Текст книги "Швеция под ударом. Из истории современной скандинавской мифологии"

Эта оценка выражала крайние воинственные взгляды некоторых кругов шведской общественности и очень субъективно отражала реальную действительность. Недостатка желания или воли добиться «правды» у тех, кто имел отношение к расследованию инцидента, отнюдь не было. Даже наоборот, они пытались это сделать во что бы то ни стало и шли на формальное нарушение договоренностей, достигнутых в Москве и Стокгольме. Вопрос был в другом: шведам не удалось пробить брешь в защите, организованной советскими моряками, и вынудить их на показания, которые бы вредили Советскому Союзу и шли на пользу Швеции.

Если следовать спортивной терминологии, раунд состоявшегося 2 ноября опроса капитана Гущина закончился вничью, но ничья никоим образом не устраивала шведов.

ДЕНЬ СЕДЬМОЙ, ВТОРНИК 3 НОЯБРЯ 1981 ГОДА

Газеты всего земного шара публикуют фотографию командира советской подводной лодки А. Гущина.

В Стокгольме и Москве продолжается дипломатическое противостояние относительно дальнейших шагов по освобождению лодки. Шведское правительство получает от главкома доклад о том, что на борту U-137 с «уверенностью, близкой к истине» обнаружено ядерное оружие, и поручает военным осмотреть торпедные отсеки лодки.

Шведские военные делают вторую попытку опросить Гущина, но тот категорически отказывается.

Туристические фирмы Карлскруны готовятся воспользоваться инцидентом с советской лодкой в коммерческих целях. В шведских СМИ начинают проявляться признаки того, что военный психоз, овладевший страной, постепенно стихает.

Проспав сном праведников, мы с Просвирниным пошли позавтракать и от знакомого журналиста узнали «приятную» новость о том, что шведская сторона, не удовлетворившись результатами расследования в понедельник, планирует провести вторичный опрос командира подлодки. Мы уже привыкли к «сюрпризам» со стороны шведов, а потому приготовились к наихудшему для нас варианту.

И действительно: сразу после завтрака к нам подошел П. Бъёрлинг и объявил, чтобы мы, если того пожелаем(?), приготовились к выезду в порт, где нас будет ждать тот же самый плавучий арестантский дом для дипломатов, то бишь торпедный катер Его Королевского величества Карла XVI Густава под названием «Вэстервик»!

– Позвольте, в Стокгольме была достигнута договоренность на один опрос Гущина, – резонно возразили мы офицеру связи.

– Ничего подобного, – так же резонно возразил Бъёрлинг. – Ваша сторона после первого опроса дала вчера согласие на проведение повторного.

– В таком случае нам надо проконсультироваться с посольством.

– Боюсь, что у вас на это нет времени. «Вэстервик» выходит в море через несколько минут. Если вы опоздаете, то он ждать не будет. Капитан 3 ранга Гущин, возможно, уже находится в пути.

Посовещавшись, мы с Юрием пришли к выводу, что лучше нам поехать и принять участие во второй морской экскурсии, чем рисковать оставить командира подлодки наедине с десятком разгневанных и обманутых в своих ожиданиях лучших навигаторов Швеции. Быстро оделись и вышли на улицу.

Вновь толпы журналистов, вереница машин, сопровождающих наш «Фольксваген», ворота верфи, знакомый силуэт «Вэстервика», а на его борту – те же лица. Даже наш часовой с карабином встретил нас у трапа. Как только мы поднялись на палубу катера, машины взревели, и судно отчалило от берега. Опять мы сидели с Юрием в той же маленькой каюте, за толстой занавеской, опять Бъёрлинг оставил нас одних… Нет сегодня только часового с карабином и кофе с бутербродами. Очевидно, командир катера справедливо посчитал, что если такие поездки будут повторяться каждый день, то мы сможем «проесть» солидную дыру в бюджете базы.

Появился офицер связи, и мы попросили его дать возможность позвонить в посольство.

– Катер еще не вышел из запретной зоны, и выходить из каюты пока нельзя.

Дождались, когда мимо проплывут все секреты ВМС Швеции, когда уменьшится болтанка и катер станет на якорь, и снова потребовали предоставить нам связь с посольством.

– Линия занята, надо подождать, – ответил Бъёрлинг.

Уж полдень близится, а Гущина всё нет… Начали догадываться, что у шведов что-то не срабатывает. Так оно и было на самом деле: Анатолий не поддался ни на какие уговоры Карла Андерссона, заявив, что ему были даны указания принять участие в опросе только один раз, и баста. Шведы не хотели, чтобы мы информировали посольство об их неприглядном поведении, потому и держали нас в изоляции и не давали связи со Стокгольмом. Когда же попытки заманить Гущина на «Вэстервик» провалились, военным не оставалось ничего другого, как позволить нам подойти к телефону.

«Факир был пьян, и фокус не удался…»

Мы заявили решительный протест подвернувшемуся под руку переодетому в морскую форму сухопутному подполковнику Бергу и обо всём доложили в посольство. Реакция посла М. Яковлева и Москвы была мгновенной и решительной. Он тут же нанес визит во Дворец наследного принца и в резких тонах выразил недовольство советской стороны неприглядным поведением шведских военных в Карлскруне.

– Как Швеция может вести себя подобным образом? – Спросил он шефа советского департамента Ёрана Берга.

Ответа не последовало.

В Москве заместитель А. Громыко Игорь Николаевич Земсков вызвал к себе шведского посла Карла де Геера и в присутствии нескольких советских адмиралов заявил ему о том, что советская сторона не понимает характера действий правительства его страны. Он напомнил, что Москва выполнила все шведские условия разрешения кризисной ситуации с подлодкой и ожидает, что инцидент в Карлскруне скоро будет исчерпан. В дипломатических кругах Москвы И. Земсков слыл жестким собеседником. Иностранные дипломаты рассказывали историю о том, что во время каких-то трудных переговоров с ним датского посла последнего хватил инфаркт, и его вынесли из кабинета Земскова ногами вперед.

В заключение беседы И. Земсков находит-таки для шведского посла несколько теплых слов, но это остается незамеченным во Дворце наследного принца. Там постепенно осознают, что дразнить русского медведя больше не следует: обойдется себе дороже. Начинают поговаривать, что борьба с русскими в их любимую игру по перетягиванию каната, начавшаяся «нарвской» победой шведов, может завершиться Полтавой.

– Мероприятие с опросом командира было не настолько удачным, чтобы русские ответили на него готовностью к сотрудничеству, – отметил один иностранный наблюдатель.

Провинциальная, но достаточно влиятельная газета «Вэстёта Демократен» 3 ноября поместила анонимную заметку, в которой некто С.Х. призывал шведское правительство побыстрее убрать лодку из шведских вод, пока «весь мир не лопнул от смеха над шведской обороной и советским флотом. Советское правительство попросило извинений у шведского… Оно признало тем самым, что Советы не всегда непогрешимы. Для Швеции теперь важнее всего ликвидировать конфликт, и ликвидировать как можно быстрее. Мы ничего не выиграем от повышенного страха перед русскими или на военном психозе. И лучше закрыть это дело как можно тише – в этом и заключается задача правительства Швеции».

Газета «Нюа Вэрмландстиднинген» тоже призывала шведов сохранять спокойствие и не идти на поводу у военных, «затеявших недавно игру в индейцев. Командующий укрепрайоном разъяснил, что это было сделано для оказания давления на русских… Но подействуют ли на русских офицеров <…> эти десантные учения солдат, позабывших надеть на себя шлемы? Вряд ли. Размалеванные для ведения боя в темноте лица и истошные «индейские» крики скорее смахивали на комедию».

Провинциальная пресса Швеции оказалась более трезвой, нежели центрально-столичная. Вероятно, ее не успели вовремя «построить» издержки демократии.

…Продержав нас на борту «Вэстервика» около двух часов и не дождавшись, когда «сломается» командир советской подлодки, командир катера капитан 3 ранга Томас Фагё отдал приказ заводить машины и возвращаться обратно в Карлскруну. Время бесплатных морских прогулок для советских дипломатов кончалось.

Ехали мы с Бъёрлингом в машине молча, насупившись, обоюдно недовольные друг другом. Дипломатические отношения МИД – ГРУ – КГБ – Информашунсюро грозили вконец испортиться.

– Для чего вы выходили сегодня в море? – Спросил один журналист Ю. Просвирнина у входа в «Астон».

– Мы ездили на рыбалку, – иронично улыбаясь, ответил военный атташе.

Между тем коммунальные и туристические деятели Карлскруны осознали некоторые экономические выгоды инцидента с «Виски». Они постепенно приступили к развертыванию рекламной кампании в пользу «пупа Земли» Карлскруны, потому что увидели, что на этом можно прилично заработать.

– Мы расцениваем появление русских в Карлскруне как хороший знак для нас, – заявил владелец карлскрунских ресторанов Ларе Пальм. – Было бы еще лучше, если бы они в следующий раз заранее позвонили и предупредили о своем визите.

«Русские садятся на мель перед Карлскруной, а блекингская коммуна взбирается на вершину своего благополучия», – писала газета «Свенска дагбладет» в эти дни.

И действительно: гостиницы переполнены, прибывшие налегке журналисты скупают теплые белье, куртки, обувь, в ресторанах очередь, улицы оккупированы командами иностранных телекомпаний. Карлскруна проснулась от многовековой спячки и зажила новой жизнью. В центре этого вавилонского столпотворения – шеф по туризму Сонни Нильссон. Он делает всё возможное, чтобы выгодней «продать» Карлскруну, созывает свои пресс-конференции, строит проекты сделать из города шведские Васюки, заказывает сувениры с символикой советского подводного флота.

Деньги не пахнут.

В 19.00 Ула Улльстен вызвал посла М. Яковлева к себе в МИД и сообщил ему новое «открытие» шведов: на борту U-137 обнаружено от 1 до 10 килограммов урана-238. Министр просит предоставить шведским экспертам возможность проинспектировать торпедные отсеки лодки.

На лице у посла не дрогнул ни один мускул – он только слегка покраснел (так с ним всегда бывает, когда он начинает гневаться):

– Лодка должна быть немедленно отбуксирована в международные воды и возвращена Советскому Союзу.

– Но согласно шведским законам, необходимо убедиться, что она исправна. – Министр пытается найти опору в законе о безопасности судоходства.

– В этом нет необходимости, – отрезает посол и багровеет еще больше.

Министр вновь напоминает о возможном наличии на борту лодки ядерного оружия.

– Я доложу об этом в Москву, – холодно говорит М. Яковлев и уходит.

В воздухе действительно начинает пахнуть полтавским дымом.

Как странно повторяется история 270 лет спустя.

Поймут ли это шведы?

Кажется, да.

День восьмой, среда 4 ноября 1981 года

В Карлскруне в течение всего дня сохраняется статус кво. К концу дня появляются первые признаки того, что шведы начинают отходить от своих воинственных установок: на борт U-137 поднимается комиссия по проверке пригодности судна к самостоятельному выходу в море.

Второй секретарь советского посольства Б. Григорьев возвращается в Стокгольм.

Советское посольство устраивает прием по случаю 64-й годовщины Октябрьской революции.

В правительственных кругах в этот день стала распространяться новость о том, что эксперты ФАО обнаружили на борту подводной лодки в Карлскруне признаки присутствия ядерного оружия. Узкий круг посвященных лиц стал быстро расширяться, однако Т. Фельдин и его министры пока не определились с тем, стоило ли делать об этом публичное заявление. Кроме того, шведы ожидали от Москвы ответа на свой официальный запрос, надеясь, что он внесет какую-то ясность.

Но СССР, равно как и другие ядерные державы, никогда не отвергал и не подтверждал, что тот или иной военный корабль имеет на борту ядерное оружие. Так было и на сей раз. В ответе, врученном Л. Лейфланду послом М. Яковлевым в 18.00, говорилось:

«На советской подводной лодке U-137, как и на прочих военных судах, имеется необходимое оружие и снаряжение, которое, однако, не имеет никакого отношения к обстоятельствам вокруг непреднамеренного захода лодки в шведские территориальные воды».

А. Лейфланд квалифицировал ответ Москвы как «неудовлетворительный и легковесный». Правительство устами У. Улльстена дало ему оценку как молчаливому подтверждению наличия ядерных боевых головок в торпедных отсеках лодки, поскольку в ответе Москвы такая возможность не отрицалась[30]30
  Через год шведское правительство вновь окажется в такой же ситуации с американским военным судном, зашедшим в Стокгольм. Заявление американцев о том, что они не отрицают и не подтверждают наличия ядерного оружия на судне, было угодно растолковать шведам совсем не так, как в деле U-137. Шведы приняли его как подтверждение того, что «США уважают шведскую позицию» по этому вопросу, т. е. посчитали, что судно не несло ядерного оружия на борту. Точка.


[Закрыть]. Также шведы были недовольны и тем, что советская сторона практически отказала им в просьбе проинспектировать торпедные отсеки лодки на предмет выявления этого ядерного оружия. Послу заявили, что окончательное решение относительно дальнейшей судьбы лодки правительство Швеции примет на следующий день. Но уже поздно вечером шведы вознамерились передать Советскому Союзу ноту протеста, прежде чем освободить лодку из плена.

Наметившийся было сдвиг в разрешении конфликтной ситуации опять сменился томительным противостоянием и нагнетанием напряжения. Помимо спекуляций относительно наличия на борту субмарины ядерного оружия усиленно муссировались слухи о «таинственном присутствии» среди членов экипажа лодки высокопоставленного офицера, капитана 1 ранга И. Аврукевича. Объяснение его миссии в качестве обычного командира-наставника в учебном походе на веру не воспринималось. Появилась версия о том, что русские зашли в акваторию карлскрунской базы из-за того, что шведы испытывали там новое минное оружие. Но никому из шведов и в голову не пришло поразмыслить над тем, что если U-137 была шпионской лодкой, то зачем ее загрузили атомным оружием? Одно автоматически исключало другое.

Но шведские военные и политики придерживались своей особой логики.

Лидер оппозиции У. Пальме сделал заявление журналистам, в котором подтвердил, что правительство постоянно держит его в курсе событий, связанных с инцидентом. При этом он выразил мнение, что конфликтная ситуация не помешает попыткам превращения Севера в зону, свободную от ядерного оружия, и что скандальное происшествие только подтверждает важность создания такой зоны в Скандинавии.

Капитан 2 ранга Карл Андерссон в течение дня 3 раза побывал на борту U-137 и попытался в «неофициальных» беседах с членами экипажа получить необходимую для шведов информацию. Не мытьем, так катаньем. В присутствии Гущина и Аврукевича члены комиссии «пытали» боцмана лодки Савченко, который на момент аварии нес вахту рулевого-сигналыцика на мостике. Эмиль Свенссон и Карл Андерссон интересовались, почему в лодке не заметили огромный маяк на о-ве Утклиппан. Боцман ответил, что они приняли его за сигнальные огни рыбаков. Штурману лодки Коростову задали вопрос, сколько времени лодка находилась в надводном положении до момента аварии. Коростов ответил: «Два часа», подтвердив тем самым показания А. Гущина, данные им накануне на борту «Вэстервика». О предположительном местонахождении лодки в момент аварии он также не сказал ничего нового. Осмотрев судовой журнал, комиссия удалилась ни с чем.

Предпринятые шведскими военными меры по поиску хоть каких-нибудь улик, оставленных лодкой в Гусином проливе, результатов тоже не дали.

На внешнем рейде к уже прибывшим советским военным кораблям присоединились два ракетных корвета и пара фрегатов, что послужило поводом для того, чтобы командование южным укрепрайоном собралось на совещание обсудить варианты реализации не снятого с повестки дня силового решения кризиса. Шведские военные не исключали, что подводная лодка при поддержке своих кораблей могла предпринять попытку прорваться в море. Она постоянно, хоть и под неусыпным контролем шведов, поддерживала с ними радиосвязь.

Но несмотря ни на что чувствовалось, что история с лодкой приближается к своему завершению. Шведская сторона исчерпала все предоставленные ей возможности расследования причин аварии лодки, и дальнейшие проволочки с ее освобождением становились обременительными для самой Швеции.

Утром мы обсудили ситуацию с Просвирниным и пришли к выводу, что одному из нас следовало вернуться в Стокгольм, чтобы подробно доложить обо всём руководству посольства. Следить за обстановкой в Карлскруне можно было и одному человеку. Выбор пал на меня, и военно-морской атташе согласился остаться в Блекинге до окончательного разрешения кризиса.

Начали разъезжаться и журналисты. Некоторые из них сумели достать билеты на один и тот же самолет со мной, и на протяжении всего полета до Стокгольма не прекращалась неформальная беседа.

Сразу с аэродрома я был доставлен в посольство, где сначала устно доложил о результатах своей командировки, а потом сел за составление детального письменного отчета, который был направлен и в МИД, и непосредственно в штаб-квартиру разведки.

Капитан 1 ранга И. Аврукевич беседует со шведскими офицерами

Вечером посольство по случаю годовщины Октябрьской революции устраивало большой прием, который, однако, был полностью проигнорирован шведскими официальными лицами. Самым популярным напитком на приеме, по утверждению всезнающих шведских журналистов, был whiskey on the rocks. Я этого не заметил, в ходу, как всегда, была самая лучшая водка в мире.

Поездка в Карлскруну придала мне популярности в дипломатических и в близким к ним кругах, и я не успевал отвечать на многочисленные вопросы своих и иностранных коллег. Во время приема ко мне подошел посол Греции и сказал несколько лестных слов в адрес «советских дипломатов, с честью выполнивших нелегкую дипломатическую миссию в Карлскруне». От своего руководства – ни по линии МИД, ни по линии разведки – никакой благодарности или поощрения я не получил. Больше того, деньги, которые я потратил в шестидневной командировке в Карлскруне, сначала никто не хотел компенсировать. Понадобилось вмешательство московского начальства, прежде чем бухгалтер посольства получил соответствующее указание. Вероятно, во все времена вестник, приносивший плохие новости, не пользовался благосклонностью руководящей верхушки. Вот если бы я выехал в свите Генерального секретаря «обеспечивать» его очередной вояж за границу, то непременно украсил бы свою грудь каким-нибудь орденом. А выступление в качестве ассенизатора в истории, неприглядной для Старой площади, лавров не предусматривало.

В наметившейся вокруг лодки разрядке рядовые шведы продемонстрировали здоровое чувство юмора. Многие из них в эти дни писали о своих впечатлениях письма в газеты, чтобы от души повеселиться над русскими, а заодно и над самими собой.

Вот несколько примеров писем читателей.

– Неисправимые шведы!

Мы, рядовые граждане, требуем, чтобы:

а) советскую лодку сняли с мели, отремонтировали без всяких бюрократических проволочек гирокомпас и отпустили русских моряков восвояси домой к их семьям, которые так за них переживают;

б) официально извинились перед Советским Союзом за унизительное обхождение с моряками, попавшими в беду;

в) расставили всюду – над и под водой – маяки, чтобы в следующий раз наши верные русские друзья не заблудились и не подвергали свои жизни риску в труднопроходимых шведских шхерах;

г) прекратили ради бога критиковать наших товарищей, а то они могут обидеться и не захотят прийти к нам опять.

– В связи с тем, что русская подлодка была обнаружена только поутру, просим противника не нападать с наступлением темноты

– в это время мы все спим. Желаем удачи.

– Поздравляем шведскую береговую оборону и ее секретную систему охраны, которой удалось-таки выманить советскую подводную лодку на сушу.

– Для поимки шпиона-полковника понадобилась уборщица[31]31
  Важную роль в разоблачении в 1960-х годах полковника Веннерстрёма, работавшего на ГРУ ГШ_г сыграла его уборщица.


[Закрыть]. СЭПО спала. Для обнаружения советской подводной лодки в запретном районе понадобился рыбак. Флот спал. Не стыдно ли?

– Когда я служил во флоте, офицеры либо сидели по барам, либо спали. Наверное, они спали и в этот раз. Сколько же можно?

– Неужели русский командир не понимает, что только Каспар Уайнбергер[32]32
  Министр обороны США.


[Закрыть] имеет доступ в запретные районы?

День девятый, четверг 5 ноября 1981 года

Рано утром шведское правительство собирается на совещание, чтобы вынести окончательный вердикт о дальнейшей судьбе советской подводной лодки. В 12.00 проводит заседание внешнеполитическая комиссия риксдага.

Одновременно с этим в Карлскруне морская инспекция приступает к проверке ходовых качеств лодки.

В 16.30 премьер Т. Фельдин выступает на пресс-конференции и объявляет, что на борту U-137, по всей вероятности, находится ядерное оружие и что лодка будет выпровожена из шведских вод, как только позволят погодные условия.

Рано утром посла Яковлева снова пригласили в шведский МИД, чтобы удостовериться, среагировала ли Москвы на то, что шведы расценили предыдущий ответ русских относительно ядерного оружия на борту U-137 как неудовлетворительный.

На вопрос министра иностранных дел посол ответил, что никакой реакции из Москвы на вчерашний разговор пока не поступило.

– Тогда вчерашний ответ мы истолковываем как подтверждение того, что на борту лодки имеется ядерное оружие, – холодно констатировал Улльстен. – В течение дня правительство должно принять решение об освобождении лодки и отбуксировании ее к 15.00 в международные воды. Предварительно будет проведена проверка мореходных качеств лодки. Передача лодки советской стороне должна осуществиться под расписку. Шведская сторона надеется на сотрудничество экипажа со шведскими властями, – добавил он и отпустил посла.

Ближе к полудню правительство приняло окончательное решение освободить лодку и передать ее советским властям. Внешнеполитическая комиссия парламента, состоящая из представителей правительственной коалиции и оппозиционных социал-демократов во главе с У. Пальме, была единодушна в оценке событий и полностью солидаризировалась с линией правительства.

Газеты сообщили, что сотрудникам военного архива Швеции на Банергатан в Стокгольме удалось извлечь из небытия русскую морскую карту образца 1912 г., на которой во всех подробностях показаны входы в карлскрунскую бухту со всеми шхерами, мелями и рифами, включая и островок Тюрум, на который 69 лет спустя налетела советская подводная лодка U-137. Когда сотрудники архива собирались обменяться материалами с советскими коллегами, на глаза им попалась эта старая карта. По мнению картографов, А. Гущин вряд ли бы застрял в Гусином проливе, если бы имел с собой эту карту.

Что ж, всегда полезно знать свою историю!

После обеда в советское посольство позвонил Ёран Берг и пожаловался Е. Рымко на то, что экипаж лодки возражает против проверки мореходности судна, а в 14.30 шведы в очередной раз вызывают Яковлева во Дворец наследного принца, чтобы вручить ему ноту протеста. Посол отправился в свой последний – 13-й за эти 10 дней – визит в Министерство иностранных дел Швеции.

«Шведское правительство выражает свой решительный протест правительству Советского Союза в связи с нарушением шведской территории и шведского укрепрайона, которое намеренно совершила советская подводная лодка № 137. Шведское правительство требует, чтобы Советский Союз предотвратил повторение такого грубого нарушения суверенитета Швеции и фундаментальных норм международного права», – говорилось в шведской ноте.

В четверг шведы наконец приступили к проверке ходовых качеств подводной лодки. Прежде чем выпустить ее в самостоятельное плавание, по шведским законам необходимо было убедиться, что в море с ней ничего не случится.

Для шведских военных морская инспекция была еще одной возможностью проверить свою версию аварии и выйти из всей истории более-менее достойно в глазах общественности. Так, во всяком случае, полагал командующий базой Л. Фошман, когда накануне попросил к себе инспектора Матссона и предложил ему во время осмотра лодки переодеться в мундир шведского морского офицера.

Матссон, сугубо гражданский чиновник, запротестовал. Л. Фошман пожаловался его начальству, но это не возымело эффекта. Из Стокгольма последовала команда, чтобы военные не мешали Матссону осуществлять свои обязанности. Инспекция – чисто гражданское дело, и она должна выглядеть по-граждански.

Гуннар Матссон прибыл на место инспекции на своем оранжевом катере в сопровождении Карла Андерссона и пары военных водолазов – без последних было трудно сделать заключение о состоянии корпуса лодки. Начальник штаба базы присутствовал на осмотре в качестве пассивного зрителя. Военные свою миссию уже выполнили, и теперь выступали скорее в роли статистов. На арене остались политики и дипломаты. Пока инспектор лазил по кораблю, капитан 2 ранга развлекал Аврукевича байками о шведском образе жизни.

Матссон попытался заглянуть и в торпедные отсеки – явно не без подсказки своих военных, – но в этом ему было решительно отказано. Инспектор не стал настаивать: в конце концов, эти участки лодки не играли решающей роли в определении ее мореходных качеств.

Закончив осмотр, инспектор Матссон сел за стол и сочинил следующую справку:

«Принимая во внимание результаты осмотра лодки, а также предписания других властей относительно плавания на море, считаю, что судно может выйти в плавание с соблюдением следующих условий, которые будут действовать только на морской территории Швеции, а именно: подводная лодка сопровождается двумя буксирами. При соблюдении этого условия лодка может продолжать это плавание и через Балтийское море».

Короче говоря, пока лодка находилась на шведской территории, ее надо было держать за руку. После этого русские сами были вольны определять, как она будет добираться домой, хотя и на этот счет инспектор дал свои рекомендации.

Справку перевели на русский язык и стали искать печатную машинку с русскими буквами. Таковой под рукой не оказалось, пришлось посылать розыскную группу в город. Некоторое время спустя в какой-то школе машинка была найдена и немедленно доставлена на вертолете.

После осмотра лодки Карл Андерссон уехал к себе на базу, а Матссон вернулся домой. Некоторое время спустя в штаб базы поступило срочное сообщение о том, что подводная лодка начинает сниматься со швартовых и готовиться к выходу в море. Взмыленный Андерссон прибыл в Гусиный пролив и убедился, что информация соответствовала действительности. На мостике в парадной форме стоял Аврукевич и командовал манёврами лодки. На вопрос шведа капитан 1 ранга сказал, что по сведениям таможни, выход лодки в море запланирован на 15.00.

– Это всё так, но команда на это еще не поступила, – разозлился Андерссон. – Стойте на месте, пока вам не скажут.

Лодку опять встала к швартовому бую. Военные не хотели сдаваться и продолжали следовать тактике изматывания противника. Еще когда посол Яковлев слушал зачитываемый ему Улльстеном текст ноты с протестом шведского правительства, секретарше министра позвонил Б. Шубак и сообщил, что из-за погодных условий выпускать лодку в море опасно, поэтому с этим надо повременить.

Шведские журналисты А. Хелльберг и А. Ёрле пишут в своей книге, что им до сих пор не ясно, каковы были истинные причины того, что в тот ноябрьский четверг лодку из Карлскруны не выпустили. Сделано это было на следующий день, в пятницу 6 ноября. Погода, как и накануне, была ветреной и ничуть не отличалась от вчерашней. Скорее всего, в Карлскруне посчитали четверг не совсем подходящим для процедуры передачи лодки советскому военно-морскому отряду из-за времени дня, назначенного правительством в Стокгольме. В 15.00 в Карлскруне уже наступают сумерки. Как же упустить такой шанс и не предоставить прессе и журналистам позлорадствовать и пошуметь напоследок?

И лодку вывели на буксире на следующее утро, когда небесное светило полностью обеспечило соблюдение правил обращения с фотопленкой.

С-363 покидает Карлскруну в сопровождении буксира

В 16.30 Т. Фельдин и У. Улльстен провели свою пресс-конференцию, на которой Т. Фельдин доложил журналистам всю последнюю известную ему информацию о подводной лодке.

Его партнер по коалиции и правительству «народный партиец» У. Улльстен в последний момент попытался было выступить с сенсационным сообщением об обнаружении на советской лодке признаков ядерного оружия, но против этого резко выступил Л. Лейфланд, его заместитель, который резонно посчитал, что государственные интересы Швеции выше мелкопартийных.

В этот день «Правда» поместила наконец краткое сообщение об аварии советской подводной лодки в карлскрунских шхерах. Помещаю его здесь полностью.

В ночь с 27 на 28 октября с. г. советская дизельная подводная лодка № 137, совершая обычное учебное плавание в Балтийском море, вследствие выхода из строя навигационных приборов и возникновения в этой связи ошибок с определением места в плохую видимость сбилась с курса и села на мель у юго-восточной оконечности Швеции.

В настоящее время лодка снята с мели шведскими спасательными судами и стоит на якоре в безопасном месте. Ведутся переговоры со шведскими властями о выводе подводной лодки за пределы территориальных вод Швеции.