Текст книги "Цена ошибки некроманта"

Глава двадцать вторая, в которой добро побеждает, но осадок остается

Увы, в своих предположениях полицейские не ошиблись. Они действительно нашли Зенора Донта за подготовкой ритуала на Голове Чайки, и теперь, когда контроль над телом взял дух, сомнений в одержимости аптекаря не возникало, пусть и проявлялась она странно. Что Клет, что Блак многое отдали бы за то, чтобы изучить феномен в спокойной обстановке. Хотя, конечно, совсем не столько, сколько могло запросить это существо…

К приходу гостей Донт подготовился основательно и совсем не так, как можно было ожидать от алхимика. Место ритуала окружал крепкий и очень хитрый щит, даже дотошный Кириан вот так с ходу не смог разобрать его плетение, а пытаться пробить сырой силой было глупо. Поэтому Клет, которому тонкие плетения давались лучше, сразу занялся щитом, а Адриан начал заговаривать преступнику зубы. Вряд ли удастся всерьез отвлечь его и сбить с настроя, но немного рассеять внимание, подобраться поближе для решительного броска – почему нет?

Сомнений у Адриана не было. Четкая цель, несколько возможных вариантов удара и готовность идти до конца. А чувство локтя и поддержка напарника добавляли уверенности.

Одна только мысль не давала покоя: откуда в одержимом столь специфическая магия? Насколько Блак знал со слов очевидцев, одержимые никогда не пользовались чисто некромантскими чарами и не умели строить сложные магические конструкции, они вели себя как духи и оперировали только сырой силой. Тогда откуда?.. Все дело в необычности конкретного одержимого? Или они что-то упустили?

Донт – или все же Оток? – разговаривал охотно. То ли был не против так развлечься, то ли просто соскучился по общению…

Да, убил журналиста. Не вовремя эта жадная сволочь появилась, пришлось из-за него спешить с ритуалом. Если бы не писака, то не вышел бы на него Блак ни за что. Где духа взял? Да какая разница, мало ли мест!

Старого целителя? Нет, не трогал. Даже не знал о нем. Да и зачем убивать? Сумасшедший же, кто ему поверит! Вот журналист…

Ради чего напрасные жертвы? Что бы ты понимал в жертвах, мальчишка! Застрять между жизнью и смертью в ничто, осознавать течение времени и сходить с ума от невозможности что-то предпринять – вот это по-настоящему страшно. Вот это – подлинная кара Творца. Всем, кого зацепило заклинанием, своим и чужим. И если кто-то должен умереть, чтобы прекратить это, – пусть. Он согласен отвечать за это перед Творцом. Но именно он, а не те, кто исполнял его приказ.

Чей приказ исполнял он сам? А это уже не важно. Это их поступок и их вина.

Другие одержимые? Слышал, но только уже здесь, воплотившись. Ничего такого не помнит. Было ничто – а потом город и осознание себя в чужом теле.

А смерть… Смерть – это всего лишь конец телесной оболочки.

Адриан почувствовал слабый энергетический импульс – легкий, едва заметный, и если бы не ждал его, то непременно пропустил бы. Как и едва ощутимую рябь на поверхности щита, сигнал о том, что чары скоро лопнут.

Он был готов, он уже собрал силу для удара, но – не успел.

Лавиния словно возникла из воздуха. Рухнула на одержимого, безжалостно ломая рисунок ритуала, нарушая потоки и оттягивая на себя то, что успели в них влить. Болезненный энергетический удар, а уж для неподготовленного человека… В такие моменты никогда не знаешь, сработает ли вообще естественная защита нейтрала и если да, то как?

Дан вдруг сообразил, что совсем не так должен выглядеть взлом щита. Что разрушаться он должен от точки воздействия, а не испаряться разом, как было сейчас, а это значит…

– Держи ведьму! – крикнул Киру уже на бегу, заметив сухощавую фигуру в стороне, за неоконченным узором. Опознать ее не составило труда. Да Клет и сам уже увидел и двинулся в том направлении за мгновение до оклика шерифа.

Адриан в несколько прыжков преодолел расстояние до барахтающегося на земле мага. Движимый уже совсем другим стремлением – убрать случайного человека из радиуса поражения чар. И ладно бы еще постороннего…

И опять не успел. Но здесь у него просто не было шансов.

Уничтожить душу не способен ни один маг, а вот вырвать ее из тела – легко, для этого не надо даже особого умения и сил. Не труднее, чем ударить ножом. Немного знаний, умение держать оружие и готовность убить – вот и все.

А вот как удержать душу, которую не только ничто не держит, но гонит прочь чужая магия?

Адриан, наверное, впервые в жизни жалел о своей боевой специальности. Его – вытаскивали, случалось, не раз и не два. А так, чтобы самому…

И ведь душа не одна! Три, связанных в узел. И лучше бы не отвлекаться на мысли о том, что Дан сделает со старухой, если сейчас не справится.

Как отличить? Как понять? Души растекаются непослушными клочьями тумана, смешиваются, путаются, не даются в руки.

Но если приглядеться внимательней, аккуратно удерживая весь этот клубок…

Назад рвется совсем не та, которая нужна. И не сама, а словно какая-то сила тянет ее прочь. Искореженная, изодранная, словно траченная молью, она тесно сплелась, буквально проросла в другую – тонкую, слабую, тусклую. Но нужна третья – живая, яркая. Та, которая пытается ускользнуть, изгнанная волей старой ведьмы. Та, за которой стремятся, раздираемые двумя силами, и остальные, лишь бы не кануть… куда? В Разлом?.. Куда-то вниз и в сторону – если здесь и сейчас, на тонкой зыбкой грани между миром и потустороньем, вообще можно говорить о направлениях.

Грань тонка. Грань незрима. Грань не существует. Это лишь упражнение ума, попытка осознать часть того, что выше человеческого разума и человеческих сил.

Здесь не имеет значения сила и опыт, они лишь позволяют прикоснуться, немного выглянуть за пределы привычных измерений. Попытаться удержать, вырвать из потока ту душу, которой… Которой что?

Слишком рано уходить? Жизнь скоротечна, плоть – тленна. Мгновение, год, полсотни лет – слишком ничтожные величины, чтобы говорить о своевременности.

Нельзя уйти? Да нет же, можно, поток примет всех. Даже вот эту, измученную и истерзанную, которая высшей волей привязана к якорю. Которую поток треплет, не в силах унести, словно ветер – старый флаг, обрывая и превращая в лохмотья по краю. Все из него родилось и в него уйдет.

Которую он не хочет отпускать. И вот это, пожалуй, единственная правда. Изо всех сил держит, тщетно пытаясь освободить от приказа и распутать узел.

Глупо. Нелепо сопротивляться воющему вокруг урагану. Тонкое, слабое деревце, отчаянно вцепившееся ветвями в одинокий лист. Еще немного – унесет следом.

Зачем держит? Если бы он мог знать!

Потому что должен. Не умеет, но должен хотя бы попытаться.

А главное, потому что хочет. Потому что где-то внутри становится теплее от мысли, что она где-то здесь, в этом мире. Потому что этот мир без нее станет немного хуже. Или все же не мир, а только он сам?..

Адриан толком не понял, что произошло. Пронзительно-острое ощущение, словно на него кто-то смотрит, а потом мужчина вздрогнул от яркой вспышки и грохнувшего буквально над головой грома – молния ударила в корявое старое дерево в паре десятков метров сбоку. Некромант пару секунд растерянно стоял, смаргивая заливающую глаза воду и осознавая сосущую пустоту в груди – верный признак магического истощения. Стоял и молча смотрел на распростертые у его ног тела. Вокруг медленно тускнели линии так и не законченного рисунка, а висящий над головой белый световой шар очерчивал сцену колкими тенями.

А осознав, тихо выругался себе под нос и, холодея, опустился на колено. Чтобы удостовериться, что упустил, не справился и…

Когда пальцы на шее лежащей навзничь женщины ощутили тепло и биение пульса, он в первый момент не поверил самому себе. Проверил, собрав остатки магии, – оказалась истощена, но жива. А вот аптекарь умер, в этом он на всякий случай тоже удостоверился.

Стаскивая с себя куртку, огляделся по сторонам, поймал напряженный взгляд Кириана.

– Ну что? – тревожно спросил тот, придерживая за локоть старуху, зябко кутающуюся в плащ.

– Она жива, он – нет, – ответил Блак коротко. Завернул женщину в форменную куртку, поднял осторожно…

Точнее, попытался. Прежде вот так носить бессознательные тела некроманту не доводилось. Одно дело боевые товарищи: Блаку как самому здоровенному порой приходилось выступать в роли ломовой лошади, когда кто-то сильно выкладывался или получал ранение. Но там все просто, поднял на плечи – и даже не очень тяжело. А вот взять женщину на руки так, как обычно пишут в книгах, оказалось затруднительно: она выскальзывала, буквально стекала из объятий. Пару раз попытавшись, Адриан тихо ругнулся себе под нос и просто закинул спеленатую курткой женщину на плечо.

– С этими двумя что будем делать? – Кириан, до этого молча наблюдавший за мучениями товарища с ироничной улыбкой в уголках губ, подошел ближе, продолжая держать Касадру за локоть.

Блак покосился на покойника, потом смерил взглядом некромантку. Мотнул головой, стряхивая капли. Бесполезно, конечно, – лило как из душа.

Железная Каси неловко сжимала лацканы плаща сухими тонкими пальцами, на запястьях отблескивали глянцем черные антимагические наручники. Но смотрела из-под капюшона прямо и спокойно – она явно не чувствовала за собой никакой вины. Или уж как минимум была готова нести за свой поступок ответственность. Кто бы сомневался…

Адриан, разумеется, злился на некромантку, но уже не так, как несколько минут назад. Если бы у него не получилось каким-то чудом вытянуть Винни, тогда да, тогда бы он поручиться за свои действия не мог. А сейчас… Все обошлось малой кровью, и это благотворно сказалось на настроении. Сейчас ему в гораздо большей степени хотелось не свернуть старухе шею, а узнать, чего и зачем она пыталась добиться. И какова ее роль во всем случившемся?

А она, безусловно, была, сейчас в этом сомневаться не приходилось. Блак не вполне понимал, что представлял собой нынешний одержимый, да тот и сам вряд ли понимал, но от всех предыдущих он отличался. Слишком много в нем было человеческого, слишком пассивно отреагировал он на нападение – как будто не видел или не мог ответить. Плюс щит. Плюс пожиратель, которого он уж точно никак не мог призвать самостоятельно. Зато Касадра Смеш – могла. Силы у старухи осталось совсем мало, но остроты ума и опыта – более чем достаточно.

Главный вопрос, который не давал покоя: зачем? Но он вполне мог подождать.

– Пойдем, – решил наконец Блак. – Часа за два обернемся туда-обратно, ничего за это время не изменится. Рисунок не жахнет, ты посмотрел? А то у меня сил не осталось совсем.

– Проверил, все в порядке, – не разочаровал его Кириан.

– Тогда этого оставим тут, хуже ему уже не будет. А госпожа Дхур сама дойдет, раз уж сюда добежала. Верно?

– Да уж не рассчитывала, что на руках понесете. – Морщинистые губы скривились в неприятной колючей усмешке. – Спасибо ногами перед собой не катите.

– Пожалуйста, – спокойно ответил Блак и выразительно дернул головой, показывая помощнику идти первым.

Спуск с двумя женщинами оказался сложнее, чем некромант ожидал. Во-первых, Лавиния на плече очень мешалась и требовала повышенного внимания, чтобы случайно ее обо что-нибудь не стукнуть, а тропа от дождя раскисла и стала слишком скользкой. А во-вторых, старая некромантка хоть и старалась идти уверенно, но получалось плохо: поддерживать быстрый темп она явно не могла, запиналась, да и наручники явно мешали, пусть на сложных участках Клет и помогал.

Адриан некоторое время терзался сомнениями, что с ней делать, но решение принять не успел: в очередной раз оступившись, Касадра подвернула ногу. Она, конечно, поджала губы и заявила, что прекрасно может идти, но в итоге на плечи пришлось брать и ее. Клет, впрочем, не возражал и сам предложил этот вариант.

Пока спустились, пока Кир оформил в камеру госпожу Дхур и вызвал к ней дежурного врача, а Адриан, удостоверившись, что Лавинии нужен только отдых, устроил ее в собственной спальне, пока собрали группу, решив не будить Вита, – шторм успел кончиться, так что второе за сегодня восхождение на Чайку прошло в спокойных погодных условиях.

Рассвет Блак встретил на вершине. Если бы не мрачные мысли, даже порадовался бы, потому что он порой проделывал подобное для собственного удовольствия.

Ему нравилось наблюдать за тем, как густая темная синева ночного неба проклевывается прямо над головой, посередине, синью, пронзительно-яркой на фоне ночных чернил. Как небесный купол расчерчивается ветвящимися светлыми трещинами от центра вниз, к горизонту, и каждый раз рисунок новый, не похожий на предыдущий. Потом свет становится ярче, и чернильные пятна светлеют следом, протаивают прорехами, чтобы вскоре слиться в сплошной темно-голубой и за пару часов разгореться до чистой лазури…

Нет, определенно, рассвет – гораздо более яркое зрелище, чем вечернее затмение, когда небо просто заливает мраком, словно в воду по капле добавляют темную краску.

– Дан, ты нормально себя чувствуешь? – Кириан подошел к шерифу, стоящему чуть поодаль от занятых делом полицейских. Блак неподвижно пялился в небо, да и вообще с момента смерти одержимого выглядел и вел себя… Не то чтобы совсем странно, но вызывал беспокойство.

– Выложился. – Не переводя взгляда, Адриан неопределенно пожал плечами.

– Дан?.. – с нажимом повторил помощник, сжал его плечо. – Я же вижу, что-то не в порядке.

– Да говорю же, устал просто, – встряхнулся Блак и наконец посмотрел на друга. Глаза у него действительно были больными, с полопавшимися сосудами и слегка мутными. И добавил через пару секунд: – Ну и так вообще состояние паршивое. А у тебя нет?

– Я на грани полчаса не торчал, – хмурясь, качнул головой Кириан.

– Полчаса? – недоуменно переспросил Адриан.

– Я точно не засекал, но долго, – пожал плечами помощник. – Что там было? Как ты вообще умудрился ее вернуть?

– Понятия не имею, – вздохнул Блак. – Я просто держал, сколько хватило сил, а потом очнулся от удара грома. Мне казалось, прошло несколько секунд, как обычно. Но это многое объясняет, конечно. Хотя и не все…

– Надеюсь, какие-то пояснения нам Дхур даст. Она, во всяком случае, выглядела так, словно понимала, что именно происходит. Очень просила меня не лезть к тебе. Как будто я бы рискнул…

– Что? – Адриан нахмурился.

– Помнишь, когда Смай в кучу сосунов влез?

– Ну.

– Так вот, совсем не похоже.

– Кир!

– Да ладно, шучу. Выглядело примерно так же, только с учетом твоей силы, продолжительности и погоды – еще более зловеще.

Сосуны представляли собой жирных энергетических пиявок. Поодиночке они были неопасны, но поодиночке они почти никогда не существовали, сбиваясь в стаи. А Смай был живой легендой Разлома и буквально чем-то вроде талисмана: прослужил он к моменту появления Блака уже лет пятнадцать и остался после его ухода. Редкий случай, человек был там на своем месте и не испытывал никаких неудобств от близости Разлома. Более того, ему искренне нравилось это место и даже стычки с духами. При этом менталисты уверяли, что он нормален, просто – вот такой. Насколько знал Блак, выяснить, какие такие особенности помогали Смаю спокойно жить в тех местах, не удалось, хотя попытки были.

С местными тварями безбашенный тогда уже подполковник управлялся лихо, чаще пользуясь наитием и личным опытом, чем инструкциями. Последние при встрече с сосунами предписывали укрыться довольно специфическим герметичным щитом, к которому твари не могли прилепиться, и спокойно перебить по одной.

Смай сам их высасывал. Позволял прицепиться, а потом тянул энергию к себе. Подобное ни до него, ни после никто так и не сумел провернуть, а подполковник так развлекался.

Случай, который вспомнил Клет, произошел в первую кварту его службы. Смай нашел стаю из трех десятков сосунов, то есть такую, которая считалась по-настоящему опасной и в одиночку с которой связываться не стоило. А тот влез, и не просто влез, но радовался, как ребенок новой игрушке. И выглядело это по-настоящему впечатляюще: крепкая коренастая фигура Смая, вокруг которой завиваются вихрем черно-серые ленты – его сила пополам с сосунами, похожими на крупных полупрозрачных пиявок. Шевелящаяся разнородная масса искрилась, шипела, то и дело вспыхивая облачками, когда лопался очередной энергетический паразит; кое-кого из новичков зрелище впечатлило тогда чуть ли не до истерики – они все рвались спасать подполковника.

А самому Блаку лучше всего запомнилось выражение лица Смая: азарт и подлинное наслаждение. В тот момент Адриан окончательно утвердился в мысли, что менталисты насчет подполковника врут, он действительно псих. Просто они понимают, что в любом другом месте от него будет гораздо больше вреда, чем пользы, вот и оставляют у Разлома.

Мысли эти он, впрочем, озвучивать не стал. А Клета впечатлило тогда совсем не это.

– Не знаю, что тебе по этому поводу сказать, – поморщился Блак. – Все нормально, насколько это может быть нормально в такой истории. А у тебя что, осадка не осталось совсем?

– Наоборот, все это очень грустно, – спокойно отозвался Кириан. – Но мне проще, я старуху почти не знал. И Отоком никогда не интересовался. Как думаешь, то, что он рассказал, поможет закрыть Разлом? Не с помощью вот этого, а вообще?

– Допросим Касадру, все выясним и доложим наверх, – отмахнулся Блак.

– Доложим всё? – спросил помощник с нажимом.

– По обстоятельствам, – легко развеял его опасения шериф. – Есть что-нибудь интересное? – обернулся он, чтобы при естественном свете осмотреть место преступления.

Он прекрасно понимал, что имел в виду Кир и что его тревожило. Откровения Отока о Разломе могли многое изменить. Новость о том, что души солдат, погибших в той войне, привязаны к этой аномалии, здорово встряхнет весь лепесток и наверняка заденет соседний. Плюс известие о предательстве в верхах, о котором и без того говорили некоторые поклонники Отока. А уж если схема ритуала окажется рабочей…

Впрочем, нет, Блак не подозревал всерьез, что кто-то там, наверху, примет решение стереть с лица мира какой-нибудь некрупный город, чтобы проверить теорию практикой. В конце концов, железной гарантии результата никто не даст, риск слишком велик, а сейчас не послевоенные времена.

А еще существовала одна «маленькая» деталь. Творец. Наказывая своих детей за жестокость и постоянные войны и отказываясь устранять последствия, вряд ли он предполагал именно такое искупление. Вряд ли исправить человеческую ошибку, повлекшую такие жертвы, можно еще большими жертвами. Оставалось надеяться, что в парламенте это тоже понимают.

В остальном же…

Кирово «все это грустно» исчерпывающе описывало ситуацию, но совершенно не отражало настроения и состояния Блака. А было ему противно до тошноты и настолько же обидно. От всего. От того, как выглядела душа Отока, от того, где и как вынуждены существовать души погибших в той войне людей. От того, что генерал взял на себя вину тогда и едва не совершил сейчас еще одну крупную ошибку, будучи при этом отчасти правым. Блак понимал его логику и мотивы, понимал, что в такой ситуации Оток и не мог думать иначе: когда ты уже мертв, смерть вряд ли способна тронуть или напугать. И от этого тоже было противно. Потому что одержимый пытался убить уйму людей и стоило бы испытывать праведное негодование, но – не получалось.

И Адриан старался отвлечься от угрюмых мыслей. Думать и анализировать он сейчас не мог, слишком устал, зато вот выкинуть вообще все мысли из головы и погрузиться в созерцание удавалось прекрасно. Так ведь не дают…

Впрочем, осмотр места происшествия тоже взбодрил и отвлек. У убитого, что дополнительно подтвердило причастность Касадры, имелся десяток стандартных покупных энергетических накопителей и свернутых заклинаний – хрупких кристаллов, похожих на льдинки. Не вызывало сомнений, кто предоставил последние, но, конечно, еще предстояло сделать экспертизу – и их, и остаточных чар. И пары артефактов-ловушек, в которых сидели пойманные духи. То ли одержимый собирался с их помощью обороняться здесь и сейчас, то ли просто предпочитал не оставлять такие вещи дома.

Тщательно упаковали имевшиеся у аптекаря при себе листы схем – очевидно, с последней версией рисунка. Взяли пробы всего, чего можно, тщательно обмерили и задокументировали рисунок. А когда ничего интересного больше не нашлось, погрузили тело на носилки и двинулись в обратный путь.

Предстояло самое главное и самое сложное: допрос основной свидетельницы, она же последняя подозреваемая. Адриан метался, не зная, отложить на завтра, когда отдохнет, или провести по горячим следам. Или вовсе отдать Клету, потому что смотреть на госпожу Дхур было тошно. Но в итоге решил отмучиться сразу, а допрос проводить вдвоем.

Несмотря на то что участок в Клари был мал и выглядел не особенно впечатляюще, организовано тут все было тщательно: имелась амагическая камера для содержания преступников-магов, а в допросной стояло специальное заземляющее кресло.

Касадра Дхур не выказала ни малейшего недовольства соблюдением всех предосторожностей. Спокойно подставляла руки для наручников – во время перевода из камеры, а после – для той цепочки, которая связала ее запястье с креслом. Села, сдержанная и невозмутимая, с ровной спиной, сложила ладони на коленях. На полицейских смотрела прямо, не опуская глаз.

– Скверно выглядите, юноша, – обратилась она к Блаку, который просто молча ее разглядывал, пытаясь заставить себя начать допрос по всей форме. Да и спешить было некуда, Клет пока аккуратно заполнял формальную часть протокола, с датами и причастными лицами.

– Вашими стараниями, – хмуро отозвался Адриан. – И какова же ваша роль в этой истории? Только давайте сразу отбросим тот кусок, где вы пытаетесь уверить меня, что просто проходили мимо. Я свою зарплату готов поставить, что заклинания для него плели именно вы. И духов доставали – тоже. Своих сил вам уже недостаточно для такого, но наверняка найдутся интересные связи. И про ритуал знали, и даже помогали его составлять и доставать все нужное. Зачем?

– В подготовке ритуала я не участвовала, – возразила Дхур. – Я никогда их не любила и толком не понимала все эти художества, можете полюбопытствовать, это должно быть в моих характеристиках. А духи, заклинания – да, мои, отрицать не буду. Только связей никаких нет, это остатки старых запасов, еще со времен службы. Тогда с хранением пойманных у Разлома духов проще было: их не учитывали.

– И зачем они вам были нужны?

– Сначала мы их просто коллекционировали, – со смешком ответила некромантка. – Соперничали, у кого лучше и разнообразней. У меня тогда была одна из лучших коллекций. А потом… Не для протокола: неплохая прибавка к пенсии.

– А ваш сын что, не помогает? Или его не существует?

– Отчего же, есть, не такая уж я жалкая одинокая старуха. – Она улыбнулась уголками губ. – Только я не привыкла просить помощи, а у него большая семья. А что видимся редко и он сюда не приезжает… характер у меня скверный, невестка меня не любит, да и сыну со мной тяжело. Вот и стараюсь особо не лезть. Впрочем, то, что вы нашли у Донта, – это все, что оставалось, так что подпольную торговлю мне пришить не получится.

– Учитывая покушение на убийство и содействие в массовом убийстве, для которых полно доказательств, этот маленький грешок ничего не решает.

– Я не знала, что именно будет входить в ритуал. Правда не знала, – медленно качнула головой Дхур. – Поначалу и не интересовалась особо, ну считает он там что-то, его дело. Он всегда был очень осторожен в высказываниях. О цене человеческой жизни и своем отношении не говорил, обмолвился случайно, когда я про журналиста этого спрашивала…

– Предположим. Как с этим согласуется попытка убийства госпожи Шейс?

– Я не хотела ее убивать. Надеялась, что ты сумеешь вытянуть, – так и вышло. Я много думала о том, как его можно остановить, такого не похожего на остальных одержимых. Если бить по нему прямо – был слишком велик шанс окончательно добить Донта и превратить безобидного мужчину с раздвоением личности в смертельно опасную тварь. Справились бы вы с ним? Не поручусь. Да и не хотелось возвращать его обратно в Разлом, хотелось дать шанс на перерождение. Единственный способ, какой я смогла найти, – отправить его с другой душой. И ты бы нашел. Только ты бы не выжил…

– Я бы еще поверил в какие-то благородные мотивы, если бы вы пожертвовали собой, а не окружающими, – поморщился шериф. – А это… Поберегите свое благородство для суда, может, там поверят.

– Я не могла пойти против него так прямо. – Вздохнув, женщина на несколько мгновений прикрыла глаза, словно собираясь с силами. Адриану стало не по себе – это в чем же она намеревалась признаться?.. – Я присягала ему кровью. Не бедняжке Донту, конечно. Этеону Отоку. Еще тогда, перед войной.

Поверить в сказанное было трудно. Присяга кровью, она же кровная клятва верности, имела широкое распространение несколько веков назад. Она фактически вверяла жизнь вассала сюзерену, исключая предательство. Потом от этой практики отказались, полной гарантии не давала даже она, а пару сотен лет назад и вовсе запретили законом.

– Вы одна? – после недолгой паузы хмуро спросил Блак.

– Да. Мне тогда было шестнадцать, я боготворила его и была с детства влюблена. От него тогда все женщины были без ума… Когда он приехал в нашу школу, уговорила принять мою присягу. Он не знал, что именно я задумала, а потом уже поздно было что-то менять.

– А если не для протокола? – спросил Адриан тихо.

– Не для протокола… – пробормотала Касадра. – Тогда для людей Оток был идеалом. Он никогда не искал власти, но не бегал от ответственности. Кто везет – на том и едут, вот и оказалась на нем непомерная ноша. И если бы не его смерть, поднять его могли очень высоко. Мы искренне в него верили и искренне считали его лучшим. После той катастрофы… Очень многие говорили о том, что его намеренно подставили, что это не его ошибка. И я тоже.

– А теперь?

– А теперь я в этом уверена.

– Это он вам сказал, что его подставили?

– Он не хотел об этом разговаривать и не отрицал своей вины, – поморщилась женщина. – Тот ритуал придумал не он. Но он выполнил приказ, и все пошло не так, как должно было. Никто не мог бы предсказать подобного исхода, и вряд ли кто-то его на самом деле хотел, это верно, но… Случайно ли удар зеленых пришелся именно на то время и место? Или все же кто-то слишком боялся за свою должность и воспользовался случаем, чтобы избавиться от Отока?

– Он вынудил вас помогать, пользуясь присягой? – задумчиво проговорил Кириан.

– Не говорите глупостей, юноша! – Касадра облила его холодным, презрительным взглядом. – Я сама предложила помощь. Генерал заслужил покой и перерождение и не заслужил того существования, на которое был обречен. И он хотел отпустить тех, кто попал в ловушку вместе с ним. Жаль, выбрал именно такой способ…

– Ладно, в общих чертах ясно, – встряхнулся Блак. Разговор грозил зайти куда-то совсем не туда, в дебри морально-этических норм и всевозможных «если бы», а он для этого слишком устал. – Давайте по порядку. Когда и как вы поняли, что Донт – одержимый?

Несмотря на то что Касадра не уходила от ответов и в полном смысле шла следствию навстречу, допрос затянулся. Подробный рассказ о налаживании контакта с одержимым потянул за собой множество деталей, пусть не связанных с делом напрямую, но тех, не уточнить которые было невозможно. Например, как вообще душа Отока оказалась в теле алхимика? И кем, наконец, были прежние одержимые?

Точного ответа на эти вопросы некромантка дать не могла, но теория, к которой она склонялась, вполне заслуживала отдельного разговора. Все-таки у нее одной была возможность и время понаблюдать за единственным в своем роде одержимым достаточно долго.

Касадра предположила, что прежние одержимые были из тех жертв последнего ритуала, кому удалось вырваться из своего вечного заточения. Только воплощение в таком качестве не позволяло им в полной мере сохранить разум, вел их не то инстинкт, не то какие-то другие, недоступные человеческому пониманию мотивы. Отсюда и бездонность этих душ: напрямую связанные с Разломом, они фактически сливали всю полученную силу обратно в мир.

А вот в последний раз из Разлома выбрался сам Этеон Оток. Это вполне объясняло отличия в поведении: желание генерала вернуться к истоку катастрофы и исправить ошибку было столь велико, что вело его именно оно. С Зенором Донтом у них сложился удачный симбиоз, и обретший равновесие покойный некромант «пришел в себя». Увы, как именно душа генерала сменила оболочку, вместо того чтобы отправиться туда, куда тянули его Дионас Бург и якорь, ответить не мог ни сам генерал, ни Касадра.

Про журналиста заранее она не знала, объявился он в ее отсутствие, и о том, что Оток решил устранить его самым эффективным способом, тоже не догадывалась. Узнать Виста она узнала, но в тот момент не предполагала, зачем его понесло в Клари, а Донт с ним в вагоне не общался. Появления духа тоже не почувствовала, а вот когда нашли труп – заподозрила Отока.

Отрицать очевидное генерал не стал, и именно тогда Касадра впервые узнала, что изыскания его близки к успеху. Заподозрила неладное, но предать мертвого генерала не могла, да и не хотела. А вот когда догадалась, чем именно это все грозит, решила действовать. Опосредованно, потому что прямо – мешала присяга. Лавинию ни в коем случае не собиралась убивать, ничего против нее не имела и верила, что Блак справится. И рада, что не ошиблась.

Клет в этот раз неожиданно для шерифа изменил своей обычной исполнительности и скорости, так что протокола к концу допроса фактически не было.

– Я хочу кое-что с тобой обсудить, – пояснил он. – А протокол можно будет и попозже принести, вы не против?

– Мне некуда спешить, – уголками губ улыбнулась Касадра.