Текст книги "Темное искушение"

– Ты ведь умеешь водить?

– Разберусь, – пробормотал он.

Боже.

Моих людей набирал и обучал Виктор, но, по-видимому, вождение в обучение не входило. Я мог бы попросить отвезти меня кого-нибудь другого, но откинулся на спинку сиденья и приготовился к небольшой поездке в Москву. В конце концов, Павлу надо учиться.

Я взглянул на часы, заметив кровь на руке и рубашке. Парень, должно быть, нажал газ и тормоз одновременно, машина внезапно резко дернулась вперед, а затем резко остановилась.

Я проигнорировал это.

Меня научил водить машину один из клиентов матери, когда мне было одиннадцать. Он был под кайфом, когда приставил пистолет к моему бедру и велел мне ехать со скоростью шестьдесят километров в час. Самая долгая поездка в моей жизни.

Через час у меня была назначена встреча с Альфонсо. Последняя партия кокаина колумбийского наркобарона была смешана со стиральным порошком, и я хотел убедиться, что выпускаю чистый продукт. Аптекарь с Рублевки протестировал весь мой продукт в своем подвале. Предстояла интересная встреча, но все, о чем я мог думать, – привязанная к кровати девушка в гостевой комнате.

Я провел большим пальцем по разбитой нижней губе, размышляя, как ее соблазнить. К сожалению, бриллианты и меха не подойдут. Она откликалась на легкое соблазнение, но я не хотел доводить ее до желания просто кончить. Я хотел, чтобы она хотела меня: умоляла, жила и дышала только ради меня.

С другой стороны, у меня, вероятно, не будет времени на все это, так что я согласился бы и на жесткий трах по обоюдному согласию.

Не зная, с какой стороны подступиться к этой девушке, я чувствовал, как возбуждение от преследования смешивалось со сдержанным разочарованием. У меня было много женщин, которым я мог бы позвонить, включая Надю, но почему-то я знал, что не сделаю этого. Единственные губы, которые я хотел бы почувствовать сейчас на своем члене, пахли клубникой.

Чем дольше Мила заставит меня ждать, тем сильнее будет жалеть об этом.

Ее телефон зазвонил у меня в кармане. Я снова включил его этим утром, испытывая желание немного позлорадствовать. Когда я увидел на экране «Иван», на моих губах появилась улыбка. Я нажал «ответить» и поднес трубку к уху.

– Стейк-хаус Ронана. Самые большие сосиски в Москве.

– Ты сукин сын.

Я хохотнул.

– «Шлюхин» было бы уместнее, но «подстилка» – более точное описание моей матери.

– Ты прикоснулся к ней, – процедил он сквозь стиснутые зубы.

– К моей матери? – весело переспросил я. – Нет. Даже мне инцест не кажется привлекательным. – Затем я добавил: – Не говоря уже о том, что я не имею желания получить букет венерических заболеваний.

Он горько хмыкнул.

– Уверен, есть опыт. Ты перетрахал половину города.

– Не-а. Я всегда предохраняюсь. – А затем я протянул слоган популярной здравоохранительной компании: – «Профилактика – ключ к здоровью и счастью».

– Ты ходячий мертвец, знаешь об этом?

– Жизнь на грани всегда вызывала легкое покалывание в моем члене.

Павел проехал знак «стоп», едва разминувшись с грузовиком.

– Боже, парень, – рявкнул я.

Он еще сильнее вцепился в руль.

– Черт, извините!

– Как ты заставил ее снять это видео? – прорычал Иван.

До сих пор все это были забавы и игры. Моя кровь вскипела при мысли, что он видел это, что видел тело Милы раньше меня, что трахал ее. Внутри все скрутило от отвращения, но благодаря многолетним тренировкам я смог сохранить ровный тон.

– Хорошее шоу, а?

– Я бы лучше трахнул труп твоей матери, чем смотрел на это.

Хорошо.

Это было хорошо.

Хотя теперь я жалел, что послал то видео ее отцу. Я не думал, что он станет показывать его кому-то, но если он это сделал, они все мертвецы. На данный момент она была моей, каждым чертовым сантиметром тела, нравилось ей это или нет. Я отказывался анализировать это чувство. У меня и без того было полно дел.

– Она бы не стала этого делать, если бы ты не шантажировал ее.

Интересно, что он был так обеспокоен тем, хотела она этого или нет, а не тем, что я сделал с ней после. Может быть, он знал злобную оболочку, которая защищала ее мягкое сердце.

– Ты так хорошо ее знаешь, да? – спросил я.

– Лучше, чем кто-либо другой.

Я крепче вцепился в нелепо-блестящий телефон.

– Очевидно, не так хорошо, как тебе кажется. – Намек был ясен: в шантаже не было необходимости.

– Ты идиот, если считаешь, будто я поверю всему, что ты скажешь, Дьявол. – В его голосе прозвучала нотка уязвимости, и я с отвращением понял, что у этого мужчины есть к ней чувства. Эта мысль казалась еще более отталкивающей, чем идея двадцать четыре часа подряд смотреть канал «Холлмарк».

– Свое мастерство в постели я предпочитаю обсуждать за чаем, но сегодня я сделаю исключение. Уверяю тебя, Мила не возражает. – «Не возражала», поправил я мысленно.

– Помни, когда ты отомстишь, Мила вернется ко мне. Тогда мы посмотрим, у кого мастерства больше.

Я стиснул зубы, и жажда убийства загудела под кожей.

– Беги, Иван, – предупредил я с убийственным спокойствием. – Беги так быстро как можешь. Потому что если я тебя поймаю, то разорву голыми руками.

Я повесил трубку.

Ублюдок был в моем городе, но он знал, как играть в эти игры. Хотя не так хорошо, как я.

Я его найду.

На моей каминной полке появится местечко с его именем.

Глава двадцать первая

abience (сущ.) – страстное желание избегать кого-либо

Мила

Солнце взошло, чтобы наполнить пространство лучами, связанными запястьями и возмездием.

Юлия вошла в комнату, одетая в черное, и начала источать раздражение, заметив сломанный стул на полу. Не смущаясь моего взгляда, она не спеша наводила порядок, напевая жуткую мелодию. Мне стало любопытно, где Ронан находил своих людей. В сумасшедшем доме? Засохшая кровь ощущалась на теле, словно бегающие мурашки, вызывая зуд и раздражение.

Хуже этих мурашек было лишь чувство вины, которому я пыталась не дать всплыть на поверхность. Я не должна была испытывать угрызений совести за то, что защищалась, но боль все еще сжимала грудь. Я невольно задавалась вопросом, станет ли кровь на мне вечным пятном, которое мне никогда не смыть. Было интересно, есть ли у этого человека семья, дети. От этой мысли меня в сотый раз затошнило, я отогнала ее прочь и решила, что должна сбежать из этого места, пока оно не поглотило меня целиком.

Мой взгляд натолкнулся на Юлию, которая целеустремленно протирала пыль в комнате. В каждой женщине должен быть хоть какой-то материнский инстинкт. Вероятно, я могла бы сыграть на ее сочувствии, чтобы она помогла мне. Я вздрогнула, когда она с громким стуком ударила по комоду. Затем с тревожным удовлетворением смахнула на пол паука. Очевидно, материнские инстинкты проявлялись в ней не так сильно, как в других женщинах, но у меня не было других вариантов.

– У вас есть дети? – спросила я ее.

– Их слишком много.

Не самое лучшее начало, но и Рим не сразу строился.

– Что бы вы сделали, если бы один из них оказался в моем положении?

– Велела бы ему не смотреть в зубы дареной лошади.

Я медленно моргнула.

Должно быть, я плохо знакома с русскими подарками. В Америке похитить – не то же самое, что рождественским утром получить банку печенек и отвратительный шарф, который связала бабушка.

Закатив глаза, она двинулась поправлять ковер.

– Есть вещи похуже, чем трехразовая кормежка.

– Всю ночь провести окровавленной и привязанной к постели?

– Ты сама в это вляпалась, девушка. – Должно быть, у нее комната по соседству или потайные ходы в стенах, чтобы подглядывать. Меня все больше раздражало, что она выставляла меня не в том свете, и еще больше раздражало ощущение, будто она права.

– Так и поверю, что вы просто лежали бы тут и принимали все как есть, – сказала я не веря своим ушам.

– Ты драматизируешь. Хозяин – неплохой человек.

У меня начинала болеть голова всякий раз, когда кто-нибудь заговаривал со мной в этом доме, бросавшем вызов всякой рациональности. Единственное, чего не хватало Ронану, чтобы стать классическим злодеем со страниц вампирского романа, – это пары клыков. Тот факт, что Юлия называла его «хозяином», вызывал в воображении образ того, как он сверхъестественной силой промывает ей мозги.

– Не уверена, как мужчины ухаживали в ваше время, но в двадцать первом веке это, – я потянула веревки на своих запястьях, – не самое лучшее третье свидание.

– Американцы. Жадные вы все.

Я уронила голову обратно на подушку. Очевидно, от Юлии я не получу никакой помощи.

– Мне нужно в туалет, – невозмутимо сказала я.

– Поздравляю.

– Ладно, – пожала я плечами. – Кажется, стирать – не моя забота.

Ее прищуренные глаза встретились с моими. После пристального взгляда, который длился дольше, чем было бы комфортно кому бы то ни было в здравом уме, Юлия подошла к кровати и быстро, с мастерством, свидетельствовавшем о том, что она не впервые имеет дело с веревками или зверушками, развязала мои запястья.

Освободившись, я уставилась на свое отражение в зеркале ванной.

Я выглядела словно студентка колледжа из кровавого фильма ужасов, которую бензопилой убили первой. Учитывая глупость, из-за которой я попала в эту ситуацию… какое подходящее сравнение. В животе у меня заурчало, поэтому я включила горячий душ, разделась и встала под струю воды.

Что-то красное потекло в канализацию, и от этого зрелища по затылку у меня побежали мурашки. Воспоминание обрушилось на меня, словно приливная волна, вырвало из груди бьющееся сердце и позволило ему утонуть в водах Атлантики.

Держа мистера Банни за обвислое ухо, я наблюдала из окна, как на подъездную аллею въезжает сверкающая красная машина. Я видела эту женщину всего пару раз после того, как папа укладывал меня в постель и решал, что я уснула.

Я нахмурилась, вспоминая вчерашний день, когда сказала соседскому мальчику, что у меня нет матери. Он посмотрел на меня как на дурочку, а потом сказал, что у всех есть мамы, а у кого мамы нет, те значит, сироты. Я не хотела быть сиротой.

У этой женщины были длинные светлые волосы, совсем как у меня. Может, она даже была моей мамой.

Внезапно я почувствовала, что очень хочу пить, и стакан, оставленный папой у моей постели, не подойдет. Вода была холодной, и в ней, вероятно, плавала пыль.

Держа мистера Банни, в одной ночной рубашке, я на цыпочках спустилась по лестнице. Папа всегда говорил, что у него есть шестое чувство, которое всегда подсказывает ему, если я не в постели, как положено, но в это поверит только четырехлетка, а мне вчера исполнилось пять.

Внутри все рухнуло, когда из коридора донеслись крики. Папа никогда не повышал голос. Он, должно быть, очень разозлился. Я пошла на звук и остановилась перед закрытой дверью библиотеки.

Бах!

Мое сердце подпрыгнуло. Я отпрянула назад, и мистер Банни выскользнул у меня из пальцев. Затем все стихло.

Красная краска просочилась из-под двери, пропитав мою любимую мягкую игрушку. Он был моим, а теперь он испортился. Я подхватила его на руки, пока рыдания подступали к горлу. Теплая краска испачкала мои руки и ночную рубашку. Все было в полном беспорядке, и теперь мне нужно было искупаться. Все испортилось.

Дверь библиотеки открылась. Папа сказал плохое слово и закрыл дверной проем своим телом, но я увидела его подругу, спящую на полу, с длинными светлыми волосами, перепачканными красной краской.

Закрыв дверь, папа взял меня на руки, мои щеки были мокрыми от слез.

– Мистер Банни испортился, – заплакала я.

– Мы его почистим.

Я шмыгнула носом, слезы прекратили литься, и я прошептала:

– Я пить хочу.

– У тебя водичка рядом с кроватью.

– В ней амебы. – Я переживала фазу Бо из фильма «Знаки».

– Ты не знаешь, что это такое.

Он заставил меня искупаться и причесал, подсушивая волосы феном. Если бы не это, мои кудряшки завились бы так сильно, что их было бы больно расчесывать.

– Папа, твоя подружка… Она моя мама?

Его взгляд смягчился.

– Нет, ангел.

Веки у меня отяжелели, когда он завернул меня в полотенце. И последнее, что я увидела перед тем, как меня сморил сон, была красная краска, стекающая в канализацию…

Я сползла по стене душа, каждая клеточка моего тела онемела. Мне хотелось верить, что разум запихнул это воспоминание так глубоко, что ради моего же блага оно никогда не напомнит о себе, но это было не так. Подсознательно я всегда знала: все не так чудесно, как кажется, – и подавляла чувство вины за то, что игнорировала правду, живя альтруизмом. Хотя теперь, признав это, я больше не могла жить в блаженном неведении.

Мой папа, возможно, был хорошим отцом. Но не был хорошим человеком.

Даже сейчас я не знала, что делать. В этом мире все было извращено и перевернуто с ног на голову, и, по мере того как спадало оцепенение, меня терзала неуверенность в том, кому я должна оставаться преданной.

Поднявшись с пола, я обернулась полотенцем и вышла из ванной, успев сделать шаг назад, прежде чем столкнулась с Юлией. Без церемоний она сунула мне в руки мою сумку чирлидера.

– Одевайся и спускайся к завтраку.

Я колебалась, глядя на сумку, которая казалась чужой в моих руках. Неделя в этом доме, и мое прошлое стало далеким воспоминанием. Я хотела выйти из этой комнаты, но сегодня ни в чем не была уверена.

– Это была не просьба, – нетерпеливо рявкнула Юлия.

– А если не спущусь? – Бросив многозначительный взгляд на ее маленькую фигурку, на тринадцать сантиметров ниже меня, я спросила, – Вынесете меня на руках?

Выражение ее лица посуровело, и, хмыкнув, она развернулась на каблуках и целеустремленно зашагала к двери. Она собиралась донести на меня, и последнее, чего я хотела этим утром – быть избитой великовозрастным психопатом.

– Я иду, – прорычала я.

Она медленно повернулась ко мне с торжествующей улыбкой.

– Злобная женщина, – сказала я себе под нос, только чтобы услышать в ответ:

– Соплячка.

Отказываясь позволить ей опустить меня до уровня восьмилетнего ребенка, я проигнорировала оскорбление и порылась в сумке, как будто там мог быть ключ к побегу из этого дома, хотя, к сожалению, в ней была лишь куча яркой скомканной одежды.

В последний раз я не брилась так долго лет с тринадцати, но надеть брюки, чтобы скрыть это, значило признать победу Ронана в необъявленной битве. Мне было все равно, что он думает о моей внешности, но если небритые ноги его отталкивают – тем лучше. Я надела струящееся богемное платье с открытыми плечами и вдохнула полной грудью, чтобы обрести уверенность, которая мне понадобится, чтобы пройтись по логову Дьявола.

Босиком я последовала за Юлией по коридору, горло сжалось, когда я проходила мимо места, где упал охранник. В воздухе витал аромат лимона, а пол сверкал, словно отполированный. Мне стало интересно, провела ли Юлия свое утро по колено в окровавленных бумажных полотенцах.

Пока мы спускались, я осматривалась по сторонам. Обстановка в доме была величественной: высокие потолки, лепнина в виде белых корон и мраморные полы. Однако персидские ковры, темные шторы и неправильно подобранная мебель придавали ему теплый и мужской колорит. Не будь этот дом моей тюрьмой, я бы назвала его уютным.

Ронан сидел в столовой в конце длинного стола. Он как король восседал в своем кресле с высокой спинкой, с глазами такими же темными, как душа. Какая-то извращенная версия Нарнии. Я была уверена, что если шагну в его шкаф, окажусь прямо в аду.

Я остановилась у другого конца стола с твердым намерением сесть как можно дальше от него, хотя, окинув меня холодным взглядом, Ронан ногой отодвинул стул рядом с собой.

Какой благородный джентльмен.

Я бы скорее рискнула прыгнуть из окна второго этажа, чем сесть рядом с ним, но гордость не позволила выдать сотрясавшую меня дрожь. Поэтому я двинулась к нему, как делала это каждый день, как будто несколько дней назад в этой самой комнате не он выстрелил человеку в голову. Я села, единственным звуком был тихий скрип моего стула по мрамору и назойливое присутствие Ронана.

Темноволосая девушка примерно моего возраста вошла в комнату и тихо поставила перед нами на стол изысканные фарфоровые блюда. Блины. Русские оладьи со свежим вареньем: мое любимое блюдо, которое Боря готовил дома по веганским рецептам.

Мой желудок скрутило при мысли о еде, но я рискнула. Я не выживу в этом мире, если не смогу приспособиться, а я отказывалась позволить ему съесть меня заживо.

Я наколола блин вилкой и положила его себе на тарелку. Ронан только откинулся на спинку стула, моя серьга блестела у него между пальцами, пока он наблюдал, как я кладу сверху варенье.

Разрезав блин, я остановилась, когда он так и не пошевелился.

– Прошу прощения, ты не хотел бы сначала прочитать молитву?

Он развеселился.

– Это не совсем в моих правилах, но если тебе хочется, я послушаю.

– Ты так уверен, что не сгоришь в огне?

– Звучит так, будто ты на это рассчитываешь.

Поймав взгляд Юлии, вошедшей в комнату полить цветы у окна, я ответила:

– Кто я такая, чтобы смотреть в зубы дареному коню?

Еще одно «хм».

Я вновь обернулась к столу, чтобы увидеть напряженный взгляд Ронана.

– Не покровительствуй моим сотрудникам, котенок.

С чувством досады я поняла, что меня только что осадили.

– Не называй меня так.

– Я буду звать тебя, как захочу.

Я с горечью посмотрела ему в глаза.

– Чувствуешь себя большим и сильным, когда помыкаешь мной?

– Нет, чувствую стояк.

Он целеустремленно удерживал мой взгляд, и слово «стояк» повисло в воздухе. Я отказалась показывать, что его грубость задела меня.

– Мне интересно, у тебя врожденные манеры, или ты брал уроки?

Он опустил мою серьгу в карман и положил руку на подлокотник своего трона.

– А если и брал? Напишешь отрицательный отзыв на Yelp?

– Уверена, у «Института Сатаны» для местных психопатов их достаточно.

Он провел большим пальцем по шраму на нижней губе, и у него вырвался грубый смешок. Когда смеялся, он не казался таким угрожающим. Нельзя было сказать, что он выглядел как обычный человек, а не лукавое и неподвластное времени существо.

Когда смех затих, обласкав каждый сантиметр моего тела, он спросил:

– Ты хорошо спала?

Конечно, нет. Я купалась в крови и чувстве вины. Я была уверена, что Ронан спал как младенец.

Наколов кусочек блина, я сладко ответила:

– Отлично. Спасибо.

– Ты жалкая лгунья.

– Не все же могут быть такими коварными как ты, верно? – Блинчик во рту казался куском грязи. – Скажи, как долго ты собираешься держать меня здесь?

Его вспыхнувший взгляд подсказал, что ему не нравится, когда я указываю, что делать. Он провел пальцем по краю чашки, вызвав навязчивый звон, от которого волосы на затылке встали дыбом.

– У этого маленького званого вечера должен быть срок годности.

Его сосредоточенный взгляд удерживал мой, а звон продолжался и продолжался, играя на нервах. Очевидно, он собирался просто смотреть на меня, словно на никчемного плебея. С каждой секундой молчания мое сердце билось все медленнее, пока я не перестала справляться с напряжением.

Я подходила к опасной территории, приближалась к гадючьему гнезду, чтобы узнать, насколько близко смогу подойти, прежде чем меня укусят, но ненависть и безрассудная храбрость подстегивали меня.

– Хорошо. Можешь не отвечать. – Я пожала плечами, поднося к губам чашку. – Держу пари, Альберт прячется где-то тут. Может, он и не Болтушка Кэтти, но уверена, я найду способ его разговорить.

Я поняла, что зашла слишком далеко, еще до того, как его рука метнулась, схватив меня за горло и притянув. Чашка выскользнула у меня из пальцев, и горячий чай пролился на платье, но я ничего не почувствовала, кроме учащенного пульса под его хваткой, когда затихло «дзинь» его чашки.

– Не манипулируй мной, – прорычал он.

Я сглотнула, осознав, как аккуратно он меня держит. Он мог бы раздавить мне трахею, если бы захотел. Намек, скрывавшийся за предупреждающим нажатием, из-за которого я почувствовала нехватку воздуха, означал, что он позволяет мне дышать, жить, и я должна быть благодарна.

Голова запрокинулась к потолку, я не сводила с него взгляда, выражая им все накопленное негодование. Но дискомфорт смешался с чем-то странным и электрическим, когда его палец скользнул вниз по моей шее. Это движение притупило токсичный жар в воздухе, подавив его простым мягким прикосновением.

– Так рвешься домой… Что ждет тебя там, котенок?

Тяжелый бриллиант на пальце и монотонная жизнь за позолоченными воротами под флоридским солнцем. По правде говоря, без папы в Майами не оставалось ничего ценного, но я отказывалась признаваться в этом.

Слова вырвались между вздохами.

– Моя жизнь.

– Теперь это твоя жизнь. – Его голос понизился до опасного шепота. – Я отпущу тебя, когда закончу с тобой… не раньше.

Несколько секунд мы вдыхали ярость друг друга, прежде чем он убрал руку. Я едва сдерживалась, чтобы не потереть горло и убрать тот жар, что он оставил после себя. Застыв от угасающего адреналина, я смотрела, как он подносит чашку ко рту. Татуированные пальцы и изящный фарфор. Мне казалось, что я – Персефона, обедающая с Гадесом, вот только богиня любила правителя подземного царства.

И это не был божественный роман.

– Чем скорее я устану от твоего присутствия, тем быстрее ты сможешь попрощаться со своим папочкой. Ради него я бы постарался не злить меня.

Прогулка голышом по радиоактивным местам звучала привлекательнее, чем попытка «не злить» этого человека.

Мое платье промокло, шея, вероятно, покраснела, а виски болели от ненависти в моем взгляде. Уравновешенный человек сжалился бы надо мной и избавил бы от этого извращенного чаепития. К сожалению, Ронан был так же рационален, как мистер Хайд.

– Ешь.

Каким-то образом у меня появился аппетит… или просто достаточно гордости, чтобы притвориться, будто он есть. Дьявол в Givenchy откинулся на спинку стула с телефоном в руке, он играл в игру. Я могла представить себе лишь извращенную версию Pac-Man, где вместо точек смайлик пожирает души.

– Если закончила, Юлия проводит тебя в комнату.

Как по команде она появилась в дверях, рассеяв все сомнения в том, что у этого дома живые стены, подпитываемые русским чаем и черной магией.

Я отодвинула стул и послушно проследовала за Юлией в комнату, где, позвякивая ключами, она заперла меня в клетке.