Текст книги "Одинокая смерть"

Глава 19

Было уже поздно, когда он доехал до места назначения. Он не делал остановок в пути, разве только чтобы спросить, как добраться до Минтона, что пришлось делать по крайней мере с десяток раз.

Уже перед самой деревней он переночевал в маленькой гостинице, где было не более пяти гостевых комнат, и на следующее утро выехал в Минтон.

Ему всегда нравился Шропшир, расположенный на ирландской границе, там, где река делила на две части землю – холмистую на севере и равнинную на юге. Деревушка Минтон прилепилась на склоне холма. С него открывался вид на реку, по берегам которой росли деревья, а дома сгруппировались так кучно, как будто боялись рассыпаться. Айрис-Лейн, заросшая с обеих сторон ирисами, которые легко можно было опознать по широким, прямым как меч листьям, хотя цветов сейчас не было, привела к «Старому колодцу». Это был симпатичный коттедж с широко распахнутыми окнами, впускающими в дом утренний воздух, и свежевыстиранным бельем на веревке со стороны заднего двора.

Ратлидж негромко постучал в дверь, и ему открыла молодая женщина. Лицо ее раскраснелось, как будто она только что бежала вверх по ступенькам.

О! Она не ожидала увидеть незнакомца на пороге. – Я думала, что это… То есть не важно, раз вы – не он. Вы заблудились?

Она была довольно плотного сложения, но не толстая, мягкие светлые волосы забраны в узел. На ней был мокрый фартук. Может быть, она стирала.

– Я инспектор Ратлидж. Из Лондона. Скотленд-Ярд.

– Боже мой, они нашли Томми!

– Он пропал? – в свою очередь удивился Ратлидж.

– Он так и не вернулся домой с войны. То есть не совсем так. Он какое-то время после ранения находился в госпитале, затем вернулся во Францию в октябре 1918-го. Я получила пару писем, и потом – как отрезало. – Женщина спохватилась, что держит гостя на пороге. – О, простите, проходите в дом. – Она провела его в гостиную.

– Так вы из Лондона, говорите? Вы проделали длинный путь, чтобы рассказать мне о брате.

– По правде говоря, – начал Ратлидж, – я приехал вас расспросить о нем. Вы ведь жили в Суссексе когда-то?

– Да, и я долго плакала, когда мы уехали, но отец получил предложение на лучшее место, хотя мне казалось, что причина была не в этом. Мать похоронена на церковном кладбище церкви Святой Марии в Истфилде, может быть, ему хотелось забыть прошлое.

– А как ваш брат отнесся к переезду?

– Он очень обрадовался. Я думала, что здесь начнется то же самое, его станут дразнить и изводить, он снова будет несчастным и ничего не изменится.

– Как вы считаете, он сам был виноват, что не мог ладить с другими мальчиками в Истфилде?

Сестра Томми озабоченно сдвинула брови:

– Он не пытался. Я уверена. Другие как-то приспосабливались, верно? Особенно один, как его звали? Того мальчика, у которого ноги не ходили. Можно было как-то помочь себе улыбкой или желанием подружиться. Но здесь Томми нас удивил. Он вдруг похудел, потерял лишние килограммы, лицо стало чистым, он вытянулся и стал выглядеть очень хорошо. Я всегда радовалась за него и говорила ему, как он изменился к лучшему. И он сказал тогда странную вещь: «Я должен был измениться в угоду им, хотя мне это было ненавистно…» Можно было подумать, что кто-то принуждал его сделать что-то ужасное.

– Как он себя чувствовал на войне?

– Он был хорошим солдатом. Был всегда исполнителен. Он говорил мне, что все хотели, чтобы он стал таким, что, раз они вообразили себе, что он такой, он для них и стал таким, а они были так глупы, что не заметили. Я плохо понимала, о чем он.

– А после войны?

– Его ранили в конце весны 1918-го и отправили в госпиталь в Бедфордшире. Я ездила к нему туда. Он был очень возбужден, рвался обратно на фронт, восхищался маленькими черными солдатами из Непала. Он говорил, что они умеют убивать лучше других. Он хотел стать их офицером. У них ведь командовали английские офицеры, верно? Он оставался во Франции еще полгода после прекращения военных действий. А когда вернулся, то поехал не в Минтон. Он разыскивал медсестру, которая ухаживала за ним в полевом госпитале в Бедфордшире. Он был закрыт к тому времени. Все раненые были либо отправлены домой, либо распределены по другим госпиталям. Но он ее так и не нашел, никто не мог сказать, где она сейчас. Такая красивая девушка. Я была счастлива за него и надеялась, что он ее найдет. Это было в 1919-м. И после этого он вдруг исчез. Я пошла в полицию в Билдуозе и заявила об этом. Они спросили, не подозреваю ли я какого-нибудь преступления, но я не могла так сказать. Он просто пропал. Они были добры и вежливы, но ничего не могли сделать.

Ратлидж сказал мягко:

– Мы всегда пытаемся найти пропавшего человека. У вас есть его фотография? Это помогло бы.

– Он не любил фотографироваться. Есть, где он с мамой, ему там всего год, – женщина улыбнулась, – и из нее никак нельзя понять, какой он стал взрослым, верно? Да я и не хотела бы с ней расставаться, потому что на ней мама. У меня мало ее фотографий.

Ратлидж осторожно подыскивал слова, чтобы выяснить главное:

– Мне интересно знать следующее. Ваш брат затаил обиду на ребят из Истфилда? Он говорил о них когда-нибудь плохо? Может быть, хотел наказать за то, что они с ним делали? Или это не имело значения, когда он вырос и у него жизнь изменилась к лучшему?

– Я как-то спросила его об этом. Он сказал, что, когда их проклинал, ему становилось легче. Больше ничего. Они жили своей жизнью. Не думаю, что вспоминали о нем когда-нибудь вообще. Для них он был полным ничтожеством. Так вы продолжите его искать? Я скоро выхожу замуж. Мой отец умер. И мне бы хотелось, чтобы брат вел меня к алтарю.

Ратлидж пообещал сделать все, что в его силах. Она проводила его до двери и смотрела, как он отъезжает задним ходом.

Реджина Саммерс была уверена, что ее брат никому не хотел зла за то, что с ним сделали в детстве. А если это не так? Ратлидж остановился, вышел из машины и снова подошел к двери коттеджа.

– Ваш отец, – сказал он, – потому увез вас из Истфилда, что видел, как тяжело живется там Томми?

Она удивленно раскрыла глаза:

– Никогда не приходило в голову. Ради Томми? О нет, Томми никогда не рассказывал отцу о своих неприятностях в школе. И миссис Тейт тоже. Он считал, они и так видят. А они не видели.

– Но почему? Ведь кто-то замечал и мог сказать им об этом. Особенно когда он чуть не упал со скалы в Гастингсе.

– Мой отец тогда так скорбел о матери, что ему было не до чего. А что касается школы и учителей, они не любили Томми. Миссис Тейт видела в нем только причину неприятностей.

– А вы?

Реджина печально улыбнулась:

– Я была маленькая. Я просто знала, что люди любят меня и не любят Томми. Я была рада, что я им нравлюсь, и мне не хотелось это потерять.

– Дэниел Пирс защищал когда-нибудь вашего брата, когда его обижали?

– Иногда. Просто из чувства справедливости, а не потому, что любил брата. Мой брат виделся с мистером Дэниелом после войны. Он думал, что мистер Дэниел его помнит, а когда увидел, что нет, его это ранило. Но он сказал, что мистер Дэниел очень изменился, что он похудел и не похож сам на себя. Ему показалось, что он болен.

– Вы не помните, когда это было? И где?

– В мае или июне 1919-го. В Лондоне, насколько я помню.

Ратлидж поблагодарил и пошел к машине.

Хэмиш сказал: «Красивый дом, все в цветах. Ей для полного счастья не хватает только брата, чтобы повел ее под венец».

А если брат – убийца?

Он ехал теперь на юг, потом повернул на восток и, поскольку снова оказался недалеко от Чезуэлла, решил, что может себе позволить задержаться на полчаса и заехать навестить Розмари Юм.

Несмотря на письмо Реджинальда, он чувствовал свой долг перед вдовой Макса.

Действительно, как и писал Реджинальд, Розмари немного успокоилась, уже не была так агрессивна, но, когда Ратлиджа провели в гостиную, он увидел, что у нее красные глаза, красноречиво говорившие о ночных рыданиях. Она поздоровалась с ним приветливо, но холодно. Он еще не был прощен.

– Ты каким-то образом умудрился приехать сюда, хотя, кажется, тебя послали в Суссекс. Оттуда до нас довольно приличное расстояние, насколько я помню.

Он не стал принимать вызов.

– Ты также должна помнить, что Уэльс и Шропшир находятся по соседству. Хотя ты права – меня сюда привело именно то дело, из-за которого я был послан в Суссекс.

Розмари никогда не нравилось, что он полицейский, а не юрист – солиситор или, например, барристер, если уж выбрал профессию, связанную с криминалом. Полицейский – работа не для людей его социального сословия и воспитания. Смягчившись, она улыбнулась и предложила чаю.

– Наверное, еще рановато для более крепкого напитка.

– Спасибо, но у меня нет времени. Мне надо ехать. Реджинальд еще с тобой?

– Если будешь в Лондоне и заглянешь в почтовый ящик, то найдешь там его письмо, которое я отправила три дня назад.

– Я рад, что он здесь. Он был так подавлен на похоронах.

– Это война, – сказала Розмари с горячностью, – вот ее результат: мы стали еще беднее, а мир изменился таким образом, как мы не могли вообразить в самых безумных предположениях.

– Но ведь нет вины Реджинальда в том, что Макс подвергся газовой атаке, – напомнил Ратлидж.

Он знал, что она считает, что кузен Макса должен был себя убить, а не Макс. Кто угодно, только не ее муж.

– Думаешь, он захочет меня видеть?

– Он в саду. Знаешь дорогу. Простишь, если я не пойду с тобой? – Розмари встала и протянула руку. – Рада была повидать тебя, Иен. Спасибо, что заехал.

Он задержал ее руку в своей:

– Когда Реджинальд уедет, если буду нужен – позови.

– Я… Спасибо.

Он повернулся и ушел, прежде чем она успела понять, что он увидел на ее глазах слезы.

Реджинальд сидел на садовом стуле в тени большого клена. Казалось, он спит, но по его затрудненному, хриплому дыханию Ратлидж знал, что это не так.

– Ты привыкаешь бездельничать, – издалека сказал Ратлидж, чтобы его не напугать.

– Вот это сюрприз! Привет, Иен, как хорошо, что ты приехал. Ты уже видел Розмари?

– Только что. Она подумала, что я ошибся, перепутал направление, ведь я должен находиться в Суссексе.

Реджинальд засмеялся и сразу начал задыхаться, смотреть на это было тяжело.

Наконец приступ прошел, и он с трудом выговорил:

– Я рад, что ты ее не забываешь. Я скоро не смогу помочь, мне не много осталось.

– Ерунда.

– Я видел утром доктора Бонса. Он все время твердит, что я не доживу до старости. И он прав. Однажды все будет кончено. Я не хочу оставлять Розмари одну, но мне мучительна мысль, что ей придется смотреть, как я умираю. Боюсь, зрелище будет тяжелым. И после она останется совсем одна. У нее больше никого нет.

– Я уже обещал…

– Знаю. Но ты полицейский, работаешь в Ярде. И не принадлежишь самому себе. Я оставил распоряжение моему нотариусу. Если тебя здесь не будет, знай, есть еще одно письмо – для тебя. Рад, что мы увиделись.

– Может, хочешь в дом?

– Нет. Мне лучше посидеть здесь. Хотя Розмари никогда не признает, но я знаю, что так она может представить, что это Макс в саду в своем кресле. Сидит здесь с любимой трубкой. Хотя запах табака был ужасен, она терпела, считала, что это его успокаивает.

– Тогда ты все правильно делаешь.

Ратлидж уехал, не зная, увидятся ли они еще раз. Всю дорогу до Суссекса Хэмиш вел с ним разговор, они поспорили о местопребывании Томми Саммерса и Дэниела Пирса, потом перешли на Реджинальда и войну. Голос Хэмиша в его ушах звучал все громче, напряжение возрастало. Приближались знакомые приступы удушья и паники. Он плохо помнил, как проехал последнюю сотню миль. Было уже поздно, когда он добрался до Бэттла, проехал мимо ворот разрушенного аббатства. Теперь Истфилд был недалеко. Он боялся услышать об очередном убийстве. Например, Таттла или кого-то еще. И где сейчас этот Томми Саммерс? Зато он знал, где находится Дэниел Пирс.

К его облегчению, никто не был убит в его отсутствие. Констебль очень ему обрадовался и первым делом сообщил:

– Ничего утешительного по поводу Майклсона. Инспектор Норман сказал, чтобы мы продолжали следствие, не ждали, когда он сможет дать показания. Тем более вышла ошибка с Карлом.

– Сообщите констеблю Петти, что можно забрать тело Хартла. Вдруг наш убийца придет на похороны?

Ратлидж сказал это в виде шутки, но констебль понял все серьезно.

– Думаете, это возможно?

– Кто его знает. Скажите, не появился в последнее время кто-то в Истфилде, кого вы плохо знаете? Чей-то дальний кузен или товарищ по войне, кого мы проглядели.

– Нет. Я уже думал об этом. Я бы узнал Томми Саммерса сразу, если бы увидел.

– Сомневаюсь. – Ратлидж рассказал констеблю о своем визите к сестре Саммерса. – Вы помните мальчика, а не взрослого мужчину. Могли видеть его каждый день и не обращать внимания.

– Констебль Петти? – предположил злорадно Уокер. – Он, конечно, помогает, но порядком действует мне на нервы. Вечно за спиной торчит. Как будто что-то вынюхивает и появляется неожиданно там, где его не ждут.

– А если этот человек живет здесь несколько лет? Какой-нибудь рабочий на пивоварне, чей-то наемный работник на ферме или в «Стульях Кентона»? Его принимают уже за своего, и он вне подозрений.

– Дайте подумать. Например, сторож и одновременно садовник в школе. – Уокер оживился.

– Как его имя? Откуда он приехал?

– Назвался Недом Броунингом, бывший солдат, искал работу, как многие теперь. Довольно замкнутый человек, но вел себя тихо, ни драк, ни ссор. Видел его пару раз в пабе, но он не пьяница. Я спрашивал миссис Фаррелл-Смит, как он справляется, и она сказала, что разбирается в садовом деле, добросовестно работает и никогда не жалуется. Знает свое место. Ему позволили жить в маленьком коттедже за конюшнями, где раньше жил кучер мисс Тейт.

Ратлидж вспомнил другой коттедж, под названием «Старый колодец», красивый, с садом и клумбами. Он тогда решил, что сестра Томми Саммерса сама ухаживает за садом. А почему он так решил? Может быть, она поддерживает то, что создал брат? Ратлиджу тогда это не пришло в голову, он не разбирался в ландшафтном дизайне и не мог оценить результат чьих-то трудов.

– Какой он из себя?

Констебль Уокер пожал плечами:

– Не такой высокий, как вы, коричневые волосы, длинные, неопрятные, пряди вечно падали на лицо, неровные, как будто он сам стриг их своими садовыми ножницами. Черты лица самые обыкновенные. Если выходил на улицу или в паб, мочил их водой и зачесывал назад, тогда они выглядели темнее. В глаза прямо не смотрел, но вид не пришибленный, не виноватый, скорее человека, уставшего от жизненных неурядиц. Я почти не слышал, как он разговаривает.

– Бывший солдат? Из этих мест?

– Нет, откуда-то с севера. Мой племянник утверждает, что он контуженый, но я не замечал. Это ведь должно быть заметно, верно?

Ратлиджа при слове контузия на короткий миг накрыла волна паники, он подавил ее и понадеялся, что констебль ничего не заметил. Сделав над собой усилие, спросил:

– А где он сейчас? Вы говорите о нем в прошедшем времени.

– В этом все дело. Он прожил здесь несколько месяцев и вдруг уехал в конце зимы, но тем самым дал возможность миссис Фаррелл-Смит найти человека до наступления весны. Она даже похвалила его за предусмотрительность и дала ему блестящие рекомендации.

– И куда он направился с этими рекомендациями?

– Сказал, что получил заманчивое предложение в одном из больших имений Стаффордшира. Я плохо знаю эти места, тем более имения.

– Стаффордшир. Кентон вспоминал, куда переехали Саммерсы, и сначала назвал именно Стаффордшир.

Еще одно направление, и, если знать предысторию, довольно верное.

– Я знаю там несколько больших имений.

– Надо бы уточнить у миссис Фаррелл-Смит.

– Значит, у нас определились две первоочередные задачи.

Ратлидж опять поехал в Гастингс, в отель «Белый лебедь», где ему сказали, что сержант Гибсон звонил, но не оставил сообщения.

– А ваши постояльцы, мистер и миссис Пирс, они еще здесь? – спросил он.

– Они уехали, еще вчера утром, довольно неожиданно. По словам старшей горничной, им не понравился номер.

Или они заметили, что в номере без них побывал посторонний? Разумеется, они не могли сказать это горничной.

В голове уже назойливо жужжал голос Хэмиша.

– Что же делать, – сказал Ратлидж, стараясь не выразить своего разочарования. – Не знаете, куда они отправились продлить свое путешествие?

– Мистер Пирс оставил сообщение для всех, кто будет его спрашивать, что направляется в Брайтон.

Ратлидж поблагодарил клерка, прошел к телефону и позвонил в Ярд.

Сержанта Гибсона не оказалось на месте.

Ратлидж поехал в полицейский участок.

– Вы знали, – спросил он Нормана прямо с порога кабинета, – что Дэниел Пирс жил в отеле «Белый лебедь» со своей новобрачной?

– Черт меня побери, если знал! Его отец был в курсе?

– Сомневаюсь. Счастливая парочка так и не посетила Истфилд. Но нельзя исключать, что отец сам мог приезжать в Гастингс, чтобы их повидать.

– Но как Пирс связан с нашим делом? Впрочем, легко могу поверить, что он каким-то образом может иметь к нему отношение.

– Пока все предварительные выводы неопровержимо указывают на Томаса Саммерса. Но он не появлялся в Суссексе. А вот Пирс появился. Но тогда возникает вопрос: где мотив? Почему вдруг Пирс превратился в убийцу?

– Хотел избавиться от старшего брата, – сказал Норман неуверенно.

– Тогда почему продолжал убивать потом?

– Вошел во вкус. – Норман пожал плечами. – Он мог и сам не ожидать, что не сможет остановиться, ему понравился риск, с этим связанный. Он ведь на войне был сапером? Это очень опасная работа, пожалуй самая рискованная. И когда кончилась война, ему стало скучно жить без каждодневного риска.

Возможно. Как и то, что он смог остановиться, опомнился и тем самым избежал дальнейшего искушения.

– Что слышно о Майклсоне?

– Сегодня утром он пришел в себя и был в сознании четверть часа. Доктора послали полицейского, который постоянно дежурит у его палаты, в участок, но, пока оттуда приехали, он снова потерял сознание.

– Рад, что все-таки наблюдается какое-то улучшение.

– Вы беспокоитесь о нем? Не потому ли, что он поможет вернуть вам доброе имя?

– Мой ответ на ваше усмотрение. – Ратлидж развернулся к выходу.

– Что предпринять по поводу этого Саммерса?

– Сначала надо его отыскать. Кстати, констебль Уокер считает, что ваш Петти вполне может им быть.

Ратлидж закрыл дверь, не дожидаясь ответа Нормана. Всего лишь пять минут, проведенные им в участке, напомнили о тесном подвале. Даже если он больше никогда в жизни не зайдет сюда, кошмар останется с ним навсегда – липкий страх и удушье.

Вернувшись в Истфилд, он зашел к Тирелу Пирсу.

– У вас есть новости? – спросил тот, увидев Ратлиджа.

– Пока нет. Но у меня есть к вам несколько вопросов. Первый – о связи вашего сына Энтони с миссис Фаррелл-Смит.

– Я надеялся, что у них все получится. Не стану лгать, мне этого очень хотелось по многим соображениям. Во-первых, она из прекрасной семьи, во-вторых, у нее есть собственное состояние, доставшееся ей в наследство после смерти мужа. Таким образом, с ее стороны исключается погоня за моими деньгами. Приятная, красивая, воспитанная, умеет себя вести в любой обстановке, отличная хозяйка. Она была бы прекрасной парой для Энтони.

Хэмиш сказал: «Он сам ею увлечен».

Похоже на правду. Ратлидж вдруг подумал, что старший Пирс еще не стар и может вполне жениться и завести новую семью. Интересно, знает ли он о тени подозрения, нависшей над вдовой в связи со смертью ее мужа?

– А что случилось с ее мужем? – спросил он, проверяя.

– О, жаль, умер молодым. Она как-то мне рассказала в минуту откровенности, что он незадолго до гибели стал выпивать. Энтони тоже говорил, что он очень изменился после школы – стал вспыльчивым и иногда действовал импульсивно, ни с чем не считаясь и не задумываясь о последствиях.

Как умно миссис Фаррелл-Смит посеяла семена сомнения в том, что ее муж в конце жизни был адекватен. Ведь если до старшего Пирса дойдут слухи об обстоятельствах его гибели, он будет подготовлен и решит, что ее неуравновешенный муж просто покончил жизнь самоубийством.

Ратлидж резко сменил тему:

– Вы встречались с женой Дэниела?

– Женой? Откуда вы узнали, что Дэниел женился?

– Он останавливался в Гастингсе с женой и собачкой.

У старшего Пирса лицо налилось гневом.

– Это неправда. Этого не может быть.

– Почему бы ему не жениться? Война давно кончилась, и он не первый, кто захотел бросить якорь.

– Почему? Потому что женщина, в которую он влюблен с шестнадцати лет, все еще замужем. И я радовался этому. Она ему не подходила. Я каждый вечер благодарил Бога, что ее муж все еще жив. И надеюсь, он останется жив до тех пор, пока вся эта страсть в моем сыне не перегорит.

– Кто она?

– Миссис Уинслоу.

Ратлидж помолчал, переваривая услышанное.

– Она отвечала ему взаимностью?

– Да, когда ей было шестнадцать. Но я прекратил это. И хорошо сделал, потому что перед войной она выбрала себе в мужья Уинслоу. Хотя уверен, что она об этом сожалеет каждый день. Ее мука продлится еще долго.

Злость Пирса была понятна. Ведь она чуть не отняла его надежду на будущее любимого сына, на такое, каким он себе представлял его, – чтобы подниматься, а не спускаться по социальной лестнице. С его образованием, его внешностью, их деньгами. И, конечно, с этой точки зрения миссис Фаррелл-Смит подходила куда больше. Старый Пирс, кажется, не догадывался, что она предпочла младшего брата старшему.

– Где он сейчас, ваш сын?

– Не знаю. Но я рассказал вам причину, по которой он сразу покинул Истфилд, едва вернувшись с войны. Он не мог оставаться в одном городе с Уинслоу. Он боялся, что не выдержит и сорвется. И если вы расскажете об этом кому-нибудь, хотя бы констеблю Уокеру, я обвиню вас во лжи.

«Это все объясняет, – вздохнул Хэмиш, – вот почему Пирс был так растерян, когда начались эти убийства. Он боялся, что они, и даже смерть собственного брата, были задуманы только для того, чтобы убийство Уинслоу выглядело как одно из череды подобных. И никак не связано с его женой».

– Я не собираю сплетни, – сказал Ратлидж, – но, к вашему несчастью, мой долг – не скрывать даже мелких свидетельств, какими бы ничтожными они иногда ни казались.

– Вы видели кота миссис Уинслоу? – спросил Пирс.

– Кота? Нет, не видел. А надо было?

– Это Дэниел подарил ей. Черепаховой расцветки. Назвал проклятого кота Стрела и сказал, что, пока у нее кот живет, и его сердце у нее в руках. Он нашел этого котенка в углу пивоварни как-то зимой. Он всегда любил кошек. Так этот кот пережил все отмеренные для кошек жизненные сроки.

Ратлидж поблагодарил хозяина пивоварни и пошел к двери. Еще не остыв, Пирс добавил ему в спину:

– Вы лгали мне о Дэниеле, я это докажу. Так вот, он не мог жить с собакой в одной комнате. У него аллергия на собак – глаза становятся красными и начинается сенная лихорадка, он непрерывно чихает. Так что можете сказать инспектору Норману, что ваш трюк не удался.

Ратлидж обернулся:

– Простите? О чем вы?

– Мы показывали его специалисту в Лондоне. У Дэниела аллергия – ее вызывают собаки и шоколад. Доктора предупредили, что любой из этих раздражителей может у него вызвать приступ удушья.

Ратлидж вышел и, уже закрыв дверь, долго стоял, ошеломленный такой новостью. Он верил старому Пирсу.

Но если в отеле «Белый лебедь» жил не Дэниел Пирс с женой и собачкой, тогда кто это был?