Текст книги "Александровский cад"

Обернувшийся на шум Алексей бросился к выходу. Один из летчиков, заметив маневр Казарина, отпустил Каплера, сделал короткий шаг навстречу и попытался сбить Лешку с ног. Но сам нарвался на удар ногой в пах, а после второго, нанесенного в челюсть, отлетел к старинному зеркалу в золоченой раме. Огромная стеклянная ниша рухнула на пол, рассыпавшись мелкими осколками. С улицы послышались крики и свистки.

Следующего противника они с Каплером завалили вдвоем. Казарин отвлек на себя его внимание, а известный сценарист, не будь дураком, схватил тяжеленную пепельницу, стоявшую на столике возле зеркала, и обрушил ее на голову дебошира.

– Вы как? – быстро спросил его Лешка.

– Порядок, – вытирая кровь с лица, ответил Каплер.

Не дослушав, Алексей кинулся к уборным, но Светка уже бежала к нему навстречу.

– Где женщина?! – крикнул он на ходу.

– Какая? – не поняла Светка.

Чуть не сбив ее с ног, Алексей вбежал в дамский туалет, но там было пусто.

Тем временем в фойе появился патруль, из зала высыпали официанты и посетители, – одним словом, намечался грандиозный скандал.

Казарин увидел, как солдаты подняли под руки еще не пришедших в себя летчиков, как начальник патруля безапелляционным тоном попросил Каплера пройти в кабинет директора, как прибежавший на шум первым швейцар стал оглядываться по сторонам в поисках четвертого участника драки. Выхода не было, и, схватив за руку упирающуюся Свету, Лешка выбежал с ней на улицу, благо входные двери с места недавней битвы не просматривались.

Они почти бегом добрались до Кремля, и тут до Светланы дошло:

– Скандал будет.

– Еще какой, – подтвердил Алексей.

Светка схватила его за руку.

– Он погибнет, – прошептала она.

– Кто? Каплер? – рассмеялся Алексей. – Ерунда! У него пара царапин.

И тут он осекся, наткнувшись на Светкины глаза.

– Ты не понимаешь. Если отец узнает, он его сгноит.

До Лешки наконец дошло, чего испугалась Сталина. Он развернулся и бросился вверх по улице Герцена.

В коридоре ресторана уборщица и официантки собирали с пола осколки, в зале гремел оркестр, и лишь в директорском кабинете шло оживленное разбирательство случившегося. Тяжело дыша, Казарин остановился возле приоткрытой двери. Летчики-дебоширы выглядели теперь совершенно трезвыми и во всем соглашались с Каплером, который что-то доказывал, сильно горячась при этом.

Эта идиллия поразила Казарина. Прокручивая в голове последние события, он не мог отделаться от ощущения некой искусственности происходящего. Еще двадцать минут назад эти ребята были пьяны, а сейчас признавали свою вину, причем упорно молчали о женщине, с которой сидели за столиком. Как будто ее вообще не было.

Но понять, в чем дело, Лешка не успел. Патруль начал выводить летчиков из комнаты, они покорно встали, один Каплер продолжал сидеть, вынудив в конце концов начальника патруля на резкость:

– А вам что, гражданин Каплер, особое приглашение нужно?

Драматург демонстративно сложил руки за спиной и вызывающе громко произнес:

– Веди меня, сатрап!

Майор открыл рот от удивления.

– Сатрап ты и есть! – еще громче продекламировал Каплер.

– Товарищ Каплер, вы куда? – окликнул его Казарин.

– На заклание, Алексей, на заклание!

Алексей подошел к майору, который так и стоял с открытым ртом:

– Товарищ майор, можно вас на пару слов?

Они отошли в сторону. Разговор длился недолго. Алексей показал свое удостоверение и что-то зашептал начальнику патруля на ухо. Наконец разговор закончился, и майор направился к двери. Но перед тем как выйти на улицу, он остановился и, обратившись к Каплеру, сказал:

– Я, конечно, очень уважаю ваши фильмы. Но зачем же такими словами выражаться? А еще культурный человек…

Каплер и Казарин вышли на ночную улицу.

– А вы, Алексей Яковлевич, молодец. Кулаками орудуете что надо!

– А ты что думал: я только карандаш умею в руках держать? Нет, брат, на Молдаванке не такому учат. Знаешь, сколько я в детстве от портовой шпаны натерпелся? – Каплер остановился и хлопнул Лешку по плечу: – А ты тоже ничего. Два хороших удара я успел заметить! Где натаскивали? В разведшколе?

– Да нет… – Алексей замялся. – Отец научил.

Каплер достал трубку и закурил:

– В общем, мы с тобой молодцы, и это надо отметить.

Алексей замедлил шаг:

– Алексей Яковлевич, уезжать вам надо. И как можно быстрее.

– Это почему?

– А то вы не догадываетесь.

Каплер остановился, присвистнул и зло посмотрел на Лешку:

– Это тебя специально попросили мне сказать?

Алексей насупился.

– Так вот можешь передать: не на того напали! Меня кулаком не остановишь!

Казарина эти слова сильно задели. Он сразу понял их двойной смысл:

– Ладно. Прощайте.

Каплер пожал Лешкину руку, но отпускать ее не стал.

– Обиделся?

Алексей не ответил.

– Обиделся. Ладно, валяй: говори свои советы.

Казарин огляделся по сторонам: улица была пуста – никто не подслушивал.

– Уезжайте. Уезжайте, Алексей Яковлевич. Вы что думаете, то, что сегодня произошло – это просто так? Эта заваруха – очень плохое предзнаменование.

Каплер грустно усмехнулся:

– Эх, парень, да вся наша жизнь – сплошные дурные предзнаменования…

Казарин махнул с досады рукой:

– Вы что, не понимаете? Вас либо убьют, либо посадят!

Каплер положил руку на Лешкино плечо и грустно улыбнулся:

– А вдруг проскочу?

Было понятно, что драматург его всерьез не воспринимает.

– Алексей Яковлевич, если вы и дальше будете продолжать в том же духе – не видать вам в жизни счастья.

Каплер тяжело вздохнул:

– Счастье – это всего лишь притча, а несчастье – история. Запомните это, молодой человек.

И не прощаясь, он зашагал прочь…

Глава 17

По дороге домой у Казарина чуть не закипели мозги. Он оказался перед трудной дилеммой: докладывать или не догладывать о случившемся? С одной стороны, Алексей был обязан написать рапорт, а с другой – Светкино имя пока в скандале не всплыло и, стало быть, можно все списать на обычную стычку. В конце концов, Петр Саввич будет не против, если таким образом Каплер получит предупреждение и оставит дочь Сталина в покое. Это на случай огласки, но Казарин рассчитывал, что через день-другой летчиков уже не будет в Москве и никто ничего не узнает.

С этими мыслями он и направился утром на очередной доклад к Шапилину. Зайдя в кабинет, Лешка полез в карман, откуда от его неловкого движения вывалились две газетные вырезки. Это были первые заметки в «Известиях» за подписью Татьяны. Шапилин нагнулся, поднял их, и теплая улыбка осветила его лицо.

– А ведь неплохо пишет – есть же талант.

Но Алексей думал о чем-то своем. Шапилин посмотрел на зятя.

– Мы с тобой об этом так ни разу и не поговорили.

Казарин насторожился:

– А вам это нужно?

Шапилин вернул вырезки Лешке.

– Я думал, вы сами как-нибудь разберетесь.

– А сейчас вдруг что-то изменилось?

Шапилин подошел к окну и, выдержав паузу, произнес:

– Знаешь, может, я сейчас скажу неправильные слова – так отец не должен говорить. Но… выкини ее из головы. Хотя бы на время.

– Я попробую.

Шапилин нахмурился:

– Да ты не ерничай. Предала она тебя. В таких ситуациях ведь что нужно? Терпение и понимание. Это женщине от матери передается. А Танька росла без матери.

– Я, между прочим, тоже вырос без матери, – сухо заметил Казарин.

Шапилин смягчился:

– Ты, Алексей, – другое дело. Володя – твой отец – это особый случай. Таких отцов поискать надо.

Лешку этот разговор стал раздражать.

– Петр Саввич, давайте мы с Таней сами между собой разберемся, – отрезал он и тут же добавил: – Когда-нибудь.

Шапилин усмехнулся:

– Ну добро, добро… Только чего ждать-то? Можно и сейчас поговорить.

– Это как? – не понял Алексей.

– Да так! В Москве твоя Таня. Сутки уже как в Москве. Живет в «Национале». В родительский дом не пошла – гордая. Ну чего стоишь? Беги! Уговаривай!

Алексей отвернулся и хмуро сказал:

– Я ее уже видел. Мне хватило.

Леди Анна вышла из гостиницы «Метрополь» и быстрым шагом направилась по Театральному проезду вверх к площади Дзержинского. Едва она скрылась за поворотом, одна из припаркованных у гостиницы машин включила «габариты» и медленно двинулась за ней. Завернув за англичанкой на Рождественку, автомобиль остановился, потому что объект слежки зашел в телефонную будку и принялся кому-то звонить. Один из оперативников тут же направился в ее сторону. Однако не успел он пройти и десяти шагов, как откуда-то снизу послышалось:

– Эй, ты! Подай калеке на пропитание!

Оперативник посмотрел туда, откуда доносился голос, и увидел крепкую старуху с протянутой рукой.

– Пошла вон, старая ведьма, – отрезал он и отвернулся. Это была роковая ошибка.

– Ах ты, гнида тыловая, пятака пожалел фронтовичке? – завелась старуха. – Эй, я тебе говорю!

Вести в таких условиях слежку не представлялось возможным.

– Вали отсюда, пока я добрый, – вновь зашипел на нее чекист.

Однако старуха схватила его за штанину и заорала на всю улицу:

– Помогите! Калеку обижают! Сволочь! Падла!

Анна услышала крик и обернулась. В двух шагах от нее какой-то гражданин сцепился с нищенкой, а вокруг стали собираться прохожие. Она быстро выбежала из будки и, воспользовавшись темнотой, скрылась в ближайшей подворотне.

Алексей медленно пересек двор Большого Кремлевского дворца, поднялся по лестнице Боярского подъезда, зашел в квартиру и, не раздеваясь, упал на кровать. Но не успел он закрыть глаза, как раздался телефонный звонок.

Казарин нехотя поднялся и вышел в другую комнату. Взяв трубку, он, как обычно, по-военному представился:

– Капитан Казарин слушает!

– Привет, капитан Казарин, – ответила трубка Танькиным голосом.

Алексей вздрогнул.

– Не ожидал?

Он потер свободной рукой висок:

– Не ожидал…

Повисла неловкая пауза.

– Извини, что так вышло с моим отъездом, – послышалось в трубке. – Мне все-таки надо было с тобой поговорить.

Казарин молчал. Смерть дочери, письмо, вчерашняя история у Васи…

– На самом деле многое на расстоянии видится подругому… Ты меня слышишь? – переспросила Таня.

– Слышу, – хриплым от волнения голосом ответил Алексей.

– Ну и хорошо. Мы обязательно это еще обсудим. Но сейчас я хочу поговорить с тобой о другом. – Голос Тани изменился, она почти перешла на шепот: – Тут такое дело! Мне нужен твой совет.

Звонить среди ночи, чтобы поговорить о «другом», – это уже было слишком!

Лешка сжал телефонную трубку так, что побелели пальцы.

– Таня, в таких делах я плохой советчик. Поступай как знаешь.

На другом конце провода возникла недоуменная пауза.

– Ты хоть понимаешь, о чем идет речь? – переспросила Таня.

– Понимаю. Очень хорошо понимаю! – Лешкино терпение было на пределе.

– Так вы уже в курсе? – разочарованно пробормотала она.

– Мы – в курсе, – отрезал Казарин.

– И что мне делать?

– Мне – все равно. Со своим майором сама разбирайся. И больше, я тебя очень прошу, не звони мне по таким вопросам. Прощай!

Когда Алексей вернулся в комнату, отец уже пришел с работы и, разложив на столе свой нехитрый паек, прихлебывал чай из кружки.

– Вот, армейский концентрат каши, макаронная крупа, дрожжевая паста, – похвастался он перед сыном. – Говорят, заменяет мясо. Еще яичный порошок, сахар и хлеб.

Алексей мрачно оглядел стол и ничего не ответил. Владимир Константинович взял с блюдца кусок хлеба и протянул опустевшую кружку:

– Долей-ка мне кипятку.

Но Алексей пропустил его просьбу мимо ушей. Он несколько раз прошелся по комнате и затем подошел к буфету. Владимир Константинович слышал конец телефонного разговора и поэтому от вопросов воздерживался. Молча наблюдал, как Алексей достал графин с водкой, наполнил стакан доверху, взял его и только тут осознал, что в комнате отец.

Их глаза встретились:

– Не возражаешь?

Владимир Константинович отставил стакан с чаем и с легкой иронией заметил:

– Как бывший врач даже рекомендую. Но не полный…

Казарин-старший взял графин у сына и налил рюмку себе. Затем они чокнулись и выпили. Но Лешка, оказывается, на этом останавливаться не собирался.

– Еще по одной? – предложил он отцу.

Владимир Константинович прикрыл свою рюмку ладонью.

– А я так вмажу!

Ровно через пять минут все поплыло перед Лешкиными глазами. Он немного посидел за столом, затем поднялся и пошел к двери.

– Ты куда собрался? – забеспокоился Владимир Константинович.

Алексей приложил палец к губам:

– Тс! Пойду, подышу свежим воздухом и тут же вернусь.

Не слушая возражений отца, он вышел на улицу. Его сильно штормило. Алексей сделал круг по Кремлю и незаметно для себя оказался на проходной.

Через какое-то время Казарин нетрезвой походкой шел по ночной Москве. У «Националя» он остановился, немного подумал и толкнул входную дверь. Навстречу ему поспешил швейцар:

– Товарищ! В таком виде к нам нельзя.

Алексей снес на ходу кадку с пальмой и двинулся к стойке администратора. Затем ударил кулаком по конторке и закричал на все фойе:

– Свистать всех наверх!

Появился испуганный администратор. Оценив ситуацию, он срывающимся голосом крикнул швейцару:

– Матвей, вызывай милицию!

И осекся, так как Казарин сунул ему под нос красное удостоверение:

– Не надо, она уже на месте!

– Но вы же… пьяны.

– Это для маскировки. Где тут у вас список постоялого двора?

Алексей вытолкал администратора из-за конторки и начал изучать журнал регистрации.

Таня собирала вещи, когда в номер постучали. Она приоткрыла дверь, и в ту же секунду в комнату ворвался Казарин. Ничего не говоря, Алексей прошелся по номеру, заглядывая при этом во все углы. С особой тщательностью он изучил содержимое шкафа и пространство под столом. И тут Таня справилась с волнением и возмущенно заявила:

– Вообще-то воспитанные люди при встрече здороваются.

Алексей продолжал следствие.

– Так то ж – воспитанные, а я так – погулять вышел, – не глядя на жену, буркнул он.

Его поиски так и не увенчались успехом. Наконец он уселся на край стола, и столешница предательски заскрипела под его весом, готовая в любой момент треснуть пополам.

– Ну и где ты его прячешь? – прищурившись, спросил Алексей.

– Кого? – не поняла Таня.

Казарин качнулся, но тут же вновь принял вертикальное положение.

– Ты дурочкой-то не прикидывайся!

– Я не понимаю, про кого ты говоришь.

– Не понимаешь? Ничего, я помогу!

Алексей смахнул со стола все, что на нем было.

– Где эта сволочь, с которой ты шляешься по всей Москве?

Таня еще раз внимательно оглядела мужа с головы до ног и вдруг с улыбкой заметила:

– Казарин, а ведь ты напился. Точно! Ай-ай-ай. Я тебя первый раз таким вижу.

Она сделала шаг и попыталась погладить его по щеке. Но он грубо ударил ее по руке и угрожающе сжал кулаки:

– Я задал вопрос. Отвечай!

От боли и обиды у Тани на глазах выступили слезы, но она попыталась взять себя в руки.

– Алексей, иди домой и проспись. А потом мы поговорим. Если ты меня в чем-то подозреваешь – можешь успокоиться. Это не то, что ты думаешь.

Алексей на секунду успокоился и даже глупо улыбнулся:

– Тогда пошли домой вместе.

Таня отвернулась и подошла к окну:

– Не могу.

Алексей был в отчаянии. Наконец, он осознал всю глупость и бессмысленность происходящего:

– «Не можешь»? Я понимаю. Это такой женский способ забыться: мужики в таких случаях водку хлещут, а бабы… Только знай, Танюша, это путь не женщины, а…

Алексей не мог выговорить этого слова. Но Танька и так все поняла:

– Ну, договаривай! Смелее. Скажи, что твоя жена – шлюха! Ведь ты это хотел сказать?

Алексей пожал плечами:

– Это ты сказала – не я.

Звонкая пощечина чуть не сбила его с ног:

– Пошел вон!

– Угу, – покорно кивнул головой Казарин и тут же направился к выходу, но в этот момент в дверь постучали. Алексей открыл. На пороге стоял Мартынов. Через распахнутую дверь номера напротив был виден красиво сервированный столик на двоих. В одной руке Мартынов держал бутылку с шампанским, в другой – два бокала. При виде Казарина он перестал улыбаться:

– Татьяна Петровна, у вас гости?

Больше он ничего сказать не смог. Казарин схватил Мартынова за грудки и врезал по ненавистной морде.

– У нее – муж!

Мартынов ойкнул и скрылся в дверях своего номера. Раздался грохот опрокинутого стола. Где-то на нижних этажах послышался топот. Таня и Леша смотрели друг на друга. Таня не выдержала:

– Уходи!

Глава 18

Утреннее совещание проходило в кабинете коменданта Кремля. Алексей чуть запоздал и поэтому старался не попадаться на глаза начальству. Он встал за спинами сотрудников комендатуры, прислонив больную с похмелья голову к холодной стене. Докладывал заместитель коменданта:

– Это, можно сказать, вопиющий случай. Конечно, это дело милиции. Криминал – не по нашей части. Но если не сделать правильных выводов, то в следующий раз такое может произойти прямо под стенами Кремля.

Пока он развивал тему, Казарин, чтобы сориентироваться, шепотом спросил у соседа:

– Что обсуждаем?

– Вчера в Лебяжьем женщину застрелили.

Алексей хотел еще что-то спросить, но замкоменданта кашлянул и строго посмотрел в его сторону:

– Надо разобраться с этим делом и взять его под контроль.

Казарин опять наклонился к соседу и зашептал:

– А про погром в «Национале» трепа не было?

– Да нет, – буркнул тот. – Он все про эту бабу застреленную пока говорил.

Замкоменданта хлопнул рукой по столу:

– Казарин, раз у тебя есть время опаздывать на совещания, вот ты и возьмешь это дело на себя. Ведь Светлана Иосифовна будет сегодня гостить на даче отца. Понятна задача?

Вот это новость. Никто не предупреждал, что Светку увезут этим утром на дачу. С одной стороны, было неприятно, что его даже не поставили в известность, с другой – имелись и свои плюсы: можно было передохнуть и забыть хотя бы на время про Светкины капризы.

– Есть, – отрапортовал Алексей и тут же сморщился от боли: два стакана водки давали о себе знать. В эту минуту ему стало окончательно ясно, что без банки рассола задание не выполнить.

На углу Волхонки стояла длинная очередь за хлебом. Торговля обычно начиналась в шесть часов утра. Но несмотря на столь раннее время, у дверей булочных и продовольственных магазинов к открытию скапливались огромные очереди. Чтобы доказать свое право на место в них, москвичи записывали химическим карандашом порядковый номер прямо на ладонях. Те, кто стоял в нескольких очередях, имели на руке несколько номеров.

Химический карандаш, перед тем как написать цифру, слюнявили, от этого язык и губы становились фиолетовыми. Проходя мимо таких очередей, Алексей всегда испытывал чувство вины перед людьми, которые часами давились за буханкой мятого, сырого и непропеченного хлеба. Нечто подобное он пережил в детстве, когда пару раз ездил на отцовской машине в школу.

В МУРе все тот же следователь Майченко деловито протянул Лешке руку:

– Здорово, Казарин! Что-то ты к нам зачастил. У вас что там, кроме тебя, некому работать?

Алексей тоже был рад встрече.

– Кто бы говорил, – отшутился он. – Целый МУР следаков, а я как ни приду – все ты да ты.

Майченко устало рассмеялся:

– Мы учтем твои пожелания. Чай будешь?

Алексей устало поежился.

– Некогда, Ваня, рассиживаться. Давай к делу.

Иван посерьезнел, сел за стол и, вытащив из ящика письменного стола папку с тесемками, заговорил:

– В принципе все более-менее понятно. Огнестрельное ранение в голову. Пуля вошла в затылок и прошла навылет.

Казарин взял папку, но, перед тем как приступить к изучению деталей убийства, спросил:

– Оружие установили?

– Спрашиваешь! – хмыкнул Иван. – Обычный «ТТ». Числится в розыске с июня сорок первого.

Алексей сам себе кивнул и задал следующий вопрос:

– Ну, а личность убитой? Кто такая?

Майченко развел руками:

– То-то и оно: никаких документов при ней не найдено.

– А вещи? Сумочка, деньги?

Иван состроил кислую мину.

– Сумка-то есть, а денег или чего-нибудь стоящего в ней не оказалось. Все выгребли, – резюмировал Майченко. И как-то неуверенно добавил: – Похоже на обычное ограбление.

Казарин задумался.

– А ты-то сам как считаешь?

Иван только развел руками:

– Ты меня не спрашивай. Мое дело маленькое: нашел улики, передал – и за новым покойником.

Лешка понял, что убийство было не из простых. И Майченко, тянущему на себе не одно уголовное дело, хватало других забот.

– Мне нужна опись всего, что было при ней, – сухо попросил Казарин.

– А чего там опись? Все и так здесь.

Из ящика, стоявшего на подоконнике, Иван вывалил на стол изъятые на месте происшествия вещдоки. Алексей окинул взглядом помаду, пудреницу, продовольственные карточки, фотографию артистки Ладыниной.

Покрутив в руках фото, он вздохнул:

– Ладно, поехали знакомиться!

Через несколько минут Казарин и Майченко вышли из МУРа, прибавили шаг и запрыгнули на ходу в трамвай, следующий в сторону Моховой.

Женщина лежала на столе, накрытая простыней. Казарин махнул рукой:

– Открывай.

Муровец равнодушно откинул полотно, и Алексей обомлел. Перед ним была та самая женщина, которую он видел накануне в ресторане Дома литераторов. Та, что сидела с летчиками напротив его столика. Та, что так быстро исчезла после драки.

– Вот это номер!

Майченко вопросительно посмотрел на Лешку.

– Она тебе знакома? – спросил Иван.

– Кажется, да… – пробормотал Казарин и накрыл простыней лицо покойной.

Через пять минут Алексей выскочил из морга и со всех ног бросился в сторону улицы Герцена, где помещалось серое здание гауптвахты. В его голове начинала понемногу проясняться суть последних событий, невольным участником которых он стал. Ворвавшись в помещение гауптвахты, Казарин подлетел к дежурному офицеру. На его счастье им оказался вчерашний майор, который приезжал с патрулем в Дом литераторов. Он сразу узнал Казарина и широко улыбнулся как старому знакомому:

– Здорово, земляк! Как оно…

Лешка не дал майору закончить приветствие:

– Где вчерашние летчики? Тащи их сюда.

Дежурный перестал улыбаться и в нерешительности развел руками:

– Так мы их того…

– Что «того»?! – раздраженно крикнул Казарин. – Да не стой ты как засватанный, веди их сюда.

Майор почесал затылок и пробормотал:

– Отпустил я их.

– Как отпустил?!..

Лешка даже побелел от злости.

– Да ты что наделал!

Майор вдруг нахмурился, тяжело задышал и гаркнул:

– Ну, ты! Не особо ори на меня! Командир нашелся! Я, во-первых, старше тебя по званию. Да и те ребята – тоже не шпана сопливая. Как-никак фронтовые летчики. Ге – рои. Я как открыл их орденские книжки – так и обалдел.

Алексей не знал, что и говорить. А майор решил пойти на мировую:

– Да не напрягайся ты. Куда твои летчики денутся? Номера войсковой части имеются, вот…

Дежурный открыл журнал и ткнул пальцем в запись.

– Фамилии, время задержания, номер части. Все честь по чести.

Алексей перегнулся через стол, чтобы прочитать запись в журнале, но в этот момент увидел под стеклом фотографию артистки Ладыниной.

– Откуда у тебя эта фотография? – напрягся Казарин.

– Так они ж и дали – на память, – усмехнулся майор. – Выпросил. Долго упирались.

Однако сообразив по Лешкиному лицу, что тут что-то не так, запальчиво спросил:

– Нельзя, скажешь? Взятка?

Что мог на это ответить Казарин? Конечно, можно было бы рассказать майору, что тот по доброте душевной отпустил не орденоносных летчиков, а двух опаснейших налетчиков. Но все это уже не имело никакого значения. Лешке было абсолютно понятно, что номера воинских частей – липовые, как и те документы, которые они предъявили при задержании. Единственная ниточка оборвалась.

В коридоре офицерской казармы не было никого, кроме дежурного, писавшего письмо. Он старательно выводил буквы огрызком карандаша. Тихо-тихо где-то скрипнула дверь. Дневальный поднял глаза, но ничего подозрительного не заметил. Однако шум все-таки сбил его с мысли.

Он отложил карандаш, взял чайник, потряс и, обнаружив, что воды в нем нет, поплелся в туалет. Когда офицер скрылся за поворотом, дверь комнаты майора Мартынова приоткрылась и в коридор выскользнула Татьяна. Не оглядываясь, она быстро зашагала к выходу, но внезапно перед ней выросла женская фигура. Приглядевшись, Танька заметила капитанские погоны. Судя по всему, разговор предстоял не из легких. Смущенная Татьяна попыталась обойти летчицу, но та начала с места в карьер:

– Так-так-так! Еще одной жертвой необузданных страстей товарища Мартынова в нашем полку прибыло!

Танька попыталась поднырнуть под преградившую ей путь руку:

– Извините, дайте пройти… Я очень спешу.

– Слышь, милая! Спешить надо на свиданку, а вот обратно… – Офицерша презрительно оглядела Танькину фигуру. – Обратно надо идти с высоко поднятой грудью. Если она, конечно, есть!

Капитанша повела мощным бюстом и оправила, потянув вниз, гимнастерку, демонстрируя Казариной, что у других-то с этим вопросом как раз все в порядке.

Таня отступила и нарочито вежливо спросила:

– Простите, а ваше какое дело?

Летчица ухмыльнулась и достала папиросы.

– А дело мое – такое: мы с Серегой вроде как женихаемся. Он, конечно, кобель известный. Но если я тебя с ним еще раз замечу – пеняй на себя.

Капитанша чиркнула спичкой, прикурила и выпустила в лицо Казариной струйку дыма. Но вопреки ее ожиданиям московская фифа ничего не ответила, лишь в глазах промелькнул недобрый огонек. Танина выдержка понравилась сопернице, и она вдруг сказала:

– Ты, подруга, не серчай. Романы у нас, у летчиков, короткие. Меня не сегодня-завтра фриц подстрелит, вот тогда постелька и освободится. А покуда – постой в очереди. Запомнила, милая моя?

В последних словах капитанши вновь прозвучала неприкрытая угроза. Татьяна выдержала небольшую паузу:

– Я-то, конечно, запомнила. Но и вы запомните: мужчины предпочитают любить женщин – а не самолет в юбке… – Танька смерила офицершу с головы до ног и добавила с ехидной улыбкой: – И тем более не с такими кривыми шасси. По-моему, это так у вас называется, «ми-ла-я»?

Капитанша машинально посмотрела на свои ноги, потом на Таньку и собралась было что-то ответить, но Казарина отодвинула ее руку и спокойно прошла мимо.

Над землей поднималось огромное солнце, окрашивая серые фюзеляжи самолетов в огненные тона. Не обращая внимания на все эти красоты, заспанные механики готовили машины к полету, тихо переговариваясь друг с другом.

А в это время в километре от аэродрома в лесу неизвестный отклонил ветки кустарника и из груды валежника извлек рацию. Накинув антенну на ветку, он включил тумблер, взялся за ключ и начал отбивать морзянку.

Сообщение было принято радистом в немецкой форме и вложено в папку. А чуть погодя на взлетную полосу выкатился самолет со свастикой на крыльях. Он разогнался и взмыл в небо.

Уже окончательно рассвело, когда на пыльной полевой дороге показалась машина. На заднем сиденье расположились Таня и Василий Сталин.

– Часа через полтора будем в Белокаменной, – поглядев на часы, зевнул Сталин. – Хорошо, хоть базируемся близко от Москвы. Не люблю я эту тряску. Вчера оттуда, сегодня туда. Слушай, Тань, – вдруг сменил тему Василий, – давно хотел спросить, что у вас все-таки с Мартыновым?

Таня вспыхнула, хотела что-то ответить, но в эту же секунду послышался нарастающий гул.

– Кажись, наш летит. – Едва водитель закончил фразу, тень вражеского самолета накрыла машину.

– Немец! – заорал Василий. – Сворачивай!

Водитель еле успел сманеврировать. Раздалась пулеметная очередь, и град пуль поднял пыль на дороге перед самым бампером. Самолет скрылся впереди за лесом, сделал круг и снова зашел на прежний курс.

– Танька, на пол! – успел проорать Сталин, стащив ее с сиденья и накрыв своим телом.

На этот раз пулеметная очередь прошила капот и крышу. Водитель резко свернул вправо, и машина помчалась по траве к ближайшему лесу. Самолет сделал еще один заход и опять начал настигать беглецов. Пули пробили боковое стекло, раздался крик, и водитель стал заваливаться набок. Теряя сознание, он не отпустил педаль газа, и машина продолжала, хоть и виляя, стремительно лететь к спасительному лесу. Уже на самой опушке Василий, перегнувшись, успел перехватить руль, с силой крутанул его влево, и только благодаря этому они проскочили между деревьев, плавно зарулили в просеку и остановились, уткнувшись в небольшой холмик. А самолет сделал последний круг, дал еще одну очередь и скрылся. Василий вылез из машины и помог выбраться Тане.

– Жива?

– Кажется… – неуверенно ответила она, отряхивая с юбки пыль и осколки стекла.

Не дослушав, Сталин метнулся к машине, рванул на себя дверь, и Казарина увидела истекающего кровью шофера.

– Надо его перевязать, – изменившимся от ужаса голосом произнесла она.

Но Василий, приподняв безжизненно лежащую на руле голову своего любимца, безнадежно махнул рукой.

– Ему уже не помочь.

Они сели на траву, и оба, не сговариваясь, уставились в небо:

– Не понимаю…

– Это ты про что? – всхлипывая спросила Татьяна.

Васька не услышал ее вопроса.

– Не понимаю… не понимаю… – бормотал он, качая головой.