Текст книги "Волчье логово"

13

Черно-серые стервятники с раздутыми животами скакали по равнине. Некоторые еще трудились над трупами, валявшимися около порушенных юрт. Вороны шмыгали между крупными птицами, отщипывая куски мяса. Дым лениво струился вверх от горящих шатров, сливаясь в сплошную серую пелену.

Ангел направил коня к месту побоища. Стервятники, что были поближе, вразвалку отошли прочь, остальные не обратили на всадников никакого внимания.

– Это племя Зеленой Обезьяны, – сказал Белаш. – Не Волки. – Он соскочил с седла и стал осматривать трупы.

Ангел не стал спешиваться. Слева от него лежала кучка тел, расположенных по кругу, – женщины и дети внутри, мужчины снаружи. Последние воины погибли, защищая свои семьи. Одна женщина прикрыла телом свое дитя, но копье, вошедшее ей в спину, пронзило и ее, и ребенка.

– Здесь больше сотни убитых, – сказал Сента.

Ангел кивнул. Справа лежали тела пяти младенцев, которым разбили головы. На тележном колесе рядом запеклась кровь, и было слишком очевидно, как их убили.

– Около тысячи солдат, – сказал Ангелу Белаш. – Они едут в горы.

– Что за бессмысленная бойня? – прошептал Ангел.

– Отчего же? Они ведь не только зло творят.

Ангел ощутил острый укол стыда, услышав собственные слова, но промолчал и въехал галопом обратно на холм, где ждала Мириэль.

Лицо у нее было пепельного цвета, и она так вцепилась в луку седла, что костяшки пальцев побелели.

– Я чувствую их боль, – сказала она. – Чувствую, как свою, Ангел. Не могу от нее отгородиться.

– Ну так и не пытайся, – сказал он.

Она испустила прерывистый вздох, и огромные слезы покатились у нее по щекам. Ангел спешился, снял ее с седла и прижал к себе. Тело ее сотрясалось от рыданий.

– Это все в земле, – прошептала она. – Память впитывается вместе с кровью. Земля знает.

Он гладил ее по спине, по волосам.

– Это не первая кровь, которая пролилась в нее, Мириэль. А они больше не страдают.

Ее горе сменилось гневом.

– Что за люди могли сотворить такое? – вскричала она.

Ангел не знал, что ответить. Одно дело – убить человека в бою, другое – взять ребенка за ножки и… Он содрогнулся. Это превышало всякое понимание.

Остальные подъехали к ним. Мириэль вытерла слезы и повернулась к Белашу:

– Солдаты преграждают нам дорогу к горам. Это твоя земля. Что ты посоветуешь?

– Есть тропы, которых они не знают. Я проведу вас, если вы еще не раздумали ехать дальше.

– С какой стати мы должны раздумать?

– Там, куда мы едем, времени для слез не будет, женщина. Только мечи и отважные сердца.

Ответив ему холодной улыбкой, она села на коня.

– Веди, Белаш. Мы следуем за тобой.

– Зачем вам это? – спросила Шиа. – Мы не вашего племени, а старый Попробуй-убей ненавидит всех надиров. Скажи – почему?

– Потому что меня попросил об этом Кеса-хан, – сказала Мириэль.

– Это я понимаю, – помолчав, сказала надирка. – Ну а вы? – повернулась она к Сенте и Ангелу.

Сента с усмешкой обнажил меч.

– Вот этот клинок мастер выковал мне в подарок. Никто еще не превосходил меня в поединке, и я горжусь этим. Однако я не стал расспрашивать мастера о качестве стали и о том, хорошо ли он постарался. Я просто принял его дар и сказал «спасибо». Понимаешь?

– Нет, – ответила он. – При чем тут твоя история?

– Все равно, что учить рыбу арифметике, – покачал головой Сента.

Ангел перегнулся к надирке с седла.

– Вот что, девушка. Мы с ним – лучшие бойцы из всех, кого ты знаешь, но причины, побуждающие нас ехать с тобой, тебя не касаются.

– Что ж, это верно, – без всякой обиды согласилась она.

Сента громко засмеялся.

– Тебе бы дипломатом быть, Ангел.

Гладиатор только проворчал что-то в ответ.

Белаш повел их на восток, к далеким горам. Мириэль и Шиа ехали за ним, Сента и Ангел замыкали. Над горами собрались темные тучи, молния прорезала небо, и грянул гром.

– Горы гневаются, – сказал Белаш Мириэль.

– Я тоже, – ответила она.

Восточный ветер с воем нес полотнища дождя по голой степи, и скоро всадники промокли насквозь.

Несколько часов они ехали так, и вот над ними нависли Лунные горы. Дождь утих, и Белаш свернул к югу, оглядывая кручи впереди и степь на севере. Солдат они по дороге не видели, но теперь, когда тучи рассеялись, стал заметен дым множества костров, сливавшийся с серым небом.

– Здесь начинается тайная тропа, – сказал Белаш, указывая на гору.

– Где? – Ангел не видел никакого намека на тропу в черном базальте. Белаш въехал на осыпь – и вдруг исчез. – Ядра Шемака! – заморгал Ангел.

Мириэль направила своего коня вверх, остальные последовали за ней. Трещина в скале около четырех футов шириной, почти невидимая снизу, вела в блестящий черный туннель. Мириэль въехала туда, Ангел за ней. Между ногой всадника и стенкой едва проходил палец, а порой ноги приходилось задирать на седло, чтобы дать лошади пройти. В этом тесном пространстве у Ангела участилось сердцебиение. Наверху громоздились каменные глыбы, грозящие того и гляди обрушиться.

– Если на эти каменюки сядет бабочка, они тут же рухнут, – промолвил Сента.

Его голос породил в трещине гулкое эхо. Сверху донесся тихий гул, и облачко черной пыли слетело на скальный пол.

– Молчите! – шепнула Шиа.

Вскоре они выехали на широкий карниз над кратером, где стояло больше сотни юрт. Белаш ударил коня каблуками и поскакал вниз по склону.

– Вот мы, полагаю, и дома, – сказал Сента.

С высоты Ангел видел безбрежную бурую степь за горами, пересеченную там и сям зелеными балками и грядами холмов. Бесплодная, сухая земля – но в этот час, когда солнце садилось в грозовые тучи, ее суровая краса тронула сердце воина. Краса стального меча, сильная и неуступчивая. Ни полей, ни лугов, ни серебристых ручьев; даже холмы здесь голые и неприветливые. Ангел услышал голос земли.

«Будь сильным или умри», – говорила она.

Горы высились вокруг зубчатой черной короной, и юрты надиров казались хрупкими, почти ненастоящими по сравнению с вечными скалами, на которых стояли.

Ангел содрогнулся.

Сента прав – они дома.

Альтарин злился. Злость разбирала его с тех самых пор, как император отдал ему этот приказ. Какая доблесть в том, чтобы истребить скопище ползучих гадов? Какое в этом отличие? Через несколько дней главное готирское войско двинется сквозь земли сатулов в Дренай, на Сентранскую равнину, где встретится в бою с дренайской армией.

Только не он, не Альтарин. Глядя на грозные черные горы, худощавый военачальник плотнее запахнулся в подбитый мехом плащ.

Что за проклятое место!

Базальтовые скалы, острые и зазубренные. Лошади здесь не пройдут – лава изрежет им копыта. Солдатам придется долго и мучительно карабкаться навстречу врагу. Альтарин посмотрел налево, где стояли госпитальные палатки. За каких-то пять дней они потеряли восемьдесят семь человек.

Он вернулся в свой шатер, где поставили жаровню с горящими углями, и бросил плащ на складной стул. Слуга Бекка поклонился ему.

– Горячего вина, господин?

– Нет. Пошли за Повисом.

Слуга шмыгнул прочь.

Альтарин подозревал, что их задача окажется не столь легкой, как полагал император. Окружить и уничтожить несколько сотен надиров, а затем соединиться с главными силами в южном лагере. Альтарин покачал головой. Их первая атака прошла успешно. Зеленые Обезьяны только пялили глаза на солдат и смекнули, в чем дело, лишь когда их начали убивать. Но стойбище Волков разведчики нашли покинутым. Следы вели в эти проклятые горы.

Альтарин вздохнул. Завтра прибудут Черные Братья. Они будут следить за каждым его шагом, доносить на него, высмеивать его решения. Победы ему здесь не видать.

В палатку, пригнувшись, вошел Повис.

– Вы звали, командир?

– Да. Докладывай.

– Я собрал еще не все донесения, командир. Бернас в лазарете – он поранил себе лицо и плечо. А Галлис все еще наверху – пытается пробиться в горы с севера.

– Что говорят остальные?

– Насколько нам известно на этот час, в горы ведут только три дороги, и все они охраняются лучниками и воинами с мечами. На первой тропе могут стать рядом только два человека, которых легко сбить не только стрелами, но и камнями. Вторая находится шагах в трехстах севернее и довольно широка, но надиры завалили ее камнями, устроив целую стену. Утром мы потеряли там четырнадцать человек. И последняя тропа – это та, по которой пытается пробиться Галлис. С ним триста человек. Пока неизвестно, добился он успеха или нет.

– Потери? – отрывисто спросил Альтарин.

– Двадцать один человек убит, чуть больше сорока ранены.

– Сколько потерял враг?

– Трудно сказать, командир. Люди склонны преувеличивать такие вещи. Наши заявляют, что убили сотню надиров – а по мне, разве что полсотни, если не четверть.

В палатку с поклоном вошел Бекка и доложил:

– Господин Галлис возвращается.

– Веди его сюда, – приказал Альтарин.

Вскоре явился высокий, широкоплечий офицер лет сорока, темноглазый и чернобородый. Его потное лицо было вымазано черной вулканической пылью, серый плащ изодран, а на роскошном стальном панцире виднелось несколько вмятин.

– Докладывайте, кузен, – сказал Альтарин.

Галлис откашлялся, снял шлем с белым плюмажем и прошел к складному столику, где стояли кувшин с вином и несколько медных и серебряных кубков.

– Вы позволите? – просипел он.

– Разумеется.

Офицер наполнил кубок и осушил его одним глотком.

– Эта проклятая пыль повсюду. – Он перевел дух и продолжил: – Мы потеряли сорок четыре человека. Перевал у основания узок, но вверху расширяется. Мы продвинулись шагов на двести к их лагерю. – Он потер глаза, размазывая по лицу черный пепел. – Сопротивление было сильным, но мы, думаю, преодолели бы его – и тут, в самом узком месте, на нас напали эти изменники.

– Изменники?

– Да, кузен, не то дренаи, не то готиры. Двое бойцов, необычайно искусных. А позади них, чуть повыше, засела некая лучница, молодая женщина в черном. Каждая ее стрела била точно в цель. Она и те два воина стоили мне пятнадцати человек. Надиры же в это время швыряли в нас камнями и справа, и слева. Я приказал отойти, чтобы приготовиться ко второй атаке. Но Ярвик потерял терпение и вызвал этих двоих на бой. Я не успел его остановить.

– Они убили его?

– Да, кузен. Уж лучше бы его застрелили. Но один из двоих – в жизни не видывал столь уродливой образины – принял его вызов.

– Не хотите ли вы сказать, что он победил Ярвика в поединке?

– Именно так, кузен. Ярвик ранил его, но остановить не сумел.

– Не могу в это поверить! – воскликнул Повис. – Ярвик прошлой весной выиграл Серебряную Саблю.

– Придется поверить, – отрезал Галлис и продолжил, обращаясь к Альтарину: – После этого никто уже не хотел идти в атаку. Я оставил на позиции сотню человек, а остальных привел обратно.

Альтарин, выбранившись, подошел ко второму столику, где были расстелены карты.

– Эта местность почти не изучена, но известно, что в горах трудно найти пропитание, особенно зимой. В другое время мы уморили бы их голодом, но приказ императора этого не предусматривает. Ваши предложения, господа?

– С нашей численностью мы рано или поздно измотаем их, – пожал плечами Галлис. – Надо продолжить атаку по всем трем направлениям – где-нибудь да прорвемся.

– Но сколько мы потеряем при этом?

– Сотни человек, – признался Галлис.

– И как к этому отнесутся в Гульготире? Император смотрит на этот поход как на короткую карательную вылазку, и все мы знаем, кто прибудет сюда завтра.

– Вот и пошлите Черных Братьев вперед, – сказал Галлис. – Посмотрим, много ли они наколдуют.

– К сожалению, я ими не распоряжаюсь. Я знаю одно: на карту поставлены наша репутация и наше будущее.

– Согласен с вами, кузен. Я прикажу, чтобы неприятеля продолжали атаковать всю ночь.

– Хватит ворчать, – сказал Сента, зашивавший Ангелу рану, в очередной раз вгоняя кривую иглу в его плечо.

– Тебе это доставляет удовольствие, сукин ты сын! – прорычал Ангел.

– Ах какие слова! – веселился Сента. – И подумать только, что какой-то готирский крестьянин сумел тебя провести.

– Он был отличным бойцом, будь ты проклят!

– Он двигался с грацией больной коровы. Стыдись, старик. – Сента закончил свою работу и перекусил нитку. – Ну вот, теперь как новенький.

Ангел посмотрел на вздувшийся шов.

– Тебе бы швеей быть.

– Это лишь один из многих моих талантов. – Сента встал и выглянул из пещеры. Издалека доносились вопли раненых и лязг стали. Звезды светили ярко на ясном небе, холодный ветер свистел между скал. – Не удержаться нам здесь, – сказал Сента подошедшему Ангелу.

– Пока что нам неплохо это удавалось.

– Да, но их слишком много. Надиры полагаются на стену, которой загородили главный перевал, но как только солдаты ее возьмут… – Сента развел руками.

Подошли две надирки, неся миски с мягким сыром, поставили свою ношу на землю перед дренаями, не глядя на них, и так же молча удалились.

– Ох и любят нас здесь, – заметил Сента.

Ангел пожал плечами. В гигантском кратере стояло больше сотни юрт, и сверху было видно, как резвятся при луне надирские ребятишки, поднимая клубы черной вулканической пыли. Слева женщины, растянувшись вереницей, таскали из пещер деревянные ведра – набирали воду из горных скважин.

– Завтра куда? – спросил Ангел, садясь спиной к скале.

– Я думаю, к стене. Два других перевала оборонять легче. Они будут штурмовать стену. – Справа мелькнула какая-то тень, и Сента хмыкнул. – Он опять тут, Ангел.

Гладиатор, выругавшись, оглянулся. Мальчик лет девяти сидел на корточках, наблюдая за ними.

– Уйди прочь! – гаркнул Ангел, но ребенок даже не шелохнулся. – Ну чего он пялится? – Мальчик был худ, как скелетик, и одет в лохмотья. Из старого козьего полушубка вылезла почти вся шерсть, а штаны продрались на коленках. Темные раскосые глаза смотрели на мужчин не мигая. Ангел, стараясь не обращать на него внимания, зачерпнул пальцами сыр и стал есть. – Конский навоз и то приятнее.

– Тебе виднее – я не пробовал, – отозвался Сента.

– Будь я проклят, если стану это есть. Хочешь? – спросил Ангел мальчика. Тот не ответил. Ангел протянул ему миску. Мальчик облизнулся, но не тронулся с места. – Не пойму, чего ему надо, – покачал головой Ангел, ставя миску на землю.

– Понятия не имею – по-моему, ты его очаровал. Он ходит за тобой следом, подражая твоей походке. Весьма забавно. Я не замечал раньше, что ты ходишь, как моряк – вперевалку.

– Какие еще мои недостатки ты желаешь обсудить?

– Слишком уж их много.

Ангел встал и потянулся. Мальчик тут же повторил это за ним.

– А ну перестань! – крикнул Ангел, подбоченясь. Мальчик тоже подбоченился, и Сента залился смехом. – Пойду посплю, пожалуй, – сказал Ангел и вернулся в пещеру.

Сента остался у входа, прислушиваясь к отзвукам битвы. Мальчик, тихонько подойдя, схватил миску, ушел с ней в темноту и стал есть. Сента задремал, но шорох на склоне горы разбудил его. К пещере поднялся Белаш.

– Они отступили, – сообщил он, присев на корточки. – Теперь уж до рассвета, думаю, не вернутся. – Сента взглянул туда, где сидел мальчик, но там осталась только пустая миска. – Мы убили много врагов, – с мрачным удовлетворением заявил Белаш.

– Недостаточно много. У них остается не меньше трех тысяч.

– Больше – и к ним идет подкрепление. Понадобится время, чтобы убить их всех.

– Я вижу, ты надеешься на лучшее.

– Думаешь, мы не сможем победить? Ты не знаешь надиров. Мы рождены для сражений.

– Не сомневаюсь в ваших качествах, Белаш, – но это место удержать невозможно. Сколько бойцов у вас осталось?

– Утром было триста семьдесят три.

– А теперь?

– Мы потеряли человек пятнадцать.

– А раненых сколько?

– Около тридцати… Но многие смогут сражаться снова.

– Сколько всего потеряно за последние четыре дня?

– Я понимаю, к чему ты клонишь, – угрюмо кивнул Белаш. – Мы сможем продержаться еще дней восемь или десять. Но до этого мы убьем много врагов.

– Это вас не спасет, дружище. Надо создать второй рубеж обороны – где-нибудь подальше в горах.

– Негде.

– Когда мы ехали сюда, я видел на западе долину. Куда она ведет?

– Туда нельзя. Это место зла и смерти. Уж лучше погибнуть здесь – быстро и с честью.

– Твои чувства весьма благородны, Белаш, – но я пока не собираюсь умирать ни здесь, ни где-либо еще.

– Ты не обязан здесь оставаться.

– Верно, но, как любит повторять мой отец, слабоумие у нас в роду.

Мириэль парила высоко над горами, держа духовную связь с Кеса-ханом. На освещенной луной равнине через равные промежутки, в пять рядов по двадцать в каждом, стояли палатки готиров. К югу от лагеря соорудили загоны для лошадей, к востоку вырыли отхожую яму ровно в тридцать футов длиной. Ярко горели сто костров, и часовые расхаживали вокруг лагеря.

– Аккуратный народ, – передал Кеса-хан. – Они считают себя умнее нас потому, что умеют строить высокие замки и ставить палатки с геометрической точностью. Но тебе сверху лучше видно. Так строят и муравьи, а разве муравьи разумны?

Мириэль не ответила. Отсюда она видела и маленький стан надиров, и мощь вражеского войска – разница удручала.

– Никогда не впадай в отчаяние, Мириэль, – засмеялся Кеса-хан. – Врагу это всегда на руку. Посмотри на них! Даже отсюда чувствуется их спесь.

– Но разве сможем мы победить их?

– Как же иначе? Нас миллионы, а их только горстка. Когда придет Собиратель, мы сметем их, как сорную траву.

– Но теперь? Что будет теперь?

– Как нетерпелива молодость! Посмотрим теперь на других.

Звезды закружились, и Мириэль увидела костер в маленькой горной пещере. Рядом сидел Нездешний, собака растянулась около него. Вид у Нездешнего был усталый. Мириэль проникла в его мысли. За ним охотились, но он ушел от погони, убив нескольких человек. Он уже выбрался за пределы сатулийских земель и подумывал увести лошадь из готирского городка лигах в трех к северу.

– Сильный человек, – сказал Кеса-хан. – Тень Дракона.

– Он очень устал, – сказала Мириэль, жалея, что не может обнять одинокого человека у костра.

Картина снова переменилась – теперь перед девушкой возник каменный город среди гор, где в глубокой темнице к сырой стене был прикован большой, могучий человек.

– Ты подлый предатель, Гален, – сказал узник.

Высокий худой воин в красном плаще дренайского кавалериста схватил его за волосы и запрокинул голову назад.

– Ругайся сколько хочешь, сукин сын. Только это тебе и осталось, ведь дни твои сочтены. Брань тебе не поможет, завтра ты в цепях отправишься в Гульготир.

– Я еще разделаюсь с тобой, ублюдок! – пообещал пленный. – Никто меня не удержит! – Воин в красном плаще рассмеялся и трижды ударил беззащитного человека кулаком по лицу, разбив ему губу. Кровь хлынула на подбородок, и единственный светлый глаз вперился в обидчика. – Астену ты, вероятно, скажешь, что нас предали, но тебе удалось бежать?

– Да. Потом, когда придет время, я убью этого деревенщину, и в Дренае будет править Братство. Как тебе это нравится?

– Любопытная будет встреча. Хотелось бы мне послушать, как ты рассказываешь Астену о моем пленении.

– О, рассказ мой будет хорош. Я буду повествовать о твоем великом мужестве и о том, как тебя убили. Это вызовет слезы у него на глазах.

– Чтоб ты сгорел в аду!

– Знаешь, кто это? – шепнул Мириэль Кеса-хан.

– Нет.

– Перед тобой Карнак Одноглазый, правитель Дреная. Не слишком величественный у него вид здесь, в сатулийской темнице. Слышно ли тебе, что он чувствует?

Мириэль сосредоточилась, и гнев Карнака окатил ее горячей волной.

– Да, слышно. Он представляет себе, как рыжеволосый воин убивает его мучителя.

– Да, но это не все. В нем нет отчаяния, верно? Только гнев и страстное желание отомстить. Его самомнение не знает границ, но и сила тоже. Он не боится ничего – ни цепей, ни врагов. Он не теряет надежды и строит планы. Такого человека никогда нельзя считать побежденным!

– Он узник, безоружный и беспомощный. Что он может сделать?

– Вернемся в горы – я начинаю уставать. Завтра сюда явится настоящий враг. Мы должны приготовиться к встрече со злом, которое он несет.

Свет померк, и миг спустя Мириэль открыла свои телесные глаза и села. Огонь в пещере догорал. Кеса-хан подложил в него дров и распрямил спину, хрустнув позвонками.

– Ох-ох, старость не радость.

– Что это за зло, о котором ты говорил? – спросила Мириэль.

– Сейчас, сейчас! Я стар, дитя, и мне нужно опомниться, когда я возвращаюсь в тело. Поговори со мной.

– О чем?

– О чем угодно. О жизни, о любви, о мечтах! Скажи мне, с которым из двух хочешь лечь в постель.

Мириэль покраснела.

– Это не предмет для праздного разговора.

Старик издал скрипучий смешок, испытующе глядя на нее.

– Глупенькая девчонка! Никак не можешь решиться. Молодой красив и остер, но ты знаешь, что любовь его недолговечна. Старый – как дуб, могучий и выносливый, но его страсть будет не столь пылкой.

– Зачем ты спрашиваешь, если и так знаешь, о чем я думаю?

– Просто так, для забавы. Хочешь совет?

– Нет.

– Это хорошо. Люблю, когда женщины думают сами. – Он сунул палец в один из многочисленных глиняных горшков перед огнем и положил на язык щепотку серого порошка. Потом закрыл глаза и вздохнул. – Да… да. – Глаза его открылись, и Мириэль подалась вперед. Зрачки почти исчезли, и радужка из темно-карей сделалась светло-голубой. – Я – Кеса-хан, – смягчившимся голосом прошептал старик. – И я же Лао Шин, горный дух. И Ву Деянг, Странник. Я Тот, Кто Видит Все.

– Это наркотический порошок? – тихо спросила Мириэль.

– Конечно. Он открывает окна миров. Слушай меня, юная дренайка. В смелости тебе не откажешь, но завтра мы увидим, как встают мертвецы. Хватит ли тебе отваги выйти с ними на бой?

Мириэль облизнула губы.

– Я приехала, чтобы помочь тебе.

– Превосходно. Не нужно храбриться. Я покажу тебе, как защитить себя броней, научу вооружаться. Но самое сильное оружие – это твое мужество. Будем надеяться, что Тень Дракона был хорошим учителем, иначе тебе не доведется лечь в постель ни с одним из храбрых воинов, а душа твоя будет вечно блуждать по Серым Тропам.

– Он был хорошим учителем.

– Посмотрим.

Нездешний вышел на усеянную валунами равнину. Собака бежала впереди. Деревья здесь почти не росли, и отлогий склон вел к белому каменному селению на берегу реки. На севере был огороженный лошадиный выгон, на юге овцы щипали последнюю осеннюю траву. Вокруг селения не было стены, что свидетельствовало о долгом мире между готирами и сатулами. На эту деревню никто не нападал. «Странно, – подумал Нездешний, – почему готиры так дружелюбно относятся к сатулам и так враждебно – к надирам?» Оба эти народа – кочевые, пришедшие сюда с севера и с востока. Оба воинственны и поклоняются своим, не готирским богам, однако разница налицо. Сатулы в готирских сказаниях горды, умны и благородны, надиры злы, вероломны и коварны. Нездешний на своем веку общался и с теми, и с другими и не разделял мнения готиров.

Все дело, должно быть, в большой численности надиров, населяющих степи. Сатулы угрозы не представляют, между тем несметные орды надиров могут стать опасными.

Нездешний, оторвавшись от раздумий, стал искать глазами собаку. Ее нигде не было видно. Но тут много валунов – возможно, пес раскапывает где-то кроличью нору. Нездешний с улыбкой зашагал дальше. Было холодно, слабое солнце не справлялось с режущим ветром. Он плотнее запахнулся в плащ.

Сатулам запомнится эта охота – не над одним воином придется им петь погребальную песнь. Нездешний вспомнил мальчика, который подкарауливал его в засаде, и порадовался, что не убил его. Что до других – они сами выбрали свою судьбу, и он о них не жалел.

Он уже различал людей в деревне и около нее: пастуха с длинным посохом и собакой на холме, женщин, черпающих воду из колодца, детей, играющих у выгона. Мирная картина.

Впереди по обе стороны тропы торчали два громадных валуна. Где-то заржала лошадь, и он остановился. Звук шел с востока. Нездешний посмотрел в сторону маленькой рощицы на склоне холма, но ничего не увидел из-за густого кустарника. Откинув плащ, он снял с пояса арбалет, натянул его и зарядил. «Бояться нечего, – твердил он себе, – вряд ли сатулы рискнут забраться так далеко на север». И все же не трогался с места.

Где Рваный?

Настороженно ступая, он приблизился к валунам. Из-за камня выступила фигура с луком в руках. Зеленый плащ трепетал на ветру. Нездешний метнулся вправо, и пущенная стрела просвистела рядом с его лицом. Он упал на землю плечом вперед, рука от удара дрогнула, стрелы вылетели из арбалета и вонзились в мягкую землю на склоне. Нездешний вскочил на ноги и выхватил саблю.

Человек в зеленом плаще бросил лук и тоже вытащил клинок.

– Вот и хорошо, сразимся в честном бою, – с улыбкой сказал он.

Нездешний развязал плащ и сбросил его на землю.

– Ты, должно быть, Морак, – сказал он.

– Как приятно, когда тебя узнают, – приблизившись, молвил тот. – Я слышал, с саблей ты обращаешься не слишком хорошо, поэтому я дам тебе краткий урок, перед тем как убить.

Нездешний бросился в атаку. Морак отразил удар. Лязг стали эхом отдался в расщелине, и обе сабли блеснули на солнце. Морак, безупречно соблюдая равновесие, легко отражал все атаки, и его клинок уже задел щеку Нездешнего. Тот отшатнулся и взмахнул саблей, целя противнику в живот. Морак отклонился вбок.

– А ты не так уж плох, – сказал он. – Равновесие ты держишь хорошо, но твоей пояснице недостает гибкости, и это мешает удару.

Нездешний вскинул руку, метнув черный нож в горло Мораку, но тот загородился саблей и отбил нож в сторону.

– Превосходно. Но на этот раз ты имеешь дело с мастером, Нездешний.

– Где моя собака?

– Твоя собака? Как это трогательно! Ты стоишь на пороге смерти и беспокоишься из-за паршивого пса? Я убил ее, разумеется.

Нездешний молча отступил назад, на более ровную почву. Морак надвигался на него с улыбкой, не затрагивающей мерцающих зеленых глаз.

– Я не стану спешить с окончательным ударом. Буду ранить тебя то там, то сям. Сила будет покидать тебя вместе с кровью. Может быть, я услышу даже мольбы о пощаде?

– Сомневаюсь.

– Все молят о пощаде, даже самые сильные. Это зависит лишь от того, куда входит клинок. – Морак прыгнул вперед, и сабли опять сошлись со звоном. На руке Нездешнего остался еще один порез. Морак засмеялся. – Ты не впадаешь в панику – пока еще нет. Мне это нравится. Куда подевалась твоя дочка? Клянусь небом, я еще позабавлюсь с ней. Длинные ноги, крепкие мускулы. Я заставлю ее покричать, а потом распорю от живота до шеи!

Нездешний снова отступил, ничего не ответив.

– Прекрасно! Разозлить тебя тоже не удается. Это большая редкость! Мне будет приятно найти твое слабое место, Нездешний. Когда же ты сломаешься? Когда я отрежу тебе пальцы? Или когда твоя мужская плоть зашипит на огне?

Морак атаковал снова, распоров кожаный камзол Нездешнего над левым бедром. Нездешний, ринувшись на врага, двинул его плечом в лицо. Морак упал, но вскочил на ноги прежде, чем Нездешний успел взмахнуть саблей. Клинки сошлись снова. Нездешний сделал выпад в голову противнику, но тот отклонился, отвел удар и нанес ответный, едва не ранивший Нездешнего в шею. Нездешний отступил к валунам. Морак теснил его все дальше. С обоих градом лил пот, несмотря на холод.

– А ты молодчина, – сказал Морак. – Не ожидал, что ты будешь так долго сопротивляться.

Отразив очередной выпад, Морак обрушил на противника град ударов. Нездешний отчаянно оборонялся. Сабля Морака дважды задела грудь, но наткнулась на кольчугу. Однако Нездешний начинал уставать, и Морак это знал.

– Хочешь передохнуть немного? – отступив чуть назад, с насмешливой улыбкой спросил убийца.

– Как ты меня нашел? – задал ответный вопрос Нездешний, благодарный за передышку.

– У меня есть друзья среди сатулов. После нашей несчастливой встречи в горах я пришел сюда, чтобы набрать новых воинов. Я гостил у князя, когда услышал об охоте на тебя. Князь жаждет твоей смерти. Он считает твое путешествие через его земли оскорблением ему и его народу. Он послал бы еще больше воинов, не будь они ему нужны для другого. Вместо этого он заплатил мне. Не хочешь ли, кстати, узнать, кто натравил на тебя Гильдию?

– Я уже знаю.

– Экая досада. Но я человек добрый – так и быть, сообщу тебе перед смертью и хорошую новость. В это самое время правитель Дреная лежит скованный в сатулийской темнице, ожидая отправки к готирскому императору.

– Быть того не может!

– Очень даже может. Его уговорили встретиться с князем сатулов, чтобы воспрепятствовать переходу готиров через горы. Он отправился в путь с горсткой преданных солдат и одним не слишком преданным офицером. Солдат перебили, а Карнака взяли живым. Я сам его видел и повеселился от души. Чудак человек – предложил мне целое состояние за то, чтобы я помог ему бежать.

– Как видно, он недостаточно хорошо тебя знает.

– Совсем напротив. Я уже работал на него – и не раз. Он заплатил мне за убийство Эгеля.

– Я тебе не верю!

– Веришь, веришь – по глазам вижу. Ну что, отдышался? Вот и ладно. Пора пускать кровь. – Морак приблизился. Нездешний парировал его удар, но тут же был отброшен к валуну. – Урок окончен, – засмеялся Морак. – Настало время поразвлечься.

Темная тень мелькнула позади, и Нездешний увидел Рваного – тот тащился на передних лапах, волоча за собой задние. Стрела вонзилась ему между ребер, и из пасти сочилась кровь. Нездешний отклонился влево, Морак вправо – он не видел умирающего пса. Нездешний нанес резкий рубящий удар в лицо врагу – тот отступил на шаг, и Рваный вцепился зубами в его правую икру, прокусив мускулы и сухожилия. Морак взвыл от боли, и Нездешний вогнал ему саблю в живот снизу вверх, поразив легкие.

– Это тебе за старика, которого ты пытал! – прошипел Нездешний и вырвал саблю, выпустив Мораку внутренности. – А это за мою собаку!

Морак рухнул на колени.

– Нет! – простонал он и повалился на бок.

Отбросив саблю, Нездешний опустился на колени рядом с собакой, гладя ее по голове. Он ничем не мог помочь Рваному – стрела перебила псу хребет. Он только сидел, держа на коленях огромную голову, и шептал ласковые слова, пока хриплое дыхание Рваного не затихло совсем.

Тогда он встал, подобрал арбалет и пошел к рощице, где Морак спрятал своего коня.