Текст книги "Забытый легион"
Автор книги: Бен Кейн
Жанр: Исторические приключения, Приключения
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)
Галл уже крепко спал и своим громким храпом не давал заснуть Ромулу.
– Тарквиний? – прошептал он. Его распирало желание поговорить еще.
– Что?
– Ты знаешь, откуда мы с Бренном родом. Знаешь наше прошлое. – «Знаешь, как я убил Целия», – добавил он про себя и даже передернулся от этой мысли.
– Многое из этого.
– Так расскажи мне, что ты сам скрываешь. – Даже в непроглядной тьме Ромул чувствовал на себе пристальный взгляд этруска.
– Когда-нибудь. Но не сейчас.
Его продолжало терзать любопытство, но он понял, что ответ Тарквиния окончательный. Поэтому Ромул закрыл глаза и заснул.
Через несколько дней после начала плавания флот попал в жестокий шторм, который потопил дюжину трирем, а остальные разбросал на большое расстояние. Сотни легионеров и моряков пошли на дно, однако у «Ахиллеса» даже ни одна доска не треснула. Тарквиний ничего не сказал, но Бренн теперь взирал на нового друга с чувством, близким к благоговению. Ну а Ромул, вдоволь наслушавшийся рассказов о мошенниках-предсказателях в храмах, был не столь доверчив. Как-никак стояла осень – время штормов.
Что послужило причиной непогоды, так и осталось неизвестным, но такое начало похода Красса не предсказывал ни один провидец. По судам поползли разговоры о том, что кампания будет несчастливой. Тарквиния же несчастье не обеспокоило, его равнодушие подняло дух Бренну. Но ничего такого, что взволновало бы суеверных солдат еще сильнее, не последовало, и Ромул выкинул из головы предсказания этруска.
Флот двигался дальше вдоль несчетного множества островов, рассыпанных вдоль побережья Греции. Суда не могли находиться в открытом море дольше двух, от силы трех дней, и потому поход проходил возле самых берегов. Несравненные навыки римлян в сухопутном военном деле не распространялись на судостроение. Триремы предназначались в основном для плавания вдоль береговой полосы территории, управляемой республикой, для поддержания там мира – Pax Romana[17]17
Pax Romana (лат.) – «замиренная» римскими завоеваниями часть мира, т. е. Римская империя.
[Закрыть].
Каждый вечер к заходу солнца суда флотилии бросали якоря, и измученные гребцы получали возможность отдохнуть. На берег посылались вооруженные отряды – наполнить бочки свежей водой из местных ручьев. Пища была именно такой, как предсказывал Бренн, – сухари да кислющее вино. Впрочем, мало кто из новичков жаловался. Они были рады уже тому, что едят дважды в день.
Много раз Ромулу на глаза попадались большие пространства побережья, сплошь усеянные сгоревшими обломками кораблей – останками разгромленных Помпеем киликийцев. Свирепые пираты десятилетиями грабили корабли, отчего торговля Рима несла колоссальные убытки. Десять лет назад Помпей, выступивший против них с огромным флотом и армией, после непродолжительной погони зажал их главные силы в угол и полностью разгромил. Эта победа принесла ему великую славу.
С тех пор в этих местах появились новые грабители, но никто из них не рискнул напасть на эскадру, многократно превосходящую их силами. Однажды Ромул и его товарищи увидели в горле небольшой бухточки, находящейся всего в нескольких сотнях шагов от своего судна, поджарые кораблики зловещего вида. С палуб на проходивший флот опасливо смотрели темнокожие люди.
Но у капитанов кораблей Красса был строгий приказ не задерживаться, и потому битва не состоялась.
– Подойдите, будем драться! – громко крикнул Бренн и взмахнул над головой мечом.
– Они подстерегают слабых, – сказал на это Тарквиний. – Но никак не флот, перевозящий много тысяч солдат.
– Очень уж давно мне не приходилось драться!
Этруск вновь повернулся к пиратам.
– Скоро ты будешь по горло сыт драками. – Услышав крик, Бассий решил, что начинается ссора, и поспешно подошел. – А сейчас уймись.
– Хорошо, командир. – Галл сразу поскучнел.
– Послушай, Бренн, – к этому времени Ромул хорошо уяснил, что ему совсем не трудно успокоить своего друга, – покажи мне тот прием, о котором рассказывал. Можно, старший центурион?
Бассий отлично понимал, что за время путешествия двое лучших его солдат успели заскучать.
– Только смотрите мне, чтобы никто не пострадал! – сурово бросил он. – Оберните клинки.
Друзья поспешили исполнить приказ. Сообразив, что намечается что-то интересное, остальные новобранцы поспешно собрались на палубе в кружок. Бренн и Ромул упражнялись каждое утро, и все успели понять, что они опытные бойцы. Сам Бассий уже сделал их своими помощниками, и они начали обучать самых нетерпеливых основным приемам боя.
Бренн низко пригнулся и скорчил страшную рожу.
– Дай-ка мне выгнать ветер из твоих парусов!
Ромул указал пальцем на живот галла:
– Ты здорово растолстел, пока валялся здесь.
Громко рассмеявшись, великан поднял меч, смертоносное острие которого было тщательно обмотано кожей.
Твердо стоя босыми ногами на горячих досках, Ромул медленно шагнул ему навстречу.
Наблюдая, как Бренн обучает своего юного подопечного, Тарквиний улыбался. Уже много лет он не доверял никому на свете, но эти два беглеца, несомненно, станут ему добрыми друзьями.
Много раз с момента встречи с ними он вспоминал слова Олиния: «Там твоими друзьями станут два гладиатора».
«Ты единственный раз ошибся, Олиний, – испытывая смутное чувство вины, беззвучно прошептал этруск. – Я встретил их на пути. Прежде чем попасть туда».
Преодолев сотни миль, отделяющие «каблук» Италии от Малой Азии, триремы Красса в конце концов вошли в просторную мелководную бухту в необитаемой местности, заполнив ее от края до края. Вдоль кромки воды тянулся песчаный пляж. Дальше от берега раскинулась негостеприимная голая местность цвета жженой охры. Воздух был неподвижен, солнце, висевшее высоко в ярко-голубом небе, обрушивало палящие лучи на загорелых легионеров. В кристально чистой воде под «Ахиллесом» Ромул отчетливо видел рыб, с интересом обследовавших сделанный из большого камня якорь.
Прежде всего на берегу был выставлен мощный кордон из легионеров, чтобы никто не смог помешать выгрузке внезапным нападением. И начался растянувшийся на два дня хорошо организованный хаос, который являла собой выгрузка армии и переноска на руках многих тонн снаряжения и продовольствия. Только мулы самостоятельно доплыли до берега, оглашая пространство негодующим ревом.
Наемникам Бассия пришлось идти к берегу пешком. Не умеющие плавать Ромул, Бренн и многие другие, ругаясь, брели по грудь в воде, а Тарквиний легко плыл рядом и смеялся над ними. Выйдя на песок, этруск собрал свои длинные волосы и стал их выжимать. В это время Ромул заметил у него на шее красное пятно треугольной формы.
Тарквиний быстро распустил волосы.
– Что это такое?
– Просто родинка.
– Какая необычная!
Словно не слыша его, Тарквиний нагнулся и принялся перебирать какие-то свои пожитки, которые он, перед тем как прыгнуть за борт с палубы «Ахиллеса», заботливо уложил в свиной пузырь.
Ромула распирало любопытство, но возможности пристать к этруску с расспросами не выдалось. Бассий уже принялся орать на своих людей, требуя, чтобы они поскорее построились в походный порядок.
Красс надзирал за высадкой с холма, возвышавшегося чуть поодаль от берега. Там возвели огромный шатер, где полководец обретался едва ли не в том же комфорте, к какому привык в Риме, тогда как солдаты внизу жарились под палящим солнцем. Устланный коврами, разделенный на комнаты кожаный шатер со столами и ложами должен был служить командным пунктом армии на протяжении всего похода. В личном обозе Красса имелось даже несколько проституток, которых его сын Публий взял с собой, чтобы скрасить жизнь высших офицеров.
На шесте, врытом в землю, неподвижно висел красный флаг – вексиллум. Его назначением было указывать каждому человеку в войске, где находится Красс. Вокруг шатра денно и нощно стояли на страже легионеры с пиками в руках, неподалеку ожидали приказаний рассыльные и трубачи.
Бассий возглавлял когорту – шесть центурий – нерегулярного войска. Из случайного сброда было сформировано десять когорт, которые должны были сражаться рядом с бывалыми воинами. Отряд старого центуриона включили в состав шестого легиона. Как только все его люди оказались на берегу, Бассий грозными криками погнал их на отведенные им места. Шестой легион ждал их, все регулярные когорты уже построились в четкие прямоугольники.
– Шевелитесь! – То, что все его четыреста новобранцев промокли до нитки, нисколько не волновало Бассия. Он и остальные центурионы старательно обучали их во время плавания, но этого было, конечно, недостаточно. – Клянусь Юпитером, настоящие воины умирают от смеха, глядя на нас!
Едва наемники заняли свои места, как взвыли трубы и шеренги двинулись вслед за регулярным войском. Четыре легиона высадились на этом месте несколько недель тому назад и возвели на некотором удалении от берега просторный временный лагерь. Шестой легион вскоре добрался до него. Просторный прямоугольный участок был огражден земляным валом высотой в человеческий рост. Насыпан он был из земли, выкопанной из глубоких рвов, окружавших все укрепление по периметру. На высоких сторожевых вышках, возведенных по углам, стояли часовые. Валы прорезали лишь ворота, сделанные посередине с каждой стороны. Ворота соединялись прямыми дорогами, которые делили лагерь на четыре равные части. В каждой из них расположилось по легиону; каждая центурия имела раз и навсегда отведенное для нее место, которому предстояло сохраняться неизменным на всем протяжении кампании.
Букцины прогремели еще какой-то приказ. И половина легиона живо рассыпалась в цепочку, оградив своих товарищей от окружающего мира.
– Пора потрудиться по-настоящему! – крикнул Бассий. – Сложите все свое снаряжение, кроме оружия и лопат.
Старший центурион хорошо знал, что нужно делать. Он развел воинов по линиям, обозначавшим границы будущего лагеря, и перекинулся несколькими словами с офицерами. Вскоре новички, ругаясь и обливаясь потом, принялись рыть глубокую канаву.
Ромулу еще не доводилось видеть такого впечатляющего зрелища: несколько сотен легионеров, дружно взмахивая лопатами и кирками, прокапывали ров и возводили вал. Было видно, что солдаты республики не только бойцы, но и труженики и строители.
К Ромулу понемногу начала возвращаться гордость за свою принадлежность к римской нации, он даже забыл на некоторое время, что мощь его соплеменников уничтожила народы, к которым принадлежали оба его друга. Трудно было не заразиться дисциплиной и точностью действий воинов армии Красса. Каждый человек, казалось, точно знал, что ему следует делать. Через три часа внутри нового земляного укрепления выстроилось ровными рядами множество палаток. Каждая центурия расположилась на своем участке, вокруг присвоенного ей флажка. Своих наемников Бассий разместил рядом с кавалеристами Публия.
Еще на борту «Ахиллеса» воинам раздали большие кожаные палатки, такие же, какие были в регулярных легионах, но до сего дня они не были нужны. Бассий, похоже, решил, что Ромул, Бренн и Тарквиний будут служить в одном контуберниуме, отряде из восьми человек, которые живут и питаются вместе. Друзья еще в дороге познакомились со своими сотоварищами – Варро, Геницем и Феликсом, суровыми земледельцами из Цизальпийской Галлии, которых римляне согнали с издавна обжитых мест, а также Иосифом и Аппием, приземистыми хитрыми египтянами, изгнанными за преступления, о подробностях которых они предпочитали не распространяться.
Едва они успели немного отдохнуть в палатке, как Бассий попросил у одного из трибунов разрешения заняться обучением своей когорты. Ветерану давно надоело бездельничать. Окруженный пятью другими центурионами, Бассий стоял, уперев руки в боки, и разглядывал потных наемников.
– Пора заняться с вами настоящей военной подготовкой. Хватит вам отсиживать задницы.
Большинство солдат совершенно не обрадовались этой перспективе, а вот Бренн потирал руки в радостном предвкушении.
– Стройся! Внимание!
Новички быстро построились и уставились вперед, как их учили.
– Подтянись! – Бассий прохаживался между шеренгами, тыкая в спины кончиком своей тросточки из виноградной лозы и заставляя новоиспеченных солдат вздергивать подбородки. – Даже если у тебя нет хребта, притворись, будто он есть!
В конце концов центурион решил, что все в порядке. Поручив нескольким человекам тащить здоровенные деревянные столбы, выделенные квартирмейстером, Бассий повел когорту из охваченного суматошной деятельностью лагеря на ровное поле, раскинувшееся перед ним.
Мысль у всех центурионов работала одинаково. На поле оказалось полно вольнонаемных воинов, которые бегали, прыгали и сражались друг с другом. Офицеры армии Красса понимали, что нужно поскорее привести людей в форму после нескольких недель праздности во время плавания. До выхода в поход у них оставалось два месяца, за этот короткий срок нужно было превратить землепашцев в сколько-нибудь обученных солдат.
– Похоже, нам снова придется колошматить палус!
– Да сжалятся над нами боги! – хохотнул Бренн. – Как будто нам это нужно! Хорошая пробежка – вот что было бы мне сейчас полезнее всего.
Как только столбы вбили в твердую, словно железо, сухую землю, Бассий и его сотоварищи принялись обучать новобранцев основным приемам обращения с оружием. Ромулу и его друзьям хватило пары ударов по палусу, чтобы доказать Бассию, что им эти упражнения не требуются. Теперь все трое стояли без дела и смотрели на галлов, которые неуклюже рубили столбы. У ветерана было заготовлено учебное снаряжение: деревянные мечи и сплетенные из прутьев щиты, вдвое тяжелее настоящих. И сейчас он до седьмого пота гонял своих воинов, используя те же методы, что практиковались в гладиаторской школе.
Впрочем, очень скоро Бассий вспомнил и о них.
– А вы чего здесь торчите? – рявкнул он. – Нечего болтаться без дела! Четыре круга вокруг лагеря. Бегом!
И они потрусили вдоль оборонительного рва, окружавшего лагерь. Галл широко улыбался. Ромул держался рядом с ним.
На бегу Бренн размахивал руками, разминая плечи.
– Именно этого мне и не хватало, – сказал он.
Тарквиний поначалу молчал, разглядывая легионы. Но потом Ромул услышал, как он бормочет себе под нос:
– До чего же Красс глуп. Столько пехоты!
– А что в этом плохого?
– Смотри. – Этруск жестом указал на многотысячные толпы легионеров, упражнявшихся под жарким солнцем. – Конницы считай что нету.
Бесчисленное множество солдат, двигавшихся в унисон, представляло собой величественное зрелище; впрочем, Ромул понял, что имел в виду Тарквиний, и задумчиво прищурился. В битвах древности, о которых много рассказывал ему Котта, всегда участвовало большое количество кавалеристов. В каждом войске они составляли его основу.
– Я пока видел только галлов, что возле наших палаток, да пару когорт иберов. От силы две тысячи. – Тарквиний потер лоб. – Этого очень мало.
Бренн принялся на бегу колотить воздух кулаками и жестом велел Ромулу повторять его движения.
– Тридцать тысяч пехотинцев сокрушат любого врага, – пропыхтел он, в который раз удивившись про себя причудливым поворотам событий, приведшим его к службе в римской армии. Той самой армии, которая уничтожила его народ.
– Не все решается количеством. Вспомни Ганнибала, – возразил Ромул. – Большинство побед над превосходящими силами римлян он одержал благодаря кавалерии.
Тарквинию понравилось его замечание.
– А парфяне пешими почти не воюют.
– Как же они сражаются? – удивленно спросил Бренн.
– С луками верхом на лошадях. Налетают волна за волной и пускают стрелы. – Тарквиний натянул тетиву воображаемого лука. – Осыпают, словно градом.
– Две тысячи наших конников отгонят их, – сказал Бренн.
– Совершенно верно. А потом пойдут катафрактарии.
Ни Ромул, ни Бренн никогда не слышали такого слова.
– Катафрактарии – это кавалеристы в доспехах, у них и кони защищены броней.
– Но ведь Красс не может об этом не знать, – забеспокоился Ромул.
– Он надеется на царя Армении, – задумчиво произнес Тарквиний. – У Артавазда не менее шести тысяч конников.
– Значит, все в порядке.
– Если только Красс не откажется воспользоваться этой возможностью.
Оба гладиатора молчали, дожидаясь продолжения. Налетел порыв ветра, и Ромул поежился. Войско казалось ему непобедимым.
Казалось.
– Что ты имеешь в виду? – Бренн тоже забеспокоился.
– Сначала мы должны пересечь Малую Азию и дойти до Сирии и Иудеи, – беззаботно ответил Тарквиний. – Звезды и морские течения показывают несколько возможных исходов.
Бренн немного расслабился. К завершению плавания он уже безоговорочно верил Тарквинию, чьи предсказания погоды и поведения пиратов сбывались с точностью.
– Если Красс соединится с Артаваздом и поведет нас в Армению, – продолжил, чуть помолчав, Тарквиний, – через восемнадцать месяцев мы будем пировать в Селевкии!
Зато Ромул скептически воспринял слова Тарквиния. По его мнению, они попросту отражали один из возможных исходов кампании. К способностям предсказателя он не испытывал такого доверия, как его друг. Молодой воин говорил себе, что Тарквиний мог подслушать его с Бренном разговор о стычке перед публичным домом. Ну а предвидение нежданного шторма и наличия пиратов возле диких берегов ничуть не служило доказательством мистической одаренности.
При упоминании Селевкии Бренн вздрогнул.
«Никто из аллоброгов не мог забраться столь далеко, – подумал он. – Неужели это и есть то место, где закончится мое путешествие?»
Тем временем они бежали дальше и возле одного из лагерей миновали группу старших офицеров, окруживших тучного старика. Те не обратили на троих воинов ни малейшего внимания. Позолоченная кираса стоявшего посередине человека ярко сверкала под лучами солнца.
Красс разрабатывал план кампании.
– Наши судьбы в его руках, – сказал Ромул.
– Все уже давно предрешено, – произнес Тарквиний. – Наши судьбы не навечно связаны с ним. У Красса своя собственная участь.
Ромул прибавил шагу. Хватит с него разговоров о дурных предзнаменованиях и будущих несчастьях. Сейчас ему хотелось лишь как следует устать и хоть ненадолго забыть обо всем остальном. Когда будет нужно, друзья подскажут ему, что делать. И, несмотря на слова Тарквиния о недостатках войска, было трудно представить, что такую могучую армию может постичь неудача.
Глава XIX
Фабиола и Брут
Прошло более четырнадцати месяцев…
Лупанарий, Рим, весна 53 г. до н. э.
За время, прошедшее с тех пор, как Гемелл продал Фабиолу, она сделалась изумительной красавицей. Блестящие черные волосы ниспадали ниже тонкой талии. Проницательные синие глаза пленяли каждого, кто смотрел в них дольше, чем требовалось на несколько биений сердца. Нос с небольшой горбинкой придавал ее сногсшибательной внешности дополнительное своеобразие. Вид ее пропорциональной фигуры с высокой грудью наводил мужчин на мысль о богине Венере.
Фабиола совсем недолго пробыла в Лупанарии, а слухи о ее несравненной способности доставлять мужчинам удовольствие уже разлетелись по городу. После первого визита Брута Йовина решила продавать ее посетителям почти за ту же цену, за которую молодой патриций купил ее девственность. В этом был определенный риск для хозяйки, но он полностью окупился. Несмотря на то что требовали за нее очень много, девушка вскоре стала чрезвычайно популярной.
Благодаря Фабиоле состояние старой госпожи немало увеличилось. За шесть месяцев ее удачная покупка у Гемелла окупилась многократно. Йовина даже сделала совершенно не свойственный ей щедрый жест и разрешила Фабиоле забирать себе чуть большую долю от заработка, чем это дозволялось другим женщинам. Но в остальном Йовина оставалась такой же строгой. Ни разу не позволила она Фабиоле выйти из дома без сопровождающего, а уж о манумиссии[18]18
Манумиссия – официальная церемония предоставления свободы рабу.
[Закрыть] и речи быть не могло.
Среди ее гостей бывали богатые купцы, политики и высшие офицеры – представители всех сословий правящего класса. Многие из них, плененные чарами Фабиолы, старались навещать ее хотя бы раз в неделю. Она пользовалась самыми дорогими благовониями, одевалась в наилучшие одежды, носила драгоценные украшения. Подарки она всегда принимала с благодарностью, особенно деньги, которые хранила в железной шкатулке. Ежемесячно Бенигн или Веттий провожали ее на Форум. Там Фабиола передавала их грекам-ростовщикам, которые не только хранили деньги, но и обеспечивали их небольшой рост. У нее не было иного шанса покинуть Лупанарий, кроме как выкупить саму себя, а свобода была самым главным из ее устремлений. Фабиола редко позволяла себе отступления от правил, разве что если дело касалось возможности купить какие-то сведения о Ромуле.
После той несчастливой ночи, когда Фабиола едва не увидела своего брата-близнеца возле двери Лупанария, она в поисках его перевернула чуть ли не весь Рим. Но не нашла никаких следов Ромула. Единственная надежда Фабиолы основывалась на том, что ей не так много удалось узнать об обитателях гладиаторских школ. Их в городе было четыре, но лишь один из ланист был постоянным посетителем Лупанария. Теперь Фабиола точно знала, что Ромула нет и никогда не было в Дакийской школе. Низкорослый, лысеющий ланиста был настолько пленен чарами Фабиолы, что незаметно для себя рассказал ей едва ли не обо всех гладиаторах, которые за последние годы переступали порог его школы. И хотя она была твердо уверена, что, судя по всему, ее брат давно уже бежал из Рима, ей все же хотелось узнать что-нибудь – хоть что-то – о его дальнейшей судьбе.
Фабиола хорошо освоила искусство терпения. Не важно, как много времени на это уйдет, она будет ждать столько, сколько нужно, пока не появится возможность выяснить, что же случилось с ее братом.
Взлетев на вершину популярности, она, как ни странно, почти не заимела врагов среди проституток. С первого же дня Фабиола тщательно и разумно старалась поддерживать со всеми дружеские отношения – уступая своих клиентов, покупая подарки, помогая девушкам, если те заболевали. Кое-кого не на шутку раздражало то, как эта девочка стремительно похорошела и обрела множество поклонников, но такие держались тихо. Привратники, повара и даже хозяйка симпатизировали Фабиоле. Еще она поддерживала добрые отношения с Доцилозой, которая производила впечатление верной и благоразумной женщины.
Если у одной из девушек появлялось несколько постоянных визитеров, их старательно разделяли во времени. Время посещений по возможности планировалось так, что никто не подозревал о наличии соперников. Это было одним из неукоснительных правил в хозяйстве Йовины. Ревность среди гостей популярных девушек могла привести даже к кровопролитию, а это очень дурно сказывалось на делах.
Хорошо понимая значение этого правила, Фабиола строго соблюдала его. Среди ее почитателей были такие, кого сама мысль о том, что она принимает и других мужчин, привела бы в бешенство. Мужчин следовало приводить в наилучшее расположение духа, как только они переступали порог Лупанария, если она хотела использовать их по полной, чтобы укрепить свою власть. Фабиола теперь уже не была обычной проституткой. Наделенная от природы умом, она быстро совершенствовалась. Умение доставлять мужчинам сексуальное удовлетворение было лишь частью приобретаемого ею опыта. Она мастерски овладела искусством массажа, расслабляющего усталые мышцы, умела смыть с лица и тела гостя въевшуюся за день грязь, вкусно накормить и вести приятную беседу. В ее обществе гость чувствовал себя самым значительным человеком во всем мире. И конечно же, не понимал, как много сведений эта юная красавица вытягивает из него во время каждого визита.
Фабиола внимательно следила за тем, что происходило в мире. Любое знание – это сила и еще один шажок к освобождению от той жизни, которую она, втайне от всех, ненавидела. Преуспеть в этом она могла, лишь подчиняя своему влиянию богатых и могущественных мужчин. А узнавать о том, как сенаторы, магистраты и военные заключают сделки, торгуясь и обманывая друг друга, было чрезвычайно интересно. Будучи рабыней в доме Гемелла, Фабиола не имела никакого представления о том, что происходит в мире и каким образом управляется Рим. Теперь же, проведя много времени в обществе тех, кто направлял движение республики, она понимала все это до тонкостей.
Более пяти лет бразды правления крепко держали в руках Помпей, Красс и Цезарь. Каждый из них вновь и вновь становился консулом, лучшие провинции они делили между собой. Остальные доставались продажным всадникам. Лишь немногие политики, которых возглавляли сенаторы Катон и Домиций, оставались верны исконному республиканскому принципу – ни один человек не должен сосредотачивать в своих руках слишком много власти. Но, составляя ничтожное меньшинство, они не могли воспрепятствовать неуклонному ослаблению влияния Сената.
Множеством мелких подачек триумвират поддерживал в невежественных массах благожелательное отношение к себе. Прежде всего для этой цели использовались многочисленные зрелища – гладиаторские игры, а также состязания конников и колесничих в цирке. Хлеб бедным раздавали почти без ограничений. Поэтому в Рим со всех концов устремились обнищавшие крестьяне, и запросы на пособия постоянно возрастали. Из Египта ввозили все больше зерна, цены снижались, италийские фермы разорялись. В города приходили новые и новые оставшиеся без земли крестьяне; как и все остальные, они требовали хлеба и зрелищ.
Многие из тех, кто лишился работы и остался без всяких средств к существованию, вербовались в армию и были готовы исполнять любые приказы своих вождей. Легионы теперь подчинялись вовсе не Сенату, а только своим военачальникам, из которых первыми были Цезарь и Помпей. Римляне постепенно привыкали к мысли о возможности междоусобной войны. Давно были забыты те времена, когда армия состояла из вольных земледельцев, которые каждое лето превращались в воинов, отдавая тем самым свой почетный долг республике. Народная демократия, просуществовавшая полтысячелетия, быстро сходила на нет. Если поклонники Фабиолы не ошибались, то в самом недалеком будущем следовало ждать от кого-нибудь из членов триумвирата попытки присвоить себе всю власть. Соотношение сил склонялось то к одному из них, то к другому, в зависимости от того, какие между ними складывались и распадались союзы.
И никто не знал, кто из трех восторжествует над остальными двумя.
Хотя удача Фабиолы не распространялась так далеко, чтобы привести к ней кого-нибудь из триумвиров, у девушки все же было несколько кандидатов, которые могли бы осуществить ее главную цель – обретение свободы. Оказавшись любовницей богатого аристократа, она получила бы реальную возможность отомстить Гемеллу и выяснить, кто же был ее отцом. Фабиола еще не отдала окончательного предпочтения никому из своих ничего не подозревавших обожателей. Это дело требовало скрупулезно разработанного плана. Решение должно было полностью изменить ее жизнь, причем изменения могли быть самыми разными.
Самой подходящей кандидатурой ей казался Децим Брут. Популярность Юлия Цезаря росла с каждым годом, а вместе с ним набирало силу и его ближайшее окружение. В банях, публичных домах и на рынках наряду со всевозможными сплетнями рассказывали о его выдающихся тактических способностях, постоянно приносивших победы над превосходящими силами врагов. Говорили также и о победах самого Брута, в частности над варварским племенем венетов.
Фабиола слушала все это с почти неподдельным восторгом.
Первый мужчина Фабиолы, покончивший с ее девственностью, прибыл тогда в Рим, чтобы добиться для Цезаря поддержки в Сенате и среди всадников. Через два года он вернулся из Галлии насовсем. Посещая Лупанарий во время каждого своего предыдущего приезда в Рим, молодой офицер по уши влюбился в Фабиолу. Она с величайшей нежностью и предупредительностью следовала всем его желаниям, зачастую даже и невысказанным, а он в интимных разговорах сообщал ей куда больше, чем все ее остальные клиенты, вместе взятые. Благодаря общению с Брутом Фабиола хорошо представляла себе образ мыслей гениального полководца, подобного которому не видели много поколений римлян.
– Это замечательный, исключительный вождь, – восхищался Брут. – Сам Александр был бы счастлив, доведись ему встретиться с Цезарем.
– Какая преданность! – Фабиола игриво царапнула его руку длинными ноготками. – Неужели он и впрямь ее заслуживает?
– Конечно. – Глаза Брута сверкнули неподдельной гордостью. – Видела бы ты его прошлой зимой в Галлии. Как-то ночью он спал среди своих воинов на промерзшей земле, завернувшись только в свой плащ. На следующее утро он лично возглавил битву против эбуронов. Семь тысяч легионеров против шестидесяти тысяч варваров! Казалось, они просто растопчут нас, но Цезарь сам вышел в передовую линию. Он с головы до ног был залит вражеской кровью. Ему удалось сплотить своих воинов и обратить варваров в бегство.
Фабиола ахнула от восхищения. Такие проявления восторга были неотъемлемой частью ее искусства. Ее нисколько не интересовали ни война, ни лишения, которые испытывают легионеры. Ну а вдохновленный собственным повествованием Брут, конечно же, не заметил ее притворства.
– Как он выглядит? – тоном праздного любопытства спросила она, подумав, что Цезарь вполне мог посещать Лупанарий. – Тоже толстяк вроде Помпея?
Брут расхохотался:
– Тощий, как борзая! – Потом вдруг нахмурился и пристально вгляделся в лицо Фабиолы. – У вас одинаковые носы.
– Правда? – Она удивленно захлопала ресницами.
Разговоры о том, кем был отец близнецов, всегда пребывали под запретом. Лишь однажды, незадолго до того как Гемелл продал их, Вельвинна призналась, что ее изнасиловал какой-то аристократ. Но когда близнецы принялись расспрашивать, кто именно, она наотрез отказалась отвечать. «Это не годится для детских ушей. Я вам расскажу, но через несколько лет». Теперь возможность снова задать матери вопрос о насильнике исчезла навсегда. Фабиола знала, что спустя несколько месяцев купец продал Вельвинну на соляные шахты. Будь он проклят!
– Во мне нет благородной крови, – вздохнула она, ничем не выдав своих мыслей.
Брут взял ее руку и поцеловал ладонь:
– Ты царица моего сердца. И это делает тебя благородной.
На этот раз Фабиола улыбнулась совершенно искренне. Ей на самом деле очень нравился этот молодой офицер.
«Он и есть лучший из кандидатов», – неожиданно сказала она себе.
Ее пальцы побежали по крепким грудным мышцам мужчины и спустились к чреслам.
– Благодарю тебя, господин, – сказала она и коротко, маняще взглянула ему в глаза из-под полуприкрытых век. Потом наклонилась и распустила на нем лициум.
Брут громко застонал в предвкушении блаженства.
«Я должна увидеть Цезаря в лицо», – подумала Фабиола.
Через несколько месяцев Брут наконец-то уговорил ее посмотреть гладиаторские игры, которые устраивал Помпей. Страшась возможности увидеть Ромула среди сражающихся, Фабиола прежде отказывалась от приглашений на арену. Но сейчас ей выпадал удобный случай увидеть воочию одного из тех людей, которые определяли судьбу Рима, и потому она согласилась. Красс давно покинул страну, а Цезарь почти два года не появлялся здесь – ему, как военачальнику действующей армии, это строжайше запрещалось законом. На тот день Помпей являлся единоличным властителем Рима и стремился извлечь из своего положения всю возможную выгоду.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.