Текст книги "Малый ледниковый период. Как климат изменил историю, 1300–1850"

Цены на все продукты питания взлетели до небес. Зерно для посева из уцелевших хозяйств на севере Новой Англии стоило до 4 долларов за бушель – и фермеры были рады приобрести его пусть даже по такой безбожной цене. Картофель в штате Мэн подорожал с 40 центов за бушель весной 1816 года до 75 центов в 1817-м. Финансовое состояние Томаса Джефферсона было настолько подорвано плохим урожаем в Монтичелло, штат Вирджиния, что он был вынужден занять у своего управляющего 1000 долларов – огромную по тем временам сумму. Еще южнее, в Северной и Южной Каролине, урожайность зерновых местами была на треть ниже нормы.

Последствия холодов 1816-го ощущались еще много лет. В то время как федеральное правительство мало чем помогло в условиях кризиса, Законодательное собрание штата Нью-Йорк признало необходимость совершенствования транспортной инфраструктуры для доставки продовольствия из одних районов в другие, что в то время было возможно только при помощи простых телег. В апреле 1817 года началось строительство Канала Эри, который должен был соединить реку Гудзон с Великими озерами; 523-километровый канал был торжественно открыт 25 октября 1825 года. Однако перевозить грузы на баржах было долго и неудобно, поэтому водный путь вскоре был вытеснен на второй план железными дорогами.

* * *

Продовольственный дефицит 1816–1817 годов стал последним поистине масштабным бедствием подобного рода в западном мире. Он затронул огромные территории от Османской империи и Северной Африки до Швейцарии, Италии, Западной Европы и даже Новой Англии и Восточной Канады. Причиной кризиса стали не только катастрофические неурожаи, но и резкий рост цен на продукты питания в период политической и социальной нестабильности после наполеоновских войн.

На Западе основной причиной смертей стал не сам голод, вызванный чередой очень холодных лет, а тяжелые социально-бытовые условия. В Швейцарии уровень смертности в 1816 году был на 8 % выше, чем в 1815-м. Годом позже он вырос на 56 %. В Англии и Франции эти показатели были не такими пугающими, поскольку там были приняты некоторые эффективные меры для сдерживания цен на продовольствие. Как и в 1740 году, большинство людей умирали от инфекционных заболеваний из-за ослабленного недоеданием иммунитета. Историк Александр Столленверк цитирует дневник одного из современников: «Многие умерли если не от голода, то по крайней мере от недостатка и плохого качества пищи… Та дикая зелень, что растет на полях, могла бы стать хорошим подспорьем, но мысль о том, чтобы есть траву, как животные, приводит этих людей в ужас»[229]229
  Post, The Last Great Subsistence Crisis. P. 125.


[Закрыть]. Обнищание населения Италии, Швейцарии и Ирландии способствовало высокой смертности в этих странах, главным образом от тифа и болезней, вызванных голодом. «Ужасно видеть, как ходячие скелеты с жадностью набрасываются на самую отвратительную и противоестественную пищу – трупы животных, листья крапивы, корм для коров и свиней»[230]230
  Там же. С. 128.


[Закрыть].

Неурожай 1816 года вызвал в Британии эпидемии сыпного и возвратного тифа. В 1818 году в Глазго из 130 тысяч жителей заболело 32 тысячи, 3500 из них умерло. Вспышка тифа среди рабочих шелковой фабрики в лондонском районе Спиталфилдс осенью 1816 года быстро распространилась на бедные кварталы города. Богадельни были переполнены «полуголодными существами, многие из которых получили свой единственный шанс на спасение только потому, что спали на близлежащих улицах и уже были больны лихорадкой». Томас Бейтман, главный врач лондонского Дома исцеления, выдвинул теорию, что инфекции служат индикатором состояния экономики и что «недостаток пищи стал главной причиной эпидемии»[231]231
  Там же. С. 131.


[Закрыть].

Когда холодные весна, лето и осень с нескончаемыми дождями пропитывали влагой дрова и торф, из-за чего становилось трудно поддерживать огонь в очагах, ирландские бедняки толпами пытались согреться в грязных лачугах и благотворительных столовых. При этом они неизбежно передавали друг другу экскременты тифозных вшей. Зараженная фекальная пыль прилипала к шерстяным плащам и одеялам, которые нередко были единственными теплыми вещами бедняков. Зимой 1817/18 года в Ирландии эпидемией было охвачено 850 тысяч человек.

Бубонная чума, давняя спутница голода, заявила о себе и на этот раз. Свирепая вспышка чумы произошла в 1812 году в голодающей Центральной и Северо-Западной Индии. К 1813 году болезнь распространилась в Юго-Восточной Европе, убив только в Бухаресте более 25 тысяч человек. В адриатических и средиземноморских портах были введены строгие карантинные меры, но эпидемия продолжалась до 1822 года. В 1820 году на Балеарских островах в Западном Средиземноморье погибло 12 тысяч человек. На этот раз чума так и не добралась до Западной Европы, несмотря на плохие урожаи и повсеместный голод. Отчасти ей помешали карантинные меры на восточных границах и в портах, отчасти – существенное улучшение санитарного состояния жилищ в городах и поселках за счет широкого использования камня, кирпича и черепицы вместо дерева, земли и соломы.

Эти перемены подстегнул обоснованный страх перед огнем. После Великого пожара в Лондоне было построено 9000 кирпичных домов на месте 13 200 деревянных, уничтоженных пламенем. Другие города, такие как Амстердам, Париж и Вена, со временем последовали примеру английской столицы. Это помогло решить и гигиенические проблемы, поскольку создавались менее благоприятные условия для размножения крыс и блох. Соломенные полы исчезли, а частные амбары уступили место более прочным и благоустроенным общественным зернохранилищам, что также лишило привычной среды обитания насекомых и грызунов. При этом эпидемии чумы продолжали опустошать Восточную Европу и значительную часть Юго-Западной Азии, где множество людей по-прежнему жили в земляных и деревянных постройках. Чистые, свободные от крыс здания были ключом к избавлению от чумы в городах. Сегодня бубонная чума – это преимущественно болезнь сельского населения в таких регионах, как Южная Америка, где жилищные условия зачастую по-прежнему ужасны[232]232
  Бубонная чума сегодня присутствует в Экваториальной и Центральной Африке, а также в Юго-Восточной Азии. Присутствие болезни в Южной Америке незначительно и ограничивается Перу. – Прим. науч. ред.


[Закрыть].

* * *

Холода 1812–1820 годов сопровождались чередой неурожаев зерна и картофеля, нехваткой пищи и стремительным ростом цен на аграрную продукцию в странах, где экономика и без того была подорвана наполеоновскими войнами. На западных сырьевых рынках возник хаос, поскольку производительность сельского хозяйства быстро падала. Реальные доходы населения снизились. Цены непредсказуемо скакали из-за холодной погоды, плохих урожаев и импульсивных решений относительно того, какие культуры сажать. Иногда такие решения принимались в последний момент. Упал потребительский спрос на промышленные товары, поскольку люди едва могли заплатить за еду. Резко выросла безработица; рабочие оказались на улице, когда снизилась покупательная способность.

По мере того как стоимость жизни становилась недосягаемой для большинства рабочих, многие люди попадали в зависимость от частной или государственной благотворительности или вынуждены были просить милостыню. Одни становились бродягами, другие пытались эмигрировать в Восточную Европу или Северную Америку. Тысячи людей выходили на улицы, где занимались бесчинствами и грабежами. Браки заключались все реже, и рождаемость шла на убыль. Все это происходило в то время, когда якобинская диктатура во Франции была более свежим воспоминанием, чем сегодня война во Вьетнаме. Власти хорошо осознавали опасность революции и массовых крестьянских восстаний. Угроза общественных беспорядков и эпидемий вынуждала правительства принимать меры по оказанию помощи населению. Те же угрозы подтолкнули некоторые европейские государства, в частности Францию, к консервативной и даже репрессивной политике. Но в долгосрочной перспективе зарождалась новая система социальной защиты, которая была призвана обеспечить базовые потребности нуждающихся во времена экономических кризисов. Это стало величайшим наследием вулкана Тамбора.

Глава 11
Великий голод в Ирландии

Ирландия славится урожаями картофеля… Он выращивается там дольше, чем в любой другой европейской стране… Ирландцы весьма разумно считали его продуктом величайшей важности.

Остин Бурк, «„Божья кара?“ Картофель и Великий голод в Ирландии», 1993 год[233]233
  Цитата в эпиграфе из: Austin Bourke. The Visitation of God? The Potato and the Great Irish Famine, edited by Jacqueline Hill and Corma Ó Gráda. Dublin: Lilliput Press, 1993. P. 18.


[Закрыть]

Как говорят, носильщики, чернорабочие и угольщики в Лондоне, а также те несчастные женщины, которые живут проституцией, – эти сильнейшие мужчины и, пожалуй, самые красивые в британских владениях женщины – в большинстве своем происходят из низших слоев населения Ирландии, которые питаются главным образом этим корнеплодом. Никакая другая пища не может представить более решительного доказательства своих питательных качеств или своей особенной полезности для здоровья человека[234]234
  Перевод издательства «Эксмо».


[Закрыть].

Адам Смит, «Исследование о природе и причинах богатства народов», 1776 год (об ирландцах и картофеле)

Благодаря Гольфстриму климат в Ирландии влажный, умеренный, с мягкими зимами и веснами. На протяжении веков ирландцы питались маслом, творогом и молочной сывороткой летом и овсяной крупой зимой. Выращивание зерновых никогда не было легким делом, даже в сочетании со скотоводством. Чрезмерные осадки в весенне-летний период регулярно уничтожали хлеба на корню. Голод был обычным явлением и неизменно сопровождался чумой и мором, от которых зачастую гибло больше людей, чем от самого голода. Проблемы для ирландских фермеров создавали как высокие, так и низкие индексы САО. Низкие индексы несли необычайно холодные зимы и заморозки; высокие индексы создавали постоянную угрозу сильных дождей в период вегетации. Здесь связь между чрезмерными осадками, плохими урожаями овса и зимним голодом была самой прямой.

Никто точно не знает, когда картофель попал в Ирландию, но, по всей видимости, это произошло в последние 15 лет XVI века[235]235
  Adam Smith. The Wealth of Nations. London, 1776 (цит. по: Peter Mathias. The First Industrial Nation: The Economic History of Britain 1700–1914. London: Methuen, 1990. P. 174).


[Закрыть]. Ирландские фермеры вскоре заметили, что эти странные клубни хорошо растут в их влажном климате с редкими солнечными днями. Наибольшие урожаи картофеля отмечались в те годы, когда из-за частых атлантических циклонов овес уничтожали дожди. На хорошо дренированных, приподнятых полях картофель давал стабильные и высокие урожаи даже при бедных почвах. Долгий период вегетации в Ирландии без резких перепадов температур идеально подходил для первого появившегося в Европе картофеля: он рос и цвел в течение долгих летних дней, а клубни формировались в безморозные осенние дни, в условиях, очень похожих на те, что были во многих районах Анд. В отличие от злаков, клубни картофеля были на удивление стойки к резким климатическим изменениям. Так происходило почти везде в Северной Европе, но в Ирландии влажный климат особенно благоприятствовал картофелю. В то время как другие культуры гнили над землей, картофель спокойно рос в грунте. Его было легко хранить и готовить, и он казался идеальной пищей для ирландской бедноты. Но главное – картофель был надежной страховкой от голода. Сочетание картофеля и злаков обеспечивало защиту от неурожая любой из этих культур. Пока между ними сохранялся баланс, у ирландцев была достаточно надежная система защиты от голода.

Места в Ирландии, упоминаемые в главе 11.

Поначалу картофель был лишь дополнением к основному рациону ирландцев, но в Манстере, на юге страны, он быстро стал главным блюдом сельских бедняков. Один наблюдатель писал в 1684 году: «Главная поддержка бедных слоев – это картофель». Его употребляли в пищу в основном зимой, между «первым днем августа осенью и днем Святого Патрика весной»[236]236
  Salaman. The History and Social Influence of the Potato.


[Закрыть]. Урожаи были настолько стабильными, что многие фермеры просто оставляли клубни в земле и выкапывали их, когда требовалось. По собственному горькому опыту они знали, что сильные морозы могут быстро уничтожить урожай.

За следующие полвека объемы выращивания картофеля выросли в 20 раз, несмотря на ужасный голод и стужу 1740 и 1741 годов, когда не уродились ни зерновые, ни картофель; 1740–1741 годы стали известны как Blaidhain an air, «год бойни». Затянувшиеся холода уничтожили посевы зерновых и картофеля, погубили домашний скот и даже морских птиц. К тому времени бедняки на юге и на западе страны почти полностью зависели от картофеля и были особенно уязвимы перед неурожаем. Правительство приняло решительные меры, запретив экспорт зерна и развернув армию для оказания помощи голодающим. В Европе было мало лишнего продовольствия – отчасти из-за плохого урожая, отчасти из-за Войны за австрийское наследство. Зато «крупные поставки провизии прибыли из Америки»[237]237
  Bourke. The Visitation of God? (обе цитаты со с. 15).


[Закрыть]. Местные землевладельцы, дворяне и священники Англиканской церкви организовали масштабную благотворительную помощь: они субсидировали зерно, раздавали бесплатные продукты и кормили людей обедами. Эта щедрость была вызвана скорее страхом перед общественными беспорядками и эпидемиями, нежели альтруизмом. Несмотря на эту помощь, многие бедняки выходили на дороги просить милостыню или переселялись в города в поисках еды, работы или отплывающего корабля. От дизентерии, голода и тифа погибло от 300 до 400 тысяч человек. Но этот голод был лишь предтечей великой трагедии 1840-х. В итоге по меньшей мере 10 % населения Ирландии погибло от голода и сопутствующих ему болезней. Трагедия показала, что ни картофель, ни овес не были панацеей от сельскохозяйственных проблем Ирландии – отчасти потому, что во влажном климате картофель хранился лишь около восьми месяцев.

Но воспоминания о голоде тускнели, а картофелеводство продолжало активно развиваться. Конец XVIII века был золотым веком ирландского картофеля, «привечаемого повсюду, от дворца до свинарника»[238]238
  Christine Kinealy. A Death-Dealing Famine: The Great Hunger in Ireland. London: Pluto Press, 1997. P. 43.


[Закрыть]. Картофель составлял значительную часть меню богачей и почти весь рацион бедняков. Превосходные ирландские сорта, выведенные в эти годы, вызывали восхищение по всей Северной Европе и выращивались не только для еды, но и в качестве корма для животных. К 1790-м фермеры кормили картофелем коров и свиней, но все равно выбрасывали большое количество излишков. «Они сваливали его в кучи позади сточных канав, складывали между заборами, использовали как удобрение, закапывали или сжигали на полях»[239]239
  Bourke. The Visitation of God? P. 18 // Irish Agricultural Magazine, 1798: 186.


[Закрыть].

Один за другим заезжие путешественники отмечали цветущий вид ирландских селян, их жизнерадостность, их непременные песни, танцы и сказки. В конце XVIII века врачи рекомендовали картофель «на ужин тем дамам, которых провидение не благословило детьми, и следствием этого часто было рождение наследника»[240]240
  Bourke. The Visitation of God? P. 20.


[Закрыть]. Джон Генри писал в 1771 году, что там, где «картофель наиболее часто употреблялся в пищу, прекрасные девицы были столь изящно сложены, что вызывали самые приятные и нежные чувства»[241]241
  Цитата оттуда же, с. 24.


[Закрыть]. В 1780 году путешественник Филипп Лаксом заметил, что бедные ирландцы круглый год питались картошкой и молоком, «не пробуя ни хлеба, ни мяса, разве что раз-другой на Рождество»[242]242
  William D. Davidson. The History of the Potato and Its Progress in Ireland // Journal of the Department of Agriculture, Dublin 34 (1937): 299.


[Закрыть].

Картофель выращивали на прямоугольных участках, разделенных узкими бороздами. Каждая грядка была шириной около 2–3 м и удобрялась навозом, а в прибрежных районах – водорослями или толчеными ракушками. При помощи особых узких лопат (лоев) десять человек могли вскопать и засадить картофелем 0,5 га в день. Чтобы засеять за то же время ту же площадь зерном, потребовалось бы человек сорок. Ирландские «приподнятые поля», которые иногда называют «ленивыми грядками», давали до 17 тонн картофеля с гектара – поразительная урожайность по сравнению с урожайностью овса. Картофель имел очевидные преимущества для малоземельных крестьян, живущих в крайней бедности. С картофельными клубнями, содержащими витамины, а также с молоком и маслом от немногочисленных коров даже самые бедные ирландские семьи в благополучные годы получали полноценное, хоть и простое питание.

Не задумываясь о потенциальных рисках, связанных с погодой и другими факторами, ирландцы опасно приблизились к монокультурному хозяйству. Зерно больше не входило в рацион жителей юга и запада страны, а на севере выращивалось преимущественно на продажу. Еще одно преимущество картофеля заключалось в том, что он кормил фермеров, выращивавших овес и пшеницу для экспорта в Англию. Иллюзия надежности нового продукта вызвала большой спрос на ирландский картофель в Северо-Восточной Англии, где необходимо было кормить растущее население Ливерпуля и Манчестера в период индустриализации.

В 1811 году, в разгар наполеоновских войн, один из авторов «Манстерского фермерского журнала» назвал картофель «роскошью богатых и едой бедных; главной причиной роста нашего населения и нашей лучшей защитой от голода»[243]243
  Bourke. The Visitation of God? P. 24.


[Закрыть]. Но при всех своих достоинствах картофель не был волшебным растением. Слишком дождливые или слишком сухие летние месяцы, а также слишком холодные зимы регулярно заставляли страну голодать. Сочетание дождей и морозов иногда убивало и злаки, и картофель. Даже в изобильные годы тысячи бедняков страдали от безработицы и помочь им могли только правительственные меры. Многие ирландские трудящиеся, в том числе квалифицированные рабочие льняных фабрик, уезжали в далекие края, спасаясь от голода. Только в 1770 году 30 тысяч эмигрантов отплыли из четырех ольстерских портов в Северную Америку. Покинуть родину их вынудил быстрый рост населения, архаичные законы о землевладении, вновь и вновь дробившие мелкие фермерские участки, а также вездесущий призрак голода.

* * *

Периодические перебои с продовольствием в Ирландии в период с 1753 по 1801 год носили преимущественно локальный характер, и смертность от них была сравнительно низкой[244]244
  Там же. С. 17.


[Закрыть]. Серьезные проблемы возникли зимой 1782/83 года, когда холода и сырость уничтожили значительную часть урожая зерновых в разгар глубокого экономического спада. Частная благотворительность и вмешательство ирландского правительства помогли предотвратить массовый голод. Граф Карлайл, в то время лорд-лейтенант Ирландии, проигнорировав интересы торговцев зерном, наложил запрет на вывоз продовольствия в Англию и выделил 100 тысяч фунтов стерлингов на закупку импортного овса и пшеницы. Цены на еду упали почти сразу. Когда продовольственный кризис затянулся из-за суровой зимы 1783/84 года, лорд-лейтенант снова взял под личный контроль экспорт продовольствия и профинансировал оказание помощи на местном уровне в пострадавших районах. В течение десяти дней приходская система снабжала нуждающихся щедрым пайком, включавшим фунт хлеба, селедку и пинту пива на день. Число смертей оказалось намного меньшим, чем во время бедствия 1740–1742 годов. Власти преследовали ясные и гуманные цели – их приоритетом было удовлетворение первоочередных потребностей людей. По акту 1800 года об унии Великобритании и Ирландии последняя утратила политическую и законодательную автономию, а также экономическую независимость. В течение следующих десятилетий Англия активно проводила индустриализацию и значительно обошла Ирландию, где из-за конкуренции с высокоразвитой английской экономикой пострадали многие зарождающиеся отрасли. К 1841 году 40 % работающих британцев были заняты в промышленном секторе (в Ирландии этот показатель составлял всего 17 %). Одной из важных причин деиндустриализации в ирландской льняной промышленности стало внедрение трудосберегающих технологий. Новые станки и энергия пара превратили кустарные производства в большие фабрики, сосредоточенные на севере, вокруг Белфаста. До их появления тысячи мелких предпринимателей жили за счет небольших участков земли, ткачества и прядения. Теперь, лишившись важного источника дохода, они оказались в полной зависимости от своих крошечных ферм, и прежде всего – от картофеля. А британские власти в неурожайные годы были менее склонны к состраданию, чем их ирландские правопредшественники.

От сельского хозяйства Ирландии, которое производило достаточно мяса, молока и хлеба, чтобы накормить 2 миллиона человек, теперь требовалось направлять на экспорт четверть зерна и значительную часть поголовья скота. Ирландия стала житницей Англии: ирландские овес и пшеница способствовали поддержанию низких цен на английский хлеб, в то время как большинство ирландцев питались картофелем, растущим на арендованных землях, и едва сводили концы с концами. Нигде в Европе жизнь людей не зависела от урожая настолько сильно. А из-за структуры землевладения картофель выращивался на столь небольших участках, что почти никто из арендаторов не мог производить его с избытком.

Картофель оказался ненадежной страховкой от продовольственного дефицита. Более 65 тысяч человек умерли от голода и сопутствующих болезней в 1816-м «году без лета». Многие из них погибли потому, что британские власти решили не прекращать экспорт зерна, хотя эта мера ранее уже доказывала свою эффективность. Главный секретарь по делам Ирландии Роберт Пиль обосновывал это тем, что если государство возьмет на себя основную ответственность за помощь голодающим, то снизится активность частных благотворителей. В июне 1817 года он издал нелепый манифест о том, что «лица из высших кругов общества должны прекратить употреблять картофель в своих семьях и снизить выдачу овса лошадям»[245]245
  Об ирландском картофельном голоде написано много трудов; неспециалист может погрузиться в них на свой страх и риск: Cormac O. Gráda. Ireland Before and After the Famine. Explorations in Economic History, 1800 to 1925. Manchester, England: Manchester University Press, 1988 (комплексный анализ проблемы в широком контексте); Christine Kinealy. A Death-Dealing Famine is an excellent and dispassionate summary и Austin Bourke, Visitation of God (посвящено более узким вопросам). Тщательное и красноречивое исследование Cecil Woodham-Smith «The Great Hunger, Ireland 1845–1849» (New York: Harper and Row, 1962) подвергалось критике многими рецензентами, но теперь принимается более благосклонно и все еще остается отличным источником для широкой аудитории. В работе Arthur Gribben, ed. «The Great Famine and the Irish Diaspora in America» (Amherst, Mass.: University of Massachusetts Press, 1999) рассматриваются многие аспекты голода. О массовой эмиграции среди прочих работ стоит прочесть: William F. Adams. Ireland and Irish Emigration to the New World from 1815 to the Famine. New Haven: Yale University Press, 1932; Timothy Gwinnane. The Vanishing Irish. Princeton: Princeton University Press, 1997.


[Закрыть].

* * *

К 1820 году многообразие сортов картофеля, поддерживавших ирландцев в прежние времена, снизилось. Самыми популярными сортами были блэк, эппл и кап; особенно выделялся эппл с темно-зеленой ботвой и округлыми клубнями – мучнистыми, обладающими богатым вкусом и по консистенции напоминающими хлеб. Эти стойкие и продуктивные сорта начали вырождаться из-за беспорядочного скрещивания в начале XIX века. Они уступили место печально известному ламперу, или конскому картофелю, который был выведен в Англии в качестве корма для животных. Он обладал высокой урожайностью и хорошо рос на бедных почвах, что было важным фактором, когда люди стали возделывать каждый клочок земли. К 1835 году грубые и водянистые клубни стали обычной пищей бедняков и скота на большей части юга и запада Ирландии. Мало кто отзывался о лампере хорошо. Генри Даттон описывал этот сорт так: «Он более продуктивен даже с минимальным удобрением… но это скверная пища для любого существа; даже свиньи, как мне говорили, не будут его есть, если смогут добыть что-то другое»[246]246
  Kinealy. A Death-Dealing Famine. P. 46.


[Закрыть].

Артур Юнг, путешествовавший по Ирландии в 1779 году, с восторгом писал о картофеле и о том, как он кормит целый народ. Но по мере того как население росло, а урожайность падала, недостатки картофеля становились очевидными. Лампер не хранился до следующего года, поэтому нельзя было рассчитывать на прошлогодние запасы как на подушку безопасности в случае неурожая. Поэтому у бедных ирландцев, уже живших на низкосортном картофеле с сомнительной пищевой ценностью, не было продовольственных резервов. Кроме того, не хватало земли. Население Ирландии быстро увеличивалось и стало превышать половину населения Англии вместе с Уэльсом. Это серьезно осложняло ситуацию с сельскохозяйственными угодьями, тем более что крупные фермеры все чаще выращивали на своих землях зерно и скот на экспорт. Такие перемены вынуждали бедняков уходить выше в горы и обрабатывать все менее плодородные участки. Урожайность неизбежно падала. В голодные летние месяцы люди испытывали искушение съесть семенной картофель или даже выкопать едва сформировавшиеся клубни. Год за годом положение ухудшалось, и тысячи ирландцев мигрировали в Северную Америку, чтобы избежать бедствий на родине. Многие публицисты по обе стороны Ирландского моря предрекали апокалипсис. «Положение Ирландии становится все хуже и хуже», – писал Джон Уиггинс в статье «Чудовищные страдания Ирландии», опубликованной в 1844 году. Ирландия была «домом, построенным на песке… который должен неминуемо рухнуть, когда подуют ветры и поднимутся волны, или даже при первых признаках бури»[247]247
  Bourke. The Visitation of God? P. 18 / Irish Agricultural Magazine, 1798: 186. Об истории картофеля см.: обе работы Бурка, а также Salaman «The History and Social Influence of the Potato». Эта книга остается актуальным источником, и автор замечает, что «многолетнюю страсть к изучению столь банального предмета можно объяснить разве что психическим расстройством» (с. XXXI). Работа Larry Zuckerman «The Potato: How the Humble Spud Rescued the Western World» (London: Faber and Faber, 1998) относится к популярным, а не научным источникам.


[Закрыть]. Он призывал к немедленным действиям.

Но было уже слишком поздно. Крошечный грибок, родившийся на другом берегу Атлантического океана, уже направлялся в Европу. Другой наблюдатель, доктор Мартин Дойл, писал в письмах о положении в Ирландии: «Если случится нехватка продовольствия, голод и чума объединятся и, вероятно, избавят нас от миллиона человек»[248]248
  Цит. по: Bourke. The Visitation of God? P. 24.


[Закрыть]. Катастрофа, ожидавшая своего часа, усугублялась безразличием и инертностью. Парламентские комиссии изучали ситуацию в Ирландии, но ничего не предпринимали. По меткому выражению Остина Бурка, «каждый по очереди поднимал крышку котла, беспомощно вглядывался в мешанину несправедливости, предрассудков, голода и отчаяния и молча возвращал крышку на место»[249]249
  Цитата оттуда же, с. 67.


[Закрыть].

* * *

Картофель, как и другие культуры, подвержен болезням. В 1832–1834 годах отмечались вспышки вируса скручивания листьев картофеля, за ними последовала эпифитотия сухой гнили. Все это наносило хозяйствам немалый ущерб. Затем, в 1843 году, патогены Phytophthora infestans (или картофельная гниль) атаковали растения в окрестностях крупных портов на востоке США. Споры фитофторы распространялись чрезвычайно быстро; они развивались на листьях и стеблях картофеля или в почве. Болезнь проявлялась сначала в виде черных пятен, а затем в форме пушистого нароста. Растение вскоре гибло, а его клубни превращались в бесцветную жижу. Характерный запах часто был первым признаком поражения фитофторозом. За следующие два года болезнь из окрестностей Нью-Йорка и Филадельфии перекинулась на юго-восток США и на запад, в район Великих Озер и в Канаду. В конце концов споры пересекли Атлантику. Никто не знает, как, откуда и когда болезнь прибыла в Европу. Некоторые специалисты полагают, что она была завезена с картофелем из Перу на кораблях, перевозивших гуано (удобрение из птичьего помета), в 1844 году. Другие указывают на Мексику или Северную Америку. Но как только споры оказались в Европе, фитофтора быстро распространилась, чему способствовали подходящие погодные условия.

Лето 1845 года было холодным, пасмурным и более влажным, чем обычно, но отнюдь не аномальным для середины XIX века. Небольшие грозовые циклоны с резкой сменой направления ветра вторгались на материк. Прохлада, сырость и переменчивый ветер благоприятствовали переносу спор во всех направлениях. В то время европейские сорта картофеля были чрезвычайно восприимчивы к фитофторозу, и особенно это касалось лампера. По тем местам, где выращивался этот сорт, болезнь распространялась с ужасающей быстротой; порой клубни сгнивали чуть ли не за одну ночь.

Первые сообщения о фитофторозе появились в Бельгии в июле 1845 года. К августу зараженные растения появились на полях в окрестностях Парижа и в Рейнской области. Примерно в то же время болезнь достигла Южной Англии и Нормандских островов. Эффективного средства против нее не существовало. Ботаники и другие ученые пытались найти объяснение неизвестной болезни, приписывая ее возникновение необычайно холодному и сумрачному лету, прогрессирующему вырождению картофеля или даже «какому-то поветрию, проистекающему из открытого космоса». Тем временем фитофтороз продолжал распространяться. В конце августа появились первые сообщения о заражении растений в Ботаническом саду Дублина.

Поначалу ирландские газеты преуменьшали масштабы бедствия и возможное влияние болезни на урожай. Всеобщая паника началась в октябре, когда сгнили миллионы спелых клубней. «Где окажется Ирландия, если картофельная гниль станет повсеместной?» – вопрошал доктор Джон Линдли, редактор популярной газеты «Гарденерз Кроникл»[250]250
  Там же. С. 69.


[Закрыть]. Наибольшие потери отмечались в районах, где лето выдалось особенно дождливым. В среднем по всей Ирландии фитофтора погубила около 40 % урожая, и над людьми нависла прямая угроза голода.

В первое время картофеля было достаточно. Люди спешили продать неповрежденные клубни или употребить их как можно скорее. Настоящий голод начался спустя пять-шесть месяцев, когда были съедены последние картофелины. Оказание помощи осложнялось отсутствием хороших дорог и неплатежеспособностью многих ирландских землевладельцев, которые были практически бессильны помочь своим арендаторам. Премьер-министр Роберт Пиль, узнав о неурожае, собрал комиссию ученых для анализа проблемы, оценки ущерба и поиска средства от фитофтороза. Комиссия подсчитала, что до половины картофеля было уничтожено или сгнило на складах, но не смогла установить причину болезни. Ученые подняли тревогу, и Пиль приказал немедленно закупить в США кукурузу на сумму 100 тысяч фунтов стерлингов. Эта мера была задумана не как способ накормить голодающих фермеров, а как способ контролировать цены на зерно, не опасаясь обвинений во вмешательстве в рынок.

К апрелю 1846 года Палате общин стало известно, что люди едят свой семенной картофель. В результате этого примерно треть площадей осталась незасаженной, что делало неизбежным новый дефицит. Весна была холодной и сырой, зато май и июнь выдались теплыми и сухими. Надежды были самыми радужными. Картофель на полях выглядел превосходно. Но затем, в начале августа, вновь появилась зараза – на два месяца раньше, чем в предыдущем году. Фитофтора продвигалась на восток и северо-восток на крыльях господствующих ветров со скоростью около 80 км в неделю. Почти весь картофель погиб. Отец Мэтью, знаменитый в то время поборник трезвости, писал, как 27 июля он отправился из Корка в Дублин: «Это злосчастное растение цвело во всем великолепии и сулило щедрый урожай. Вернувшись в следующий раз, я с грустью созерцал одну лишь гниль и запустение. Повсюду несчастные люди сидели на заборах у своих зачахших огородов, ломая руки и горько оплакивая разорение, которое оставило их без пищи»[251]251
  Там же. С. 26.


[Закрыть]. На протяжении сотен миль поля были черными, словно выжженными огнем. В воздухе стоял запах гниющих клубней.

В 1845 году бедствие было серьезным, но не катастрофическим, благодаря хорошему урожаю и помощи властей, которая оказалась отчасти эффективной. Теперь же разразилась настоящая катастрофа. В стране не было свежего картофеля, чтобы накормить голодных. Вся одежда и другое имущество, вплоть до постельного белья, уже были заложены или обменяны на еду. От Лимерика до Дублина не было ни одного зеленого картофельного поля. Сильные грозы с проливными дождями терзали почерневшие поля, и густой туман висел над опустошенной землей. Лондонская газета «Таймс» 2 сентября назвала ситуацию с урожаем картофеля «тотальным уничтожением».

Плохой урожай зерновых привел в 1846 году к продовольственному дефициту по всей Европе. Государства были вынуждены торговаться за импорт из Средиземноморья и Северной Америки. Франция и Бельгия заплатили больше и перебили предложение Англии, из-за чего ирландцы остались без помощи. Грузы для Ирландии жадно скупали частные коммерсанты, но они представляли собой худшую разновидность торговцев и продавали зерно мелкими партиями по бешеным ценам благотворительным организациям и тем немногим людям, которым это было по карману. Проблему усугубляло безразличие властей. Высокопоставленные чиновники британского правительства знали об Ирландии и ее экономике меньше, чем о Китае. Ирландским крестьянам было велено есть хлеб вместо картофеля, но в то же время правительство не ограничивало экспорт зерна из голодающей страны. Здесь доминировала доктрина свободной торговли, согласно которой экспорт зерна приносил ирландским купцам деньги на покупку и ввоз дешевого продовольствия взамен картофеля. Но на обнищавшем западе Ирландии никто не слышал об импортных продуктах, да и инфраструктуры для их доставки не существовало.