Текст книги "Илион"

50. Илион

– Расскажи еще раз, что ты видишь, – попросил Орфу.

Европеец ехал на панцире, словно жокей на летающем слоне. Тесная кабельная связь позволила ионийцу скачать в банк памяти приятеля все сведения о греческом языке, а также «Илиаду» в течение считанных секунд.

– Вожди троянцев и ахейцев ведут переговоры на вершине утеса, – отозвался Манмут. – Мы с тобой находимся за греческим флангом. Впереди – Ахиллес, Хокенберри, Одиссей, Диомед, Большой и Малый Аяксы, Нестор, Идоменей, Фоас Андремонид, Тлеполем, Нирей, Махаон, Полипет, Мерион и дюжина других воинов, имена которых я еще не запомнил.

– А что с Агамемноном и Менелаем?

– Остались в лагере, сейчас о них заботится целитель. Братья приходят в себя после поединка с быстроногим Пелидом. Говорят, у них переломаны ребра, на теле порезы и синяки, у младшего даже контузия от удара щитом по голове, но в общем ничего опасного для жизни. Схолиаст утверждает, что через два-три дня Асклепий поставит обоих на ноги.

– Медицина здесь хоть куда, – хмыкнул краб. – Вот бы и мне вернули руки, зрение…

Бывший капитан не нашелся что сказать.

– А как там троянцы? – воскликнул Орфу. В этот день его голос звучал будто у земного ребенка – весело, жизнерадостно, почти ликующе. – Кто у нас от Илиона?

Маленький европеец поднялся на ноги, чтобы бросить взгляд поверх косматых аргивских гребней.

– Главный у них, разумеется, Гектор. Трудно не заметить в толпе его ярко блещущий шлем с огненным гребнем из конской гривы, а тем более – багровую накидку с капюшоном. Если не ошибаюсь, благородный герой вызывает бессмертных на битву.

Немногим ранее Манмут передал товарищу рассказ Хокенберри о сцене, произошедшей после полудня. Анхизид и его супруга Андромаха прошествовали мимо несметных троянских ратей, выставив на всеобщее обозрение изувеченное тело мертвого Скамандрия. Если у тысяч ахейцев по-прежнему оставались мысли о черных судах и бегстве в открытое море, то илионцы после мрачной процессии единодушно воспылали ненавистью к богам и были готовы драться с Олимпийцами хоть голыми руками.

– Кто с Гектором? – поинтересовался краб.

– Ближе всех стоит Парис. Потом старый советник Антенор и сам царь Приам. Правда, они держатся особняком и не разговаривают с военачальником.

– Помнится, Антеноровы сыновья, Акамас и Архелох, оба уже пали от руки Аякса Теламонида, – заметил Орфу.

– Да уж, после всего случившегося нелегко пожимать друг другу предплечья словно ни в чем не бывало. И все же я сам видел, как Теламонид преспокойно беседовал со старцем.

– Прирожденные бойцы, что ты хочешь, – откликнулся иониец. – Они растят сыновей для сражений и возможной гибели. Кого еще ты видишь возле Гектора?

– Энея, к примеру.

– А, «Энеида»… – мечтательно протянул товарищ. – Этот храбрец единственный должен… был… выжить из царственной династии. Покинуть пылающий город вместе с кучкой уцелевших и маленьким сыном Асканием. В конце концов их потомки должны… были основать будущий Рим, и согласно Вергилию…

– Может, не стоит развивать эту тему? – вмешался Манмут. – Как выражается наш друг Хокенберри, нынче карты смешались. Что-то я не припомню в твоем варианте «Илиады» такого места, где бы греки с троянцами объединились для крестового похода на Олимп.

– И верно, – поддакнул Орфу. – Значит, Эней, Парис, Антенор, старый Приам и?..

– Еще Офрионей, жених Кассандры.

– О боже, – выдохнул гигантский краб. – Не сегодня-завтра парня ожидала смерть. Жестокий бой за черные корабли.

– Карты смешались, – повторил европеец. – Похоже, не будет никакого боя за корабли.

– Ладно, дальше?

– Деифоб, сын Приама. Доспехи начищены так, что без поляризующих фильтров и не взглянешь. А рядом – дружок царского зятя Педея, этот, как его… Имбрий.

– Имбрий? Ну и дела, – подивился Орфу. – А ведь через несколько часов копье Тевкра…

– Кончай, а? – занервничал собеседник. – Неровен час, подслушает кто-нибудь.

– Это по кабельной-то связи? Не думаю, старина. Или ты утаил от меня особенности местных технологий?

– И все равно неприятно, – заупрямился любитель Шекспира. – Тут каждый второй обречен пасть через день-два, если верить твоей дурацкой «Илиаде».

– Во-первых, это не моя дурацкая «Илиада», – возмутился товарищ. – И потом…

– …карты смешались, – подытожил европеец. – Вот так так!

– А что?

– Переговоры закончены. Ахиллес и Гектор выступают вперед и пожимают друг другу предплечья… О господи!

– Что такое?

– Разве не слышишь? – ахнул Манмут.

– Нет.

– Прости, прости, – спохватился товарищ. – Мне очень стыдно. Это я так, в переносном смысле…

– Да скажешь ты или нет? – гаркнул иониец. – Чего я не слышал?

– Боже правый, оглохнуть можно. Сотни тысяч троянцев и ахеян вместе разражаются кличами, размахивают знаменами, потрясают клинками и копьями. Ликующая толпа устремляется в Илион. Люди на городской стене – Андромаха, Елена и другие – они тоже вопят от радости. Греки, что неуверенно ждали решения вождя на берегу, теперь вышли к окопам и торжествующе кричат в ответ. Ну и шумиха!

– Ну, тебе-то нет необходимости голосить, – сухо проронил Орфу. – Кабельная связь пока еще исправна. Что там интересненького?

– Э-э-э… Немного. Вчерашние противники продолжают пожимать руки. В городе слышны колокола и звуки гонгов. Пехотинцы с обеих сторон выбегают на ничейную землю, хлопают друг друга по плечам, братаются, меняются именами и все в таком роде. Армии готовы сражаться, вот только…

– Вот только врага нет.

– В точку.

– Может, боги спустятся завтра? – предположил гигантский краб.

– Сомневаюсь.

– Или Прибор разнесет Олимп на миллиард кусков.

Европеец погрузился в молчание. Он видел на вулкане тысячи небожителей. Разумные существа, как ни крути. Жутко не хотелось чувствовать себя массовым убийцей.

– Когда, говоришь, твой самодельный таймер активирует устройство? – осведомился иониец, хотя наверняка знал и сам.

Манмут сверился с внутренним хронометром:

– Через пятьдесят четыре минуты.

И тут на небосводе заклубились черные тучи. Очевидно, боги все-таки надумали спуститься.

Ныряя в озеро кальдеры на вершине Олимпа, моравек почти не надеялся на спасение. Ему требовалась минутка-другая, чтобы подготовить Прибор, и глубина могла помочь в этом. Так и получилось.

Через восемьсот метров маленького европейца охватило знакомое чувство: вода начала привычно давить на каждый квадратный сантиметр его поверхности. На крутом западном склоне кальдеры обнаружился удобный выступ, чтобы передохнуть, закрепить таинственное устройство и сделать все, как нужно. Бессмертные почему-то не стали преследовать беглеца: может, не любили плавать, а может, наивно полагали, будто бы лазерная пальба и микроволновые излучения способны уничтожить противника под водой, – Манмут не особенно задумывался.

Раз уж не догадался смастерить пульт дистанционного управления вовремя – что ж, придется исправлять оплошность, решил он и, включив нагрудные лампы посреди непроглядной толщи волн, взялся за дело. Деталей под рукой не оказалось, поэтому бывший капитан принялся буквально отрывать их от себя: пожертвовал запасным радиоприемником, с помощью напульсного лазера приварил к пластине пульта один из четырех своих аккумуляторов, внешний хронометр и сенсор, срабатывающий от прикосновения (на случай, если враги доберутся до Прибора).

«Пусть только заявятся фальшивые божки – запущу эту штуку собственными руками», – мрачно размышлял моравек, сидя на каменном уступе в темной глубине озера. Впрочем, самоуничтожение не входило в его планы. Что же, так и торчать под водой до ночи? Нет, ведь Хокенберри дал слово квитнуться назад и забрать его, а значит, стоит подождать. Манмут очень хотел снова увидеть Орфу, поздравить с успешным завершением миссии…

Интересно, глупые боги до сих пор обрушивают ярость и палящие лучи лазеров на ни в чем не повинную озерную гладь, заставляют ее бурлить, точно уху в котле? Маленький европеец вполне по-людски захихикал.

Однако назначенная минута приближалась. Человек обещал вернуться. И, как ни странно, сдержал слово.

– Опиши мне Землю, – сказал иониец, паря над зеленым утесом. – Мы ведь правда на Земле?

– Несомненно, – подтвердил Манмут, который привязал к левитационной упряжи друга веревочку и теперь без усилий «вел» его за собой. – Размеры Солнца, притяжение, атмосфера – все совпадает. Растения и обитатели выглядят в точности как на фотографиях, голограммах и видеозаписях из наших с тобой банков памяти. Хотя, сдается мне, здешние мужчины и женщины состоят в самом элитном клубе здоровья нашей системы.

– Неужели такие красавцы? – громыхнул краб.

– Для людей – да, насколько я понял, – неуверенно произнес любитель Шекспира. – Один лишь Хокенберри действительно похож на заурядного землянина.

– И ты полагаешь… – начал Орфу, но собеседник перебил его:

– Ш-ш-ш-ш-ш! Ахиллес обращается к своим и троянским ратям.

Над полем битвы продолжали сгущаться чернильные тучи.

– Ты понимаешь каждое слово?

– Ну, да. Ты снабдил меня отличными словарями. А самые цветистые из проклятий и бранных выражений вообще не требуют перевода.

– И далеко его слышно без громкоговорителя? – съехидничал иониец.

– У нашего героя луженая глотка и стальные легкие. Это я иносказательно. Голос разносится от моря и до стен Трои.

– О чем речь?

– Да, мол, чихал я на вас, Олимпийцы… тра-ля-ля-ля… Дескать, исход войны решит последний бой, которого и жду я всей душой… бла-бла-бла…

– Постой! – вмешался краб. – Прямо так и сказал, как в «Макбете»?

– Нет, это вольный перевод.

– А я уж думал… Сколько у нас осталось?

– Сорок одна минута. Может, тебе… – Манмут осекся.

– Что там опять?

Не успел бесстрашный Ахиллес закончить речь, а Верховный Владыка показался собственной персоной. Быстроногий Пелид умолк. Две сотни тысяч мужчин и один робот разом обратили взоры к небесам над Илионской долиной.

Из клубящегося мрака туч явилась блистающая колесница Зевса, запряженная четверкой прекрасных коней и наверняка окруженная мощным силовым полем.

Тевкр, искусный ахейский лучник, стоявший подле Ахилла с Одиссеем, прицелился и пустил ввысь пернатую стрелу. Та описала широкую дугу и, не долетев до цели, упала в заросли ежевики у подножия утеса.

– ОСМЕЛИЛИСЬ БРОСИТЬ МНЕ ВЫЗОВ? – Голос Кронида сотряс поля, и побережье, и городские стены. – ПОЖИНАЙТЕ ЖЕ ПЛОДЫ СВОЕЙ СПЕСИ!

Колесница поднялась еще выше и помчалась к югу, в направлении горы Ида. Наверное, лишь Манмут с его телескопическим зрением разглядел маленький серебряный шар, сброшенный с неба в полусотне километров от утеса.

– Ложись!!! – переключившись на греческий, взревел моравек на полную громкость. – На землю, кому дорога жизнь! И не смотрите на юг!

Кое-кто повиновался.

Европеец ухватил «поводок» Орфу и бросился к огромному валуну на краю скалы: хоть какое-то укрытие.

Яркая вспышка ослепила тысячи глаз. Поляризующие фильтры капитана подлодки автоматически перескочили с шестой на трехсотую отметку. Манмут продолжал удирать во весь дух. Позади, подобно исполинскому «змею», подпрыгивал на веревочке иониец.

Через несколько секунд с юга накатила ударная волна в виде пыльного смерча и зримых кругов, разбежавшихся по небу. В один миг слабый западный ветер поменял направление и разбушевался до ста кликов в час. Лагерные шатры сорвало с кольев и унесло прочь. Лошади с диким храпом ускакали, оставив своих хозяев на произвол судьбы.

Оглушительный грохот и ударная волна повалили бесчисленные рати наземь – всех, кроме Ахилла и Гектора. Органические внутренности моравека затрепетали, а механические пронзила мощная вибрация. Казалось, сама Земля воет и мечется от ярости. Сотни ахейских и троянских солдат, находившихся за два километра к югу от утеса, полыхнули живыми факелами, взметнулись в воздух и осели серым пеплом на плечи товарищей, что в панике убегали, прикрывая руками головы.

Южная часть илионской стены пошла трещинами и рухнула, увлекая за собой дюжины кричащих мужчин и женщин. Некоторые из деревянных башен охватило пламя, а еще одна – та, с которой Хокенберри наблюдал за прощанием Гектора с Андромахой и сыном, – шумно повалилась на городские улицы.

Два героя продолжали стоять, прижав ладони к лицам, дабы не ослепнуть от вспышки; позади их тянулись черные стометровые тени, а исполинские валуны, веками венчавшие гробницу амазонки Мирины, летели вниз с утеса и без разбора давили солдат обеих армий. Начищенный шлем Приамида по-прежнему сиял на его голове, и только гордый алый гребень из конской гривы оторвало могучим ветром, который последовал за первой ударной волной.

– Что-нибудь случилось? – подал голос Орфу по личному лучу.

– Да, – прошептал Манмут.

– Меня как будто встряхнуло, и панцирь чувствует сильное давление.

– Да, – снова шепнул товарищ.

Если бы он вовремя не привязал ионийца к самому громадному валуну с подветренной стороны скалы, друг уже взорвался бы в верхних слоях атмосферы.

– А в чем, собственно…

– Подожди минутку, – так же тихо отозвался Манмут.

Десятикилометровый атомный гриб выбросил черный дым и тонны радиоактивного мусора в стратосферу. Земля содрогнулась от последующих толчков; на сей раз даже Гектор с Ахиллом преклонили колено, а многих бойцов вообще смело с поля.

Страшная туча выросла, забурлила и вдруг превратилась в суровый бородатый лик Владыки.

– ВОЙНЫ ЗАХОТЕЛИ, СМЕРТНЫЕ? – проревел Зевс, понемногу растворяясь в воздухе. – ВЕЧНЫЕ БОГИ ПОКАЖУТ ВАМ ВОЙНУ!

51. Экваториальное кольцо

Просперо носил царственную голубую мантию, расшитую яркими звездами, солнцами, кометами и галактиками. Правая, изборожденная морщинами рука сжимала посох, а левая покоилась на рукописи толщиной в целый фут. Резное кресло с широкими поручнями не совсем напоминало трон, но все же внушало почтение к своему хозяину. Бесстрастный же взор самого волшебника повергал в трепет. Мужчина был почти лыс; остатки белоснежных волос прикрывали уши, ниспадая волнами по плечам на лазурное одеяние. Дряблая старческая шея уже не столь величаво держала голову, как когда-то, зато лицо являло несомненные черты опасного характера: маленькие, холодные (а то и жестокие) глаза, ястребиный нос, тяжелый подбородок, до сих пор не испорченный ни двойной «подкладкой», ни бородавками, и, наконец, тонкие губы, уголки которых тянула кверху едва заметная, вечная усмешка. Естественно, взглядам путешественников предстала всего лишь голограмма.

Ворвавшись в залу, Харман, как и его молодой спутник, первым делом свалился на пол из-за резко возросшего притяжения. Затем он увидел друга спокойно сидящим на стуле без респиратора, скинул свою дыхательную маску, сделал несколько жадных вздохов и доковылял до второго стула.

– Гравитация тут слабая, одна треть земной, – заметил Просперо. – Хотя после месяца, проведенного в невесомости, можно почувствовать себя как на Юпитере.

Гости промолчали.

Комната, где они очутились, напоминала купол пятнадцати метров в поперечнике, возвышающийся прямо над полом. Снаружи она, должно быть, походила на прозрачную шляпку гриба на тонкой металлической ножке. Круглая виртуальная панель управления посередине залы струила мягкое мерцание, которое сливалось со светом звезд и Земли, льющимся сквозь купол.

– Ты Просперо, – вымолвил Харман, чья грудь быстро вздымалась и опускалась под синим костюмом, запачканным кровью ящерок. Легкие путешественников заново привыкали к плотному воздуху: в них словно бы накачивали густое терпкое вино.

Старец важно кивнул.

– Но ты ненастоящий, – продолжал девяностодевятилетний.

Маг пожал плечами, хотя выглядел более чем реально; Даэман отлично видел каждый крохотный стежок на длинной мантии, красивые складки которой величественно колыхались, и отполированную ладонью резьбу на посохе.

– Верно. Я только перезапись эха, оставленного тенью призрака. Зато я вижу вас, слышу вас, говорю с вами и сострадаю вашим злоключениям. А некоторые из настоящих и на это не способны.

Собиратель бабочек оглянулся через плечо и поправил оружие на коленях.

– Калибан? Он может прийти сюда?

– Нет. Мой бывший слуга боится меня как огня. Пугается даже моей говорящей тени. Окажись на острове синеглазая карга, породившая эту тварь, проклятая квантовая ведьма Сикоракса, вот она бы вам показала, где раки зимуют. А Калибан сюда не сунется.

– Просперо, – начал Даэман, – нам нужно выбраться с этой скалы. И вернуться на Землю. Живыми. Ты можешь нам помочь?

Хозяин прислонил посох к поручню кресла и протянул вперед сморщенные ладони:

– Вероятно.

– И все? – не отступал молодой мужчина.

– Именно. Ну что может перезаписанная тень? Сделать – ничего. Разве только дать вам необходимые сведения. Использовать их или нет – воля ваша. А уж воли-то вам не занимать. В наши дни это большая редкость.

– Так отсюда есть выход? – вмешался Харман.

Старец провел ладонью над книгой, и над виртуальным пультом возникла яркая голограмма. Астероид, хрустальный город, лазурная Земля в белом пухе облаков… Бросив беглый взгляд наверх сквозь стекло, друзья смекнули, что видят синхронизированную трехмерную картинку.

– Вон там! – возбужденно воскликнул девяностодевятилетний, тыча пальцем. Он попытался даже вскочить с места, но тут же повалился обратно. – Там.

Теперь и Даэман заметил. На платформе внешней террасы, в пяти или шести сотнях футов над первой башней, которую посетили путешественники, мерцала в земном сиянии знакомая металлическая скорлупка.

– А мы обыскали весь город, – тихо произнес кузен Ады. – Кто бы мог подумать… Снаружи.

Харман склонился ближе к дисплею:

– До Иерусалима мы добирались на точно такой же штуке.

– Это она и есть, – кивнул Просперо, после чего провел по воздуху ладонью, и объемное изображение исчезло.

– Сейви говорила, что соньеры не летают в открытом космосе, – нахмурился обитатель Парижского Кратера.

– Век живи – век учись, дураком помрешь, – невозмутимо отозвался маг. – Ариэль расчистила каменный завал и запрограммировала машину на перелет.

– Ариэль… – Даэман порылся в памяти. – Это аватара земной биосферы?

– Вроде того. – Просперо усмехнулся. – Сейви ни разу не встречала ее и почему-то считала существом мужского рода, хотя бесплотные духи чаще всего предпочитают женский.

«Кому какая разница?» – подумал молодой мужчина. Вслух же спросил:

– Так можно нам улететь обратно?

На астероиде наступила короткая «ночь», и над головой мага среди редких звезд взошел полумесяц.

– Пожалуй, – промолвил старец. – Ариэль должна была заложить в программу и путь на Землю, прямо в Ардис-холл. Сказать по правде, меня не очень-то радует присутствие соньера на этом каменном острове.

– Почему? – Даэман осекся. – Ясно. Калибан.

– Правильно. Сейви не убила первого из моих гоблинов, даже всадив ему в грудь целый фонтан дротиков. Однако ранила не на шутку. Мой бывший слуга не единожды забивался в самый глубокий грот, чтобы залепить больные места речной глиной и подкрепиться кровью бесцветных ящериц.

– Мы и сами питались тем же, – проворчал дамский любимец.

Просперо улыбнулся, обнажив пожелтевшие зубы:

– Да, но вы не получали от этого удовольствия.

– Так мы сможем добраться до летучего диска? – проговорил Харман. – И еще: есть здесь хоть что-нибудь съедобное?

– На второй вопрос отвечу отрицательно, – изрек хозяин-призрак. – Последние лет пятьсот на каменном острове голодало лишь одно-единственное существо. А что касается соньера – да, в стене той башни имеется мембрана для выхода на пусковую террасу. Надеюсь, ваши термокостюмы позволят продержаться до взлета. Кстати, кто-нибудь умеет управлять небесной машиной?

– Ну, я наблюдал за… Наверное… – замялся девяностодевятилетний и вдруг вскинул голову, провел по усталому лицу, точно снимая паутинку. – Нужно – значит, сумеем.

– Дорога в дальнюю башню пролегает через лазарет, где залег Калибан, – напомнил старец, испытующе глядя на пришельцев. – Скажите, у вас не осталось дел перед отлетом?

– Нет, – поморщился Харман.

– Да, – возразил молодой спутник.

Заставив свое тело подняться из кресла, он с трудом добрел до изогнутой стены-окна. Стекло отразило тощее небритое лицо и какой-то новый, незнакомый взор.

– Мы должны уничтожить лазарет, – сказал Даэман. – Избавиться от этого бедлама. Раз и навсегда.

52. Илион и Олимп

Неясно почему, однако я бегу вместе с троянцами от Лесного утеса через малую створку Скейских врат, главного входа в город. Ветер по-прежнему воет в ушах, почти оглохших от ядерного взрыва на юге. Бросаю последний взгляд на гриб: огромный столп из дыма и пепла сворачивает на юго-восток. Клубящаяся туча еще сохраняет очертания лица Зевса, но они потихоньку расплываются.

Люди сшибаются и давят друг друга у малой створки. Поэтому Гектор отдает приказ, которого в Трое не слышали целых девять лет: распахнуть ворота целиком. Тысячи беглецов устремляются внутрь. Приамид мечется, пытаясь успокоить горожан и привести рати в боевой порядок.

Аргивяне уже снаряжают свои корабли. Ахиллес так же, как и Гектор, силится остановить разбегающееся войско. В «Илиаде» есть место, где озверевший после гибели Патрокла Пелид вступает в противоборство с могучей рекой – и побеждает, запрудив русло телами убитых врагов. Однако эту битву быстроногому не выиграть. Остается лишь прикончить сотню-другую товарищей, на что герой никогда не пойдет.

Неудержимый поток буквально вносит меня в город. Я почти жалею, что поддался. Надо было пробиваться сквозь толпу к маленькому роботу, укрывшемуся за валунами на кургане амазонки Мирины. Известно ли этой машинке – погодите, как его там? – моравеку? – известно ли моравекам про ядерное, возможно даже термоядерное оружие?

В голове всплывает воспоминание из прошлой жизни: Сюзанна пытается затащить меня на семинар по точным наукам – в колледже проходила очередная междисциплинарная неделя, и парень по фамилии Моравек излагал свою теорию независимого искусственного разума. Как там его звали – Фриц, Ганс?.. Я так и не пошел: на кой знатоку классики слушать лекции негуманитария?

Теперь уже не важно.

Словно в подтверждение последней мысли, с севера является пять колесниц, которые начинают кружить над Илионом на высоте трех-четырех тысяч футов. Даже мое усовершенствованное зрение не в силах различить крохотные фигурки, которые управляют сияющими повозками, хотя уверен: это боги и богини.

И тут начинается бомбардировка.

Стрелы с оглушительным свистом обрушиваются на город подобно тонким серебряным снарядам, порождая вспышки, пыль, дым и громкие вопли. Илион довольно велик по античным меркам, но вскоре разрывы и крики оглашают каждый квартал обширного метрополиса. Без «сребролукого» наверняка не обошлось; к тому же, когда одна из колесниц опускается, мне чудится бог войны Арес, который хищно прицеливается на лету.

Ну вот я не только утратил контроль над событиями, а еще и потерял из виду тех, кому необходимы мои слова, поддержка, совет. Ахилл уже мили за три отсюда, тратит нечеловеческие силы, тщится урезонить перепуганных героев, поднимающих паруса. Судя по взрывам – обычным, не ядерным, – что доносятся из ахейского стана, вряд ли он добьется успеха. Гектор тоже неизвестно где. Великие врата с грохотом захлопываются – как будто дубовые створки помешают Олимпийцам сеять разрушение и панику. Несчастный Манмут и его молчаливый друг, наверное, давно изничтожены небесным огнем. Разве переживут они подобный налет? А мы?

Грохот и вопли раздаются на главной рыночной площади. Троянские пехотинцы с алыми гребнями на шлемах кидаются укреплять городскую стену. Если бы опасность поджидала только снаружи! Золотая повозка пролетает над нами, недосягаемая для стрел, и пять серебряных молний падают вниз подобно ракетам «СКАД». Взрывы гремят у южной стены, у центрального колодца и, по-моему, справа от чертогов Приама. Внезапно память подсовывает кадры из репортажей Си-эн-эн о сражениях в Ираке, увиденные как раз перед тем, как Сюзанна слегла с диагнозом «рак».

Где Гектор? По идее, он собирался сплотить своих… Хотя попрятаться они и без него догадаются. Нет, скорее герой решил проведать супругу Андромаху. При мысли о пустой, залитой кровью детской комнате меня передергивает. Даже гул и чад бомбардировки не вызывают столь тошнотворного ужаса. Царственная пара не успела предать младенца земле!

Господи боже, и все это натворил я один?!

Снова над улицей пролетает небесная колесница. Бах! – и в крепостном вале зияет дымящийся прогал, а в воздухе кувыркается дюжина солдат в красных шлемах. Рваные куски человеческой плоти осыпают дорогу и барабанят по крышам жутким дождем. На ум приходит другое видение из прошлого – впрочем, подобного кошмара здешнему миру ждать еще три тысячи двести лет. Это случится спустя две тысячи и один кровавый год после Рождества Христова. Растерзанные тела точно так же градом полетят на улицы огромного мегаполиса, а тонны падающих обломков и каменной пыли настигнут сотни и сотни тех, кто понадеется спастись бегством. Разве что архитектура изменится да горожане будут одеты по-иному.

Мы никогда ничему не научимся. Мир невозможно изменить.

Я опрометью бросаюсь к чертогам Гектора. Ливень снарядов не прекращается. Вот крохотный ребенок выбирается на улицу из-под обломков двухэтажного дома. Не знаю, мальчик это или девочка: лицо малыша окровавлено, курчавые волосенки поседели от штукатурки. Остановившись, наклоняюсь и подбираю младенца. Куда с ним? В Илионе отродясь не строили детских больниц! Какая-то женщина, прикрывая голову алой шалью, кидается ко мне и отнимает плачущее дитя.

Соленый пот заливает веки. Утираюсь прямо на бегу.

Дом Гектора исчез. От целого особняка остались груды мусора и черные вмятины в земле. Смахиваю со лба теплые струи опять и опять, но и тогда не верю своим глазам. Долго же Олимпийцы палили по громадному зданию. Троянские пехотинцы, чьи гордые багряные шлемы сделались сизыми от пыли, уже ворочают груды обломков длинными копьями и самодельными лопатами, по цепочке передавая обнаруженные тела и останки в руки ожидающей толпы.

– Хок-эн-беа-уиии, – произносит кто-то.

Лишь сейчас я сознаю, что слышу настойчивый голос целую минуту. Теперь меня дергают за рукав.

– Хок-эн-беа-уиии!

Бездумно поворачиваюсь, смахиваю назойливый пот и опускаю взор. Елена. Грязная, платье в крови, волосы спутаны. В жизни не видел женщины прекраснее. Она прижимается к моей груди, и я заключаю ее в объятья. Елена поспешно отстраняется:

– Ты сильно ранен?

– Что?

– Порезы серьезные?

– Да я вообще не…

Красавица проводит рукой по моей щеке. Ладонь окрашивается в алый цвет. Осторожно касаюсь виска и края волос: так и есть, глубокие раны. Оказывается, я утирал вовсе не пот.

– Ладно, ерунда, – указываю на дымящиеся руины. – Гектор и Андромаха?..

– Их не было здесь, Хок-эн-беа-уиии, – кричит Елена сквозь шум бомбежки. – Приамид отослал семью в подземелье храма Афины. Там безопасно.

Ну, еще бы. В дыму и гари я отчетливо вижу высокую крышу святилища. Не станут же боги ровнять с землей собственные храмы. Себялюбие, будь оно проклято, не позволит!

– Феано мертва, – сообщает дочь Леды. – Лаодика тоже.

Беспомощно повторяю имена. Жрица Афины – та, что прижимала холодное лезвие к моим яичкам считанные часы тому назад. И дочь Приама. Две троянки из пяти, которых я знал. А война только началась…

И вдруг я подскакиваю будто ужаленный.

Что-то не так.

Взрывы умолкли.

Солдаты и простые горожане кричат и показывают пальцами в небо. Четыре колесницы-истребителя куда-то сгинули, последняя – думаю, Аресова – стремительно удаляется на север и тоже исчезает из виду, квитируется обратно на Олимп. Я устало осматриваюсь. Обрушенные дома, дымящиеся воронки, трупы на улицах… И это все после обстрела из лука? Что же будет дальше? Биологическая атака? Аполлон (который, наверное, плавает сейчас в целебном баке) давно прославился умением насылать на людей губительную заразу.

Нащупываю медальон на шее.

– Где Гектор? Мне нужно его найти.

– Покинул город через Скейские врата, – отвечает Елена. – Вместе с Парисом, Энеем и Деифобом, своим братом. Сказал, что должен отыскать Ахилла, прежде чем сердца воинов совершенно ослабеют.

– Он мне нужен, – повторяю я, озираясь на главные ворота.

Женщина разворачивает меня за плечи:

– Хок-эн-беа-уиии…

Наши лица сближаются, и мы сливаемся в поцелуе посреди хаоса и воплей. Но вот ее губы оставляют мои. Я растерянно моргаю, продолжая тянуться к Елене.

– Хок-эн-беа-уиии… Если умрешь, покинь этот мир по-человечески.

Она уходит вниз по улице не оборачиваясь.