Текст книги "Темное искушение"

Глава тридцать четвертая

borborygmi (сущ.) – урчащие звуки, издаваемые желудком

Мила

Как только я добралась до выхода из питомника, дверь открылась, и на пороге появился сурово глядящий Альберт. Я отступила, спрятав запястье в рукаве шубы и сделав невинное лицо. Его взгляд с подозрением скользнул от меня к помещению за моей спиной.

– Что ты тут делаешь? – спросил он.

– Копаю лазейку для побега в лес.

Либо Альберт привык к моему сарказму, либо я была самой жалкой пленницей в городе. Он, прищурившись на собаку, даже не рассматривал возможность того, что я могу попытаться бежать.

– Что ты делаешь тут? Я думала, ты уехал в Москву убивать людей. – У меня внутри все перевернулось, когда я поняла, что если Альберт тут, то и Ронан, вероятно, тоже. Они вышли из дома вместе. Мне стало любопытно, не забыли ли они ключи к аду и не вернулись ли за ними.

– Значит, ждешь, пока мы уедем, чтобы делать то, чего делать нельзя?

Я задумчиво нахмурилась.

– Да, похоже на то.

Он проворчал что-то по-русски, и я протиснулась мимо него.

– А теперь извини. Этот план побега оказался не очень, учитывая цементный пол, так что нужно придумать другой.

Я сделала всего два шага к двери, прежде чем его голос заставил меня остановиться.

– Мила. – Это слово прозвучало мне в спину тихим предупреждением. – У тебя кровь.

Взглянув вниз, я увидела несколько алых капель на снегу и закрыла глаза. Альберт говорил мне держаться подальше от Хаоса. Тревога сжала все внутри при мысли, что с ним может что-то случиться из-за моего непослушания.

– Что случилось?

– Я упала, – вежливо ответила я.

– Упала.

– Угу.

– Повернись.

Я помедлила, прикусив губу. Альберт любил собак, хоть и предвзято относился к тому, чтобы они были толстыми и ленивыми. Я могла лишь надеяться, что он поймет и Хаос не будет наказан. Я медленно повернулась и позволила Альберту закатать рукав моей шубы. Я вздрогнула, когда он коснулся раны. Он осмотрел след укуса на запястье и вздохнул.

– Я ведь говорил тебе не приближаться к нему, так? – От разочарования в его голосе у меня заболело в груди.

– У него застряло что-то в лапе, – с трудом выговорила я. – Я это вытащила. Он не хотел меня кусать… Он даже позволил потом себя погладить.

Альберт покачал головой.

– Повезло, что он не откусил тебе пальцы. Последнему, кто подошел к нему, повезло не так сильно.

Я сглотнула, когда вспомнила, что видела охранника, у которого было всего три пальца на руке. Мне мои десять нравились, но я все равно не изменила своего мнения о том, что помогла Хаосу – особенно теперь, когда у нас с ним что-то наладилось. Может, он и смотрел на меня так, словно оказывал мне услугу, давая погладить себя, но я знала, ему нужно внимание. А проявление нежности бальзамом омыло мою душу.

– Тогда ты веришь мне? Это был просто рефлекс. Он не хотел укусить.

– Я тебе верю, но это не отменяет того факта, что нужно наложить швы. – Он вздохнул и отпустил мою руку. – Ступай в дом.

– Ты ведь не накажешь Хаоса, да?

Он долго, многозначительно посмотрел на меня.

– Я – нет.

Я верила ему, но Альберт вдруг перестал меня беспокоить.

– Ронан здесь?

– Да. В доме.

Нервозность, скрутившая меня изнутри, вырвалась вспышкой разочарования.

– Почему именно сегодня вам пришлось внезапно вернуться? – спросила я. – Может быть, у пленника передышка?

Он посмотрел сухо.

– Павел попал в выбоину и съехал в кювет.

– О… – Я могла лишь представить все ругательства, которые Ронан высказал по этому случаю. – Никто ведь не пострадал, да?

– Нет, – ответил он, а потом слегка улыбнулся. – Кроме самолюбия Павла.

«Бедный Павел». Хотя я не могла сосредоточиться на нем дольше, чем на секунду, когда сомнения усиливались вместе с пульсацией в запястье. Тогда как часть меня верила, что Ронана не волнует небольшая ранка на моем теле, другая часть возражала, что Хаосу грозит опасность.

– Ты не скажешь Ронану, что случилось, да?

Альберт хмыкнул.

– Не испытывай свою удачу.

Надежда рухнула и сгорела, с растущим ощущением срочности я повернулась и пошла в дом, скользнув на свежевымытые полы, которые Юлия еще драила у лестницы. Ронан, вероятно, был в библиотеке, так что я пошла туда, чтобы объяснить все прежде, чем Альберт успеет что-то рассказать.

– Стоп!

Застыв, я проследила за гневным взглядом Юлии и увидела грязь от моих ботфорт и кровь, капающую с шубы.

– Только посмей сделать еще хоть один шаг! – прорычала она.

Я сбросила ботильоны по направлению к двери, разбрызгав по полу еще больше грязи. Юлия возмущенно фыркнула. Я снова отправилась туда, куда намеревалась, но остановилась, услышав следующий визг:

– И шубу, нехристь!

Я сверкнула глазами и демонстративно сбросила шубу на пол, оставив ее грязной грудой на мраморе. Прежде чем я успела сделать еще один шаг, из коридора, ведущего в библиотеку, появился Ронан. Юлия скромно притихла и принялась вытирать пол, будто не она только что выкрикивала оскорбления в мой адрес.

Прикосновение его взгляда остановило биение моего сердца, омыв жаром и неуверенностью. Пытаясь скрыть рану, как будто это могло защитить Хаоса, я прижала запястье к груди, но не смогла скрыть стекающую по руке кровь. Ронан окинул все взглядом, и его глаза затуманились, словно темное зимнее небо. У меня было чувство, будто он знал уже, что случилось – но не благодаря технологиям двадцать первого века, – и это подтвердилось всего секунду спустя.

Он хладнокровно вытащил из-за пояса пистолет и пошел мимо меня к двери.

Мой желудок резко сжался. Ледяная дрожь сотрясла, словно оголенный провод, ноги примерзли к полу. Как только до моего сознания дошло, что он хочет сделать, я развернулась и побежала за ним. В спешке я едва не столкнулась с охранником на крыльце, тот выругался вслед, но я уже не слышала этого, как не чувствовала и холодного снега под босыми ногами.

– Нет! – Я догнала Ронана и схватила его за руку, но он стряхнул мою ладонь. – Не делай этого, – умоляла я. Мое сердце билось так быстро, что я не могла дышать. Я оббежала его, чтобы преградить путь к псу, но он лишь протолкнулся мимо меня.

– Просто дай объяснить!

Схватив его за рубашку в районе талии, я снова протиснулась между ним и Хаосом. Я пыталась выстроить между нами стену, и получилось лишь потому, что он позволил мне.

Ронан помедлил, перевел взгляд на меня и указал пистолетом на дом.

– Возвращайся внутрь.

Я проигнорировала его и выпалила:

– Он был ранен! – Я крепче вцепилась в его рубашку, слезы жгли глаза. – Я знала, есть вероятность, что он меня укусит, но все равно помогла ему. Это моя вина, не его!

Ронан не слушал меня. Ему не важны были причины. Напряжение накрыло двор, все смотрели на нас.

– Иди. Внутрь. – Голос его был спокоен, но с грубыми нотками, требующими абсолютного повиновения, подрывающими мою решимость. Его пристальный взгляд леденил кровь. Он сделает это, несмотря на все мои мольбы. Он уничтожит Хаоса и тем самым растопчет мое мягкое сердце. Потому что я для него бесполезна. Точно так же, как я была бесполезна для папы, Причалов и Ивана. Но теперь, когда я ощутила толику сопричастности к Хаосу, я не могла позволить Ронану украсть у меня это.

Презрение поглотило меня целиком, разожгло огонь в венах.

– Ты хочешь моих страданий? Тогда возьми их! – Я толкнула его в грудь, боль в запястье отдалась по всей руке. – Можешь забрать у меня все, но я не позволю тебе сделать это.

Он сжал челюсти, когда я снова толкнула его, но не пошатнулся.

– Ты не выбрасываешь вещи просто потому, что они тебя поранили! – Моя грудь вздымалась, от силы эмоций давление снова упало, в затуманенном взгляде поплыли черные точки. Волна головокружения заставила опустить взгляд на его губы, к тонкому шраму, рассекшему нижнюю. Холод, покусывавший кожу, удерживал меня в сознании, хотя в ушах звенело, как будто я погружалась под воду. Это напомнило мне о том, как он, по моему убеждению, получил этот шрам.

Тяжесть скопилась внутри, заглушив гнев в груди.

– Ты причинил мне боль… – Тихие слова унеслись с порывом ветра, взметнувшего снег. – И я все равно помогла бы тебе. Я бы спасла тебя мальчиком, даже зная, что ты со мной сделаешь…

Я рыдала, не прекращая, бросая свое сердце к ногам Ронана перед всеми его людьми, тогда как выражение его лица говорило, что ему было бы интереснее читать скучный раздел газеты. Хотя нечто промелькнуло в его глазах, прежде чем они скользнули к моему запястью, которое пульсировало в такт биению сердца. Затем он взглянул на мои босые ноги, заставив меня болезненно ощутить, как снег обжигает стопы.

Накал эмоций спал, оставив меня опустошенной и неуверенной. Когда я покачнулась, он сунул пистолет обратно за пояс, обнял меня за талию и поднял. Этот человек без угрызений совести мог застрелить любимого Пушка пожилой дамы, и все же в его объятиях я чувствовала себя комфортно.

Дрожь пробежала по мне, мое замерзшее тело впитывало его тепло.

– Я буду ненавидеть тебя вечно, если ты причинишь ему боль, – оглушенно сказала я.

– Ты слишком драматизируешь для утра вторника.

От его слов пришло неловкое понимание того, что все смотрят на нас. Накатил легкий стыд, я уткнулась лицом в шею Ронана и пробормотала:

– Это был отличный монолог.

– Достойный «Оскара», – ответил он с оттенком скупого юмора. – Почти обморок был очень убедителен.

Когда мы вошли в дом, он сказал что-то Юлии на пути в столовую, где поставил меня на ноги.

Он протянул руку.

– Дай посмотреть.

Зная, о чем он просит, я, защищаясь, поднесла руку к груди.

– Правда, не все так плохо.

– Значит, дай мне, черт возьми, посмотреть.

Я вздохнула и повиновалась. Взгляд Ронана на рану заставил ее пульсировать, и я закусила губу, чтобы не поморщиться, прежде чем сказать:

– Полагаю, у вас нет пластыря?

Темный напряженный взгляд Ронана на секунду встретился с моим.

– Тебе нужно наложить швы.

От этой мысли живот скрутило. Я уже была на волосок от обморока, боль от иглы, пронзающей кожу, несомненно, обеспечила бы его.

– Я хочу услышать второе мнение, – сказал я, как будто только что узнала у врача дурные вести.

Он сухо посмотрел на меня и, когда Юлия вошла в комнату с аптечкой в руках, сказал ей что-то по-русски. Она даже не взглянула на мою руку, прежде чем объявить:

– Вам нужны швы, девушка.

Я зло взглянула на Ронана.

– Сядь, – потребовал он.

Я плюхнулась на стул.

Следующей к вечеринке присоединилась Полина. Она бросила любопытствующий взгляд на мое запястье, как будто это было самое интересное, что случилось за утро. Я нечасто видела кухарку, но ее выкрики по-русски после звона кастрюль и сковородок были обычным делом.

Когда она поставила передо мной полную тарелку, мой желудок громко заурчал. Я умирала с голоду, но во мне было достаточно упрямства. Я поблагодарила Полину, но к еде не притронулась.

Издав разочарованный звук, Ронан схватил мое лицо и повернул к себе.

– Ты съешь все до крошки с этой чертовой тарелки.

Я встретилась с ним взглядом.

– Съем, если пообещаешь, что ничего не сделаешь Хаосу.

– Я не обязан ничего тебе обещать.

Что-то подсказывало, что он нечасто разбрасывался обещаниями, и если я добьюсь хоть одного, он это обещание выполнит.

– Ты не обязан, – тихо сказала я. – Я прошу.

Прошла долгая секунда, его желваки задумчиво ходили под скулами. Он был так близко, что его глаза мерцали темно-синим. Я всегда считала его безумно красивым, но теперь это зрелище поразило меня, словно удар в грудь, разлив тепло по всему телу. Одно лишь властное прикосновение его руки к моему лицу вызвало горячую волну в крови, скользнувшую ниже, вызвав болезненные ощущения между ног. Мои губы приоткрылись, и его взгляд опустился на них, прежде чем снова подняться к глазам.

– Твоя голодовка окончена, – хрипло сказал он и подождал моего ответа. Я кивнула, в груди стало легче от осознания того, что он общается со мной. Его большой палец коснулся моей щеки, тело жаждало ласки на губах, которые покалывало от предчувствия.

– Ты позволишь Юлии наложить швы без единой жалобы, – продолжил он.

Не в силах вздохнуть, я кивнула.

– И если снова увижу тебя рядом с Хаосом, – его хватка стала сильнее, – даже реки слез его не спасут. Ты меня поняла?

Я поджала губы, это условие мне понравилось меньше всего. Хотя держаться подальше от Хаоса было лучшей альтернативой. Когда я кивнула, его рука соскользнула с моего лица, оставив горячий след. Я хотела словесного обещания, но хитрого взгляда было более чем достаточно.

Я только что пошла на сделку с Дьяволом.

Мое сердце сжималось от всевозможных наивных предположений: может быть, это обещание откроет возможность следующего, может быть, где-то глубоко под скорлупой Ронана лежит чудесная шоколадная начинка, может быть, я нашла его спасительное милосердие.

Хотя все мои надежды пошли прахом, когда он закончил, бросив на прощание:

– И никогда, мать твою, не смей перечить мне перед моими людьми.

Глава тридцать пятая

kilig (сущ.) – бабочки в животе

Мила

Татуированные пальцы скользнули вниз по моим ногам, и шероховатость его рук оставила после себя мурашки. У меня перехватило дыхание, когда он раздвинул мои бедра. Моя кожа была такой чувствительной, что я отзывалась на малейшее прикосновение. Его губы скользнули вниз по моей шее, посасывая и покусывая, прокладывая дорожку к моей груди. Пустота пульсировала в низу живота, умоляя о заполненности и движении.

Глухой удар погасил пламя внутри меня как свечу. Мои глаза резко открылись, чтобы увидеть, как книга упала у меня с колен. Я прерывисто вдохнула и с чувством отвращения к безнравственным грезам, засасывавшим меня, встала с подоконника и принялась мерять шагами комнату.

Уже перевалило за одиннадцать, а я все еще не могла заснуть. Каждый раз, как закрывала глаза, беспокойство росло под кожей, изнуряя тело. Лунное притяжение творило волшебство с моим недавно оскверненным телом. Хотела бы я, чтобы причина была лишь в этом, но мои фантазии не имели ничего общего с плотскими ритуалами и свиданиями в лесу.

Я все еще чувствовала его на себе: на губах, на шее; он был в моей голове. Я ощущала постоянное томление меж бедер. При этой мысли сердце застучало быстрее, а соски под футболкой затвердели.

Я сходила с ума.

С растущим разочарованием схватила книгу и побрела по коридору. Без Ронана в доме было тихо и темно. Он уехал в Москву вскоре после того, как Юлия закончила накладывать швы на мое запястье, и больше не появлялся. Мне было интересно, не ужинал ли он сейчас с Надей. Не трахал ли он ее так, как ей было нужно. От этой мысли у меня скрутило живот, и я отогнала ее.

Я направилась вниз по лестнице, тихо заскрипевшей под моим весом. Лунный свет проникал в библиотеку серебряными лучами, в которых искрились частички пыли. Я встала на цыпочки, чтобы вернуть «Гроздья гнева» на место. И тут знакомый запах сигар – специи и эвкалипт – заполнил мои легкие.

– Котенок.

Книга выскользнула из пальцев, и я развернулась. Мое сердце колотилось. Ронан сидел за столом, грозная тень под белым облаком дыма.

Я положила руку на грудь.

– Боже, ты меня напугал. – Именно в этот момент я поняла, что больше не опасаюсь его присутствия и что монстр, которого я когда-то боялась, теперь был тем, с кем я рада столкнуться в темноте.

– Если б я не знал тебя, подумал бы, что ты пытаешься меня соблазнить, – протянул он, его темный взгляд, источая покалывающее тепло, скользнул по моим бедрам. – Но мы оба знаем, что ты более прямолинейна… и, скажем так, неуклюжа.

Он выглядел и говорил как джентльмен, но когда выдохнул небольшое облачко дыма, те завились над его головой словно рога.

Он говорил о том, как я впервые поцеловала его – как едва не промахнулась мимо его губ. Раздражающий комментарий должен был подавить мое желание, но этого не случилось.

– Это не значит, что в твоих попытках соблазнения не может быть немного больше такта, – сказала ему я.

Он наблюдал за мной минуту.

– Не беспокойся о моих усилиях, котенок.

Я вскинула бровь.

– А ты – о моих.

Наши взгляды встретились, в его глазах скользнуло что-то более темное, чем тень. Молчание повисло в воздухе, оказывая давление на легкие. Пытаясь восстановить дыхание, я взяла книгу и убедилась, что не повредила корешок, прежде чем положить ее на место.

Я почувствовала, как его взгляд скользнул по моей спине к заднице и ногам. Взгляд обжигал – горячий и одновременно холодный, словно ледяной кубик на коже. Я провела пальцами по старым корешкам, не в силах сосредоточиться ни на чем, кроме его присутствия, окутывавшего тело, словно черный шелк.

Ибупрофен, который Юлия впихивала в меня каждые четыре часа, приглушал боль в запястье, но никак не помогал от пульсации между ног. Жар внутри соперничал с жаром в тот день, когда я была прижата к двери отеля, а бедро Ронана распаляло меня все сильнее.

Мой разум вернулся к той ночи в Москве и последовавшим за ней дням. Что-то щелкнуло, встав на место. Осознание ударило в грудь, и мои пальцы соскользнули с корешков.

Я повернулась к нему лицом.

– Почему ты так долго играл со мной, если с самого начала знал, кто мой папа?

Ронан прищурился, но ничего не ответил. Ему не нужно было.

Я знала, почему он ждал так долго, прежде чем приступить к своему плану мести.

Я ему нравилась.

Каждым желтым мятежным сердечком на рукаве.

* * *

Прошел час с тех пор, как я вышла из библиотеки и упала на постель. Уснуть теперь было невозможно. Может, сердце и не спешило с выводами, но тело все больше горело с каждым прикосновением к покрывалу.

Я сбросила простыни, но все еще была опутана паутиной жара. Со стоном разочарования я перекатилась на другой бок. Мои свободные шорты задрались, туго натянувшись между бедер. Я попыталась игнорировать то, как покалывает от трения клитор, но могла думать лишь о том, что чувствовала, когда он опускался на меня, о его грубых руках на моей коже. Мое сердце сбилось с ритма, дыхание стало слишком затрудненным.

Чем дольше я лежала там, тем сильнее разгорались огонь и негодование. Ронан лишил меня девственности, выкинул ее как мусор, а я должна была просто сказать «спасибо». Разочарование обожгло затылок. Мне казалось, я нахожусь в каком-то подвешенном состоянии, которое не кончится, пока он не завершит то, что начал. И я была чертовски уверена, что не собираюсь находиться в этом состоянии всю оставшуюся жизнь.

Я вскочила на ноги и зашагала по коридору, решимость подгоняла меня. Войдя в комнату Ронана, резко остановилась. От открывшегося зрелища у меня пересохло во рту: гладкие татуированные мышцы под черными простынями. Он спал как обычный человек: лежа на животе, сунув руку под подушку.

На мгновение мне показалось, что я переоценила себя. Обнаженный, он выглядел еще более крупным. Простыни прикрывали ноги до икр, как будто ему стало слишком жарко и он сбросил их, выставив напоказ подтянутую спину и черные трусы-боксеры. Все колебания стихли от желания увидеть татуировки, которые он прятал под Versace.

Я придвигалась ближе, пока не встала рядом с королевских размеров кроватью. Его лицо было отвернуто от меня, дыхание было ровным. Всю его спину покрывали татуировки, начиная с русских букв, разбросанных по лопаткам, заканчивая тигром и Дьяволом с крыльями и рогами.

Было странно видеть этого человека в самом уязвимом положении. Снился ли ему сон? И если да, был ли он полон крови и убийств? Возможно, скоро мы расстанемся навсегда, но отчасти я надеялась, что он будет видеть во сне желтое.

Неосознанно я потянулась, чтобы прикоснуться к татуировке – но прежде чем смогла сделать это, была опрокинута спиной на постель, холод пистолета прижался к моему виску. Грудь тяжело вздымалась, я смотрела на Ронана, оседлавшего мои бедра. Секунду он смотрел на меня в замешательстве.

Я обнаружила еще одну его слабость.

Он был слаб сразу после пробуждения.

– Твою мать, Мила, – прорычал он и отшвырнул пистолет через комнату, где тот ударился в стену и упал на пол. – Я, черт возьми, мог тебя убить.

Когда шок прошел, я четко осознала жар тела, прижатого ко мне, его ноги, оседлавшие мои бедра, его обнаженный торс, украшенный татуировками. Мой взгляд скользнул вниз по его телу. Я понятия не имела, почему он никогда раньше не снимал одежду, когда пытался переспать со мной. Я бы хотела сказать, что достаточно сильна, чтобы противостоять искушению всех этих форм, но… от одного его вида в боксерах я хотела толкнуться бедрами и скользнуть руками по кубикам его пресса.

Я закусила губу и подняла на него глаза.

Когда он увидел, как я на него смотрю, растерянность исчезла из его взгляда, трансформировавшись в нечто тлеющее. Он оперся одной рукой о постель над моей головой, провел другой по лицу, уронил ее и сказал хрипло:

– У меня достаточно легкодоступных кисок. Еще одна мне не нужна.

Его слова должны были охладить любую женщину и заставить ее убежать в поисках другого. Но я не хотела другого. Не говоря уже о том, что он упирался в меня невероятно твердым стояком. И кто из нас теперь лжец?

– Ты сделал это со мной. – Я прищурилась. – Исправь это.