Текст книги "Деградация международного правового порядка? Реабилитация права и возможность политики"

ГЛАВА 8. «ПОСТМОДЕРНИСТСКИЕ» РЕКОНСТРУКЦИИ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА

ВВЕДЕНИЕ

Предыдущая глава была посвящена двум исследователям, бросившим вызов правам человека самым радикальным образом, иными словами, пытаясь вырывать их с корнем. В этой главе я обращаюсь к двум британским авторам, стремящимся реабилитировать права человека, однако, что может показаться удивительным, я обнаружил, что у нас с ними не так много общего.

Я разбираю недавнюю работу Костаса Дузинаса590590
  Douzinas (2000); Douzinas (2007); Douzinas & Gearey (2005).


[Закрыть] и – нечто совершенно противоположное – текст Колина Перрина591591
  Perrin (2004).


[Закрыть]; оба они отвергли возможность создания оснований для прав человека, в то же время полностью признавая существенную важность как дискурса прав человека, ныне столь широко распространенного, так и практики их защиты, пример которой дает работа неправительственных организаций вроде «Международной амнистии». Оба также, хотя и по-разному, ведут критику либерализма. В последнем, как это уже ясно, я с ними согласен. Однако не поддерживаю их теории на этот счет.

ДУЗИНАС

Дузинас, как будет видно, в тексте, ставшем чем-то вроде классики, «Конец прав человека»592592
  Douzinas (2000).


[Закрыть], придал правам человека утопическую роль всегда отсроченного, искупающего закона, действующего посредством чисто дискурсивного набора процедур. Его ориентирами были странные партнеры – Мартин Хайдеггер и марксистский утопист Эрнст Блох. Перрин, с другой стороны, предпочитает более литературный ответ на вопрос об основаниях: следуя за Морисом Бланшо, он утверждает, что «основание» для прав человека можно искать до тех пор, пока вообще не исчезнет возможность говорить.

Впечатляющая работа Дузинаса «Конец прав человека» была и продолжением, и отказом от его ранних работ, в которых он прошел путь от восторженного принятия «постмодернизма», особенно работы Деррида, к перемещению «из Афин в Иерусалим», к «этике инаковости» Эммануэля Левинаса, к увлечению психоанализом, Лаканом и Жижеком. Важной особенностью этой работы была последовательная попытка вернуть возможность политики и устойчивое, хотя и настороженное внимание к наследию Карла Маркса.

Однако работа Дузинаса, а также и его сподвижника Адама Гири все же определялась ими как «постмодерн», и ниже я разберу значение, которое они придавали этому слову.

Последняя работа Дузинаса «Права человека и Империя», к которой я перейду позже в этой главе, представляет собой еще один значительный поворот в его творчестве. Блох почти не упоминается, равно как и Хайдеггер. Даже Левинас почти исчез. На этот раз в центре внимания находится Карл Шмитт593593
  Шмитт (1992); Шмитт (2000); Шмитт (2008).


[Закрыть].

Сначала, однако, я детально рассмотрю «Конец прав человека». Это не просто постмодернистский текст594594
  Дальнейший анализ почерпнут из авторского обзора: Bowring (2001).


[Закрыть]. Это книга, в которой, как считал сам Дузинас, он нащупал путь к тому, что было в действительности политикой права или правом политики, выведенным из марксистского утопизма Блоха. Во введении Дузинас делает смелое заявление:

Я надеюсь, что, следуя философским критикам либерализма, можно восстановить исходное кантовское определение «критики» и спасти наше понимание прав человека от тоски аналитического здравого смысла и опорожнения им политического видения и моральной цели. Это – руководство для критического ума и пламенного сердца595595
  Douzinas (2000) p. 4.


[Закрыть].

Первый вопрос этой главы: сдержал ли Дузинас свое обещание? Смог ли он заложить основу для восстановления политического видения и моральной цели?

Обе его ранние работы на том же поле (первые два тома того, что он обозначил как трилогию596596
  Douzinas (2000) p. vii.


[Закрыть]) были, по существу, деконструктивными, что уничтожило возможность простого соотнесения с утверждениями «Империи закона». Работа «Постмодернистская юриспруденция: закон текста в текстах закона»597597
  Douzinas (1991).


[Закрыть] выстраивалась вокруг игривого, но все же колкого нападения на естественное право, а «Неудача правосудия: этика, эстетика и право»598598
  Douzinas (1996).


[Закрыть] критиковала разрыв между правом и справедливостью во имя дотеоретической, во имя левинасовской сосредоточенности на требованиях Другого. Само право не обеспечило никакой возможности искупления. Совершенно иначе написана книга «Конец прав человека». Дузинас постарался убедить нас, что право играет определенную роль, по меньшей мере когда оно опосредовано правами человека.

Сочинения Дузинаса всегда характеризуются удивительным диапазоном цитируемой литературы, высокой интеллектуальностью, беглостью слога и часто поразительным взглядом на вещи. Кроме того, «Конец прав человека» был самой серьезной работой по теории прав человека из появившихся доселе на английском языке. Единственный предшественник этой работы, к которому работа Дузинаса восходит во множестве отношений, – не получивший достаточного внимания текст «Права человека и пределы критического разума»599599
  Gaete (1993).


[Закрыть] Роландо Гаэты. Но в «Конце прав человека» постмодернистская игривость Дузинаса сменилась ясным красноречием, открытым для всех читателей.

Кроме того, важно заметить, чем не является «Конец прав человека» Дузинаса и почему он не дает никаких теоретических ресурсов для моих собственных попыток найти адекватную теорию прав человека. Практически нигде он не касается того, что мне представляется важным в полемике в области права прав человека, например того, что публикуется в «Ежеквартальнике по правам человека» (Human Rights Quarterly), наиболее теоретически интересном из всех журналов по правам человека. Дузинас, конечно, знаком с важнейшим пособием «Международные права человека в контексте» Генри Стайнера и Филипа Олстона, в котором особое место отводится известному спору между универсализмом и культурным релятивизмом600600
  Steiner & Alston (2000) Chapter 4.


[Закрыть]. Как ни удивительно, он прекращает этот спор со следующей формулировкой:

Спор между универсализмом и релятивизмом сменил старую идеологическую конфронтацию между гражданско-политическими и социально-экономическими правами и ведется с той же суровостью… Притязания на универсальность и традицию, вместо того чтобы противостоять им в смертельной схватке, превратились в непростых союзников, хрупкая связь которых была санкционирована Всемирным банком601601
  Douzinas (2000) p. 138.


[Закрыть].

К сожалению, эти громкие слова ничего не добавляют к нашему пониманию неизбежной напряженности в области прав человека. Вышеприведенный отрывок взят из страстно-полемического раздела о «гуманитарной интервенции» и применении силы в Косово и Югославии. Но Дузинас не дает читателю никакого представления о политических корнях или современном развитии диалектики (которая всегда нечто большее, чем просто конфронтация) между поколениями прав. Среди наиболее острых вопросов на повестке дня – реализация (возможность юридического рассмотрения) социально-экономических прав и несводимость групповых, особенно культурных, прав, но Дузинас проходит мимо них. Надеюсь, что в этой книге мне удалось лучше представить их.

Особенно я отмечу неспособность Дузинаса заниматься вопросами, касающимися исламских или других незападных традиций в их историческом или современном измерении. Никто из нас не берется анализировать и критиковать влиятельный тезис из «Столкновения цивилизаций» Сэмюэла Хантингтона о том, что ислам сменяет советскую Империю зла в качестве главного противника западной, христианской цивилизации602602
  Хантингтон (1994) с. 48.


[Закрыть]. Я хотел бы указать здесь на важную работу Абдуллахи ан-Наима о кросскультурных подходах к правам человека603603
  См.: An-Na’im (1990); An-Na’im (1992); An-Na’im (2000).


[Закрыть]. Следует также упомянуть о полемической работе Иссы Шивджи «Понятие прав человека в Африке», в которой сделан вывод, что существующая идеология прав человека «равносильна производству и воспроизводству идеологии прав человека, которая, с одной стороны, объективно поддерживает империалистическое угнетение Африки и военно-авторитарное господство над ее народами, с другой»604604
  Shivji (1989) p. 53.


[Закрыть]. Я вернусь к этому вопросу в главе 9.

Но все же наибольшую критику, с моей точки зрения, вызывает тот факт, что работа «Конец прав человека» ни в каком смысле не междисциплинарна. В ней поставлено немало философских вопросов, но они всегда ставятся с точки зрения теории права. Не учтено сильное различие подходов политологии и социологии, антропологии и международных отношений. Это неутешительно ввиду утверждений, что «право должно быть лишено своей роли гегемона в исследованиях прав человека и перемещено в область политологии – междисциплинарной науки на стыке философии и социальной науки, в область на стыке социальной науки, политологии и международных отношений»605605
  Freeman (2001).


[Закрыть]. Мой ответ заключается в том, что хорошее сочинение о правах человека появляется только в таком междисциплинарном пространстве. Читатель текста Дузинаса остается в неведении о нарождающейся взаимосвязи между правами человека и международными отношениями606606
  Forsythe (2000).


[Закрыть]. И этот пробел, или апория, возможно, является причиной слабости следующего утверждения:

Когда в международной политике господствует риторика прав, никакая моральная аргументация не может противостоять желанию даже небольших групп обрести автономию и государственность. …Карта мира в виде мозаики карликовых государств будет естественным продолжением агрессивной логики прав, но все это будет находиться на огромном расстоянии от того космополитического мира, к которому, как надеялся Кант, приведут права607607
  Douzinas (2000) p. 242.


[Закрыть].

Это единственная ссылка в «Конце…» на цветущее поле прав меньшинств и групп, и поразительно упрощенная. Опять же, я постараюсь дать по меньшей мере более серьезное рассмотрение этой темы – оно последует в главе 9.

Взгляд «Конца прав человека» намного более узок, чем было обещано, и на это, говоря словами самого Дузинаса, могла бы быть веская причина. Дузинас стремился представить имманентную критику западной традиции прав человека. Под имманентной критикой я понимаю критику прав человека, осуществляемую изнутри, ресурсами самóй западной философии, – смотри мои размышления над работой Майкла Солтера в главе 9. Этот вид критики, как показал Маркс, часто оказывается наилучшим. Так что Дузинаса не следует осуждать на этом основании. Он предложил несколько иной подход:

Мы рассмотрим с либеральной и нелиберальной точек зрения основные элементы теории прав человека: человек, субъект, юридическое лицо, свобода и права и т. д. Берк, Гегель, Маркс, Хайдеггер, Сартр, психоаналитический, деконструктивистский, семиотический и этический подходы будут задействованы, чтобы для начала углубить наше понимание прав, а затем подвергнуть критике различные аспекты их действия608608
  Douzinas (2000) p. 4.


[Закрыть].

Обратите внимание, что как «либеральный», так и «нелиберальный» интеллектуальный подход – западные.

Таким образом, критика Дузинаса не сосредоточена на проблеме легитимности дискурса прав человека как «господствующего дискурса», как формы правового империализма; хотя в этом тексте он совершенно ясно дает понять роль права в процессах глобализации: «Демократия и верховенство закона все чаще используются во избежание подчинения экономических и технологических сил какой-либо иной цели, кроме их непрерывного расширения»609609
  Douzinas (2000) p. 7.


[Закрыть]. Вместо того чтобы остановиться на этой проблеме, Дузинас в этой книге, как и в своих более ранних работах, обличает бездну, разделяющую право и справедливость, неумолимую тенденцию права стирать уникальность людей и их непосредственность во имя абстракции и универсализации. Особенность этого текста в вере, что он нашел своего рода искупление.

Дузинас использовал необычный метод организации своего пособия. Оно разделено на две части. В первой части, под названием «Генеалогия прав человека», Дузинас стремится изложить историческое развитие естественного права от греческих классиков до превращения естественного права в права человека в ходе и после Французской и Американской революций. Вторая часть намного более амбициозна: «Философия прав человека». Она начинается, что неудивительно, с Берка и Маркса как «классических» критиков прав человека, затем Дузинас обращается к рассуждениям Канта (ему посвящено восемь страниц610610
  Douzinas (2000) pp. 188–195.


[Закрыть]) и Сартра о субъекте права.

Читатель мог бы ожидать, что за Кантом последует его самый убедительный критик, Гегель. На обсуждение Гегеля отводится 11 страниц, но они находятся в интервале 15 страниц от Канта611611
  Douzinas (2000) pp. 263–273.


[Закрыть]. Что же содержится в этих промежуточных 15 страницах? Здесь Дузинас вновь демонстрирует свой (возможно, похвальный) недостаток почтения к интеллектуальной хронологии или ходу развития и свой вкус к новизне и иконоборчеству. Героем этих 15 страниц612612
  Douzinas (2000) pp. 201–216.


[Закрыть] был не кто иной, как Мартин Хайдеггер, которого не часто рассматривают как теоретика прав человека. Какую роль этот спорный создатель философии человека как «пастуха бытия» играет в экскурсе Дузинаса, будет указано ниже. Но самые важные рассуждения этой части, главы 11 и 12613613
  Douzinas (2000) pp. 297–342.


[Закрыть], посвящены применению психоанализа – особенно работ Лакана, Салеца, Жижека – к праву и правам человека. Читатели предыдущей работы Дузинаса уже знают, что прежним ориентиром Дузинаса была «этика инаковости» Левинаса.

Подлинный герой разысканий Дузинаса оказался куда более неожиданным, хотя, как теперь очевидно, он был временным ориентиром для Дузинаса: это марксистско-утопический философ Эрнст Блох. Главным вкладом Эрнста Блоха было создание «теологии освобождения»614614
  Moltmann (1993).


[Закрыть] в 1960‐х – он известен как «атеистический теолог». Вот как Дузинас объясняет свой выбор:

Его грандиозный и красноречивый утопизм, пропитанный центральноевропейской еврейской культурой и ценностями немецкого романтизма, остается непревзойденным, хотя после краха коммунизма уже не является модным или «политкорректным». Блох представляет собой подлинное развитие Маркса: он сохраняет основные элементы его критики прав, но обнаруживает в традиции естественного закона и права ту исторически переменчивую, но вечную человеческую склонность сопротивляться господству и угнетению, мечтать и бороться за общество, в котором «человек будет ходить с высоко поднятой головой»615615
  Douzinas (2000) p. 176.


[Закрыть].

Сомнительно, действительно ли Маркс здесь превзойден. Но, что наиболее важно для Дузинаса: версия прав человека Блоха «приобретает конкретную форму надежды, что подлинная гуманность еще грядет»616616
  Douzinas (2000) p. 181.


[Закрыть]. Сам Дузинас на последней странице своей работы описывает это так: «Права человека – необходимое и невозможное требование права к справедливости… интерес к политической и этической утопии, явление которой никогда не произойдет, но чей принцип может проявиться в суждении нынешнего права»617617
  Douzinas (2000) p. 380.


[Закрыть]. Это нестандартное обоснование прав человека, поэтому необходимо разобраться с доводами и методикой Дузинаса более внимательно и критически.

Я уже отметил, что первая часть книги Дузинаса более непосредственна. Но в ней Дузинас часто опускается до риторики и диких утверждений. Как можно было ожидать, описание Дузинасом греческих, римских и томистских предков краток, но показателен618618
  Douzinas (2000) pp. 47–56, 56–61.


[Закрыть]. Чем ближе Дузинас подходит к нынешнему дню, тем больше он позволяет себе заниматься критикой. Отчасти это связано с уже отмечавшейся узкой источниковой базой. Так, анализируя Локка, он отмечает:

Предпосылкой индивидуальных прав собственности является отсутствие политических и человеческих прав, а предпосылкой свободы – подчинение. Это трагедия индивидуализма, смягченная введением демократии, но все еще наличествующая в различных формах неолиберализма619619
  Douzinas (2000) p. 81.


[Закрыть].

Исследование было бы гораздо богаче при рассмотрении теории собственнического индивидуализма К. Б. Макферсона620620
  Macpherson (1964).


[Закрыть].

Последующие утверждения необоснованны и зачастую явно сделаны, чтобы произвести эффект. Так, Дузинас заявляет: «Если, с точки зрения Ленина, социализм был сочетанием советской демократии и электрификации, то для президента Картера, первого великого представителя моральной внешней политики, права человека есть сочетание капитализма и верховенства права»621621
  Douzinas (2000) p. 91.


[Закрыть]. Поскольку не дается указание на конкретное выступление Картера, всякий вправе спросить: где он говорил такое? Далее, Дузинас утверждает, что декларации ООН о правах человека «создают и исчерпывают свою легитимность в акте их провозглашения. …Права человека устанавливают радикальную случайность языкового провозглашения в самом сердце конституционных механизмов»622622
  Douzinas (2000) p. 95.


[Закрыть]. Трудно понять, что это означает, особенно в свете гораздо более тонкого рассуждения во второй части.

Когда Дузинас подходит к анализу конкретных деклараций прав человека, он становится еще более противоречивым. Так, он сделал потрясающее заявление:

Если [Французская] Декларация положила начало современности, то она также положила начало национализму и всем его последствиям: геноцид, этнические и гражданские войны, этнические чистки, меньшинства, беженцы, безгражданство. Гражданство создало новый тип привилегии, которая была направлена на одних за счет исключения остальных623623
  Douzinas (2000) p. 103.


[Закрыть].

Но какое доказательство можно привести в пользу этого обвинения в адрес Декларации 1789 г.? Многие серьезные теоретики национализма не согласились бы с этим. И в какой мере эти исключенные группы были новыми?

Была еще одна существенная апория в тексте, который явно предназначался для того, чтобы стать учебным пособием. Дузинас продемонстрировал, что не разбирается (весьма возможно, из‐за нежелания разбираться) в современных механизмах защиты прав человека. Он утверждает, что до 1998 г. политически спорные дела, согласно Европейской конвенции о защите прав человека, переходили Комитету министров Совета Европы624624
  Douzinas (2000) p. 119.


[Закрыть]. Это утверждение не только необоснованно, но и просто ложно. Кроме того, на той же странице вновь ошибочно написано о периодических докладах в договорных органах ООН, что они касаются нарушений прав человека: после этой ошибки Дузинас не может серьезно критиковать роль таких механизмов в защите прав человека. На следующей странице есть другое необычное, необоснованное и в действительности ложное заявление: «Адвокаты-барристеры, предстающие перед международными органами типа Европейского суда по правам человека, быстро узнают, что для подготовки куда лучше выяснить политическую принадлежность назначенных правительствами судей, нежели изучать прецедентное право Суда»625625
  Автор многократно представал перед Судом с некоторым успехом, и никогда не предпринимал такого, и не знает никого, кто предпринимал бы. Во всяком случае, чего Дузинас не удосужился выяснить – это того, что судебные решения пишутся не судьями, а юристами Судебной канцелярии.


[Закрыть]. Подобные ошибки обесценивают аргументацию. Я также весьма критичен к современной теории и практике прав человека – смотри главу 6 этой книги и мои обзоры новейшей литературы. Но чтобы критиковать, для начала необходимо правильно определить объект критики.

Это общее презрение к международным правозащитным механизмам, как представляется, противоречит второй части книги. Дузинас утверждает: «Действительно, международное право прав человека возникло из осознания того, что, если уж на то пошло, люди больше всего нуждаются в защите от своих местных блюстителей законности»626626
  Douzinas (2000) p. 155.


[Закрыть].

Кроме того, склонность Дузинаса ссылаться на газету «Гардиан» (The Guardian) как на источник информации о нарушениях прав человека сводит его гнев до уровня либерального негодования. Ноам Хомский, который проделал эту работу гораздо более тщательно, был лишь едва упомянут. Возможно, именно поэтому заключение этой части кажется настолько жидким, если вообще содержит какой-то существенный смысл: «Права человека как принцип надежды работают в промежутке между идеальной природой и законом или между реальными людьми и универсальными абстракциями»627627
  Douzinas (2000) p. 145.


[Закрыть].

Вторая часть также содержала несколько захватывающих дух утверждений. Например, в самом ее начале:

Наконец, постмодернистские подходы к праву, созданные под влиянием этики инаковости, связанной с философией Левинаса и Деррида, критикуют рационализм прав и подчеркивают их характер как устанавливаемых и насаждаемых. В этом они не слишком далеки от утверждения Берка, что только индивидуализированная справедливость может защитить свободу628628
  Douzinas (2000) p. 148.


[Закрыть].

Как напоминает нам Фриман, «то, что Берк называл „истинными правами человека“, было не естественным, а сотворенным обществом. Берк противопоставил философской концепции естественных прав социологическое учение о правах»629629
  Freeman (2001) p. 125.


[Закрыть]. Определенно, это не то, что постмодернист Дузинас имеет в виду.

Более того, Дузинас, по-видимому, вступает в довольно серьезное формальное противоречие с самим собой. Сперва он заявляет, что «право работает как критическая функция только в перспективе будущего, в перспективе (недостижимого) идеала эмансипированного и самоорганизующегося человечества»630630
  Douzinas (2000) p. 165.


[Закрыть]. Затем на той же странице он продолжает: «Но Маркс пренебрег той возможностью, что необоснованность дискурса прав и неопределенность понятия человека – по общему признанию, более утверждаемая, нежели реальная в восемнадцатом веке – укоренит неопределенность в сердце человеческой идентичности и неразрешимость в политике, тем самым создав условия для будущей самореализации». Но разве это недостижимый идеал для Дузинаса?

Самые неожиданные утверждения можно обнаружить в отрывках о Хайдеггере. Первый по-настоящему захватывающий: «Экзистенциализм как философская традиция вырастает из диалектики Гегеля и онтологии Хайдеггера»631631
  Douzinas (2000) p. 200.


[Закрыть]. Обратите внимание на анахронизм – даже для Дузинаса экзистенциализм должен, конечно, начинаться с Кьеркегора и Ницше. Кроме того, изложение Хайдеггера не позволяет читателям убедиться, что тот имеет отношение к правам человека. Например:

Субъективный поворот современности дает Хайдеггеру возможность размышлять над тем, как метафизическая мысль уберегла человечество от своей примордиальной судьбы «заботиться о бытии»632632
  Douzinas (2000) p. 202.


[Закрыть]. Ответственность человека состоит в том, чтобы найти в себе то, что сообразно судьбе оберегать истину бытия, поскольку, в отличие от вещей, «человек – пастух бытия»633633
  Douzinas (2000) p. 206.


[Закрыть].

Бóльшую часть читателей придется очень настоятельно убеждать, что такая «судьба» играет определенную роль в понимании прав человека. Первое и единственное указание на значимость Хайдеггера:

Метафизический гуманизм лежит в основе беспрецедентной колонизации природы в ее различных значениях, как территории и материального ландшафта, как человеческой или животной природы или как природы «естественных», коренных народов. Но разве права человека не являются защитным щитом от саморазрушительных ужасов метафизического высокомерия?634634
  Douzinas (2000) p. 209.


[Закрыть]

Это, конечно, следует противопоставить приведенному выше отрывку635635
  Douzinas (2000) p. 242.


[Закрыть]. Невозможно удержаться, чтобы не привести комментарий Бадью о Хайдеггере:

Хайдеггер полагает, что бытие «подобно фюсису (φύσις)636636
  Согласно Badiou (2005) p. 125, фюсис (φύσις) – это аутентичная мысль о бытии; для греков произведение искусства основывалось на природе как фюсисе.


[Закрыть]». Мы скорее скажем, что бытие в пределе состоит как естественная множественность, то есть как однородная нормальность. Не-сокрытость, близость которой теряется, мы изменим на иное утверждение, у которого не будет такой «ауры»: природа – это то, что строго нормально в соответствии с бытием637637
  Badiou (2005) p. 129.


[Закрыть].

Дузинас намного более убедителен при рассмотрении французских пост– (или нео-) марксистов Балибара, Лефора и Лиотара (в двух отрывках при обсуждении Маркса638638
  Douzinas (2000) pp. 170–175.


[Закрыть] и после представления Хайдеггера639639
  Douzinas (2000) pp. 217–227.


[Закрыть]) и английского критического теоретика Джея Бернштейна640640
  Douzinas (2000) pp. 285–287.


[Закрыть], который написал образцовую статью по работе Маркса «К еврейскому вопросу»641641
  Bernstein (1991).


[Закрыть]; а также немецкого критического теоретика и интеллектуального наследника Хабермаса Акселя Хоннета642642
  Douzinas (2000) pp. 274–280.


[Закрыть]. Все они критикуются на пути Дузинаса к психоанализу и этике инаковости. Здесь нет места для детальной деконструкции аргумента Дузинаса, но примечательно, что с этого момента и до того места, где начинается психоанализ643643
  Douzinas (2000) pp. 296–297.


[Закрыть], не возникает ощущения логической последовательности или перехода.

Действительно, последний абзац главы 10, представляющий собой обобщение гегелевского подхода, содержит, как мне кажется, наиболее убедительное утверждение книги:

Таким образом, права защищают способность людей участвовать в жизни общества в целом, и борьба за новые права – это борьба за изменение значения равного участия и распространение его из политической жизни на рабочее место, на окружающую среду и на частную сферу. Если душа закона – не книги, а опыт, то душа прав – не изолированный индивид, а признание бытия с другими644644
  Douzinas (2000) pp. 295–296.


[Закрыть].

Это Дузинас в своем лучшем проявлении, и это рассуждение намного сильнее его более раннего, очевидно противоречивого отрывка, выполненного в его недавно открытой «утопической» манере:

Однако, несмотря на эти проблемы, права человека есть также главные инструменты, которые у нас есть против каннибализма общественной и частной власти и нарциссизма прав. Права человека – это утопический элемент, стоящий за правами, установленными законом. Права – это кирпичик либеральной юридической системы. Права человека есть ее притязание на справедливость и как таковые невозможны и обращены к будущему. Права человека – паразиты на теле прав, осуждающие хозяина. Есть поэзия в правах человека, которая бросает вызов рационализму закона…645645
  Douzinas (2000) p. 245.


[Закрыть]

«Пособие» Дузинаса не представляет, будем надеяться, его окончательную позицию по правам человека и по пропасти между правом и справедливостью. Несмотря на отмеченные выше недостатки, это была работа величайшей содержательности и важности. Это ни в коем случае не учебник, но все же этот текст не мог позволить себе проигнорировать ни один ученый или активист, изучающий права человека. Как правильно утверждает Дузинас, «большинство пособий по правам человека освещают тему, представляя стандартные либеральные теории прав, как будто нет никаких теорий прав человека, независимых от теорий прав»646646
  Douzinas (2000) pp. 373–374.


[Закрыть]. Дузинас принял этот вызов, даже если окончательного успеха он не добился. Наиболее энергичный из всех, Дузинас провел исследование проблемы поиска пути возвращения к политике и к человеческой самореализации с куда большей изощренностью и широтой охвата, нежели любой другой современный автор. В своих предыдущих работах Дузинас склонен был отвергать дискурс прав человека как кантовскую мистификацию647647
  Во многих случаях он шутливо обвиняет этого автора в кантианстве.


[Закрыть]. Теперь это – «необходимое и невозможное требование права к справедливости», и Дузинас позволяет себе утверждать, что «права человека – утопический аспект права, отсылающий нас к будущему»648648
  Douzinas (2000) p. 250.


[Закрыть]. Однако я бы сказал, что это неправдоподобная позиция перед лицом реальной борьбы за права человека, жестокого и непрекращающегося угнетения со стороны репрессивных режимов и «глобализации». Бороться за предотвращение или возмещение нарушения прав человека не означает стремиться к утопии. Это значит стремиться к тому, чтобы положение дел здесь и сейчас стало более человеческим. Дузинас зашел в тупик.

Разочаровывает и толкование Дузинасом центрального вопроса гегелевской диалектики борьбы за признание. Он, кажется, упускает смысл диалектики «господина и раба», ее острую потребность в появлении сознания как атрибута человеческого общественного бытия649649
  Douzinas (2000) p. 272.


[Закрыть], и это приводит его к удивительному заключению, что существует «симметрическая взаимность» между этими двумя сторонами и конец диалектики наступает в тот момент, когда «то же становится синтезом того же и иного»650650
  Douzinas (2000) p. 345.


[Закрыть]. Гегель и Хабермас неправы, если то, к чему они приходят, оказывается апофеозом прусского, или же немецкого, или европейского государства. Разработку этой темы Хоннетом можно критиковать, как делает Дузинас, за его робкую социал-демократию. Тем не менее изложение Дузинасом Хоннета, похоже, позволяет выйти из его собственного тупика:

Но если права помогают конституировать субъект посредством признания другим, вместо того чтобы быть атрибутами атомарного и изолированного существования, они глубоко интерсубъективны. Второе следствие состоит в том, что права, гражданские, экономические или культурные, глубоко политизированы: они логически предполагают и политически конструируют сообщество. Права не являются вечными, неотчуждаемыми или естественными651651
  Douzinas (2000) p. 274.


[Закрыть].

Для меня это Дузинас в своем лучшем виде. Ему не следовало бы переходить к утверждению, которое фактически выступает в роли заключения: «Их функция – наделять своих носителей социальной и коммунитарной идентичностью». Напротив, процитированный отрывок, возможно, заложил основу для нового исследовательского проекта: по исследованию прав человека, особенно экономических, социальных и культурных прав, как неизбежно интерсубъективных и политических.

Пять лет спустя Дузинас и его коллега Адам Гири652652
  Douzinas & Gearey (2005).


[Закрыть] в их крупной работе «Критическая юриспруденция» вернулись к теме прав человека «политической философии правосудия». Некоторые отрывки в этом тексте взяты дословно из «Конца прав человека», особенно когда речь заходит о Блохе и Марксе, в пользу первого и в ущерб последнему653653
  См.: с. 176 «Конца прав человека» и с. 99 «Критической юриспруденции»; с. 181 «КПЧ» и с. 103 «КЮ»; с. 165 «КПЧ» и с. 215 «КЮ».


[Закрыть]. Что более существенно – это эволюция взглядов Дузинаса на права человека.

Самые интересные определения новой книги развиваются на основе дальнейшего анализа диалектики признания, даже если на сей раз Аксель Хоннет не упоминается в тексте, а бремя интерпретации Гегеля достается Чарльзу Тейлору. Там есть одна формулировка, с которой я безоговорочно согласен: что права человека имеют «глубоко агонистический характер»654654
  Douzinas & Gearey (2005) p. 196.


[Закрыть].

В этой книге, в отличие от «Конца прав человека», у авторов действительно есть что сказать о правах групп. Не вполне убедительное различие проводится между «человеком» (man, human) в «правах человека» (human rights), так как в этом понятии, согласно авторам, каждое их слово свободно от значения и может быть привязано к любому понятию – «плавающее означающее», и «человечностью» прав человека, которая – «не просто пустое означающее», но «наделено огромным символическим капиталом… обеспеченным революциями и декларациями и прирастающим с каждой новой борьбой за признание прав человека»655655
  Douzinas & Gearey (2005) p. 191.


[Закрыть]. Это описывается как «символический избыток», который каким-то образом вновь превращает «человека» в «плавающее означающее», которое участники борьбы захотят кооптировать в свое дело.

Но этот антагонизм помещается в контекст индивидуального признания уникальной идентичности индивида, как это выражено в заявлении, которое я нахожу глубоко проблематичным, но которое завершает раздел о правах человека: «Права человека создаются в этом хитроумном, но парадоксальном переплетении идентичности и желания»656656
  Douzinas & Gearey (2005) p. 197.


[Закрыть].

Именно в этом контексте можно прийти к пониманию более ранней формулировки, в которой авторы попытались развить соединение Блохом естественного права и социальной утопии «в постмодернистской перспективе». Очевидно, что «постмодернистский» в данном случае обозначает своеобразную дузиновскую смесь постструктуралистской философии и лакановского психоанализа.

Рассматриваемая формулировка звучит следующим образом:

Утопия, проецируемая воображаемым прав человека, является общественной организацией, которая признает и защищает экзистенциальную целостность людей, выраженную в их сфере воображаемого657657
  Douzinas & Gearey (2005) p. 104.


[Закрыть].

Но ведь это не только не конкретная утопия, но и вообще не утопия. Куда в большей степени мне нравится обращение к утопии Славоя Жижека. Вот что он пишет:

Хотя в своем позитивном смысле коммунистические режимы по большей части были жутким провалом, порождая террор и нищету, в то же время они открыли определенное пространство, пространство утопических ожиданий, которое, помимо прочего, позволило нам оценить провал реально существующего Социализма658658
  Žižek (2004a) p. 513.


[Закрыть].

Что же означает «воображаемое прав человека»? Авторы объясняют, что для них права человека, или, точнее говоря, дискурс прав человека, поддерживает «фантазию целостности», которая неразрывно связана с желанием другого. Чуть позже авторы упоминают «искупительное свойство экзистенциальной целостности», которая является работой воображаемого. Эта фантазия целостности помогает, в свою очередь, конструировать наши радикально интерсубъективные «я».