Текст книги "Забытый легион"

Глава XXIII
Ариамн

Парфия, лето 53 г. до н. э.

Для солдат армии Красса следующее утро наступило слишком рано. Небо быстро просветлело и сделалось ярко-голубым, жара стремительно усиливалась. Предстоял очередной изнурительный переход. Красс поднялся до рассвета, его разбудил кошмар, в котором повторился тот злосчастный эпизод, когда он уронил бычье сердце. Он знал, что весть о случившемся разнеслась по легионам с быстротой лесного пожара; еще вчера тревога, охватившая его людей, чувствовалась прямо-таки на ощупь. Ее усиливала и другая весть: о том, как при выходе от Евфрата развернулся задом наперед орел шестого легиона. Похоже, все это подействовало и на старших офицеров. Только Публий и предводитель набатийцев сохраняли полное доверие к нему.

Зато Красс, движимый стремлением стать самым могущественным человеком в Риме и сокрушить Помпея и Цезаря, упрямо верил в свою победу. Потери вчерашнего дня были незначительными, да и не стоило тревожиться из-за нескольких сотен лучников. В конце концов, разве не он разгромил Спартака и его войско? Рабов там собралось больше восьмидесяти тысяч. А нынче против его испытанных в боях легионов пытаются встать жалкие несколько тысяч дикарей. Красс громко рассмеялся. Еще несколько коротких недель, и Селевкия падет, подтверждая его прозорливость. Его право быть вождем.

Желая побольше разузнать о богатствах парфян – которые скоро станут его богатствами, – Красс велел позвать к нему Ариамна. Когда предводитель конников явился, полководец, сидя на подушке и овеваемый пальмовыми листьями, которые держали в руках рабы, ел финики.

Набатиец низко поклонился:

– Великий пожелал меня видеть?

– Повтори то, что ты говорил о богатствах Селевкии. – Этот рассказ никогда не надоедал Крассу.

Ариамн опять поклонился.

– Бо́льшая их часть находится во дворцах царя Орода, богатейшего человека Парфии. Во многих комнатах там стены обиты чеканным серебром или затянуты цельными полотнищами шелка. Фонтаны отделаны драгоценными камнями. Повсюду стоят золотые статуи с глазами из опалов и рубинов. – Он помолчал, чтобы усилить эффект от сказанного. – Говорят, что в сокровищнице дюжина комнат и все они забиты доверху.

Красс улыбнулся:

– Рим никогда не забудет триумфального шествия, которое будет устроено после этой кампании!

Ариамн хотел сказать что-то еще, но тут оба собеседника увидели, что к ним приближается Лонгин. Следом за легатом шел смуглый человек в кожаной одежде. На поясе у незнакомца висела кривая сабля, а на согнутой левой руке он нес щит. С головы до ног его толстым слоем покрывала пыль, но даже сквозь нее было видно, что он посерел от усталости.

Лонгин, явно взволнованный, остановился и отсалютовал.

Красс недовольно скривил губы. Ариамн поспешно повторил его гримасу.

– Красс, его только что встретил один из наших разъездов. Это гонец от Артавазда, – сказал Лонгин, метнув на набатийца ненавидящий взгляд. – Он гнался за нами день и ночь.

Красс нахмурился:

– Он хочет, чтобы мы поверили, будто он не самозванец?

– При нем документ, заверенный царской печатью.

– И что еще нужно армянам? – сердито бросил Красс.

– На царя к северу отсюда напали большие силы парфян. Теперь Артавазд при всем желании не сможет присоединиться к нам.

Ариамн вскинул взгляд на Красса.

– Продолжай, – ледяным тоном потребовал полководец.

– Артавазд просит нас о помощи. – Не решаясь сразу продолжить, Лонгин умолк.

– Что еще?

– Он снова предлагает нам идти в Парфию через Армению.

– Этот пес хочет, чтобы я отступил? И кинулся выручать его? – загремел Красс. – Когда богатства Селевкии лежат у моих ног!

– Красс, этот путь намного безопаснее, – осмелился сказать легат, хотя было очевидно, что полководец не намерен идти на помощь клиенту республики.

Лицо Красса потемнело.

– Будет ли мне позволено высказать свое мнение? – вкрадчиво произнес Ариамн.

Оба римлянина, замершие было от напряжения, повернулись к нему.

– Великий, Ород, скорее всего, рассчитывал как раз на то, что ты пойдешь через горы. Он послал войско на север, но вместо тебя встретил там Артавазда.

– В таком случае понятно, почему вчера против нас вышло так мало парфян, – кивнул Красс.

– Он пытается задержать тебя, и ничего больше, – продолжал Ариамн. – И, кроме этих разъездов, нам ничего не преграждает путь к столице.

Лонгина его слова не убедили.

– Чем докажешь?

– Терпение, легат, – мягко прервал его Красс. – Пусть говорит.

Набатиец вскользь взглянул на Лонгина.

– Вчера мои разведчики опередили лучников и прошли много миль на юго-восток. Там не было ни следа каких-либо еще парфянских войск. Ород наверняка увел свои силы на север.

– Почему же ты раньше об этом не сказал? – язвительно спросил Лонгин. – Это попахивает предательством.

Ариамн принял выражение оскорбленной невинности:

– Поэтому сегодня я вызываюсь лично возглавить разведку.

Красс одобрительно кивнул.

От внимания набатийца не укрылось, что Лонгин стиснул рукоять меча.

– Мы вернемся, как только увидим хоть какие-то признаки присутствия врага. Но я подозреваю, что путь к Селевкии все еще открыт. – Легата Ариамн подчеркнуто игнорировал. – Ты позволишь, великий?

Лицо Красса расплылось в широкой улыбке.

– Говоришь, разведчики не нашли никаких следов парфян?

– Никаких, великий.

Лонгин больше не мог сдерживаться.

– Красс, не доверяй этой змее! Я точно знаю, это ловушка. Почему бы не вернуться к Евфрату и не соединиться с Артаваздом? Если у нас будет десять с лишним тысяч конников, мы растопчем любого врага.

– Молчать! – взвизгнул Красс. – Или у тебя с этим проклятым армянином какие-то свои дела?

– Конечно нет, – пробормотал Лонгин, ошеломленный тупостью и чванством Красса.

– Тогда заткнись. Если, конечно, не хочешь окончить жизнь рядовым.

Лонгин заставил себя сдержать гнев. Сухо отсалютовав, он повернулся к выходу, но все же задержался.

– Пусть только твое предательство подтвердится – я своими руками распну тебя, – прошептал он и только после этого вышел.

– Итак, сегодня мы истребим ту мошкару, которая досаждает моим людям, – заявил Красс.

Набатиец широко улыбнулся.

Вскоре после того как состоялся этот разговор, Ромул и Тарквиний провожали глазами длинную колонну набатийских конников, направлявшуюся на юго-восток.

– Неужели он так вот взял и отпустил их всех?

– Да, мы их больше не увидим, – кивнул этруск и посмотрел на тонкую полоску облаков, висевшую в той стороне неба, куда направлялись удаляющиеся кавалеристы.

Ромул недоверчиво потряс головой.

– Я это заранее знал. – Бренн в который раз точил клинок своего меча. – Наш полководец – круглый дурак.

– Ариамн очень хитер. Он попросту говорил Крассу то, что тот хотел услышать, – уверенно сказал этруск.

– Теперь у нас осталось только две тысячи конников, – заметил Ромул. – Интересно, сколько выставят парфяне?

– Пятерых против одного нашего.

Ромул нахмурился, пытаясь подсчитать, сколько же стрел может выпустить такое множество лучников.

Тарквиний оглянулся и, убедившись, что никто посторонний их не услышит, негромко сказал:

– В предстоящей битве тысячи расстанутся с жизнью.

Галл потемнел лицом:

– А с нами что будет?

– Много душ покинут свои обиталища… – Этруск казался необычно взволнованным. – Трудно предсказать точно, – добавил он. – Впрочем, я уверен, что двое из нас уцелеют, потому что видел, как наша дружба будет продолжаться и после кровопролития и гибели многих и многих.

Бренн мысленно велел себе приготовиться к худшему.

«Пусть я умру как герой, – думал он. – С честью, защищая Ромула и Тарквиния. Тогда я смогу без стыда встретиться на том свете с Браком и моим дядей. Сказать Лиат, что на сей раз я не сбежал, когда был нужен тем, кого любил».

К его горлу подступил комок, и он с трудом сглотнул, пытаясь утихомирить совесть, которая с тех пор почти непрерывно продолжала терзать его.

Ромул нахмурился. Неужели человек в состоянии видеть души умерших? Конечно, в битве против парфян погибнет множество народу, но разве можно узнать, кто именно встретит смерть? Нет, такого быть не может. Он поднял голову и увидел, что Тарквиний пристально смотрит на него. Ромул совсем разволновался и вдруг обнаружил, что не решается взглянуть ему в глаза. Возможно, что и его самого тоже ждет смерть. У него все внутри оборвалось от страха, и он поспешно обратился к Юпитеру с мольбой, чтобы всемогущий бог защитил их всех.

– А как остальные воины нашей когорты? – спросил могучий галл.

Тарквиний не пожелал ответить. Бренн повторил вопрос.

Тот снова промолчал.

Галл побледнел:

– Неужели все?

– Почти все.

– Ты временами видишь слишком много, – сказал Бренн, передернув плечами, как от холода.

Он обвел взглядом ничего не подозревавших наемников, готовившихся к очередному тяжелому переходу по палящей жаре. Страшно было даже подумать о том, что они все погибнут; с жестокой ясностью перед ним предстал тот последний раз, когда он видел своих сородичей, воинов племени аллоброгов, готовившихся к битве.

Ромулу же явились образы матери и Фабиолы, как это бывало всегда после прорицаний этруска. Он все время хотел спросить о них, но не решался, страшась того, что у него не хватит сил отказаться поверить Тарквинию, если тот скажет что-то ужасное. Хрупкие воспоминания о них были священными, больше того, от них зависела сама его жизнь. Они помогали ему идти дальше в неведомое.

Солнце стремительно поднималось от горизонта, с новой яростью обрушивая на пришельцев свой жар. Едва успела набатийская конница скрыться из виду, трубы дали сигнал покидать лагерь. Дисциплина все еще соблюдалась в полной мере, и армия вскоре была готова к маршу. Впереди стояли нерегулярные когорты, за которыми следовали пять легионов и обоз. Тыл теперь прикрывали два легиона, а по бокам двигались галльские и иберийские конники. Только они и составляли всю защиту для множества пехотинцев.

Бассий внимательно прислушался к последним аккордам труб.

– Пора трогаться. Сегодня я заставлю вас пройти двадцать миль.

Два отряда галлов поскакали вперед по песку, взрытому копытами коней набатийцев.

Следом за ними и солдаты двинулись в безжизненную пустыню. Впереди не было видно никаких признаков вражеской конницы, и они немного приободрились. А по мере того как время шло, а на небе не появлялось ни облачка, которое могло бы хоть ненадолго защитить от ярости солнца, и жара вновь принялась собирать жуткую дань с бредущих со стертыми ногами римлян, воины вообще позабыли о противнике. Многие уже накануне выпили всю воду, а той, что находилась в навьюченных на мулов бурдюках, вопреки убеждению Красса, могло хватить лишь для немногих. Жажда мучила солдат, и у тех, кто не мог вновь наполнить свои фляги, оставался лишь один выход: идти вперед. Трое друзей мрачно посасывали камушки. Воду, оставшуюся в их фляжках, они берегли как золото.

А потом боги, казалось, вспомнили об армии Красса. Примчались полдюжины галлов с известием о том, что впереди речка. Легионы чуть ли не вдвое ускорили шаг, и вскоре впереди завиднелась дымка, которая в пустынях всегда говорит о наличии воды.

Измученные жаждой наемники кинулись в речушку, начисто стоптав росшие вдоль русла тростники. Люди ничком кидались в мелкую воду, пытаясь освежиться. Но Ромулу и его соратникам едва хватило времени на то, чтобы заново наполнить фляги.

– Разве я приказал остановиться? Или разрешил кому-то выйти из строя? Нет! – гремел Бассий. – Идем дальше, мерзавцы!

С блаженным ощущением в усталых мышцах Ромул плескался в воде, едва достигавшей середины его голени.

– А передохнуть было бы совсем неплохо, – пробормотал он, предварительно убедившись, что центурион его не слышит.

– И то лучше, чем ничего! – Бренн вылил из фляги затхлые остатки воды и поспешно наполнил ее заново. – Пей сколько влезет.

– Отдохнем мы не скоро. – Тарквиний ткнул рукой вперед.

Ромул и галл неохотно подняли головы от освежающей воды.

Все разведчики галопом неслись назад.

Ромул увидел, как Бренн положил руку на рукоять меча. Почувствовав, что его лоб густо покрылся потом, он механически повторил его движение.

Галлы промчались мимо. Они направлялись в середину колонны, туда, где ехал Красс. Через несколько мгновений загремели букцины – таким отчаянным тоном, какого никто из солдат прежде не слышал.

– Слышали? Появился неприятель! Прибавить шагу!

Когорта повиновалась со всем усердием, на какое были способны усталые люди. Они поспешно устремились к противоположному берегу речушки и дальше вверх по невысокому пологому склону. Каждый надеялся, что галлы ошиблись.

До конца своих дней Ромул запомнил то зрелище, которое открылось перед ним.

На плоской равнине в некотором отдалении фронтом почти в милю шириной выстроилась парфянская армия. Тысячи воинов, отчетливо обозримых, несмотря на искажавшую восприятие знойную дымку, спокойно сидели на лошадях, поджидая римлян. Огромные пестрые знамена развевались в раскаленном воздухе, отчего облик врагов казался еще более чуждым. Легионы услышали грохот барабанов и звяканье гонгов, при помощи которых парфяне передавали приказы в своей армии.

Для изможденных римских солдат зрелище оказалось устрашающим. Обожженные солнцем лица побелели, из пересохших губ посыпались проклятия. Многие из наемников безнадежно оглядывались назад, туда, где остались Евфрат и безопасная жизнь.

– Клянусь яйцами Юпитера! – прогремел Бренн. – У них что, вообще нет пехоты?

– Я ведь уже говорил тебе, что нет, – отозвался Тарквиний.

Оба ненадолго замолчали. Было видно, как галл собирал волю в кулак.

– Мы выдержим, – просто сказал он. – Должны.

Темные глаза этруска оставались спокойными.

– К закату все станет ясно.

Друзья мрачно кивнули. Перед началом битвы не было смысла предаваться плохим мыслям. Теперь оставалось полагаться только на смелость и римские гладиусы.

– Это еще что такое? – воскликнул Ромул, указывая на высоких горбатых длинноногих и длинношеих животных, видневшихся позади линии вражеских войск.

– Верблюды. Парфяне используют их вместо мулов, – объяснил Тарквиний. – Можете не сомневаться, они нагружены запасом стрел, так что эти поганые лучники смогут стрелять сколько захотят. Их там много, так что на каждого стрелка наверняка запасена сотня стрел. Н-да, не слишком радостно…

– А наши дурацкие щиты против них, считай, бесполезны, – сказал Бренн, постучав по своему скутуму.

Этруск кивнул:

– Друг мой, эти стрелки ежедневно упражняются со своими страшными луками. Помнишь, что они творили вчера?

– Но мы теперь свободные люди! – Бренн хлопнул Ромула по плечу. – Если будет на то воля богов, мы умрем вместе – с мечами в руках, обратив лица к солнцу. Все лучше, чем на арене, ради денег этого подонка Мемора.

– Верно. – Ромул твердо посмотрел галлу в глаза. Упоминание ланисты пробудило в его сознании воспоминания об уроках Котты. – Спартаку не пришлось бы бояться встречи с парфянами, – сказал он. – У него всегда было много кавалерии.

– Этот фракиец был куда умнее Красса, – согласился Тарквиний. – Его разбили только потому, что Крикс, его помощник, не захотел покинуть Италию. Спартак ни за что не завел бы своих людей в такую ловушку.

Ромул позволил себе углубиться в мечты. Он представил себя главнокомандующим армией, Тарквиний и Бренн находились рядом с ним. Прежде всего он выдвинул бы кавалерию на фланги, чтобы не позволить обойти легионы, когда они построятся в боевой порядок. Потом, после начала парфянской атаки, он предпринял бы ложное отступление в центре, а его конница окружила бы врага. Именно так Ганнибал побеждал римлян во многих битвах.

Тарквиний искоса взглянул на него:

– Красс не прибегнет к карфагенской тактике. Этот дурак уверен, что стоит легионам двинуться вперед, как парфяне побегут.

Ромул остолбенел.

– Это тебе, а не ему надо командовать войском.

Тарквиний склонил голову:

– И тебе, Ромул.

Юноша зарделся от удовольствия.

– Мы бы точно справились куда лучше Красса, – хохотнул Бренн.

– Это было бы совсем нетрудно. – Тарквиний, прищурившись, смотрел на парфян и что-то считал про себя.

Бассий приказал своим воинам занять оборонительную позицию на гребне бархана. Одна когорта не могла ничего сделать – только дожидаться, пока подтянутся основные силы. Со стороны парфян навстречу им не двинулся ни один человек. Ловушка была приготовлена, и теперь враги ждали, чтобы римляне выстроились в боевой порядок.

– Смотрите, насколько их вождь уверен в себе. А ведь они могли бы подъехать и засыпать нас стрелами.

– Может, он хочет сразиться с Крассом один на один? – пошутил галл. – А мы сидели бы вокруг и смотрели.

– Сегодня будут проливать кровь простые солдаты, – отозвался Тарквиний. – А не полководцы.

Бренн пожал могучими плечами. Он препоручил себя судьбе.

– Ланисты. Полководцы. Прочая сволочь. Они приказывают. А умирают такие, как мы.

Ромул, у которого в голове крепко засели ободряющие слова этруска, взмолился Юпитеру, направлявшему его жизнь с младенческих лет.

Даже не владея искусством прорицания, можно было не сомневаться, что в предстоящей битве погибнут тысячи.

И возможно, кто-то из них троих.

– Где же Ариамн? – Красс сидел, выпрямившись в седле, его лицо перекосилось от гнева.

Никто не ответил.

С самого рассвета о набатийцах не было ни слуху ни духу. Теперь же, когда римляне сошлись лицом к лицу с парфянским войском, стало ясно, что недавние их союзники больше не вернутся. Ариамн оказался предателем.

– Сын грязной шлюхи! Я выпущу ему кишки. А потом распну.

Лонгин деликатно откашлялся:

– Красс, какие будут приказания?

Полководец зыркнул на него, но тут же отвел взгляд. Что-что, а признавать ошибки он не собирался.

– Кавалерию на фланги. Когорты построить прямоугольниками, – выкрикнул Красс. Более примитивную тактику трудно было придумать. – Это отребье разбежится, как только увидит нашу мощь.

Седовласый легат раскрыл рот от неожиданности.

– И оставить бреши между когортами?

– Я отдал приказ. Или что-то непонятно? – Красс гневно выпятил челюсть. Он сразу же понял, что имел в виду Лонгин, но чрезмерная гордость, жестоко уязвленная предательством Ариамна, не позволяла ему пойти на попятный. – Так мы не позволим их многочисленной коннице обойти нас.

– Да, но при этом они получат возможность проезжать через наш строй, – ответил Лонгин.

Он, несомненно, ждал поддержки от других офицеров. Но все промолчали. Легат гневно взглянул на них и продолжил твердым голосом:

– Красс, построиться сплошным фронтом будет лучше. Тогда всего лишь небольшое количество людей может быть атаковано одновременно.

Глаза Красса вспыхнули гневом.

– Ты опять оспариваешь мои приказы?

– Всего лишь даю совет.

– Неподчинение! – выкрикнул Красс.

Черное одеяние, в которое он облачился поутру, уже пропиталось потом и липло к телу. Легионеры, охранявшие главнокомандующего, то и дело бросали на него тревожные взгляды. Черный был цветом траура, цветом смерти.

– Отправляйся на позицию, легат, пока я не приказал тебя высечь.

У Лонгина на щеках заиграли желваки. Вряд ли кто-нибудь еще осмелился бы так разговаривать с офицером, занимающим столь высокое положение.

– Ты совершаешь большую ошибку, господин, – дерзко сказал он. Полководец слишком нуждался в нем, чтобы рискнуть выполнить свою угрозу. – Сплошной фронт был бы куда лучше.

Красс оглядел прочих командиров:

– Кто-нибудь с ним согласен?

Все снова промолчали. Подчиненные Красса хорошо понимали, что можно, а чего нельзя.

– Считай, что твоя карьера окончена, – сказал Красс. – Если ты доживешь до конца боя!

– Посмотрим еще, что скажет Сенат, когда мы вернемся в Рим. Кое-какая власть у него еще есть. – Лонгин презрительно фыркнул и, заставив себя сдержать гнев, поскакал прочь. Тупая надменность Красса не должна помешать разбить парфян. А об отношениях с полководцем можно будет подумать и потом. Мысли о бычьем сердце, упавшем в песок, о развернувшемся задом наперед штандарте с орлом и о черном одеянии военачальника Лонгин постарался выкинуть из головы.

– А вы чего ждете? – Изо рта Красса летели брызги слюны. – Убирайтесь с глаз долой!

Легаты поспешили повиноваться.

Их ждала битва, которую нужно было выиграть.

Глава XXIV
Публий и Сурена

Легионы вытягивались на плоскую равнину чуть ли не всю вторую половину дня. Конники из пустыни, фигуры которых приплясывали и искажались в знойном мареве, терпеливо ждали. В их рядах неумолчно гудели барабаны и звенели гонги. Диковинные звуки походили на рев диких зверей, сливающийся с раскатами грома.

Все это было ужасно.

Наемники, которым пришлось ждать дольше всех, сильнее прочих страдали от палящей жары. Мало у кого оставалась вода, и люди вновь стали падать от обезвоживания и солнечных ударов. Те из солдат, которые были посильнее, делали все, что могли, чтобы помочь своим товарищам продержаться до начала битвы. Бассий без устали расхаживал по рядам, то подбадривая, то стращая своих подчиненных. Своей неукротимой энергией он все же заставил немного приободриться совсем уже павших духом солдат.

Когда армия Красса наконец-то прибыла на место, раздались отрывистые звуки букцин. Долгое ожидание подошло к концу.

– Вы что, не слышите?! – орали центурионы. – Живо строиться!

Со сноровкой, намертво вколоченной в солдат во время бесчисленных тренировок, легионы рассыпались по равнине и построились. Каждая когорта образовала каре со «стенками» в три шеренги, первую из них составляли сорок человек. Каждое каре от соседнего фланга и с тылу отделяло сто шагов. Красс, его штаб и две ветеранские когорты заняли место в середине, рядом с обозом, а галльская и иберийская кавалерия прикрывала фланги всего войска. Для начала битвы такой строй подходил меньше всего.

– Что он делает? – Ромул нахмурил брови. Ему было совершенно ясно, что произойдет, как только противник начнет наступление.

– Красс решил, что нас сразу попытаются обойти, – ответил Бренн. – Таким образом он хочет предотвратить окружение.

– Но больше ничего он не добьется.

– Дурак он, и больше ничего! – рявкнул Тарквиний, сердито посмотрев вокруг. – Лучники будут попросту ездить между когортами и расстреливать нас на выбор.

Солдат очень тревожило то, что Красс не видит ничего из того, что прямо-таки бросалось в глаза им. Последние капли уважения к полководцу, которые еще сохранялись у Ромула, полностью испарились.

А предводитель парфянского войска все еще не торопился начать атаку. Он ждал, когда римская армия построится наконец в боевые порядки.

Но вот, по незримому для римлян сигналу, барабаны изменили свой ритм. Теперь их бой звучал иначе – медленнее и тяжелее. Гонги тоже зазвучали по-другому. Гром все нарастал, и вскоре римляне с трудом могли различать голоса соседей. Измученные жарой и палящими солнечными лучами, солдаты лишь смотрели на врагов, не понимая, что им делать.

Внезапно грохот стих.

От центра парфянского строя отделился большой конный отряд. Воины не спеша двинулись вперед и разом остановились в нескольких сотнях шагов от римлян.

Ромул вгляделся в конников, искаженных пляшущей дымкой.

– Кто это?

– Катафрактарии. – В голосе Тарквиния слышалось почтение. – Отборная тяжелая кавалерия.

– Были бы у нас длинные копья, как у греческих гоплитов, мы смогли бы с ними справиться, – злобно сказал Ромул. – Но ведь у нас их нет.

– Или оборонительный ров, – добавил галл.

Тарквиний лишь кивнул.

Усталые римляне беспомощно смотрели на врагов. Им не оставалось ничего, кроме как покорно продолжать жариться на солнце. И когда на другой стороне поля вновь загремели барабаны, они даже почувствовали облегчение. Дружным, по-видимому, отработанным движением парфянские наездники скинули с плеч невзрачные накидки, и оказалось, что от шеи и до середины бедра они закованы в броню. Каждый держал в руке тяжелое длинное копье. Лошади тоже были защищены доспехами. Перед римлянами оказалась сплошная металлическая стена. Солнце сияло на тысячах и тысячах металлических пластин и колец, отражалось от них прямо в глаза римлянам ослепительными отблесками.

Воины Красса отводили глаза от катафрактариев, и бьющий в глаза свет был не единственной причиной тому. Сердца солдат оледенил страх.

– Потрясающе! – Тарквиний возбужденно ткнул в ту сторону рукой. – Андабаты на арене – это жалкая пародия на вот этих.

Ромул лишь слышал о конных гладиаторах, сражавшихся в шлемах, которые полностью закрывали лица и не имели прорезей для глаз, но ни разу их не видел.

– Римляне – вот кто настоящие дикари, – сказал галл. – Посылать слепцов сражаться на арене…

– У этих всадников со зрением все в порядке, – отозвался этруск.

Ромул, несмотря ни на что, с восторгом глядел на кольчуги, прикрывавшие грудь и бока лошадей. Такого он прежде и представить себе не мог.

А катафрактарии все медлили, нагнетая устрашающий эффект. Барабаны продолжали выбивать жуткую дробь, от которой в души проникало ощущение неотвратимости ужасной судьбы. Наемники и легионеры нервозно переминались с ноги на ногу. Тревога в войске Красса, охватившая едва ли не каждого солдата, уже ощущалась почти на ощупь. Обычно бывало не так – это римляне, стоя в неподвижности перед битвой, наводили страх на врагов.

– Похоже, сегодня мы славно подеремся. – Бренн, уставший от ожидания, нетерпеливо встряхнул в руке копье. – Они кажутся мне по-настоящему опасными.

Тарквиний невесело улыбнулся.

Ромул, которому тоже хотелось, чтобы бой начался как можно быстрее, проверил, легко ли ходит в ножнах его меч, крепко ли прилажено острие пилума к древку.

«Главное – не терять спокойствия», – напомнил он себе.

Казалось, целую вечность два войска смотрели друг на друга, их воины истекали потом от никак не желавшей слабеть жары. Напряжение сделалось невыносимым.

Затем грохот барабанов опять смолк. И вперед двинулись конные лучники. А тяжелая конница осталась на месте.

– Приготовиться встретить атаку! – приказал Бассий. – Сомкнуть ряды!

Наемники прошли хорошее обучение. Воины быстро сомкнулись плечом к плечу и выставили вперед копья. Тысячи людей на всем протяжении просторного поля битвы, словно крошечные колесики единой машины, повторяли одно и то же движение. Римляне сомкнули щиты, и перед парфянами оказалось множество окруженных броней островов.

Враги сначала шли рысью, а потом пустили коней в галоп. Земля задрожала от топота копыт, и у Ромула защемило под ложечкой. Вчерашние атаки не шли ни в какое сравнение с нынешней.

Как и предсказывал Тарквиний, конная лава разделилась на колонны, которые устремились к промежуткам между когортами. Страх в рядах стоявших сделался физически ощутимым. Люди обильно потели и судорожно сжимали древки копий. За спиной у Ромула кого-то начало рвать. Он заставил себя не слышать этого звука, приподнял скутум повыше и прищурился, глядя на приближавшихся конников.

Битва начиналась.

Парфяне подлетали все ближе и ближе. Вскоре, когда римляне уже видели, как кони раздувают ноздри на скаку, лучники отвердели лицами и натянули тетивы.

Ромулу казалось, будто оставшийся пилум жжет ему руку.

– Копья приготовить! – В голосе Бассия не было и намека на страх. – Ждать моей команды!

Каждый отвел правую руку назад и замер, ожидая приказа метнуть копье.

Но прежде чем он прозвучал, парфяне выпустили стрелы. Они подъехали куда ближе, чем позволяли себе накануне. До сего момента наемники даже представить себе не могли, насколько велика мощь луков противника. Стрелы летели сплошным потоком и пронзали римские скутумы, словно те были из бумаги. Первая шеренга сразу исчезла – люди были выбиты до единого.

Лишь Бассий, как ни трудно было в это поверить, остался стоять, держа перед собой густо утыканный стрелами щит.

– Приготовиться! Бросай! – отчаянно выкрикнул он.

Громко вскрикнув, Ромул и солдаты из второй и третьей шеренг шагнули вперед и метнули копья вперед по невысокой дуге. Стержни из металла и дерева градом посыпались на конников и многие попали в цель. На таком близком расстоянии дротики римлян тоже были смертоносными. Лошади с визгливым ржаньем падали наземь, роняя всадников. Копья поразили и многих парфян, но мощь атаки была настолько велика, что тех, кто усидел верхом, вынесло прочь, в безопасное отдаление.

Прежде чем Бассий успел подать следующую команду, атакующие дали еще один губительный залп, теперь уже по боковой стороне каре. И промчались мимо, стремясь повторить то же самое со следующей когортой. Грохот копыт стих, сменившись громкими стонами.

На горячем песке лежали самое меньшее восемьдесят человек.

От изумления Ромул даже рот открыл. Очень многие воины были убиты стрелами, поразившими плоть через щиты и кольчуги, предназначенные для того, чтобы ее защищать. Тут и там лежали трупы со щитами, прямо-таки пришпиленными к ним, а в земле, как трава, торчали стрелы. Раненых было столько, что Ромул недоверчиво посмотрел на себя. Он не получил ни царапины. Как и его друзья.

– Они могут повторять такие атаки целый день, – спокойным голосом сказал Тарквиний.

Бренн мрачно взглянул на него и выругался.

Сквозь тучи пыли они видели, как другие когорты подвергались точно таким же атакам лучников, свободно проникавших через римские боевые порядки. На какое-то время когорта Бассия сделалась островком спокойствия среди хаоса.

– Ромул! Пойди сюда.

Его, с искаженным от боли лицом, звал Бассий. На левой руке у него висел утыканный стрелами скутум.

– Что прикажешь, командир?

– Вынь эту треклятую штуку! – Старший центурион указал на левую руку, в предплечье которой, чуть ниже локтя, торчало оперение прошедшей насквозь стрелы.

Ромул испуганно заморгал.

– Прошла прямо сквозь щит. – Бассий покачал головой. – Тридцать лет воюю, но такого мощного лука никогда не видел.

Ромул стиснул стрелу в кулаках и переломил стержень возле острия. Молодой солдат вытащил обломок стрелы, Бассий негромко зарычал от боли. Скутум свалился с руки. Из двух аккуратных ранок побежали струйки крови. Оторвав полосу ткани от своей туники, Ромул туго перевязал раны.

– Хороший мальчик! – похвалил его Бассий и поднял с земли щит.

– Командир, ты же не сможешь сражаться!

Словно не слыша его, центурион обернулся к своим воинам.

– Строиться в каре! Следующая атака начнется скорее, чем нам бы хотелось.

Ромул поспешно вернулся на место, успев подумать, как хорошо было бы, командуй Бассий не одной когортой, а чем-нибудь побольше. От таких офицеров, как он, толку было бы несравненно больше, чем от Красса.

Когда парфянские лучники вернулись в расположение своего войска, оставив множество римлян убитыми и ранеными, наступило недолгое затишье.

– Поехали за новыми стрелами. – Тарквиний пристально смотрел на круживших в вышине стервятников. – Красс обязан воспользоваться шансом. Необходимо выстроить всю армию единым фронтом в восемь – десять шеренг. – Он указал на одиноко стоявшие когорты. – А не так. С таким построением получается не битва, а бойня.