Текст книги "Забытый легион"

Ромул сделал то единственное, что ему оставалось. Он изловчился и ударил гота кулаком по раненой ноге. Удар получился несильным, но и этого хватило. Лентул заорал от боли и опустил руку – смертельного удара не получилось. Ромул откатился в сторону и, тяжело дыша, поднялся на ноги.

Лентул, шатаясь, стоял перед Ромулом, из глаз у него катились слезы. Нельзя было упустить такой выигрышный момент. И Ромул бросился на гота, держа щит на уровне плеча, словно намеревался таранить противника.

Лентул напрягся.

Но в последний миг Ромул со всего разгону обрушил острый край щита на правую ногу Лентула. И напрочь отхватил все пять пальцев.

Гот снова заорал от нестерпимой боли. Кровь хлынула на песок.

Ромул метнулся в сторону и подобрал свой гладиус. Лентул же пал на колено, скрючился и вцепился обеими руками в ногу, тщетно пытаясь остановить кровь. Он был ошарашен и не мог отвести глаз от валявшихся перед ним ровно отрезанных пальцев. Зрители, до тех пор хранившие молчание, принялись скандировать: «Ро-мул! Ро-мул!»

Он прикоснулся острием меча к подбородку Лентула:

– Зачем ты связался с этими мирмиллонами?

Хотя Ромул не испытывал к готу ни малейшей симпатии, ему претила мысль, что ссора может закончиться таким образом. Но Мемор постановил, что один из врагов должен умереть, и уже стало ясно, что это будет не он.

Лентул выпустил ногу. Кровь с новой силой хлынула из разверстой раны. Готу требовалась срочная помощь лекаря, иначе неизбежная потеря сознания от шока.

– Я не могу стоять, – произнес он искаженным от боли голосом. – И никогда больше не смогу драться.

– Прикончи его! – услышал Ромул оглушительный выкрик Секста. Тут же подхваченный всеми остальными.

Кроме Бренна, стоявшего с гордым, но и печальным лицом.

«Как же Ромул похож на Брака, – думал он. – Как родные. Ромул не хочет убивать безоружного. И Брак тоже не захотел бы».

Галл закрыл глаза.

Ланиста допустит только один исход.

Толпа в закрытом со всех сторон дворе зашумела, отчего давящая атмосфера арены сделалась еще тяжелее.

Ромул заметил, как Мемор кивнул.

Пора.

Чувствуя, как его сотрясает от каждого удара сердца, как бурлит в венах разогретая от возбуждения кровь, юноша подошел ближе. Вопреки всему он выиграл гладиаторский поединок. Ромул не желал казнить Лентула, но слова Бренна эхом прозвучали в его ушах: «Убей или умри».

Так он стоял, собираясь с духом, прислушиваясь к крикам зрителей.

И, словно во сне, увидел, как противник неуверенным движением потянулся к нему с коротким ножом, который достал из-за кожаной наручи. Ромул стоял слишком близко и не мог уклониться от удара. Ему удалось лишь оттолкнуть руку Лентула щитом, который дал ему Бренн, и лезвие не попало в бедренную артерию.

Это движение спасло ему жизнь.

Ромул попятился, у него начал туманиться взгляд; глубоко всаженный кинжал торчал в правом бедре. Секутор, злобно осклабившись, пытался дотянуться до рукояти и дернуть за нее – одно движение отделяло его от победы.

Еще немного, и Ромул сам лишится сознания от шока. Резко взмахнув щитом, он рубанул Лентула острым краем по запястью. Брызнула кровь. Гот опять выругался и отшатнулся.

Ромул больше не выжидал. Наклонившись, он нанес Лентулу удар острием клинка по горлу, перерезав главные сосуды. Ярко-алая кровь теплым дождем хлынула ему на руки.

Лентул гортанно захрипел, а потом его глотка заполнилась кровью, и он больше не издал ни звука. Лишь вцепился тщетным усилием в опущенный клинок и уставился Ромулу в глаза. Казалось, что он безмерно удивлен. Он еще раз попытался что-то сказать, но не смог.

А юношу охватили тоска и отвращение.

– Ро-мул! Ро-мул! – Ему показалось, что крики стали громче.

«Убей или умри», – мрачно подумал он, рывком высвобождая гладиус из бессильного захвата.

Лентул с каким-то чмокающим звуком упал ничком на песок и больше не шевелился.

Боль внезапно стала невыносимой. Ромул покачнулся и уставился на рукоять ножа, торчавшего у него из бедра. Бросил наземь меч и щит, потянулся…

– Не смей! – рявкнул Бренн, внезапно оказавшийся рядом с ним.

Ромул начал падать, но его поддержала могучая рука галла. Великан-гладиатор осторожно положил его на песок.

– Я отвлекся… – пробормотал Ромул. Голос его прозвучал совсем слабо, сознание ускользало.

– Лекаря сюда!

Слова доносились до него как из тумана. Голова кружилась. Ромул больше не мог ни о чем думать. Боль подымалась от пораненного бедра, накатывая жгучими волнами. Сверхчеловеческими усилиями он удерживался, чтобы не закричать.

– Я умру?

– Все будет хорошо. – Он почувствовал ладонью железное пожатие Бренна. – Ты молодец, паренек.

Последнее, что запомнил Ромул, был звук голоса его друга, который снова требовал позвать грека-лекаря.

Открыв глаза, Ромул прежде всего увидел соблазнительные формы Астории, склонившейся над жаровней. Он ощутил густой незнакомый, не слишком приятный запах и заворочался под одеялом.

– Есть хочу. – Он с усилием приподнялся на локте. – Времени сколько?

– Полдень миновал… следующего дня. Ты проспал почти полтора суток, – отозвалась Астория. – Чувствуешь-то как себя?

– Живой… – Ромул опустил руку и нащупал на правом бедре тугую повязку. – Нога болит, – добавил он, поморщившись.

– Рана глубокая. Грек напоил тебя отваром мандрагоры, чтобы унять боль. – Астория взяла чашу и шагнула к импровизированному ложу. – Пора выпить еще.

Юноша сделал маленький глоток и непроизвольно сморщился.

– Какая гадость!

– Зато потом будет меньше болеть. Пей.

Ромул послушно выпил горький настой до дна. Только на это у него и хватило сил.

– А теперь лежи спокойно и отдыхай.

– Рана серьезная?

– Лентул ударил на волосок от артерии. Боги сжалились над тобой. – Она улыбнулась. – Дионисий остановил кровотечение и сшил мускулы.

– Когда я смогу вновь упражняться?

Астория закатила глаза.

Ромул попытался сказать что-то еще, но язык вдруг сделался ужасно толстым и непослушным. Начала действовать мандрагора.

– Дней через десять. – Бренн тяжело переступил порог, его голый торс лоснился от пота. – Но только самые легкие упражнения!

Ромул попытался открыть сомкнувшиеся веки. Безуспешно. Через несколько мгновений он уже крепко спал.

– В лазарете его оставлять нельзя, это точно, – сказал Бренн. – Фигул или кто-нибудь еще из той шайки быстро перережут ему глотку.

– Верно. К тому же тебе не помешает друг, способный прикрыть спину.

Галл вздохнул. Уже много лет он не доверял никому. Однако Ромул очень сильно напоминал ему Брака. Воспоминание, никак не терявшее своей свежести, пробудило в нем печаль.

– У тебя же нет глаз на затылке, – повысила голос Астория. – И десять человек сряду ты убить не сможешь.

Перед Бренном, как наяву, возникла горящая деревня. Умирающий Брак. Плен.

«В тот день я убил больше десяти сряду. И все же недостаточно».

– Было бы и впрямь хорошо иметь рядом надежного человека, – пробормотал он.

– Ты сам говорил давеча, что Ромул хороший боец.

Бренн задумчиво потер ладонью подбородок:

– Да, то, как я поступил с мирмиллонами, понравилось не всем.

– Фигул и Галлит вовсю мутят воду, – встревоженно сообщила нубийка. – Похоже, они всерьез хотят разделаться с тобою, любимый.

– В лудусе никто не осмелится тронуть меня, – уверил Бренн и погладил ее по руке.

– В одиночку – никто. Ну а толпой? – ответила она. – Ты должен помнить об опасности!

– Да знаю я… – чуть помолчав, отозвался галл. – А Ромул, по-моему, хороший парень. В любом случае надо присмотреть за ним, пока он не начнет снова ходить.

Слегка приободрившись, Астория поцеловала его.

– А там посмотрим, захочет ли Ромул.

Бренн и Астория были верны своему слову. На протяжении следующих десяти дней Ромул был окружен такой заботой, какой не знал с младенческих времен. Уже на третий день юный гладиатор смог спустить обе ноги с ложа и встать без посторонней помощи. Еще через два дня он, к восхищению Бренна, начал понемногу ходить, опираясь на палку. Галл стоял рядом и подбадривал его.

– Они, похоже, не очень рады. – Ромул указал на Фигула и Галлита, которые угрюмо глядели на них с противоположной стороны двора.

– Ну и что? – Бренн демонстративно плюнул в их сторону.

Ромул ответил не сразу.

Эти бойцы были опасными врагами. Большой и сильный Фигул, ветеран-фракиец, подвешивал к широкому кожаному поясу больше десятка викторий – значков, свидетельствовавших о победе в поединке. Низкорослый коренастый Галлит заметно прихрамывал, но в искусстве владения сетью и трезубцем не знал себе равных в школе.

– Этих тоже придется убить, – заявил Ромул, вложив в свои слова всю браваду, на какую был способен.

– Смелые слова, мой юный друг! Но ты им пока что не ровня, – усмехнулся Бренн. – Пока что. Вот года через два-три…

– Слишком долго. А если они захотят убить меня раньше?

– В том-то и дело… – Галл помолчал, собираясь с мыслями. – Поэтому я хочу предложить тебе союз. Будем приглядывать друг да другом.

– Я – за тобой? – Ромул даже рот открыл от удивления. – Но мне ведь только четырнадцать.

– И уже двое убитых. Причем один в честном поединке, – сказал Бренн, сверкнув глазами. – У тебя есть способности. Когда-нибудь ты станешь великим бойцом.

– Почту за честь.

– У моего народа дружба завязывается непросто. – Лицо галла на мгновение исказилось тенью давней боли. – Но когда дерешься насмерть друг за друга, без нее нельзя. И тогда уже – как братья на всю жизнь. – Он стиснул зубы. – Ты готов к этому?

Ромул ответил не сразу. Он сознавал, как много это предложение значит для Бренна. И для него тоже. Прежде он доверял из всех людей одному только Юбе. Он набрал полную грудь воздуха, а потом кивнул.

Бренн протянул могучую руку, и они звонко хлопнули ладонями. Ромул твердо поглядел новому другу в лицо, и галл ответил довольной улыбкой.

– Прежде всего я научу тебя быстро убивать. В конце Лентул чуть не подловил тебя.

– Я так обрадовался победе.

– Точно. И отвлекся. – Бренн ткнул его пальцем в грудь. – Всегда думай о том, что твой противник может сделать в следующий миг.

Ромул вновь взглянул на Фигула и Галлита. Судя по гримасам, их совершенно не обрадовало столь откровенное проявление дружбы.

– Для начала нужно внимательно следить за этой парочкой.

– Рано или поздно нам придется убить этих подонков, – пожав плечами, ответил Бренн. – А пока что забудь о них. Хорошая баня – вот что нам сейчас нужно! – И, ухмыльнувшись, пояснил в ответ на вопросительный взгляд Ромула: – Мемор сдался и снова разрешил мне ходить в баню. От горячей воды твоей ноге станет легче. А унктор разомнет шрам, чтобы срасталось как надо.

Опираясь одной рукой на плечо Бренна, Ромул захромал через двор. Впервые с тех пор, как его разлучили с Юбой и семьей, молодой боец почувствовал, что у него есть друг, которому можно доверять.

Даже жизнь.

Это было отличное ощущение.

Глава X
Брут

Лупанарий, Рим, 56 г. до н. э.

Услышав голос призывавшей ее Йовины, Фабиола чуть не затряслась от страха. Она пробыла в Лупанарии уже два дня, но пока что ни один из посетителей не согласился заплатить высокую цену, назначенную за ее девственность. Несколько стариков похотливо разглядывали привлекательную юную девушку, а один даже принялся было мять ей груди, но тут вмешалась Йовина. Фабиола испытала великое облегчение, когда оказалось, что ни один из них не пожелал расстаться с требуемой суммой.

Шло третье утро. Фабиола, волнуясь, ожидала в небольшой гостиной, примыкавшей к вестибюлю. Здесь же она сидела вчера и позавчера. Стены были покрыты порнографическими фресками. По меньшей мере половина поз для сношения казались ей физиологически невозможными. Помпея наскоро просветила ее насчет основных приемов, но стоило Фабиоле подумать о том, что эти знания придется применять на деле, как у нее начинались спазмы в желудке. Весь ее сексуальный опыт ограничивался несколькими быстрыми поцелуями украдкой с одним из молодых рабов Гемелла.

«Не смей расслабляться. Стань лучшей. Помни о Гемелле. Помни о Ромуле».

На скамейках вдоль стен комнаты сидело еще с полдюжины разодетых и накрашенных проституток. Стоял густой запах благовоний. Женщины переговаривались, то и дело принимаясь смеяться. Шел самый обычный рабочий день, а Фабиола одиноко сидела в углу. Все относились к ней достаточно дружелюбно, но Фабиоле очень не хватало общества Помпеи. Рыжая удалилась с одним из своих богатых постоянных посетителей, немолодым сенатором, который очень любил обряжаться в ее одежды.

Посетители приходили, объясняли Йовине, чего хотят, и госпожа громко объявляла имена подходящих девушек. Названные проститутки вставали, а потом с клиентом уходила одна из них, та, чьи прелести приглянулись ему больше других.

Фабиола была в Лупанарии единственной девственницей. И ей приходилось ожидать в одиночестве. Но она заставила себя не тревожиться и спокойно обдумывать будущее.

– Пойди сюда!

– Живо! – прошептала нубийка. – Не упусти клиента, не то Йовина разозлится.

– Иду!

– Желаю удачи! И помни о том, чему тебя учила Помпея.

– Распаляй его, пока он сам не потребует продолжения, – подсказала еще одна из женщин.

Обрадованная поддержкой, Фабиола поднялась и оправила одеяние – то самое, льняное, белое с алой полосой, которое в первый день выбрала для нее Помпея. Фабиола вышла сквозь открытую дверь и направилась дальше, уставившись в отделанный узорчатой мозаикой пол. Сердце у нее отчаянно колотилось. Потребовалось усилие воли, чтобы дышать спокойно, как учила ее Помпея, очень медленно выдыхая.

Склонив голову набок, ожидавшая Йовина окинула девушку взглядом.

– Замечательно выглядишь! – похвалила она и ободряюще улыбнулась, отчего на ее накрашенном лице явственно проступила сетка глубоких морщин.

Подле госпожи стоял загорелый мужчина приятной наружности, лет двадцати пяти. Фабиола его еще не видела. Не худой, не толстый, чисто выбрит, коротко подстриженные каштановые волосы. Простая, но хорошо сшитая туника, подпоясанная на талии, выдавала воина. На узком ремне висел кинжал с украшенной драгоценными камнями рукоятью.

– Ближе!

Застенчиво глядя на свои сандалии из мягкой белой кожи, Фабиола повиновалась.

«По крайней мере, не старик».

– Посмотри на меня, – произнес мужчина мягким сочным голосом.

Фабиола подняла голову и взглянула в его чистые голубые глаза.

– Ты ведь красавица.

Она вновь уставилась в пол, не в силах долго выдерживать его взгляд.

– Пятнадцать тысяч сестерциев?

– Разве дорого за девственность такой девушки? – медоточиво вопросила Йовина.

– Это большие деньги.

– Скажи, Децим Брут, разве было, чтобы мои девушки не оправдывали своей цены?

Тот улыбнулся:

– Повернись.

Ощущая на себе пристальный взгляд, Фабиола медленно повернулась. При этом она краешком глаза заметила Бенигна, который скромно стоял в тени. От этого она почему-то почувствовала себя в безопасности и без труда выдержала осмотр.

– Очень хорошо.

Желудок Фабиолы словно сдавило. Миг настал.

– Только подпиши сначала расписку, господин. – Йовина метнулась к своему столу, быстро развернула пергамен и привычными движениями вписала на свиток несколько слов. Было видно, что такие действия для нее обычны.

– Ты же знаешь, что я никогда не отказываюсь.

– Конечно, господин. Только, когда закончишь с Фабиолой, ты вряд ли будешь в состоянии написать даже собственное имя, – отозвалась Йовина и громко захихикала.

Брут тоже рассмеялся и взял стилус. Но прежде чем оставить подпись внизу, он внимательно прочел текст.

Госпожа поспешно схватила горящую свечу и капнула воском возле росписи Брута.

– Не пожелаешь приложить свою печать?

– Клянусь всеми богами, Йовина! Из тебя вышел бы отличный префект[10]10
  Префект – должностное лицо, стоявшее во главе управления отдельной частью администрации, суда, государственного хозяйства или армии.


[Закрыть] для легионов. Не успокаиваешься, пока не приведешь в порядок все бумаги! – Брут приложил к полужидкой массе перстень с печаткой.

Йовина расплылась в широкой улыбке:

– Ты знаешь, куда идти, дитя мое.

Фабиола, утратившая дар речи, лишь кивнула, но все же смогла взять Брута за руку и вывести в тускло освещенный коридор. Воин покорно следовал за нею, не произнося ни слова, и это придавало ей силы. Укрепленные в кронштейнах на стенах факелы озаряли ниши с изваяниями богов, перед которыми были выложены скромные пожертвования. Поравнявшись со статуей Афродиты, девушка беззвучно обратилась к ней с короткой молитвой.

Фабиола ввела Брута в первую же спальню и закрыла дверь. В изящно убранной комнате стояла просторная кровать и мраморная ванна. Стены закрывали тяжелые тканые занавеси. Маленькие масляные светильники, помимо света, испускали густой благовонный аромат. На столиках ждало вино и обильная еда.

– Как знать, вдруг он есть захочет между актами, – шутливым тоном бросила Помпея, когда недавно учила ее, что делать. Впрочем, суть ее советов сводилась к одному: – Сделай все, чтобы посетитель был удовлетворен. Все остальное не важно!

Фабиола повернулась к Бруту, который продолжал безмолвно рассматривать ее.

– Не пожелает ли господин, чтобы я омыла его?

– Я пришел сюда прямо из бани.

После этих слов Фабиола испытала некоторое облегчение. Шагнув поближе, она провела тонкими пальцами по мускулистой руке. Брут был крепок и силен, и это облегчало задачу.

– Позволь, я раздену тебя, – сказала она с уверенностью, поразившей ее саму. Приняв отрепетированную с Помпеей соблазнительную позу, она подвела мужчину к ложу. Поверх вышитых шелковых покрывал были обильно насыпаны лепестки роз. Доцилоза любила свою работу и гордилась ею.

Взявшись за пряжку ремня, Фабиола обнаружила, что расстегнуть ее не так-то просто. Она заторопилась было, но тут же вспомнила еще один совет Помпеи – о том, что нужно быть подчеркнуто скромной. Вскоре ремень поддался ее усилиям, и она положила его на пол. Затем Фабиола сняла с Брута тунику и легонько подтолкнула его назад; он повиновался, почти упал навзничь на ложе и так и лежал неподвижно, наслаждаясь.

Девушка опустилась на колени и стала расстегивать кожаные ремешки его калиг. Подошвы сандалий были утыканы металлическими шипами, и то, что Брут носил форменную солдатскую обувь, говорило, что воином он стал по своей воле.

– Ты служишь в войске, господин?

– Я трибун легионов Цезаря, – гордо ответил Брут. – Приехал в отпуск из Галлии. Два месяца, лучше, чем ничего. – Он потер глаза ладонью. – Как же хорошо вернуться к цивилизации.

Фабиола присела на ложе и принялась поглаживать мужчину от шеи до ступней, потом стала разминать ему мышцы, и он вздохнул от удовольствия.

– Закрой глаза, господин. Отдохни.

Брут подчинился – с видимым удовольствием.

Она изменила темп движений, теперь ее руки очень медленно двигались вкруговую по его груди, животу и основаниям бедер. Помпея наставляла ее, что это важнейшая часть подготовительного этапа. Через некоторое время руки Фабиолы оказались возле лициума, набедренной повязки, которую носил каждый аристократ. Теперь ее пальцы при каждом движении проникали под ее края. Ее действия возымели успех, и очень скоро возбуждение Брута стало отчетливо видно сквозь лициум. Когда же Фабиола стала уделять больше внимания его отвердевшему члену, офицер застонал от удовольствия. Но юная проститутка не позволила себе заспешить. И вот уже Брут подергивался всем телом, а с его губ срывались невнятные возгласы.

Вскоре набедренная повязка оказалась не в состоянии скрыть эрекцию. Фабиола, работая одной рукой, внимательно следила за Брутом. Он лежал с закрытыми глазами, но, судя по непроизвольным движениям тела, все шло по плану. И, сосредоточив мысли на воспоминаниях о том, что советовала ей Помпея, а не на своих действиях, Фабиола взяла его плоть в рот.

Эту процедуру она тоже тянула сколько могла – именно этому учила ее рыжая. Через некоторое время Брут схватил голову Фабиолы обеими руками и, удерживая ее на месте, сам задергался в пароксизме экстаза.

Почти сразу после этого Брут забылся крепким сном, а Фабиола лежала рядом и смотрела, как вздымалась и опускалась его грудь. Офицер был по-своему красив. А Фабиола радовалась тому, что ей не достался уродливый толстяк вроде Гемелла. В этом случае она, наверно, испытала бы те же страдания, которые приходилось терпеть ее матери. Ей также было приятно, что Брут близок к Юлию Цезарю. Как и все римляне, Фабиола знала о честолюбивом бывшем консуле, который отправился походом в Галлию, чтобы добыть для республики новые земли, а для себя – славу. Сделать Брута своим постоянным посетителем было бы отличным началом.

Проснувшись после короткого сна, Брут обнаружил, что Фабиола смотрит на него.

– Девушка, мне очень понравилось.

– Я рада, господин. – Она погладила его по груди.

– У меня шесть с лишним месяцев не было женщины. – Брут подтолкнул ее ладонь ниже. – Почему бы тебе не раздеться?

Преодолевая смущение, Фабиола повиновалась. К ее изумлению, Брут привлек ее к себе на ложе и принялся ласкать, а когда вскоре он вошел в нее, то сделал это мягко и осторожно; на такое она вовсе не рассчитывала. Она испытала острую, но вполне терпимую боль, которая быстро прошла. Держать на себе нетерпеливо дергавшегося Брута оказалось совсем не тяжело. Фабиола громко застонала и обхватила мужчину ногами, крепко прижав его ягодицы пятками.

Достигнув пика наслаждения, Брут вскрикнул в экстазе. А потом обмяк всем телом и долго лежал в объятиях Фабиолы с довольной улыбкой на лице.

Она тоже не двигалась, продолжая обнимать своего первого мужчину, похитителя ее девственности. На покрывале под нею расплылось пятно крови, неоспоримое подтверждение случившегося. Конечно же, Фабиола знала, что повлечет за собой жизнь в Лупанарии, но она и вообразить себе не могла, что такое соитие с мужчиной на самом деле. Хорошо, что ожидание закончилось.

Потом она проводила Брута в баню. Там Фабиола, как заботливая рабыня, мыла его, массировала и умащивала благовонным маслом. Когда же она облачила офицера в свежую тунику, они вернулись в спальню.

Там она вновь пробудила в Бруте желание, и он взял ее второй раз.

– Клянусь всеми богами, ты ненасытна!

– Господин, это ты возбудил во мне страсть.

– Ну и врешь же ты! – ответил Брут, одеваясь, и потрепал ее по щеке. – Но все равно приятно это слышать. А еще приятнее видеть твою красоту. Галльские шлюхи либо ведьмы, либо изуродованы болезнями.

– Оставайся в Риме, господин, – отозвалась Фабиола, затрепетав ресницами. – И навещай меня каждый день.

– Хорошо бы, – улыбнулся Брут. – Но я не могу себе этого позволить! Буду приходить к тебе, когда получится. Скажи-ка еще раз, как твое имя?

– Фабиола, господин.

Брут извлек из кошеля золотую монету и положил на стол.

– Это тебе. И пусть старая сквалыга не тянет к ней лапу.

Фабиола схватила золотой и стиснула в кулаке.

– Я буду ждать.

Брут поднял руку, погладил одну из маленьких грудок Фабиолы и вышел.

Через несколько мгновений Йовина уже рассматривала окровавленное покрывало. Скорость ее появления заставила Фабиолу предположить, что она караулила под дверью. Госпожа удовлетворенно потирала руки.

– Брут вышел с очень довольным видом! Даже сказал, что не зря потратил деньги. Молодчина, дитя.

– Вы с Помпеей хорошо объяснили мне, что делать.

– Объяснения – это одно, а сделать самой – совсем другое, – ответила Йовина. – Ублажай всех посетителей не хуже, чем Брута, и ты далеко пойдешь.

Фабиола кивнула. Она не могла выбирать посетителей, которым продавала ее хозяйка, но твердо решила извлечь из своего положения все возможные выгоды. Став лучшей проституткой Лупанария, она получит определенную власть и влияние. Она не намеревалась оставаться всего лишь одной из многочисленных шлюх в борделе. У нее были грандиозные планы, и единственный способ их осуществления она видела в том, чтобы добиться влияния на мужчин. Прежде всего следовало освободить мать из-под власти Гемелла, хотя это могло оказаться непростым делом. Стоит купцу узнать, что к этому причастна дочь Вельвинны, как он наотрез откажется продавать ее. А вот если уговорить одного из посетителей купить немолодую рабыню, чтобы порадовать Фабиолу… А ведь еще был Ромул, проданный в гладиаторы – на верную смерть. Нужно было изыскать возможность спасти его, пока он не изувечен.

Или убит.

К действительности ее вернул голос Йовины.

– Хватит думать о Бруте, – резко бросила она. – Один довольный клиент погоды Лупанарию не сделает. – Иди вымойся и через полчаса в свежей одежде возвращайся в гостиную.

Фабиола выдавила из себя улыбку. Сжимая в кулаке вознаграждение, она поспешно оделась и вышла. В комнате осталась госпожа; она громко призывала Доцилозу, чтобы та перестелила постель.

Та уверенность, которую Фабиола напускала на себя, пока принимала Брута, пригодилась ей снова. Ее следующим клиентом вечером того же дня оказался краснолицый, обливавшийся потом сенатор, который добрых два часа торговался с хозяйкой о цене. Девушка подтвердила свои способности, успешно доведя мужчину ласками до бешеного оргазма. Других посетителей у Фабиолы не было, и в конце концов ей удалось поболтать с Помпеей.

– Офицер Цезаря? Боги определенно решили тебя побаловать. Мой первый был старик, да еще такой грязнуля. – Рыжая скорчила гримасу. – Мне пришлось целую вечность мыть его, чтобы отбить вонь.

– Брут подарил мне золотой.

Помпея одобрительно кивнула.

– Он будет навещать тебя?

– Думаю, что да. – Впрочем, Фабиола тут же усомнилась в своих словах. – Через два месяца он возвращается в Галлию.

– Это прорва времени!

– Ты уверена?

– Постарайся в следующий раз понравиться ему еще больше, – прошептала Помпея, – и он твой. Мужики, они все такие. И Брут будет со всех ног мчаться к тебе при каждом возвращении в Рим.

Фабиола внимательно слушала.

– Говорят, звезда Цезаря стремительно восходит. Значит, и Брут будет подниматься. – Помпея хитровато подмигнула. – Главное, не забывай об этом.

– Не забуду, – ответила Фабиола, очень довольная тем, что интуиция не подвела ее. И пообещала себе, что сделает все возможное, чтобы привязать к себе молодого аристократа, если тот сдержит свое обещание и вернется.

Гемелл вернулся из Лупанария в ужасном настроении. Йовина обвела его вокруг пальца, тем самым жестоко ущемив его гордость. В довершение всех обид его вторично выкинули из публичного дома. Мысль о том, чтобы явиться к хозяйке борделя, преподнести дорогое украшение в подарок и уговорить ее поделиться прибылями, которые приносит Фабиола, казалась ему вполне здравой. Как-никак шлюхино отродье приносило старухе немалую выгоду.

Но его план провалился целиком и полностью.

Йовина с готовностью приняла подарок и даже приказала принести вина – вполне приемлемого качества. Затем они некоторое время вели вежливую беседу о политике и экономике республики, после чего Гемелл перевел разговор на Фабиолу.

И сразу же Йовина насторожилась. Купец почувствовал в животе болезненный спазм, его начало подташнивать, он излишне заволновался и сразу же испортил все дело, потребовав напрямик долю от прибыли, которую приносит Фабиола. Можно было подумать, что купец вдруг напрочь лишился своего навыка вести торговлю, который два с лишним десятка лет обеспечивал его успехи. Йовина отказала наотрез, и Гемелл вышел из себя. Его со всех сторон осаждали кредиторы, и он не собирался прощать содержательницу борделя, которая надула его на несколько тысяч сестерциев.

Однако Гемеллу не удалось даже стиснуть пальцами тощую шею Йовины и получить хотя бы моральное удовлетворение. Едва он успел вскинуть руки, как словно из воздуха материализовался великан-привратник. Бенигн легко сорвал купца с кресла и потащил к двери. Колосс крепко держал Гемелла так, что тот не мог и руками пошевелить, а Веттий от души нанес ему в солнечное сплетение два удара, от которых купец чуть не лишился чувств. В следующий миг он пролетел по воздуху и приземлился посреди улицы, уткнувшись лицом в еще теплую кучу дерьма, оставленную проходившим мимо мулом.

– В следующий раз я прикажу отрезать тебе яйца! – визгливо выкрикнула ему вслед Йовина.

Слухи о скандалах очень быстро распространялись по городу. Враги Гемелла могли в любое мгновение узнать о его прилюдном унижении. А тогда и без того натянутые отношения купца с потаенным финансовым миром Рима должны были стать еще хуже. Предпринимаемые им отчаянные попытки ублажить кредиторов проваливались одна за другой. Гемеллу удалось смягчить лишь Красса, перед которым он был в самом большом долгу, но несколько греков с Форума то и дело угрожали переломать ему ноги, если он будет задерживать еженедельные выплаты их грабительских процентов.

Если Гемелл всерьез намеревался вложить деньги в экспедицию бестиариев, нужно было решиться продать и дом на Авентине, и даже столь дорогую его сердцу виллу в Помпеях. Мысли об этом окончательно испортили его и без того дурное настроение. Он топал по каменным полам коридоров и в конце концов оказался перед комнатушкой, которую Ромул и Фабиола делили со своей матерью. Пинком распахнув хлипкую дощатую дверь, Гемелл обнаружил там Вельвинну. Вытянувшись ничком на ложе, она беззвучно рыдала в подушку.

– Никчемная шлюха! Почему ты не на кухне?

– Я больна, господин.

Гемелл преисполнился отвращением. Волосы Вельвинны, еще не так давно поражавшие красотой и пышностью, теперь были перепачканы грязью. Черты лица, неизменно пробуждавшего в нем желание, изуродовали морщины печали и беспокойства. Вельвинне было всего тридцать, но выглядела она лет на десять старше.

– Живо поднимайся и займись делом!

– Мои дети, господин… Где мои прекрасные близнецы?

Гемелл поджал губы. Вельвинна, постоянно задающая один и тот же вопрос, уже встала ему поперек горла. А то, сколько раз за эти годы он насиловал ее, не имело ровно никакого значения. Купец шагнул к женщине, схватил ее за волосы и сильно дернул.

Но не получил от этого ни малейшего удовольствия, поскольку тварь, как обычно, не издала ни звука.

– Если все идет как надо, парень уже подох, – с садистским удовольствием заявил он. – А вот с сучкой твоей мне не так повезло. В борделе она уже заработала для своей новой хозяйки кучу денег.

Вельвинна устремила на него ничего не выражавший взгляд. Похоже, услышанное все же сломило ее.

– Убей меня, господин. Мне больше незачем жить.

Гемелл расхохотался. Его насмешила мысль о том, что у нее могла быть причина, чтобы жить. Она принадлежала ему – он мог продать или даже убить ее, никому ничего не объясняя. А то, как Вельвинна относилась к Ромулу и Фабиоле, не значило ровным счетом ничего.

– Нет уж, ты принесешь мне сотню-другую сестерциев, – отозвался он. – На соляные шахты покупают всех, кто хоть как-то может дышать. Надо было продать тебя туда в тот же день, когда я избавился от твоих выблядков. А теперь отправляйся работать.

– А если я не стану?

Эти слова настолько изумили купца, что он выпустил ее волосы.