидор[9]9
  Автор допустил ошибку – томаты (помидоры) не были известны в Древнем Риме. В Европу томаты попали в XVI в. из Южной Америки.


[Закрыть], угодивший прямехонько в лицо телохранителю Красса. А следом посыпался град таких же плодов. Воспылав жаждой мести, побитый мальчишка привел с собой мощное подкрепление. Одетые в лохмотья чумазые ребятишки, визжа от радости, метко забрасывали стража украденными томатами. Тот ругался и замахивался на них мечом, но они легко уворачивались от полуослепленного вояки. Народ веселился, показывал пальцами и подбадривал криками обе стороны. И никто уже не обращал внимания на двоих солдат.

Лучшая возможность спастись Тарквинию вряд ли могла представиться. Он осторожно опустил Галло наземь, повернув его ничком, чтобы кровавое пятно на груди не бросалось в глаза. А потом сразу же ввинтился в толпу, направившись прямиком к ближайшей улице, уводившей с Форума. Два десятка шагов, и он исчез из поля зрения людей, толпившихся на ступенях храма. Даже если кто-то из тех дурней что-то и заметит, поймать его уже не смогут.

Но во время случайной встречи с Галло он оказался на волосок от смерти. Такого не должно было повториться. Тарквиний вошел в боковой переулок и, сняв окровавленный плащ, завернул в него топор. Нужно быть вдвое осторожнее, решил он, а оружие, которое могло его выдать, придется оставлять в жилище. Никто не должен заподозрить, кем он был и зачем явился в Рим.

Ноздри Тарквиния уловили запах жареной свинины, желудок ответил громким урчанием. Запустив руку в кошель, гаруспик не спеша направился в ту сторону, откуда доносился манящий аромат еды. На его губах играла улыбка.

Парфия. Правота Олиния подтверждалась в очередной раз.

Глава IX
Лентул

Лудус Магнус, школа гладиаторов, 56 г. до н. э.

Ромулу совершенно не улыбалось ночевать на своем топчане в нескольких шагах от Лентула, но ему было некуда деваться. Обитатели лудуса не горели особым желанием помогать друг другу, и после случившегося никто не предложил ему места для ночлега. Даже Котта.

Он выругался.

Не исключено, что Мемор надеялся, что распря будет улажена этой же ночью – кинжалом, воткнутым под ребра одному из противников. У Ромула такого и в мыслях не было, а вот готу доверять было нельзя. Так и не решив, что делать, он улегся под звездным небом на песке. Остальные гладиаторы давно уже разошлись по кельям. Место гибели Флавия, отмеченное несколькими темными пятнами на песке, было заметно даже в темноте. Ромул поежился. Воткнуть нож в мирмиллона оказалось очень легко, но сейчас он начал осознавать значение содеянного.

Теперь он стал настоящим гладиатором.

– В первый раз?

Ромул вздрогнул, обернулся и увидел Бренна, который стоял возле своей двери и смотрел на него.

– Да. – Он помолчал, а потом слова посыпались из него горохом. – Я дал Флавию шанс. Сказал, чтобы он отпустил Асторию. А он не принял меня всерьез.

– Подонок заслужил то, что получил. В отличие от многих других, с кем тебе предстоит встретиться. И все равно тебе придется их убить или погибнуть самому.

Ромул всмотрелся в самое большое из пятен крови, оставшееся там, где зарезанный им человек упал на песок. Расставание Флавия с жизнью заняло лишь несколько мгновений. Но раскаяние успело переполнить все существо Ромула. Мирмиллон не сделал ему лично ничего плохого. Однако Ромул вовремя вспомнил, что́ именно Флавий предлагал другим гладиаторам.

– Они хотели изнасиловать Асторию, – чуть слышно пробормотал он.

Галл нахмурился:

– И за это ты его зарезал?

– Не только. – На мальчишеском лице одновременно отразились скорбь и гнев. Он подумал, что нужно рассказать все Бренну, пока не поздно.

Его рассказ о похвальбе Лентула, похоже, ошарашил Бренна. А на юношу богатырь поглядывал с явным одобрением.

– И ведь никто, кроме тебя, не захотел помочь…

Ромул встряхнул головой:

– Хотел бы я, чтобы на его месте оказался Гемелл!..

– Кто?

– Купец, который продал меня сюда. Сволочь, мою сестру продал в непотребный дом. А что с матерью сделал, только богам известно.

Глаза Бренна затуманились давними воспоминаниями.

– Жизнь порой бывает очень жестокой. – Он протянул юноше громадную ладонь. – Я рад, что ты прикончил Флавия.

Ромул пожал протянутую руку.

– Теперь нужно еще как-то разделаться с Лентулом.

– На этот счет можешь не беспокоиться, – понизив голос, сказал Бренн. – Тебя ведь Ромул зовут?

– Верно.

– Хорошее имя.

– А что, потом убивать будет легче? – с благоговейным страхом осведомился Ромул.

– В некотором роде. – Бренн оглушительно расхохотался. – Я стараюсь больше не тревожиться на этот счет. Дерусь. Быстро убиваю. И дело сделано.

Ромул решил, что галл ему нравится. Но в голосе собеседника он уловил нотки печали. Похоже, что Бренн, несмотря на свою устрашающую репутацию, был человеком чести.

– Думаешь, где бы поспать?

Юноша кивнул.

– Я тоже не решился бы уснуть рядом с этой мелкой пакостью. – Бренн жестом указал на дверь своей кельи. – Поспишь у меня на полу. Не очень удобно, зато глотку уж никто не перережет.

Ромул обвел темный двор тревожным взглядом. Он не знал, как ему поступить.

– Это, по крайней мере, я могу для тебя сделать, – добавил Бренн. – Ты помог спасти мою женщину.

Вообще-то, выбора у Ромула не было. Разве что отправиться на свое место. Он пожал плечами и, стараясь не выказывать любопытства, направился в каморку Бренна. Тел на полу уже не было. Мирмиллонов отволокли в мертвецкую, трупам была одна дорога – туда. Астория с ведром воды и тряпкой наводила порядок, но еще не успела смыть всю кровь.

Комната была почти пуста – напротив двери помещалось ложе внушительных размеров, рядом лежало несколько свертков кошмы. На хлипком столике – хлеб и мясо. На двух стойках в изножье топчана висело оружие. Ромул и не думал, что один человек может иметь столько. А еще возле стен были в беспорядке свалены щиты и копья, и на полу валялись какие-то части разнообразных доспехов. Таким было жилище гладиатора-чемпиона.

Астория искоса взглянула на вошедших:

– Еще раз благодарю тебя, Ромул.

– Пустяки… – Ромул смущенно уставился в пол.

– Вовсе нет. Он мог перерезать мне горло.

Ромул улыбнулся, вспомнив обнаженное тело Астории. Это зрелище потрясло его, пожалуй, сильнее, нежели клинок Флавия.

– Молодец. – Бренн указал перевязанной рукой на самую толстую подстилку. – Садись. Завтра устроим тебя поудобнее. Думаю, тебе не стоит торопиться искать приют в комнатах других бойцов.

Астория вручила Ромулу ломоть хлеба и большой кусок мяса. Бренн отошел в угол и принялся ловко точить камнем огромный меч.

Ромул не сводил с него глаз. Мало кто из гладиаторов лудуса пользовался таким оружием.

– Почему ты выбрал такой?

– Им воюет мой народ. – Бренн горделиво взмахнул длинным железным клинком. – В мире нет оружия лучше! – Он направил острие на Ромула. – Гораздо дальше достает, чем ваши римские ножики. Конечно, чтобы владеть им как следует, нужна сила.

Ромул зарделся и вновь уставился в пол. Он был еще маловат для того, чтобы драться мечом.

– Ты ведь еще не сражался всерьез?

– Нет.

– Я видел, как ты занимался у палуса. Неплохо.

Ромул сразу возгордился: оказывается, Бренн и прежде замечал его.

– Но Лентул изрубит тебя на кусочки, если ты не будешь очень осторожен, – строго добавил галл.

– Так что же мне делать? – Ромул весь напрягся, чтобы не пропустить ни слова.

– Я видел, как он дерется. Этот гот очень самонадеян, – сказал Бренн. – Он сразу набросится на тебя. Попытается вложить все силы в смертельный удар. Ты должен держаться от мерзавца на расстоянии и искать возможность ранить его. – Прищурив один глаз, он взглянул вдоль клинка: нет ли на острие заусенцев. – Тогда Лентул ослабит натиск. И у тебя будет время подумать.

Ромул задумчиво жевал говядину и хлеб. Котта был хорошим учителем, но многие в школе поговаривали, что он учит устаревшим приемам боя. Бренн же, хотя основными его достоинствами считались огромный рост и страшная сила, мастерски владел оружием. И от него можно научиться чему-нибудь, что поможет ему завтра сохранить жизнь.

– Эту игрушку держи на поясе. Пригодится, когда дело дойдет до ближнего боя и тебе станет совсем худо. – Бренн изобразил колющее движение. – Сообразил ведь, куда нужно уколоть Флавия.

– Мне Котта показал.

– Хороший человек этот ливиец. Не забывай, чему он тебя учил. Но прежде всего помни основы.

– Какие основы?

– Закрыться. Выпад. Отступить. – Бренн ухмыльнулся. – Я до сих пор вспоминаю эти слова каждый раз, когда дерусь.

– Но я же сам видел, как ты разворачиваешься и рубишь противника.

– Только если знаю, как он движется. И как думает. – Бренн постучал пальцем по голове. – Чтобы научиться понимать противника, нужен опыт. Пока его у тебя маловато, думай в первую голову о безопасности.

– Я постараюсь, Бренн.

Долго еще Ромул выслушивал наставления галла по технике боя и заучивал новые для него движения. А то, как Бренн владел мечом, вызывало у юноши благоговейный восторг.

– В бою на арене ты должен соблюдать гладиаторский кодекс. – Галл сверкнул глазами на Ромула. – Этому тебя Котта учит?

Молодой гладиатор кивнул.

– Правильно, если речь идет об обычном состязании. Но когда бьешься насмерть… – Бренн немного помолчал. – Делай все, что можешь.

– Что ты имеешь в виду?

– Сыпани песком ему в глаза. – Галл шаркнул по полу огромной сандалией. – Ударь шлемом в лицо.

У Ромула аж рот раскрылся.

– Если получится, пни ногой по яйцам.

– Это же нечестно.

Бренн испытующе взглянул на Ромула:

– Думаешь, если упадешь, Лентул отступит и даст тебе подняться?

Он покачал головой.

– Когда дерешься на арене, думаешь не о честности или бесчестности, – печально произнес галл. – А только об одном – как бы выжить. Твоя жизнь или его жизнь!

Убей или умри. Выбор весьма небогатый.

– Ромулу надо спать, – вмешалась Астория. – Если он не отдохнет как следует, ему будет еще труднее завтра драться с этим сукиным сыном.

– Всегда слушайся того, что говорит твоя женщина. – Бренн поцеловал Асторию в щеку.

– Когда это ты меня слушался? – отозвалась она, погладив его по руке.

Ромул с огромным удовольствием улегся на кошму и укрылся шерстяным одеялом. Его новые друзья вскоре отправились на свое ложе, и галл сразу захрапел. При других обстоятельствах этот звук полночи не давал бы Ромулу уснуть, но сегодня нервное напряжение вымотало его вконец. Он закрыл глаза и погрузился в глубокий сон без сновидений.

Утром боги решат, кто умрет – он или Лентул.

Бренн разбудил Ромула задолго до рассвета. За окном было непроглядно темно, однако Астория уже развела огонь в маленькой жаровне.

– Перед боем очень важно размять мышцы. – Бренн заставил юношу повторять за ним различные упражнения, пока не счел, что все сделано надлежащим образом.

Астория наблюдала за их разминкой. Когда же они закончили, указала на миски, в которых дымилась только что сваренная овсяная каша:

– Сядь и поешь.

– Спасибо, я не голоден.

– Ешь. Хотя бы несколько ложек.

– Меня тошнить будет.

– До рассвета больше часа, успеешь проголодаться. – Бренн сел за стол и стал жадно есть из большой миски, которую поставила перед ним Астория. – Негоже драться на пустой желудок.

Сделав над собой усилие, Ромул взялся за еду. К его изумлению, каша оказалась несравнимо лучше той размазни, которую готовили на кухне школы.

– Я добавила туда меду, – пояснила Астория, заметив его удивление.

Заканчивали трапезу в тишине.

Покончив с кашей, галл подошел к стойкам с оружием и выбрал короткий остроконечный меч.

– Попробуй-ка вот этот, – сказал он. – Для меня маловат, а тебе, думаю, окажется в самый раз.

Ромул взял гладиус, отметив про себя и простую ухватистую рукоять, обмотанную проволокой, и смертоносно острый кончик прямого лезвия.

– Кажется, по руке.

– Возьми еще это. – Бренн протянул ему красивый круглый щит, обтянутый темно-красной кожей.

Ромул продел левую руку в петли и принял стойку, склонив голову, глядя поверх железного обода и держа меч наготове.

– Намного лучше того, что давал мне Котта на занятиях.

– Я заплатил за них немалые деньги. Хорошее оружие не подведет.

– Тяжелее, чем я ожидал.

Бренн улыбнулся:

– Посмотри на нижний край.

Ромул поднял щит:

– Острый, как клинок!

– Можно отсечь руку или ногу. Или раскроить надвое шлем. Как я вчера сделал с Нарциссом.

Историю об этом бое весь день пересказывали в лудусе, авторитет Бренна после него поднялся еще выше. Теперь многие говорили, что в Италии не найдется гладиатора, который смог бы одолеть Бренна.

– Дурень остался бы жив, если бы не попытался наброситься на меня в последний момент.

– А если бы я не убил Флавия, погибла бы Астория.

– В лудусе нет милосердия, – согласился Бренн. – Поэтому всегда держи наготове какой-нибудь сюрприз. И никогда не считай бой законченным, пока не перерезал противнику глотку. Иначе Харон разнесет твою голову вдребезги.

– Я убью Лентула. – Ромул сам удивился твердости, с какой прозвучали эти слова.

Бренн хлопнул его по плечу:

– Как насчет наручей и наголенников? Наверно, лежат в твоей комнате, на своем месте.

– Нет. Без них я смогу двигаться быстрее.

Бренн взглянул на него с уважением.

– Когда-то я слышал от одного человека такие же слова, – негромко произнес он.

В окно ворвался луч света и пятном лег на пол.

– Пойдем во двор. Скоро начнется.

– Да сохранят тебя боги, Ромул, – поспешно сказала Астория.

Галл шел впереди, Ромул на один шаг сзади. Во дворе уже столпились почти все гладиаторы. Когда они увидели Ромула в сопровождении Бренна, тишину прохладного утра нарушил дружный вздох.

Бренн обернулся.

– Не слушай ничего, что тебе будут говорить, – прошептал он Ромулу на ухо. – Кое-кто попытается тебя запугать, кто-то будет оскорблять, рассчитывая, что ты начнешь отругиваться. Сосредоточься. Думай только о Лентуле и о битве.

Поединок должен был состояться на арене, где тренировались с боевым оружием. Ромул шел, уставившись в широкую спину Бренна. А со всех сторон действительно летели обидные реплики.

– Лентул выпотрошит тебя, как рыбу!

– Не все тебе в спину бить! Попробуй, что значит драться по-мужски.

– Мелкий недоносок, убийца!

Один из мирмиллонов, друживший с Флавием, плюнул ему прямо под ноги. Он держался за рукоять кривого ножа и, похоже, готов был пустить его в дело, но вперед вышел Секст с топором наготове.

– Отстань от него. Лентул сам вызвался отомстить за убийство. Вот и увидим, как у него это получится.

Не решаясь спорить с вооруженным двуострой секирой скиссором, мирмиллон отступил.

Под злобными взглядами такого количества взрослых мужчин трудно было не испугаться. Ромул заставил себя дышать медленно, не спеша набирая полную грудь воздуха и так же медленно выдыхая. Этому его тоже обучил Юба. Результат сказался незамедлительно. К тому моменту, когда он вслед за Бренном, раздвигавшим толпу желающих посмотреть поединок, подошел к огороженной канатами арене, к нему вернулось спокойствие.

Впрочем, кое-кто из собравшихся подбадривал Ромула. Лентул отнюдь не был всеобщим любимцем.

Противник Ромула уже стоял в противоположном углу арены, поигрывая мускулистыми плечами.

– Сейчас я тебя самого зарежу, сын шлюхи, – громко пригрозил он.

Ромул пропустил его слова мимо ушей, сосредоточившись на правильном дыхании. Бренн приподнял канат, и юноша проскользнул в огороженное пространство.

– Хватит валандаться! Все должны упражняться, – громко сказал Мемор, выходя на середину выровненной заново песчаной площадки и окинув тяжелым взглядом обоих бойцов. Как всегда, неподалеку стояли его лучники, держа стрелы на тетиве, которую оставалось только натянуть. Секст с топором наготове тоже подошел к ланисте. Острое как бритва лезвие сверкало на солнце. Ромул невольно подумал о том, какое распоряжение Мемор может в любую минуту отдать скиссору, и по коже у него пробежали мурашки.

– Без шлемов. Чтобы все кончилось побыстрее.

– А мне и не надо. – Ромул, ухмыльнувшись, взглянул на гота, который нацепил на себя чуть ли не все возможные доспехи.

Лентул нехотя повиновался. Все же его правая рука осталась защищена наручью. Ниже колен ноги гота прикрывали бронзовые наголенники, а щит-скутум он взял даже больше того, что полагался секуторам. Ромул же, напротив, имел для обороны только щит Бренна.

– Помни, что я тебе сказал, – чуть слышно пробормотал галл. – Подержи его на расстоянии. А потом делай все, что можешь.

Ромул едва успел кивнуть, и тут же раздался возглас ланисты.

– Начали! – скомандовал Мемор и поспешно отступил за канат.

Как и предсказывал Бренн, Лентул сразу устремился в атаку. Ромул прикрывался щитом и отступал, уворачиваясь, чтобы не дать прижать себя к канату. Но гот не стал рубить Ромула мечом, а толкнул его, словно тараном, щитом в грудь. От удара у юноши перехватило дыхание. Он упал на песок и отчаянно рубанул мечом по ногам секутора, но оружие брякнуло по наголеннику и отскочило.

Лентул проворным пинком выбил гладиус из руки Ромула и нагнулся к лежавшему юноше.

– Ты помешал мне оттрахать эту нубийскую сучку. – Его глаза походили на две темные дыры, они не выражали почти ничего, и, уж конечно, милосердия в них не было и в помине. – Сейчас я выпущу тебе кишки.

– У тебя все равно ничего не вышло бы. – Ромул осторожно нащупал рукоять своего кинжала и вынул его из ножен.

Его враг уже подался назад, чтобы нанести смертельный удар, и Ромулу нельзя было медлить. Он коротко размахнулся и вонзил кинжал готу в ногу, насквозь проткнув ступню и пригвоздив кожаную сандалию к земле. Лентул заорал от боли, и Ромулу удалось вскочить. Щит все еще оставался у него на руке, но меч Бренна лежал слишком уж близко к секутору.

Лентул, продолжая выть от боли, припал на колено. Ромул выжидал, пытаясь сообразить, что же делать дальше. В конце концов гот с громким стоном вырвал кинжал из раны и отбросил за канат. А потом тяжело поднялся, из раненой ноги лилась кровь.

– Гладиуса у тебя нет. Кинжала тоже. – Лентул поднял меч и двинулся на Ромула. Теперь уже осторожнее. После каждого его шага на песке оставались кровавые следы.

Ромул нашел взглядом свой меч. Его нужно было подобрать как можно скорее. В противном случае у него не будет ни малейшего шанса убить Лентула.

Некоторое время противники, подбадриваемые громкими криками, крались по арене, ничего не предпринимая. Мемор смотрел на них с нарастающим раздражением. Независимо от исхода боя он потеряет гладиатора, за которого заплатил немало денег. Бренн тоже не сводил глаз с дерущихся. На щеках у него играли желваки.

Теперь гот не решался атаковать. Ромул пытался улучить возможность подобрать гладиус, но стоило ему двинуться в ту сторону, как Лентул преграждал ему дорогу.

– Кончай! – крикнул Мемор, потеряв терпение. – Или сейчас выйдет Секст.

Низкорослый скиссор ухмыльнулся и взмахнул секирой.

Лентул посуровел лицом и шагнул вперед. Он знал, что испанец зарубит слабейшего из бойцов. И потому следовало побыстрее убить врага.

Совсем растерявшись, Ромул отважился искоса взглянуть на Бренна. Галл изобразил движение левой рукой, будто взмахивал щитом. И Ромул вспомнил. Подпустив Лентула поближе, он позволил ему осыпать себя градом ударов.

– Я отрублю тебе руки и ноги, – тяжело дыша выговорил Лентул, – а потом вспорю брюхо.

– Как нога? Болит, наверно?

Гот с размаху рубанул мечом, стараясь попасть Ромулу по голове. Тот с трудом отбил удар, от которого сотряслось все его тело. Но щит Бренна и впрямь оказался крепким. Ромул инстинктивно сделал шаг назад, заставив Лентула наступить на раненую ногу. Секутор выругался и вновь атаковал, на сей раз размашистым ударом сбоку. И снова Ромул принял его на щит, хотя у него даже рука онемела на мгновение.

Лентул вдруг резко изменил тактику и нанес колющий удар в грудь сопернику. Ромул едва успел парировать атаку. А многоопытный гот тут же повторил удар. Ромул во второй раз оказался на земле. Лентул, стремившийся как можно скорее закончить бой, широко размахнулся мечом.