Текст книги "Фронт за линией фронта. Партизанская война 1939–1945 гг."

Отчет о переговорах, проведенных 25 ноября 1943 г. между представителями партизанской бригады им. Гастелло, с одной стороны, и представителями командования польскими партизанами бригады полковника Лупешко – с другой

Переговоры проводили парламентеры бригады Волостных и Монахов при переводчике Бобрович с капитаном Богуном, заместителем полковника Лупешко, в связи с отсутствием последнего в районе переговоров.

Встреча парламентеров была проведена с соблюдением всех воинских почестей, причем было совершенно ясно, что это не бутафорская встреча, а является результатом высокой воинской дисциплины той части, где происходили переговоры…

На мой вопрос, что же заставило их открыть вооруженную борьбу с советскими партизанами, мне был дан ответ, что по существу не они первые начали вооруженную борьбу, а советские партизаны бригады Маркова, разоружив их под Нарочем и уничтожив командный состав, не соблюдая офицерской чести советского командира. Пригласив командный состав на совещание и обещая им неприкосновенность, все же расстреляли. Мы, говорят они, не видели причин к тому, чтобы нас разоружить. И если даже это было сделано по инициативе бригады Маркова, то все же можно было бы при наличии вины расстрелянных перед советскими партизанами устроить суд и наказать виновных. Это было бы честно, но не так поступать, как было сделано.

Об этом факте тотчас же стало известно в Лондоне, после чего мы получили разрешение центра вести вооруженную борьбу с советскими партизанами до выяснения, было ли это сделано по инициативе только одного Маркова, или это было сделано по распоряжению Москвы. Я ответил, что, по-видимому, это было сделано по инициативе только Маркова, так как приказа Москвы об открытии вооруженных действий против польских партизан мы не имеем и на сегодняшний день.

Я просил их не рассматривать события у озера Нарочь выше общих интересов борьбы с общим врагом – Гитлером, на что получил ответ: «Нам очень неприятно стрелять в советских партизан, так как они, как и польский народ, являются славянским народом, потерпевшим народом от нашего общего врага – немцев. Печальные события у Нароча мы не ставили выше наших общих интересов в борьбе против немцев. Нет, но это затормозило массовое развитие польского партизанского движения. Если мы сумели разбить гарнизоны, когда нас было только 250 человек, то, не случись бы этого события, мы быстро могли бы вырасти и сделали бы безусловно больше и ни одного гарнизона до Вильно не было бы. Эти события заставили нас сократить наши операции против немцев, так как в вашем лице мы стали иметь также противников, к тому же действующих на одинаковых тактических основаниях с нами, а следовательно наиболее опасных. Это заставило нас распылять свои силы на самосохранение от немцев, полиции и главное – советских партизан. Мы имеем, конечно, рост своих рядов не только в подпольных организациях, но и в рядах вооруженных партизан. На днях мы ожидаем пополнения до 200 человек из Вильно, а также из глубины Польши должны подойти две польских партизанских бригады, потому что немец крайне свирепо расправляется с польским населением, а нам трудно законспирировать всех членов наших отрядов, постольку, поскольку мы вынуждены, так как наши семьи живут на территории, оккупированной немцами и ими контролируемой, и, если мы договоримся о прекращении вооруженной борьбы между собой, которая, к слову сказать, совершенно бессмысленна и над которой смеются немцы (приведя пример: когда они расположились на дневку в треугольнике Добровляны, Михалишки, Свирь и о них узнали немцы, то последние, смеясь, говорили: «Можем сегодня спать спокойно, сюда уж не придут советские партизаны, а если придут, то поляки им жару дадут»), то мы можем объединенными усилиями разбить, например, гарнизон Старая Рудня, самый активный гарнизон, который и вам и нам мешает.

Отдавая приказ о прекращении вооруженной борьбы против групп советских партизан, я должен, говорит господин капитан, удовлетворить обиженную честь польского солдата. Я понимаю, что вопрос о возвращении оружия, забранного у нас Марковым, очень трудный и его совсем не поднимаю и не настаиваю на этом. Я только хочу, чтобы это было сделано символически. Пусть вернут не 11 пулеметов, а хотя бы 2–3, не 200 винтовок и автоматов, а несколько штук, чтобы с духовной стороны гордость польского солдата была восстановлена.

Я на это от имени комбрига Манохина имел соответствующие указания и заверил, что символически оружие будет возвращено и честь польского солдата удовлетворена.

Непременным условием прекращения вооруженной борьбы ставят прекращение со стороны советских партизан случаев мародерства и борьбу с мародерством внутри партизанских отрядов. Я на это ответил, что борьба с мародерством внутри партизанских отрядов ведется вплоть до расстрела, доказательством чего является могила около Працуб, где были расстреляны 2 партизана за факт непартизанского поведения. Мне было заявлено, что об этом частном случае им известно.

Я поднял вопрос, что мы будем понимать под мародерством. Партизаны берут хлеб, мясо, обувь, теплую одежду и другие вещи, необходимые для партизан, будете ли вы считать также это мародерством?

Нет, ни в коем случае!

Все это необходимо партизанам, но зачем брать золото, часы, детские вещи, шелковые блузки и другое. Приведя пример, что у одного убитого было обнаружено 5 часов, у другого – 4 шерстяных свитера. В другом случае детские ботинки и другие, совершенно ненужные партизанам вещи.

Зачем страшить население оружием, требовать от него то, чего у него нет. Мы платим за все, что берем у населения, наличными деньгами, постольку, поскольку мы имеем на то кредит. Вы же не имеете возможности платить, то можете давать хотя бы расписки, которые служили бы оправдательным документом перед немцами при требовании с них поставок, так как немцы все же принимают это во внимание.

Зачем убивать людей ни в чем не повинных. Приводит пример убийства 60-летнего старика в селе Н. и там же изнасилования 17-летней девушки 20 партизанами, после чего также убили только за то, что в их районе они подверглись обстрелу со стороны польских партизан.

Мы не возражаем, если Вы расстреляете человека, виновного в работе на немца, но это должно быть установлено и сделано после суда в присутствии населения, а то часто получается, что таким образом сводятся личные счеты между отдельными лицами.

Мы также уничтожаем поляков, продавших интересы народа и работающих на немцев, приведя ряд примеров, но мы не делаем зла русским людям, хотя знаем, что они были комсомольцами, советскими работниками, но не делают ничего сейчас на немцев…

Господин Богун спросил меня, как ему сообщить в центр, от имени кого ведутся переговоры, только ли от одной партизанской бригады или от имени всех советских партизан.

Я ответил, что комбриг Манохин взял на себя инициативу ведения переговоров от имени всех советских партизан, действующих в этих районах.

О том, что сегодня начались переговоры, сказал я, знает шеф Манохина. При этом второй член миссии товарищ Монахов, дополняя меня, допустил опрометчивость и, конкретизируя меня, сказал о том, что об этом в 10 часов поставлена в известность Москва, хотя перед выездом на переговоры мы были предупреждены об обязательном исключении из употребления слов «Москва» и «Центр».

После этого мне был задан вопрос, санкционирует ли Москва ведение переговоров от имени всех советских партизан, на что я ответил утвердительно, не находя другого выхода, тем более, что переговоры преследовали явную цель – прекращение военных действий между польскими и советскими партизанами и о взаимодействии против общего врага – Гитлера.

В таком случае мы, говорит господин Богун, должны запросить санкций нашего центра на ведение окончательных переговоров, имеющих быть по приезде полковника Лупешко.

Постольку, поскольку ни по одному поднятому вопросу не было расхождений, то было заключено джентльменское соглашение о том, что он, т. е. Богун, до вторичных переговоров, во-первых, во избежание возможных столкновений, так как не все наши отряды предупреждены о переговорах, отводит свои отделы из района, ныне им занимаемого, за реку Вилию в район Галюп, во-вторых, отдает приказ не открывать огня первому, не вступать, таким образом, в бой, если со стороны советских партизан будет это также соблюдено. В противном случае договор считается нарушенным…

Переговоры проходили в духе взаимного понимания. После официальной части он просил нас быть его гостями. Были исполнены наши партизанские песни и с их стороны то же самое. Ужин прошел в непринужденной обстановке. Ночевали в помещении штаба. Были приняты все меры, чтобы в пути не произошло ни одного недоразумения, и в силу этого очень просили меня выезжать с рассветом. В мое распоряжение был выделен взвод, который, проводив меня 8 километров, был мною отпущен. Проводы были по всей воинской форме. Во время частных разговоров, проходивших также в дружеской обстановке, мне было совершенно доверительно сообщено, что они собираются произвести операцию против гарнизона Свирь, а также операцию против оружейного склада и мастерской в районе Ошмян.

Предлагали произвести обмен людьми. Поляков, которые есть у нас, чтобы перешли к польским партизанам, а русские и украинцы перейдут к советским партизанам. Я ответил, что, по-моему, подобный обмен совершенно не нужен, если мы будем вместе бороться против нашего общего врага – Гитлера.

Б. Волостных.

26/XI – 43 г.

(РГАСПИ, ф. 625, оп. 1, д. 67, л. 278–282).

Командиру бригады Гастелло капитану Манохину

От начальника Особого отдела Фернандеса

30.XI.43…

Население около 70 % симпатизирует легионерам. Причина: поляки платят населению марки за взятые вещи и продукты. Вооружение слабее, чем наше, а также есть у них собаки (РГАСПИ, ф. 625, оп. 1, д. 67, л. 270).

Отчет о переговорах с представителями Виленского центра, руководящими на территории БССР т. н. польскими партизанами

Переговоры состоялись 14 декабря 1943 г. в деревне Сыроватки. Со стороны советских партизан в переговорах принимали участие т.т. Манохин, Машеров, Волостных, Хосе Фернандес, Монахов, при переводчике Микуле.

Со стороны польских партизан – полковник (далее – пропуск в тексте, возможно, речь идет о полковнике Лупашко или о полковнике Бартоше, от имени руководства польских партизан Виленской области приглашавшего Манохина к продолжению переговоров. – Б.С.), майор Богун (настоящее имя Мечислав Козловский, командир 4-го плютона (отделения) Виленского центра АК, юрист по образованию, владелец 400 га земли в Ошмянском районе. – Б. С.), поручик – адъютант, командир взвода, прилетевший из Лондона…

Господин полковник сказал, что им было очень обидно читать открытое письмо (выпущенное Манохиным 17 ноября 1943 г. «Открытое письмо к командованию так называемых польских легионеров, оперирующих на территории Вилейской области БССР», где польскому руководству предлагалось начать переговоры с советскими партизанами; одновременно легионеры обвинялись в сотрудничестве с немцами. – Б.С.) в силу несправедливого обвинения в том, что они, т. е. польские партизаны, являются агентами гестапо, и заявил, что они борются с немцами с 1939 г., борются все, от мала до велика, по всей территории Польши, что можно найти на службе у немцев с оружием в руках и литовцев, и латышей, и эстонцев, и, извините, русских солдат, но Вы не найдете поляков.

Ни один поляк, за исключением некоторых, конечно, сволочей, не думает договориться с немцами. Мы не можем им простить тех слез и страданий нашего народа и крови, пролитой нами в борьбе с немцами.

Ежедневно десятки, сотни наших людей падают в борьбе с немцами. Приводя пример этому, мы просили бы опровержения в Вашей печати этого открытого письма.

Комбриг Манохин сказал, что он, безусловно, теперь не напишет подобного письма, но обстоятельства заставили так думать. Я был убежден, что истинно польские партизаны войны с советскими партизанами не ведут, а используют свое оружие против общего врага. В данном же случае в течение короткого времени имеем 11 человек убитых и 7 раненых со стороны советских партизан от огня так называемых польских партизан, причем ни разу инициатива огня не исходила от партизан советских…

Напечатать опровержение, безусловно, не могу. Мне никто не может поверить. Самое лучшее, если Вы своими действиями покажете ложность того, и в своей печати можете сказать, что Манохин был не прав, подтвердив это фактами – своими активными действиями против немцев. Я очень рад, господа, видеть в Вашем лице истинных польских партизан и, если это так, даю честное слово, – больше подобных писем, конечно, написано не будет.

После объяснения по этому вопросу приступили к обсуждению вопроса о нарочанском разоружении.

Господин полковник сделал вопрос о том, что послужило поводом к тому событию и было ли это сделано только по инициативе товарища Маркова или же с разрешения Москвы. Товарищ Манохин отвечает, что руководство польских партизан в лице Кмитица заняло явную антисоветскую позицию, сказавшуюся в распространении среди партизан подпольных польских газет «Неподлеглость», в которой было, например, написано, что Гитлер и Сталин являются в равной мере врагами Польши. Дуниловичская полиция за несколько дней до перехода к польским легионерам активизировала свою деятельность по отношению к людям, ранее выбранным в советские органы власти. Перестали информировать о литовских засадах на партизанских коммуникациях и некоторые другие факты, которые дали совершенно правильное основание товарищу Маркову принять решение об обезоруживании ими польского отряда и привлечении руководства Кмитица к ответственности.

Так бы, безусловно, сделал каждый офицер – командир партизан…

ВЫВОДЫ

…4. Учитывая значительный авторитет, которым пользуются польские партизаны среди местного населения западных районов области – необходимо нам с железной твердостью изменить свое поведение среди местного населения, решительно пресечь поголовное пьянство, мародерство среди наших партизан и нанести этим самым удар по авторитету польских партизан среди значительной части католиков; так сказать, в корректном и умелом подходе к населению.

5. Усилить работу нашей партизанской пропаганды, печати, воспитывая население в духе окончательного и бесповоротного пребывания западных областей БССР в СССР.

6. По отношению к легионерам и их командованию вести внешне дружественную политику и наряду с этим готовить по полякам такой удар, который ликвидировал бы не только их вооруженные силы, но и корни глубокого подполья, помня урок у «Нароча», где только «попугали» белополяков, а их организация сохранилась.

7. Без открытых фактов АС (антисоветской. – Б.С.) деятельности поляков, при их активных действиях против немцев – считать политически неправильным, исходя из обстановки здесь – вооруженные выступления нас против «польских партизан». Убирать террором их «головку».

Командир бригады – Манохин

Комиссар бригады – Машеров

(РГАСПИ, ф. 625, оп. 1, д. 67, л. 284–288).

Начальнику в/ч 00125 генерал-лейтенанту тов. Пономаренко

Направляя некоторые документы о белополяках, одновременно выражаю мое мнение по этому вопросу. Операция по разоружению поляков под Нарочем была преждевременна, не продумана и санкционирована Вами в результате адресованной в штаб в/ч 00125 неправильной информации.

Рекомендуя себя за знатока польского вопроса, тов. Марков переоценил свои знания. Он думал, что группа Кмитица под Нарочью это весь актив белополяков в Вилейщине. Оказалось не так. В результате была разоружена группа в 300 белополяков, но сама организация, ее подполье, тогда не так еще законспирированные, – остались невредимыми.

Вскоре белополяки оправились от полученного ими удара под Нарочью, но стали осторожнее, хитрее и поэтому сильнее.

Возможность ликвидировать банду Кмитица и «Озоновское» (аббревиатура OZN – союз вооруженной борьбы. – Б.С.) подполье в Вильно и на периферии – выскользнула из наших рук.

Почти демонстративный расстрел 80 поляков под Нарочем и возмутительное мародерство и грабеж, сопровождавшие процедуру разоружения, – насторожили часть белорусов-католиков, отпугнули от нас. Главари же виленского центра всеми мерами рекламируют «грязные подштанники» Нароча.

Не могу получить от Вас ответа по рации – как быть? Пока нас поляки не бьют, но и не уходят за пределы области. Гнать их силой оружия или вытеснять «мирным путем»? Лучше было бы гнать их оружием, но они хитры и, очевидно, предусматривая это, активизируют свои действия против немцев. Разбили гарнизон в Солах 18 января 44 и «Жодишек», напали на немцев, убили и ранили более 25 солдат и офицеров, захватили одно орудие и автомашину. В конце декабря 43 убили заместителя начальника шефа литовской полиции в Свири.

Здесь мнения самые разноречивые. В том, что поляков надо гнать – все едины, а в вопросах как – разброд. Очень бы хотелось иметь Ваши принципиальные соображения по этому вопросу.

Командир партизанской бригады им Гастелло

Капитан Манохин

20 января 1944 г.

(РГАСПИ, ф. 625, оп. 1, д. 67, л. 260).

Доклад П.К. Пономаренко «Польские реакционные подпольные организации на оккупированной территории Белоруссии». Июль 1944 г

(…) Состоявшись в установленное время – 25.I. 44, они (переговоры. – Б.С.) не привели к желаемым результатам в силу чрезмерных требований и неумеренной амбиции легионеров, посчитавших себя хозяевами на территории Виленского воеводства. Вскоре после этого, поскольку враждебные действия по отношению к советским партизанам не прекращались, было принято решение о разоружении соединения Лопашко. Предпринятая в этом разрезе операция окончилась неудачно. Соединение Лопашко, к этому времени рассредоточенное по нескольким населенным пунктам, сумело уйти за реку Вилию, избежав окружения. 26.3. 44 оно вновь появилось в Свирском районе в составе 6 плютонов, общей численностью до 400 человек, имея на вооружении винтовки, 10 пулеметов, 15 автоматов и проч. 28.3. 44 в этот же район к реке Вилия со стороны Ошмяны подошло соединение «Щербца» (член Крестьянской партии, левое крыло, признал власть Лондона после уничтожения легиона «Кмитица») – около 350 легионеров. Последние преследовали цели: мобилизовать население в свои ряды, активизировать националистические местные группы. Установив, что для борьбы с ними выслано несколько партизанских отрядов, легионеры ушли, заявив местным жителям, что от лондонского польского правительства получен приказ: не воевать с советскими партизанами…

Когда части последней (Красной армии. – Б.С.) заняли Молодечно и стало очевидным скорое освобождение г. Вильно, легионеры начали, по приказу из «Центра», активные действия и против немцев, поскольку к этому времени в Вильно немецких воинских частей почти не было, комендант Виленского округа АК «Вилк» бросил на штурм города до 20 000 легионеров. Вопреки расчетам «Вилка», легионеры встретились с упорным сопротивлением, подавленным лишь с подходом передовых частей Красной армии, спасших легионеров от разгрома. Это обстоятельство, конечно, послужило для «Вилка» отличнейшим поводом для серии воззваний, специальных приказов на тему о взятии Вильно легионерами (роль которых сильно преувеличивалась) совместно с частями Красной армии…

С 18.7. 44 по решению командования фронтом началась операция по разоружению легионеров. За первые трое суток ее добровольно сложили оружие до 15 000 легионеров, «Волк» и его штаб были арестованы. Основные силы легионеров, руководимые офицерским составом, укрылись в лесах под Вильно или переоделись в гражданское, сохранив оружие на территории Ошмянского района…

Следует отметить, что сразу же по приходе Красной армии легионеры (находившиеся до 18.7. на легальном положении) приступили к террористической деятельности. Только в Омшянах за первые десять дней убиты были из-за угла 1 майор, 1 капитан, 6 бойцов и сержантов Красной армии (РГАСПИ, ф. 625, оп. 1, д. 67, лл. 93–97).

А вот как эти события видятся с польской стороны. Рассказывает вдова майора Лупашко Лидия Эберле, урожденная Львова, русская эмигрантка, приехавшая в Польшу после 1917 года:

«Я ведь была харцеркой (польским скаутом), у меня были польские товарищи. Я пропиталась историей Польши! Пилсудского мы на Виленщине просто обожали…»

Сначала она попала в первый на Виленщине партизанский отряд Кмитица. Когда советские партизаны обманом разоружили и расстреляли несколько десятков бойцов Кмитица, а отряду навязали нового командира, Лидия Львова, как и многие другие, перешли к Лупашко – легендарному майору Зигмунту Шендзеляжу. И до конца была связана с 5-й Виленской «бригадой смерти» и ее командиром.

В качестве санитарки Ляля принимала участие в боях с немцами и советскими партизанами. Когда Лупашко распустил отряд и с горсткой партизан перешел линию Керзона в направлении окрестностей Белостока, Ляля была с ним. Послевоенные годы запомнились ей как борьба за выживание, налеты на кооперативы и гминные правления, чтобы раздобыть денег на легализацию людей из АК. И возрастающее ощущение безнадежности.

Ее взяли вместе с Лупашко в июне 1948 года. После процесса майор Шендзеляж был убит выстрелом в затылок в тюрьме на Раковецкой (процесс «Мобилизационного центра Виленского округа АК», в 1945 году передислоцировавшегося в Белосток, а затем в Поморье, прошел в Варшаве в октябре 1950 года. Во главе центра стоял кадровый офицер генерал Кжижановский (кличка «Волк»). На процессе Шендзеляж (Лупашко) и бывший комендант сектора «А», включавшего в себя Вильно, Антоний Олехнович были приговорены к смертной казни. – Б.С.) Она вышла из нее, как и многие другие, в 1956 году…

«Но для моих товарищей из АК того, что произошло в моей жизни за последние несколько десятков лет, как будто не существует, – улыбается Лидия Эберле, – для них я остаюсь женой Лупашко… Вне всякого сомнения, я русская! Я родилась в русской семье, я православная. Этого изменить нельзя».

(Майя Нарбут. Последние «белые» русские // Новая Польша, Варшава, 2002, № 5. С. 23–24.)