Текст книги "Я выжил, начальник!"

– Да ежели меня такая кобылица лягнет, положу картечью! – резко ответил Матвей.

– Не могу я больше! – промычал Роман. – Надоело тут сидеть. Как кавказский пленник. Только еще яму вырыть и…

– Не причитай, как баба на сносях, – усмехнулся Пахом. – И поверь старому каторжанину – все-таки здесь лучше, чем в тюрьме, особливо такому, как ты. Ты ж ничего сам не можешь. Ни за себя постоять, ни другого поддержать. В зону попадешь, начнешь батькиным именем прикрываться. Покедова гревы идти будут, наверху будешь. А как только перестанут тебе поставлять бабки и продукты, враз вниз опустишься, рванешь к администрации защиты искать. И кончишь ты или на ноже, или на суку у мужика. А ты батьку драконишь – сдам. Да ежели про это прознают, тебя еще на этапе петушком сделают. А по мне там тебе и место.

– Слушай, Пахом, – помолчав, спросил Роман, – а при каких делах тут Тимофей? Ведь они с отцом вроде как…

– Это для всех вроде как. А на самом деле они ближе, чем братья. Ведь за всем, что твой пахан делает, Тимофей стоит.

– Вот оно как? – удивился парень. – А я думал…

– Так что сиди и не рыпайся. Тебе выхода нету. Или отец отправит, когда сможет, за границу эту, или тебе башку снимут.

– Да я хотел отца только напугать. Не собирался я его сдавать.

Пригород Казани

– Да я здесь по ментовскому произволу, – проговорил Борис. – Начальство, чтоб себе карьеру не портить…

– Понятно, – усмехнулась крепкая женщина в белом халате. – Значит, не дурак?

– Нет, разумеется.

– Ладно, буду иметь это в виду. Следующий.

Борис встал и вышел. В кабинет вошел Лохматый.

– И что теперь? – спросил рослого санитара Борис.

– Топай в душ, – кивнул тот. – Вымоешься, переоденешься и в палату. Все уже там будет, матрац и остальное, что нужно. У тебя десять минут. – Он открыл дверь в душевую.

Двое санитаров растягивали руки лежащему на кровати мужчине. Он кричал.

– Да коли ты! – крикнул один.

Третий санитар воткнул иглу шприца в оголенное бедро мужчины.

– Хорошо, что его укололи, – сказал один из обитателей палаты, – а то бы он нам устроил!..

– Да прибили бы на хрен, и все дела! – ухмыльнулся стоявший у двери бритоголовый верзила в белом халате.

– Ты, земляк, опасайся Фантомаса, – тихо проговорил лежащий на койке худой мужчина. – Он тебе вещи выдавал. Та еще сука! И бьет мужиков, вообще полный беспредел. Его главный лепило на длинном поводке держит и поощряет. Вот и беспредельничает, сучара. И баба тут, – кивнул он на дверь, – Нинель, та еще шкура. Тоже полный отстой. Базар есть, у нее с мужиком не срослось, вот она, шкура, на нас и отыгрывается. Но это, как говорится, человеческий фактор. А куда хуже – лекарства. Видать, какую-то хренотень испытывают на нас. Сера по сравнению с этой хреновиной сахаром кажется. Вколют, и ломает неделю. Ни жрать, ни пить не хочется. Тело горит, голова вот-вот, кажется, лопнет. Я думал, хана. А делов-то – на хрен эту Нинель послал. Она мне какие-то уколы назначила, меня сушняк давить начал. Ну я и попросил что-нибудь полегче. Я из-за жмура тут. В зоне завалил завхоза, и мент нарисовался. Ну я и ему впорол. Пожизненное сто пудов. А мне осталась от пятнашки треха. Я и закосил под дурика. А сейчас, думаю, лучше бы под суд попал. Короче, земляк, придержи характер и не блатуй. Тут и законников двоих угробили. В соседней палате есть такой Жора Столичный. Его по полной прессуют. А все эти фуфлыжники по защите зэков сюда, блин, и не кажутся. Мне еще бы недельку продержаться, и на этап уйду. Но не уверен, что вытяну. А ты не шляйся никуда. Вообще не вылазь. Если только в сортир. Так спокойнее будет. А то Фантомас спровоцирует на слово, и привет – растяжки, уколы, и все. Лучше под дубинал ментов на зоне попасть. Главный коновал тут вроде профессор по психиатрии. Та еще падла! Морда ему не понравится, и пиши письмо с заказом на гроб. Сейчас дуриков тут мало, время, видно, не то, да и научились не попадать по глупости. Сюда больше здоровых волокут. Чем-то не угодили начальству в управлении или у хозяина зоны блат там имеется, считай, что ты здесь. А тут очень хреново. Я не гоню на тебя жути, просто прислушайся, тогда, может, и выживешь.

– Тебя как зовут? – спросил Борис.

– Андреем мать назвала, – протянул тот худую бледную руку. – А по зоне Бобром прозвали. Я два раза через подкопы уходил. А последний срок был пятерик. На спор ушел из «пятерки» под Нижним Новгородом. На воле мента прирезал по пьяному делу. Ну и навесили до пятнадцати. Осталась трешка. Уж больно хочется на воле побыть хоть недельку. На могилку матери сходить и прощения попросить. Она ж из-за меня на сорок пятом году ноги протянула. – Андрей отвернулся.

* * *

– Козлотень поганая! – извиваясь в руках двух дюжих санитаров, вопил Лохматый. – Я вас, козлы, завалю! А-а-а!

– Хватит, Фантомас, – проговорил высокий седой мужчина. – Этого буду лечить я сам. – Улыбаясь, он подошел к извивающемуся на полу Лохматому. – Значит, козырной фраер? – стоя над ним, кивнул он. – Решил в больнице полежать? Полежишь. На третий курс лечения, – сказал он медсестре.

Она записала. Седой вошел в палату.

– Обход, – шепнул Андрей. – Сейчас эта шкура припрется. Не груби ей и соглашайся со всем. Может, просто поколет разной хреновиной, но без испытаний обойдешься. А твоему знакомому хана, – кивнул он на дверь, – Мюллер им займется. Главный коновал наш. Муллер его фамилия, а прозвали Мюллером. А он не обижается, и, похоже, ему даже нравится, сучаре. Сейчас наша Нинель притопает. Во, слышишь?

Борис услышал приближающийся перестук каблучков. В палату вошла врач, принимавшая его.

– Здравствуйте, больные, – улыбаясь, приятным голосом поздоровалась она. – Жалобы есть?

В палате лежали, кроме Бориса и Бобра, еще восемь человек. Но все молчали.

«Под уколами все, – вспомнил Борис слова Андрея. – Да и просто говорить боятся. В основном тут мужики. Только вон там, в углу, фраер козырный лежит. Вроде как на сходняке его хотели короновать, но менты сюда отправили».

– А как у нас Лопатин? – Врач подошла как раз к тому человеку, о котором думал Вулич.

– Нормально, – негромко ответил тот. – Только задница болит.

– Боль чувствуете, это уже хорошо. – Сев рядом, она стала измерять давление. – Высоковато для вашего возраста, – улыбнулась она.

Борис смотрел на зарешеченное окно с жалюзи за решеткой.

«Облом вышел, – проносились в голове мысли. – Я думал, на Лесной. Там бы я попытался… Но я выживу. Все равно выживу и уйду».

– С вами мы только что знакомились, – услышал он голос врача. – Как вам наше заведение?

– Насколько мне известно, вас зовут Нина Петровна, – сказал Борис. – Я бы хотел знать, что меня ждет. Вы, судя по всему, честный человек. Меня убьют, искалечат, сделают дураком или есть шанс выжить?

Она рассмеялась:

– Вас направили сюда лечиться. А вы говорите так…

– Нина Петровна, – мягко перебил ее он, – вы читали мое дело и поняли, что я не дурак, однако я тут. А это означает только одно – меня просто-напросто…

– Перестаньте, Вулич. Не так страшен черт, как его малюют. Насколько я поняла, вы ничего не боитесь. Меня лично впечатлило ваше последнее слово на суде. Тогда вам поверили. Но сейчас вы желаете выжить. Значит, снова побег и снова…

– А вы умнее, чем я думал, – усмехнулся Борис.

«Хана мужику», – подумал Андрей.

– Спасибо, – засмеялась Нина Петровна и повернулась к Андрею: – Как себя чувствуете?

– Пока жив. Правда, ломка, как после…

– Не надо сравнений. Не знаю, как вам удалось убедить психиатров, что вы совершили два убийства, будучи невменяемым. Если убийство заключенного никого не волнует, то убийство сотрудника должно быть наказано. Вы будете жить некоторое время, но жить в мучениях. Я говорю так откровенно только потому, что вас лечат. А учитывая новую методику лечения и опробование новых лекарств, конец несомненен. В вашей смерти никто не будет виноват.

– Нина Петровна, – тихо проговорил Андрей, – колите что хотите, только дайте хотя бы пару дней воли. Умереть там, – он кивнул на окно, – а не за колючкой. Большего я не прошу. Хотел бы еще на могилу мамы сходить. Но может, есть тот свет, и там увижусь. Хотя навряд ли, – вздохнул он. – Мне в аду давно место приготовлено.

– Надеюсь, вы действительно так думаете, – спокойно проговорила Нина Петровна.

«Кажется, я крепко попал», – подумал Борис.

Котчиха

– Нашли мы третьего, – сообщил Вере и Виктору майор милиции. – Труп его обнаружен в Омутнинске. И хозяйка, где он жил, тоже мертва. Значит, за вас очень серьезно взялись, если исполнителя убрали.

– Спасибо! – Виктор насмешливо улыбнулся. – Я это сразу понял. И что теперь?

– Все так же, как и было. По крайней мере до тех пор, пока не задержан Роман Петрович Котов. Кстати, его брат отбывает наказание в вашей колонии. Коллеги из Красноярска разыскивают Романа, но пока безрезультатно.

– Значит, моей жене по-прежнему угрожает опасность? – тихо спросил Виктор.

– Вам тоже, – ответил майор.

– Но надо что-то делать, – недовольно проговорил Виктор.

– Разумеется, – улыбнулся майор. – Сейчас стала действовать программа защиты свидетелей, и вам нечего опасаться. О своих выездах вы будете сообщать заранее.

– Конечно, – весело согласилась Вера. – Мне так понравилось ехать с двумя вашими сотрудниками, что я не могу отказать себе в этом удовольствии. Выходишь из туалета, а он делает вид, что ждет очереди.

– Вам отдельное спасибо передают из Красноярска, – сказал майор. – Об отце Котова собирают информацию, но пока безрезультатно. И это на протяжении нескольких лет. А тут появился реальный шанс прижать его. Роман трус и не раздумывая сдаст отца. Так по крайней мере считают красноярцы. Правда, взять этого сукиного сына никак не могут. Умельцы, мать их!

Вера рассмеялась:

– Знаете, товарищ майор, именно это высказывание убедило меня в моей безопасности. Спасибо вам.

– Да не за что, – смутился он.

– Уже неделю Вулич в Казани, – говорил Бармин. – Наверное, теперь он понял, что это такое – психбольница республиканского значения для уголовников. Но я вот о чем подумал… если он выживет, его снова вернут нам сюда.

– Надеюсь, что не выживет, – ответил Заев. – А если и останется живым, то инвалидом. Хотя черт его знает… После крана не выжил бы никто, а он не только остался жив, но еще и дрался. У него ноги иногда отказывают… В общем, я очень надеюсь, что он сдохнет. Иначе неприятности у нас все-таки будут. Они уже и так есть, а если он даст показания, то все будет гораздо сложнее. Хотя бы водворение его в ПКТ. Тут и идиоту понятно – чтобы не дать Вуличу встретиться с приехавшими к нему на свидание. Не сдержались мы сразу. Комиссия не вовремя приехала. Кстати, тут на имя Чепурных Веры Георгиевны пришла благодарность за помощь в задержании опасного преступника. Не ожидал от этой милой и довольно застенчивой докторши такой смелости. Спасибо ей, конечно, – закрыла собой Вулича, иначе добили бы его. А точнее, убили. И тогда многие из нас лишились бы работы, а возможно, и под статью попали. А уж ты бы огреб по полной программе. Какого черта ты пошел к Вуличу один? Ведь знал…

– Поэтому и пошел. Не люблю непонятных зэков. А он какой-то тихий, все время один, и в то же время его никто не задевал. Вот и сложилось впечатление, что он просто…

– Вот и получили мы «просто»!..

– Знаешь, что интересно? Чепурных ни словом не обмолвилась о том, что спасла его. А он знает это. Я постарался, чтобы он узнал. Хотел и Чепурных подловить, как бы она отреагировала на его благодарность, да и с Вуличем было бы легче разобраться. Но он ей даже слова не сказал. Представляешь, опять придет по этапу? Не знаю, что я с ним на этот раз сделаю. Пришибу!

– Я надеюсь, он все же сдохнет, – помолчав, процедил Заев.

Красноярск

– Черт бы вас побрал! – раздраженно воскликнул прокурор края. – Уже двадцать пять дней не можете найти Романа. Над нами смеется весь край. Москва предлагает свою помощь в поимке неуловимого Джо, который очень нужен. Кстати, Король занялся золотом, работает честно.

– К суду готовится, – пошутил кто-то из собравшихся.

– Поиск Романа Котова активизировать, – приказал начальник Управления внутренних дел.

– Да уж куда активнее? – хмуро сказал майор ФСБ. – Все службы им занимаются, а результата ноль. Может, он покинул пределы края? Мы расширили зону поиска, но результат снова нулевой.

Тея

– А знаешь, – усмехнулся Рожков, – мне тут даже нравится. Работы никакой, деньги на счет капают. И кстати, очень приличные деньги, – подмигнул он напарнику. – Уже полтысячи на счету, я сам видел. Король заявил, что по окончании сезона переправит нас по крайней мере в Прибалтику, а оттуда в Польшу. Затем Франция. Получим бабки, и все, мы вольные птицы.

– Я бы не очень надеялся на слова Котова, – хмуро проговорил Костюков. – Нас ему проще ухлопать. Мы бывшие менты, нас разыскивают за совершение двух убийств. Точнее, уже трех, – поправился он. – А в последнем мы ухлопали троих. Да и двух вполне хватит. Знаешь, у меня все чаще появляется желание найти шмару, которая все это подняла, и сутки с ней позабавляться, поиздеваться по полной программе. Тем более она, говорят, очень даже симпатичная. Я бы ей, сучке, за все заплатил!

– Ну ее на хрен! – отмахнулся Рожков. – А Пискун в роль вошел. Как будто всю жизнь рабов охранял.

– Тс-с! – остановил его Костюков. – Не пыли особо. Не дай Бог, услышат работяги. Они думают, что расчет получат, а их, сам понимаешь…

– Ну и как? – спросил Пискунов Матвея.

– Тебе-то что? – покосился на него тот. – Ты свою работу выполняй. А почему те мужики отдельно живут, вроде как под охраной? – кивнул он на стоящий в отдалении вагончик.

– Условно осужденные, – усмехнулся Пискунов. – На исправление сюда прибыли. Ты думаешь, все так просто? Деньги делать – тяжкий труд.

– Понятно. Значит, долг Котову отрабатывают. Чтоб не сбежали, охрану приставили. А тебя вроде как тоже милиция ищет. И твоих…

– Да из-за Романа это. Прикрыли мы его, ну и попали под подозрение, что взятку взяли. А сейчас с этим строго. Борьба с оборотнями, – рассмеялся он. – Других не нашлось. Поэтому мы в розыск попали, ну и понаписали про нас ерунду разную. Но мы адвоката наняли, и он сейчас в Москве. Так что скоро будете читать в прессе извинения.

– Да мне один хрен. Я своим делом занят. Охота была, а сейчас вот золото мою. Но зима придет, сызнова в тайгу уйду. Попросили мужики помочь, вот и тружусь. Да и сын скоро из тюрьмы выйдет. На мое место заступит. Охоту он не очень-то любит. За нее и на срок пошел, егеря избил. Но вот-вот вернется. Надеюсь, не пойдет больше по тропинке, которая к зоне ведет. Мужик уже. В общем, выйдет, там видно будет, как и что.

– Восемьсот пятьдесят два грамма, – довольно улыбаясь, проговорил Азов. – Отлично! На проходнушку и с верхнего грунта. С почином вас, мужики! – крикнул он.

– Слышь, Иринка, – вздохнул Лютый, – это тебе. – Он протянул остановившейся женщине пять роз.

– Спасибо, – улыбнулась она. – Только не приноси больше, ничего у нас с тобой не будет, пойми. Я не собираюсь менять свою жизнь. Я венчана с Павкой в церкви, и поэтому…

– Да хорош тебе, – перебил он. – Ты баба молодая, и подмога тебе нужна мужская. Неужели так и будешь жить в нищете? Мать больная, и пацан маленький. Думаешь, проживешь на свои гроши? Больница тебе ничего не дает, и ты…

– Хватит! – недовольно прервала его Ирина и сунула ему в руки букет. – Уходи!

– Ну смотри! – угрожающе предупредил он. – Я по-доброму хотел. Сама приползешь.

– Вот и кончилась спокойная жизнь у Иринки, – отметил дед Антип, – пропала баба. Похоже, на нее Лютый переключился.

– Да не Лютый это, – возразила сидевшая на лавке под окном Мария. – Это Котов сватов засылает. Лютый Варвары домогается. Котов ему вроде поддержку обещал. А Иринку Котов в свои лапы заполучить желает. Он же и с больницей ей помог. А сейчас решил напомнить, вот и прислал Лютого. А она ему цветы назад сунула и отказала. Ну, быть беде.

– И помочь ей некому, – вздохнул Антип. – Эх, лет бы пятнадцать хотя бы скинуть, я бы им устроил…

– Да сиди ты, устроитель, ты ж сроду ни на кого руки не поднял, все уговорами действовал, – вздохнула Мария. – Мужика бы ей хорошего, крепкого, чтоб мог защиту оказать. Да где ж такого найдешь? Помнишь, участковый начал было внимание ей оказывать, а когда прознал, что на Ирку Котов глаз положил, даже здороваться с ней перестал.

– Перевелись мужики, – кивнул Антип.

– Значит, на хрен послала? – криво улыбнулся Котов. – Понимает, что жениться я на ней не собираюсь, – как бы оправдывая женщину, усмехнулся он. – Но она будет моей. А у тебя с Варварой как?

– Да никак, – недовольно ответил Лютый. – Видно, принца ждет. Надоело мне ее обхаживать. Предлагал по-хорошему, тоже ни в какую. А насиловать вроде как…

– Может, она того и дожидается? – усмехнулся Котов. – Впрочем, хватит об этом. Как там дела на участке? Вроде мыть начали?

– Ага. Проходнушку поставили. Вечером узнаю, сколько намыли. Но Азов вроде доволен.

– А чего ж ему недовольным быть, сбылась мечта его жизни, золото начал мыть. Только не понимает, дурачок, что удача временно ему улыбнулась. Если с ним случится что-то, ну там, под машину попадет или током убьет, все мне перейдет. У него из близких только Томка. А ее уговорить отдать все мне я сумею. А может, и ее вместе с папашей молния поразит, – рассмеялся Котов. – В договоре пунктик имеется, на него никто и внимания не обратил. Там говорится, что если с владельцем месторождения и участка земли, на котором моют золото, что-то случится и у него не окажется близких родственников, все отходит тому, кто имеет больше всего процентов в этом деле. Так что все будет моим. Вот только заработает участок на полную мощность, Азова уберем. Как? Придумаем. Чтоб, конечно, криминала не было. И Томку заодно. Но разумеется, так, чтоб был явный несчастный случай. Тогда все станет моим, и я покину Россию. И это надо устроить за три месяца. Месяц уже прошел с тех пор, как Ромка попал в розыск. Сейчас уж июль, скоро Олег придет. В сентябре должен выйти. И тогда будем что-то думать.

– А как же мы? – Лютый кивнул в сторону своих людей.

– Неужели думаете, я вас оставлю? Со мной поедете. Не все, конечно. Ты точно и еще пятеро наиболее верных. Собственно, за тобой, Филей, Колобком и Догом хвост есть. Ну еще Топняк. Верные вы, не раз проверял. Так что вы со мной, а остальные будут здесь охранять. И каждому уже самому придется думать, как и что дальше.

– А с этими, – Лютый махнул рукой в сторону отдаленного вагончика, – как быть?

– Сезон закончится, и всех в расход.

– А как же эти? – Лютый взглянул на вагончики Матвея и его команды.

– А они и не узнают ничего. Для них это мои должники. Да они и сами довольны такими работягами. Только кормить их, и все дела. А пашут – сам видел как. Каждый из них надеется по окончании сезона бабки получить. – Котов рассмеялся. – Пока тешим их надеждой. Пискуну с его ментами я даже счета вроде как открыл. Но там такая графа имеется: деньги оттуда может снять только предъявитель ключа с номером счета. Понял?

– Ну и голова вы, Петр Данилович!

– Раньше надо было все это провернуть. Поздно до меня дошло, и то по совету Римки. А если бы пораньше, все было бы вообще прекрасно. Хотя и сейчас получается отлично. Правда, с Романом неувязка. Но думаю, потерпит он пару месяцев, потом я его переправлю в Белоруссию, а оттуда заберу попозже. Но ищут его усердно. Хорошо, что о заимке Пахома никто не знает. Тимка о ней сказал. Все думают, у нас с ним война, и его таежные избушки не проверяют. Пусть ищут. Да если и на заимку Тимофея выйдут, то они там Романа не найдут, Пахом спрячет. А обыскивать они заимку не станут. Вот только Роман психовать начинает. Пахом, боюсь, пришибет его. Конечно, я вроде и понимаю его, но все-таки Роман сын мне. А родную кровь проливать не хотелось бы. Да, учти, что о Тимофее ты один знаешь, ну и Пахом еще.

– Обижаете, Петр Данилович, – ответил Лютый.

Казань, психиатрическая больница для осужденных

Борис, выдохнув, открыл глаза. Болело все тело. Голова непроизвольно несколько раз дернулась. Он усмехнулся:

– Похоже, мной занялись всерьез. Вроде я и не грубил. Интересно, надолго это? – Есть не хотелось, хотя он помнил, что обедал аж три дня назад. Зато ужасно хотелось пить. Тело и лицо были в поту. – И что это за лекарство? – чуть слышно спросил он.

Лежавший на соседней койке Андрей пробормотал:

– Если бы знать… Ты лучше вставать не пытайся, а то свалишься и даже руку подставить не сможешь. Правда, и боли не почувствуешь. Все как будто заморожено. Ты свой голос слышишь?

– Да вроде слышу. – Борис хотел кивнуть, но это ему не удалось. – А у нас во взводе все в порядке, – попытался спеть он и понял, что язык его не слушается. – Надолго это? – стараясь говорить четче, спросил он.

– К вечеру отойдет, если снова не уколют. Обычно через сутки колют под видом глюкозы или витаминов. А меня не трогают. Странно, но не колют. Нинель, правда, эти дни не появлялась. Ты помнишь, сколько мы тут?

– Нет. Неделю? Ну от силы две.

– Месяц с лишком. Нинель пропала, и тебя начали колоть. Неделю тебя держали на глюкозе и каких-то поддерживающих организм средствах. И что-то от спины тебе кололи. Массажист был, помнишь?

– Вроде да… – Борис помолчал. – А туалет как? – Он с трудом, морщась от боли в шее, повернул голову в сторону Андрея.

– Ну ты и штучка, Афган! Другие сутками неподвижно лежат. А туалет – утка. Правда, тут особо не разбежишься. Медсестры брезгуют, а санитары выделываются. Ты не чувствуешь разве, что мокрый?

– Нет.

«Вот это попал, – подумал Борис. – Затяжной прыжок, и парашют не раскрывается. Но и до земли еще прилично. – Он попробовал пошевелиться. Ноющей болью отдались все мышцы. – Как после заморозки, когда зубы рвут. Но мышцы тут при чем? Ну и хреновина!»

Скинув ноги на пол, он хотел сесть и свалился с койки.

– Сестра! – закричал Андрей. – Больной упал! – Он свесился на пол и поднял голову Бориса. – Живой ты, Афган?

– Ну что тут еще? – недовольно спросила вошедшая толстая женщина в белом халате.

– Упал он, – кивнул на Бориса Андрей.

– Санитары! – позвала женщина. – Сюда!

В палату вошли трое.

– Положите его, – показала она на Бориса.

– Я сам, – тихо сказал Борис.

– Лежи, дурик, – попытался остановить его Андрей.

– Я сам, – промычал Борис и, упираясь руками в пол, сел и прижался к краю койки Андрея. Вытянув руку, он уцепился за койку и начал медленно подниматься.

– Что уставились! – раздался громкий гневный голос вошедшей Нины Петровны. – Поднимите его и положите! А ты не шевелись, – подойдя, строго сказала она Борису. – Нельзя тебе сейчас шевелиться. – Она посмотрела на медсестру: – Когда ему делали укол?

– Утром, в восемь.

– Значит, еще два часа. Иначе останешься калекой. Может парализовать руки или ноги. Язык замерз?

Борис, стараясь кивнуть, слегка дернул головой.

– Какого черта геройство проявляешь? – закричала она. – Положите же его!

Санитары, осторожно подняв Бориса, уложили его на койку.

– Пусть простыню уберут, – промычал тот.

– Трое суток не меняли, – кивнул Андрей.

– Так! – Нина Петровна посмотрела на санитаров. – В зону желаете? Еще одно замечание, и отправлю. А вас там очень ждут! – Она вышла из палаты и направилась в кабинет главного врача.

– Добрый день, Нина Петровна, – учтиво поздоровался седой мужчина. – С возвращением…

– Послушайте, Константин Эдуардович, – резко начала она, – что вы делаете с Вуличем? Я же просила колоть ему только…

– Я взял на себя смелость лечить его, – улыбнулся тот. – И, честно говоря, не понимаю вашего возмущения, Нина Петровна. Вы всегда довольно спокойно относились к подобным проблемам.

– Знаете, иногда неплохо вспоминать, что мы врачи. И работаем не в частной клинике, как вы того хотите, а в государственном закрытом лечебном учреждении. Вулич не из тех, на ком следует проводить эксперименты. Он дважды воевал. И первый раз был осужден несправедливо…

– Господи, – усмехнулся главврач, – да вы никак заинтересовались этим уголовником? Редкий случай!

– Ему нужна помощь, он ее получит – с вашего согласия или нет.

– Вы лечащий врач Вулича, – спокойно проговорил Константин Эдуардович, – и ради Бога, делайте что угодно. Но все-таки объясните мне причину несвойственного вам интереса к этому больному? – улыбаясь, попросил он.

– Понимаете, Константин Эдуардович, я лишь в пятый раз за десять лет работы в этом заведении, которое просто невозможно назвать больницей, увидела в больном человека. Вот и все! – Нина Петровна вышла.

– Они все когда-то были человеками, и я, кстати, тоже, – усмехнулся Мюллер. – Странно… Заплатить ей за Вулича не могли. Хотя женщины всегда непредсказуемы. Ну что ж, лечите Вулича, госпожа Перовская, и не мешайте мне. Через год я надеюсь покинуть это чудное, похожее на ад место и заняться частной практикой.

– Как вы себя чувствуете? – спросила Бориса Нина Петровна.

– Кажется, после крана и то лучше было. А что за хреновину мне вкололи?

– Вулич, не портите впечатление о себе, – усмехнулась женщина.

– Извините, доктор, – еле ворочая языком, отозвался он. – Но по-другому я не знаю, как назвать такое. Лекарством – язык не поворачивается.

Нина Петровна рассмеялась.

– Сейчас вам сделают укол, и станет немного легче. Но не вставайте еще два часа. Лучше, если до утра. Пейте лекарства и не бойтесь уколов. Старайтесь не грубить санитарам. А вы как себя чувствуете? – посмотрела она на Андрея.

– Гораздо лучше, – поспешно ответил тот. – А вы загорели, доктор.

– В Крыму была, – неожиданно улыбнулась она. – А у вас, Андрей, есть шанс попросить прощения на могиле матери. Если, конечно, снова кого-нибудь не убьете.

– Знаете, Нинель, – вздохнул Андрей. – Ой, – испугался он, – извините, Нина Петровна.

– Продолжайте, – улыбнулась она.

– Просто тот козел, которого я на нож надел, за изнасилование четырнадцатилетней девчонки сидел. Говорил, наняли его, он ее и… А у меня как раз племянницу, Аську, дочь сестры, изнасиловали, ей тринадцать было. Ну я и сорвался. А тут мент нарисовался. Я хотел себя кончить, так дубаки не дали, дубинками уложили. Вот и стал дураком. А если честно, дурочку гнал. Осталось-то хрен да немного, треху оттяну. А тут светит…

– В общем, вы на глазах умнеете. – Нина Петровна пошла к двери.

– Что это с ней? – удивленно спросил один из зэков. – Какая-то другая стала. Наверное, отдохнула хорошо.

– Или мужика путного встретила в Крыму, – подал голос другой. – Он ее продрал как следует…

– Закрой пасть! – процедил Борис. – Вы сами из них ментовок делаете. Это ее работа, а мы все-таки…

– Слушай, земеля, – подал голос лежавший в углу зэк, – ты прекратил бы этот базарок, пока не занесло. Если она тебе скидку сделала, то это ни о чем не говорит. И мент порой закурить в хату шизника даст, но он один хрен мент. Тебе дал бычок, а другого пинать стал. Ты кто по жизни?

– Офицер, – ответил Борис.

– Мент, значит? – усмехнулся козырной.

– Был бы ты здоровым, – пробормотал Борис, – за это ответил бы. Я… – Он закрыл глаза.

– Зря ты, Столичный, так, – заговорил лежащий у стены пожилой мужчина. – Следи за базаром. Полковника упрекнуть не в чем, так что не базарь лишнего.

– Полковника? – Андрей удивленно посмотрел на Бориса.

– Так назвал меня один жулик. – Борис усмехнулся.

За дверью кто-то закричал.

– Снова санитар кого-то окучивает, – процедил пожилой. – И никак не завалят его, сучару. Хоть бы морду кто набил! Но свое один хрен он со временем получит.

Охотничий домик

Пахом, дважды выстрелив из карабина, схватил обрез и метнулся в сторону.

– Давай за мной! – крикнул он вжавшемуся в землю около входа в бревенчатый домик Роману.

– Я сдаюсь! – орал тот. – Сдаюсь!

Пахом навскидку выстрелил в него из обреза. Коротко простучал автомат. Пахом с перебитой двумя пулями левой ногой рухнул на землю. К нему со всех сторон бежали люди в масках. Сунув ствол обреза в рот, Пахом нажал на курок.

– Твою мать! – плюнул подскочивший омоновец. – Кончил себя!

– Этот тоже готов! – крикнул присевший около лежащего Романа омоновец.

– Как уютно устроились! – Третий вошел в домик. – Дымоход в землю уходит, а там овраг. Дыма и зимой не видно. Хорошо, что пацаны заметили, как отсюда выходил кто-то.

– Котов убит, – доложил по рации командир группы. – С ним второй. Он убил Котова и застрелился.

Красноярск

– Обнаружено убежище Романа Котова, – доложил подтянутый майор ФСБ. – Взять живым не удалось. Его убил какой-то мужик и сам застрелился. Засекли они группу.

– Вот и порвалась ниточка, ведущая к Королю, – хмуро отметил полковник ФСБ и выругался.

– Я убью их! – процедил Король. – Всех убью! Так, – он посмотрел на Лютого, – Тимку придется убрать. Менты узнают, что это его заимка, и надавят. Он может расколоться. И вот еще что… – Взяв стакан, он налил водки и не отрываясь выпил. – Уберите сестру Пахома со всем выводком. – Котов снова налил водки. Лютый вышел. – А эту врачиху, – Король сузил налитые бешенством глаза, – я лично на мелкие кусочки порежу! Сам!

– Когда? – спросил в сотовый Тимофей. Выслушав ответ, выругался. – А Пахом?

– Застрелился из обреза. Тебе бы уйти на время, Король может убрать тебя. Сам понимаешь, сына потерял и теперь будет все хвосты обрезать. Так что уйди в тень на время. Смотайся куда-нибудь с семьей.

– Ничего он мне не сделает. А Ромку он рано или поздно сам убил бы. Спасибо за предупреждение. Держи меня в курсе дел. Как же нашли избушку-то?

– Какие-то пацаны увидели человека, когда тот шел туда с рюкзаком, а назад без него. Ну и решили пошарить. Вот и вывели ментов на заимку. Мой тебе совет – уходи.

– Ты постарайся выяснить, кто эти мальчишки. Возможно, они меня видели, я был у Пахома.

– Идиот! Выясню.

Телефон отключился.

Тимофей услышал вскрик жены. Он сорвал со стены карабин и передернул затвор. Пробив стекло, пуля вошла ему в висок. Тимофей рухнул. В комнату вошел невысокий мужчина и, приставив ствол ко лбу убитого, нажал на курок.

– Ну вот, – улыбнулась женщина, – от папани вам гостинцы принесли. А когда Пахом домой-то придет? – спросила она вошедших в большой кирпичный дом двух молодых людей. Четверо мальчишек разного возраста смотрели на вошедших. Те, выхватив пистолеты с глушителями, начали стрелять. Только мальчик лет двенадцати успел, пронзительно вскрикнув, подбежать к двери. Пуля вошла ему в затылок.

– Что за шум, а драки нет? – Из спальни вышел рослый бородатый парень.

И сразу получил две пули. Бросив пистолеты и сняв перчатки, убийцы вышли.

– Вот и Роман, – проворчал стоявший на летном поле полковник. – Что нам это дало? Ничего.

– Боюсь, Котов совсем озвереет, – вздохнул прокурор.

Из вертолета вытащили два трупа.