Текст книги "Фронт за линией фронта. Партизанская война 1939–1945 гг."

В наибольшей мере немцы почувствовали на себе влияние «рельсовой войны» летом 1944 года в Белоруссии. Там партизанские диверсии сочетались с ударами по железнодорожным станциям советской авиации, завоевавшей полное господство в воздухе. Благодаря этому в период подготовки операции «Багратион» удалось перебросить по воздуху в Белоруссию 128 тонн взрывчатки, поэтому в самом начале операции удалось парализовать железнодорожное движение в Белоруссии почти на трое суток. Это был самый большой успех советских партизан за всю войну.

Советское партизанское движение в цифрах

Язык цифр как будто наиболее объективный и беспристрастный язык. Сколько же всего людей участвовало в советском партизанском движении? После войны в трудах отечественных историков часто фигурировала цифра более 1 миллиона партизан. Однако знакомство с документами военного времени заставляет уменьшить ее как минимум вдвое. Бывший начальник Центрального штаба партизанского движения П.К. Пономаренко в конце войны утверждал, что всего, по неполным данным, в оккупированных областях Белоруссии было 374 тысячи организованных партизан, в России – 260 тысяч, а на Украине – 220 тысяч. По Украине, как мы увидим дальше, эти данные завышены в 4–5 раз. Илья Старинов приводит следующие данные: «Уже к осени 1941 года на оккупированную часть Ленинградской области было переброшено 18 тысяч партизан, в том числе 6 партизанских полков общей численностью до 8 тысяч человек. К зиме их осталось не более 4 тысяч.

На Украине к осени сохранилось 2 партизанских полка, 883 партизанских отряда и 1700 разведывательных и диверсионных групп общей численностью в 35 тысяч человек. К июню 1942 года осталось только 30 партизанских отрядов численностью 4043 человека и только в апреле 1943 года численность украинских партизан достигла 15 тысяч, а в январе, когда численность НОАЮ достигла 400 тысяч, численность украинских партизан не превышала 48 тысяч человек (и это, замечу, при том, что население Украины было в два с лишним раза больше, чем население Югославии. – Б.С.).

Не лучше обстояло дело и в Белоруссии, где были исключительно благоприятные условия для ведения партизанской войны: обширные леса и болота, преданный своей родине народ.

1 августа 1941 года на территории Белоруссии находился 231 действующий партизанский отряд общей численностью свыше 12 тысяч человек. В конце лета и осенью засылка партизанских отрядов в тыл противника продолжалась, и до конца года было создано и направлено в Белоруссию 437 партизанских отрядов и групп, насчитывающих 7254 человека. На 1 января 1942 остался 61 отряд. Таким образом, к 1 января 1942 года уцелело на Украине менее 4 % партизанских отрядов, в Белоруссии менее 10 % отрядов и групп и на оккупированной Ленинградской области около 25 %».

По словам Старинова, всего в полосе Западного фронта в 1941–1942 годах действовало от 150 до 240 тыс. партизан.

Пономаренко и его штаб вели статистику, сколько партизан в разное время действовало в тех или иных регионах. Разумеется, поступавшие данные далеко не всегда были точными. Командиры партизанских бригад и соединений порой не имели сведений о численности отдельных отрядов, а иной раз завышали численность бойцов, надеясь получить больше оружия и боеприпасов. Правда, очень скоро они поняли, что выше головы не прыгнешь, и что снабжение из центра ограничивается такими объективными факторами, как погода, наличие удобных и находящихся вне зоны действия огневых средств противника посадочных площадок, а также количеством транспортных самолетов, находившихся в распоряжении командования фронтов и авиации дальнего действия. Поэтому партизанские руководители в донесениях нередко стали приуменьшать численность отрядов, чтобы можно было приуменьшать понесенные потери и более свободно рапортовать о достигнутых успехах и одержанных победах.

В 1944 году после освобождения Белоруссии Белорусский штаб партизанского движения составил итоговый отчет, согласно которому всего в партизанах состояло 373 942 человека. Из них в боевых соединениях (бригадах и отдельных партизанских отрядах) состояло 282 458 человек, а еще 79 984 человека использовались в качестве разведчиков, связных или были заняты на охране партизанских зон. Кроме того, около 12 тысяч человек числилось в составе подпольных антифашистских комитетов, особенно в западных областях республики. Всего же подпольщиков в Белоруссии после войны насчитали более 70 тысяч человек, из которых свыше 30 тысяч считались связными и агентурными разведчиками партизан.

Бурный рост партизанского движения наблюдался в Белоруссии в 1943–1944 годах, в первую очередь за счет перебежчиков-коллаборационистов. Ведь еще к 1 января 1943 года в Белоруссии было только 57 691 партизан, а год спустя – уже 153 478, т. е. втрое больше. Сыграло свою роль и то, что во второй половине 1943 года, когда основная масса германской авиации была переброшена на Запад и на Юг, советские ВВС, наконец, завоевали господство в воздухе. Теперь транспортная авиация могла совершать больше рейсов к партизанам, и появилась возможность вооружить и снабжать значительно большее число бойцов партизанских отрядов.

Среди боевого состава белорусских партизан насчитывалось 45 242 женщины. Среди партизан боевых соединений белорусов было более 201 тысячи человек, русских – более 54 тысяч, украинцев – почти 11 тысяч, евреев – более 6 тысяч, поляков – 2310. Свыше 25 тысяч партизан были коммунистами и кандидатами в члены партии, а почти 55 тысяч – комсомольцами. Возраст 25 тысяч партизан не превышал 18 лет, а свыше 10 тысяч были людьми пожилыми – старше 45 лет.

В целом, думается, приведенные цифры примерно соответствуют истинному количеству партизан Белоруссии. Они могут быть даже несколько занижены за счет «диких» партизан, не подчинявшихся или в слабой степени подчинявшихся ЦПШД, а также за счет вероятного занижения партизанских потерь.

Согласно отчетам партизанских бригад и отрядов Белоруссии, в ходе боевых действий они уничтожили 11 128 эшелонов, 34 бронепоезда, 8 318 паровозов, 72 195 вагонов, 819 железнодорожных мостов, 303 942 км рельсов, 453 промышленных предприятия, 1455 складов, 305 самолетов, 1355 танков и бронемашин, 1226 артиллерийских орудий и много разной другой техники. Потери врага в живой силе партизаны также оценивали как весьма значительные. С начала войны и до июля 1944 года было уничтожено 47 генералов и других высших чинов армии, СС, полиции и оккупационной администрации, 884 472 немецких солдат и офицеров, 26 604 полицейских и добровольцев из числа советских граждан, ранено – 359 371 солдат и офицер. Число пленных немецких солдат и офицеров определялось в 23 128, а трофеи – в 115 артиллерийских орудий, 494 миномета, 4776 пулеметов, 63 913 автоматов и винтовок, 8 105 000 винтовочных патронов и др. Замечу, что никаких суммарных данных о потерях немцев и их союзников в борьбе с советскими партизанами с немецкой стороны нет. Есть только разрозненные донесения о потерях отдельных частей и подразделений, боровшихся с партизанами, но свести воедино эти донесения – поистине непосильный труд.

Свои же потери партизанские начальники оценивали довольно скромно – в 25 681 убитых и умерших от ран, 11 797 пропавших без вести и 1030 попавших в плен, местонахождение которых в августе 1944 года было известно. Получалось, что на одного убитого партизана приходилось больше 20 убитых немцев! Правда, Пономаренко еще в 1943 году признавал, что персональные данные, позволяющие известить семьи, имеются не более чем о трети погибших и пропавших без вести партизан. Не исключено, что и суммарные данные о безвозвратных партизанских потерях были занижены также примерно втрое.

Что же касается данных о потерях немцев, понесенных в боях с партизанами, то их партизанские донесения, несомненно, многократно завышали, может быть, даже в десятки раз. Дело в том, что от партизан требовали уничтожать в первую очередь немецких солдат и офицеров, а не соотечественников-полицейских. Поэтому в боевых донесениях в первую очередь стремились указать как можно больше уничтоженных военнослужащих вермахта, СС и немецких полицейских формирований. Мало того, для увеличения неприятельских потерь стали указывать в отчетах также количество раненых неприятельских солдат и офицеров, хотя совершенно непонятно, откуда эти цифры могли попасть к партизанам. Да и как вообще в условиях боя можно точно установить, сколько врагов убито, а сколько ранено! Тем более что партизаны чаще всего не задерживались на поле сражения и, в отличие от немцев, не могли посчитать, сколько там осталось неприятельских трупов.

Фантастичность цифры в 884 472 убитых партизанами немецких солдат и офицеров обнаруживается при сравнении с немецкими данными о потерях вермахта и СС на Восточном фронте в целом. Всего в период с 22 июня 1941 года по 30 ноября 1944 года, по данным генерала Б. Мюллера-Гиллебранда, здесь они составили 1 420 тысяч убитых и умерших от ран и 997 тысяч пропавших без вести. При этом надо заметить, что в период с августа по ноябрь 44-го только пропавшими без вести на Востоке было потеряно не менее 300 тысяч человек, так что к концу июля общие безвозвратные потери никак не могли превысить 2 миллиона человек, а в действительности были значительно ниже этой цифры. Не могли же немцы, в самом деле, почти половину личного состава потерять в борьбе с одними только белорусскими партизанами, т. е. почти столько же, сколько потеряли в боях со всеми регулярными соединениями Красной армии! Даже если предположить, что в число 884 472 включены и военнослужащие союзных с Германией армий, а также некоторых полицейских формирований, не учтенных Мюллером-Гиллебрандом, разница окажется слишком велика.

В чем советское партизанское движение было действительно эффективным, так это в борьбе с коллаборационистами. Партизаны уничтожали старост, полицейских, наносили большие потери коллаборационистским военным формированиям. Это устраивало и немцев, которые предпочитали, чтобы с партизанами боролись не немецкие армейские и полицейские части, а полиция и военизированные формирования из местных жителей и советских военнопленных, освобожденных из лагерей. Но, по большому счету, это устраивало и Сталина, хотя в своих приказах он требовал от партизан в первую очередь уничтожать немецких оккупантов. Действия партизан препятствовали формированию многочисленных и боеспособных коллаборационистских соединений и администрации, которые могли бы представлять политическую угрозу Сталину. Конечно, главным препятствием тут была германская оккупационная политика, не предусматривавшая политической самостоятельности народов России, но партизаны также способствовали тому, чтобы на оккупированной территории не появилось никакой альтернативы Сталину. Кроме того, с того момента, как коллаборационисты разуверились в победе Германии (а это произошло уже в конце 1942 года, вскоре после окружения армии Паулюса под Сталинградом), переход на сторону позволил искупить свои грехи перед советской властью. Кое-кому это действительно удалось, а кое-кого впоследствии на всякий случай расстреляли или отправили в ГУЛАГ. По данным И.Г. Старинова, только в Белоруссии к партизанам перешло свыше 26 тысяч полицейских.

На Украине размах партизанского движения был значительно меньше, чем в Белоруссии. Хотя после войны Хрущев утверждал, что к началу 1944 года на Украине действовало более 220 тысяч советских партизан, эта цифра выглядит совершенно фантастической. Ведь к тому времени от немцев было освобождено все Левобережье Днепра, где оперировали наиболее многочисленные партизанские соединения. А еще 5 марта 1943 года Пономаренко в докладе Сталину оценивал общую численность 74 партизанских отрядов на Украине в 12 631 человек. Почти все эти отряды принадлежали к крупным партизанским соединениям Ковпака, Федорова, Наумова и др. Кроме того, как указывал начальник Центрального штаба партизанского движения, имеются сведения, что на Правобережье и в неосвобожденных еще областях Левобережной Украины имеются партизанские резервы и отряды, с которыми утеряна связь, общей численностью свыше 50 тысяч человек. Возможно, эти цифры были преувеличены. Хотя при последующих рейдах соединения Ковпака, Сабурова и других возрастали за счет местных пополнений в 2–3 раза, однако фактически это была мобилизация в полурегулярные формирования, а не массовое просоветское народное движение. В любом случае численность советских партизан на Правобережье не превышала нескольких десятков тысяч человек, будучи в 3–4 раза ниже названной Хрущевым цифры. Как отмечалось в справке, подготовленной 15 февраля 1976 года партархивом Института Истории партии при ЦК КП Украины, там, в отличие от других республик и областей, не имелось вообще никаких специальных учетных карточек ни на 220 тысяч названных Хрущевым, ни на какое-либо меньшее число украинских партизан. Всего же советские партизаны на Украине, если верить отчету Украинского штаба партизанского движения, вывели из строя несколько сот тысяч солдат и офицеров противника, 5 тысяч эшелонов, 2300 мостов, 1500 бронемашин и танков, 211 самолетов, 13 тысяч автомобилей и много иной техники. Несомненно, эти данные столь же недостоверны, как и данные по Белоруссии. Замечу также, что к 1 декабря 1942 года, когда Украинский штаб поддерживал связь только с 57 отрядами в 7823 человека, число уничтоженных партизанами на Украине за 17 месяцев боевых действий немецких солдат и офицеров определялось в 42 088 человек (в том числе 6 генералов), «предателей и полицаев» они истребили 3731 человек, а также уничтожили 49 штабов, 24 самолета и 202 танка бронемашины. Каким образом за последующие 17 месяцев немецкие потери в людях и технике достигли в этом регионе величины в 5–10 раз большей, остается загадкой.

Сравнительное более слабое развитие просоветского партизанского движения на Украине по сравнению с Белоруссией и оккупированными областями РСФСР объясняется рядом факторов. Исторически украинские земли всегда были богаче белорусских, и население здесь жило зажиточнее. По этой причине оно более жестоко пострадало в ходе революции, а позднее – от насильственной коллективизации и вызванного ей голода. Голод на Украине был сильнее, чем в Белоруссии, еще и потому, что сельское хозяйство созданием колхозов было подорвано более основательно. Но к началу Второй мировой войны оно частично восстановилось и, благодаря лучшим климатическим условиям, по-прежнему превосходило по производительности сельское хозяйство Белоруссии. Последней же в ходе войны пришлось снабжать группу армий «Центр» – наиболее многочисленную из всех немецких групп армий на Востоке. Поэтому продовольственные поставки, которые требовали оккупанты, более тяжелым бременем ложились на Белоруссию, а не на Украину, и вызывали здесь особенно сильное недовольство. Кроме того, природные условия Белоруссии, покрытой лесами и болотами, были идеальны для партизанской войны.

Благодаря этому в белорусских лесах осело гораздо больше красноармейцев-окруженцев, чем в украинских степях, что также создало массовую базу для просоветского партизанского движения.

Следует учитывать также, что на Западной Украине наиболее влиятельной среди местных украинцев была Организация Украинских Националистов. Белорусские же националистические организации в Белоруссии никогда не были столь влиятельны, хотя на западе страны, как и на Украине, продолжалось острое противостояние с польским населением. Если в Галиции и на Волыни украинцы в этом противостоянии опирались на ОУН и УПА, то в Западной Белоруссии местные белорусы видели в советских партизанах своих союзников в борьбе с поляками.

В других оккупированных немцами союзных республиках размах партизанского движения был еще меньше, чем на Украине. К 1 апреля 1943 года на всей оккупированной территории насчитывалось 110 889 партизан, главным образом в Белоруссии, на Украине, в Крыму, а также в Смоленской и Орловской областях. В Эстонии в это время действовали 3 диверсионных группы из 46 человек, в Латвии – 13 групп общей численностью в 200 человек и в Литве – 29 групп, насчитывавших 199 человек. Население Прибалтийских государств в подавляющем большинстве не питало никакой симпатии к советскому строю и смотрело на германскую оккупацию как на меньшее зло.

В Прибалтике советские партизаны встречали откровенно враждебное отношение со стороны местного населения и оказались поэтому не в состоянии развернуть активные боевые действия против немцев. 12 ноября 1943 года начальник Политуправления и заместитель начальника Центрального штаба партизанского движения Виктор Никифорович Малин на совещании в Москве требовал помощников начальников штабов Эстонского и Литовского штабов: «По Литве, по Эстонии вы должны дать ответ, почему происходят провалы. А то кадры бросают, как будто большую работу провели. Людей забросили, а раз забросили, люди должны быть сохранены. Почему в других местах обеспечивается так, что послали человека, так с ним обязательно связываются. У вас получается – выбросили людей и все, считается, что выполнили работу. Вы могли через Белоруссию в Литву огромное количество своих связников послать. Латвийские товарищи это использовали. У вас огромные возможности к тому, чтобы расширить связь со всеми. В течение двух с лишних лет это дело у нас плохо идет». Представитель Эстонского партизанского штаба Тельмар посетовал: «Мы в прошлом году организовали посылку таких групп, но многие погибли. Пешком очень трудно».

Малин и его коллеги не хотели прямо признать, что эстонское, литовское, равно как и латвийское население с удовольствием выдавало немцам советских партизан, разведчиков и диверсантов или расправлялось с ними своими силами на месте.

Общее же число участников советского партизанского движения, если предположить, что на остальных территориях действовало примерно столько же партизан, сколько их было на белорусской земле, можно оценить примерно в 0,5–0,6 миллиона человек (только в боевых частях). Это даже меньше, чем численность партизанской армии Тито в Югославии, при том, что численность населения, оставшегося на оккупированной советской территории, как минимум в 2,5 раза превосходило по численности население Югославии. Только красноармейцев-окруженцев, не попавших в немецкий плен, здесь осталось более 900 тысяч. Примерно столько же немцы освободили из лагерей для последующей службы в коллаборационистских формированиях и оккупационных учреждениях. Их численность была значительно больше, чем всей югославской регулярной армии во время войны. Кроме того, на оккупированных территориях остались миллионы лиц призывного возраста, которых не успели призвать в Красную армию. Да и сама оккупированная советская территория по площади в 6–7 раз превышала территорию Югославии. Там было достаточно лесных и горных районов, где партизаны могли укрыться. Немцы и их союзники не имели сил и средств, чтобы контролировать столь обширную территорию. Кроме того, советские партизаны имели возможность непосредственно взаимодействовать с частями Красной армии и поддерживали постоянную связь с Большой землей, откуда регулярно получали вооружение, боеприпасы и средства связи. Тем не менее размах и эффективность советского партизанского движения оказались значительно ниже югославского. Причины этого было две. Во-первых, были допущены крупные ошибки в руководстве партизанским движением. Оно было излишне централизовано и в то же время не обеспечивало должной координации между отдельными партизанскими соединениями. В советском партизанском движении так и не появилось лидеров, сравнимых по популярности, харизматичности и организаторским способностям с теми же Иосипом Броз Тито или Энвером Ходжей. Более того, партийные органы и органы безопасности с подозрением относились к действительно народным партизанским вожакам, видели в них угрозу советской власти, при возможности отзывали их и даже подвергали репрессиям, как мы увидим далее на примере «Бати». Во-вторых, значительная часть населения оккупированных территорий, особенно тех, которые были присоединены к СССР только в 1939–1940 годах, отнюдь не позитивно относилась к советской власти и потому воздерживалась от участия в советских партизанских отрядах и либо рассматривала немецкую оккупацию как меньшее зло и вступала в коллаборационистские формирования, например, в Прибалтике, либо боролась с немцами в составе других формирований, неподконтрольных Москве (Украинская повстанческая армия, Армия Крайова и др.).

По авторитетному же свидетельству И.Г. Старинова, общая численность партизан на всей оккупированной территории Советского Союза не превышала 250 тысяч, а на Украине их максимальная единовременная численность достигала только 47 789 человек. Замечу, что в рядах антисоветской Украинской Повстанческой Армии, действовавшей только на Правобережной Украине, причем главным образом в районах, до 1939 года входивших в состав Польши, насчитывалось вдвое больше бойцов – 90–100 тысяч. Если же учесть, что в рядах советских партизан на Украине было немало бывших красноармейцев – русских, евреев, татар и др., до начала войны к Украине не имевших никакого отношения, станет понятно, что большинство собственно украинского населения больших симпатий к советской власти не питало.

С немецкой стороны численность партизан оценивалась гораздо более скромными цифрами. Э. Миддельдорф пишет: «По ориентировочным подсчетам на Восточном фронте действовало около 100 000 партизан, организационно сведенных в партизанские отряды, управляемые Москвой.

Для борьбы с партизанами немецкое командование выделило примерно 50 000 человек из состава охранных частей, почти полностью укомплектованных личным составом старших возрастов или другими категориями военнослужащих, не подготовленных к ведению борьбы с партизанами». Только в Крыму к концу 1941 года, согласно немецкой оценке, действовало около 8 тыс. партизан.

Строго говоря, немецкие цифры не противоречат тем, которые приводятся в советских источниках. Дело в том, что немецкое командование учитывало в основном активно действовавшие партизанские отряды, нападавшие на немецкие тыловые учреждения и гарнизоны. Многие же партизаны на практике боролись главным образом с местной полицией и коллаборационистскими формированиями. Кстати, к выделенным против партизан 50 тыс. немецких солдат надо прибавить значительно большое количество бойцов коллаборационистских формирований, задействованных в борьбе с партизанами, а также солдат союзных с Германией армий, которые считались недостаточно боеспособными для борьбы на фронте с Красной армией. Так, в 1943 году борьбой против партизан в полосе группы армий «Центр» было занято около 100 тыс. немцев и их союзников, включая коллаборационистов. Кроме того, в прифронтовой полосе при проведении крупных карательных операций против партизан дополнительно бросались одна-две дивизии регулярных войск, а не ограниченно годных тыловиков. В отличие от И.Г. Старинова, германский генерал полагал, что «русское главное командование умело мастерски организовать партизанскую борьбу и максимально использовать ее в своих интересах при минимальной затрате средств».

Интересны инструкции, которые Центральный штаб партизанского движения рассылал советским партизанам. Например, такая: «Охота на немца напоминает охоту на тетеревов. К тетереву надо подкрасться, пока он поет, и сидеть притаившись, когда он замолкает. Тот же метод пригоден и для охоты на немецкого часового. Вооружившись топором, подкрадись к нему в темноте. Если он прогуливается взад и вперед или оглядывается вокруг, стой и не шевелись. Если он стоит задумавшись, постарайся как можно ближе к нему подкрасться. Когда подкрался достаточно близко, внезапно изо всей силы нанеси топором удар по голове. Сделать это надо так быстро, чтобы он не успел вскрикнуть».

Коллаборационистов среди военнопленных и жителей оккупированных территорий, замечу, было гораздо больше, чем партизан и подпольщиков. Только в вермахте и военных и полицейских формированиях СС и СД служило, по разным оценкам, от 1 до 1,5 миллиона бывших советских граждан. Кроме того, по несколько сот тысяч человек состояло, соответственно, в местной вспомогательной полиции и крестьянских отрядах самообороны, с одной стороны, и работало старостами, бургомистрами и членами местных управ, а также врачами и учителями в открытых немцами школах и больницах, с другой стороны. Правда, трудно сказать, насколько можно считать коллаборационистами тех, кому приходилось работать в оккупационных учреждениях, чтобы элементарно не умереть с голоду. Многие старосты и полицейские, подчеркну, изначально сотрудничали с партизанами, а десятки тысяч бойцов вооруженных коллаборационистских формирований после Сталинграда начали вливаться в партизанские отряды.

Тем не менее, по данным И.Г. Старинова, к 1 января 1943 года немцы и их союзники оккупировали около 1 миллиона квадратных километров советской территории, на которой осталось не менее 50 миллионов советских граждан, в том числе не менее 2 млн человек призывного возраста. В это время в партизанских формированиях было менее 150 тысяч человек и более 500 тысяч работали на эксплуатируемых оккупантами железных дорогах. При этом «свыше 300 тысяч человек могли бы стать партизанами, но не было оружия. На полях сражений все уже было убрано. Добывать оружие и боеприпасы партизанам стоило, как говорят, “себе дороже”. Нападения на штабы и гарнизоны, как правило, быстро истощали запасы боеприпасов, трофеи были не всегда».

При этом в 1943 году уже почти все партизанские отряды находились под контролем Центрального штаба партизанского движения и Ставки. Если летом 1942 года только 30 процентов партизанских отрядов поддерживало регулярную радиосвязь с Большой землей, то к осени 1943 года их доля возросла до 94 процентов.

К 1 января 1944 года безвозвратные потери партизан по отдельным республикам и областям (без Украины) составили: Карело-Финская ССР – 752 убитых и 548 пропавших без вести, а всего 1300 (из этого числа лишь у 1086 были известны фамилии и адреса родных); Ленинградская область – 2954, 1372, 4326 (1439); Эстония – 19, 8, 27; Латвия – 56, 50, 106 (12); Литва – 101, 4, 105 (14); Калининская область – 742, 141, 883 (681); Белоруссия – 7814, 513, 8327 (389); Смоленская область – 2618, 1822, 4400 (2646); Орловская область – 3627, 3361, 7038 (1497); Краснодарский край – 1077, 335, 1412 (538); Крымская АССР – 1076, 526, 1602 (176); всего – 20 886, 8680, 29 566 (8487). Эти цифры наверняка неполны, но они достаточно хорошо иллюстрируют сравнительную интенсивность боевой деятельности партизан в различных регионах. К этому надо добавить, что в оставшиеся до конца партизанского движения 7 месяцев советские партизаны понесли наибольшие потери. Это было связано с предпринятыми против них крупномасштабными карательными операциями с участием армейских соединений. Только в Белоруссии партизаны в эти последние месяцы потеряли 30 181 убитых, пропавших без вести и пленных, т. е. почти вчетверо больше, чем за предшествовавшие два с половиной года войны. Общие же безвозвратные потери советских партизан до конца войны, включая и тех, кто действовал на Украине, можно оценить как минимум в 100 тысяч человек.

Любопытно, что в Молдавии партизанское движение в целом было более интенсивным, чем в Прибалтике. Только партизанские отряды здесь состояли в основном не из местных уроженцев. С начала войны и вплоть до июля 44-го в нем участвовало 2892 человека, в том числе 769 русских, 1443 украинца, 460 белорусов и только 7 этнических молдаван. Коренное население Бессарабии явно рассматривало возвращение в лоно Румынии как благо по сравнению с советской оккупацией, предоставив возможность партизанить против немцев красноармейцам-окруженцам и присланным сюда советским и партийным работникам. А известная песня про «смуглянку-молдаванку», собирающую молдаванский партизанский отряд, – не более чем поэтический образ, ничего общего не имеющий с действительностью. Справедливости ради добавлю, что текст песни был написан в 1940 году, еще до начала Великой Отечественной войны. В Прибалтике же ни окруженцев, ни советских работников после прихода немцев почти не осталось. В значительной мере они были либо уничтожены, либо пленены литовскими, латышскими и эстонскими партизанами-националистами.

Очень часто то, что цифры неприятельских потерь, приводимые в партизанских донесениях, абсолютно фантастичны, видно невооруженным глазом. Так, 11 сентября 1943 года по приказу подпольного Могилевского обкома одновременно атаковали 10 немецких гарнизонов в Белыничском районе. Вот что докладывали партизанские командиры о бое с самым крупным гарнизоном, расположенным в райцентре: «В Белыничах после 3,5-часового ожесточенного боя, доходившего до рукопашных схваток, гарнизон противника (состоявший из батальона РОА и 60 полицейских. – Б.С.) разгромлен. Главную тяжесть боя приняли на себя батальоны 208 полка, во взаимодействии с ними участвовали 600 и 760 партизанские отряды и отряд майора Шестакова. В итоге боя убито свыше 200 и до 200 ранено солдат и офицеров противника. Взяты трофеи: ручных пулеметов – 2, минометов 50 мм – 2, винтовок – 68, автоматов – 4, наганов и пистолетов –8, ручных гранат – 25… Взята документация Белыничской комендатуры. Свои потери: 3 убитых, 30 раненых».

Воля ваша, но здесь что-то не так. Даже если партизаны застигли противника врасплох, очевидно, что власовцы и полицейские сумели все же организовать оборону, поскольку ожесточенный бой длился три с половиной часа. Но тогда совершенно невероятно, чтобы на каждого убитого партизана приходилось по 70 солдат и офицеров противника. Непонятно также, каким образом партизаны посчитали число раненых полицейских и власовцев, и почему в партизанских рядах раненых было в десять раз больше, чем убитых, если обычно на одного убитого приходится не более 3–4 раненых. Скорее всего, партизанские потери в несколько раз занижены, а потери прогерманских формирований, наоборот, в несколько раз завышены. И Старинов в мемуарах признавал: «В минувшей войне было несколько нападений на штабы и гарнизоны, когда партизаны несли тяжелые потери, но в сводках потери немцев были преувеличены в сотни раз и более, а потери партизан скрыты».

Не лучше обстояло дело и с учетом партизанами немецких потерь в боевой технике. После войны Пономаренко утверждал: «На основании донесений партизан и документов противника можно сделать вывод, что партизаны за время войны на всей оккупированной территории путем обстрела, диверсий и нападений на аэродромы противника уничтожили 790 самолетов. Число уничтоженных партизанами и подпольными организациями самолетов в результате диверсий на железнодорожном транспорте и погибших при крушениях близко к 350 самолетам. Таким образом, всего уничтожено партизанами и подпольными организациями 1140 самолетов противника».