Текст книги "Деградация международного правового порядка? Реабилитация права и возможность политики"

ГЛАВА 10. СКАНДАЛ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ ПРАВ

ВВЕДЕНИЕ

В предыдущей главе я представил критику либерализма и методологического индивидуализма.

В этой главе в качестве примера рассматриваются весьма характерные идеологические проблемы в подходе Великобритании к правам человека, в частности давняя «аллергия» британского правительства на социально-экономические права. В то же время я анализирую некоторые особенности «второго поколения» прав человека и специально останавливаюсь на них, исходя из моей цели объяснить сущностное содержание прав человека.

Отправную точку, источник для цитирования и вдохновения обеспечили мне Тэннеровские лекции Майкла Игнатьеффа775775
  В русских переводах встречается вариант «Майкл Игнатьев».


[Закрыть], прочитанные в 2000 г. в Принстонском университетском центре по человеческим ценностям и изданные под заголовком «Права человека как политика и идолопоклонство»776776
  Игнатьев (2019).


[Закрыть]. Рассуждения Игнатьеффа богаты и глубоки, но жестко привязаны к западной или, скорее, атлантической концепции прав. Как метко резюмировала Эми Гатманн, написавшая к лекциям введение, Игнатьефф считает, что права человека не должны восприниматься как гаранты социальной справедливости или залог качественной жизни777777
  Игнатьев (2019) c. 9.


[Закрыть]. Но он отмечает, что «коммунистическая традиция прав человека, отдающая приоритет экономическим и социальным правам, не позволяла капиталистической традиции, предпочитающей политические и гражданские права, выйти за собственные рамки…»778778
  Игнатьев (2019) c. 51.


[Закрыть]. К этому моменту я еще вернусь.

Я хочу пойти дальше Игнатьеффа. Я разберу взаимосвязь между двумя этими традициями. В данной главе я намерен исследовать и проиллюстрировать три аспекта взаимосвязи между правами человека и социальной справедливостью.

Во-первых, конфликт между правами человека (или по меньшей мере некоторыми либеральными концепциями прав человека), с одной стороны, и социальной справедливостью, с другой; в качестве иллюстративного материала будут использованы примеры из политической истории прошлого века, а также сочинения некоторых ведущих ученых и ряд случаев упрямства британского правительства.

Во-вторых, посредничество – способ, которым в Европе и, возможно, все больше в Великобритании социальная справедливость обеспечивает контроль над правами человека. Или по крайней мере над собственническим индивидуализмом, характерным для либеральной теории прав человека. В США, напротив, определенные индивидуальные права, особенно свобода выражения мнения и право собственности, всегда будут превалировать над (социально-)политическими соображениями.

В-третьих, взаимное осуществление через борьбу. Я утверждаю, что и понятие прав человека, и понятие социальной справедливости могут иметь содержание, смысл и значение только через свое постоянное переосмысление и реинтеграцию в реальную деятельность женщин и мужчин в вечно турбулентном и опасном мире, в который они брошены.

Заданная рамка имеет также то преимущество, что передает тот динамизм и ту турбулентность – можно сказать, диалектику, – которые связаны с этими двумя понятиями. Читатель может увидеть здесь гегелевский дух.

Но сначала следует сказать несколько слов об этих двух понятиях. Оговорка, на которой я должен настоять, как это делает Адорно в своей «Негативной диалектике»779779
  Адорно (2003).


[Закрыть]: в этой области, прежде всего, понятие всегда и с необходимостью неадекватно своему объекту.

КАКОВ СМЫСЛ ЭТИХ ПОНЯТИЙ?

Права человека и социальная справедливость – два выражения, которые никогда прежде не использовались так часто, как сейчас, особенно на уровне правительства. Порой они кажутся пустыми, имеющими лишь риторическое значение. В самом деле, каковы их референты? Возьмем для начала права человека.

Нет никаких сомнений, что корни нынешнего «доминирующего дискурса» прав человека уходят в западные традиции естественного права. Но я согласен с Аласдером Макинтайром, современным толкователем Аристотеля и яростным критиком болтовни либерализма об этике и правах, что до XVIII в. это понятие не имело вообще никаких референтов или содержания – никто не использовал его, и это было бы абсолютно бессмысленно780780
  MacIntyre (1990).


[Закрыть]. Мне также нравится его комментарий: «Со времени Декларации Объединенных Наций 1949 года о правах человека нормальной практикой этой организации стал отказ от добротных резонов в пользу каких-либо утверждений, и этой практике следуют весьма строго»781781
  Макинтайр (2000) с. 99.


[Закрыть].

Первые формулировки естественных прав – «первое поколение» гражданских и политических прав – обнаруживаются в революционных документах Французской и Американской революций. Что было характерным при обсуждении естественных прав или прав человека и тогда, и сейчас – так это присущий им проблематичный – в сущности, самопроблематизирующий – характер. Именно это делает преподавание данного предмета столь приятным.

То, что я имею в виду, наглядно продемонстрировано в незаменимой книге Джереми Уолдрона «Чепуха на ходулях»782782
  Waldron (1987).


[Закрыть]. Здесь обоснованность, легитимность и даже непротиворечивость прав человека ставятся под сомнение справа (Эдмунд Берк, ирландский отец английского консерватизма), из центра (Иеремия Бентам, основатель утилитаризма и во многом либеральной мысли, английский Ленин, по крайней мере в свете того, что его мумифицированные останки хранятся в Университетском колледже Лондона) и слева (сам Карл Маркс, атакующий эготизм и атомизм прав человека за то, что они отделяют человека от общества и уничтожают его «родовую жизнь»).

В современном мире эти проблемы возникают в трех основных сферах. Во-первых, в дебатах об универсализме и культурном релятивизме – действительно ли права человека принадлежат всем людям повсеместно и во все времена или они исторически обусловлены и культурно определены? Во-вторых, в одиозном понятии «столкновение цивилизаций», между двумя культурами, имеющими общие корни, и идеями кросскультурных подходов к правам человека, разработанными отважными мыслителями вроде Абдуллахи ан-Наима783783
  См., например: An-Na’im (1992).


[Закрыть]. В-третьих, в предположении Олстона и других, что так называемое «права народов» «третьего поколения», права на самоопределение, на развитие, на чистую окружающую среду, на мир были вынесены на поверхность радикализмом семидесятых и отжили свой век784784
  Alston (2001).


[Закрыть].

Есть более фундаментальная проблема. Сейчас едва ли найдется правительство, которое не заявляло бы о своей приверженности правам человека, и в то же время многие из них грубо нарушают эти права. Костас Дузинас в «Конце прав человека»785785
  Douzinas (2000).


[Закрыть] отмечает, что права человека – это «новый идеал, восторжествовавший на мировой арене», но «если XX век – это эпоха прав человека, то их триумф, мягко говоря, парадоксален. Наш век был свидетелем куда большего нарушения их принципов, чем любая из предыдущих и менее „просвещенных“ эпох»786786
  Douzinas (2000) p. 2.


[Закрыть]. Он предупреждает: «По мере того как права человека начинают отклоняться от своих изначальных революционных и диссидентских целей, по мере того как их предназначение затуманивается все бóльшим количеством деклараций, договоров и дипломатических ланчей, мы, возможно, вступаем в эпоху конца прав человека…»787787
  Douzinas (2000) p. 380.


[Закрыть]

Это довольно точное описание проблем Великобритании, страны, где 17 июля 1997 г. покойный Робин Кук дал начало «этической внешней политике» своей речью «Права человека в новом веке» и провозглашением двенадцати мер по реализации верности нового правительства правам человека788788
  «Права человека в новый век» (Human Rights Into A New Century), речь в Локарнской анфиладе МИД Великобритании в Лондоне, 17 июля 1997 г.


[Закрыть]. Риторики прав человека и близко теперь не сыщешь, по крайней мере когда речь заходит о министерских заявлениях. А Игнатьефф ловко комментирует: «Если же приверженность целям неспособна сдерживать реализацию интересов, то тогда „нравственная внешняя политика“, о которой заявляет нынешнее британское правительство лейбористов, становится противоречием в терминах»789789
  Игнатьев (2019) c. 55–56.


[Закрыть].

Однако Великобритания приняла Закон о правах человека 1998 г. и ввела его в действие в 2000 г., и таким образом ввела принципы Европейской конвенции о защите прав человека в британское законодательство и практику. Это, без сомнения, было значительным достижением, правда, следует иметь в виду некоторые важные оговорки, как объясняется ниже.

СОЦИАЛЬНАЯ СПРАВЕДЛИВОСТЬ

Понятие социальной справедливости также имеет глубокие корни. Наиболее примечательно, что их можно найти в учении католической церкви. Многие сайты, ссылки на которые выдает поиск по словам «социальная справедливость» (social justice), – церковные. Этот подрывной аспект католического учения находит свое выражение в теологии освобождения и особом внимании католических профсоюзов Европейского континента на правах трудящихся. Социальная справедливость играет центральную роль и в исламе. Трудно сказать, является ли это влиянием папы или имамов, но и в Великобритании именно вокруг социальной справедливости выстраивается правительственная риторика.

Можно лишь с изрядной долей иронии и сожаления вспомнить запуск в 1994 г. отчета Комиссии по социальной справедливости «Социальная справедливость. Стратегии национального обновления»790790
  Commission for Social Justice (1994).


[Закрыть]. Председательствовал Тони Блэр. Он только что стал лидером Лейбористской партии после внезапной смерти Джона Смита. А комиссия была детищем Смита. Блэр говорил (как сообщается на обложке издания), что это «обязательное чтение для всякого, кто желает нашей стране продвижения вперед». В докладе предлагалось определить социальную справедливость в терминах иерархии четырех идей. Стоит их привести, просто для справки:

Во-первых, вера в то, что основой свободного общества является равная ценность всех граждан, что по существу выражается в политических и гражданских свободах, равноправии перед законом и т. п. Во-вторых, то соображение, что каждый человек имеет право на основании права гражданства иметь возможность удовлетворять свои основные потребности в доходе, убежище и все прочие. Основные потребности могут быть удовлетворены предоставлением ресурсов и услуг или содействием в их получении: в любом случае, способность удовлетворить основные потребности – основа глубокой приверженности равноценности всех граждан. В-третьих, достоинство и равное гражданство требуют больше чем просто удовлетворения основных потребностей: они требуют возможностей и жизненных шансов. Именно поэтому мы заинтересованы в первичном распределении возможностей, а также их перераспределении. Наконец для достижения первых трех условий социальной справедливости3 мы должны признать, что, хотя не все виды неравенства несправедливы, несправедливые виды неравенства должны быть сокращены и по возможности устранены.

Как известно, правительство Блэра принесло в жертву каждый из этих четырех принципов на алтаре рыночной экономики и «войны против террора». Большой вопрос, сохранит ли правительство Брауна приверженность этим двум императивам Блэра. Великобритания – западноевропейское государство с величайшим общественным расслоением, неуклонно увеличивающимся разрывом между богатыми и бедными и худшими показателями соблюдения прав человека и гражданских свобод.

Великобритания, конечно, не совсем однородна. Шотландия и Уэльс, в отличие от Англии, имеют несколько иные показатели в серьезности, с которой они занимаются вопросами социальной справедливости. После деволюции Шотландия последовала хорошему примеру Индии и создала в правительстве Мак-Лейша 2000–2001 гг. Министерство социальной справедливости под руководством Джеки Бейли. Задача этого министерства состояла в том, чтобы помочь Шотландии достичь четко определенных целей в соответствии с четырьмя принципами, изложенными выше. Иэн Грей, а затем Маргарет Карран были министрами социальной справедливости в правительстве Джека Мак-Коннела в 2001–2003 гг. Министерство было упразднено после выборов 1 мая 2003 г. Маргарет Карран стала министром по делам общин791791
  http://www.scotland.gov.uk/About/Ministers/communities (дата обращения: 1 January 2006).


[Закрыть]. В октябре 2004 г. министром по делам общин стал Малькольм Чизхольм. Возможно, еще более важно, что 1 июля 2002 г. Мак-Коннел открыл Шотландский центр исследований социальной справедливости792792
  http://www.scrsj.ac.uk/GlasgowLaunch/index.html.


[Закрыть].

Далее в этой главе я еще вернусь к недавним событиям в британском дискурсе социальной справедливости и прав человека в связи с болезненной темой глобализации.

РОССИЯ – ПРОВЕРКА

Но сперва я продемонстрирую проблемы прав человека и социальной справедливости в российском контексте. Я сам работал в России на британское правительство по контракту как советник Департамента международного развития (ДМР) в 1997–2004 гг., содействуя внесению уточнений в один из пяти выпусков «Стратегии странового сотрудничества для России на 2001–2005 гг.». Проект основывался на обязательстве правительства Великобритании работать над ликвидацией бедности – новом «пятилетнем плане» Великобритании. Документ, в создании которого я участвовал, назывался «Более отзывчивые и прозрачные политические системы, более широкий доступ к правосудию и соблюдение прав человека» и предназначался для поддержки правовой и судебной реформы в России.

В то время действительно шел, вопреки мнению некоторых пессимистов, процесс реформирования, в значительной степени связанный c контекстом прав человека. Так, Россия вступила в Совет Европы в 1996 г. и ратифицировала Европейскую конвенцию о защите прав человека в 1998 г. В других главах я гораздо более подробно останавливаюсь на этих процессах и их противоречиях.

Это было частью того, что стратегия ДМР обозначала как «переходный процесс». Однако в 2001 г. в США были изданы три весьма важные книги. Каждая из них содержала покаяние в той помощи, которую США оказывали России с 1989 г., хотя на тот момент подобный взгляд еще не разделялся правительством США. Их названия говорят сами за себя. Первая – книга историка Стивена Коэна «Провал крестового похода: США и трагедия посткоммунистической России»793793
  Коэн (2001).


[Закрыть]. Затем – «Столкновение и сговор: странный случай западной помощи Восточной Европе»794794
  Wedel (2001).


[Закрыть] политического ученого Джанин Уэдел. Наконец, массивный том с, возможно, наиболее громким названием – «Трагедия реформ в России: рыночный большевизм против демократии»795795
  Reddaway & Glinski (2001).


[Закрыть] политических ученых Питера Реддауэя и Дмитрия Глинского. Каждая из этих книг описывает и анализирует, приводя разнообразные доказательства и показывая с различных точек зрения и академических дисциплин одно и то же явление.

Вот что пишет Стивен Коэн:

Начиная с 1991 г. российская действительность представляла собой самый жестокий правительственный кризис мирного времени в XX веке; упадок сельского хозяйства, во многом превосходящий тот, что случился в начале 30‐х гг. по вине сталинской коллективизации; беспрецедентная зависимость от импорта (в особенности продуктов питания и лекарств); благополучие 2–3 «потемкинских» городов на фоне нищеты и полунищеты 75% населения; большее количество сирот, чем было после Второй мировой войны, стоившей Советскому Союзу 30 млн жизней; превращение из супердержавы в государство-попрошайку, существующее на иностранные займы и терзаемое, согласно сообщениям российской прессы, «голодом, холодом и нищетой», чьи отдаленные регионы «с ужасом ждут приближения зимы»796796
  Коэн (2001) с. 43.


[Закрыть].

С понятной иронией Коэн отмечает: «А американские ученые называют все это реформой, замечательным прогрессом и примером успеха».

Уэдел исследует чрезвычайно важное сотрудничество между гарвардскими специалистами (ныне преследуемыми в США за свои действия в России) и деятелями российского правительства вроде Анатолия Чубайса – в 1989 г. скромного лектора, ныне одного из богатейших людей в мире, – который решал столь многое в российской социально-экономической политике в 1990‐х и чье влияние сохраняется по сей день.

Реддауэй и Глинский однозначно определяют фундаментальную проблему в сфере социальной справедливости.

Неспособность перераспределить власть и богатство в период «реформ» таким образом, который был бы легитимен по стандартам и нормам российской культуры, является самой фундаментальной причиной того, что нынешняя система обладает малой легитимностью. Эта нехватка легитимности подрывает самые основы государства… Основная причина этой всеобъемлющей нелегитимности заключается в том, что при Ельцине государство аннулировало свой негласный общественный договор с населением – договор, который глубоко укоренился в истории и культуре страны, по крайней мере в качестве идеала797797
  Reddaway & Glinski (2001) p. 630.


[Закрыть].

Предполагается, что Россия обрела демократию и это позволит, в свою очередь, обрести права человека. Однако Эндрю Эванс предупреждает798798
  Evans (2001).


[Закрыть], что мы должны относиться к отношениям между демократией и правами человека с осторожностью. Его вывод – не слишком удивительный для многих из нас, – что продвижение демократии имеет больше общего с глобальными экономическими интересами, чем с предоставлением прав человека бедным и обездоленным в менее развитых странах. Таким образом, он заявляет:

Принимая определение демократии, в котором делается акцент на создании формальных институтов, обещающих ограниченные изменения гражданских и политических прав, но мало что говорящих о социально-экономических реформах, «репрессивные нарушения прав человека продолжаются, как правило, против известных целей в лице рабочих, студентов, левых активистов и правозащитников»799799
  Evans (2001) p. 630.


[Закрыть].

Самое время обратиться к первому из трех названных мной аспектов взаимосвязи между правами человека и социальной справедливостью.

КОНФЛИКТ

В либеральной мысли есть прочная традиция, согласно которой социальная справедливость представляет собой опасную угрозу свободе. Вероятно, наиболее явно это заметно у Фридриха фон Хайека. Вторая книга его работы «Право, законодательство и свобода» была озаглавлена «Мираж социальной справедливости»800800
  Хайек (2006).


[Закрыть]. Для него социальная справедливость есть «мираж». Или, иными словами, «притязания, по сути дела, социалистические»801801
  Хайек (2006) с. 234.


[Закрыть]; действительно, «в настоящее время широкая вера в „социальную справедливость“ является едва ли не самой опасной угрозой для большинства ценностей свободной цивилизации»802802
  Хайек (2006) с. 236.


[Закрыть]. «И пока в политике будет править бал вера в „социальную справедливость“, этот процесс с неизбежностью будет подводить все ближе и ближе к тоталитарной системе»803803
  Хайек (2006) с. 237.


[Закрыть].

Фон Хайек добавляет: «Повсеместно используемое выражение [„социальная справедливость“], имеющее для многих почти религиозное значение, вообще лишено содержания и служит лишь для того, чтобы внушить нам необходимость удовлетворять требования определенной группы…»804804
  Хайек (2006) с. 167.


[Закрыть]

Как замечает Стивен Люкс, такой подход – возможно, ключ ко всей политической философии Хайека: справедливость не как честность, как это было у классического либерала Джона Ролза, но как устранение произвольного принуждения805805
  Lukes (1997) p. 77.


[Закрыть]. Таким образом, отстаиваемая Хайеком версия утилитаризма была нацелена на максимизацию средних ожиданий: «В хорошем обществе возможности каждого случайно взятого человека велики настолько, насколько это возможно»806806
  Хайек (2006) с. 298.


[Закрыть]. Как указывает Люкс, именно этот принцип Ролз считал одним из главных конкурентов своим собственным807807
  Lukes (1997) p. 79.


[Закрыть].

В сочетании с еще одним фактором такое восприятие – или предрассудок – находится в сердце британских проблем с социальной справедливостью, или, если говорить точнее, проблем с понятием социально-экономических прав.

Этот еще один фактор – наследие холодной войны. Не следует забывать, что Совет Европы был основан в 1949 г. как идеологический эквивалент НАТО. Его цель состояла в том, чтобы продемонстрировать самым ясным образом, что на запад от железного занавеса действительно серьезно относятся к своим «трем столпам»: плюралистической демократии, верховенству права (определяемому как отсутствие произвола) и защите прав человека. Таким образом, обнародование Европейской конвенции о защите прав человека в 1950 г. было поистине революционным, что вызвало глубокую тревогу в Соединенном Королевстве. Впервые в истории был создан международный суд, способный вмешиваться во внутренние дела государств-членов и выносить общеобязательные и обязывающие решения. Но заметьте, что за исключением, возможно, права не быть лишенным образования и ограниченного права на частную собственность защищались права «первого поколения» гражданско-политических прав Французской и Американской революций. По прошествии времени Конвенция выглядела все более дряхлой.

Если роль Совета Европы заключалась в том, чтобы продемонстрировать, что западные права серьезны и могут отстаиваться индивидами перед своими правительствами, то Советский Союз и его союзники имели своего идеологического двойника. Часто забывается, что советские конституции – сталинская 1936 г. и брежневская 1977–1978 гг.– содержали тщательно проработанные главы по правам человека. Разница заключалась в том, что эти главы начинались с социально-экономических прав. СССР не изобрел социально-экономические права. Впервые они появились на Западе в ответ на Русскую революцию в 1919 г. в обязательных юридических документах Международной организации труда, ныне органе Организации Объединенных Наций. Но СССР и его союзники применили их на практике. В результате в советских конституциях мы находим на почетном месте право на труд, за которым следуют право на социальное обеспечение и защиту, право на здравоохранение и бесплатное образование, право на досуг и культуру. И Советское государство действительно в большей или меньшей степени выполнило эти конституционные гарантии – тот самый общественный договор, о котором пишут Реддауэй и Глинский. Конечно, советский гражданин, возможно, получал рабочее место там, где не хотел работать, поскольку не работать было преступлением, занятость женщин была весьма высока, а проживание, скорее всего, было коммунальным. Но здравоохранение, образование и культурное обеспечение не имели себе равных, в то время как свобода выражения мнения и ассоциаций, уважение к частной жизни, свобода убеждений и совести не существовали. При этом в действительности они были защищены, но только если осуществлялись в интересах рабочего класса.

Эта противоположность западной системе, сохранявшаяся с 1949 по 1989 г., является (наряду с влиянием Хайека) одним из оснований британской подозрительности в отношении социально-экономических прав. Известно, что Закон о правах человека 1998 г. не защищает весь диапазон прав, содержащихся во Всеобщей декларации прав человека Организации Объединенных Наций 1948 г., – поскольку СССР участвовал в ее составлении, неудивительно, что в ней закреплены как гражданско-политические, так и социальные, экономические и культурные права, а также права солидарности.

В популярной книге «Ценности безбожной эпохи. История нового билля Великобритании о правах» Франческа Клуг описывает отсутствие в Законе о правах человека социально-экономических прав, помимо прав на образование и собственность, в качестве одного из аспектов его устарелости808808
  Klug (2000) p. 165.


[Закрыть]. Недовольная понятием «поколений прав», она связывает происхождение того, что называет «второй волной» прав, не с 1919 г. и последствиями Русской революции, а с периодом после Второй мировой войны. Таким образом, утверждаю я, она упускает политическое содержание действительно существующей дихотомии гражданско-политических прав, с одной стороны, и социально-экономических прав – с другой. Ее «третья волна», в которой она локализует Билль о правах человека, связана с глобализацией, темой, которую я вкратце затрону. Но все же она признает, что «включение социально-экономических прав имеет решающее значение для того, чтобы стала ясна актуальность правозащитного подхода к текущим политическим дебатам»809809
  Klug (2000) p. 204.


[Закрыть].

Ее довод состоит в том, что «общие ценности, которые определяли представление о правах человека со Второй мировой войны – свобода, справедливость, достоинство, равенство, общность, а теперь и взаимность, – неизбежно вызывают внимание к социально-экономическим правам, какие бы средства принуждения ни применялись». Это ведет «прямо назад, на территорию тех, кто ищет новую прогрессивную политику, отличную от левых и правых прежних времен»810810
  Klug (2000) p. 205.


[Закрыть].

Проблема, с моей точки зрения, состоит в том, что такой подход не только не объясняет отсутствие связи с социально-экономическими правами в Законе о правах человека, но и никоим образом не позволяет объяснить еще три феномена, речь о которых пойдет дальше. Во-первых, это категорический отказ Великобритании присоединиться в Маастрихте к Европейской социальной хартии. Британия по сей день делает акцент на частное обеспечение и дерегулирование труда. Во-вторых, это затяжные арьергардные бои, которые Великобритания вела за исключение прав солидарности, главным образом в контексте трудовых отношений, из Хартии ЕС по правам человека, и ее настойчивое требование, чтобы эти права никогда не становились предметом судебного разбирательства811811
  См.: Federal Trust (1999).


[Закрыть].

В-третьих, на мой взгляд, наиболее позорное – это глубокое нежелание Великобритании ратифицировать Европейскую социальную хартию (пересмотренную) 1996 г., подписанную ей в 1997 г. Это пересмотренная, обновленная версия Европейской социальной хартии 1961 г., которая задумывалась как социально-экономический эквивалент Европейской конвенции о защите прав человека, но которая так и не дала права возмещения ущерба судебному органу. Новая Социальная хартия (пересмотренная) не только защищает широкий спектр прав на труд и прав трудящихся, прав на жилище, на социальное обеспечение и т. д., но и впервые предоставляет право коллективной жалобы профсоюзов и неправительственных организаций в Европейский комитет по социальным правам812812
  См.: Churchill & Khaliq (2004).


[Закрыть].

Несмотря на подписание в 1997 г., Великобритания так и не приблизилась к ратификации. 13 января 2005 г. тогдашний министр Билл Раммелл дал письменный парламентский ответ относительно того, что Великобритания подписала, но еще не завершила процесс ратификации нескольких конвенций Совета Европы с 1997 г., включая Социальную хартию (пересмотренную)813813
  http://www.publications.parliament.uk/pa/cm200405/cmhansrd/cm050113/text/50113w17.htm.


[Закрыть]. Он не назвал причины тому, но в 2003 г. ответил, что «Департамент труда и пенсий анализирует, как будет функционировать пересмотренная Хартия, и совместно с другими заинтересованными ведомствами и автономными администрациями будет рассматривать положения исходной Хартии в контексте будущих решений о ратификации пересмотренной Хартии»814814
  http://www.publications.parliament.uk/pa/cm200203/cmhansrd/vo030514/text/30514w13.htm.


[Закрыть]. Пока неизвестно, когда Великобритания ратифицирует соглашение. Россия подписала Хартию в 2000 г., но весьма вероятно, что ратифицирует ее раньше Великобритании.

Очевидно, что для Великобритании – как и для Соединенных Штатов, которые до сих пор так и не ратифицировали ооновский Пакт об экономических, социальных и культурных правах 1966 г., – основной аргумент заключается в том, что только гражданские и политические права могут быть защищены в судебном порядке. Ибо, согласно классическому принципу общего права, не может быть права, если нет судебной защиты, из чего следует, что социальные и экономические права не являются правами человека. На самом деле, я убежден, что только на втором поколении прав, социальных и экономических, может базироваться социальная справедливость. Как показывают Черчилль и Халик, обозначенный выше аргумент больше не вызывает никакого доверия. Они отмечают, что рассуждение строится следующим образом. Экономические и социальные права часто носят прогрессивный характер, и многие из таких прав «изложены слишком неточным языком, чтобы их можно было осуществить в судебном порядке»815815
  Churchill & Khaliq (2004) p. 419.


[Закрыть]. Однако они напоминают нам, что у индийского Верховного суда и южноафриканского Конституционного суда уже есть существенная судебная практика в отношении обязательств, налагаемых конституциями Индии и Южной Африки, «многие из которых изложены в терминах, сходных с теми, что содержатся в договорах о защите экономических и социальных прав, в которых они определили не только обязательство, но также и средство правовой защиты»816816
  Churchill & Khaliq (2004) p. 420.


[Закрыть]. Таким образом, ясно, что в социально-экономических правах нет ничего такого, что препятствовало бы судебному определению их содержания.

Важно также отметить включение в Социальную хартию (пересмотренную) права коллективной жалобы. Еще один аспект конфликта между либеральными правами человека открывается в глубокой антипатии на Западе и, в частности, в Великобритании к коллективным или групповым правам, тема, которую я затрагиваю в этой книге в другом месте. Для Джона Пэкера, например, – а он был советником Верховного комиссара ОБСЕ по правам человека и одним из самых серьезных теоретиков и практиков прав меньшинств – философия прав человека неизбежно либеральна и индивидуалистична, так что любая тенденция к коммунитаризму ведет к национализму, который является «по своей сути конфликтогенным»817817
  Packer (1993) p. 23.


[Закрыть]. Великобритания ратифицировала Рамочную конвенцию о защите национальных меньшинств Совета Европы 1994 г., но на том условии, что британское право признает не существование национальных меньшинств, а просто право отдельных лиц не подвергаться дискриминации.

Однако совершенно очевидно, что социальная справедливость никогда не будет исключительно вопросом индивидуальных прав. Группы, коллективы, меньшинства всегда будут самой большой частью ее предмета. Игнатьефф замечает, приводя в качестве примера курдов, что «в защите прав человека исторически привыкли видеть форму аполитичного гуманитарного спасения угнетенных индивидов»818818
  Игнатьев (2019) c. 60.


[Закрыть]. Но Игнатьефф решительно придерживается индивидуализма. В рамках его образа мысли «права человека предстают всего лишь систематическим продвижением негативной свободы, набором первой помощи от угнетения, которым люди должны свободно пользоваться всякий раз, когда это представляется им уместным, причем в самом широком диапазоне культурных ценностей и религиозных убеждений, которыми они руководствуются в жизни»819819
  Игнатьев (2019) c. 92.


[Закрыть].

Но в одном аспекте взаимосвязь между правами человека затронула и Великобританию.

ПОСРЕДНИЧЕСТВО

Несмотря на все, что я говорил выше, европейский подход к правам человека не был всего лишь артефактом холодной войны. Это было одной из причин, по которой Великобритания, несмотря на свое уникальное наследие общего права, смогла постепенно с неохотой принять Европейскую конвенцию. Институты государства всеобщего благосостояния и сильный коллективизм в Великобритании глубоко укоренены, что правительство осознает время от времени. Как заметил профессор Дэвид Фельдман, юрисконсульт парламентского Объединенного комитета по правам человека в 2000–2004 гг., «подход Конвенции гораздо более созвучен по существу коллективистскому культурному наследию, которое служит частью фундамента для развития и возведения политического устройства Великобритании»820820
  Feldman (1999) p. 178.


[Закрыть].

Это означает, что защита по Конвенции значительной части прав первого поколения (гражданско-политических) сочетается и уравновешивается правом правительства вмешиваться, при условии, что это вмешательство осуществляется с законной целью в интересах общества, в соответствии с законом и соразмерно его цели. Это не относится к правам на жизнь и на свободу от пыток. Но, безусловно, относится к правам на личную свободу и справедливый суд, на уважение семейной и частной жизни, к свободам совести, выражения мнения и объединений. Особенно в том, что касается свободы выражения мнения, этот подход не мог бы более резко отличаться от американских традиций «прав как козырей», по выражению Роналда Дворкина. В Европе, по крайней мере, права человека – всегда продукт баланса между интересами индивида и общества. Игнатьефф также критикует «гораздо более опасную иллюзию… что права человека выше политики, что правозащитные принципы – своеобразный набор козырных карт, основное предназначение которого в том, чтобы подвести все политические диспуты и споры к какому-то финалу»821821
  Игнатьев (2019) c. 54.


[Закрыть].