Текст книги "Илион"

42. Олимп и Илион

Как только в Зал Собраний вторгаются Фетида и Афродита в компании Музы, первое мое побуждение – естественно, квитнуться куда подальше. Но ведь это бесполезно: богиня любви наверняка учует поспешное перемещение в квантовом континууме. Кроме того, у меня здесь кое-какие дела. На цыпочках, стараясь прятаться от вошедших дам за толпой и широкими колоннами, потихоньку выхожу из Великого Зала и пячусь дальше по коридору. Арес продолжает бушевать, требуя отчета о прошедших днях. Не нужно напрягаться, дабы услышать визгливое вмешательство Афродиты:

– Отец и владыка Зевс! Еще не оправившись от жестоких ран, я по своей воле покинула целебный бак. Ибо до моего сведения дошло, что один из кратковечных выкрал квит-медальон и Шлем Невидимости, созданный Аидом. Боюсь, беглый смертный творит ужасное зло прямо сейчас, в эту минуту!

Толпа Олимпийцев разражается недоуменно-возмущенным гулом.

Вот тебе и застал врасплох. Не снимая капюшона, мчусь по коридору и на развилке бездумно поворачиваю налево. У меня нет четкого плана – просто надежда натолкнуться где-нибудь на Геру. Дорога опять разветвляется. Куда теперь? Позади нарастает шум. Я зажмуриваюсь и начинаю молиться. Нет, не здешним богоподобным свиньям. Это моя первая молитва – с тех пор, как мама скончалась от рака, оставив на земле девятилетнего сына.

Открыв глаза, я вижу супругу Зевса. Она пересекает коридор в сотне ярдов по левую руку от меня. Высоченные золотые треноги отбрасывают огненные блики на стены и потолок. Мои сандалии громко шлепают; длинные мраморные холлы оглашает эхо. Плевать, если услышат, главное – догнать. Крики в Великом Зале усиливаются. Интересно, как Афродита собирается выкручиваться? Ведь это она снарядила меня и превратила в шпиона-убийцу. Нашел чем забивать голову: чтобы непревзойденная лгунья – и не вывернулась? Истину знаю лишь я один, а меня убрать недолго. Афродиту еще объявят героиней, раскрывшей вероломство беглого схолиаста.

Гера тормозит на всем ходу и резко оборачивается. Я замираю, затаив дыхание. Супруга Громовержца хмурит брови, озирается по сторонам и проводит ладонью по металлической двери в двадцать футов высотой. Железо гудит, внутренние замки щелкают, и створка распахивается вовнутрь. Я еле успеваю проскочить, пока богиня не закрыла дверь легким мановением руки. Шелест моих шагов тонет в возросшем рокоте. Гера достает из мягких складок хитона маленькое серое оружие, похожее на морскую раковину с гибельными черными отверстиями.

В комнате находятся только маленький робот и гигантский побитый панцирь. Первый в испуге пятится от богини, кладет чудную человекообразную руку на мятую броню огромного предмета, и я впервые смекаю, что вторая машинка, наверное, тоже робот. Уверен: эти создания не отсюда, не с Олимпа.

– Меня зовут Гера, – вещает бессмертная. – И я пришла избавить вас, наиглупейших моравеков, от жалкого и бесполезного существования. Недаром я всегда недолюбливала вашу расу.

Знаете, если б она молчала, моя рука не поднялась бы. Все-таки жена и родная сестра Зевса, царица Олимпа, самая могущественная из богинь, не считая разве что Афины… Не знаю, может, дело в этих ее словах: «вашу расу». Я ведь родился в середине двадцатого века, дожил до двадцать первого и часто слышал подобные речи. Слишком часто.

В общем, поднимаю тазер и без колебаний стреляю в надменную стерву.

Я не был убежден, что пятьдесят тысяч вольт подействуют на богиню. Но удар уязвил ее. Падая, Гера активирует яйцевидный пистолет и разносит силовым лучом мерцающую панель на потолке. Комната погружается в кромешную тьму.

Перезаряжаю тазер. Черт, ни зги не разглядеть. Шагаю вперед и едва не спотыкаюсь о распростертую супругу Зевса. Кажется, она без сознания, однако по-прежнему корчится на полу. Внезапно мрак прорезают два ярких луча. Снимаю капюшон и показываю себя.

– Не свети в глаза, – прошу я.

Лучи перемещаются. Если не ошибаюсь, они выходят прямо из грудной клетки робота.

– Ты человек? – произносит существо.

До меня не сразу доходит, что вопрос задан на чистом английском.

– Да, – отзываюсь я, удивляясь родной речи в собственных устах. – А ты кто?

– Мы оба – моравеки.

Незнакомец приближается; направленное сияние выхватывает из темноты Геру. Ее веки уже подрагивают. Подбираю с пола оружие и опускаю его в карман.

– Манмут, – представляется собеседник.

Его темная металлическая голова не достает мне даже до груди. На лице из пластика вместо глаз – черные пластины, однако у меня такое чувство, что робот с любопытством разглядывает нежданного спасителя.

– А моего друга зовут Орфу-иониец, – прибавляет он, показав на громоздкий помятый корпус, занимающий примерно пятнадцать футов пространства комнаты.

Голос у машины мягкий, тембр явно мужской и совершенно не металлический.

– А Орфу… он что… живой?

– Да, хотя и утратил свои окуляры и манипуляторы. Мы общаемся по радио. В данную минуту он говорит, что весьма польщен знакомством и что ты мог бы стать первым человеком, представшим его глазам… если бы те сохранились.

– Орфу-иониец, – повторяю я. – Ио – это вроде бы одна из лун Сатурна?

– С твоего позволения, Юпитера, – уточняет существо.

– Ну что же, рад встрече. Только, может, сначала выберемся, а там уже поболтаем? А то корова приходит в себя, и неровен час, кто-нибудь заглянет. Боги сегодня малость расстроены.

– Корова, – повторяет собеседник, глядя на Геру сверху вниз. – Забавно. – Он переводит лучи на дверь. – Вот только хлев заперт. Ты, случайно, не знаешь, как сорвать эту створку с петель?

– Нет. Нам это и не потребуется. Давай руку… э-э-э, лапу… в общем, что там у вас?

Робот медлит с ответом.

– Если я правильно понял, ты собираешься квант-телепортировать нас отсюда?

– Тебе известно про квант-телепортацию?

Маленький автомат устремляет свет на неподвижную груду металла выше моей головы:

– Сумеешь забрать нас обоих?

Теперь моя очередь задуматься.

– Трудно сказать. Вряд ли. Такую большую массу…

Богиня дергается и стонет под ногами.

– Давай руку, – повторяю я. – Сперва квитирую тебя, потом вернусь за твоим другом.

Малыш пятится прочь.

– Не будучи уверенным, что Орфу в безопасности…

В холле грохочут голоса. Меня уже ищут? Похоже на то. Афродита могла поделиться с другими своей способностью видеть сквозь чары Шлема. Или бессмертные разделились и прочесывают здание в поисках человека-невидимки? Супруга Зевса мычит и ворочается на полу. Веки подрагивают сильнее.

– Вот дерьмо! – Я срываю капюшон и левитационную упряжь. – Посвети, пожалуйста.

Прилично ли говорить машине «пожалуйста»? Впрочем, это же не робот, а моравек. Знать бы еще, что это такое.

Пояс упряжи не смыкается на необъемной «талии» гигантского краба; приходится скрепить воедино сразу три ремня, защелкивая пряжки на трещинах. Бедный старина Орфу смахивает на мишень, по которой палили поколения террористов, упражняясь в прицельной стрельбе: внутри крупных выемок – бессчетные вмятины поменьше, и так далее.

– Ладно, проверим…

И я включаю сбрую. Тонны недвижного железа трясутся, громыхают, однако отрываются от пола и зависают в нескольких дюймах от мрамора.

– Посмотрим, справится ли медальон с такой тяжестью. – Меня не очень волнует, поймет Манмут или нет. Впихиваю ему тазер в руки. – Если корова шевельнется или кто-нибудь сунется до моего возвращения, целься и жми вот здесь. Это их остановит.

– Сказать по чести, – вмешивается робот, протягивая тросточку обратно, – у меня здесь дела, и я предпочел бы твой прибор невидимости. Можно его одолжить? Боги украли у нас кое-что важное.

– Дьявольщина! – отзываюсь я.

Голоса рокочут прямо за дверью. Отстегиваю противоударную броню и швыряю Манмуту вместе со Шлемом. Интересно, рассчитана эта штука на механизмы? Предупредить его, что на глаза Афродиты чары не действуют? А, некогда.

– Как я тебя отыщу?

– Возвращайся к озеру кальдеры в течение часа, – отвечает робот. – Я сам тебя найду.

Тут отворяется дверь, и он исчезает.

Я прислоняюсь к панцирю, обнимаю железку одной рукой (с Найтенгельзером и Патроклом было проще) и кручу диск.

В глаза ударяет солнечный свет. Под ногами золотой песок. Орфу телепортировался вместе со мной и теперь витает в десяти дюймах над пляжем. Неплохо, ведь внизу острые булыжники. Возможно ли квитнуться в твердый объект, не знаю, однако не хотелось бы проверять это именно сегодня.

Мы явились в ставку Агамемнона. Уже давно засветло, и шатры почти опустели. Над головой бурлят тяжелые тучи, однако солнце изливает свои лучи на побережье, окрашивая бока длинных черных кораблей. Ахейские стражники даже отскакивают в испуге при нашем неожиданном появлении. В сотнях ярдов от лагеря слышен гул сражения. Греки отчаянно бьются с троянцами у заградительных рвов – ручаюсь, что во главе стоит сам Ахиллес.

– Панцирь обещан богами! – ору я стражникам, которые безуспешно прячутся за собственными пиками. – Любой, кто его коснется, умрет на месте. Где Ахиллес? Вы его видели?

– А кто спрашивает? – Громадный волосатый охранник выходит вперед и поднимает копье.

Смутно припоминаю имя нахала: Гуней, предводитель эниан и перребов из Додоны. С чего это парню стоять на страже в лагере Атрида? Потом разберусь, если будет время.

Укладываю Гунея одним выстрелом тазера, перевожу взгляд на кривоногого коротышку-сержанта:

– Может, ты меня проводишь?

Мужчина проворно втыкает пику в песок, опускается на одно колено и склоняет голову. Прочие хоть и не сразу, но следуют примеру начальника. Повторяю вопрос.

– Боговидный Пелид с самого рассвета сновал по берегу, будил спящих ахейцев пронзительными воплями, – откликается сержант. – После чего бросил вызов Атридам и прикончил обоих. Сейчас он в ставке, обсуждает с командирами план войны. По слухам, войны с Олимпом.

– Веди.

Уходя вслед за провожатым, я бросаю последний взгляд на Орфу: панцирь колышется над берегом, охрана уважительно косится на него и держится на расстоянии. Меня разбирает громкий смех.

Сержант удивленно оборачивается. Ну и пусть. Как объяснить ему, что впервые за девять лет я, Томас Хокенберри, свободно шагаю по долинам Илиона в собственной личине и мне хорошо?!

43. Экваториальное кольцо

– Покушать бы! – в который раз заныл Даэман.

Еще бы: десять часов ни крошки во рту! На что это похоже?

– Должно же здесь быть хоть что-нибудь съестное, – сетовал молодой мужчина.

Отталкиваясь от случайных опор, троица плыла по безжизненному орбитальному городу. Стекла в окнах давно погасли, сделались просто прозрачными. Над горизонтом поднималась Земля. Ее мягкое сияние медленно затопляло пустые пространства с их реющими трупами, колыхающимися «ламинариями» и мертвой травой.

– Ну, хоть что-нибудь, – не унимался горожанин. – Консервы, сушеная пища… Да что угодно!

– Если и так, еда мумифицировалась вместе с людьми, – пожала плечами Сейви.

– Встретить бы сервиторов! Они бы нас накормили, – вздохнул кузен Ады и тут же понял, что сморозил глупость.

Друзья не потрудились ответить. Между тем троица забралась в густые бурые заросли. Здешний воздух наверняка не был столь разрежен, однако снимать маску и проверять это не хотелось никому. Если уж и под респиратором Даэман чуял гнилой запашок…

– Найдем факс-портал, и сразу же домой, – нахмурился рослый, сильный Харман.

Сквозь прозрачную дыхательную маску молодой спутник заметил первые морщины, наметившиеся у его глаз. Отметины времени? Еще вчера их не было…

– Вот уж не думаю, что найдете, особенно в рабочем состоянии, – возразила старуха. – К тому же после стычки с войниксами в Иерусалиме, боюсь, не только мой код занесен в черный список на уничтожение.

Недавний именинник тяжко вздохнул.

– Но ты же сама говорила: кресла-то одноразовые. Надо срочно искать другой выход… – Он печально обвел взглядом темные улицы, плавающих повсюду мумий и шевелящиеся на клумбах «ламинарии». – Знаешь, Сейви, я ведь совсем иначе представлял себе кольца.

– Я тоже, – устало призналась еврейка. – Кто бы мог подумать? Даже в мои годы человечество верило, будто огни в ночных небесах и есть сияющие города «постов».

– Кстати, что это за железки мы видели, когда летели сюда? – без особого воодушевления спросил Даэман, лишь бы отвлечься от мыслей от пустом желудке.

– Какие-нибудь ускорители частиц, – промолвила старуха. – ПЛ были просто помешаны на путешествиях во времени. Миллион приборов создает столько же малюсеньких червоточин, из которых затем получаются более крупные и стабильные. Я имею в виду те вращающиеся массы на концах у многих ускорителей.

– А громадные зеркала? – поинтересовался Харман.

– Эффект Казимира, – пояснила Сейви. – Отражение отрицательной энергии обратно в червоточину не дает ей взорваться вовнутрь и сделаться обычной черной дырой. Вот почему «посты» могли странствовать в пространственно-временном континууме, куда им угодно. Главное, чтобы туда выходил другой конец червоточины.

– Другие солнечные системы? – спросил девяностодевятилетний.

– Сомневаюсь. Насколько мне известно, здешние обитатели никогда не пытались создать космический корабль или что-либо в этом роде. Разве что населили нашу собственную систему умными, саморазвивающимися роботами, которые поставляли им астероиды для строительства небесных городов. Но это было еще до моего рождения.

– Тогда в какие же края их тянуло? – недоуменно вскинул брови Харман.

– Полагаю, из-за квантовой…

Терпение молодого мужчины лопнуло.

– Хватит!!! – заорал он. – Я голоден! Я есть хочу!

– Минутку, – перебил его спутник. – Что это там? – Он указал вперед и чуть выше.

– Лазарет, – сказала старуха.

* * *

И она оказалась права. Прокувыркавшись еще с полмили по городу, среди парящих постмертвецов, облитых подводным сиянием, троица достигла гигантского четырехугольника, прилепленного к мерцающей стене высоко над землей. Сквозь прозрачный пластик вырисовывались длинные – в сотни ярдов – ряды резервуаров с телами «старомодных» людей внутри и деловитые сервиторы (обитатель Парижского Кратера едва не расплакался от умиления), сновавшие в ярком свете зала.

– Дайте передохнуть, – взмолился Даэман, тяжело отдуваясь. – Сил моих больше нет!

И хотя старуха явно горела нетерпением заглянуть в лазарет, а взор недавнего именинника пылал алчным огнем, оба повернули назад.

– На вот, попей. – Сейви протянула молодому спутнику бутыль, и тот жадно вылил к себе в рот остатки воды.

– Вообще-то я обещал взять Аду с собой, – тихо промолвил девяностодевятилетний. – А что вы так смотрите? – Он смущенно пожал плечами. – Думал, заскочим на корабле в Ардис-холл и заберем девушку. Я же не знал…

– Брось, она все равно на тебя сердилась, – хмыкнул собиратель бабочек, понемногу приходя в себя.

– Да уж, – согласился товарищ.

Из гущи водорослей выплыла очередная изъеденная мумия, уставившись на пришельцев белыми, остекленевшими глазами, в которых читался некий упрек. Сейви оттолкнула тело подальше.

– Сомневаюсь, чтобы Ада испытала пылкую благодарность, попав в такое место. А вот ты, Харман, должен быть доволен. Ты ведь этого хотел, верно? Пробраться в лазарет и выторговать для себя лишних несколько лет?

– Что-то вроде того. – Мужчина сглотнул.

Еврейка указала движением головы на качающийся в воздухе труп:

– Интересно, с кем ты собираешься разговаривать? Похоже, ПЛ тут давно уже ни при чем.

– Полагаешь, лазарет целиком автоматизирован? – усомнился Харман. – Не может быть, чтобы всю работу выполняли сервиторы: следили за приборами, забирали кого нужно с Земли, восстанавливали для следующей Двадцатки, факсовали поправившихся обратно – доживать их короткие, скучные жизни. И все это в течение нескольких веков?

– Так почему бы нам не заглянуть и самим не убедиться? – рассудила еврейка.

В поблескивающей стеклянной стене путешественники без труда обнаружили так называемый вход – белый квадрат полупроницаемой материи.

Да, это и впрямь был лазарет. Здесь имелся не только свет и атмосфера, но и притяжение – по крайней мере одна десятая земной гравитации, точно в бассейне. И тем не менее, пройдя через стену, Даэман больно упал на четвереньки. Колени его подогнулись на пороге – то ли от неожиданной перемены давления, то ли от восторга при виде привычных сервиторов, а может, еще и от ужасных воспоминаний о последнем визите. К счастью, спутники этого не заметили: они сразу же отправились к лечебным резервуарам.

Сейви опустила респиратор на шею и глотнула воздуха.

– Не-е, вонь ужасная, – поморщилась она. – Атмосфера, конечно, погуще, чем на улице, и все же лучше дышите через маски.

Мужчины так и поступили.

Между тем сервиторы начисто игнорировали пришельцев, продолжая следить за показаниями виртуальных панелей управления. В прозрачных трубках, подходящих к десятифутовым бакам, плескалась алая и зеленая жидкость. Недавний именинник заглядывал во все резервуары. Человеческие тела в них казались почти идеальными, но слишком уж обмякшими и, можно сказать, незаконченными: склизкая кожа, полное отсутствие волос на головах и внизу животов, пустые белые глаза… Впрочем, некоторые сохранили (приобрели?) красочную радужку и смотрели полуосмысленно, хоть и в одну точку.

Даэман последовал за друзьями, брезгливо шарахаясь от емкостей, где и сам днях плавал только на днях. Какой-то сервитор на лету обогнул молодого мужчину и как ни в чем не бывало продолжил путь.

– Должно быть, их не запрограммировали иметь дело с людьми вне целебных резервуаров, – заметила Сейви. – Но если достаточно долго путаться под ногами…

Над одним из баков замигала зеленая лампочка, и жидкость в нем отчаянно забурлила. Внутри находилась совершенно «готовая» голубоглазая девушка с рыжими локонами до плеч. Миг – и она бесследно исчезла. На ее месте явилось новое тело – бледный мужчина с застывшим взором покойника и кровавой раной на лбу.

Собиратель бабочек присвистнул:

– Эй, у них факс-портал в каждом резервуаре!

«Ну да, – спохватился он про себя. – А как же иначе? Нужно же людям как-то попадать в лазарет, отметив очередную Двадцатку, или после серьезной раны… Или смерти…»

– Вот вам и выход! – торжествующе закончил Даэман.

– У вас, может, и получится, – проронила старуха, прижимаясь лицом к стеклу. – Хотя вряд ли. Если в портале хранится код человека, который там находится, машина попросту не признает вас, а ей ничего не стоит избавиться от генетического мусора.

В бак с новым телом хлынули разноцветные струи; целые клубки синих червей вылезли из некоего отверстия, опутали мертвеца и начали забираться к нему под кожу, вгрызаясь в бледную, распухшую, израненную плоть.

– Все еще мечтаешь понежиться здесь лишний разок, а? – съязвила старуха, обращаясь к Харману.

Тот лишь задумчиво потер подбородок и, прищурившись, посмотрел в другой конец зала.

– О нет, – простонал вдруг девяностодевятилетний.

Наполовину пешком, наполовину по воздуху троица двинулась вперед. Обитатель Парижского Кратера отказывался верить собственным глазам. Почти все баки в этой части лазарета пустовали. Однако в телах недостатка не наблюдалось. Наоборот, они лежали повсюду. Пол, столы, панели управления – все горизонтальные поверхности были завалены расчлененными трупами.

«Мумии. Просто мумии», – успокаивал себя Даэман, чувствуя, как бешено колотится сердце.

Только это оказалось не так.

На длинном-длинном столе были разложены человеческие останки – белые, розоватые, алые, кровавые, влажные, свежие. Примерно дюжина мужских и женских тел, еще не просохших после целебного резервуара, являли ошеломленным взглядам рваные раны и небрежно обглоданные ребра. Под столом валялась оторванная голова; ее голубые глаза навечно остекленели от ужаса – наверняка в то мгновение, когда некто вонзил острые зубы в тело, которому она прежде принадлежала. Груда окровавленных ладоней высилась перед высокой спинкой крутящего кресла, отвернутого к стене.

Шведский стол каннибала, да и только.

Прежде чем кто-либо из пришельцев успел вымолвить хоть слово, кресло развернулось. На секунду собирателю бабочек померещилось, будто перед ним еще один труп. Однако зеленовато-серое существо выглядело невредимым. И к тому же дышало. Узкие желтые глаза моргнули. Тварь раскинула невообразимо длинные руки с когтистыми пальцами и прошипела, ворочая бугристым синеватым языком среди отточенных клыков:

– Ты возомнил, что Я тебе подобен…[26]26
  Фраза взята из Псалма 49: стих 21, эпиграф к поэме Р. Браунинга «Калибан о Сетебосе».


[Закрыть] Ты обманулся.

Подхватив под руки молодого спутника, Харман и Сейви кинулись вплавь наутек. Дамский любимец визжал так же пронзительно, как и по дороге в космос. Друзья прорвались сквозь белый квадрат (на морозе термокостюмы плотнее прилипли к коже) и, не замедляя хода, нырнули далеко вниз.

В шестидесяти футах над землей товарищи спикировали на платформу в блестящей стене и лишь тогда отпустили Даэмана. Вокруг по-прежнему торжественно реяли серые постмумии. Кузен Ады обратил внимание на то, что их раны в точности схожи с укусами на человечьих телах в лазарете, и его чуть не стошнило прямо в респиратор. Тем временем товарищи перевели дух, оттолкнулись и взмыли в сумеречную высь.

Даэман в отчаянии сорвал маску. Холодный, вонючий, разреженный воздух наполнила бесформенная рвота. Глаза мужчины тотчас полезли из орбит, а барабанные перепонки непременно лопнули бы, не поспеши он нацепить респиратор обратно, задыхаясь собственным зловонием. Желудок и не думал успокаиваться; близился новый приступ, и совсем не хотелось куда-то лететь. Но даже неопытный искатель приключений осознавал, что иного выбора нет. Изо всех сил удаляясь от мерцающего лазарета, беглец то и дело озирался через плечо.

Калибан захватил троицу в самом темном уголке города, там, где дикорастущие «водоросли» покачивались под влиянием кориолисовой силы астероида. Ясные, как слеза, стены домов отразили Землю, испещренную белыми мазками облаков; та свершила свой путь за несколько минут, оставив после себя лишь мрак и колючие звезды. Во мраке и явилась ужасная тварь.

Путешественники тесно прижались друг к другу под покровом холодной тьмы.

– Вы не заметили, вылетел он за нами или нет? – прохрипела в микрофон Сейви, которой, как и спутникам, начинало не хватать воздуха под маской.

Даэман покачал головой.

– Я так удирал, что ни разу не обернулся, – признался Харман.

– Кто это был? Калибано? – просипел молодой мужчина; лицо его заливали едкие слезы, но в душе вопреки всему еще теплилась искорка надежды.

– Нет, – отрезала старуха. – Калибан самолично.

– А эти… люди на столах… – начал девяностодевятилетний. – Им что, всем по пять Двадцаток?

– Некоторые выглядели гораздо моложе. – Еврейка сжала черное оружие, всматриваясь в сумрак между колышущимися стеблями.

– Должно быть, поначалу он обходился столетними, – глухо промолвил Харман. – Потом обнаглел… Сделался нетерпелив… Ненасытен…

– Боже, боже, боже, – зашептал Даэман старинную человеческую присказку, значение которой стерлось в веках.

– Ну, как ты, все еще голоден? – Сейви попыталась улыбнуться, но спутник не оценил ее черного юмора. – Лично я сыта по уши.

– А я – нет, – послышалось в наушниках.

Чудовище возникло из гущи «ламинарий», накинуло на друзей сеть, выбило оружие из рук еврейки и потащило троицу за собой, словно трепыхающуюся рыбу.