Текст книги "Александровский cад"

Глава 19

В жилконтору дома № 4 по Варсонофьевскому переулку заглянул человек в промокшем пальто. Он снял шляпу, повесил ее на гвоздь и, ничего не говоря, сел на стул напротив удивленного управдома. Герман Степанович Варфоломеев (а это был именно он) стряхнул воду с плеч и устало заметил:

– Погодка-то нынче, а?

Управдом поправил очки и вновь удивленно посмотрел на посетителя. Варфоломеев залез во внутренний карман пиджака, извлек какое-то удостоверение с гербом и сунул под нос управдому:

– КУБ! Контрольно-учетное бюро. Направлен провести учет отоваренных продовольственных карточек за этот квартал среди жильцов вашего дома.

Управдом снял бухгалтерские нарукавники и удивленно воскликнул:

– Так ведь на прошлой неделе приходили!

Варфоломеев, не моргнув глазом, ответил:

– К вам приходили, да к нам не дошли. Инспектор попал под бомбежку вместе с документами.

Управдом печально покачал головой, изображая искреннее соболезнование:

– Ой-ой-ой!..

Но Герман Степанович строго оборвал:

– Вы не вздыхайте. Вы домовую книгу давайте.

Управдом еще больше погрустнел и протянул Варфоломееву засаленную канцелярскую тетрадь. Герман Степанович начал внимательно перелистывать страницы:

– Так-так-так… Сразу наблюдается непорядочек…

Дверь открыла немолодая женщина интеллигентного вида. Управдом с порога начал строгие наставления:

– Что ж вы, гражданка Климова, подводите нас? Карточки умершего мужа отоварили, а в домоуправлении об этом не отчитались. Это серьезное нарушение. Вот, товарищ из комиссии возмущается.

Варфоломеев важно кивнул и проследовал в прихожую. Климова развела руками:

– Вы же знаете, какое горе нас постигло.

Варфоломеев оборвал женщину:

– Знаем, знаем! – Его глаза забегали по полкам и шкафам. – Давайте пройдем куда-нибудь, где можно сесть, мне надо все записать.

– Конечно, конечно. Туда, пожалуйста, – покорно согласилась Климова, указывая в сторону гостиной.

Проходя по коридору, Герман Степанович увидел на кухне женщину в добротном плаще. Это была Анна. На мгновение они пересеклись взглядами, и по лицу англичанки пробежала тень воспоминания.

Войдя в гостиную, Герман Степанович огляделся, и его цепкий взгляд тут же упал на книжные стеллажи.

– Хорошая библиотека у вас, – мимоходом заметил он. – Наверное, всю жизнь собирали?

– Что вы! – вздохнула Климова. – Это от прежних хозяев осталось. От тех, что до революции тут проживали. Мы с мужем так любили вместе все это читать…

Женщина всхлипнула и вышла из комнаты.

Варфоломеев остался в комнате один. Сделав для виду запись в блокноте, он подошел на цыпочках к двери и прислушался. На кухне Климова о чем-то оживленно разговаривала с Анной. Неожиданно разговор прервался, Герман Степанович быстро вернулся за стол. Климова вошла в гостиную и, взяв с книжной полки какой-то древний фолиант, бросила на ходу:

– Я сейчас, только отпущу человека.

Однако Варфоломеев, увидев второй том Карамзина, неожиданно отложил сверку карточек, вскочил из-за стола и преградил дорогу хозяйке. Женщина удивленно остановилась.

– Ну, вот и все, – потирая руки, пробормотал он. – В следующий раз не забудьте отметиться, а то сами знаете – непорядок.

– Да-да, конечно, – кивнула Климова и попыталась обойти назойливого посетителя. Но тот и не думал ее пропускать. Варфоломеев неожиданно схватил вдову за руку и затараторил без остановки:

– А я тоже в некотором роде книголюб. Собиратель, да-с. Давайте-ка я у вас что-нибудь приобрету. Вам ведь деньги-то теперь нужны? Я вам хорошую цену дам. Ну, вот, например…

Варфоломеев повернулся к стеллажам и сделал вид, что выбирает книгу. Но неожиданно выхватив из рук Климовой фолиант, начал невероятно быстро его пролистывать.

– Вот хотя бы эту! – небрежно сказал Герман Степанович.

Хозяйка, ничего не понимая, смотрела на удивительного старика, который очень внимательно рассматривал некое подобие карты на форзаце старинного тома.

Наконец Варфоломеев взглянул на Климову из-под очков и гордо заявил:

– Я дам вам за нее тысячу рублей.

Пришедшая в себя от внезапного натиска хозяйка попыталась взять книгу обратно, но Варфоломеев ее не отпускал:

– А если две тысячи?

– Простите, но эту книгу я уже обещала, – ответила она и покосилась в сторону кухни.

Герман Степанович удивленно вскинул брови:

– Кому?!

Климова замялась:

– Какая вам разница?

Варфоломеев хотел продолжить торг, но присутствие управдома, который все это время сидел в прихожей и видел все происходящее через открытую дверь, его остановило:

– Что ж, дело ваше, – равнодушно произнес он и стал собираться.

Уставший все это время молчать управдом решил успокоить Германа.

– Далась вам эта книжка! – простодушно воскликнул он. – Я вам, если надо, пуд таких натаскаю. Когда топить перестали, мы ими буржуйки растапливали.

Герман Степанович остался равнодушен к словам управдома. Застегивая портфель, он неотрывно смотрел в зеркало, висящее у двери. Он видел, как Климова протянула книгу Анне, и та, поблагодарив, вышла из квартиры.

– Вот когда в пятой квартире… – продолжил управдом.

Но Варфоломеев так и не узнал, что случилось в пятой квартире. Он заспешил в прихожую и, не прощаясь с хозяйкой, засеменил вниз по лестнице.

Англичанку Варфоломеев нагнал только на Рождественке. Она очень спешила, сжимая под мышкой книгу. Герман не отставал. Погоня завершилась у дверей «Метрополя». Анна проскользнула в холл гостиницы, а Варфоломеев был вынужден остановиться у витрины, в которой отражался Малый театр. Немного подождав, Герман Степанович подошел к швейцару и как бы между прочим заметил:

– Ух, хороша чертовка! Скажи-ка, любезный, вот эта дамочка из постояльцев или как?

Пожилой швейцар осмотрел Германа с ног до головы и с презрением ответил:

– Хороша, да не про твою честь!

Варфоломеев усмехнулся и достал из кармана сторублевку.

Выражение лица стража гостиничных ворот тут же изменилось. Его глаза забегали, и он вкрадчиво произнес:

– Так вы дамочкой интересуетесь?

Наступила неловкая пауза. Герман Степанович не стал затягивать этот спектакль и незаметно сунул швейцару купюру.

– Дамочка – заграничная, почитай уж недели две как вселилась.

Герман зашуршал новой бумажкой.

– Из англичанов, кажись, – тут же среагировал швейцар, – двадцатый люкс на третьем этаже…

Варфоломеев развернулся, но, уходя, услышал за спиной:

– Не поздновато за такой кралей ухлестывать?

Он остановился, улыбнулся и протянул для прощания руку. А когда рука швейцара коснулась его ладони, сжал ее так, что тот присел и скорчился от боли.

– У нас еще все впереди, – мягко сказал Герман Степанович, брезгливо вытер свою ладонь о швейцарскую ливрею и направился к телефонной будке.

Глава 20

Часы пробили половину двенадцатого, но Алексей не ложился. Он сидел за столом и чертил схемы, которые обычно помогали ему решать самые сложные задачи. Но в этот раз ничего не складывалось. Казарин-старший налил чай в две кружки и сел напротив сына.

– Что, не получается?

Алексей потянулся, разгибая затекшую от долгого сидения спину.

– Ничего, – зевнув, ответил он и снова взялся за карандаш. – Вот смотри: адреса вдоль маршрута Сталина, что были на записке, тут, тут… и тут.

Алексей отметил на своей схеме какие-то точки и обвел их синим химическим карандашом.

– Но за эти дни ни один гад там так и не появился. Зато, – Алексей перешел к другой части схемы, на которой были нарисованы несколько заштрихованных кружочков, – мы имеем странную драку в ресторане Дома литераторов, убийство в трамвайном парке… и убийство в Лебяжьем переулке. И там, и там, и там – появления Иосифа Виссарионовича ждать абсурдно. Это ж ясно.

Владимир Константинович положил большой кусок рафинада в полотенце и, ударив по нему кулаком, возразил:

– А почему вы все решили, что покушение будет устроено на Иосифа Виссарионовича?

Алексей удивленно смотрел на отца:

– Что значит «почему»?! А на кого ж еще?

Казарин-старший не торопясь извлек из полотенца раскрошенный сахар и протянул кусочек сыну:

– На-ка, так слаще думается.

Он молча сделал глоток чая, вытер руки и, взяв карандаш, что-то обвел на листе. Получился большой треугольник, объединяющий все детали Лешкиной схемы.

– А тебе не кажется, – невозмутимо произнес Владимир Константинович, – что все эти люди ходят за тобой по пятам?

– Ага! – рассмеялся Алексей. – Гитлер просто спит и видит, только вот бы извести капитана Казарина.

Владимир Константинович пропустил шуточку сына и что-то написал над вершиной своего треугольника.

– Ты не остри и тщательней охраняй «объект», который тебе доверили.

До Алексея не сразу дошел смысл отцовских слов. Он перестал улыбаться лишь тогда, когда прочитал слово, написанное отцом.

– «Света»… Светка?!

Отец подлил кипяток в остывшие кружки:

– Думаю, что ее надо увозить подальше…

И, сделав еще один глоток, добавил:

– Иди к Шапилину.

Глава 21

Развод охраны прошел вдоль ГУМа, ступил на Красную площадь и остановился возле Лобного места. Старший отряда – высокий лейтенант с болезненными чертами лица – скомандовал:

– Сержант Пушкарев, рядовой Узурбаев, приказываю приступить к охране!

Из строя вышли двое солдат и хором ответили:

– Есть!

Лейтенант отдал честь и, скомандовав отряду «Шагом марш!», повел остальных солдат к местам караула.

Когда смолк стук сапог по брусчатке, Узурбаев внимательно посмотрел на Пушкарева, улыбнулся и с сильным восточным акцентом произнес:

– Пушкарева, тэбе девушка бросила, да?

– С чего ты взял? – удивился Пушкарев.

– Грустная ты какая-то, напряженная… – пояснил узбек.

Пушкарев поправил пилотку и раздраженно ответил:

– Слушай, Узурбаев, заткнись, а? Тебя сюда зачем поставили? Смотреть в оба! Вот и смотри! Душеприказчик хренов!

Улыбка медленно сползла с доброго лица Узурбаева.

– Зачем ругаешься? Зачем врешь? Никого я душить не приказывала!

– Что? – не понял Пушкарев.

Не ожидал он, что простое русское слово «душеприказчик» так отзовется в узбекской душе.

– Вот черт нерусский! – усмехнулся Пушкарев и поправил автомат на плече.

Всего лишь в двухстах метрах от них за высокой кирпичной стеной в кабинете Шапилина Алексей Казарин докладывал свои соображения по поводу всех последних событий и необходимости поберечь дочь Сталина.

– Значит, ты считаешь, что Свету нужно изолировать? – Петр Саввич вытер платком вспотевший загривок. Ему очень не нравился весь этот разговор. – И делаешь ты этот вывод на основании туманной шифровки, что мы нашли у убитого, то ли психа, то ли диверсанта, двух, пока не очень связанных между собой убийств, и еще более неясной истории с Осепчуком. Так?

Лешка кивнул:

– Так.

– И ты считаешь, что изолировать нужно именно Свету?

Шапилин тяжелым взглядом пристально посмотрел на зятя.

– А может быть, она тебе просто надоела и ты нашел хороший повод?

Алексей и сам понимал, что все его доводы в глазах Шапилина выглядели беспомощно. У Казарина, конечно, было одно веское доказательство, но рассказывать о драке в ресторане он не решался. Подставлять Каплера, который был ему очень симпатичен, не хотелось.

Пока Алексей обдумывал, как ответить на поставленный вопрос, он заметил, что Шапилин упорно перелистывает какие-то бумаги. Морщины на лице генерала стали глубже, а глаза – холоднее. Наконец Петр Саввич извлек из кипы документов тонкий листочек и протянул его Казарину.

– Вот прочти! – тоном, не предвещающим ничего хорошего, произнес он.

– А что это?

– Прочти – узнаешь!

Казарин взял протянутый листок и пробежал глазами содержимое. Это было то, чего он больше всего боялся увидеть: протокол, составленный по факту хулиганской драки в Доме литераторов, пестрил подробностями и деталями происшедшего. Алексей дочитал и спокойно сказал:

– Прочел. Ну и что?

Возмущению Шапилина не было предела:

– Ты еще спрашиваешь «что»?! Да ты понимаешь, что ты наделал?

Казарин молчал. Он понял, что теперь, когда правда всплыла наружу, руки у него развязаны и можно изложить все факты: и про фальшивых летчиков, и про загадочную женщину, застреленную в Лебяжьем.

– Как ты мог не доложить об этой драке в ресторане?! – обрушился на него Шапилин.

– Так все же обошлось, – попытался вывернуться Казарин.

Генерал побелел и, перегнувшись через стол, закричал еще громче:

– Обошлось?! Я не ослышался?!! Ты что, идиот?!

Лешка поднялся и, встав по стойке смирно, ответил:

– Товарищ Шапилин, я предупреждал, что не гожусь для этой работы. Хотя считал и считаю до сих пор, что мои действия были правильными. И вообще, попрежнему прошу отправить меня на фронт…

– Тебя отправят! – оборвал его Петр Саввич. – Только не туда, куда ты думаешь!

– Петр Саввич, а вы бы на моем месте как поступили?

Шапилин вдруг успокоился и внимательно посмотрел на зятя.

– Слушай, праведник, неужели ты не понимаешь, что ты наделал, сначала поставив под угрозу жизнь Светланы, а затем – скрыв сам факт драки? Мало того, ты еще и покрывал ее связь с этим щелкопером Каплером!

Алексей выдержал его взгляд и неожиданно заявил:

– Он не щелкопер.

– Что?!! – не понял Шапилин.

– Алексей Яковлевич не щелкопер.

С минуту Петр Саввич молчал.

– Нет, Алексей, ты или большой хитрец, или… Сдай оружие и считай себя под домашним арестом. Надеюсь, я успею тебя законопатить в какую-нибудь фронтовую дыру, прежде чем до тебя доберутся.

Такого поворота Алексей не ожидал. Странно, но он вдруг почувствовал облегчение.

«Да гори оно все синим пламенем! – горько усмехнулся про себя Казарин. – Мне что – больше всех надо?»

Он рывком открыл кобуру, положил на стол пистолет и сухо, по-военному, спросил:

– Разрешите идти?

Шапилин, не поднимая на зятя глаз, буркнул:

– Проваливай. Сунешься куда-нибудь из дома – арестую! – Но когда Алексей был уже в дверях, неожиданно крикнул: – Стой!

Казарин обернулся. Петр Саввич стоял у окна и смотрел на улицу.

– Так говоришь, Свету нужно придержать?

– Да.

– Ладно, поговорю с Власиком, – произнес Шапилин и примирительно добавил: – А ты проваливай и сиди тихо!

Придя домой, Лешка медленно стянул гимнастерку и тщательно умылся. Затем он разжег примус, поставил чайник и сел за стол. Перед ним лежали начерченные накануне схемы. Настроение было отвратительным. Казарин взял в руки карандаш и приготовился внести изменения, однако мыслительный процесс был прерван стуком в дверь. Алексей нехотя поднялся со стула и пошел открывать. На пороге стояла Вера.

– Привет, можно войти?

– Привет. Что случилось? – Лешка пропустил Веру в комнату. Она прошла и остановилась у стола, на котором сиротливо стоял единственный стакан с чаем.

– Голодаешь? – грустно усмехнулась Вера. – А что ты хотел? Такова участь всех холостяков!

Казарин нахмурился.

– Вер, ты опять…

– Ладно, ладно, – махнула рукой Чугунова. – Я по делу пришла. Мне позвонила Света Сталина, попросила помочь. Полчаса назад к ней зашел Власик и передал просьбу отца сегодня никуда из Кремля не отлучаться. Почему, она не поняла, и сидит вся в слезах. Попросила зайти, и вот…

Вера показала Лешке какое-то письмо. Казарин нехотя взял конверт и повертел его в руках:

– Что это?

Вера перестала улыбаться и сказала шепотом:

– Письмо к Каплеру. Умоляла меня обязательно сегодня передать. Дрожит аж вся, бедная… Говорит, ему угрожает какая-то опасность.

Казарин на секунду задумался.

– Значит, ее десятичасовая поездка в Зубалово отменилась. Ну вот и славно, – почему-то повеселел он.

Вера недоуменно пробормотала:

– Не знаю, как насчет поездки, но тебе придется пойти со мной.

Казарин давно понял, зачем пришла Вера, но ему хотелось услышать все, о чем говорили подруги.

– Это почему? – небрежно поинтересовался он.

Вера зачем-то взяла в руки Лешкины схемы и сконфуженно произнесла:

– Света просила, чтобы ты меня проводил. У них сегодня свидание на той квартире… Ну ты знаешь где…

– Допустим, – холодно ответил Казарин.

Чугунова помолчала и добавила:

– И еще она сказала, что Каплер только тебе доверяет.

– Это ты сама придумала?

Вера вспыхнула:

– Казарин, я в детские игры уже давно не играю.

Она подошла к двери.

– Так ты идешь?

Лешка молча взял со спинки кровати портупею и, застегнувшись на все пуговицы, ответил:

– Куда ж я денусь.

Он еще хотел что-то добавить про «рыцарство» и «героизм», однако пустая кобура на боку заставила его снизить пафос.

Каплер подошел к подъезду и уже взялся за ручку двери, когда за его спиной неожиданно раздался голос:

– Товарищ Каплер!

Писатель обернулся. Перед ним стоял человек в штатском.

– Пройдите, пожалуйста, в машину.

Из темноты вышли еще двое плечистых парней. Алексей Яковлевич оглядел всех троих:

– Я к мужчинам на свидание не хожу.

Он повернулся, чтобы уйти, но дверца припаркованной у тротуара машины раскрылась.

– Давайте без фокусов, гражданин писатель.

Каплер еще раз оценил обстановку и усмехнулся:

– Ну, тогда вы угощаете.

Когда Кремль скрылся за поворотом, Вера взяла Алексея под руку. Он непроизвольно вздрогнул. Вера как ни в чем не бывало спросила:

– Алешка, Татьяна объявлялась?

Казарин скрипнул зубами, но ничего не ответил и продолжал молча шагать по Солянке в сторону Ивановского монастыря.

– Слушай, я не хотела тебе говорить, но Татьяна приезжала в Москву.

– Я видел, – произнес Лешка, не сбавляя скорости и не поворачивая головы.

– Ты?! Видел?! С ним?! – изумилась Вера. – И вот так спокойно об этом говоришь?

Лешка вдруг остановился и так посмотрел на бывшую одноклассницу, что ей стало не по себе. Но уже через секунду он быстрым шагом отправился вверх по улице, поэтому Вере пришлось догонять его бегом. Поравнялась с ним она лишь метров через десять и вновь взяла его под руку. Лешка не сопротивлялся.

В подъезд дома возле Астаховского переулка они зашли, не проронив больше ни слова. Вера и Алексей поднялись на третий этаж и нажали кнопку звонка. Вокруг было темно, единственная в подъезде лампочка горела только на первом этаже.

– Вам кого?

Голос был незнакомый, и Алексей на всякий случай переспросил:

– Алексей Яковлевич?

Щелкнул замок, и в это время сзади на голову Казарина обрушился удар. Если бы рукоятка пистолета попала Лешке в затылок, то он бы в лучшем случае потерял сознание. Но удар пришелся в плечо. Это Вера, успевшая заметить нападавшего, с визгом оттолкнула Казарина к стене.

Больше она ничего сделать не успела, потому что перед Вериным лбом появилось дуло пистолета.

– Светлана Иосифовна, стойте на месте и не дергайтесь, иначе я разнесу в щепки вашу красивую головку, – это говорил тот самый «летчик», с которым Казарин уже имел несчастье столкнуться в ресторане. Другой наставил оружие на Казарина. И в этот момент Вера вдруг ойкнула, закатила глаза и стала оседать на пол.

– Черт! – Один из диверсантов бросился к ней, а второй непроизвольно скосил глаза в сторону неподвижно лежащей девушки. Этого мгновения Алексею хватило, чтобы, мощно оттолкнувшись от стены, выбить пистолет у одного и со всего маху обрушиться на другого, одновременно выхватив кортик, торчащий у него из-за ремня.

Диверсанта, того, что оказался ближе, он убил ударом под лопатку. Поднимающемуся второму резким броском метнул нож в горло. Рухнувшее тело придавило лежащую на полу Веру. Лешка бросился к ней и с удивлением обнаружил, что она в полном сознании и даже в состоянии говорить.

– Казарин, я всегда тебе говорила, что без меня ты – никуда.

Лешка резко откинул тело диверсанта, поставил Веру на ноги и в истерике начал ощупывать ее с ног до головы.

– Ты ранена, скажи, ранена?

И хотя лицо Веры было очень бледным и выражало неподдельный испуг, она улыбнулась:

– Казарин, ты мне что-нибудь так сломаешь. Успокойся, я в порядке, – произнесла она, после чего ноги ее подкосились, и Вера вновь упала в обморок. Теперь по-настоящему.

Когда ее удалось более-менее привести в чувство, на нижнем этаже скрипнула дверь:

– Прекратите хулиганить! Если вы не прекратите, я позову дворника! Ночь на дворе, а они погром устроили!

Казарин прижался к стене. Неожиданно его взгляд упал на выпавшее портмоне с документами. Он быстро поднял его и открыл: на него смотрело улыбающееся лицо артистки Ладыниной. Лешка перевернул открытку. На другой стороне карандашом были выведен телефон: К-5-64-87. И какой-то дополнительный номер – 321.

Голоса на лестнице смолкли. Казарин прошептал:

– Стучись к соседям и вызывай милицию, а я бегом обратно в Кремль. Мне ведь Шапилин приказал сидеть под домашним арестом, а не размахивать ножом на тайных квартирах. Трибунала мне только не хватало. Завтра будем разбираться с этими ребятами!

И к ужасу Веры он выдернул нож из горла диверсанта.

– Это я заберу с собой.

– А что я милиции-то скажу?!

– Ври, что пришла и увидела вот этот кошмар.

Когда Лешка убедился, что Вере открыли и согласились помочь, он опрометью кинулся на улицу.

Куранты пробили десять раз. Стрелки часов на Спасской башне показали 22.00, когда ворота скрипнули и поползли внутрь. И в это же самое время стоявший у Лобного места Пушкарев вынул нож, всадил его в спину Узурбаеву и быстро втащил труп внутрь бетонного кольца.

Часовые у Спасских, пропускавшие машину, выезжающую из Кремля, ничего не заметили. Черный лимузин уже начал набирать скорость, когда дорогу ему преградила невесть откуда взявшаяся телега с дровами.

Водитель Владимир Казарин вынужден был затормозить и круто взять вправо, в сторону собора Василия Блаженного. Когда автомобиль повернулся боком к Лобному месту, оттуда раздалась автоматная очередь. Тем, кто сидел в машине, повезло, ни одна пуля не попала в колеса, а Казарину хватило опыта и мастерства, чтобы не только не сбросить скорость, но, наоборот, резко ускорить движение. Помогло и то, что сидевший рядом с Казариным охранник в считанные секунды опустил стекло и открыл ответный огонь.

На огромной скорости они проскочили мимо Лобного места и не останавливаясь скрылись на улице Куйбышева. А на Красной площади разгорелся самый настоящий бой. Уже раненный в плечо, Пушкарев отстреливался отчаянно. Он видел, как уничтожили в первые мгновения боя его сообщника на телеге, но сдаваться не собирался. До тех пор, пока в сторону Лобного места не полетела граната, затем еще одна…