Текст книги "Охота на охотников"

Тот, однако, ностальгией не проникся и восторга не выказал, сказал «Ай!», и, одернув руку, изумленно уставился на меня.

– Не пойду, – сообщил я. – Не хочу.

– Да ты че, волк позорный, совсем попутал? – прорычал он и влепил мне оплеуху. Настоящую, как в девятнадцатом веке, когда гусары друг дружку на дуэль вызывали, а перчаток рядом не было.

Среагировать я не успел. Потому что не гусар и вообще лошадей боюсь. Я ждал чего-то более основательного – удара под дых, в почку или по яйцам. Но никак не пощечины. Моя башка мотнулась вправо, а охранник, не теряя времени даром, снова схватил меня за тряпки и попытался оторвать от машины.

На сей раз я не стал сопротивляться. Но не потому, что решил уступить его домогательствам, а потому, что мне все это порядком надоело. Одними словами от него было не отделаться. И я сделал то, чего не сделал он – ударил его по почке. А когда могучую фигуру скособочило, сильным толчком уронил ее на асфальт, по-быстрому забрался в машину, лелея в голове вполне резонную мысль – свалить отсюда подальше и побыстрее.

Однако быстро убраться не получилось. Охранник действительно оказался на редкость боевитым существом. Я так думаю, его вполне можно было на собачьи бои в качестве участника заявлять – не успокоится, пока всех соперников не пережует.

Прямо из положения «на карачках», в котором пребывал после моего толчка, парень сиганул на машину, вцепившись одной рукой в зеркало, а другой – в ручку двери. Я суетливым движением утопил фиксатор и выжал педаль газа. Зеркало с хрустом отломилось, но амбала это ни фига не смутило – он протащился за машиной по асфальту еще добрый десяток метров, и отпустил меня на волю только после того, как я резко вывернул руль, сворачивая на разухабистую дорожку, о существовании которой, кроме таксистов и местных жителей, мало кто знал. Идея тащиться за машиной по острым камням, через многочисленные военного вида воронки охраннику не понравилась и он остался валяться на замечательном, совсем недавно уложенном асфальте.

Убитая дорожка – и это была еще одна причина, почему я выбрал именно ее в качестве пути отступления – сразу ныряла за дом, так что Иванец, так и не удосужившийся выбраться из «Крузака», по-прежнему не имел шансов рассмотреть меня. Хоть маленькое, но утешение – пусть миссия завершилась провалом, но я остался неразоблаченным. Что, в принципе, давало возможность продолжить слежку. Только вот на чем? Машину они, понятное дело, рассмотреть успели. А слежка пешим порядком – дело, однозначно, безнадежное.

Попетляв по извилистым междомовым дорожкам, чтобы уж наверняка запутать следы и избавиться от преследователей, ежели таковые случатся, я выбрался на нормальную трассу и помчался к своему дому, по пути соображая, чего же сегодня добился.

Если вы скажете – «ничего», я скажу вам «ха», и еще раз – «ха». Я узнал одну маленькую вещь, которая показалась довольно странной. Не менее странной, нежели вчера – очень нетрадиционное для братка поведение Иванца.

А именно – он сам за кем-то следил. Да-да, я решил остановиться именно на этом варианте, раз уж догадки о суровом мужском сексе и телефонных переговорах подальше от лишних ушей оказались несостоятельными. Версия со слежкой, пришедшая в голову несколько позже, понравилась куда больше. Ведь как еще объяснить тот факт, что он целых полтора часа проторчал в машине у подъезда какого-то жилого дома? Ежели приехал на переговоры – иди и переговаривайся, и пофигу, что за тобой кто-то там следит, правда? Если решил к любовнице наведаться – то же самое. Ну, а ежели за деньгами приехал, то при тебе, в конце концов, имеют место быть два охранника, которые, памятуя о том, что случилось с их предшественниками, наверняка будут бдить так, как не бдел никто и никогда, да простится мне сей пассаж.

Вот только за кем следил господин Иванец, и было ли это как-то связано с нападением на него – вопрос. Ответа на который у меня пока не было.

Ответа не было, зато появилось ощущение, что я на правильном пути. Нашел ниточку, за которую стоит потянуть. Впрочем, прежде чем тянуть, эту самую ниточку нужно было еще суметь взять в руку. А как это сделать, если следить за Иванцом, по крайней мере, на своей машине, я уже не могу?

И я решил – фиг с ним. В конце концов, мое инкогнито, скорее всего, не раскрыто, а дом, которым интересовался Иванец, мне известен. И, коль скоро сегодня я его спугнул, он почти наверняка появится там завтра. Или послезавтра. Короче, можно попытаться довести дело до конца. Даже в пешем виде. Опять с утра затариться кофе и бутербродами – и занять неподалеку удобную наблюдательную позицию. К чему машина? Ведь следить я буду уже не за Иванцом, а, как бы это поточнее выразиться, вместе с Иванцом. Главное – узнать, кто его интересует. Ежели объект действительно достоин внимания, за ним можно будет и на «Королле» потаскаться. Он-то вряд ли на мой автомобильчик внимание обратил.

На том я и остановился.

9

С утра пораньше я опять был в кухне и шинковал в дорогу бутерброды. Тот факт, что вчерашние так и не пригодились, а уничтожать их пришлось вечером дома, меня не останавливал. Презервативы – они тоже не каждый день пригождаются, но иметь их при себе необходимо, потому как мало ли что. Вдруг приспичит шарик надуть и в небо запустить?

Пластая хлеб, я лениво прикидывал, где оставить машину. Вести слежку на ней, конечно, уже нельзя, но от использования ее, как транспортного средства, я, после некоторых сомнений, решил не отказываться. Ведь главное – совсем не в том, воспользуюсь я ей или нет. Главное – чтобы машина не попалась на глаза Иванцу и его спутникам. А для этого достаточно оставить ее в каком-нибудь укромном, скрытом от ненужных глаз, закутке. А непосредственно к месту слежки можно добраться и своим ходом. Пусть идти придется даже – ужас!!! – полкилометра, но это все равно лучше, чем переться своим ходом через весь город.

Сии умствования прервал телефонный звонок. Отложив нож и аккуратно обтерев руки о штаны, я вышел в коридор и снял трубку.

Звонил Зуев. И после первых же слов я понял, что звонил он не просто о здоровье справиться – слишком ехидным был его голос. После ряда традиционных – и не совсем – приветственных фраз, он сообщил, что соскучился и очень хотел бы увидеть меня сегодня. И не будет ли столь любезен многоуважаемый Михаил Семенович Мешковский навестить его в здании Советского РОВД? Или ему, Зуеву, стоит подсуетиться и выписать-таки на мое имя повестку?

– Да не надо мне повестку, – проворчал я, несколько расстроенный звонком. Слежка за Иванцом сегодня явно отменялась. Что плохо, ибо едва ли он станет отмечаться у загадочного дома ежедневно. Если явится сегодня, в мое отсутствие, то завтра его можно уже не ждать. Скорее всего. Подлый, гнусный Зуев! Все мои карты смешал. – Все равно я букв не помню. А мне как – сухари с собой брать, или меня на этот раз закрывать не будут?

– Сухари пока не нужны, – успокоил он. – Но это ты молодец, что насушил. Предусмотрительный. Береги от крыс, они тебе еще понадобятся.

– Крысы-то?

– Сухари-то.

– Завидую, – вздохнул я.

– Чему? – Зуев явно пребывал в восторге от самого себя..

– Оптимизму твоему. А я вот в последнее время совсем пессимистом сделался. В туалет лишний раз прошвырнуться боюсь – все кажется, что в унитаз не попаду. У тебя-то, похоже, с этим проблем нету. Тебе вообще пофигу – попадешь, не попадешь. Если промахнешься – это уже не твои проблемы. Счастливый человек.

– Короче, – оборвал он меня. – Я предлагаю снова в одиннадцать. Устроит?

– А меня теперь любое время устроит, – грустно сказал я. – Я с недавнего времени человек абсолютно свободный.

На том и порешили. Подлый Зуев положил трубку со своей стороны, я – со своей. И отправился в кухню – жрать бутерброды, которые опять не понадобились. Слопал пять штук и все пытался сообразить – чего такого умудрился накопать гнусный следователь, что так сильно подняло ему настроение. Конечно, про меня, любимого, и, конечно, не очень хорошее. А иначе с чего бы он стал звонить именно мне? Но вот что именно – я понять не мог. Да и никто бы на моем месте не смог, потому что ничего криминального я за собой не имел. В отношении Иванца, во всяком случае.

Так и не сумев разгадать эту замечательную головоломку, в десять ноль-ноль я отправился за машиной. Ахмет, который стоянку не только сторожил, но и жил в вагончике (а зачем на съемную квартиру деньги тратить, когда тут койка есть, телевизор есть, холодильник есть, дровишки регулярно хозяин подкидывает? Да и в месяц выходит тридцать дежурств вместо десяти, как у других сторожей), уже не укорял меня отсутствием костюма и жипа. Просто проводил грустными глазами – сперва, когда я проходил мимо к машине, потом – когда выезжал из ворот. Видимо, в его глазах я стал зажравшимся жлобом, раз отказался от такого замечательного прикида и крутой тачки в пользу затертых джинсов и потрепанного универсала. Хотя он и сам года три назад променял ишаков с финиками, вкусный плов на достархане и теплое узбекское солнце на наши снега по пояс, морозы по тридцать-сорок градусов, сторожку на колесах и двух облезлых дворняг, строивших из себя крутых сторожевых псов. С моей точки зрения, он тоже поступил по-жлобски, но ведь я его этим не укорял.

Зуев встретил меня широкой белозубой улыбкой. При взгляде на которую я, почему-то, сразу понял, какие мысли бродят в его в голове. В переводе на общедоступный язык они звучали примерно так: посмотри, какие у меня замечательные, ровные и белые зубы. Ни намека на кариес. Ни одного не сломано, ни одного не выбито. И сейчас я тебя этими красивыми зубами загрызу, а потом съем.

Я подошел к столу, придвинул стул и сел. Приглашения ждать не стал, резонно рассудив, что оно было сделано несколько раньше – в тот момент, когда я возился в кухне с бутербродами. Зуев косвенно подтвердил мои умозаключения тем, что не стал ругаться и ни на миллиметр не сузил улыбку.

– Зачем звал? – я хмуро посмотрел на его зубы. Своего отражения в них не увидел, но впечатлений все равно получил массу. И не самых приятных.

– Тебе кранты, Мешковский, – сообщил он. – Иванец пропал.

Зуев снова растянул губы в улыбке. Я подумал – а может стоит пересмотреть свои выводы относительно его оскала? Такая настойчивая демонстрация зубов вполне могла случиться на нервной почве. Решил – ежели и после следующей фразы оскалится, тогда точно нервное.

– Куда пропал? – автоматически вырвалось у меня. – И почему мне кранты?

– Тебе лучше знать, куда он пропал. Ты же вчера за ним следил. Вот потому тебе и кранты.

И таки ослепил меня зубами. Так и есть, нервное.

– А почем ты знаешь, что я за ним следил?

– А ты почему мне тыкаешь? – запоздало удивился Зуев. Забавный такой. Я ему уже три дня тыкаю (собственно, как и он мне), а до него только сейчас дошло. – Мы с тобой водку на брудершафт не пили.

– Потому что я, в отличие от тебя, человек некультурный, и мне не обязательно пить водку на брудершафт, чтобы на «ты» перейти. И вообще – ты первый начал, так что нечего тут. Так откуда ты знаешь, что я за ним следил?

– Вопросы здесь я задаю! – следователь сделал над собой невероятное усилие и все же сумел спрятать зубы за губами.

– Я тебя умоляю! – я с жалостью посмотрел на него. – Если у тебя в голове возникло таких глупых идей, то пожалуйста – задавай свои вопросы. Только не факт, что ты получишь на них мои ответы. Имею право молчать.

Зуев тяжело вздохнул. Мне даже интересно стало – куда испарился его кураж, которым он поразил меня, когда позвонил ни свет, ни заря.

– Мешковский! – тоном гуру, задолбавшегося наставлять нерадивого ученика, проговорил он. – Неужели ты думал, что мы сидим здесь, сложа руки? Для справки: такие крупные дела обычно сразу забирает себе прокуратура. Пока они почему-то молчат, и я хочу по-быстрому раскрыть это преступление, чтобы утереть им нос.

– Зачем? – задал я вполне резонный, на мой взгляд, вопрос.

– Чтобы меня пригласили работать в прокуратуру, – Зуев был сильно удивлен моей несообразительностью.

– Ага, – я сделал вид, что все понял, хотя нихрена не понял. – А про мою слежку за Иванцом ты все-таки как узнал?

– Боже! – он картинно закатил глаза и даже нервно хихикнул. Латентная институтка, что ли? – У меня такое чувство, что я на допросе у следователя. Сам у себя, хи! Мы тоже следили, понимаешь? И за тобой, и за Иванцом. Тебя, правда, ребята во дворах потеряли. А когда вернулись – Иванца уже не было. И сейчас нет. Ни дома, ни на работе. И мобильник отключен. Зачем ты за ним следил?

– То есть как – зачем я за ним следил? – удивился я. – По-моему, это невооруженным глазом понятно. Он решил повесить на меня всех собак. Вот я и решил выяснить – зачем ему это надо? Закон же этого не запрещает? А вот зачем вы за ним следили, раз главный подозреваемый – я?

– Эх, Мешковский, Мешковский! – укоризненно сказал Зуев. – Ты своей самодеятельностью всю работу нам испортил. Что – так сильно хочется доказать, что не виноват? Ну, может быть, может быть. Хотя я на девяносто процентов уверен, что это ты наводчик. Только, понимаешь, как бы я ни был уверен в этом, я обязан отработать и другие версии. В том числе и такую, что Иванец сам подстроил ограбление. Это, конечно, из области фантастики – что ни говори, а в него стреляли, и хорошо еще, что он успел рукой прикрыться, иначе бы погиб. Но версия-то имеет право на существование? Ну что, удовлетворил я твое любопытство? Вот, видишь. Я ведь не зверь какой… А теперь ты удовлетвори мое. Куда делся Иванец?

– Без понятия, – я пожал плечами. – Я после потасовки сразу домой свалил. Ты же в курсе, что там легкая потасовочка случилась? Твои люди должны были доложить. За мной они сразу после нее увязались, раз во дворах меня упустили. Это я так домой торопился. Следить все равно уже смысла не было, сам понимаешь. А дома чай стынет, колбаса плесенью покрывается… А если намекаешь на то, что это мои мифические дружки-грабители его исхитили, то сам их на эту тему и поспрашивай. Если найдешь, конечно.

– Да, – Зуев грустно кивнул головой. – Значит, доверительного разговора у нас так и не получилось. А ведь я хотел, как лучше.

– Какой доверительный разговор?! – взорвался я. – Что ты от меня сейчас услышать хочешь? Как я Ваню зверски похитил? А зачем он мне, ты не хочешь сказать? Домой, вместо вешалки, чтобы было, куда шляпу вешать? Так я тебе скажу – шляпу на крючок удобнее вешать. Он железный и жрать не просит. А Иванца я тупо не прокормлю – я безработный, а у него харя сам видел, какая. Гадом буду – в два раза больше меня жрет. Так что я его не похищал. И не грабил. Следил – было дело. Но если я за ним следил, то так прямо и говорю – я за ним следил. Если бы я был наводчиком, тоже прямо сказал бы – я наводчик. И вообще, я честный человек, я после каждого секса женюсь! Задолбался уже штампы в паспорте выводить! И у тебя хватает совести мне не верить?

Зуев в изумлении уставился на меня. Такой убедительной речи ему, наверное, слышать еще не доводилось. И я таки заставил его задуматься! Он даже почесал пятерней нижнюю челюсть и с минуту вращал глазами. Но потом справился с наваждением и решительно тряхнул головой:

– Сильно задвинул. Цицерон в уголке рыдает. Только, понимаешь, Мешковский, моя работа заключается в том, чтобы ни одному твоему слову не верить. И я не верю.

– То есть, мне все-таки нужно было прихватить с собой мешочек с сухариками? – разочарованно уточнил я.

– Нет! – отрезал он. – Я же тебе сразу сказал, что закрывать тебя не собираюсь. А я, между прочим, тоже человек честный, хоть и не женюсь после каждого секса. Глупо как-то по три раза в неделю на собственной жене жениться… Короче, как честный человек честно тебя предупреждаю – ты у меня под колпаком. И, если ограбление, а теперь еще и похищение Иванца – твоих рук дело, или твоей шатии-братии, то ты сядешь. Надолго.

– Ты меня не пугай, – проворчал я. – Я нынче без подгузников, мне нельзя пугаться… Ты мне лучше скажи – нахрена ты меня сюда вызывал?

– А чтобы ты понял, – ласковым голосом объяснил он, – что, если это ты со своими дружками умыкнул Иванца – лучше выпустите его. И на будущее – не усугубляйте ситуацию. Не делайте новых глупостей. И без того два трупа на вас висит.

– Ты по гороскопу – баран? – догадался я.

– Нет, скорпион.

– Да нет, баран. Скорпионы такими упертыми не бывают. В сто пятьдесят первый раз тебе повторяю – я к проблемам Иванца никаким боком не прислонялся. Не веришь – хрен с тобой, не настаиваю. Я только прямо предупреждаю – сейчас отсюда выйду и буду сам в этом деле ковыряться. Раз уж моя милиция, вместо того, чтобы меня беречь, пытается меня за решетку упрятать.

– Ну-ну, – хмыкнул Зуев. – Ты, смотрю, неплохой образ себе придумал. А можно вопрос? В каком направлении копать-то собрался? Ну, какими они будут, твои следственные действия? Ты уж поделись профессиональным секретом со мной, с дилетантом.

– Не знаю, – огрызнулся я. – Пофигу. Поеду сейчас к той девятиэтажке. Иванец там по-любому должен нарисоваться. Дома может не появляться, на работе может не появляться. А там – должен. Следил же он за кем-то. И не выследил. Потому что я помешал.

– Думаешь, объявится? – снова хмыкнул Зуев.

– Обязательно должен, – уверенно подтвердил я. – Настоящие пацаны – они завсегда все до конца доводят. И слежку тоже. А Ваня себя за настоящего пацана считает. Он даже башку до сих пор налысо бреет.

– Можно, я тебя разочарую? – во взгляде Зуева явственно проступила жалость ко мне, умственно неполноценному. – Иванец вчера ни за кем не следил. В этой свечке, в девятиэтажке, проживает его бывший подельник, тот самый Коба, на которого ты мне хотел стрелки перевести. Вчера, полагаю, они хотели встретиться и о чем-то поговорить. Им ведь действительно есть, о чем поговорить, согласен? А ты им помешал. Ларчик-то как всегда просто открывается, не так ли, уважаемый? А мы проверили – Коба вчера целый день был дома, никуда не выходил. Наверное, тебя застеснялся. Нельзя быть таким назойливым, Мешковский.

– Ну да, – я не стал напоминать ему, что этот самый Коба, пребывая в статусе з/к, пообещал поставить Ваню на перо, как только выйдет на волю А значит, встреча двух друзей, на которую намекал товарищ Зуев – это только плод его больной фантазии. Может быть, встреча и планировалась, но далеко не дружеская. – Так я пойду?

– Иди, – кивнул он. – И подумай над моими словами.

Конечно, как же. Размечтался. У меня было, над чем подумать и помимо его слов. Которые, между нами, вовсе были полной чушью и касались меня только в том смысле, что отныне придется чаще оборачиваться – не подкрадывается ли с тылу Зуев с ордером и наручниками. Но для этого ему нужно было еще прокурора склонить на свою сторону, а прокурор без достоверных фактов склоняться, видимо, не хотел – иначе давно бы уже склонился. Я же этими фактами Зуева баловать не мог за отсутствием оных. А создавать специально для его услады не собирался. Он мне не жена любимая, чтобы я ему таким извращенным способом наслаждение доставлял. Так что пусть сам землю копытит. Только это мартышкин труд – все равно ничего не найдет, раз фактов в природе не существует.

Что до меня, то я таки наврал Зуеву – появиться рядом с домом Кобы мне сегодня уже однозначно не светило. Хотя бы потому, что именно сегодня Иванец наказал появиться в конторе, чтобы получить расчет за целых три дня, что я успел отработать на его долбанный «Технопарк». Между прочим, не самый бесполезный, на мой взгляд, визит намечался – там была Танюшка, которая, я надеялся, поделится со мной последними новостями. Глядишь, среди них что полезное попадется.

10

Видок у секретарши был, как бы это помягче выразиться, взмыленный – прическа взлохмачена, волосы торчали в разные стороны. Рукава белоснежной блузки она по-боевому закатала до локтя, так что без дополнительных вопросов становилось понятно – человек погряз в работе и на остальной мир ему плевать. Бумаги, толстым слоем покрывшие ее стол, только подтверждали это.

Когда я вошел в приемную, она разговаривала по телефону. Вернее, что-то раздраженно кому-то втолковывала. Что-то на тему: «Сейчас директора нету, когда будет – неизвестно, а поскольку такие вопросы решает только он, то не соблаговолите ли вы оставить меня в покое и пойти лесом туда, куда культурных людей обычно не посылают?».

Я, было дело, даже заслушался. Не сказать, чтобы прежде мне не доводилось наслаждаться такими речевыми выкрутасами, но от очень милой и деликатной с виду девушки я точно ничего подобного услышать не ожидал. Забавно, но даже фраза «Да пошел ты на хрен!», которой она завершила переговоры, в ее устах прозвучала очень сексуально.

С треском бросив трубку на телефонный аппарат, Танюшка обернулась ко мне, имея взгляд лошади, только что неожиданно для самой себя выигравшей Лондонское дерби. Сходство было настолько поразительным, что я невольно усомнился – а узнала ли она меня?

– Привет, старушка, – я попытался провентилировать вопрос идентификации собственной персоны как можно осторожнее. – Неважно выглядишь. Это ты кому сейчас секс по телефону устроила?

Она ответила не сразу. Ну – явно не в себе девушка. С минуту фокусировала на мне взгляд, сообразив же, кто перед ней, выдохнула:

– А, Миша! Привет. Да заколебали уже клиентосы. Шефа нет, приходится самой с ними разговаривать. По таким вопросам, которые он всегда лично решал. Я же не могу им пообещать, что мы скинем тридцать процентов, если они заплатят в черную, а еще организуют охоту, баньку и девочек, правда? Мне еще девочек не хватало… Почему люди такие тупорылые? И, главное, как с цепи сорвались – звонят и звонят, идут и идут. Как будто ждали, пока Иванца не будет. Прямо закон подлости какой-то.

– А ты как хотела? – усмехнулся я. – Сейчас время такое – человек человеку волк, упырь и вражина.

– Это я уже заметила, – согласилась она и, вынув факсимильную печать, с остервенением проштамповала два листочка на столе. – А ты чего пришел?

– Тебе посочувствовать. А заодно расчет получить. Иванец в понедельник грозился меня сильно деньгами напугать. Так что я готов бояться.

– Это не ко мне, – Танюшка еще пару раз щелкнула печатью. – Это в бухгалтерию.

– Да я как бы в курсе. Только у нас и с тобой тоже нерешенный вопрос имеется.

– Какой вопрос? – она снова подняла взгляд.

– А по поводу похода в кабак. Ты, кажется, не против была.

– Извини, я сегодня не могу, – твердо сказала она. И, видимо, чтобы у меня даже мысли не возникло пытаться уговорить ее, с головой погрузилась в штампование бумажек.

Я пожал плечами и пошел в бухгалтерию. Последняя фраза белокурой офис-менеджера не вполне соответствовала моим ожиданиям. Причем, по всем направлениям. Мало того, что я рисковал остаться без последних новостей, так еще и моя искренняя, открытая симпатия к девушке останется неудовлетворенной половым образом. Непорядок.

Впрочем, я утешил себя старой народной мудростью: если девушка говорит «нет», значит, «может быть». В переводе на общедоступный и математически точный мужской язык. А потому забрал в кассе свои три с небольшим тысячи, скрупулезно пересчитал их, шевеля губами – маленькая месть за волчьи взгляды, которыми встретили меня кассирша и прочие бухгалтера. Они, конечно, не виноваты, это им Иванец мозги засрал, но нельзя же вот так сразу, безоговорочно верить в виновность человека, да еще такого чистого, не засиженного мухами, как я? Какой-то Декарт, помнится, в свое время сказал, что все нужно подвергать сомнению. Слова мудаков вроде Иванца – вдвойне. А они не подвергли. За что и поплатились. И, от души надоев им своей физиономией, я снова пошел в приемную – превращать категоричное Танюшкино «нет» в более многообещающее «может быть».

К моему второму приходу белокурая офис-менеджер подкатала рукава еще выше и продолжала со скоростью Анки-пулеметчицы штамповать на документах оттиск иванцовской подписи. Ее успехи на этом нелегком поприще впечатляли – стол был уже наполовину очищен от бумаг. Проштампованные аккуратной кучкой лежали с краю. Правда, при этом секретарша высунула на сторону язык – видимо, чтобы лучше сосредоточиться, – но тоже вполне сексуально. Понятно, что ей и раньше приходилось заниматься чем-то подобным, но такого количества документов я что-то не припомню. Сказывалось то, что в отсутствие Иванца изрядную часть рабочего времени ей приходилось тратить на телефонные переговоры.

Решив, что, коль директора нет, мне, как в недавнем прошлом работнику данной фирмы стесняться нечего, я достал из шкафчика чашку и принялся сооружать себе кофе.

Танюшка бросила шлепать подписи и следила за мной с несколько даже недовольным видом. Я ободряюще улыбнулся ей:

– Ты работай, работай. Я тебе мешать не буду.

– Миша, чего ты хочешь? – напрямую спросила она, решительно сдув со лба белокурую прядь.

– Тебя хочу. В кабак хочу, – я налил в чашку кипятку и сел перед ее столом. – Я расчет получил. Три двести. На новую машину не хватит, на Канары прокатиться – тоже не хватит. А в кабаке посидеть – в самый раз.

– Я ведь тебе говорила, что у меня мужчина есть, – она явно пыталась увильнуть от положительного ответа. Ха-ха. Не на того напала.

– А еще ты говорила, что не против со мной в кабак сходить.

– А что я своему скажу?

– Ничего не говори. Позвони ему сейчас и поругайся с ним. Он же все равно женатик, так что повод найдется. Поругаешься – и все твои проблемы сами собой решатся.

– Ты интриган, – с интересом констатировала она.

– Еще какой! – усмехнулся я. – Это я Монику на Билла натравил. Правда, весело получилось?

– Весело, – она подгребла к себе остатки документов и снова принялась за штамповку. Пометив с десяток бумажек, взглянула на меня и проворчала, причем уже совсем беззлобно: – Я тебе ближе к вечеру позвоню. Сейчас с бумагами разберусь и придумаю, что Илье соврать. А потом тебе перезвоню. Хорошо?

– Какой разговор! Я ведь тебе именно на это и намекал.

Я погрузился в чашку с кофе, а она – в работу. Так и щелкала печатью до моего ухода. И посмотрела на меня, лишь когда я уже подошел к двери. Я показал ей язык и подмигнул. Танюшка тихо захихикала и снова уткнулась в бумаги, пробормотав себе под нос:

– Как ребенок, честное слово!

И я покинул приемную, весьма довольный собой. Ее первоначальное категоричное «нет» было робко преобразовано мной сперва в неуверенное «да», которое, я в том не сомневался, к вечеру отвердеет и обретет необходимую степень уверенности. Раз уж мне удалось миновать стадию неопределенного «может быть», то почему бы и нет, черт побери?!

И предчувствие не подвело. Танюшка позвонила ровно в пять вечера и довольно засопела в трубку:

– Уф! – сообщила она мне. – Я всех победила! Целый час могу балду пинать, ничего не делать!

– Уважаю, – похвалил я. – Ты только сильно ее не пинай, а то хозяин балды инвалидом останется. А как на счет задания партии и правительства? Выполнила?

– Это ты о чем?

– Основание для похода в кабак создала?

– Хи-хи, – сказала она. – «Партии и правительства»… А куда пойдем?

– Не знаю. Где можно на три двести нормально посидеть?

– В «Таверне», – Танюшка среагировала мгновенно. Гадом буду – заранее придумала и ждала моего вопроса. Дождалась. Умная и предусмотрительная девушка, хоть и блондинка.

– А три двести для «Таверны» не маловато? – усомнился я. Статус кабака к указанному заведению никак не подходил. В бытность свою таксистом, я возил оттуда и туда сплошь местных олигархов.

– Хватит, – заверила меня Танюшка. – Это же не ресторан, а кафешка, там цены приемлемые. Мы с девчонками постоянно туда ходим.

Ну да, знаю я, как девчонки по кабакам ходят. Первые пятнадцать минут гуляют за свой счет, остальные четыре часа веселья оплачивают новоявленные кавалеры. У таких, даже если захочешь, реальную стоимость «посидеть вечерок» фиг узнаешь. Впрочем, хотя бы примерно она должна была ориентироваться, правда? Как постоянная посетительница. (Кстати, интересно, как на эти походы реагировал ее любимый женатик? Неужели сквозь пальцы смотрел? Впрочем, его дело). И, вздохнув, я согласился:

– Ну, смотри. Ежели денег не хватит, будем твоей бижутерией расплачиваться.

– У меня не бижутерия! – она попыталась обидеться, но тут же передумала: – Во сколько ты туда подъедешь?

– Куда? – удивился я.

– В «Таверну»!

– А тебя с работы не надо забирать?

– Так ты на машине?

– Это плохо?

– Это здорово! – она, натурально, была в восторге. Как мало человеку для счастья нужно. – Я все время думала – ко скольки я туда подъехать успею. Мне же еще домой заехать надо, переодеться.

Я с невольным осуждением хмыкнул. Какой-то странный у секретарши женатик, если одно упоминание о машине доводит ее до экстаза. Совсем, что ли, не балует? Какого рожна тогда цепляться за него обеими руками? Только для того, чтобы было, кем прикрываться, когда клеятся типы вроде меня? Ну, так от моих приставаний она за этот щит недолго пряталась. Наверное, я действительно неотразим. Спасибо вам, мама с папой, хотя бы за это, раз уж в кабак за свои кровные идти придется. Ну, да за девятнадцать лет самостоятельной жизни я уже привык. К тому же мама с папой при слове «кабак» всегда краснели синей краской, потому как большевики старой закалки, и, даже поддерживай я с ними отношения, денег на подобные мероприятия все равно не увидал бы.

Но трех тысяч, как ни странно, действительно хватило. Очень демократичной забегаловкой оказалась эта «Таверна». И вообще вечер удался. Танюшка переоделась в какой-то немыслимый вечерний наряд, плотно облегавший тело, отчего создавалось устойчивое впечатление, что, раздевшись, ничего нового она мне предъявить уже не сможет, и я, не особо маскируясь, натер об ее наряд мозоли на глазах.

Девушке такое нескромное внимание льстило. Мы станцевали с пяток медленных танцев, скушали бутылочку коньяка и бутылочку красного вина, после чего заказали такси и поехали ко мне домой. Свою машину я бросил на парковке у «Таверны». На удивленный вопрос спутницы беспечно махнул рукой. Что с ней за ночь случится? Максимум – дверцы вскроют. Ну, так у меня в салоне ничего ценного нет. Резину снимать не станут, потому что лысая – я зимнюю еще не ставил. Угонять тем более смысла нет – кому охота за престарелую развалюху срок мотать? Танюшка спорить не стала. Во-первых, она была пьяна и ей побыстрей хотелось секса, а во-вторых, машина была не ее.

Что между нами происходило по приезде домой, я помню не особенно хорошо, но, судя по состоянию постельного белья и разбросанным по всей спальне шмоткам, включая то самое неземной красоты платье, свисавшее с люстры, все было на высшем уровне.