Текст книги "Деградация международного правового порядка? Реабилитация права и возможность политики"

Он предвидел, что вследствие появления Протокола 11, предусматривающего, что межгосударственные заявления направляются непосредственно в Большую палату, государства могут прибегать к этой процедуре еще менее охотно, нежели прежде. Поэтому он рекомендовал провести реформы, которые позволили бы суду рассматривать дела о грубых и систематических нарушениях прав человека proprio moto, то есть на основании информации, предоставляемой неправительственными организациями.

В 1997 г. Ашлинн Рейди, Франсуаза Хэмпсон и Кевин Бойл, представлявшие клиентов-курдов в КППЧ, опубликовали текст, который фактически был продолжением статьи Камминги426426
  Reidy, Hampson and Boyle (1997).


[Закрыть]. Они верно подметили, что «систематические и грубые нарушения прав человека не происходят в вакууме или в результате простой небрежности или невыполнения обязательств со стороны государственных структур. Скорее, они становятся возможными вследствие санкции государства на некотором уровне»427427
  Reidy et al (1997) p. 162.


[Закрыть]. Они поставили вопрос, который часто возникает в ЕЦЗПЧ и в его чеченских делах: «Можно задаться вопросом, подходит ли использование механизма подачи индивидуальных ходатайств для рассмотрения характера жалоб, возникающих в результате такого конфликта»428428
  Reidy et al (1997) p. 162.


[Закрыть].

И ответили, что обращение к международной правовой процедуре может повлиять на политическую ситуацию. Они перечислили «плоды» привлечения к судебному разбирательству:

• определение фактов, которые оспариваются или отвергаются преступниками;

• объективная оценка ответственности лиц, виновных в совершении нарушений;

• предложение рекомендаций или шагов (принудительных или нет), которые должны быть предприняты для исправления ситуации;

• определение нарушаемых правовых норм и, следовательно, определение норм поведения, которые необходимо будет включить в политическую резолюцию;

• создание эффективного инструмента для политического воздействия;

• предотвращение сохранения масштаба злоупотреблений в результате публичного и официального расследования происходящего.

Они утверждали, что

использование юридических методов для расследования ситуации грубого нарушения может ограничить возможность преступников действовать безнаказанно. Власти могут быть разоблачены и привлечены к ответственности за свои действия, а также лишены возможности продолжать подобную практику429429
  Reidy et al (1997) p. 162.


[Закрыть].

Они, конечно, признали, что степень воздействия будет зависеть от эффективности задействованных правовых норм и механизмов.

Все эти соображения, конечно, легли в основу стратегии сотрудничества ЕЦЗПЧ и «Мемориала». Было очевидно, что чеченские заявители в первых шести делах не были заинтересованы в деньгах, тем более что рассмотрения занимали так много времени. Эти чрезвычайно смелые заявители были в первую очередь заинтересованы в получении от самого высокого суда в Европе авторитетной оценки того, что они пережили (и в результате чего погибли их семьи), и признании грубых нарушений в их отношении. Кроме того, они хотели заложить основу для судебного преследования виновных лиц. В своем ходатайстве об индивидуальных и общих мерах в исполнительном производстве, находящемся в настоящее время на рассмотрении Комитета министров, они настаивают, чтобы российское правительство провело расследование с целью привлечения к ответственности генералов Шаманова и Недобитко, в действиях которых установленные судом факты позволяют видеть элементы военных преступлений.

Эти три автора также выявили трудности, с которыми сталкиваются индивидуальные заявители, доказывая грубые и систематические нарушения, особенно когда те утверждают, что нет внутренних средств правовой защиты и что не было проведено эффективного внутреннего расследования. Во многих из турецко-курдских случаев Комиссия (позже – Суд) была обязана осуществлять установление фактов в Турции. В январе 1997 г. госпожа Тхуне, член Комиссии, сообщила, что уже было 27 ознакомительных расследований, к которым было привлечено 12 членов Комиссии, заслушано 216 свидетелей в течение более 39 дней (302 часа), произведено 6400 страниц записей430430
  Verbatim Record, Case of Mentes and Others v Turkey, European Court of Human Rights, 22 January 1997. Автор принимал участие в двух слушаниях по установлению фактов в Анкаре, в делах «Актас против Турции» (App. no. 24351/94, решение от 24 апреля 2003 г.) и «Ипек против Турции» (App. no. 25760/94, решение от 17 февраля 2004 г.).


[Закрыть].

Несмотря на такое чрезвычайное усилие Комиссии и Суда, заявители пришли к выводу о невозможности установить «административную практику», в которой, во-первых, часто происходят такие нарушения и, во-вторых, отсутствуют эффективные средства правовой защиты, часто сопряженные с безнаказанностью правонарушителей; в частности, речь шла о «практике», включавшей пытки. Мы сталкиваемся здесь не с частным проявлением небрежности и несоблюдением дисциплины, а с преднамеренным нарушением со стороны государства, санкционированным на самых высоких уровнях.

Именно прежняя Европейская комиссия по правам человека впервые ввела понятие «административная практика» в ходе своих обсуждений на этапе определения приемлемости; оно стало «практикой» на стадии рассмотрения дела по существу. Комиссия сочла этот принцип применимым в каждом отдельном случае, например в деле 1975 г. «Доннелли и другие против Великобритании»431431
  App. no. 5577–5583/72, Admissibility Decision of 15 December 1975, 4 D&R 4.


[Закрыть]. Наконец, суд решил этот вопрос при рассмотрении в 1978 г. по существу печально известного межгосударственного дела относительно нарушения статьи 3 ЕКПЧ – «Ирландия против Великобритании»432432
  Решение от 18 января 1978 г.


[Закрыть].

Однако в деле «Аксой против Турции»433433
  100/1995/606/694, решение от 18 декабря 1996 г.


[Закрыть] ни Комиссия, ни Суд не рассматривали вопрос о практике пыток, о чем ходатайствовал заявитель, ссылаясь на недостаток полученных свидетельств, и это несмотря на факт, что перед этим были уже отчеты Комитета ООН против пыток и Европейского комитета по предупреждению пыток. Рейди, Хэмпсон и Бойл спрашивают:

Как же тогда заявитель может представить доказательства, необходимые для установления практики?.. Отдельный заявитель или группа заявителей ставятся перед обязательством представить доказательства, получить которые у них просто нет возможности434434
  Reidy et al (1997) p. 171.


[Закрыть].

По очевидным причинам вопрос «административной практики» был поднят отдельными заявителями по многим курдским делам из Юго-Восточной Турции. Комиссия никогда не считала необходимым заниматься этим вопросом. В результате ни в одном из турецких дел не было установлено фактов, на основании которых суд мог бы решить, что действительно существовала «административная практика». И это несмотря на то, что во многих решениях суд обнаружил отсутствие эффективных внутренних средств правовой защиты, таким образом освободив заявителей от обязанности доказать, что эти средства были исчерпаны в обстоятельствах, которые были эквивалентны «административной практике» и иначе необъяснимы. В отношении «административной практики» также ходатайствовали, используя те же аргументы, в первых шести и последующих чеченских делах, но суд опять же остался безучастным.

В сущности, заявители сталкиваются с проблемой убеждения суда в том, что правительство, в отношении которого ведется расследование, будь то турецкое или российское, виновно не только в отдельных нарушениях, но и в «административной практике», как она определена судом. Заключение об обнаружении «административной практики» было бы равносильно заключению о том, что государство преднамеренно нарушает права человека, поэтому суд, конечно, не желает сделать такой смелый шаг.

Но тогда свидетельство по делу Аль-Скейни (и свидетельства, представленные в связанных с этим делом военных судах435435
  См.: The Guardian, Leader: ‘Army on trial’, 15 March 2007, на: http://www.guardian.co.uk/Iraq/Story/0,,2034335,00.html.


[Закрыть]) приводит нас к заключению, что решение о таком суровом обращении с задержанными иракцами, в результате которого один человек умер, было принято не оказавшимися под следствием солдатами, а на гораздо более высоком уровне.

В своем исследовании для Совета Европы по защите прав человека во время вооруженного конфликта436436
  Hampson (2002).


[Закрыть] Хэмпсон также обратила внимание на следующий факт. Прежняя Комиссия признала, что вопрос о повторных нарушениях – которые можно также должным образом охарактеризовать как «системные» нарушения – поднимает иные вопросы помимо «административной практики», хотя и связанные с ней. Помимо прочего, тот факт, что повторные нарушения могли иметь место только в результате целенаправленной политики правительства, означает абсолютную неэффективность внутренних средств правовой защиты.

Весьма вероятно, что это станет проблемой, когда иракские дела против Великобритании начнут поступать в Страсбург. Я уже упомянул печальную историю военных трибуналов после убийства одного иракского заключенного и систематического жестокого обращения с другими.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Страсбургский суд пребывает в настоящее время в глубоком кризисе, который спровоцировала волна исков из России437437
  Ныне 25% от нагрузки суда, всего 19 тысяч за прошлый год. См. также: Bowring (2005b).


[Закрыть]. Отказ России 20 декабря 2006 г. ратифицировать Протокол 14 к Конвенции438438
  Госдума сорвала реформу Евросуда (http://www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=732043) – газета «Коммерсантъ» № 293 (3570) от 21.12.2006.


[Закрыть] о процедурной реформе суда, в то время как это сделали все остальные государства – члены Совета Европы, похоже, угрожает самому будущему суда. Вопрос, поставленный в этой главе, заключается в том, подвергается ли теперь сомнению легитимность системы Конвенции. Будет ли суд иметь достаточный потенциал и интеллектуальные ресурсы для решения проблем, связанных с Ираком?

В главе дается ответ «да», но с оговорками.

Во-первых, в настоящее время суд, несмотря на неудачу в деле Банковича, провел серию дел, достаточно ясно демонстрирующих, что государство-член действительно может быть привлечено к ответственности за нарушения установленных Конвенцией прав, совершенных за пределами его территории. Это оказалось теперь весьма неприятным для ряда государств, особенно с колониальным прошлым. Есть превосходный недавний пример. 11 января 2007 г. бывший судья Конституционного суда и ведущий поборник прав человека Тамара Морщакова обратилась к президенту России Путину с конкретным вопросом об отказе ратифицировать Протокол 14. Путин ответил:

К сожалению, наша страна столкнулась с политизацией судебных решений. Мы с вами знаем о деле Илашку, где Российскую Федерацию обвинили в том, к чему она не имеет никакого отношения. Это чисто политическое решение, подрыв доверия к судебной международной системе. И депутаты Государственной думы обратили внимание тоже и на это439439
  http://archive.kremlin.ru/appears/2007/01/11/2158_type63376type63378type63381_116609.shtml.


[Закрыть].

Мы можем ожидать подобных протестов в будущем и от Соединенного Королевства.

Во-вторых, чеченские дела, подробно рассмотренные выше, показывают, что Суд воздержится от применения МГП к жалобам гражданских жителей на нарушения со стороны вооруженных сил, совершенные в контексте вооруженного конфликта. МГП исходит из данности состояния войны, в которой жертвы неизбежны и следует ожидать, что гражданские лица будут страдать. Применяя к этим делам богатую судебную практику, с помощью которой он разъяснил и расширил статью 2 (о праве на жизнь), Суд показал, что государства будут привлекаться к ответственности по гораздо более строгим стандартам, согласно которым государство должно показать, что оно приняло все возможные меры для защиты жизни и благополучия гражданских лиц.

В-третьих, я стремился ответить на вопрос, оказался ли сейчас суд парализованным перед лицом грубых и систематических нарушений прав человека, особенно совершенных во время вооруженного конфликта, внутреннего или международного. И опять же, чеченские дела, хотя решения и были вынесены спустя почти шесть лет после рассматриваемых нарушений, показали, что суд способен действовать активно и созидательно при вынесении решений.

Хватит ли у него смелости поступать так в отношении Великобритании – это, конечно, открытый вопрос; но уже есть ряд примечательных прецедентов.

ГЛАВА 5. ИДЕОЛОГИЯ В МЕЖДУНАРОДНОМ ПРАВЕ И КРИТИКА ХАБЕРМАСА

ВВЕДЕНИЕ

В этой главе я преследую две цели, ибо я перехожу от острой фактичности практики прав человека к критике теоретических обоснований международного права и прав человека.

Во-первых, зададимся вопросом: почему важно практиковать критику идеологии в международном праве? Я размышляю над работой Сьюзен Маркс, выдающегося современного марксистского теоретика международного права, автора известной книги и нескольких небольших, но значимых текстов по критике идеологии440440
  Marks (2000) p. 112; Marks (2000a).


[Закрыть].

Во-вторых, подвергнем уважительной критике великого немецкого философа Юргена Хабермаса за его все более консервативную и идеологизированную позицию – как бы привлекателен, включен и увлечен он ни был. Я утверждаю, что он не столько источник потенциального решения, сколько сама проблема. Я полагаю, что это относится как к выведению им прав человека из его этических и политических концепций, так и к его влиятельному понятию «делиберативная демократия»441441
  Например, Wheatley (2003).


[Закрыть].

Я хочу заявить, что проблема Хабермаса, как я ее описал, симптоматична для значительного направления в теоретизировании о правах человека, тем более что права человека становятся все более важной частью международного права. В частности, помещение прав человека в языке, риторике, даже интерсубъектной этике лишает их того содержания, которое, как я полагаю, они имеют исторически и в настоящее время.

ПОЧЕМУ СЛЕДУЕТ ВЫСТУПАТЬ С КРИТИКОЙ ИДЕОЛОГИИ В МЕЖДУНАРОДНОМ ПРАВЕ?

Почему следует выступать с критикой идеологии? Сьюзен Маркс цитирует слова Мартти Коскенниеми, в большей степени способного к совмещению теории и практики, чем большинство специалистов по международному праву. Коскенниеми пишет, что им (нам) лучше было бы искать «более конкретные формы политической приверженности», которые могли бы «вовлечь их в реальную борьбу, как в роли наблюдателей, так и в роли участников, а также серьезно относиться к самосознанию участников»442442
  Koskenniemi (1996) в: Marks (2000) p. 141.


[Закрыть]. То есть он и Сьюзен Маркс определяют возможность политики в дурные времена. Есть один жестокий факт, задающий контекст деградации международного права, который я исследовал в этой книге, а также в других изданиях443443
  Bowring (2002).


[Закрыть] и относительно которого Генеральный секретарь ООН недавно сделал зловещее предупреждение. Но он должен уравновешиваться надеждой, о чем говорит Майкл Байерс: «Хотя право неизбежно является результатом и отражением политики, оно все же сохраняет свою специфичность и сопротивляется краткосрочным изменениям, что позволяет ему сдерживать внезапные изменения в относительной мощи и внезапные изменения в политике, вызываемые последовательными изменениями в восприятии возможностей и личных интересов»444444
  Byers (2002) p. 35.


[Закрыть] – и тем фактом, что ООН – это единственное место, где государства, которые не являются гегемонами (то есть слабые), могут иметь голос.

Развивая этот проект, Сьюзен Маркс несколько лет назад издала свою диссертацию под названием «Загадка всех форм государственного строя: международное право, демократия и критика идеологии»445445
  Marks (2000a).


[Закрыть]. В этой работе и в ряде своих статей она предпринимает полное исследование идеологии – обращается, например, к Иглтону, Фуко, Деррида и моему любимцу Славою Жижеку. Идеология в ее понимании, как она пишет об этом в статье, выпущенной вслед за книгой и развивающей и еще более проясняющей ее аргументацию, – это «не присущее отдельным идеям свойство или характеристика конкретных идеальных структур, а скорее функция того, как смысл генерируется, передается, воспринимается и присваивается в различных контекстах»446446
  Marks (2000) p. 112.


[Закрыть].

Кроме того, идеология относится к «способам, при помощи которых значение служит установлению и поддержанию отношений господства»447447
  Thompson (1990) p. 56.


[Закрыть], способам, с помощью которых слова (и другие символические формы) поддерживают проявление неравенства силы448448
  Scott (1994).


[Закрыть].

Она выделяет пять стратегий, которые обычно используют идеологии:

• универсализация: «Благодаря процессам универсализации социально-политические институты представляются беспристрастными, инклюзивными и основанными на соображениях взаимного интереса. Таким образом обществам может придаваться иллюзорное единство, а дифференцированные уровни социальной власти – маскироваться»449449
  Marks (2001) p. 112.


[Закрыть];

• реификация, овеществление: это понятие знакомо по использованию его Карлом Марксом – «процесс, которым продукты человеческого труда предстают так, как если бы они были объектами [независимого мира] материальных вещей, и затем господствуют над теми, кто произвел их. Благодаря стратегиям реификации мужчины и женщины могут перестать воспринимать общественный мир как результат человеческих усилий и увидеть его как определенный и неизменный, как объект рассмотрения, а не область действия»;

• натурализация: «оспариваемые меры представляются обычными и самоочевидными, как если бы они были естественными явлениями, принадлежащими реальному миру „снаружи“»;

• рационализация: «построив цепь рассуждений, логическим заключением которой является статус-кво, мы можем заставить думать, будто есть серьезные основания [понять], почему вещи таковы, какие они есть. Перемена может, таким образом, показаться иррациональной»;

• нарративизация: «рассказ, помещающий конкретные события в исторический контекст… практики и учреждения могут казаться достойными уважения и сохранения, будь то потому, что они вызывают почтение, или потому, что они олицетворяют прогресс».

Бронуэн Морган в глубокомысленном эссе о работе Уильяма Люси также приняла во внимание вклад Сьюзен Маркс, чтобы подчеркнуть резкость своего аргумента450450
  Morgan (2002).


[Закрыть]. Она также обратила внимание на определение Сьюзен Маркс идеологии как «способов, с помощью которых значение… служит установлению и поддержанию отношений господства». Но что действительно важно для Морган, это определение

сохраняет критическое измерение, но не в том смысле, который зависит от эпистемологической или ценностной детерминированности… Обманчивый аспект идеологии для нее состоит в том, что идеология претендует на представление «общего блага», в то время как фактическая реальность асимметричных отношений власти в конкретных практиках общественной жизни заключается в том, что выгода на самом деле достается ограниченной части общества… Определение Маркс, добавляя анализ материальных оснований сравнительной силы субъектов, находящихся под воздействием идеологических движений, придает критическое значение измерению универсализации, поскольку постоянно занимается проверкой «соответствия» между заявляемыми и фактически получаемыми выгодами. Если мы затрагиваем «истину», то речь идет не об эпистемологически определенной системе истины, а о находящейся в постоянном движении эмпирической действительности социальных фактов, призванных на службу такой имманентной критике451451
  Morgan (2002) pp. 528–529.


[Закрыть].

Истина не отвергается в этом анализе, вовсе нет. Вместо этого она локализуется в действительности, а не в языке или формальной логике.

Морган правильно определяет важность динамики в анализе Маркс – и ее описание имманентной критики близко к тому, что мы находим у Теодора Адорно, к которому я обращусь ниже. Для меня наиболее значимый из этих аспектов понятой таким образом идеологии – отношение, в котором изменение становится немыслимым, иррациональным. И я предположу, с позволения Морган, что при этом мы сталкиваемся с несколько большей эпистемологической детерминированностью.

Но можно принять и более радикальный взгляд на условия возможности изменения и на то, что в настоящее время сдерживает и подавляет изменение. Анализ этой важнейшей проблемы можно найти в недавних работах Алена Бадью452452
  Бадью (2006).


[Закрыть] и Славоя Жижека, утверждавшего: «…вот в чем в конечном счете различие между „формальной“ и „действительной“ свободой: „формальная“ свобода – свобода выбора в рамках заданных координат существующих отношений власти, в то время как „действительная“ свобода обозначает плацдарм вмешательства, которое подрывает эти самые координаты»453453
  Žižek (2001) p. 122.


[Закрыть]. И «„действительная свобода“ означает, что акт действительного изменения этого набора совершается только тогда, когда в ситуации вынужденного выбора человек действует так, как если бы выбор не был вынужденным, и „выбирает невозможное“»454454
  Žižek (2001) p. 121; см. также: Žižek (2002).


[Закрыть].

НЕКОТОРЫЕ ЦЕЛИ КРИТИКИ ИДЕОЛОГИИ

Как замечает сама Сьюзен Маркс, критика идеологии в международном праве имеет несколько довольно простых целей.

Во-первых, имеется космополитический манифест Иммануила Канта, совсем недавно нашедший свое место в «обеспокоенном» либерализме Джона Ролза455455
  Rawls (1999).


[Закрыть]. Он был полностью разделан на куски – еще одно название для критики идеологии – Джоном Тасиуласом456456
  Tasioulas (2002).


[Закрыть]. Во-вторых, работа Томаса Франка, ключевой фигуры в англо-американской теории международного права, с его книгами и статьями о праве на демократическое управление, а также книгой «Справедливость в международном праве и международных институтах»457457
  Franck (1990); Franck (1995).


[Закрыть]. В-третьих, Фрэнсис Фукуяма, которого Сьюзен Маркс подвергает уничтожающей критике458458
  Marks (2000).


[Закрыть]. В-четвертых, получившая величайший успех в послевоенной академической среде Нью-Хейвенская школа – занятые стратегическими исследованиями ученые, которые так часто оказываются в согласии с политикой США459459
  См., например: Scobbie (2003) и Chimni (1993).


[Закрыть]. Однако Сьюзен Маркс вполне справедливо обеспокоена подготовкой оснований для более общей критики; моя же попытка здесь состоит в том, чтобы представить критику Хабермаса и Локлина.

Далее в этой главе я постараюсь показать, как удачно можно применить стратегию Маркс, выстроенную вокруг анализа ее интеллектуальных предшественников, к проблеме прав человека.

КРИТИКА У ГЕГЕЛЯ И МАРКСА

Я хотел бы остановиться здесь на вдохновении, которое Сьюзен Маркс получает от Карла Маркса и, с неизбежностью, от Гегеля. Название ее книги взято из работы «К критике гегелевской философии права» – точнее из отрывка, в котором Маркс рассматривает (ре)конструирование Гегелем принципов монархии. Вот этот отрывок:

Демократия есть разрешенная загадка всех форм государственного строя. Здесь государственный строй не только в себе, по существу своему, но и по своему существованию, по своей действительности все снова и снова приводится к своему действительному основанию, к действительному человеку, к действительному народу и утверждается как его собственное дело460460
  Маркс, Энгельс (1955) с. 252.


[Закрыть].

Этот текст Маркса имеет важный аспект, который часто упускается из виду. Маркс отнюдь не отвергает гегелевский анализ. Его работа «К критике…» – это не просто радикальная критика Гегеля, как часто грубо полагают, и не просто разоблачение примирения Гегеля с действительностью.

В трех отрывках Маркс определяет, в какой степени гегелевской теории права и государства удается выявить радикальные противоречия в самом сердце права и государства, и указывает, что она является, таким образом, более мощной и критической, нежели впечатляющая работа Хабермаса «Фактичность и значимость»461461
  Habermas (1997).


[Закрыть], к которой я еще вернусь. Замечательная книга Джиллиан Роуз «Гегель: контрсоциология», по-моему, убедительно демонстрирует, что Гегель намного более радикален, чем это обычно предполагается, это особенно ясно из следующего отрывка:

В случае тезиса, что все действительное разумно, упускается из виду поясняющая кода, в которой говорится, что истинность этого суждения следует искать «in dem Scheine des Zeitlichen», в видимости временного или истории. Это суждение было неправильно истолковано, будто бы оно приравнивало естественное право к позитивному праву, будто бы оно оправдывало существующее право, в то время как оно резюмирует гегелевскую критику естественного права. Ибо именно теория естественного права принимает иллюзии или отношения буржуазной частной собственности за разумный принцип общественной жизни. Это теория естественного права оправдывает буржуазное позитивное право, которое она «выводит» из вымышленного естественного состояния. Гегель же обращает внимание на иллюзии (отношения, различия) буржуазного общества462462
  Rose (1995) p. 81.


[Закрыть].

Или – как прекрасно выразил эту мысль Роберт Файн:

«Философия права» указывала на диалектику свободы и необходимости в обществе модерна. Она заложила основания для критики правовых форм, основанной на противоречии между формой и содержанием, понятием и опытом. Гегель не говорит нам, где находится решение, да и как бы он мог это сделать? Он писал на заре современного государства, тогда как такое знание возникает подобно сове Минервы «с наступлением сумерек»463463
  Fine (1993) p. 59.


[Закрыть].

Сам Маркс признавал наличие часто скрытой – а не прямо выраженной – критики в основе гегелевского подхода, и чтобы продемонстрировать это, я приведу три важных отрывка.

Во-первых, Маркс писал: «Однако именно в том и сказывается глубина Гегеля, что он везде начинает с противоположности определений (в том их виде, в каком они существуют в наших государствах) и на ней делает ударение»464464
  Маркс, Энгельс (1955) с. 281.


[Закрыть].

Во-вторых: «Более глубоким является у Гегеля то, что раздельность гражданского общества и общества политического он воспринимает как противоречие»465465
  Маркс, Энгельс (1955) с. 305.


[Закрыть].

В-третьих:

Противоположности приняли здесь совершенно новую, а именно – весьма материальную форму, какую едва ли следовало ожидать для отношений, существующих в небесах политического государства.

Противоположность, показываемая здесь Гегелем, представляет собой, если выразить ее с необходимой остротой, противоположность между частной собственностью и имуществом466466
  Маркс, Энгельс (1955) с. 333.


[Закрыть].

Здесь возникает яркий контраст между глубиной Гегеля – тем фактом, что его метод всегда вел его к обнаружению противоречия, корню всей критики, – и приверженностью Хабермаса Просвещению и социал-демократии, сочетающейся, однако же, с глубоким консерватизмом, вытекающим, как я утверждаю, из его «лингвистического поворота» и отступления от традиций исторического материализма.

ХАБЕРМАС КАК КРИТИК – ИЛИ КАК АПОЛОГЕТ СОВРЕМЕННОГО ГОСУДАРСТВА

Хабермасу отведена центральная роль в выстраивании аргумента этой главы, поскольку он – важнейший современный представитель критической теории и ключевой идеолог весьма характерного и влиятельного взгляда на права человека. Именно поэтому меня не удивляет, что Сьюзен Маркс обращается скорее к раннему, радикальному Хабермасу времен работы «Познание и интерес»467467
  Habermas (1987).


[Закрыть], нежели к его поздним и более консервативным текстам. Она резюмирует его (тогдашнюю) позицию следующим образом: «Критическая социальная наука заинтересована не просто в том, чтобы предсказывать или даже понимать. Скорее, она нацелена на преобразование»468468
  Marks (2000) p. 129.


[Закрыть].

В самом деле, глубокая пропасть пролегает между работами Хабермаса 1970‐х и 1990‐х. Сьюзен Маркс вдохновляется книгой «Познание и интерес» (Erkenntnis und Interesse)469469
  Она не ссылается (и не нуждается в этом) на самую традиционно марксистскую из его работ, «Проблема легитимации позднего капитализма» (Legitimations probleme im Spätkapitalismus), изданную в Германии в 1973 г., а на английском языке – в 1975 г.


[Закрыть], написанной в контексте событий 1968 г.470470
  На английском языке издана в 1971 г.


[Закрыть] Затем она ссылается на книгу «Фактичность и значимость. Очерки дискурсивной теории права и демократического правового государства» (Faktizität und Geltung. Beiträge zur Diskurstheorie des Rechts und des demokratischen Rechtsstaates)471471
  Habermas (1997).


[Закрыть], вышедшую в Германии в 1992 г.472472
  На английском языке издана в 1997 г. под, я бы сказал, вводящим в заблуждение заголовком «Между фактами и нормами. К дискурсивной теории права и демократии» (Between Facts and Norms: Contributions to a Discourse Theory of Law and Democracy).


[Закрыть]

Полное немецкое название книги (Faktizität und Geltung) говорит за себя. Уже в работе «Теория и практика. Общественно-философские исследования» (Theorie und Praxis. Sozialphilosophische Studien), вышедшей в 1963 г. и переизданной в 1971 г., Хабермас отказался от одной из ключевых концепций Карла Маркса: его «вдохновленной Гегелем концепции труда как творческой деятельности, созидающей человека». Согласно Нэнси Лав, Хабермас, в свою очередь, считает, что «только социальное взаимодействие является определяющей человеческой способностью»473473
  Love (1995) pp. 49–50.


[Закрыть]. Между 1973 и 1992 гг. Хабермас полностью дистанцировался от традиции исторического материализма, основы Франкфуртской школы, в пользу «лингвистического поворота». После 1981 г.474474
  1981 г. – год издания книг «Теория коммуникативного действия» (Theorie des kommunikativen Handelns): т. 1, «Рациональность действия и общественная рационализация» (Handlungsrationalität und gesellschaftliche Rationalisierung); т. 2, «К критике функционализма разума» (Zur Kritik der funktionalistischen Vernunft).


[Закрыть] он посвятил себя развитию дискурсивной этики, которая теперь лежит в основе всех его работ в области права, политической теории и прав человека.

Хабермас в «Фактичности и значимости» намного более консервативен, чем Гегель. Будучи впечатляюще монументальной по своей архитектуре и произведенному синтезу, эта работа в действительности сводится к неокантианской трансцендентальной дедукции условий необходимости современного германского конституционного государства. То есть государство – во всех отношениях удивительно успешный организм – берется за отправную точку, действительность которой не подлежит сомнению, и хабермасовские версии дискурсивной этики и прав человека оказываются условиями его существования. В этом можно заметить очень мало критики (если она вообще здесь есть), еще меньше имманентной критики, совсем нет никакого ощущения динамизма исторического производства конституционных форм, и меньше всего тут возможности изменения. Именно по этой причине Хабермас сперва предпринимает в этой работе дедукцию основных прав человека из этических предпосылок человеческого общения.

Эту критику можно дополнить двумя более новыми работами. Первая из них – «Постнациональная констелляция. Политические эссе», опубликованная по-английски в 2001 г., и в особенности очерк «Замечания по легитимации посредством прав человека». Это текст, который я даю своим студентам на курсе «История и теория прав человека», поскольку он содержит целый ряд чрезвычайно содержательных и убедительных аргументов, характерных для Хабермаса. Хабермас имеет в виду легитимацию западноевропейских государств, в частности их легитимацию классическими европейскими правами человека. Он пишет: «Политическая теория дала двоякий ответ на вопрос о легитимности [государства]: народный суверенитет и права человека… Классические права человека… обосновывают легитимное по своей сути верховенство права»475475
  Habermas (2001a) pp. 115–116.


[Закрыть]. После чего приходит к заключению, что «для западного стиля легитимации существенна одновременная подлинность свобод и гражданских прав»476476
  Habermas (2001a) p. 118.


[Закрыть]. То, что он имеет в виду под «западным», позволяет понять следующий отрывок: «Концепция прав человека была ответом на проблему, с которой когда-то столкнулись европейцы, – когда им пришлось преодолевать политические последствия конфессиональной фрагментации, – а теперь с ней сталкиваются и другие культуры»477477
  Habermas (2001a) p. 128.


[Закрыть]. То есть, по всей видимости, западная модель легитимации государства при помощи этой версии прав человека будет представлять собой единственную возможную модель для всех остальных обществ – классический ход, который делают идеологии, в соответствии с определением Сьюзен Маркс.

Другая недавняя работа Хабермаса – очерк «Конституционная демократия: парадоксальный союз противоречивых принципов?», опубликованный в журнале «Политическая теория» (Political Theory) в 2001 г. Здесь Хабермас возвращается к идеям, изложенным в «Фактичности и значимости»:

Во-первых, можно признать легитимными только те результаты, с которыми могут свободно согласиться равноправные участники дискуссии, – то есть результаты, которые удовлетворяют обоснованному согласию всех в условиях рационального дискурса. Во-вторых… участники передают себя современному праву как средству регулирования своей общей жизни. Способ легитимации посредством общего согласия при дискурсивных условиях реализует кантианскую концепцию политической автономии только в связи с идеей принудительных законов, предоставляющих равные индивидуальные свободы478478
  Habermas (2001) p. 772.


[Закрыть].

Совершенно ясно, что Хабермас рассуждает здесь о модели оправдания Соединенных Штатов Америки и Федеративной Республики Германии, составляющих предмет его статьи.

ЧТО ДАЮТ ХАБЕРМАС И ДЕЛИБЕРАТИВНАЯ ДЕМОКРАТИЯ МЕНЬШИНСТВАМ И ИХ ПРАВАМ

То, что этот метод может быть справедливо описан как идеология именно в том смысле, какой дала ей Сьюзен Маркс, ясно по тому, как «делиберативная демократия»479479
  См. также: Oquendo (2002).


[Закрыть] была использована Стивеном Уитли в его статье в «Европейском журнале международного права»480480
  Wheatley (2003).


[Закрыть]. Уитли утверждает, что «чистая делиберативная модель, представленная Юргеном Хабермасом в „Фактичности и значимости“, предполагает, что при наличии достаточного времени и доброй воли всегда можно достичь консенсуса». Он признает, что бывают случаи, когда невозможно достичь консенсуса в отношении этнокультурных меньшинств, так что демократическая делиберация «должна быть направлена не на установление единых правил во всех областях общественной жизни, а на определение конституционного устройства, которое будет гарантировать культурную безопасность меньшинства». Он приходит к выводу, что «политика правительства в отношении меньшинств становится более честной и получает бóльшую легитимность в глазах и большинства, и меньшинств, что способствует росту справедливости, внутреннему и внешнему миру и безопасности, когда различия отрабатываются демократическими институтами и механизмами и проблемы разрешаются без обращения к насилию»481481
  Wheatley (2003) p. 527.


[Закрыть].