Текст книги "Волчье логово"

20

Цу Чао дрожал, и пот градом лился по его лицу. Он пытался овладеть собой, но не мог унять бешено колотившегося сердца.

«Ничего он тебе не сделает, – твердил он. – Он один, а твоих людей много. И еще собаки. Да-да, собаки! Уж они-то его унюхают!» Цу Чао сел за письменный стол, глядя в открытую дверь, где стояли двое часовых с мечами наголо.

Собаки привезены из Чиадзе – крупные звери с сильными челюстями и мощными плечами. Эта порода выведена для охоты на медведя. Они разорвут убийцу, обгложут его до костей!

Чародей дрожащей рукой налил себе вина, закапав пергаменты на дубовом столе. Ладно, пусть. Ничто больше не имеет значения – лишь бы пережить эту полную страха ночь.

– Мой господин! – мысленно обратился к нему Каста.

– Да?

– Одна из собак мертва, остальные спят. Рядом с ними мы нашли остатки свежего мяса. Мне думается, он отравил их. Мой господин! Вы слышите меня?

Цу Чао оцепенел, не способный больше мыслить здраво.

– Господин! Господин! – звал его Каста, но Цу Чао не отвечал. – Я расставил всех людей вокруг дворца. Мы перекрыли весь нижний этаж и охраняем все три лестницы.

Чародей осушил кубок и налил второй. Хмель подкрепил его угасающее мужество.

– Хорошо. – Он встал и покачнулся, ухватившись за стол. «Слишком много я выпил, – подумал он, – и слишком быстро. Ну да ничего. Это пройдет». Он несколько раз глубоко вздохнул и снова почувствовал себя сильным.

Он быстро вышел в коридор. Часовые вытянулись при его появлении.

– Следуйте за мной, – приказал он и направился к лестнице, ведущей в подвал. Один страж шел впереди него, другой позади. От подножия лестницы начинался освещенный факелами коридор. В дальнем его конце за столом трое мужчин играли в кости. Когда Цу Чао вышел на свет, они вскочили.

– Приведите узников в святилище, – велел он.

– Господин! – раздался торжествующий голос Касты.

– Говори.

– Он мертв. Один из часовых увидел, как он лезет на крышу. Они сразились, и стражник сбросил убийцу на камни.

– Отлично! – вскричал Цу Чао, взмахнул кулаком. – Принесите его тело ко мне – я отправлю его прямо в ад! – Ох, как сладка стала жизнь в этот миг, как разливалось в душе соловьиной трелью: «Нездешний мертв! Нездешний мертв!»

Бросив своих людей, он прошел в каморку в конце коридора, заперся на ключ, достал из тайника под дубовым столом пятый том Тайной Книги и раскрыл его на девятой странице. Потом закрыл глаза, произнес заклинание и оказался в воздухе над стенами Кар-Барзака. Но пульсирующая сила, идущая от крепости, не подпускала его ближе. И вдруг, с внезапностью солнца, проглянувшего после грозы, эта сила исчезла. Изумленный Цу Чао послал свой дух в подземный лабиринт под замком и увидел священника Экодаса, прижимающего к себе кристалл. Чародей почувствовал, как возрос Дар монаха, почуял его растущее честолюбие и неуемные желания.

Цу Чао заговорил со священником, как с братом по духу, и тот пообещал доставить кристалл в Гульготир. Чародей знал, что он говорит чистую правду. Стараясь скрыть от Экодаса свое торжество, он вернулся во дворец.

Нездешний мертв, кристалл принадлежит ему, Цу Чао, и через несколько мгновений души двух владык будут отданы Шемаку.

И сын сапожника станет Властелином Мира!

Готиры отступили снова. Ряды защитников поредели, оставшиеся в живых были измотаны. Дардалион остановился над телом толстого Мерлона. Монах погиб в воротах, бросившись в гущу солдат, лезущих сквозь сломанную решетку. Орса-хан с двумя десятками надиров бросился ему на подмогу, и вместе они отбили врага – но окровавленный Мерлон остался лежать на земле.

Через несколько мгновений он умер. Дардалион опустился рядом с ним на колени.

– Ты был хорошим человеком, друг мой. Да примет тебя Исток.

Краем глаза он увидел Ангела – тот вышел из замка, неся тело Сенты. Дардалион со вздохом встал. Следом показались Мириэль и маленький мальчик. Дардалион двинулся им навстречу. Ангел положил тело друга на землю, а мальчик, испугавшись воина в серебряных доспехах, шмыгнул обратно в замок.

– Где Экодас? – спросил, помолчав, Дардалион.

– Он жив. Кристалл разбит.

– Слава Истоку! Я не верил до конца, что даже Экодас окажется достаточно силен.

Мириэль хотела сказать что-то, но Ангел прервал ее.

– В этой вещи заключалось великое Зло.

Экодас показался на пороге, щурясь на меркнущий дневной свет. Дардалион подбежал к нему.

– Ты сделал это, сын мой! Я горжусь тобой. – Он хотел обнять Экодаса, но тот оттолкнул его.

– Я ничего не сделал – и из-за моего бездействия погиб человек. Оставь меня, Дардалион, – прошептал Экодас и, шатаясь, пошел прочь.

– Расскажи мне все, – сказал настоятель, глядя на Мириэль. Она вздохнула и повела рассказ о сражении с чудовищем и о смерти Сенты. Голос ее звучал тихо и безжизненно, глаза смотрели вдаль. Дардалион чувствовал ее боль и ее горе.

– Мне очень жаль, дитя мое. Бесконечно жаль.

– Что ж, на войне люди всегда гибнут, – сказала она и, как во сне, пошла через двор.

Ангел накрыл Сенту своим плащом и встал.

– Я с удовольствием убил бы Кеса-хана, – процедил он.

– Этим ничего не поправишь. Ступай за Мириэль. Она сейчас сама не своя – как бы не случилось худого.

– Пока я жив, с ней ничего не случится. Но скажи мне, настоятель, к чему все это? Зачем нужна была его смерть? Сделай милость, скажи мне, что все это было не зря, – и я не желаю ничего слышать о твоем Собирателе.

– Я не могу ответить тебе. Ни один человек не знает, как завершится его путь и к чему приведут его действия. Но кое-что я тебе скажу – и надеюсь, что ты сохранишь это в тайне и не скажешь ни единой живой душе. Смотри – вот она сидит на стене. Что ты видишь?

Ангел взглянул на Мириэль в зареве заката.

– Прекрасную женщину, твердую – и в то же время хрупкую, сильную – но любящую. Что еще, по-твоему, я должен видеть?

– То, что вижу я. Молодую женщину, несущую в себе семя будущего величия. Она уже растет в ней – крошечная искорка жизни, рожденная от любви. И если мы выживем здесь, эта искра в один прекрасный день вспыхнет пламенем.

– Так она беременна…

– Да. Сыном Сенты.

– Он так и не узнал об этом, – сказал Ангел, глядя на покрытое плащом тело.

– Зато ты знаешь, Ангел. Ты знаешь, что ей есть ради чего жить. Но она нуждается в помощи. Не многие мужчины способны обременить себя чужим ребенком.

– Меня это не пугает, настоятель. Я люблю ее.

– Так ступай же к ней, сын мой. Посиди с ней. Раздели ее горе.

Ангел кивнул и ушел. Дардалион направился в замок. Мальчик сидел в зале за столом, разглядывая свои руки. Дардалион, сев напротив, улыбнулся ему, и мальчик вернул улыбку.

Сверху спустился Кеса-хан и подошел к Дардалиону.

– Я видел ее на стене, – сказал шаман. – Я счастлив, что она осталась жива.

– Но ее возлюбленный погиб.

– Эка важность, – махнул рукой шаман.

Дардалион сдержал гневный ответ.

– Я должен что-то сказать тебе, Кеса-хан, – сказал он, пристально глядя на черноглазого мальчика.

– Да?

– Тот молодой вождь, который женится на дочери Шиа…

– Ты знаешь, где его найти?

– Вот он, перед тобой.

– Кто? Этот глухонемой пащенок?

– Клянусь всем святым, шаман, ты поистине достоин презрения! – загремел Дардалион. – Он оглох младенцем, из-за болезни, а лишившись слуха, и говорить не мог научиться. Экодас вылечил его. Все, что ему теперь нужно, – это время, терпение и то, на что ты вряд ли способен: любовь! – С этими словами Дардалион повернулся и вышел из замка.

Вишна встретил его во дворе.

– Они опять строятся, чтобы идти в атаку. Нам придется попотеть, чтобы сдержать их.

Нездешний, сидя на крыше, смотрел, как суетится народ вокруг сброшенного вниз тела. Часовой чуть было не застал его врасплох – но пока он вытягивал меч, черный метательный нож, вонзившись ему в горло, пресек все дальнейшие попытки, а заодно и жизнь. Нездешний быстро снял с него одежду, надев на убитого собственные штаны и камзол.

Покойник был чуть пониже Нездешнего, и его штаны оказались немного коротковаты, зато черный панцирь и шлем с забралом пришлись впору. Длинные, до колен, сапоги, скрыли изъян в одежде. Они жали, но мягкая кожа сделала это обстоятельство сносным.

Выглянув через парапет, Нездешний увидел часовых на дворе. Он вынул меч убитого и закричал:

– Он тут! На крыше! – Невидимый снизу, он стукнул своим клинком о чужой так, что эхо пошло по всему двору, и трижды ударил мечом по лицу мертвеца, обезобразив его до неузнаваемости. Потом подтащил труп к краю крыши и сбросил его вниз.

Он выждал несколько минут и видел, как солдаты внесли тело во дворец. Потом надел шлем, опустил забрало, прихватил вторую веревку и перебежал к заднему краю. Нагнувшись, он осмотрел окна внизу. Согласно сведениям, добытым Мадзе Чау, где-то в углу должна быть лестница, ведущая вниз.

Захлестнув веревку за верхушку колонны, он спустился вниз мимо двух окон и остановился у третьего. Окно было открыто, свет внутри не горел. Перекинув ногу через подоконник, Нездешний проник в комнату. Это была спальня с узкой кроватью без одеял и простыней – наверное, для гостей. Спрятав заряженный арбалет под черным плащом убитого, Нездешний вышел в коридор. Лестница была направо, и он двинулся к ней. Он услышал шаги на ступеньках, но не остановился. Навстречу ему поднимались двое рыцарей.

– Кто же все-таки прикончил убийцу? – спросил Нездешнего один из них.

– Не я, к сожалению, – пожал плечами Нездешний, продолжая спускаться.

Рыцарь схватил его за плечо.

– В таком случае, кто остался наверху?

– Никто. – Нездешний вскинул арбалет, и стрела попала в открытый рот рыцаря. Второй хотел убежать, но Нездешний выстрелил ему в затылок. Рыцарь упал на ступени, и настала тишина.

Зарядив арбалет последними двумя стрелами, Нездешний устремился вниз.

Освобожденный от цепей Карнак напрягся, но почувствовал нож у горла и понял, что сопротивление бесполезно. Он ожег взглядом державших его людей.

– Клянусь богами, я запомню ваши лица!

– Тебе недолго придется утруждать свою память, – засмеялся кто-то.

Его выволокли из темницы и потащили по освещенному факелами коридору. У одной из дверей стоял Цу Чао.

– Будь ты проклят, желтый ублюдок! – крикнул Карнак. Цу Чао молча посторонился, и дреная втащили в святилище. На полу мелом была начерчена пятиконечная звезда, а золотая проволока, натянутая между чугунными подсвечниками, образовывала поверх нее шестиконечную. Карнака снова приковали к стене рядом с другим узником – высоким, стройным молодым человеком, державшимся с царственным достоинством, несмотря на синяки на лице.

– Я знаю, кто вы, – прошептал Карнак.

– Да, я тот глупец, что доверился Цу Чао.

– Вы – император.

– Я им был, – печально вздохнул узник. – Вот он, змей…

Цу Чао в пурпурных одеждах подошел к ним.

– Этой ночью, господа, вы увидите, как я обрету невиданную доселе власть. – Его раскосые глаза блеснули, и тень улыбки мелькнула на тонких губах. – Я прекрасно понимаю, что вы не сможете в полной мере разделить мою радость, хотя достигну я ее при вашем прямом содействии. – Он положил ладонь на массивную грудь Карнака. – Для начала я вырежу у вас сердце и возложу его на золотой алтарь. Эта жертва привлечет сюда слугу владыки Шемака. Потом настанет ваш черед, император. Вас я отдам демону живьем, дабы он пожрал вас.

– Делай как хочешь, колдун, – бросил император, – но не докучай мне более.

– О, вашему величеству недолго осталось скучать. – В комнату вошли трое, неся окровавленный труп. – Ага! Моя неотвратимая якобы судьба. Тащите его сюда!

Рыцари опустили тело на пол. Цу Чао улыбнулся.

– Каким же ничтожным кажется он после смерти, с лицом, иссеченным острым мечом храброго рыцаря! Посмотрите только… – И тут Цу Чао умолк, глядя округлившимися глазами на правую руку мертвеца. На ней недоставало среднего пальца, и на месте старой раны остался белый рубец. Цу Чао опустился на колени рядом с телом. На безымянном пальце было надето кольцо красного золота, имевшее вид свернувшейся змеи. – Глупцы! – прошипел чародей. – Это же Онфель! Видите кольцо? – Цу Чао потерял всякое спокойствие. – Нездешний жив! Он здесь, во дворце. Бегите же! Ищите его!

Рыцари выбежали вон. Цу Чао закрыл дверь и заложил тяжелый засов.

– Он убьет тебя, колдун! – захохотал Карнак. – Ты уже мертвец!

– Закрой свою мерзкую пасть! – провизжал Цу Чао.

– Попробуй меня заставить! Чем ты можешь мне пригрозить? Смертью? Вряд ли. Я знаю человека, который за тобой охотится, и знаю, на что он способен. Клянусь костями Миссаэля, я сам устроил за ним охоту, я привлек к делу самых искусных убийц и самых лучших воинов – однако он все еще жив.

– Надолго ли? – Медленная жестокая улыбка искривила тонкие губы чародея. – Я слышал, ты нанял убийц, чтобы защитить своего драгоценного Бодалена. Он сам мне рассказывал.

– Ты видел моего сына?

– Как же иначе, дорогой мой Карнак? Он ведь был моим человеком. Он сообщал мне обо всех твоих планах, веря, что, когда я убью тебя, Дренаем будет править он.

– Лжешь, сукин сын! – загремел Карнак.

– Нет, не лгу. Спроси своего соседа, бывшего императора. Ему-то незачем лгать – он умрет вместе с тобой. Бодален был слабым, бесхребетным созданием, и под конец от него совсем не стало проку. – Цу Чао закатился тонким пронзительным смехом, вызвавшим эхо в святилище. – Имей он даже силу десяти человек, ему трудно было бы выполнить мое поручение. Бедный, глупый, мертвый Бодален.

– Мертвый? – прошептал Карнак.

– Да, он мертв. Я послал его в заколдованную крепость. Тебе неприятно было бы увидеть, во что он превратился, поэтому я покажу тебе.

Чародей закрыл глаза. В голове у Карнака помутилось, и он увидел перед собой тускло освещенное подземелье, где какое-то кошмарное чудище сражалось с молодой женщиной и гладиатором Сентой. Он видел, как Сента упал и как подоспел на подмогу второй гладиатор, Ангел. Потом картина померкла.

– Я хотел бы показать тебе, что было дальше, но, увы, мне пришлось уйти. Это чудовище – не что иное, как Бодален и еще несколько моих людей, слитых воедино колдовской силой.

– Я тебе не верю.

– Я так и думал, что ты не поверишь, и потому припас для тебя еще одну картинку из Кар-Барзака.

И Карнак увидел Бодалена и других воинов, засыпающих в Кристальной Палате, увидел, как сливаются их тела…

– Нет! – закричал дренайский правитель, рванувшись в своих цепях.

– Мне приятны твои страдания, дренай, – и вот тебе еще повод помучиться. Завтра Гален убьет твоего приятеля Астена, и дренаи, как и готиры, перейдут под власть Братства. То же произойдет и с Вентрией. Все три империи будут подчиняться одному владыке. Мне.

– Ты забываешь о Нездешнем. Клянусь всеми богами, я отдал бы душу, чтобы дожить до того мгновения, когда он разделается с тобой.

– Еще до исхода ночи моя власть станет столь велика, что ни один клинок не сможет ранить меня. Тогда я с радостью встречу этого дренайского дикаря.

– Он уже здесь, – произнес чей-то холодный голос. – Встречай.

Цу Чао сощурился, вглядываясь в полумрак святилища. Из-за колонны вышел рыцарь и поднял забрало своего шлема.

– Не может быть! – прошептал Цу Чао. – Не может быть!

– Я вошел вместе с воинами, несшими тело. Ты поступил очень любезно, когда заперся.

Нездешний вышел вперед, подняв арбалет. Цу Чао метнулся влево и побежал, перескакивая через проволоку, в середину пятиконечной звезды. Стрела вылетела, целя ему в шею, но в последний миг он отклонился, закрывшись рукой. Стрела пробила ему запястье, и он закричал от боли. Нездешний прицелился снова, но чародей спрятался за золотым алтарем и начал произносить заклинания.

Вокруг алтаря заклубился черный дым. Он поднялся вверх и принял очертания исполина с волосами и глазами из зеленого пламени. Нездешний пустил стрелу в его широкую грудь – она прошла насквозь и ударилась о заднюю стену.

Цу Чао встал перед дымовым колоссом.

– Ну, что теперь, жалкий человечишка? – глумливо крикнул он Нездешнему. – Какое еще оружие у тебя есть в запасе? – Нездешний молчал. Стрелы у него кончились. Он бросил арбалет и вынул саблю.

– Владыка Шемак! – завопил Цу Чао. – Я требую его смерти!

Голос, подобный далекому грому, прокатился по комнате:

– Не тебе повелевать мною, человек! Ты можешь лишь просить об услугах, за которые расплачиваешься кровью. Где же плата?

– Вот она! – показал Цу Чао на скованных узников.

– Они еще живы. Обряд не завершен.

– Сейчас я вручу их жизни тебе, владыка, – клянусь! Но сначала, молю тебя, отдай мне жизнь убийцы Нездешнего.

– Мне будет приятнее посмотреть, как ты убьешь его, – сказал демон. – Дать тебе силу?

– Да! Да!

– Будь по-твоему!

Цу Чао закричал от боли, и голова его запрокинулась назад. По телу прошла судорога, и оно стало расти ввысь и вширь. Одежда лопнула и свалилась под напором бугристых мускулов. Из исковерканного горла вырвались жуткие стоны. Нос и подбородок вытянулись вперед, гладкий бархатистый мех покрыл достигшее восьмифутовой вышины тело. Во рту появились длинные клыки, и на пальцах, имевших теперь по три сустава, отросли когти.

Существо, бывшее прежде Цу Чао, двинулось вперед, разрывая золотую проволоку и расшвыривая черные подсвечники.

Карнак рвался в цепях, вкладывая в это всю свою недюжинную силу. Два звена натянулись до предела, но не уступали. Дренай дергал их снова и снова.

Нездешний попятился прочь от зверя, и хохот демона наполнил комнату.

Кровавые Рыцари, оставшиеся снаружи, колотили в дверь, призывая своего господина. Нездешний подбежал к брошенному им шлему, надел его, поднял засов и отскочил в сторону. Дверь распахнулась, трое рыцарей ввалились внутрь, и один грохнулся на колени прямо перед зверем. Он закричал и попытался встать, но зверь вонзил в него когти, поднял вверх и разорвал ему горло клыками. На алтарь брызнула кровь.

Другие рыцари застыли как окаменелые.

– Он убил господина! – заорал Нездешний. – Рубите его!

Но рыцари повернулись и бросились бежать. Зверь бросился на Нездешнего. Увернувшись от когтей, воин хотел вспороть ему живот, но сабля только оцарапала кожу. Нездешний перевернулся и вскочил на ноги.

Карнак отчаянным усилием порвал правую цепь, вцепился обеими руками в левую и разорвал ее тоже. Крутя цепями над головой, он кинулся в бой. Цепи обмотались вокруг шеи чудовища. Оно выпрямилось во весь рост, оторвав Карнака от пола. Нездешний бросился вперед и вогнал меч в открытый живот, налегая на клинок что есть мочи.

Раздался громоподобный рев, и когти разодрали плечо Нездешнего. Он отскочил назад. Карнак натягивал цепи, обвившиеся вокруг звериного горла. Зверь пытался поймать его, но Карнак, несмотря на свою толщину, ловко уворачивался, продолжая тянуть. Нездешний бросился к убитому рыцарю и подобрал его меч. Держа клинок двумя руками, он размахнулся и нанес удар по длинному черепу. Меч отскочил. Нездешний ударил еще. И еще. На третьем ударе череп раскололся, и клинок вошел в мозг. Зверь упал на четвереньки. Из его пасти хлынула кровь, когти заскребли по камню, и он издох.

– Ты доставил мне большое удовольствие, Нездешний, – сказал дымовой демон. – Впрочем, ты всегда это делал – так продолжай в том же духе.

Дым растаял, и демон исчез.

Карнак размотал цепи с шеи чудовища и сказал с широкой улыбкой:

– Рад тебя видеть, старина.

– Люди, которых ты натравил на меня, мертвы, – холодно ответил Нездешний. – Остался только ты.

Карнак кивнул.

– Я пытался спасти своего сына и не ищу оправданий. Но он умер, а ты жив. Давай же покончим на этом.

– Я сам придумываю концы своих историй. – Нездешний подошел к прикованному императору. – Про вас говорят, что вы человек чести.

– Это предмет моей гордости.

– Так вот, ваше величество: я могу либо убить вас, либо отпустить. И если я остановлюсь на последнем, вам придется заплатить.

– Назови свою цену – и ты получишь все, что в моей власти.

– Я хочу, чтобы отозвали войско, посланное истребить племя Волков.

– Что тебе в этих надирах?

– До них мне дела нет – но с ними моя дочь.

Император кивнул.

– Будь по-твоему, Нездешний. А для себя ты ничего не хочешь?

– Того, что я хочу, ни один человек мне дать не может, – устало улыбнулся Нездешний.

Ангел поставил стол торчком, загородившись от лучников, засевших на верхней площадке, и присел за ним на корточки.

Готиры взломали решетку ворот на одиннадцатый день осады, и защитники отошли в замок, свой последний оплот. Старух и детей укрыли в подземелье, а молодые женщины, как и предсказывал Ангел, обороняли крепость вместе с мужчинами.

Мужчин осталось всего восемьдесят пять, да и те к тринадцатому дню осады были измотаны до крайности. Укрепленные двери замка еще держались, но готиры вскарабкались по стенам, пролезли в незащищенные окна и заняли верхние этажи. Порой они предпринимали оттуда атаки по узким лестницам, но чаще просто пускали стрелы в набитый народом нижний зал.

Вот и теперь в перевернутый стол вонзилась стрела.

– Я так и знал, что ты тут, гнусная рожа, – крикнул Ангел.

Мириэль придвинулась к нему. Она похудела, кожа на истаявшем лице натянулась, глаза светились неестественным блеском. После гибели Сенты она дралась как одержимая, ища смерти. Ангел, изо всех сил оберегавший ее, получил две мелкие раны: одну в плечо, другую в руку.

– Здесь нам конец, – сказала она. – Заслон их долго не удержит.

Ангел пожал плечами, не видя смысла отвечать. Это и так ясно. Он чувствовал, что надиры уже смирились со своей участью. Мириэль прислонилась головой к его плечу. Он обнял ее.

– Я любила его, Ангел, – еле слышно сказала она. – А ему об этом так и не сказала – да я и сама не знала, пока он не умер.

– И ты чувствуешь себя виноватой из-за этого?

– Да. Он заслужил большего. И так тяжело смириться с тем, что он… – Она умолкла, не в силах договорить, и вдруг просияла. – Он так любил жизнь, правда? И всегда острил. Он был такой яркий.

– Да. Он прожил полную жизнь. Он сражался, любил…

– …И умер, – завершила она, с трудом сдерживая слезы.

– Ну да, умер. Ядра Шемака, нам всем когда-нибудь придется умереть! Себя-то мне не жаль, – вздохнул Ангел, – я свое отжил. Меня печалит только то, что ты здесь. У тебя ведь все еще впереди.

Она взяла его руку.

– Ничего, мы встретимся в Пустоте. Кто знает, какие приключения ждут нас там… А может, и он нас там встретит?

В стол вонзилась вторая стрела, и по лестнице затопали сапоги. Ангел, вскочив на ноги, выхватил меч, отшвырнул стол и ринулся навстречу готирам, Мириэль – за ним.

Ангел убил двоих, Мириэль – третьего, и враги отступили. Наверху возник лучник. Мириэль, метнув нож, попала ему в плечо, и он скрылся из виду. Ангел снова загородил лестницу столом.

– Вот видишь, – сказал он с широкой ухмылкой, – нам еще не конец.

Пройдя через зал, он увидел Экодаса на коленях подле спящего Дардалиона.

– Как он? – спросил Ангел.

– Умирает.

– Я думал, ты залечил рану.

– Это так – но сердце сдает. Оно надорвано, и клапаны истончились, как бумага. – Это был их первый разговор после битвы с чудовищем. Экодас встал. – Я сожалею о том, что произошло. Я…

– Это все кристалл, – прервал его Ангел. – Я знаю. Он и на меня действовал так же.

– Однако ты разбил его.

– Потому что не держал его в руках. Не мучай себя, священник.

– Больше уже не священник. Я недостоин.

– Тут я не судья, Экодас, но у каждого из нас есть свои слабости. Так уж мы созданы.

– Ты очень великодушен – но я спокойно смотрел, как умирает твой друг, и я заключил договор со Злом. Мне явился Цу Чао, и я принял его, как брата по духу. А какие порочные мечты посещали меня! Никогда бы не поверил, что во мне столько… Тьмы. Теперь я пойду иным путем. Ведь кристалл ничего не изменил во мне, он только открыл мне глаза на то, кто я есть.

– Экодас! – позвал Дардалион.

Экодас вновь опустился на колени и взял настоятеля за руку. Ангел вернулся к заслону.

– Я здесь, мой друг, – сказал Экодас.

– Все это… делалось во имя веры, сын мой. Я чувствую: они ждут меня. Позови ко мне тех, кто еще жив.

– Остался только Вишна.

– Хорошо, приведи его.

– Дардалион, я…

– Ты хочешь, чтобы тебя разрешили от твоих обетов. Я знаю. Эта женщина, Шиа… – Дардалион закрыл глаза, и судорога боли искривила его лицо. – Ты свободен, Экодас. Свободен жениться, свободен… жить.

– Мне очень жаль, отец.

– Не надо сожалений. Это я послал тебя вниз. Я знал, в чем твоя судьба, Экодас. С того самого дня, как она пришла в храм, между вами протянулась нить. Будь покоен, Экодас… И познай радости любви. – Настоятель слабо улыбнулся. – Ты исполнил свой долг по отношению ко мне и остальным. А теперь приведи Вишну, ибо время на исходе.

Экодас мысленно позвал брата. Тот прибежал с дальнего конца зала и стал на колени рядом с умирающим.

– Я больше не могу говорить, – прошептал Дардалион. – Соединись со мной мыслями.

Вишна закрыл глаза, и Экодас понял, что души его и Дардалиона слились. Он не сделал попытки присоединиться к ним и терпеливо ждал конца. Он держал руку Дардалиона, когда настоятель умер. Вишна вздрогнул, застонал и открыл свои темные глаза.

– Что он сказал? – спросил Экодас, отпустив руку умершего.

– Если мы выживем, я должен отправиться в Вентрию и основать там новый храм. Тридцать будут жить. Мне жаль, что ты не поедешь со мной.

– Я не могу, Вишна. Я оставил все это позади – и, честно говоря, не хочу возвращаться.

Вишна встал.

– Ты знаешь, когда он умер и отлетел от меня, я почувствовал присутствие других – Мерлона, Палисты, Магника. Они ждали его. Это прекрасно… поистине прекрасно.

Экодас посмотрел на спокойное, безмятежное лицо Дардалиона и прошептал:

– Прощай, отец.

Тишину прервали звуки отдаленных труб.

– Хвала Истоку, – сказал Вишна.

– Что это?

– Готиры трубят отступление. – Вишна сел и закрыл глаза. Его дух вылетел из замка и сразу вернулся обратно. – Прибыл гонец от императора. Осада снимается. Все кончено, Экодас! Мы будем жить!

Ангел выглянул во двор. Готиры отходили в боевом порядке, молча, по трое в ряд. Он вдел в ножны меч и сказал защитникам:

– Сдается мне, мы победили, ребята!

Орса-хан влез на поваленную мебель, глядя вслед солдатам, а потом обнял Ангела и расцеловал его в корявые щеки. Остальные надиры вскинули Ангела на плечи с криком «ура».

Мириэль, глядя на это, улыбнулась, но улыбка ее тут же и померкла. Мертвые лежали повсюду. Снизу вышел Кеса-хан, ведя за собой женщин и детей.

– Твой отец убил Цу Чао, – сказал он Мириэль, избегая смотреть ей в глаза. – Мы обязаны победой тебе, Мириэль.

– Она далась нам дорогой ценой.

– Да, немалой. – Шаман потрепал по голове немого мальчика. – Но будущее за нами. Без тебя мы стали бы пылью на ветру. Я желаю тебе всего самого лучшего.

– Не могу поверить, что все кончилось, – прерывисто вздохнула она.

– Кончилось? Нет. Окончена только эта битва – но впереди будут другие.

– Не для меня.

– И для тебя тоже. Я бывал в будущем, Мириэль. Ты – дитя войны и всегда останешься такой.

– Увидим. – Она повернулась навстречу Ангелу, глядя в его изборожденное шрамами лицо и мерцающие серые глаза. – Похоже, нам все-таки дали время.

– Похоже. – Ангел посадил мальчика себе на плечо. Тот с радостным смехом взмахнул деревянным мечом.

– Ты умеешь обращаться с детьми. Он тебя обожает.

– Он храбрый парнишка. Пошел со мной в подземелье и бросился на чудище с горящим факелом. Ты видела?

– Нет.

– Кто будет заботиться о нем? – спросил Ангел у Кеса-хана.

– Я сам. Он будет мне как сын.

– Хорошо. Я буду навещать вас иногда и смотреть, как ты с ним обращаешься. – Он спустил мальчика вниз, и шаман увел его. Ребенок помахал Ангелу деревянным мечом. Гладиатор усмехнулся. – Ну, и что же теперь? – спросил он Мириэль.

– Я беременна, – сказала она, глядя в его светлые глаза.

– Я знаю. Дардалион сказал мне.

– Меня это страшит.

– Тебя? Воинственную королеву Кар-Барзака? Не верю.

– Я не имею никакого права просить, но…

– Не говори ничего, девочка. Старый Ангел будет рядом. Всегда. И так, как ты захочешь.

Нездешний остановил коня под стенами Дрос-Дельноха. Карнак подъехал к нему.

– Война зовет, – сказал правитель.

– Уверен, что победа будет за вами, генерал, – как всегда.

– Надеюсь, – засмеялся Карнак и тут же перестал. – Ну а ты, Нездешний? Как будем жить дальше?

– Что бы мы ни сказали сейчас, на будущее это не повлияет никоим образом. Я тебя знаю, Карнак. Всегда знал. Главное для тебя – власть, и память у тебя длинная. Ты не забудешь смерти своего сына и когда-нибудь обвинишь в ней меня – или моих родных. И у меня тоже есть о чем вспомнить. Мы враги, Карнак, и останемся ими.

– Невысокого же ты обо мне мнения, – криво улыбнулся Карнак. – Быть может, я в чем-то тебя и виню, но ты неправ. Я готов забыть прошлое. Ты спас мне жизнь и тем самым, возможно, избавил страну от разорения. Вот о чем я буду помнить.

– Все может быть, – сказал Нездешний и повернул коня к Лунным горам.