Текст книги "Александровский cад"

Анна подошла к Алексею, посмотрела на него снизу вверх и вдруг провела рукой по его щеке:

– Господи, какой же ты у меня огромный…

Шапилин шел к машине, стоявшей на знаменитом «уголке» возле Никольских ворот. Его лицо было серым от напряжения. За ним следовала охрана и несколько высокопоставленных офицеров НКВД. Один из них пытался что-то объяснить на ходу:

– Петр Саввич, это рискованно. Казарин подвел всех. Предлагаю остановить поиски и начать служебное расследование.

Шапилин распахнул дверцу.

– Тогда начните это расследование с меня, полковник.

Энкавэдэшник тихо, но очень четко произнес:

– Если понадобится…

Шапилин замер, потом смерил наглеца презрительным взглядом, но ответить не успел.

– Товарищ генерал! Товарищ генерал! Казарин звонил. Нашлась англичаночка!

От подъезда Первого корпуса бежал адъютант. Шапилин расстегнул верхнюю пуговицу френча и победно взглянул на энкавэдэшника:

– Засунь свое расследование, полковник, знаешь куда?

Проводив Владимира Константиновича и Татьяну, Алексей с Анной поднялись на стену, с которой были видны все окрестности и идущая к монастырю дорога. Алексей заботливо постелил на каменный выступ предусмотрительно подобранный подрясник и усадил на нее мать. А она все смотрела на дорогу, по которой удалялись две фигурки – присутствие в монастыре замначальника ГОНа и дочери Шапилина было совсем не обязательно, вернее нежелательно.

– Не волнуйтесь… Не волнуйся, – тут же поправился Алексей. – Отец с Татьяной через полтора часа будут уже в Москве. – Затем он посмотрел на часы и со знанием дела добавил: – Опергруппа приедет, думаю, быстрее. В общем, у тебя есть минут сорок, чтобы рассказать мне, в конце концов, где же ты была все это время.

Анна поправила выбившиеся волосы и на минуту задумалась. Перед ее глазами опять поплыли образы, которые она долгие годы гнала от себя, чтобы не сойти с ума от тоски. Она вновь окунулась в ненавистный двадцатый, который застал ее в Севастополе. Снова увидела нагруженный народом и тюками баркас, отражающееся в мутной воде свое бледное лицо с воспаленными глазами и много чего еще, о чем старалась забыть.

– Ты остался в госпитале в городе, – наконец произнесла она глухим, не знакомым самой себе голосом. – Володя усадил меня в лодку и с верным человеком отправился за тобой. Лишь надежда, что вы успеете на последний пароход, заставила меня согласиться сесть в баркас. Впрочем, я мало что соображала в тот момент. Высокая температура сделала свое дело. А когда нас накрыло снарядом, все оборвалось в один миг. Это потом я узнала, что меня спас наш есаул.

Лешка не отрываясь смотрел на мать.

– Что было дальше?

– Очнулась я только в Константинополе. О том, что красные захватили и расстреляли всех, кто пытался уплыть последним пароходом из Севастополя, мне долго не говорили. Как я выжила потом – не знаю. Те дни я не очень хорошо помню. Долгое время бросалась к любому, кто вырывался из России. Плакала, умоляла вспомнить мельчайшие детали: а вдруг? Но ничего. Долгие годы – ничего. Вот так я лишилась всего: мужа, сына, Родины… Только сердце обмануть нельзя.

Анна потрепала сына по волосам:

– Сколько писем я написала в Красный Крест. Все напрасно. Кто знал, что Татищевы теперь и не Татищевы вовсе. Потом, уже в Англии, я встретила Джеральда. Все как-то потихоньку наладилось. Боже мой, двадцать лет! А когда я тебя увидела там, на аэродроме, я думала, у меня сердце разорвется. Решила, что померещилось…

Лешка улыбнулся:

– А я, представляешь, до сорок первого слушал потрясающую историю: папа – красный командир, мама – красный комиссар. Правда, два года назад благодаря Герману Степановичу папину биографию мы подправили. А теперь вот и мамину.

Алексей замолчал и посмотрел на мать. Анна хотела что-то сказать, но подходящих слов так и не нашла. Она отвернулась и, обхватив руками плечи, о чем-то задумалась. В глазах у нее стояли слезы. А Лешка вдруг взял ее ладонь и прижал к своему лбу. В этот момент, забыв обо всем на свете, он испытывал абсолютное счастье… Но тут внизу послышался шум мотора. К монастырю подъехал грузовик, и из него высыпал отряд милиционеров.

Через пятнадцать минут они уже ходили по территории, стаскивая трупы под стену собора. А Лешка и Анна беседовали со старшим – огромным майором богатырского телосложения.

– Неужели, товарищ капитан, вы их один всех уложили? – задал наконец наиболее интересующий его вопрос майор.

– Ну а кто, по-вашему?

Майор восхищенно посмотрел на Казарина. Тот подбоченился.

– Если бы вы знали, товарищ майор, сколько раз жизнь заложницы и моя висели на волоске, но… – Казарин сделал театральную паузу и скромно потупил глаза: – Как видите, обошлось…

– Обошлось! Нет, ну вы слышите – обошлось! Да тебя же качать надо, героя давать, черт возьми!

Анна вдруг повернулась и отошла в сторону. Плечи ее вздрагивали.

– Что, так переживает? – тихо спросил майор.

– Угу.

А Анна в этот момент еле сдерживала смех…

На следующий день Алексей стоял на привычном месте в кабинете Шапилина и глядел в потолок.

– Хоть кол на голове у тебя теши, – распекал зятя Петр Саввич. – А ты все свое. Неужели так сложно: сначала сообщить, где в случае чего искать твое тело, а потом уже бежать под пули? А?! Чего молчишь как сыч?

– Я не молчу, – угрюмо ответил Казарин. – Я думаю, где это место в следующий раз будет.

– Будем считать, что договорились. – Шапилин попытался скрыть улыбку. Затем вынул из стола большой конверт и протянул Алексею.

– Петр Саввич, – нахмурился тот, – можно хоть день с семьей провести? Я жену обещал в ресторан сводить.

– Разговорчики! Ты сначала ознакомься.

Алексей нехотя открыл конверт, в котором лежала бумага, вся усеянная сургучными печатями и британскими вензелями. Он повертел ее в руках и вопросительно посмотрел на Шапилина.

– Это тебе от англичан, – гордо пояснил Петр Саввич. – И ресторан, и отдых с семьей, и личная благодарность от посла их величества…

Алексей почесал затылок:

– А можно?

– В таком виде – нельзя. А вот в таком… – Шапилин полез в стол и эффектным жестом вынул из ящика майорские погоны. – В таком будет в самый раз!

Глава последняя

В ресторане гостиницы «Аврора» было шумно и весело. За столом у окна сидели четверо: Алексей, Татьяна, Владимир Константинович и Анна. Было уже поздно, но они никак не могли наговориться. Самое ужасное, что все понимали – это их последняя встреча. Через два дня Анна и Джеральд улетали в Англию. И ничего поделать с этим было нельзя.

– Я не представляю, как буду там без вас.

В глазах Анны стояли слезы. На мокром месте были глаза и у захмелевшей Тани.

– А может быть, моему отцу все рассказать, он что-нибудь придумает?

Владимир Константинович печально покачал головой:

– Нет, Танюш, не те нынче времена. Ему ведь тоже тогда несдобровать.

Таня вытерла салфеткой слезы. Заметив это, Владимир Константинович подмигнул:

– Все устроится.

– Господи, какие же вы у меня хорошие!

Татьяна обвела всех любящим взглядом, и тут ее как пчела ужалила. Она поднялась и нетвердой походкой направилась к эстраде. Вальс закончился, и танцующие пары уже стали расходиться, когда неожиданно по залу разнесся ее голос:

– Товарищи! Минутку внимания!

Лешка почесал затылок:

– Щас что-то будет…

Таня наклонилась к уху старого музыканта, тот взял в руки гитару и стал тихо наигрывать под ее напевы. А через минуту на весь зал зазвучала песня «Александровский сад». И чем дальше пела Таня, тем больше начинала волноваться Анна…

 
Опустел городской нашей юности сад,
И летят за моря журавли.
И кружит день и ночь золотой листопад
На краю этой вечной Земли.
 
 
И в глазах у тебя неземная печаль
От того, что от солнца вдали
Нашу жизнь и любовь так мучительно жаль
На краю этой вечной Земли.
 
 
В суету мелочей мы вернемся назад,
Но прошу ради нашей любви
Не забудь, как кружил золотой листопад
На краю этой вечной Земли[1]1
  Измененный авторами текст песни Сергея Трофимова.


[Закрыть].
 

Лешка, с нежностью глядя на поющую жену и не замечая, что Анна не отрывает взгляда от глаз отца, гордо бросил через плечо:

– Это наша песня! Нам ее отец еще в детстве пел.

– Это – моя песня, – тихо произнесла Анна.

Сын в недоумении повернулся к ней. Казарин-старший кивнул и грустно улыбнулся:

– Автор этих строк – твоя мама…

– Написавшая эту песню одному молоденькому офицеру, в которого по уши влюбилась в шестнадцатом, – договорила Анна.

Через два дня на Ходынском аэродроме Анна поднималась по трапу самолета. Рядом шел Джеральд, у трапа остались провожающие сотрудники английского посольства. Анна остановилась и махнула всем рукой. В последний раз украдкой взглянула на здание аэропорта. Справа от входа стояли три человека и делали вид, что все происходящее их не касается, – два офицера и хрупкая красивая молодая женщина. Семья Казариных, ее семья…