Текст книги "Александровский cад"

Глава 4

Через час Лешка сидел в отдельной комнате и заметно нервничал. Допрос он никогда в своей жизни не проводил, поэтому беспрерывно курил. Дверь открылась, в комнату зашел человек в военной форме, положил перед Казариным канцелярскую папку с тесемками и так же молча вышел. В папке находились какие-то бумаги, стенограмма допроса и личная карточка офицера охраны Горюнова с его фотографией…

А через пятнадцать минут дверь опять распахнулась, и в комнату ввели человека в наручниках.

– Арестованный Горюнов доставлен, – отрапортовал конвоир, затем усадил арестованного на стул в углу и замер в ожидании дальнейших распоряжений.

Перед Лешкой сидел молодой парень с сильно исхудавшим лицом. Форма на нем висела мешком: сказывалось отсутствие ремней. Глаза запали и выражали лишь апатию к происходящему. Распухшие губы и нос свидетельствовали о недавнем допросе с пристрастием.

– Снимите, пожалуйста, наручники, – попросил вежливо Казарин. Он еще не привык раздавать команды и поэтому несколько робел.

Конвоир повиновался.

– Вы свободны.

Сержант отдал честь и вышел.

– Давайте знакомиться. Меня зовут Алексей… – Вспомнив, что он теперь лицо официальное, Лешка добавил: – Алексей Владимирович Казарин. Моя задача – разобраться в этом запутанном деле. Я ясно излагаю?

Арестованный Горюнов испуганно заморгал слезящимися от яркого света лампы глазами.

– Я во всем признаюсь. Только скажите, что подписать?

Слезы покатились по его щекам. От неожиданности Алексей отвел взгляд и тихо произнес:

– Успокойтесь, успокойтесь, Горюнов. В чем вы признаетесь?

– Во всем. Вам лучше знать.

Лешка подошел к арестованному, заметил, как тот в испуге вжал голову в плечи, и протянул ему папиросы. Горюнов дрожащими руками взял одну, закурил, после чего немного успокоился.

– Давайте обо всем по порядку. Что входило в ваши обязанности как помощника Панина?

Горюнов затравленно глядел на молодого следователя.

– Так сразу и не скажешь… Да, в общем, все. Бумаги, машину заказать, отвезти-привезти чего-нибудь. Все не упомнишь.

– В тот день в двадцать два пятьдесят вы вышли с Паниным с совещания и направились в его кабинет. Так?

Горюнов напрягся, вспоминая.

– Так.

– Примерно в двадцать два пятьдесят пять вы оказались в приемной. Что было дальше?

– В том-то и дело, что ничего…

Горюнов попытался пододвинуть табурет поближе к столу, но не смог этого сделать: он был намертво прикручен к полу.

– Панин, Сергей Порфирьевич, встретился с товарищем Шапилиным, получил от него какую-то папку, и мы пошли к себе. Ну, вы понимаете?

Лешка кивнул.

– Потом Сергей Порфирьевич приказал распорядиться насчет машины. Он собирался работать на даче. Затем зашел в кабинет и… все.

Казарин вновь кивнул.

– Вот вы мне не верите, а так все и было, честное слово.

Лешка улыбнулся.

– Верю. Я даже знаю, почему вы ничего не слышали.

Горюнов удивленно посмотрел на странного следователя.

– Меня интересует другое: выходили ли вы из приемной с того момента, как вошли в нее с Паниным, до того момента, когда обнаружили тело?

Горюнов заволновался.

– А как надо ответить?

Лешка опешил.

– Что значит «как»? Правдиво.

Горюнов опять заморгал глазами.

– У вчерашнего следователя своя правда, у вас своя.

Казарин вздохнул и сел на стул.

– Горюнов, я не собираюсь вас бить. Мне нужно знать, отходили ли вы, скажем, по нужде. Ведь могло такое быть?

Арестованный отрицательно замотал головой.

– Детьми клянусь: сидел, как пес на цепи, и ждал…

Лешка устало затушил окурок.

– Когда вошли, что-нибудь необычное заметили? Ну, кроме трупа, конечно.

Горюнов вновь замотал головой.

– Нет, мертвая тишина. Одно скажу точно, – неожиданно зашептал арестованный, – как будто досками гнилыми пахло…

– Досками? – переспросил Казарин.

– Угу. Гнилыми.

Спустя полчаса Казарин подошел к Арсеналу, где в уцелевшей после бомбежки части продолжал размещаться Кремлевский полк. Дорогу ему преградил дежурный офицер.

– Что надо, лейтенант?

Лешка показал удостоверение, которое выписал ему Шапилин. Изучив его, офицер коротко отдал честь. Лешка в ответ улыбнулся.

– Послушай, некогда церемониться. Где у вас тут караульный журнал?

– А чего ищешь-то, лейтенант Казарин?

– Мне нужен развод, дежуривший на стене со стороны Никольских ворот в ночь с десятого на одиннадцатое.

Офицер зевнул.

– Чего их искать? Это мое дежурство и было. Иди в казарму. Третья койка у окна – рядовой Рясков. Койка сверху – рядовой Яновский. Да пойдем, я тебе их сам разбужу. Случилось чего? – уже на ходу спросил дежурный.

– Да нет! Кое-что узнать надо.

Они зашли в казарму, где в темноте раздавался молодецкий храп. Найдя положенные койки, дежурный растолкал спящих.

Рядовые, увидев офицеров, вскочили и вытянулись по струнке.

– Вольно, вольно, бойцы…

Дежурный внимательно посмотрел на перепуганных солдат, затем перевел умные глаза на Казарина.

– Ну чего, я пошел?

Лешка кивнул и, сняв фуражку, приказал солдатам:

– Садитесь.

Оба парня опустились на нижнюю койку и сонными глазами уставились на Казарина.

А тот удобно устроился на подоконнике и начал:

– Значит так, орлы. Я буду вам задавать вопросы, а ваше дело вспоминать и отвечать ясно и прямо. Договорились?

– Так точно, товарищ старший лейтенант.

Лешка пригладил взъерошенный чуб.

– Вы дежурили с десятого на одиннадцатое. Так?

– Так…

– Что-нибудь было необычного в ту ночь?

Оба курсанта насторожились, но лишь пожали плечами.

– Ну же, братцы, напрягитесь.

– Да нет. Ничего такого.

– Точно? Ну же!

Парни только сопели и молчали.

Лешка вздохнул:

– Ладно, мужики, ложитесь спать.

Взяв фуражку, он поднялся и медленно направился к выходу. Курсанты переглянулись, и один из них шепотом окликнул Казарина:

– Товарищ лейтенант, а вы смеяться не будете?

Лешка тут же вернулся назад.

– Слово офицера.

– Ну, тогда дело было так… Сидели мы, значит, на точке – рядом с зубцами. Ну и от нечего делать развлекали друг друга байками всякими, страшилками. А Саня возьми и вспомни ту самую легенду о монахе, которого Малюта Скуратов замуровал и который все бродит и не может успокоиться. В общем, довели друг друга. Ну а тут, как водится, шорохи какие-то донеслись и скрип двери железной. Глядим, а на стене Первого корпуса тень в капюшоне. Да так ясно – прямо как живая. Одно-то мгновение и видели. Но страху натерпелись. Жуть, одним словом. Ну, мы с Саней хоть и комсомольцы, но честно скажу – начали истово креститься. Это уж потом друг над другом потешались, когда из караула возвращались.

Лешка честно и до конца выслушал рассказ.

– И это все?

– Все. – Парень с обидой посмотрел на Казарина. – Вот вы улыбаетесь, а мы такого натерпелись…

Из казармы Лешка шел разочарованный. Уж кто-кто, а он легенду о замурованном монахе знал наизусть.

Глава 5

Утром Казарин направился в морг, чтобы поговорить с судмедэкспертами, обследовавшими тело Панина. Совсем недалеко от Боровицких ворот Алексей столкнулся со странным человеком. Мужчина держал в руках три трубы, очень похожие на граммофонные. Он периодически прикладывал их к ушам и прислушивался к тому, что творится вокруг. Лешку поразил забавный вид чудака. Он не сразу понял, что это и есть один из «слухачей». Люди эти через свои звукоуловители обнаруживали приближение немецких самолетов.

– Эй, друг, дай послушать! – попросил Лешка акустика.

«Слухач» медленно повернул голову в его сторону и что есть силы заорал:

– Вали отсюда! Сейчас начнется!

Лешка даже не успел обидеться. В воздухе послышался прерывистый звук электросирен, усиленный короткими гудками фабрик и заводов Замоскворечья. И тут же в небе со стороны Калужской заставы появилась стая «фоккевульфов» и «юнкерсов».

Немцы летели необычно низко. Тени самолетов зловеще скользили по стенам домов и по лицам растерявшихся людей. Первая бомба ухнула где-то за Музеем Пушкина. И только тогда все бросились врассыпную.

Второй снаряд взорвался на углу Волхонки и улицы Фрунзе. И вдруг Лешка с ужасом увидел, как именно в ту сторону побежали девушка с ребенком и пожилая женщина. Крик Казарина заставил их на мгновение остановиться. Старуха упала на землю, а мать с девочкой бросились со всех ног к ближайшему дому, чуть не угодив под несущуюся во весь опор полуторку. В небе опять загудели двигатели – в дело вступила вторая пара немецких «юнкерсов». Главным объектом новой атаки была зенитная установка, стоявшая напротив Дома Пашкова. Пикирующий самолет открыл огонь, когда в два прыжка оказавшись на середине улицы, Лешка схватил мать с дочкой и потащил их в сторону от дороги. Мостовую вспороли две дорожки разрывов от пулеметных очередей.

Одна пропахала асфальт в том месте, где только что стояли мать с ребенком. Другая прошла по мешкам, защищавшим зенитку, и разорвала гимнастерку на груди одного из артиллеристов.

Сам плохо соображая, Лешка успел бросить подопечных на асфальт и накрыть сверху своим телом. Раздался грохот, и в двух десятках метров от них рухнул дом, к которому еще несколько секунд назад бежали девушка с ребенком.

Когда Казарин поднял голову, он лишь успел увидеть, как блеснули сквозь густую пыль немецкие кресты и самолеты скрылись за домами. Где-то в районе Арбата прогрохотало еще пять взрывов, после чего наступила зловещая тишина.

Выждав немного, Алексей помог подняться обессилевшей от страха мамаше, смахнул пыль с головы девочки, подмигнул ей и, нахмурив для убедительности брови, строго сказал:

– Запомните, гражданка, когда бомбят – дуйте от дома подальше. Или кирпичом убьет, или стеной завалит…

Оглушенная взрывами женщина только кивала. Казарин поднял с земли планшетку, еще раз подмигнул испуганному ребенку и зашагал по улице.

До морга, который помещался на улице Грановского, Лешка дошел пешком. Судмедэксперт внимательно изучил его удостоверение и только после этого повел темными коридорами в дальний конец морга.

Казарин первый раз в жизни находился в подобном месте. Гнетущая обстановка и запах формалина повергли его в состояние шока. А когда судмедэксперт подошел к одному из столов и откинул простыню, Лешка чуть не потерял сознание. Перед ним лежал совершенно голый человек с пробитой головой.

– Чем это его? – пробормотал Казарин, опираясь рукой о край стола.

Медик равнодушно хмыкнул:

– Весьма странный предмет… Имеет острый край и весит килограмма три-четыре…

Он откинул у трупа волосы со лба, отчего начинающего следователя чуть не стошнило.

– И что примечательно, – деловито продолжил медик, – в лобно-теменной области, в месте перелома, углубление, как будто от круглого набалдашника.

– Набалдашника?

– Не могу сказать точно, но очень похоже на то. Может, тростью ему по голове съездили, может, еще чем.

Казарин принял к сведению информацию.

– Других повреждений на теле не обнаружено?

– Да вроде бы нет.

Лешка еще раз оглядел тело.

– Не ищи, все равно ничего не найдешь. Мужику достался такой удар, что все остальное уже не имеет значения. Будь уверен…

Оказавшись на улице, Лешка не мог надышаться.

Пройти напрямую в Кремль Казарину не удалось. После бомбардировки Моховую перегородили в нескольких местах, и пришлось идти в обход.

В витринах гостиницы «Москва» его взгляд привлекли карикатуры с изображением паникеров и болтунов. Под ними помещались надписи: «Болтун – находка для шпиона. Вот типы разного фасона», «Язык длины необычайной. Может сболтнуть и военную тайну», «Вот два уха с обеих сторон. Влетает муха, вылетает слон». Но больше всего Лешке понравилась карикатура, под которой было написано: «Очки розовее розочек. Шпионов-волков принимает за козочек». Казарин рассмеялся. Ему почему-то вспомнился поэт-милиционер, читавший стихи собственного сочинения и мешавший караулить Когана.

 
Когда товарищ Сталин ведет страну вперед,
Ты должен быть из стали, любить жену, народ… —
 

пробормотав эти нетленные строки, Казарин вначале замотал головой от удовольствия, затем произнес: «Глубоко!» – и расхохотался, спугнув двух девушек, проходивших мимо…

Глава 6

После доклада секретаря Казарин зашел в кабинет Шапилина и застал начальника за чтением какой-то бумаги.

– Вот сволочи! – выругался Петр Саввич.

Лешка чуть не принял это на свой счет.

– Гляди… Вот как о нас «за бугром» думают!

Генерал сунул ему под нос вырезку из английской газеты. Сбоку аккуратно был наклеен перевод: «… по мнению английских консьержек, СССР сможет оказывать сопротивление немцам не более трех месяцев».

– Как тебе?

Казарин пожал плечами:

– А вот все дворецкие считают, что четыре. Кому будем верить, Петр Саввич?

– Все остришь?

Шапилин пристально посмотрел на Лешку и только сейчас увидел, что гимнастерка Казарина покрыта пылью и известкой.

– Где это тебя так?

– Под бомбежку попал.

Шапилин озабоченно нахмурился.

– Новости есть?

Казарин кивнул и начал свой доклад:

– Я побывал в морге. Судмедэксперт говорит, что Панина ударили весьма странным предметом. Все! Насчет самого убийства… – Лешка выждал эффектную паузу и произнес: – Убийство произошло во время боя курантов, кабинет Панина совсем рядом, в приемной была открыта форточка, поэтому Горюнов ничего и не услышал. А уйти убийца мог только по черному ходу.

Шапилин секунд тридцать обдумывал сказанное:

– Про куранты мы как-то не подумали. А вот насчет черного хода – это ты пальцем в небо. Нет такого. Это мы точно проверили.

– Значит, плохо проверяли.

Шапилин взорвался:

– Ты еще будешь учить: «плохо» – «не плохо»…

– Тем не менее, – настойчиво продолжил Лешка, – Горюнов ни в чем не виноват. Он действительно ничего не слышал. Его можно лупить и дальше. И он признается во всем, о чем мы его попросим. Только план от этого вряд ли отыщется…

Шапилин опустился в кресло и озабоченно забормотал:

– Стоп-стоп-стоп! Бред какой-то. Черный ход есть – но его нет…

– Кабинет Панина на первом этаже, – пояснил Казарин. – Убийцей мог быть только тот, кто знает расположение подвалов и имеет туда доступ. И еще: убийца не предполагал, что Панин вернется в кабинет ночью, а стало быть, не знал, что тот принесет с собой план эвакуации.

Петр Саввич внимательно выслушал Лешку и в недоумении развел руками:

– По-твоему, убийца не за планом приходил? Ты что несешь?! – Он покрутил пальцем у виска.

Лешка утвердительно кивнул.

– Ерунда какая-то получается: хоть и одиннадцать ночи, в Кремле полно народу, идет эвакуация, а он прется через какие-то подвалы в панинский кабинет, в котором и брать-то нечего. Бред!

Алексей почесал ухо:

– Есть одно соображение…

Шапилин нервно забарабанил пальцами по столу.

– Осмотр кабинета показал, что ничего, кроме документа, не пропало. Так?

– Так, – кивнул Шапилин.

– И это записано в отчете. Так?

– Ну, так…

Алексей вновь сделал многозначительную паузу:

– А кто составлял этот отчет? Откуда такая уверенность, что ничего не пропало?

Шапилин начал терять терпение:

– Да что пропало-то? Что?!

Алексей опять почесал ухо:

– Вот то-то и оно – «что». Например, то самое, что стояло в шкафу.

Шапилин приподнялся в кресле и сжал кулаки:

– Ты что, сукин сын, издеваешься? Я тебе что приказал искать? Я приказал искать украденный документ! А ты мне что за хреновину несешь?! «Подземные ходы, привидения, подвалы». Начитался романов!

– Про привидения я ничего не говорил, – начал оправдываться Лешка.

В это время в приемную отца зашла Таня Шапилина. Приемная оказалась пустой: отцовский помощник куда-то вышел. Она уже потянула на себя ручку первой двери кабинета, но в этот миг до нее донесся голос отца. Таня прислушалась.

Шапилин метался по кабинету:

– С чего ты взял, что из шкафа что-то пропало? Ну с чего?!

– Пыль там, Петр Саввич. А в одном месте чистый квадратик, островок без пыли. Что-то там стояло. Только вот что? – Лешка достал из папки протокол осмотра места происшествия. – В акте осмотра ничего не написано. Я понимаю, что мои доводы выглядят очень зыбко, но что-то ведь надо делать. Надо опросить охрану, секретарей, уборщиц. Они обязательно скажут, что же стояло на полке.

Шапилин по своей привычке стукнул кулаком по столу так, что подпрыгнул графин:

– Я тебе «опрошу»! Я тебе так «опрошу», что мало не покажется. Да ты пойми: я жив еще только потому, что САМ, – Шапилин ткнул пальцем в потолок и понизил голос, – о пропаже этого чертового плана не знает! Скоро, конечно, кто-нибудь доложит…

Генерал налил в стакан воды, судорожно начал пить, проливая воду на воротник, когда раздался телефонный звонок. Шапилин и Лешка молча уставились на разрывающийся аппарат. Петр Саввич сник и обреченно произнес:

– Ну вот, кто-то уже…

Он взял трубку и, немного успокоив дыхание, браво поздоровался:

– Здравия желаю, товарищ Поскребышев! Так точно… так точно… Есть! Уже иду!

Шапилин аккуратно положил трубку на аппарат и тихо прошептал:

– Пока пронесло.

Дежурная улыбка сползла с его лица, и по дрожащим рукам Лешка понял, что Петр Саввич находится в одном шаге от инфаркта.

– Можно идти, товарищ генерал? – тихо спросил Казарин.

Петр Саввич лишь махнул рукой…

Шапилина еле успела отскочить от двери. Но встреча была неминуемой, и для отвода глаз она схватила телефонную трубку. Казарин вышел из кабинета и замер при виде Тани, стоявшей к нему спиной.

– Да… Конечно… Как обычно… Ага… – Танька мастерски изображала диалог с невидимым собеседником.

В этот момент в кабинет вошел помощник Петра Саввича в сопровождении телефонного мастера.

– Понимаешь, я споткнулся о провод, а он и оборвался.

Оборванный провод от аппарата, по которому «говорила» Танька, валялся тут же на полу.

– Починим, – пробурчал телефонист и раскрыл свой чемоданчик.

Лешка постарался скрыть улыбку, надел фуражку и не торопясь вышел из приемной. А Танька со злостью шваркнула трубку на аппарат под удивленным взглядом телефониста.

Глава 7

Утро выдалось солнечное. Такое солнечное, что каждая хромированная деталь, каждый никелированный болтик на ручке, капоте и радиаторе сияли, словно от счастья. Машины ГОНа казались невероятными хищниками, выползшими из своих темных берлог. Вокруг них суетились люди, готовясь к обычному рабочему дню. Владимир Казарин с иронией наблюдал, как молодой водитель с остервенением натирает тряпкой капот своей машины.

– Дыру протрешь, Крутиков! Разве так с другом обращаются? Дай-ка сюда…

Казарин взял тряпку, лихо свернул ее определенным образом и артистично провел по капоту. Мягкая фланель побежала по крутым бокам «Паккарда». Неожиданно за спиной раздался голос:

– Дыру протрете, Владимир Константинович!

Казарин обернулся и не заметил, как хитро заулыбался Крутиков. Позади, щуря близорукие глаза, стоял Варфоломеев. Приветливая улыбка озаряла его лицо. Казарин кивнул в ответ:

– Здравствуй, Герман.

Варфоломеев обошел машину, провел рукой по блестящему капоту:

– В эвакуацию готовишься?

– А ты нет? – не отрываясь от работы, буркнул Казарин.

– Так я уже свое хозяйство упаковал. Нищему собраться – только подпоясаться.

После этих слов Германа Казарин почему-то усмехнулся и обмакнул тряпку в ведро. Повисла пауза, которая бывает, когда кто-то сказал глупость. Варфоломеев кашлянул в кулак, а Казарин вдруг бросил тряпку на капот:

– Послушайте, гражданин нищий, а вы в курсе, что Лешка приехал?

– Да ну?! – Варфоломеев искренне удивился. – А что же не зашел?

– Как всегда, уже нашел приключение на свою голову. Занят.

– Что за приключение?

– Зайдет – сам расскажет.

– А-а-а… это дело. Ты, Володь, скажи ему, чтоб заглянул. Скажи, что скучаю… Как в свое училище ушел, так только открытки к праздникам и присылал. А раньше, бывало, из мастерской калачом не выманишь… Передашь?

Казарин кивнул.

– Ну, тогда я пошел.

Проходя мимо «Паккарда», Герман похлопал машину по крылу:

– А дырку-то точно протрешь!

Крутиков вновь заулыбался…

Покинув приемную Шапилина, Лешка миновал пост охраны и спустился по лестнице на первый этаж.

Проходя мимо опечатанного кабинета Панина, он вдруг остановился, немного подумал, затем отклеил бумажку с печатью, отпер дверь и еще раз прошелся по кабинету, переводя взгляд с одного предмета на другой. Все было как обычно: стол, стулья, диван, книжный шкаф, сейф. Отодвинув массивное кресло убитого Панина, Казарин достал из кармана связку ключей и вставил один из них в замок сейфа.

Дверца легко поддалась, чуть скрипнув старенькими петлями. Лешка, как и накануне, переворошил содержимое, но ничего нового так и не обнаружил. А вот попытка закрыть сейф Казарину не удалась. Что-то мешало изнутри. Лешка расправил все бумаги и даже задвинул их в глубь сейфа, но дверца по-прежнему не доходила до замка на целый сантиметр. Он запустил голову в сейф и… обнаружил под петлей дверцы маленький блестящий кусочек стекла.

Алексей осторожно поддел ключом загадочный предмет и поднес к глазам. Сомнений не было – на ладони лежал крохотный бриллиант.

На всякий случай Казарин провел камнем по стеклу. Образовавшаяся ровная бороздка только подтвердила подозрения. Он держал в руках настоящий бриллиант и в этом мог поклясться кому угодно. Уроки Варфоломеева не прошли даром. Но радости эта находка ему не принесла – дело, и без того запутанное, разрасталось и уползало в совсем не нужном для него направлении.

И еще одно сомнение одолевало Казарина: он не знал, доложить Шапилину о находке сразу или подождать? Петр Саввич вряд ли отошел от утреннего разговора. А теперь ему предстояло узнать, что его заместитель – честный коммунист Панин – был скорее всего нечист на руку. Откуда в его сейфе мог взяться бриллиант?! К тому же опергруппа, осматривавшая кабинет Панина, прошляпила такую улику! И что с ними сделает Шапилин в нынешнем состоянии – неизвестно…

Лешка завернул бриллиант в носовой платок, заново опечатал дверь панинского кабинета и быстрым шагом направился к выходу.

Только он дошел до Патриарших палат, как раздался раскат грома, и стена дождя обрушилась на Москву. Лешка еле успел забежать в арку, ведущую к Соборной площади.

Все, кто находились на улице, бросились врассыпную, спасаясь от дождя. Только одинокий солдат, стоящий на посту возле Первого корпуса, не двинулся с места. Лешка достал папиросы, чиркнул спичкой, опустил голову, чтобы прикурить, но тут кто-то из забежавших под арку задел его плечом.

– Извините, – произнес женский голос.

Казарин поднял глаза. Перед ним стояли Таня и Вера, стряхивающие капли дождя с волос и намокших платьев. Они тоже заметили Алексея только сейчас.

– Ничего, – буркнул Казарин.

– Лешка, сколько же мы с тобой не виделись?! Какой ты стал… – Вера смотрела на Казарина восхищенным взглядом.

– Угу. Длинный и хромой. Я слышал, ты, Вер, теперь артистка.

– У тебя устаревшие сведения, Казарин. Училась, да какая теперь учеба? Работаю на ниве звонков и перекладывания бумаг…

Алексей ничего не ответил. Татьяна вообще все это время смотрела в сторону Соборной площади и поддерживать беседу одноклассников не собиралась.

Разговор явно не клеился, Таня и Алексей упорно молчали, и каждый смотрел в свою сторону. В какой-то момент не выдержала и Вера, пожала плечами и тоже отвернулась, а потом вдруг вышла из-под арки и, не оборачиваясь, под проливным дождем направилась в сторону Большого Кремлевского дворца.

А дождь все лил и лил. Намокший солдат, несмотря на важность своей миссии, выглядел жалким и смешным. Лешка достал новую папиросу и начал прикуривать. Но спички, как назло, отсырели. И тут Таня открыла сумочку и протянула Казарину коробок.

– Возьми…

Лешка посмотрел на спички, потом на Шапилину, покраснел, смял папиросу и бросил ее на землю. Таня грустно улыбнулась.

– Ты, конечно, можешь и дальше изображать из себя Монте-Кристо. Но я тебя люблю и дурой, как три года назад, быть не собираюсь. А за свои ошибки я уже горько поплатилась. Я понимаю, ты меня, наверное, никогда не простишь, но… но… что же нам теперь делать?

В ее глазах было столько любви и грусти, что Лешка не выдержал:

– Ладно, проехали…

Танька протянула ладошку:

– Мир?

– Мир.

Лешка попытался взять ее за руку, но Таня неожиданно подставила ладони под дождь, набрала пригоршню воды и, плеснув на Лешку, звонко засмеялась.

– Ах, ты так? – Он шутливо нахмурился и хотел было проделать то же самое. Но не успел. Танины руки обвили его шею.

– Если бы ты знал, как без тебя плохо…

Дождь лил над Кремлем, смывая обиды, горечь и разочарования прошедших лет. Их первый за три года поцелуй был долгим и страстным.