Текст книги "В поисках утраченных предков (сборник)"

И тут же раздался зычный окрик.

Я повернул голову, поднялся. Ко мне стремительно шел рослый полицейский с наручниками на ремне. Из будки с темными стеклами, стоявшей под деревьями, выскочило еще двое – с бляхами, ремнями и портупеями на кожаных куртках. Три танкиста, экипаж машины боевой…

И выматериться толком не удалось, как меня обступили и потребовали паспорт.

Эти парни, похоже, сидели в будке и ждали, когда я созрею для диверсии. Один из них с подозрением оглядывал мой внушительный чемодан на тележке, не прикасаясь к нему руками. Не совершая резких движений, я достал бумажник, вытащил из него паспорт, писательское удостоверение, визитную карточку…

– Вы грек? – глянув в паспорт, спросил меня первый – мощный и симпатичный.

– Нет, русский писатель из Санкт-Петербурга. Там все написано.

– Ваша фамилия – греческая! – не повышая голоса, уличил он. И спросил что-то по-гречески. Вот тебе и начало генеалогических исследований!

Тут до меня дошло, что опереточный броневичок – боевая машина афинской полиции, поставленная на охрану аэропорта. А тут этой машине под днище заглядывает сомнительный гражданин, и чемоданчик он подкатил поближе. А что в чемоданчике, интересно?.. Сейчас будет тебе, дураку, рассвет над Пиренеями через зарешеченные окна.

Я как можно дружелюбней улыбнулся и открестился от возможного греческого происхождения: сказал, что фамилия моя похожа на греческую, но имеет литовские корни. Литва, дескать, Вильнюс. Оттуда фамилия. Я осторожно указал рукой в ту сторону, откуда прилетел.

– Мне понравилась эта крепкая динамичная машина, – я стал льстиво нахваливать драндулетку по-английски. – Не знал, что к ней нельзя подходить… Больше не буду.

– У вас есть родственники в Греции?

– Нет-нет, что вы, – я протянул авиационный билет и конверт с приглашением писательского центра. Спокойнее быть прибалтом, если фамилия позволяет.

Их внимательно изучили, и я понял, что меня отпустят. Но интерес ко мне в глазах полицейского не пропадал.

– Фамилия Каралис – греческая, – повторил он, возвращая документы. – Моя фамилия тоже Каралис. А я грек. – Едва улыбнувшись, он приложил ладонь к кожаной пилотке. – Вы свободны…

Полицейские, скрипя кожей курток, вразвалочку убрались в свою непрозрачную будку.

Многообещающее начало, не правда ли?

«Этот же вопрос – не грек ли я? – мне задала сестра-хозяйка Центра писателей и переводчиков Анатолия, поселяя меня в номер на втором этаже, где за коричневой рамой окна я увидел сизое предрассветное море, белые, как куски школьного мела, горы на близком турецком берегу и лохматый ствол пальмы, растущей из обрыва. Еще я увидел бетонную подкову террасы и желтую полоску пляжа с пенной каемкой, бегущую между морем и шоссе. С каждой секундой рассвета вид за окном густел и наливался красками: в цветочных горшках, таившихся во мраке лестницы, вспыхнули белые и розовые цветочки, море на моих глазах превратилось из сизо-фиолетового в бело-голубое, и от волнения я лишь пожал плечами и развел руками, не зная, что ответить на вопрос о своей национальности…»

Распаковал вещи, достал ноутбук и описал все, что вы прочли абзацем выше.

Пусть это будет называться по-старомодному: «Греческий дневник», решил я.

Справа из окна – побережье с отелями. Сказка! На Родосе в древние времена стоял маяк в виде бронзового юноши с горящей чашей над головой и луком за спиной – Седьмое чудо света, Колосс Родосский. Если высунуться из моего окна, видна гавань Мандраки с частоколом мачт над белыми яхтами и отблеском корабельных медяшек. На берегу этой бухты и стоял бронзовый мужчина, меж ног которого, хлопая парусами, заходили в гавань корабли со всего света.

В двухэтажном особняке, врезанном в вершину холма Монте-Смит, живут пятеро писателей: финка, немец, швед, румын и я. «Я» – это такая неизвестная пока национальность, требующая исследования. Еще живет сестра хозяйка Анатолия, которая вечно что-то делает: несколько раз в день поливает водой из шланга бетонную террасу, пылесосит глыбы справочников и словарей на стеллажах в коридоре, доводит до блеска электрическую плиту, кормит двух птичек, прибирается в номерах, смотрит аргентинские сериалы в гостиной, ругает кошку и, приложив ладонь козырьком, любуется с нашей горы на город – зубчатые башни замка крестоносцев, дворец губернатора с огромными платанами во дворе, старинные ветряные мельницы вдоль побережья, узкие ущелья улиц, бегущих к морю… Вчера я угостил ее мороженым.

– О, Димитрий, ты настоящий грек! – с улыбкой потрепала она меня по плечу.

Постараюсь запомнить, что настоящие греки дарят мороженое.

Когда я иду по улочкам Родоса, мне хочется быть греком и жить в Греции. Здесь нет вызывающей роскоши, тихо, спокойно. Садики, скверики, дворики, кафе. Идешь, как по ботаническому саду. Пристойное телевидение с религиозными и учебными программами… Приветливые, но не назойливые люди. В парке, через который я проходил, на древнем камне красной краской нарисованы серп и молот. Рядом на афишном стенде – фотоплакат: парень сжигает американский флаг. Та же эмблема серпа и молота напечатана на плакате. На партизанское движение это непохоже…

Сейчас на острове мертвый сезон – идет ремонт в отелях, в пляжных магазинах пылятся товары, рыбаки ловят с мола рыбу на розовый ошметок креветки, неспешно потягивая из горлышка вино и перебрасываясь протяжными словами… И белые камни древнего Акрополя, куда я ходил, и древний театр со стадионом, и птицы, клюющие мелкие дикие маслины на деревьях, и сторож в фуражке, сидящий в этом древнем городе в стеклянной будке и слушающий греческую музыку по транзистору, – все вызывало благость на душе…

Не прав Михаил Афанасьевич Булгаков, призывавший никогда не заговаривать с незнакомцами. Сегодня, наконец, познакомился с румыном Джорджем, пятым членом нашего островного писательского интернационала, и спросил, как дела, как работается.

Моложавый мужчина моих, как я думал, лет. Оказалось, ему 64 года. Фантастика! Мы налили на кухне по чашке кофе и вышли на террасу. Говорили на английском. Подозреваю, что он знает русский язык, но скрывает.

В конце концов, я признался ему в молдавских корнях деда по матери. И рассказал, как изучал историю Молдавии по Большой советской энциклопедии и вконец запутался бы, не возьмись за другие источники.

В ответ Джордж прочитал мне короткую динамичную лекцию, из которой я сделал два вывода:

1) Джордж мировой мужик и не зануда.

2) История Молдавии, которую я изучал, весьма отличается от истории, которую мне предложил румын Джордж.

Я стал рассказывать о поисках и находках своих фамильных корней. Джордж кивал, подсказывал английские, латинские или древнегреческие слова, а потом посоветовал написать об этом novell. Я сказал, что уже пишу. Еще надеюсь определиться с корнями отцовской фамилии. Там тоже много туманного – она встречается в двух языках: греческом и литовском. Хотел притащить письма, полученные от архивистов, но решил не спешить, не прерывать так славно разбежавшуюся беседу на исторические темы.

Блеснул своими недавно обретенными знаниями и назвал древние составные части государства Румыния – Молдова, Валахия, Трансильвания.

Признался, что никогда не афишировал молдавское происхождение деда, считая, как большинство русских, что цыгане и молдаване – одного поля ягода, даже в нашей песне вместо смуглянки-молдаванки, собирающей виноград, поют про цыганку-молдаванку. Стыдился до тех пор, пока не влез в архивы и историю.

Джордж посмеялся, сказал, что румыны и молдаване – один народ, один язык. Цыгане – это особая статья, это северные индийцы, у них свой язык, это древний народ, обреченный на вечные скитания, потому что они не дали напиться воды Деве Марии, когда она проходила мимо их селения. Румыны или их русская ветвь молдаване – это не цыгане, это совсем другое.

Еще Джордж сказал, что Европа не любит румын, считая их бедными родственниками, хотя румынский народ ведет свое начало от римских легионеров и строителей, завоевавших Дакию и самих даков, долго сопротивлявшихся агрессии. Их царь Децебал не вынес поражения от римского императора Траяна и покончил с собой. Вульгарная латынь, на которой изъяснялись легионеры, составляет в румынском языке до сорока процентов. Еще двадцать процентов – славянские корни. Остальное – гето-дакские, германские и прочие европейские. Румыния в нынешних границах, когда она соединила три княжества, очень молодое по европейским меркам государство, и у него все впереди.

Вот только часть княжества Молдовы – бывшая Советская Республика Молдавия – находится на отшибе, за Прутом, и живет обособленной жизнью.

Я как русский человек хотел было сказать, что… Но промолчал: зачем устраивать дележ мира, не имея на то полномочий. Люди сами разберутся, с кем им жить.

Шумела пальма, лениво кружили чайки, и блеск моря был нестерпим для глаз. Мы сидели на каменном парапете, болтали ногами, и он спросил фамилию моего деда. Я сказал. Он попросил написать. Я написал латинскими буквами: «Buzni». Он поправил: «Buzney».

– Это ваш дед? – посмотрел на меня Джордж.

– Да, – кивнул я, – дед по матери.

– О, это древний боярский род! – сообщил Джордж, поднимая вверх палец. – Он тесно переплетается с господарским родом Мовилов. – А тот, в свою очередь, связан с различными королевскими домами…

Джордж сказал, что из этого древнего рода особенно интересна ветвь Петра Мовилы – просветителя, мецената и основоположника печатного дела в Молдавии, митрополита Киевского и Галицкого. И белорусский город Могилев назван в честь Мовилы, который по-русски звучит через «г».

– Кстати, один из Мовилов – Илияш Мовилэ, господарь Молдовы в начале семнадцатого века, родился на Родосе! Вот здесь, – Джордж обвел пальцем холм за спиной и здание писательского Центра, словно знал точно, где родился этот неведомый молдаванин.

– Откуда вы знаете? – спросил я.

– Хо! – сказал Джордж. – Это известный факт румынской истории! Кто же этого не знает?

– Румынской или молдавской? – уточнил я.

– Румынской, румынской, – покивал румын Джордж.

– Но этот господарь Илияш Мовилэ был молдавским, а не румынским господарем, – напомнил я. – Румынии тогда еще и в помине не было. Она образовалась после слияния Молдовы, Валахии и Трансильвании в 1861 году.

Джордж сказал, что это детали, а главное, что народ-то один, язык-то один и все такое прочее. Я не согласился, но не стал спорить. Мои предки по матери были молдаванами, а не румынами.

Джордж почесал лоб и сказал, что если он не ошибается, то Мовилы и Бузни находятся в кровном родстве с еще одним интересным родом – летописцев Мирона и Николая Костиных. Они написали историю румын – нечто вроде русского «Слова о полку Игореве». Я с трудом сдерживал радостную улыбку.

Мы сходили на кухню и налили еще по чашке кофе. Джордж был в шортах, и из кремовых штанин торчали его загорелые мускулистые ноги в высоких носках и кроссовках. Седой ежик волос, румяное лицо, ровный нос римского легионера, ясные голубые глаза со смешинкой. Я представлял себе румын смуглыми, курчавыми, в овчинной безрукавке, барашковой шапке и с пастушьей дудочкой в руках. Джордж сказал, что румыны бывают такие, как он, – голубоглазые, унаследовавшие признаки древних даков, и смуглые, кареглазые – взявшие фактуру римлян. «Русские тоже бывают разные, – подмигнул Джордж и засмеялся. – У меня была русская девушка, когда я жил в Москве, – настоящая татарка!»

Эдакий симпозиум на историко-этнографические темы у нас получался. Симпатии к Джорджу стремительно возрастали, но я боялся наскучить вопросами и спугнуть тему. Спросил, как живется сегодня в Румынии. «Так себе, – ответил Джордж. И добавил по-русски: – Ничего, жили и хуже…»

– Кстати, я видел здесь на полках румынские исторические справочники! – опять поднял палец Джордж. – Кто-то из наших случайно оставил или подарил. Надо смотреть. Там должны быть Мовилы и ваши Бузни! Завтра! Сегодня я иду гулять город. У меня встреча!

Мы еще немного поговорили, и он, сменив шорты на кремовые брюки, отправился на встречу, а я – к себе в номер, чтобы записать все это и поразмыслить.

7 декабря. Везет со всех сторон. Удача просто катит. Только успевай записывать.

Вчера выяснилось, что свекр нашей прекрасной секретарши Елены – преподаватель греческого языка. Он пенсионер, сидит дома и пишет книги по этимологии. Елена звонила ему, и он произвел первичный лингвистический анализ моей фамилии. Вот что выпало в твердый осадок.

Фамилия Karalis, которая в Греции встречается довольно часто, может быть турецкого происхожде-ния, т. к. над Грецией 400 лет было турецкое иго. По-турецки фамилия раскладывается на следующие компоненты:

1) Kara = black, черный, темный, ночной

или:

2) Kara = brave, generous, храбрый, смелый, великодушный, щедрый.

И второй компонент: «alis» – по-турецки означает «functionary», должностное лицо.

Таким образом, смысл фамилии можно трактовать двояко:

1. Ночной правитель (и тогда прав Димитриус Каралис, грек, живущий в Стокгольме, переводя нашу фамилию как «Ночной князь, типа Робин Гуд»).

2. Или: Благородный служака, Храбрый служащий, Щедрый служащий.

Но «служащий» в данном контексте режет ухо – трудно представить себе «щедрого чиновника» или «великодушного чиновника».

Я пошел за новыми разъяснениями к Елене. Оказалось, что под английским «functionary» она имела в виду не чиновника (official, bureaucrat), а именно должностное лицо, по-гречески «али-паша», а по-английски (она торопливо полезла в греко-английский словарь) – pasha. Тут я догадался, что это герой восточных сказок – паша. Не чиновник-бюрократ, а именно паша. И тогда фамилия может иметь следующие значения:

1. Ночной паша, Черный паша

или:

2. Смелый паша, Храбрый паша, Щедрый паша, Великодушный паша. Можно сказать и Благородный паша.

Если допустить, что предки были греками, то перевод фамилии звучит гордо.

Но как же быть с городом Каралис, основанном на Сардинии финикийцами?

Пенсионер-этимолог сказал, что это просто совпадение. А через пару часов позвонил и сказал, что название города и во времена финикийцев, и в нынешние времена (Кальяри) означает «коралл». Так нас всех – братьев Каралис – в школе и прозывали. Надо ли было лететь в Грецию, чтобы узнать это?

Надо…

Я спустился на кухню, приготовил себе кофе, вышел с кружкой на террасу.

Солнечно, ветрено. Пальма с ржавой прядью в листве неслась в голубом воздухе на запад. На море – белые штрихи волн.

Как мне везет с этимологией и поисками родовых корней, подумал я. Словно кто-то подводит меня к источникам и подталкивает – бери, интересуйся. Не зря меня занесло на Родос, ох, не зря.

8 декабря. Но это еще не все в смысле удачи!

Завтракали с Джорджем. Он угощал меня сосисками, я – молоком и сыром.

Осторожно затронул тему Молдавии – Румынии. Сказал, что читал книгу Димитрия Кантемира «Описание Молдавии», делал из нее выписки, которые у меня с собой. Назвал еще несколько книг по истории Молдавии. Спросил, не утомляю ли Джорджа своими дилетантскими историческими разговорами и расспросами. Джордж рассмеялся, похлопал меня по плечу: «Вы же говорите о моей родине! Спрашивайте, не стесняйтесь, Дмитрий!» Я сказал в свое оправдание, что в России мне на эти темы говорить не с кем. Маленькая Румыния и бывшая союзная республика Молдавия никого особенно не интересуют. Джордж покивал печально…

Когда я показывал Джорджу родовое древо Бузни, он покивал и сказал, что знает, что такое армаш, сардарь, шатрарь и великий логофет. Я, как всякий исследователь, чокнутый на своем материале, полез с расспросами, чтобы вызнать и сравнить, что знает он, настоящий румын, и что знаю я, еще и в Молдавии не бывавший. Выяснение кончилось тем, что лист с древом улетел в обрыв под террасой и зацепился за куст, растущий на склоне метрах в двух ниже нас. Пришлось быстро вытаскивать брючный ремень из джинсов и спускаться по сухому землянистому склону, чтобы единственный экземпляр миллиметровки с полусотней предков не унесло ниже. Джордж навернул ремень на веснушчатую кисть, встал на колено и, когда я почти дотянулся до шевелящегося на ветру листа, перешел на русский: «Осторожно, осторожно, – сказал он. – Левее! Все, поднимайся!» Когда я вылез и поблагодарил его, он сказал, что я сумасшедший, и признался, что он мастер спорта Румынии по спортивной гимнастике. «Но это было давно», – добавил он уже по-английски.

Так вот. Про армаша он сказал, что этот человек заведовал в государстве всеми телохранителями, стражей, рабами, тюрьмами, заключенными и приведением приговоров в исполнение. «Но палачом не был!» – поднял палец Джордж. «И полковой музыкой табулханом!» – добавил я и признался, что в нашей ветви Бузни был такой фрукт – армаш Константин. А я – его потомок, мне до него, жившего в конце восемнадцатого века, – пять рукопожатий. А до великого логофета, основателя рода Бузни, восемь рукопожатий.

– Великий логофет – это очень большой чин! – закатил глаза к небу Джордж. – Канцлер! Хранитель печати. Первый боярин! Говорил только в тишине! Все должны были молчать.

Еще Джордж сказал, что в переводе на русский фамилия Бузни означает «быстрый, внезапный, врывающийся, как ветер» и, поразмыслив, добавил, что прозвище или фамилия, скорее всего, связаны с военными заслугами.

После такого возвышающего разговора я еще минут десять гордо улыбался у себя в номере.

Чужая сторона прибавит ума.

На Родосе я надеялся разузнать про фамилию отца, но неожиданно выпала карта Бузни – в лице румынского писателя Джорджа.

И чей это промысел?.. Сегодня же схожу в местную церковь, она должна работать по случаю воскресения.

Джордж почувствовал во мне доброжелательного слушателя и стал заглядывать ко мне в номер и делиться историческими знаниями.

Сегодня приволок стопудовый справочник на румынском языке и, ведя пальцем по строчке, прочитал, что великий логофет как знак своей власти носил на шее большой шар, висящий на золотой цепи, а в руке держал позолоченный жезл… Он для ясности потряс сжатым кулаком, словно держал этот самый жезл, а другой рукой изобразил шар размером с яблоко, висящий на шее. Я восхищенно покивал и азартно щелкнул пальцами, давая понять, что одинаково ценю и символы власти, украшавшие обличье великого логофета, и способность собеседника столь ярко их изобразить…

Не хочется вдаваться в мистику, но шар на цепи мне, по-моему, снился несколько раз. И довольно отчетливо. И как это понимать?

В журнале «Гелиос», выпускаемом Центром, обнаружил эссе «Путешественники», подписанное: «Николай Руссу, Молдова, Кишинев». Джордж сказал, что знает автора. Я разволновался – фамилия Руссу часто встречалась в архивных документах рядом с фамилией Бузни, и служили они вместе, и жили, похоже, рядом. Вдруг этот Николай – потомок тех самых Руссу? Джордж принес мне координаты автора статьи и сказал, чтобы я не очень обольщался: фамилия Руссу происходит от слова «русский» и встречается, как Иванов в России. «Будете звонить, передайте от меня привет! – похлопал меня по плечу Джордж. – Вам надо ехать в Молдову!»

15 декабря. Афины, аэропорт. Два часа ночи по местному времени. За соседним столиком сидит рыжий парень с девушкой, возле них рюкзаки. Возвращаются из Африки, с сафари. Приятная парочка из Австрии. У них пробный брак. Они приглядывали за моими вещами, пока я ходил в соседний зал за кофе. Потом мы помогали друг другу фотографироваться.

…И когда пригласили на посадку, я на последние греческие деньги купил в сувенирном киоске синий греческий флаг с белым крестом и такой же эмалевый значок. Грек я или не грек, а пусть останется память.

Самолет лег на крыло, и я опять увидел внизу лунную дорожку на Эгейском море. Только на этот раз она была длиннее – луна за две недели прилегла поближе к горизонту…».

16. Нашел дедушку!

Писать о подвигах прошлого не имеет смысла без твердой веры в подвиги будущего.

Антон Керсновский, историк русской армии

В Питере меня ждали не только семья, собака и кошка, но и новые ответы из архивов. Я с трудом дождался конца торжественного обеда, раздал подарки и нырнул в кабинет – вскрывать конверты.

Российский Государственный военно-исторический архив прислал мне девятнадцать листов ксерокопий:

ПОЛНЫЙ ПОСЛУЖНОЙ СПИСОК

Штабс-капитана 93-го пехотного Иркутского полка КАРАЛИСА

Составлен 31 августа 1917 года

1. Чин, имя, отчество и фамилия – Штабс-капитан Павел Константинович Каралис

2. Должность по службе – Прикомандирован к Главному Артиллерийскому Управлению, назначен для занятий в техническую часть.

3. Ордена и знаки отличия – Кавалер орденов: Св. Анны 4 ст. с надписью «за храбрость», Св. Анны 3 ст. с мечами и бантом, Св. Станислава 3 ст. с мечами и бантом, Св. Станислава 2 ст. с мечами и Св. Анны 2 ст. с мечами.

4. Когда родился – 12 Марта 1884 года.

5. Из какого звания происходит и какой губернии уроженец – Из мещан Петроградской губ. Царскосельского уезда, пос. Колпино.

6. Какого вероисповедания – Православного.

7. Где воспитывался – В ремесленном училище Цесаревича Николая.

8. Получаемое по службе содержание – По положению.

Так-так. В семнадцатом году дед из поручиков был произведен в штабс-капитаны. Смутно представляю себе, что за чин, но звучит красиво.

Я жадно хватал глазами аккуратные машинописные строки, украшенные буквами старой орфографии:

«На службу вступилъ жеребьевымъ на правахъ I разряда по образованiю 1905 г. дек. 11…».

Что значит – «жеребьевым»? Деда приставили ухаживать за жеребцами? Какое же образование он получил в Ремесленном училище Цесаревича Николая – конюха, извозчика? Может, права была сестра – дед учился на извозчика, и в армии его приставили к взращиванию конной тяги?

Нет, конечно! Я хлопнул себя по лбу: дедушку взяли в армию по жребию, по жребию, а не за жеребцами ухаживать! Был такой способ отбора призывников.

«…Зачисленъ въ учебную команду…», «Произведенъ въ ефрейтора», «Выдержалъ экзаменъ на унтеръ-офицера», «Уволен въ запасъ армiи – 1907 сент. 6»… «Высочайшимъ приказомъ произведенъ въ прапорщики запаса армейской пехоты по Ярославскому уезду – 1907 окт. 21».

Ага! Дедушка отслужил срочную, его произвели в прапорщики запаса, и он возвращается к семье, где моему будущему отцу скоро исполнится три годика. Он, наверное, рад появлению папеньки – в щеголеватой форме, фуражке с кокардой, пахнущему кожей, ваксой, с начищенными мелом пуговицами, и в ранце этого незнакомого (или забытого?) дяденьки для сына припасен сладкий гостинец, свисток и оловянные солдатики с пушкой и знаменем…

Чем дедушка занимается с 1907 по 1914 г. – не известно. Наверное, работает, кормит семью, в ней прибывают дети…

Но вот 15 июня 1914 года в Сараево гимназист Гаврило Принцип нажимает на курок пистолета, и все в Европе приходит в движение: Австро-Венгрия нападает на Сербию, а император Николай II, пообещавший в телеграмме: «Россия никогда не останется равнодушной к судьбе Сербии», назначает общую мобилизацию своей армии.

И тридцатилетний прапорщик запаса, отец четверых детей, Павел Каралис призывается на службу «въ 93 пехотный Иркутскiй полк».

Германия объявляет войну России.

Государь Николай II надевает мундир полковника Преображенского полка, расчесывает бороду и, с суровым видом выйдя на балкон Зимнего дворца, торжественно обещает собравшимся на Дворцовой площади не заключать мира, пока хоть один вооруженный неприятель останется на русской земле. Все как один опускаются на колени. Мне доводилось видеть эту фотографию – над толпой коленопреклоненных граждан реют портреты государя и плакаты: «Да здравствует армия!», «Победа России и славянству!», «Боже, Царя храни!».

Деда среди собравшихся на площади быть не могло: попрощавшись с женой Ольгой Николаевной и перецеловав ребятишек, он уже ехал к месту приписки, и 24 июля «Прибылъ въ полкъ и назначенъ младшимъ офицеромъ в 16-ю роту».

Я занес «Послужной список» деда в компьютер и в хронологической последовательности составил «Фронтовую биографию штабс-капитана Каралиса Павла Константиновича», где по дням расписал его прохождение службы, награды, ранения и участие в боях с указанием географических пунктов.

Приказы о награждениях я выделил красным шрифтом. Список боев и военных операций – синим. Всё остальное движение по службе – назначения, присвоение званий и пребывания в лазаретах – оставил черным.

Боевой путь дедушки лег на карту Европы и обрел четкую хронологическую последовательность.

Я снабдил «Фронтовую биографию» фотокарточкой предка в семнадцатилетнем возрасте и отправился в Варшаву…

…Теплый августовский день 1914 года. Мелкий редкий дождик, который и русские, и поляки называют грибным, радужно светился в лучах солнца. На запасные пути станции Варшава-товарная под гнусавую перекличку кондукторских рожков и лязганье буферных тарелок поставили воинский эшелон, прибывший из Пскова. Оркестр, ехавший в середине состава, высадился первым и, сверкая трубами, бодро сыграл полковой марш. 93-й пехотный Иркутский полк весело попрыгал на землю и ладно выстроился вдоль вагонов…

Время перестало существовать для меня в его реальном измерении: оно то сгущалось, то растягивалось, и пространство стало подыгрывать мне. Я открывал энциклопедию с картой-схемой Восточно-Прусской операции 1914-го года, наводил лупу на кружочек деревушки Гросс-Грибен, отмеченной в послужном списке предка, и видел своего тридцатилетнего деда, бегущего в атаку с тяжелой винтовкой наперевес, слышал разрывы тяжелых бризантных снарядов, раскатистое «Ура!», стрекот немецких пулеметов, сухой треск винтовочных залпов, видел падающих на теплую августовскую траву русских солдат в новых защитных гимнастерках, быстро темнеющих от крови…

Почти неделю я сидел в кабинете, вытягивал со стеллажей увесистые энциклопедии, лихорадочно листал справочники, пытаясь найти то нынешнее название маленькой польской реки Бобр, на берегах которой мой предок получил «ружейной пулей сквозное ранение левой ягодицы», то искал полный состав 24-й пехотной дивизии, в которую входил полк деда, влетал во всемирную сеть, тянул оттуда все, что касается первой немецкой газовой атаки на русском фронте, преследовал вместе с доблестными иркутцами «отступающих немцев после боев под г. Варшавой», вместе с дедом переправлялся на плотах и воротах, снятых с забора соседнего хутора, через холодную октябрьскую Равку, чтобы заставить замолчать германскую батарею на левом берегу, ладил на ковельских болотах в рост человека защитные срубы-окопы, в бревна которых с чпоканьем или звоном влетали немецкие пули, и участвовал под командованием Брусилова в отчаянном Луцком прорыве, названном позднее Брусиловским.

Я обитал в своем домашнем кабинете, отключив телефон и забросив все остальные дела, лишь изредка выходил поесть, и жена потом говорила, что у меня сделался взгляд безумца.

Вот, если коротко.

93-й пехотный Иркутский полк располагался в составе 2-й армии Северо-Западного фронта, и дедушка уже через две недели после мобилизации – 11 августа – принял огневое крещение в Восточной Пруссии – «Въ бою у деревень Клейнъ и Гроссъ-Грибенъ».

Его 93-й пехотный Иркутский полк, прославленный еще в боях на Шипке, влетел в бой с пылу, с жару, едва успев получить патроны и примкнуть к винтовкам штыки, ибо всю 2-ю армию генерала Самсонова и 24-ю пехотную дивизию, в которую входили иркутцы, торопили и гнали в бой, чтобы сорвать наступление немецких войск против Франции.

Наступление в Восточной Пруссии удавалось: смяли, ошеломили. Немцы побежали на запад, но команды преследовать их не поступило. Начальству видней! Отпели и похоронили павших – поближе к рощам и лесам, чтобы рачительные прусские крестьяне не запахали могилы. Вытесали кресты из редких сосенок. Расставили посты, высушили у костров портянки. Подкрепились родными ржаными сухарями и сытными баварскими консервами. Посмеялись над бежавшими немцами в островерхих касках. Подули в трофейные губные гармошки и принялись чистить оружие.

Испуг немцев был велик: им даже привиделась еще одна русская армия-фантом, которую они назвали «Наревской», а каждый катящийся в наступление русский полк принимался ими за дивизию.

Русские посягали на тевтонский дух, на славу прусского оружия! И где? В колыбели Гогенцоллернов!

Ошеломленный успехами славян, канцлер немедленно распорядился перебросить с французского фронта на русский шесть корпусов.

Французы на другом конце Европы вздохнули с облегчением.

Над нашими войсками нависла грозовая туча.

Немецкий генеральный штаб из перехваченных русских радиограмм узнал о планах действия противника и, остановив отступление, приказал перегруппировать войска. (Наши искрометные команды при штабах армий лупили сообщения, не утруждая себя шифровкой.)

На восток Германии в бешеном темпе покатились эшелоны с немецкими корпусами. Их днем и ночью разгружали в полях и перелесках. Ржали кони, тяжело звякали пушки. Скрипели снарядные ящики с увесистыми крупповскими снарядами. Сыто поблескивали консервные банки. Немецкое командование готовилось к стремительному реваншу.

Возглавлявший 2-ю армию генерал Самсонов, «кавалерийский начальник блистательной личной храбрости», еще кадетом получивший солдатского Георгия, к сожалению, никогда не командовал ни корпусом, ни даже пехотной дивизией.

От быстрых успехов у русского командования закружилась голова. Сказалось и то, что, спасая союзников-французов от разгрома, войска оторвались от обозов, растянулись по прусским дорогам, потеряли друг друга из виду. Управляемость войсками была потеряна.

И августа четырнадцатого дня произошла известная катастрофа 2-й армии под прусским городом Сольдау, где полегли тысячи русских солдат и застрелился от отчаяния сам командующий армией.

Дедушка сражался в той мясорубке младшим офицером 16-й роты и получил первый боевой орден – Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость».

На карте-схеме из военной энциклопедии черные стрелы немецких армейских корпусов берут в кольцо наши войска неподалеку от прусского городка Найденбурга. Кольцо на рисунке перечеркнуто крест-накрест: разгром!

Запись в послужном списке деда за 1914-й год: «17–18 августа – принимал участие в бою у города Найденбурга».

Поражение под Сольдау и Найденбургом, как считают военные историки, было нашим величайшим несчастьем после поражения русской армии под Нарвой.

Войска потеряли 100 тысяч.

Тринадцать генералов взято в плен.

Десять генералов убито.

Потеряно 330 орудий.

Одно утешение – врагу не оставлено ни одного знамени.

И спасли французов-союзников…

«Временно командовалъ 14-й ротой…»

«Награжден…»

«Эвакуированъ вследствiе ранения»

«Прибылъ в полкъ по излеченiи от ранъ, полагать налицо»