Текст книги "Волчье логово"

14

Наспех сложенную стену скрепили раствором из черной вулканической пыли. Застыв, он сделался твердым, как гранит. Враг видел перед собой преграду десятифутовой вышины, защитники же стояли на подмостях, что давало им возможность поливать стрелами неприятеля и прятаться за стеной от вражеских стрел.

Стена держалась стойко. Готиры кое-где подкатили к ней валуны, чтобы было легче взобраться, а после у них появились грубо сколоченные лестницы. Пошли в ход и веревки с железными крючьями на конце, но защитники с дикарской свирепостью рубили всякого, кому удавалось влезть наверх.

Однажды готирам почти уже было удалось вбить клин в оборону, но Ангел, Сента и Белаш накинулись на шестерых прорвавшихся смельчаков, и те полегли в считанные мгновения. Готиры накатывались волна за волной, пытаясь подавить надиров численным превосходством, но это им не удавалось.

Пока не удавалось.

Но внезапно произошла какая-то перемена, и каждый защитник начал испытывать неодолимый страх. Ангел первым почувствовал холод в животе и дрожь в руках. Надир рядом с ним бросил меч и жалобно застонал. Ангел взглянул на Сенту. Тот, облокотясь о стену, смотрел на перевал. Готиры отошли, но не затем, чтобы перестроиться, – они совсем пропали из виду. Поначалу пятьдесят надирских воинов, оборонявших стену, разразились смехом и радостными воплями, но вскоре над перевалом повисла тревожная тишина.

Ангел содрогнулся. Черные горы по сторонам стали казаться ему челюстями исполинского чудища. Дрожь в руках усилилась. Он попытался спрятать меч в ножны, но никак не мог попасть. Он выругался и положил клинок на стену.

Трое надиров повернулись и бросились бежать, побросав оружие. Белаш заорал на них, и они покорно вернулись, но страх возрастал.

Ангел подошел к Сенте. Ноги у него подкашивались, и он держался за стену.

– Что за дьявольщина тут творится?

Сента, бледный, с широко раскрытыми глазами, не ответил ему. В устье перевала что-то зашевелилось, и Ангел увидел шеренгу людей в черных плащах и доспехах, идущих к стене.

– Кровавые Рыцари! – дрожащим голосом прошептал Сента.

Надир рядом с ним завопил и шарахнулся прочь, намочив штаны. Белаш убрал меч в ножны и выхватил у соседа лук. Взобравшись на стену, он натянул тетиву, потом застонал, крикнул что-то и начал медленно оборачиваться назад.

Ангел едва успел пригнуть голову Сенты, когда Белаш пустил стрелу. Она пролетела мимо, ударилась о камень, отскочила и ранила в плечо одного из воинов.

Кровавые Рыцари молча приближались.

Ясно было, что надиры их не остановят. Ангел взгромоздился на ноги и поднял меч. Руки теперь тряслись так, что он совершенно перестал владеть ими. Защитники – даже Белаш! – стали отступать от стены.

Откуда ни возьмись появился одетый в лохмотья карлик. Мириэль сопровождала его. Карлик был дряхлым старцем, но от него внезапно хлынула волна отваги, разгоняя страх и воспламеняя кровь. Бегущие надиры остановились. Маленький шаман взбежал наверх и ловко вскарабкался на стену. Кровавые Рыцари были меньше чем в двадцати шагах от нее.

Кеса-хан поднял руки, и голубое пламя вспыхнуло между его ладонями. Страх, одолевавший Ангела, сменился гневом. Шаман простер руки вперед, нацелив костлявые пальцы на черных воинов. Голубой огонь преобразился в длинное копье, пронзающее панцири и шлемы. Рыцарь, идущий в середине, пошатнулся, и голубой огонь, сделавшись красным, охватил его волосы. На рыцарях загорались плащи и штаны. Они остановились, пытаясь сбить охватившее их пламя.

Надиры, вернувшись к стене, принялись поливать врага стрелами и копьями.

Кровавые Рыцари обратились в бегство.

Маленький надир соскочил со стены и без единого слова пошел прочь.

– Ты бы сел, – сказала Мириэль, подойдя к Ангелу. – Лицо у тебя белое как снег.

– В жизни еще не испытывал такого страха, – признался он.

– И все-таки не побежал, – заметила она.

Пропустив похвалу мимо ушей, он посмотрел вслед маленькому шаману.

– Насколько я понимаю, это Кеса-хан. Он не охотник до разговоров, верно?

– Он крепкий старик, – улыбнулась Мириэль, – но силы его на исходе. Ты даже представить себе не можешь, как изнурила его эта ворожба.

– Все равно мы здесь не удержимся, – сказал Сента, подойдя к ним. – Утром они дважды чуть было не прорвались. Один Исток знает, как нам удалось отбиться.

Кто-то крикнул, и Сента, обернувшись, увидел сотни готиров, запрудивших перевал. Выхватив оба меча, он бросился обратно к стене.

– Он прав, – сказал Ангел. – Поговори со стариком! Надо найти другое место. – И гладиатор поспешил к остальным защитникам.

Бодален следовал за Гракусом, несущим факел. По бесконечным коридорам и железным лестницам они спускались в недра замка. Все здесь было искривлено, искорежено, и в воздухе стоял тихий гул, от которого у Бодалена стучало в висках.

Следом за ним шли остальные восемь воинов Братства, мрачные и молчаливые. Девятый увел лошадей в горы, и Бодален потерял всякую надежду выбраться из этого колдовского места.

Они спускались все ниже и ниже, миновав уже пять этажей, и гул становился громче. Стены здесь были уже не из камня, а из гладкого блестящего металла, вздутого и покоробившегося. В трещинах виднелись переплетения медных, железных, золотых и серебряных нитей.

Бодален испытывал ненависть к этому замку и боялся заключенных в нем тайн, но все же, как зачарованный, смотрел по сторонам. Перед ними возникли стальные двери. Гракус и еще двое воинов открыли их. В маленьком пустом помещении на одной из стен виднелся орнамент – двенадцать круглых камней, оправленных в медь, и на каждом – непонятный Бодалену символ.

Никто не знал, что это за орнамент, и отряд двинулся дальше, отыскивая лестницу вниз.

Наконец они пришли в большую палату, как бы освещенную солнцем, веселую и яркую. Между тем окон здесь не было, и Бодален знал, что от поверхности земли их отделяют сотни футов. Гракус бросил чадящий факел на металлический пол и огляделся. Здесь стояли столы и стулья, все железные, и огромные железные шкафы, украшенные блестящими, отражающими свет драгоценными камнями.

Комнату ограждали панели из матового стекла, сияющие белым светом. Гракус ударил по одной из них мечом, и она разбилась. За ней открылся длинный блестящий цилиндр. Один из воинов ткнул в него мечом. Сверкнула вспышка, воина подняло на воздух и отшвырнуло на двадцать футов, а половина огней померкла.

Гракус подбежал к упавшему и опустился на колени.

– Мертв, – поднявшись, сказал он. – Ничего здесь не трогайте. Подождем хозяина – здешние чары недоступны нашему разуму.

Гул сделался таким громким, что Бодалена мутило. Молодой дренай перешел через зал к открытой двери. За ней находился огромный, фута три окружностью, кристалл, парящий в воздухе между двумя золотыми чашами. Он вращался, разбрасывая вокруг крошечные молнии. Бодален вошел в комнату, где помещался кристалл. Стены в ней были обшиты золотом, на дальней частично сорванная обшивка обнажала искрившуюся гранитную кладку.

Но не кристалл и не золотые стены заставили Бодалена затаить дыхание.

– Гракус! – позвал он. Гракус вошел и тоже воззрился на громадный скелет у задней стены. – Что это еще за дьявольщина? – прошептал Бодален.

– Да уж, без дьявола тут не обошлось. – Гракус, став на колени, потрогал оба черепа и провел пальцами по шеям, ведущим к могучим плечам.

У этого зверя, как бы он ни назывался, было три руки, и одна росла прямо из гигантских ребер. Один из рыцарей попытался приподнять берцовую кость, но полусгнившее сухожилие удерживало ее на месте.

– Я ее даже обхватить не могу, – сказал он. – В этом существе футов двенадцать росту, если не больше.

Бодален оглянулся на дверь, не более трех футов в ширину и шести в высоту.

– Как же оно прошло здесь? – Гракус подошел и увидел на металлических косяках глубокие царапины, обнажающие камень.

– Как оно вошло, не знаю, – тихо сказал он, – но оно содрало себе пальцы до кости, пытаясь отсюда выбраться. Тут должна быть другая дверь – потайная.

Некоторое время они обшаривали стены, ища эту дверь, но так и не нашли. Бодален устал до предела, и голова разболелась еще пуще. Он пошел к выходу. Ноги под ним подкосились, и он свалился на пол. Не в силах пошевельнуться, он увидел, как Гракус тоже упал на колени перед вертящимся кристаллом.

– Надо уходить, – пробормотал Бодален, пытаясь уползти прочь по золотому полу. Но глаза его закрылись, и он погрузился в глубокий сон.

Пробудившись, как ему показалось, он увидел хижину на берегу ручья, пшеничное поле, далекие, в синей дымке, горы. За плугом, запряженным волами, шел человек.

Его отец.

Да нет же. Его отец – Карнак, а тот никогда в жизни не ходил за плугом.

Отец.

Смятение окутало Бодалена, как туман. Он взглянул на солнце, но солнца не было, лишь кристалл вращался высоко в небе, жужжа, как тысяча пчел.

– Хватит бездельничать, Гракус! – сказал пахарь.

«Гракус? Я не Гракус. Я сплю и вижу сон. Вот оно! Надо проснуться». И Бодален на самом деле почувствовал, что просыпается. Он шевельнул рукой, но она точно застряла где-то. Он открыл глаза. Гракус лежал рядом с ним – совсем рядом. «Наверное, это он навалился мне на руку», – подумал Бодален и попытался отползти, но Гракус двинулся вслед за ним, мотая головой и разинув рот. Бодален попробовал встать – и почувствовал непривычную тяжесть справа. Там лежал еще кто-то – и у него не было головы.

«Я лежу на его голове!» – в панике подумал Бодален и оторвался от пола. Безголовое тело поднялось вместе с ним. Бодален завопил. Оно было частью его самого – его плечи вросли в плоть Бодалена.

«Святые небеса! Успокойся, – сказал он себе. – Это всего лишь продолжение сна».

Его левая рука исчезла в плече Гракуса. Бодален попытался вытащить ее, но обмякшее тело черного рыцаря только ближе придвинулось к нему. Их ноги соприкоснулись – и срослись.

Кристалл продолжал вращаться.

Бодален видел, как сливаются вместе тела остальных рыцарей, словно в какой-то безмолвной, противоестественной оргии. А между ними на золотом полу лежал громадный скелет.

Бодален закричал снова и лишился чувств.

Он очнулся, не помня ничего, напряг свои мощные мускулы, перевернулся на живот, уперся в пол тремя ногами и ударился двумя головами о золотой потолок. Это разъярило зверя, и одна из голов бешено взревела. Другая молча мигала серыми глазами на кристалл.

Двое других зверей еще спали.

Кристалл вращался, мерцая синим огнем между золотыми чашами.

Зверь приковылял к нему, вытянул свои три руки и тронул толстым пальцем синий огонек. Боль тут же прошила насквозь его исполинское тело, и обе головы взвыли разом. Одна из рук смазала по кристаллу, отшвырнув его к дальней стене. Синий свет угас, и все огни в комнате сразу померкли.

Почти полная темнота успокаивала. Зверь присел на задние ноги. Он был голоден. Из большого зала шел запах поджаренного мяса. Зверь подошел к порогу и увидел на полу за дверью маленькое дохлое существо, одетое в металл и кожу. Мясо было еще свежее, и голод зверя усилился. Он попытался выйти, но его туша не проходила в дверь. Он взревел и начал ломать каменную кладку над притолокой. Другие звери пришли ему на подмогу, и огромные камни постепенно начали поддаваться.

Кеса-хан открыл глаза и улыбнулся. Наблюдавшая за ним Мириэль заметила торжествующий огонек в его взоре.

– Теперь можно двигаться, – с сухим смешком сказал он. – Путь свободен.

– Но ты говорил, что идти больше некуда!

– Было некуда, а теперь есть куда. Это крепость – очень старая крепость, которая зовется Кар-Барзак. Завтра отправимся в путь.

– Ты многое от меня скрываешь, – упрекнула Мириэль.

– Я скрываю то, чего тебе не нужно знать. Отдохни, Мириэль, скоро тебе понадобятся силы. Ступай посиди со своими друзьями, а я позову тебя, когда время придет.

Мириэль хотелось еще о многом спросить его, но шаман снова закрыл глаза и сел, сложив руки, у огня.

Она встала и вышла в ночь. Сента спал, но Ангел сидел под звездами около маленькой пещеры, прислушиваясь к отдаленным звукам битвы на перевале. Неподалеку пристроился маленький мальчик. Мириэль улыбнулась. Эти двое, разделенные двадцатью футами пространства, сидели в одинаковых позах, поджав под себя ноги. Ангел точил меч о брусок, а мальчик в подражание ему водил палочкой по камню.

– Ты, я вижу, завел себе друга, – сказала Мириэль. Ангел пробурчал в ответ что-то неразборчивое. Она села рядом с ним. – Кто это?

– Откуда мне знать? Он не разговаривает, только знаками изъясняется.

Мириэль прибегла к своему Дару.

– Он совершенно глухой. Сирота.

– Мне это ни к чему знать. – Ангел убрал меч в ножны, а оборвыш сунул палочку за пояс.

Мириэль погладила гладиатора по щеке.

– Ты добрый человек, Ангел. И не способен ненавидеть по-настоящему.

Он удержал ее руку.

– Не трогала бы ты меня. Твой мужчина вон там, в пещере. Молодой, красивый, без единого шрамика – аж смотреть противно.

– Я сама выберу себе мужчину, когда настанет время. Я ведь не знатная дворянка – мой брак не должен мирить два враждующих рода, и приданого у меня нет. Я выйду за того, кто мне по сердцу, кого я буду уважать.

– Ты ничего не сказала о любви.

– О ней много разного говорят, Ангел, но я не знаю, что это такое. Я люблю отца, люблю тебя, люблю сестру и мать. Слово одно, а чувства разные. Быть может, ты имеешь в виду похоть?

– Отчасти. И ничего плохого в этом нет, хотя многие думают по-другому. Но любовь – это нечто большее. Была у меня одна черненькая – в постели она пробуждала во мне такую страсть, как ни одна из моих жен. И все-таки я с ней не остался. Я не любил ее, вот в чем дело. Обожал, но не любил.

– Ну вот, опять это слово!

– Да – а как же быть? Как иначе описать ту, кто нам и друг, и любовница, и сестра, а порой даже и мать? Ту, кто вызывает в нас страсть, восхищение и уважение? Человека, который останется рядом, даже если весь мир ополчится против тебя? Вот кого ты ищешь, Мириэль. – Он отпустил ее руку и отвел глаза. Она придвинулась поближе.

– А ты, Ангел? Мог бы ты стать мне другом, любовником, братом и отцом?

Он обратил к ней свое обезображенное лицо.

– Мог бы. – Она почувствовала, что он колеблется, потом он взял ее руку и с улыбкой поцеловал. – Ты моложе, чем мои сапоги, Мириэль. Сейчас тебе кажется, что это не имеет значения, но ты заблуждаешься. Тебе нужен мужчина, который будет расти рядом с тобой, а не дряхлеть. – Он перевел дух. – Хотя мне очень нелегко сознаться в этом.

– Ты совсем не так уж стар, – укоризненно сказала она.

– А разве Сента тебе не нравится?

Она отвела взгляд.

– Он волнует меня… и в то же время пугает.

– Это хорошо. Так и должно быть. Я, как старое кресло, – удобен, но такой девушке, как ты, нужно нечто большее. Дай ему шанс. В нем много хорошего.

– Почему ты так к нему привязан?

– Когда-то я знавал его мать, – усмехнулся Ангел. – Давно, еще до его рождения.

– Ты думаешь, что он?…

– Не знаю, но это возможно. На ее мужа он уж точно не похож. Но это должно остаться между нами, понимаешь?

– И все-таки ты сразился бы с ним там, у хижины?

Он кивнул с серьезным лицом.

– Он все равно одержал бы верх. Он превосходный боец – лучше всех, кого я знаю.

Мириэль внезапно рассмеялась.

– С чего это ты? – спросил он.

– Он не собирался тебя убивать. Я прочла это в его мыслях. Он хотел ранить тебя или обезоружить.

– Это могло стать для него роковой ошибкой.

Она заглянула ему в глаза, и ее улыбка померкла.

– Неужто ты убил бы собственного сына?

– Что поделаешь? Я воин, Мириэль, и когда мечи сходятся, для чувств не остается места. Жизнь или смерть – больше ничего. – Он взглянул на маленького надира, который уснул прямо на камне, положив голову на тонкие ручонки и подтянув колени к животу. Ангел молча встал, укрыл мальчика своим плащом и вернулся к Мириэль. – Что замышляет твой старик?

– Этого я не знаю, но завтра мы уходим отсюда – к какой-то старой крепости в горах.

– Хорошая новость. Здесь мы долго не протянем. Ложилась бы ты спать.

– Не могу. Он скоро потребует меня.

– Для чего?

– Для противоборства с ожившими мертвецами.

Кеса-хан сидел у огня, и его дряхлое тело дрожало от ночного ветра, колебавшего пламя. Сейчас он не думал об усталости – смертельной усталости, гнетущей его. Все так сложно, так много нитей судьбы надо свести воедино. Почему все сбывается теперь, а не тогда, когда он был молод и полон сил? Теперь он стар, изможден и стоит на краю могилы. Боги в лучшем случае капризны.

Ум его полон замыслов, и успех каждого из них зависит от другого. «Ничего, – сказал он себе. – Путь, будь он хоть в тысячу лиг, начинается с первого шага, вот и сосредоточься на нем».

Демоны явятся и приведут с собой души умерших. Как их всех побороть? Дренайка сильна, сильнее, чем сама думает, но одна она не сулит верной победы. Шаман закрыл глаза и мысленно призвал Мириэль к себе. Урочный час близился.

Кеса-хан потянулся к сосуду с серым порошком, но отдернул руку. Нынче он и так уже принял слишком много – впрочем, боги всегда помогают отчаянным. Он обмакнул палец в порошок и поднес ко рту. Сердце заколотилось, и он почувствовал, как сила вливается в его члены. Огонь вспыхнул желтым, золотом и пурпуром, а по стенам побежали теневые танцовщицы.

Дренайка вошла в пещеру. «Ну и страшна же, – подумал шаман. – Длинная и тощая». Даже в дни своей юности он не счел бы ее соблазнительной. За ней шел дренайский воин с иссеченным шрамами лицом.

– Здесь не место тем, кто не имеет Дара, – сказал шаман, уставив на него свои темные глаза.

– Я ему так и сказала, – ответила Мириэль, садясь напротив Кеса-хана, – но он все равно пришел.

– Она сказала, что сюда придут демоны и ожившие мертвецы, – вмешался Ангел. – Возможно ли убить их мечом?

– Нет, – ответил шаман.

– А голыми руками?

– Нет.

– Как же Мириэль будет бороться с ними?

– С помощью своего мужества и своего Дара.

– Тогда я останусь с ней. В моем мужестве еще никто не сомневался.

– Ты нужен здесь, чтобы сражаться на стене с живыми людьми. Было бы сущим безумием позволить тебе войти в Пустоту. Ты пропадешь там ни за что.

– Не тебе распоряжаться моей жизнью, – загремел Ангел. – Я здесь из-за нее. Если она умрет, я уйду. Судьба твоих вшивых варваров меня не волнует. Понятно? Если ей грозит опасность, я иду вместе с ней.

Кеса-хан, полуприкрыв глаза, смотрел на высокого дреная. «Как же я их ненавижу, – думал он. – Их надменный тон, их снисходительность». Шаман встретился взглядом со светлыми глазами Ангела и дал ему ощутить свою ненависть. Тот улыбнулся и медленно кивнул. Шаман встал.

– Как хочешь, Попробуй-убей. Ты отправишься вместе с женщиной.

– Хорошо, – сказал гладиатор и сел рядом с Мириэль.

– Нет, – возразила она. – Это неразумно. Если я буду сражаться, то не смогу оберегать Ангела.

– Я не нуждаюсь в твоей защите!

– Успокойся! Ты не имеешь никакого понятия о том, что нам предстоит, об опасностях, которые нас там ждут, и о том, как обороняться. Ты точно грудной младенец, и у меня не будет времени нянчиться с тобой!

Ангел покраснел и вскочил на ноги.

– Нет-нет! – сказал Кеса-хан. – Мне думается, ты неверно судишь о положении вещей, Мириэль, как поначалу неверно судил и я. Пустота – место опасное, но отважный человек пригодится и там. Я пошлю туда вас обоих и вооружу Попробуй-убей доступным ему оружием.

– А что будешь делать ты?

– Ждать здесь. Но мы с тобой будем связаны.

– Но ведь демоны явятся сюда?

– Нет. Они не за мной охотятся. Разве ты не понимаешь? Потому-то ты мне и нужна. Они будут искать твоего отца. Цу Чао знает, как опасен для него Нездешний. Он уже пытался убить его во плоти, но потерпел неудачу. Теперь он постарается заманить душу твоего отца в Пустоту. Нездешнего нужно защитить.

– У отца тоже нет Дара, – со страхом сказала Мириэль.

– Вот тут ты ошибаешься, – прошептал Кеса-хан. – Он обладает величайшим из всех даров – даром выживания.

15

Касай и его люди, проохотившись больше трех часов, увидели вдруг южанина на громадном рыжем жеребце. Касай придержал свою степную лошадку. Это было прекрасное животное, ростом в четырнадцать ладоней, но конь южанина насчитывал все шестнадцать ладоней, а то и больше. Двоюродный брат Касая Чулай поравнялся с ним.

– Убьем его? – спросил Чулай.

– Погоди. – Касай рассматривал едущего к ним всадника. Весь в черном, с черным меховым плащом на плечах. На его лице запеклась кровь. Он направил коня к охотникам, и Касай не заметил в нем страха. – Хороший конь, – сказал Касай, когда незнакомец приблизился.

– Лучше, чем его хозяин, которого я убил. – Всадник говорил весело, и это рассердило Касая.

– Ради такого коня стоит убить, – сказал он многозначительно, опустив руку на меч.

– Верно. Но ты сперва спроси себя, стоит ли ради него умирать.

– Нас пятеро, а ты один.

– Неверно. Ты один, и я один. Когда дойдет до дела, я убью тебя в тот же миг. – Спокойная уверенность этих слов дохнула на задор Касая, как зимний ветер.

– Ты так низко ценишь моих братьев? – спросил он, стараясь вновь подчеркнуть свое численное превосходство.

Всадник со смехом оглядел остальных.

– Я всякого надира ценю высоко. Слишком со многими из вас я сражался в прошлом. Похоже, мы можем выбирать одно из двух: либо сразиться, либо отправиться в ваш лагерь и поесть.

– Давай убьем его, – сказал Чулай по-надирски.

– Это будет последней попыткой в твоей жизни, недоумок, – на безукоризненном надирском проговорил всадник.

Чулай наполовину вытащил меч из ножен, но Касай остановил его.

– Откуда ты знаешь наш язык?

– Скажи сперва – есть будем или драться?

– Мы будем есть. Будь гостем в нашей юрте. Ну, так откуда?

– Я много раз бывал у надиров – и как друг, и как враг. Меня зовут Нездешний, но кочевой народ дал мне и другие имена.

– Я слышал о тебе, Бычий Череп, – кивнул Касай. – Ты славный воин. Следуй за мной, и ты получишь свою еду. – Касай повернул коня и поскакал на север. Чулай, бросив на дреная убийственный взгляд, последовал за братом.

Два часа спустя они уже сидели вокруг пылающей жаровни в высокой, крытой козьими шкурами юрте. Нездешний, поджав ноги, занял место на кошме напротив Касая. Оба ели из общей миски мягкий сыр, запивая его крепкой водкой из глиняного кубка.

– Что привело тебя в степь, Бычий Череп?

– Я ищу Кеса-хана из племени Волков.

– Ему давно пора умереть, – кивнул Касай.

– Я еду не затем, чтобы убить его, – хмыкнул Нездешний, – я еду ему помочь.

– Быть того не может!

– Уверяю тебя. С ним моя дочь и мои друзья – я по крайней мере надеюсь на это.

– Но зачем? – изумился Касай. – На что тебе эти Волки? У нас до сих пор рассказывают о волшебстве Кеса-хана и о том, как он наслал на тебя оборотней. С чего ты вздумал помогать ему?

– Враг моего врага – мой друг. Я хочу смерти одного человека, который служит императору.

– Ты говоришь о Цу Чао? Да проклянут боги его душу на веки вечные. Да, это хороший враг. Но с помощью Волкам ты запоздал. Готиры уже осадили их горную твердыню. Ты туда не пробьешься.

– Я найду способ.

Касай кивнул, допил водку и вновь наполнил кубок из кувшина. Нездешний слегка пригубил предложенный напиток.

– Мы – племя Длинного Копья. Волки – наши враги на всю жизнь и после смерти. Но я не хочу, чтобы готиры истребили их. Я сам хочу вогнать клинок в Анши Чена. Сам хочу отрезать голову Белашу. Сам хочу вырезать сердце Кеса-хана. Эти удовольствия не для круглоглазых свиней, живущих в камне.

– Сколько у вас здесь мужчин?

– Бойцов? Шесть сотен.

– Как ты смотришь на то, чтобы помочь Волкам?

– Ба! Язык мой отсохнет, и предки повернутся ко мне спиной, когда я вступлю в Долину Покоя. Нет, я не стану им помогать, зато помогу тебе. Дам тебе еды и провожатого, если хочешь. В горы ведет несколько дорог.

– Спасибо, Касай.

– Не за что. Если найдешь Кеса-хана, объясни ему, почему я тебе помог.

– Непременно. Скажи, ты тоже мечтаешь о приходе Собирателя?

– Конечно – какой надир не мечтает?

– Какой он, по-твоему, будет?

– Он выйдет из Длинного Копья, это ясно.

– И как же он объединит надиров?

– Для начала он изничтожит Волков, – улыбнулся Касай, – и прочие вероломные племена.

– Ну а вдруг Собиратель произойдет не из Длинного Копья, а из Волков?

– Быть того не может.

– Он должен быть поистине необыкновенным человеком.

– Выпьем за это, – сказал Касай, передавая кубок Нездешнему.

Завернувшись в плащ, положив голову на седло, Нездешний лежал на кошме и слушал, как воет ветер за стенами юрты. По ту сторону жаровни спал Касай с двумя своими женами и детьми. Нездешний устал, но сон не шел к нему. Он перевернулся на спину и стал смотреть, как дым уходит через отверстие в кровле и как ветер уносит его прочь. Через дыру виднелись три звезды.

Нездешний закрыл глаза, вспоминая день, когда сражался за бронзовые доспехи. На него напали надиры – он убил их. Потом явился последний оборотень – две стрелы в голову остановили его. Нездешний, одинокий и израненный, хотел уйти – и увидел перед собой Черных Рыцарей. Их он победить не смог, но великан Дурмаст, вероломный Дурмаст, пришел к нему на выручку и отдал свою жизнь за него, человека, которого намеревался предать.

Нездешний вздохнул. Столько смертей. Дурмаст, Геллан, Даниаль, Крилла. И эти вечные войны – битвы, разгром и отчаяние. Когда же все это кончится, в могиле? Или бой будет длиться и за ней?

Храпящий Касай заворчал, когда одна из жен толкнула его во сне. Нездешний поглядел в его сторону. Угли в жаровне догорали, и в юрте стоял красноватый сумрак. У Касая есть семья, его будущее обеспечено, он любим.

Нездешний повернулся на бок, спиной к надирскому вождю, и снова попытался уснуть. Но на этот раз перед ним возник Дардалион, привязанный к дереву, искромсанный и окровавленный, в окружении хохочущих мучителей.

В тот день мир Нездешнего переменился. Он спас священника и был втянут в вечный бой Света и Тьмы, Гармонии и Хаоса. А еще он встретил Даниаль. Нездешний застонал и снова повернулся. Все его мышцы ныли.

«Хватит копаться в прошлом, – сказал он себе. – Подумай о завтрашнем дне. Только о завтрашнем, не забегая вперед. Найти дорогу в Лунные горы, стать рядом с Мириэль и Ангелом и делать то, что ты умеешь лучше всего: драться.

И убивать».

Сон застал Нездешнего врасплох, и душа его уплыла во тьму.

Стены были липкие, коридор темный и до ужаса тесный. Нездешний недоуменно заморгал, пытаясь вспомнить, как попал сюда. Это было очень трудно. Быть может, он ищет здесь что-то – или кого-то?

В бесконечном коридоре не было ни дверей, ни окон. Холодная вода проникала в сапоги.

«Должно быть, я заблудился», – подумал он.

Света здесь не было, и все же он видел.

Лестница. Надо найти лестницу. Страх коснулся его души, но Нездешний безжалостно разделался с ним. Сохраняй спокойствие! Думай! Он двинулся дальше. Вдалеке в стенной нише что-то белело. Он устремился туда, расплескивая воду, и увидел скелет, на ржавых цепях подвешенный к стене. Связки и сухожилия не совсем еще сгнили, и скелет был цел, только левой ноги до колена недоставало. В грудной клетке что-то зашевелилось – две крысы устроили там гнездо.

– Добро пожаловать, – произнес голос, и Нездешний в испуге отступил. На месте черепа явилось красивое лицо, обрамленное золотыми волосами. Оно улыбалось. Нездешний с бешено бьющимся сердцем потянулся к арбалету – и увидел, что оружия нет. – Добро пожаловать в мой дом, – сказала красивая голова.

– Я вижу тебя во сне?

– Возможно.

Крыса шмыгнула из-под голых ребер на выступ стены.

– Что это за место?

Голова рассмеялась, вызвав эхо в туннеле.

– Что ж, давай подумаем… Как по-твоему, похоже оно на рай?

– Нет.

– Стало быть, это что-то другое. Но стоит ли жаловаться? Так приятно в кои-то веки увидеть здесь гостя. Есть, конечно, крысы, но с ними особенно не разговоришься.

– Как мне выйти отсюда?

Голова улыбнулась, и светлые глаза широко раскрылись, загоревшись торжеством. Нездешний обернулся и увидел меч, нацеленный ему в горло. Отклонившись, он ударил кулаком в жуткое лицо своего противника. Тот упал в воду, но тут же встал. Он походил на человека, но его кожу покрывала чешуя, а огромные глаза сидели по бокам головы, как у рыбы. Вместо носа у него была щель, безгубый, усаженный клыками рот имел форму перевернутой буквы V.

Существо ринулось вперед. Нездешний ухватился за ребра скелета и выломал одно из них. Существо взмахнуло мечом, и Нездешний ткнул ребром ему в грудь. Оно выронило меч, испустило страшный вой и исчезло.

Нездешний подобрал меч и вернулся к скелету. Красивое лицо пропало, а гнилой череп провалился внутрь и плюхнулся в мутную воду.

С мечом в руке Нездешний двинулся дальше, насторожив все свои чувства.

Туннель стал шире, и впереди показалась арка, а за ней – лестница. На первой ее ступени сидел старик в заплесневелых лохмотьях. В руках он держал шар из прозрачного хрусталя, светящийся белым огнем.

– Это твоя душа, – сказал старик, подняв шар вверх. – Если я уроню ее и разобью, ты никогда уже не выйдешь отсюда и вечно будешь блуждать в этом подземелье. Ступай назад, откуда пришел.

– Я хочу подняться по этой лестнице, старик. Дай мне дорогу.

– Еще один шаг – и твоя душа погибнет! – Нездешний ударил по шару мечом, и блестящие осколки посыпались в воду. – Откуда ты знал? – простонал старик.

– Моя душа при мне, – ответил Нездешний, и старик исчез.

Нездешний двинулся к лестнице. Ее стены мерцали слабым зеленым светом, а ступени блестели, будто намасленные. Набрав в грудь воздуха, он взошел на первую ступень, потом на вторую. Из стены высунулись руки с крючковатыми когтистыми пальцами. Нездешний обрубил чешуйчатую кисть, и она вцепилась в его кожаный камзол. Он отшвырнул ее от себя и стал подниматься по лестнице, отбиваясь мечом от новых, хватающих его рук.

Лестница вывела его на площадку с двумя дверьми – одна, позолоченная, была приоткрыта, в проеме другой свернулся огромный трехголовый змей. За полуоткрытой дверью виднелся солнечный луч, теплый и манящий, но Нездешний, не глядя туда, смотрел на змея – в каждой пасти гада торчали клыки не меньше фута длиной. Яд, капающий с них, шипел на каменных плитах.

На пороге полуоткрытой двери появилась фигура в одеждах из света.

– Иди сюда. Скорее! – ласково позвал белокурый человек с добрыми голубыми глазами. – Иди сюда, где свет! – Нездешний двинулся к нему, ухватил за длинный подол и швырнул змею. Одна из голов вцепилась жертве в плечо, другая в ногу. Громкие вопли наполнили воздух.

Нездешний перескочил через бьющееся тело. Третья голова устремилась к нему – он ударил ее мечом в глаз. Из раны хлынула черная кровь, и голова отскочила назад. Нездешний навалился на дверь плечом и влетел в какой-то большой зал.

Там ждал его человек с мечом в руке – Морак.

– Тут уж никакой издыхающий пес тебя не спасет! – сказал он.