Текст книги "Одинокая смерть"

Когда Ратлиджа доставили на пункт медицинской помощи и он немного пришел в себя, то вдруг услышал голос Хэмиша, с тех пор не оставлявший его в покое, – голос твердил ему, что все его люди мертвы и он не имел права выжить.

Отогнав воспоминания, Ратлидж окликнул Хопкинса, и тот отвел от лица руку, сел, свесив ноги на пол, и взглянул в зарешеченное окно на двери.

Он не спал, это было ясно.

– Что вам надо? Еще один ваш трюк?

Он был высокий, худой, сутулый, с очень светлыми волосами. Но, приглядевшись, Ратлидж заметил широкие плечи. Этот человек, несомненно, обладал силой. Первый взгляд оказался обманчив.

– Мы продержим вас здесь еще несколько дней, – сказал Ратлидж, – для вашей же безопасности. Но я хочу знать следующее – что связывало вас с теми четверыми, убитыми раньше в Истфилде? Вы вместе ходили в школу?

– Меня рано определили на мебельную фабрику. Я ходил с ними в школу года три. А потом моя мать сама учила меня вечерами, когда я приходил с работы.

– Что вы о них помните? Что запомнилось больше всего?

Хопкинс не задумался над ответом.

– Все были ровесниками. За исключением братьев Пирс. Все спортивные. Но на уроках успехи были не такие, похуже, чем в спорте. Я был сильнее в математике, да и литературе.

– Они были хулиганами?

– Не больше, чем другие.

Ратлидж сменил тему:

– Мне говорили, что вы ненавидели англичан за то, что они сделали с вашей семьей во время войны.

Хопкинс встал с койки, подошел к двери.

– Иногда мне становилось тяжело, когда я думал об этом. Я ведь не был призван, вы знаете. И не был там, чтобы им помочь. Я не мог спать, меня мучили мысли, что они звали меня, а я не пришел. Я даже не знал, что они погибли, узнал только спустя несколько недель. Я жил своей жизнью, работал, болтал с друзьями, крепко спал, а они боролись за жизнь. Потом, когда я видел английских солдат, хотелось спросить: вы не были там? Не попытались их спасти? Вам было безразлично, что они умирают? Некоторые хвастались тем, как убивали немцев. Проклятые ублюдки. Мне хотелось ударить их, заставить тоже страдать. – Он пожал плечами. – Мне было так тяжело, что я не мог ни о чем больше думать. Даже мысли о самоубийстве в голову лезли. Но что толку убить себя, если после смерти я все равно не смогу быть с ними? Самые счастливые дни своей жизни я провел именно с моим английским братом и моим немецким кузеном. А когда люди называют моего брата мясником, варваром и желают, чтобы он попал прямо в ад, я их ненавижу от всего сердца.

Он стоял и плакал, проклиная, плечи его сотрясались.

Ратлидж спросил:

– Вы ненавидите их так сильно, что могли бы убить?

– Я думал об этом. Если бы знал, где достать пистолет, может быть. Но я не убивал. Я могу лишь проклинать их. – Он отвернулся. – Надо иметь силу воли, чтобы исполнить такую ужасную казнь. У меня ее нет – я слаб духом.

Хэмиш сказал: «Он не смог бы подкрасться сзади и накинуть удавку».

Но Ратлидж мысленно ему возразил: «Возможно, при дневном свете – нет. Но в бессонную темную ночь?»

Когда он шел сюда, в подвал, его намерением было поговорить с Хопкинсом, глядя ему в лицо. Услышать, как он оправдывается. Сначала он почти поверил ему. Сейчас не был так уверен.

Хэмиш тут же возразил: «Ты сам, когда немного посидел в темном подвале, понял, что у тебя поплыли мозги. Представь себя на его месте».

Ратлидж вгляделся в узника. Кажется старше своих лет. Сломленный, согбенный. Не осталось душевных сил, никакого желания воспрянуть и снова начать жить, пережив потерю близких, мысли о которой пожирают его заживо. Может быть, он черпал жизненные силы от своих братьев, а оставшись без них, не смог найти в одиночку свой путь. Убийство могло бы немного смягчить его боль? Или всего лишь добавило бы тяжести, и тогда груз вины, который он носит, стал бы совсем непосильным?

– Кто, по-вашему, напал на инспектора Майклсона? – спросил Ратлидж.

– На человека из Скотленд-Ярда? Он изводил миссис Уинслоу, а старый мистер Роупер из-за него заболел. Миссис Джефферс жаловалась констеблю Уокеру, что приезжий довел ее до слез, заставляя вспоминать войну. Потом этот Майклсон узнал от кого-то из гостиницы, что мистер Кентон приходил к вам. А вскоре начал и на меня давить. Я живу один. У меня нет алиби, никто не может подтвердить, что я был дома ночью. Все полицейские, получившие власть над людьми, начинают на них давить. – Хопкинс впервые посмотрел в глаза Ратлиджу. – Мне он не нравился, и я не мог скорбеть по нему, когда услышал, что его чуть не убили, он никогда не вызывал у меня симпатии. И не только у меня.

С этими словами он повернулся спиной к Ратлиджу, сел на свою койку и обхватил голову руками. Ратлидж постоял немного, глядя на него, потом пошел прочь.

Глава 15

Когда он вернулся в кабинет Нормана, то сразу понял, что, как только он вышел, эти двое, оставшись наедине, сразу поругались. Напряжение просто висело в воздухе, их сердитые красные лица были достаточно красноречивы.

– Я не выяснил ничего интересного, – сказал он, сделав вид, что ничего не заметил. Потом, кивнув на прощание инспектору Норману, вышел и направился к своей машине.

Через минуту к нему присоединился старший инспектор Хаббард.

– Мы можем поговорить в таком месте, где нас никто не услышит? – спросил он.

– На берегу.

Они проехали к морю и остановились недалеко от рыбацкого поселка. Лодки уже вышли в море, пахло водорослями, смолой, рыбой. Высокие узкие сараи для сушки сетей чернели на солнце вдоль берега, вид у них был несколько зловещий. Над берегом обрыва нависал мыс, зеленея роскошной зеленой травой.

– Здесь они нашли инспектора Майклсона. В одном из этих сараев, подвешенного на крюк, – сказал Хаббард.

– Боже милостивый! – Ратлидж помолчал. – Я думал, его нашли в Истфилде. Понятно теперь, почему инспектор Норман сам хочет вести дело, и он не отступит. Даже если его отстранят, он станет заниматься им параллельно с Ярдом. У него есть констебль Петти, очень грамотный полицейский.

– В то утро рыбацкая флотилия вышла в море очень рано, – продолжил Хаббард, – и это означает, что его привезли сюда еще до рассвета. Убийца где-то достал кусок веревки, чтобы перекинуть через крюк. Или принес с собой, или нашел в сарае.

Хаббард взглянул на Ратлиджа:

– Если бы Карл Хопкинс не сидел в камере и если бы Майклсона удавили гарротой, я бы считал вас гениальным преступником.

Ратлидж рассмеялся невесело:

– Вы прекрасно знаете, что я его не трогал. И что старший суперинтендент Боулс обрадовался предлогу не дать мне повышение. А потом запаниковал, когда услышал о Майклсоне. Наверное, решил, что он в моем списке следующий.

– Я бы не стал шутить по этому поводу на вашем месте.

– Он ставленник Боулса. Если бы я хотел его убить, то сделал бы это в Лондоне и сбросил тело в реку, где-нибудь в восточной части Темзы. К тому времени, как его бы выловили, никто уже не смог бы узнать, как он умер, где и кто его убил. Если бы вообще смогли опознать. Оставив его здесь, в сарае, я с таким же успехом мог повесить ему на шею табличку, указав свое имя. Что я, по-вашему, круглый идиот? К тому же я не имею желания быть повешенным за убийство.

– Но кто тогда встречался с ним у церковных ворот и увез? Возможно, миссис Фаррелл-Смит в этом случае говорит правду.

– Кто нашел тело?

– Рыбаки пришли за сетями. Думаю, они напуганы теперь на десять лет вперед. Какого дьявола эти сараи такие высокие и узкие?

– Это специально для налогового инспектора, подарок рыбаков. Так мне сказали. Когда город стал увеличивать налоги на площади арендуемых помещений, рыбаки взглянули на свои приземистые и длинные сараи для просушки сетей и, чтобы не платить налоги, надумали строить их ввысь, а не в длину. Налоги постепенно отменили, но строения таковыми и остались. Они горят время от времени или рушатся от волн, но рыбаки таким оригинальным способом щелкнули власти по носу.

– Вы не ответили на мой вопрос о машине, в которую сел, по словам этой дамы, инспектор Майклсон, – напомнил Хаббард.

– Если она не лжет, и инспектор действительно встречался с кем-то, и это был убийца, можно сказать одно: в темноте легко можно перепутать. – Ратлидж указал на капот своего автомобиля. – Красный цвет принять за зеленый или синий, черный. Она видела лишь очертания, форму машины, не цвет. Такая марка автомобиля не редкость. Обычный автомобиль. Может быть, она просто видела, как двое мужчин встретились, а автомобиль припутала, чтобы увести подозрение в другом направлении.

– Зачем ей это делать?

– Она могла решить, что человеком этим был Дэниел Пирс. Она ждала его здесь, когда кончилась война. Он вернулся домой, но оставался в Истфилде всего несколько недель.

– Она в него влюблена?

– Не знаю, чего она хочет – любви или убить его. Зависит от того, убила ли она своего мужа ради него.

– Согласен.

Ратлидж развернулся и поехал в Истфилд. Хаббард после долгого молчания сказал:

– Но миссис Фаррелл-Смит нас сейчас не интересует. Вы уверены, что эти убийства не имеют военного прошлого?

– Я ни в чем не уверен. Кто-то знает ответ, но, вполне вероятно, не догадывается о важности и значении события, которое когда-то произошло. Ясно, что оно не имело большого значения для жертв, они и не вспоминали об этом никогда. Но для убийцы имело значение, и еще какое.

– Тогда этот Хопкинс вполне вписывается в картину. Как мне сказали, он затаил ненависть, о которой никто не догадывался.

Оба промолчали оставшуюся часть пути. Только когда уже въезжали в Истфилд, Хаббард сказал:

– Мне не хотелось бы оставлять вас здесь одного.

– Значит, вы все еще думаете, что это я хотел убить Майклсона.

– Будьте снисходительны. Это было недоразумение.

Но Ратлидж не мог забыть, как стены подвала надвигались, сужая пространство вокруг него, и как из этих стен сочилась безнадежность и отчаяние. Он остановился у гостиницы.

– Я найду кого-нибудь, чтобы отвезти вас на ближайшую железнодорожную станцию, когда вы закончите дела.

Он вышел из машины.

– То, что меня в любом случае теперь не повысят, я прекрасно понимаю. Даже если Майклсон выживет и вернет мне честное имя. Можете передать старшему суперинтенденту Боулсу… Впрочем… – Он не закончил и пошел прочь.

Старший инспектор Хаббард понял, что не стоит идти за ним.

Подумав и перебрав в памяти всех, кто будет говорить откровенно, Ратлидж решил, что правильным выбором будет сестра Тео Хартла.

В доме только что закончили пить чай, поэтому, открыв ему дверь, миссис Уинслоу предложила:

– Хотите чаю?

– Нет, спасибо. Мне надо с вами поговорить. День сегодня отличный. Может быть, прогуляемся?

Женщина кинула обеспокоенный взгляд через плечо:

– Кажется, мой муж задремал в своем кресле. Я должна быть здесь, вдруг он проснется и ему что-то понадобится?

– Он выпил чаю, пусть поспит, пока вы ему не нужны.

Она неохотно подчинилась.

– А где тот, другой? Почему вы вернулись?

– А вы ничего не слышали?

По ее лицу было понятно, что она действительно ничего не знает.

– Мы редко покидаем дом, – объяснила она, – я выхожу только по делу или если что-то надо купить.

– Его чуть не убили.

– Как тех, всех остальных? – Она в ужасе смотрела на него.

– Нет, кто-то пробил ему голову.

– Но он же полицейский! – В представлении миссис Уинслоу миру грозил крах, если руку подняли на представителя власти. Оказывается, они тоже подвергаются опасности, раз их можно убивать, как простых смертных. – Знаете, мне он не нравился. Но все же… – Она испуганно оглянулась, как будто хотела посмотреть, не крадется ли кто-нибудь за ними. – Мы все здесь боялись и раньше выходить из дому, как стемнеет. А теперь, говорят, даже в пабе никто не задерживается.

– Но я пришел к вам не по этой причине. Расскажите мне подробнее о вашем брате.

– Он был трудным ребенком. Так говорила мама. Всегда противный и задиристый. – Она улыбнулась сквозь слезы. – Но он никогда не попадал в неприятности, действовал исподтишка. А меня всегда дразнил из-за веснушек. Но он не был злым, никому не делал больно. – Она покачала головой.

– Но и словами иногда можно причинить боль.

– Иногда мне бывало несладко, – подтвердила она, – он все время твердил, что у меня лицо в грязных пятнах, требовал, чтобы мама оттерла их пахтой. Даже как-то поймал меня и попытался сделать это сам. Но они не отошли. У тебя пятна на лице. Я слышала это постоянно и плакала. Мама говорила, что все мальчишки такие вредные. А веснушки сами исчезли, когда я выросла. Я была так рада.

Мальчишки есть мальчишки…

Где он это слышал? От констебля Уокера?

Ратлидж остановился и посмотрел на миссис Уинслоу:

– Он дразнил кого-то еще? Или он выбрал вас излюбленной мишенью для насмешек, потому что вы были сестрой?

– О, да они все время поддразнивали друг друга. Не всегда безобидно, иногда это были жестокие шутки. Но, видите ли, они не были на самом деле злыми. Просто дети видят и говорят о вещах, которые взрослые тоже видят, но делают вид, что не замечают. У маленького Джимми Роупера торчали уши, и они дразнили его этим, говорили, что они как ручки от кувшина. А Мэри, сестра Уилла, заикалась, и они передразнивали ее, иногда доводили так, что она вообще не могла выговорить ни слова. Это происходило, как правило, на школьном дворе, когда не видела учительница, или по дороге домой. И еще был один мальчик, не помню его имя. Они тоже его изводили, когда не было рядом взрослых. Но мы никогда не жаловались. Мы боялись, хотя я иногда говорила Тео, что они ведут себя нехорошо. – Она прикрыла глаза от солнца ладонью и посмотрела на Ратлиджа. – Мальчики не задумываются над тем, что словами можно ранить.

– А другие мальчики – Джимми Роупер, Уилл Джефферс, Энтони Пирс тоже принимали участие в этом?

– Энтони это не нравилось, но он боялся идти против всех. Он был младше других и не такой большой и сильный… Может быть, повернем назад? Мне пора к мужу.

Они как раз дошли до церковного двора. Поворачивая обратно, Ратлидж сказал:

– Вы очень помогли, миссис Уинслоу. Если вспомните что-нибудь еще, может быть, придете в участок и сообщите?

– Конечно.

Она вошла в дом и закрыла за собой дверь, исчезнув в свой маленький мирок, до которого сузилась ее жизнь. Он подумал, как жалость, принимаемая за любовь, может разрушить жизнь. Этой жертвы он и не хотел от Джин.

Вспомнил про Мередит Ченнинг, но тут же прогнал мысли о ней и пошел искать констебля.

Уокер был рад его видеть.

– Никогда не думайте плохо о человеке, если он сам не может за себя сказать, – такими словами приветствовал он Ратлиджа и сразу спросил, будет ли тот снова вести следствие. – С инспектором Майклсоном было неприятно работать. Не мог понять, зачем Ярд тогда вас заменил.

– Миссис Фаррелл-Смит на меня нажаловалась. А теперь она еще заявляет, что это я хотел убить инспектора Майклсона.

Уокер улыбнулся.

– И каким образом? Вас ведь не было той ночью в Истфилде.

Интересно, говорил ли он об этом Хаббарду?

– Она клянется, что видела какого-то человека, встретившего Майклсона у церкви и увезшего его на автомобиле, который похож на мой. Если она действительно видела, то у этого человека такой же автомобиль, как у меня.

– Странно, – улыбка исчезла с лица Уокера, – насколько я помню, такой был у Дэниела Пирса. Только темно-зеленый. Не знал, что он появился в этих местах снова.

– Эта марка автомобиля очень популярна, – напомнил Ратлидж, – но мне кажется, она как раз и боится, что он принадлежал Пирсу.

– Я не знал, что они знакомы.

– Как хорошо вы помните Дэниела ребенком? Его дразнили старшие мальчики? Или не трогали, потому что он был сыном мистера Пирса?

– Если и дразнили, я об этом не знал. Я помню, как раза два он приходил из школы с разбитым носом и отец ругал Энтони, что тот не заступился за брата. Но Энтони оправдывался, говорил, что Дэниел сам полез первым в драку.

Дэниел в роли драчуна не вписывался в картину.

– Пирс обращался к вам?

– Я был молод и неопытен. Поговорил с Дэниелом, но тот был упрям, молчал, я ничего от него не мог добиться. Но я сказал отцу, что сын все понял и больше не будет драться.

– Хорошо. У меня к вам просьба, констебль. Приведите мне двух или трех человек из тех, кого мы запирали в участке.

– Сейчас?

– Да, чтобы они успели вернуться домой засветло.

В гостинице Ратлидж спросил у молодой женщины за стойкой администратора, в каком номере жил инспектор Майклсон.

– Он занимал семнадцатый номер. Меня уже спрашивали об этом констебль Петти и еще один человек по имени Хаббард.

– Я так и думал, – улыбнулся ей Ратлидж, взял ключ и пошел наверх.

Ему понадобилось совсем немного времени, чтобы узнать, что его ключ подходит и к замку номера 17, если немного повозиться. Он открыл дверь и вошел.

Одеяло на кровати было отвернуто, но было видно, что в ней не спали. Вещи аккуратно висели в шкафу. На полочке у зеркала бритва, зубная щетка, мыло, полотенца, ими тоже не пользовались, они были свежими и сухими.

Где был Майклсон между ужином и свиданием у ворот церкви?

Ратлидж открыл ящик стола. Там лежала пачка почтовой бумаги, несколько листков были использованы для заметок. Ратлидж прочитал все.

На одном перечислены действия Ратлиджа до того, как его заменили. «Р. у Пирса». «Р. в церкви у священника». «Р. у Ф.-С». «К. у Р». Все его основные шаги в Истфилде. В Лондоне старший инспектор Хаббард упоминал, что Майклсон провел ревизию, пытаясь определить, какого успеха в следствии добился Ратлидж до него. Или, наоборот, ничего не добился. Внизу листа стояли знак вопроса и комментарий: «Кентон сказал, что Хопкинс одержим. Живет один, никто не видел, как он входит и выходит. Достаточно сильный мотив? Поговорить с ним еще раз».

И более поздняя заметка: «Получил разрешение обыскать его дом. Ничего подозрительного, нет и гарроты. Отрицает, что делал фальшивые медальоны. Но у него умелые руки. Мог их изготовить после работы, когда все уходили домой».

На другом листке список жертв и внизу потенциальные – все те, кого Ратлидж запирал в подвале, когда отправился разыскивать бывших солдат, чьи имена были на медальонах.

В самом низу опять большой знак вопроса. «Что, если я ошибался и убийства возобновятся, как только мы отсюда уедем?»

И совсем непонятное: «Почему Гастингс? Спросить Р.».

Он положил листы обратно и закрыл ящик.

Неуверенность появилась у Майклсона, когда он уже арестовал Карла Хопкинса. Листы не были пронумерованы.

«Почему Гастингс? Спросить Р.».

Стоя у окна и глядя вниз на улицу, он размышлял. Кто такой Р.?

Едва ли в последнем случае под Р. Майклсон подразумевал его. Тогда кто этот Р.? Он приоткрыл дверь, прислушался, в коридоре было тихо. Вышел из номера и закрыл за собой дверь. Взглянув на часы, увидел, что в это время можно застать священника.

Но священника не оказалось дома, и его домоправительница, пожилая женщина с некрасивым лицом, сказала Ратлиджу, что он у Роупера, отца второй жертвы.

– Он очень подавлен после смерти Джимми. Викарий берет Библию и идет к нему, просто немного посидеть рядом и как-то утешить. Бедняга!

– Не можете сказать, приходил ли сюда инспектор Майклсон два дня назад, вечером? Довольно поздно.

– Это его нашли только что в Гастингсе. – Женщина покачала головой. – Куда катится мир! Он умер?

– Он все еще без сознания. Так приходил он сюда, вы не помните?

– Я ушла после того, как подала викарию ужин. Я обычно так делаю и не ухожу домой, если только он болен. Я живу со своей сестрой, мы по вечерам шьем. И поэтому не знаю, что происходит здесь после семи вечера.

Ратлидж поблагодарил домоправительницу и попрощался. Проходя через двор, он взглянул на башню, флюгер которой под влиянием легкого ветерка слегка повернулся в западном направлении. И вдруг ему в голову пришла мысль, что домоправительница может знать о событиях в Истфилде больше, чем кто-либо другой, да и про самого викария тоже.

Он вернулся и снова постучал в дверь. Когда домоправительница открыла, он спросил:

– Может быть, вы мне поможете, раз мистера Оттли нет? Вы давно живете в Истфилде?

– Всю свою жизнь, – сказала женщина охотно, – за исключением поездки в свадебное путешествие в Корнуолл с моим мужем, мистером Ньюкомбом.

Она настояла, чтобы он вошел, провела в гостиную, предложила сесть с естественным радушием, указывавшим на то, что она привыкла занимать посетителей, стараться устроить их со всем комфортом, пока они ждут ее хозяина. Но, поскольку Ратлидж был полицейским, она держалась немного скованно, и, усадив его, сама присела на краешек стула.

– Вы хорошо знали тех, кто стал жертвой убийцы? Вы могли бы мне рассказать, какими они были в детстве? Когда учились в школе. Они были примерными или доставляли много хлопот?

– Не скажу, что они были такими уж неуправляемыми, – ответила домоправительница, подумав. – Очень живыми, иногда легкомысленными, например, был случай, когда они подожгли старую мельницу. Пламя могло распространиться, но обошлось. За исключением мистера Энтони, его брата Дэниела и Тео Хартла, они все были детьми фермеров. Поэтому они любили, то есть предпочитали гулять, а не сидеть взаперти и учить историю и латынь. Но не скажу, что они все учились плохо. Старая миссис Тейт говорила как-то, что Джимми Роупер мог многого добиться, если бы не унаследовал ферму и с ней необходимость там работать. Тео был силен в математике, он мог стать у мистера Кентона конторщиком, но, поскольку имел талант краснодеревщика, стал работать в цехе.

Вот это была информация, которую могла и должна была дать ему миссис Фаррелл-Смит.

– Я слышал, – Ратлидж старался тщательно подбирать слова, – были определенные проблемы с Дэниелом Пирсом?

– Он пару раз приходил с разбитым носом, – подтвердила домоправительница, – но Дэниел был милый мальчик. Он никогда не имел желания стать пивоваром. Это было будущее для мистера Энтони. Жена мастера говорила мне, что мистер Энтони интересовался сборкой хмеля и процессом брожения, – она улыбнулась при воспоминании, – но его мать сказала, что он займется этим, когда вырастет.

– А братья ладили друг с другом?

– Да, они всегда были дружны. Просто были разными. Мистера Дэниела тянуло на приключения, а мистер Энтони любил книги. В 1910-м, когда поднялись все эти разговоры о том, чтобы можно поехать в Африку выращивать кофе, я сказала мистеру Ньюкомбу, моему мужу: как жаль, что мистер Дэниел так молод, это было бы как раз для него. Но муж сказал, что если парня не тянет на пивоварение, то и кофе он не станет выращивать.

Ратлидж вернул ее к прежней теме:

– А кто разбил нос Дэниелу, не его брат?

– Нет, я считаю, это были другие мальчишки. Они иногда собирались вместе и дразнили мистера Энтони и мистера Дэниела за их одежду, их речь, отличную от простонародной, их манеры. Мистер Энтони не обращал внимания, но мистер Дэниел был не из тех, кто подставляет другую щеку. И помню, что викарий с ним беседовал об этом.

– Может быть, такое поведение по отношению к братьям выходило за рамки простого поддразнивания. Часто мальчишки жестоки к сверстникам.

– Да, иногда они были такими. Я помню одного беднягу, парнишку Саммерса. Он был полный в детстве, очень некрасивый и боялся своей тени. Не мог заниматься спортом, лицо в прыщах, одежда на нем всегда плохо сидела. Мой мистер Ньюкомб как-то работал в школьном саду, убирал полынь в сентябре, и сказал, что этот мальчик был мишенью для всех насмешек, его не оставляли в покое. Мистер Ньюкомб хотел рассказать мисс Тейт, но решил, что это не его дело. Но все-таки сказал констеблю Уокеру. Тогда мистер Дэниел и подрался из-за парнишки Саммерса. Но все осталось по-старому.

Ратлидж уже слышал от кого-то эту историю. От миссис Уинслоу? Когда она рассказывала, как брат Тео изводил ее по поводу веснушек. Он спросил:

– А что стало с мальчиком Саммерсом? Он все еще живет в Истфилде?

– О нет. Его отец, клерк в фирме «Стулья Кентон», получил предложение получше, где-то, кажется, в Линкольншире? Или Стаффордшире? Не помню уже, но он собрался, и они уехали. У него было двое детей – мальчик и девочка. Мать умерла молодой, когда они были маленькими, и похоронена здесь, на церковном кладбище.

Уокер! Вот кто говорил, что этот мальчик чуть не утонул, когда его испытывали водой, как ведьму, и что семья уехала.

– Помните, как его звали?

– Кажется, Томми. Томми Саммерс. Не вспоминала о нем давно. Надеюсь, у него все сложилось хорошо. Да, иногда ребенок слишком раним, и дети это чувствуют. Они начинают на него нападать, прямо как волки на самого слабого в стае. Сравнение жестокое, но верное.

– А инспектор Майклсон не приходил сюда и не расспрашивал мистера Оттли о Саммерсе?

– Откуда он про него мог узнать? Наверное, добрая половина жителей Истфилда его не помнит, даже я забыла.

А может быть, Томми Саммерс не забыл Истфилд. Те ужасные, мучительные годы детства.

Они еще побеседовали минут десять, но миссис Ньюкомб мало что могла добавить к уже сказанному. Ратлидж попрощался и ушел.

Шагая вниз по дороге от церкви, он спрашивал себя: что, если этот Том Саммерс, теперь взрослый мужчина, мстит по очереди своим прежним обидчикам? Но тогда как быть с Карлом Хопкинсом?