Текст книги "Охота на охотников"

14

Домой Кавалерист отправился в не самом хорошем расположении духа. С его точки зрения, я совершил преступление против человечности, не позволив товарищу насладиться участием в столь замечательной заварушке. Но вслух он претензий не высказывал. Очень сдержанный человек, настоящий мужчина.

Меня любезно подбросили в центр, где была куча гостиниц и просто ночлежек, и где я, предположительно, мог остановиться на ночь. Я проводил взглядом такси и через ухо помассировал пальцем мозг. Обилие гостиниц вдохновляло не очень. Главным образом потому, что документов при себе не имел, а в гостиницы по какой-то дурацкой причине без паспорта не вселяют. На мой взгляд – совершенный идиотизм, но в данном случае музыку заказывал не я.

Одно хорошо – уезжая, Кавалерист оставил свою куртку, так что безвременная кончина от переохлаждения организма мне не грозила. Пока. Но до утра еще было – как до Луны пешком, и перспективы выглядели не очень вдохновляюще.

Массаж мозга помог. Мне вдруг пришло в голову, что вовсе не обязательно переться в гостиницу. Ну, не принимают они народ без документов – и бог с ними. Значит, деньги им не нужны. Но в центре в огромном количестве сгруппировались различные забегаловки, которые по случаю пятницы должны быть заполнены. Это закон. Столь же незыблемый, как яблоко, падающее на голову Ньютона. Я сей закон намертво усвоил в первый же год таксерской деятельности. Пятница и суббота для таксера – вообще самый сенокос. Большая часть рабочего, а значит, платежеспособного люда решительно снимает стресс после трудовой недели, заполняя своими уработавшимися телесами разного рода кабаки. И наверняка в одном из этих кабаков сидит сейчас одинокая женщина, которой тоже хотелось бы отдохнуть, сбросить тяжкий груз рабочей пятидневки, но без моего общества у нее это вряд ли выйдет. Вот она сидит за столиком и вертит головой по сторонам, высматривая – а не появился ли на горизонте Миша Мешковский? А меня все нет и нет. И никакого, соответственно, отдыха. Она даже не против пригласить меня домой – а я все не иду и не иду. Она ждет – а меня нет. Непорядок. Я не мог оставить гипотетическую женщину изнывать от одиночества.

Оставалось только вычислить заведение, в котором меня дожидалась сия страдалица. А это была совсем уже задачка для первоклассника.

Где обычно собираются одинокие женщины? В клубах «кому за тридцать», более приземленным языком называемых «конюшня». А ближайший такой клуб располагался в сотне метров от меня. Какие еще доказательства нужны?

Восхищенный своей гениальностью, я пошел туда. Три тысячи, одолженные у Генахи – этой суммы должно было хватить за глаза. Собственно, я рассчитывал, что и двадцати процентов означенной суммы хватит. Чай, не в ресторан намылился. И не то, чтобы цены в подобных клубах были на порядок демократичнее, чем даже в давешней «Таверне». Просто цели перед посетителями стояли разные.

Под ярко-желтой светящейся вывеской «Ренессанс» кучковалась изрядная толпа. На мой взгляд, даже половина из них тридцатника не разменяла. Зато пьяны были все поголовно. Но, как ни странно, никаких намеков на скандалы не наблюдалось. Все-таки, достойное заведение – «конюшня». Люди сюда не морды бить ходят, а партнера для сексуальных игрищ найти.

Я вошел внутрь, и толстая тетка, отобрав у меня сто рублей, поставила на запястье штампик – дескать, на эту ночь я местный Могу на улицу по-маленькому бегать и назад беспрепятственно возвращаться – и никто не потребует, чтобы я снова за вход платил. Очень гуманная система. Только вот руки пачкаются.

Отштемпелевав меня, тетка проворчала, что столик я должен выбирать сам, потому что все давно перепились, и понять, какое место свободное, а какое – не очень, она уже не в состоянии, и потеряла ко мне интерес.

Я же к ней интереса с самого начала не имел – она совсем не была похожа на ту, что ждала именно меня, – а потому последовал ее совету и прошел в зал. Краткий осмотр показал, что разобраться, где свободное место, действительно сложно. Я решил особенно не умствовать, и бросил якорь у барной стойки. Престарелая девушка, колдовавшая там, за деньги одарила меня сухариками, бутылкой пива и – бесплатно – кривоватой ухмылкой, после чего переключилась на других клиентов.

Собственно, торчать у барной стойки и разглядывать танцующих – это было не совсем то, за чем я явился сюда. Но сразу брать быка за рога не стал, резонно рассудив, что сначала неплохо бы приблизиться к присутствующим в смысле находящегося внутри градуса. Иначе общение будет происходить на разных языках, что не способствует достижению консенсуса.

Пока я думал эту умную мысль и пристраивался к бутылке, стараясь с первого раза определить, с какой стороны у нее горлышко, все проблемы решились сами собой. Вернее, они решились миниатюрной шатенкой, которая, похоже, свою бутылку пива уже употребила. С ее размерами такой дозы оказалось вполне достаточно, и теперь она была весела, мила и очень общительна.

Подбежав ко мне – я даже не понял, то ли с танцпола, то ли из-за какого-то столика, – она выхватила бутылку, со стуком поставила ее на барную стойку и прокричала, перекрывая гул пьяных голосов и грохочущую музыку:

– Пошли танцевать! Чего стоишь, скучаешь?

Охреневший от такой непосредственности, я послушно влился в круг танцующих, подозревая, что навсегда лишился честно купленного пива – наверняка кто-нибудь высосет под шумок.

Откровенно говоря, дерганье под современные ритмы не по мне, максимум, что я могу изобразить более или менее прилично – это станцевать медленный танец, не наступая партнерше на ноги. Но быстрый взгляд вокруг убедил меня в том, что сегодня таких, как я, – подавляющее большинство, а значит комплексовать не стоит.

Пиво из маленькой шатенки рвалось наружу, но не как у обычных людей, а через рот и в виде слов. Пока мы изображали эпилептиков, окруженные такими же припадочными, она успела поведать, что ее зовут Кристина, что ей тридцать два, у нее сын по имени Саша, десяти лет от роду, что работает она бухгалтером в оптовой компании, в «конюшню» пришла в первый раз, и то потому что подруга вытащила – сказала, мол, хватит тебе дома сидеть, пора обрадовать истосковавшихся по настоящей красоте мужиков своей внешностью. Подруга, кстати, дама замужняя, но муж уехал на выходные рыбачить-охотничать, и на пару вечеров она, оказавшись предоставлена сама себе, тоже решила слегка поохотничать. Вон, кстати, она сидит, в окружении двух грузин. А сама Кристина – не замужем, нет. Если бы была замужем – то никогда и ни за что. Потому как по природе девушка верная, честь блюдет, и мужа, если доведется, даже из глубины сибирских руд дождется, сохранив девственность и ни разу не посмотрев на соседа по лестничной площадке. Вот такая дивная история, которую я выслушал, не проронив ни слова. Не потому, что не хотел, а потому что вставить его было некуда – речь Кристины была на удивление монолитной. Ни трещинки, ни зазора.

– А тебя как зовут? – спросила она и наконец замолчала. То ли батарейка села, то ли решила послушать, как звучит мой голос. Тоже нужное дело – а вдруг я глухонемой, или у меня писклявый визг, от которого возбуждаются мышки, но никак не люди.

– Паша, – я, решив, что подпольная жизнь должна быть подпольной даже в мелочах, взял себе первый попавшийся псевдоним. Мог бы и не брать – девушке было пофигу, «Пашу» она, кажется, и фиксировать нигде для себя не стала. Ее очень занимал сам разговорный процесс.

– А ты чего у бара такой грустный стоял?

– Я не грустный, – отозвался я. – Я просто трезвый. Понимаешь, на работе задержался, только сейчас пришел. Хотел всех догнать, а ты у меня пиво забрала. Так что я теперь вообще безнадежно отстал.

– И не надо тебе никого догонять! – убежденно заявила она. – Мне пьяные мужики вообще не нравятся!

Похвальная откровенность. Я понял, что мои акции котируются чрезвычайно высоко. Во всяком случае, на ночь в теплой постели их должно было хватить. Правда, перед этим предстояло еще пережить акустические атаки словоохотливой Кристины, но я надеялся справиться с этим – как-никак, женат был дважды, и, хоть оба моих брака, даже сообща, продлились меньше полугода, кой-какой опыт по себе все же оставили. Да и помимо браков, собственно, я вел совсем не монашеский образ жизни, а потому прибег к давно опробованному способу: отключил мозг и стал воспринимать болтовню маленькой шатенки, как фон. Вроде музыки, что бухала по ушам со всех сторон. Или вот этого шлимазла в вязаном свитере, который уже третий раз врезался в меня. Нажрался, падла!.. Ладно, пусть живет, раз он всего лишь фон.

Но, так как уши я не затыкал, слова Кристины все-таки падали на поверхность моего мозга. Ростков не давали, однако память по себе оставляли. Так, в течение следующих пятнадцати минут я узнал, что на пьющих у нее, натурально, идиосинкразия, что со своим мужем она рассталась именно по этой причине, а ко мне подошла, потому что я выгодно отличался от остальных мужчин твердой стойкой. Ей вдруг показалось, что я и в жизни должен быть таким – несокрушимым, как скала, и на меня можно положиться в полном смысле этого слова. Ведь у меня такая твердая стойка.

В награду за то, что с небывалым мужеством выдержал второй словесный водопад, я был захвачен Кристиной в плен и доставлен к ней домой. Причем она даже не попрощалась со своей подругой и двумя ее грузинами, и не стала выяснять, хочу я куда-то ехать или нет. Так хотела она, и этого было достаточно. Мне оставалось лишь уповать, что в постели ее рот будет хоть ненадолго закрываться. А в том, что до постели дойдет, сомневаться не приходилось – она тащила меня к себе явно не для того, чтобы интерьер облагородить.

Но, в общем и целом, все прошло на уровне. Трепаться Кристина действительно перестала, однако роль рулевого мне не уступила, и, засыпая, я испытывал двойственное чувство. С одной стороны, инстинкт продолжения рода был удовлетворен, а с другой – вроде как не я ее, а она меня… М-да.

Впрочем, неважно. Основная цель была достигнута, ночлег найден. Так что, проснувшись следующим утром в семь часов, – нервы, чтоб им пусто было, – я чувствовал себя очень даже неплохо. Пожалуй, получше, чем если бы провел ночь в гостинице. Хотя и похуже, чем у себя дома.

Натянув трусы, штаны и накинув рубашку, я прокрался в кухню, стараясь не разбудить хозяйку и ее – это я для себя четко вчера зафиксировал – десятилетнего сына. Первое у меня получилось, а со вторым вышла накладка. В тот момент, когда я, вскипятив воду, заваривал себе кофе, зазвенел будильник. И через пару минут в кухне нарисовался тощий пацан в синих семейных трусах. Он зевал во весь рот и яростно чесал себе пуп, настойчиво пытаясь добраться до позвоночника.

При виде незнакомого дядьки, то есть меня, позвоночник был оставлен в покое, но и про рот малец на какое-то время забыл. А когда через секунду пришел в себя, то задал вполне логичный вопрос:

– Ты кто?

– Путешественник, – сказал я. – Ходил-ходил, устал очень. А твоя мать пустила меня на ночлег. Добрая женщина.

– Врешь ты все, – сказал пацан, и я напрягся. Если начнет обличать свою маман в сексуальной неразборчивости, придется вставать на защиту ее чести и достоинства. Но опытом общения с малыми детьми, тем более на такие идиотские темы, я, мягко говоря, не располагал и не знал, какие в таких случаях нужно подбирать слова. Те, которыми я привык пользоваться, для ушей десятилетнего ребенка вряд ли подходили. Но пацан не стал вгонять меня в краску. Хотя кофе я все-таки подавился. Потому что он сказал: – Ты бомжара. Я тебя в подземном переходе около нашей школы видел. Ты там деньги на опохмел клянчил.

Серьезный, в общем, пацан. Я потратил добрых десять минут на то, чтобы доказать, что он ошибся. Еще десять – чтобы убедить его, что я самый что ни на есть настоящий путешественник, почти Федор Конюхов. Потом он двадцать минут приставал ко мне с вопросами о дальних странах, пока я, наконец, не выпер его в школу – он, оказывается, по субботам учился, потому и встал ни свет, ни заря. А что мамка не проснулась его проводить, так это ерунда: «Что я, сам яйца не пожарю, что ли? Я ведь не детский сад». Короче, жарить для парня яичницу пришлось мне.

После убытия спиногрыза по месту учебы я оказался предоставлен сам себе. Его родительница продолжала безмятежно давить ухо, и собиралась делать это еще довольно долго, если исходить из того, во сколько мы вчера заснули.

Дабы не терять времени даром, я сделал себе еще кофе и занялся обмозговыванием планов на ближайшее будущее. Мозг, который вчера ночью решил выйти из состояния анабиоза и широким жестом подкинул неплохую идейку относительно ночлега, продолжал уверенно поскрипывать, обрабатывая вводные, конкретизируя вопросы и изыскивая ответы на них. И, надо признать, это у него неплохо получалось.

Первым делом он придумал следующую мысль, которая мне весьма понравилась. На Иванца было совершено уже два покушения, и оба неудачные. Значит ли это, что покушавшиеся опустят в бессилии руки? Вот уж дудки. Скорее всего, они таки попытаются достать свою жертву. Даже в больнице.

Вторая мысль, рожденная мозгом, была логическим продолжением первой. Поскольку ничего стоящего у Иванца выведать мне не удалось, а теперь, когда он серьезно ранен в шею, вряд ли вообще удастся, следует постараться составить беседу с кем-нибудь из его недругов. Подкараулить у больницы, в которой в данный момент лежит Иванец – и составить.

Маленькая проблема заключалась в том, что я не знал, в какую больницу отвезли многострадального Ваню. Но эта проблема решалась. Нужно было просто позвонить Танюшке и расколоть ее на информацию. Она, конечно, накануне сдала меня Зуеву с потрохами и теперь считала отъявленным преступником, но ведь мне природа не зря в голову ротовое отверстие встроила. Вполне стоило попробовать убедить ее, что я не верблюд. Уж на эту-то малость моих способностей должно было хватить. А вот на счет продолжения теплых отношений с ней я, кажется, мог забыть. Как ни жаль.

Но, в общем, мозг меня не подвел. План действий на день был ясен. И, поднявшись из-за стола, я пошел в спальню – будить хозяйку.

Та проснулась от первого же прикосновения. Открыла глаза, повернулась на спину и со вкусом потянулась. На лице – невероятнейшее удовлетворение. Что называется, жизнь удалась.

– Мне на работу надо, – сообщил я.

– Сегодня же суббота, – удивилась она.

– Понимаешь, солнышко, я на автобусе работаю, людей вожу. А автобусники и по субботам работают.

– Тогда почему так поздно на работу собрался?

Дотошная, блин!

– Так автобус в ремонте. Я его вчера до полночи ремонтировал, поэтому и в клубешник так поздно приперся. И сегодня целый день возиться придется. Такая у нас тяжелая шоферская доля.

Я врал вдохновенно, но никаких угрызений совести при этом не чувствовал. В конце концов, расскажи я правду – и она мне фиг поверит. А если поверит, то разволнуется не на шутку. Оно ей надо?

Зато сейчас Кристина верила мне целиком и полностью. А чтобы у меня совсем уж никаких сомнений на сей счет не осталось, в конце моей пламенной речи обвила руками за шею, притянула к себе и поцеловала взасос. После чего поинтересовалась:

– А вечером придешь? Мне вчера так хорошо было!

– Конечно, приду, – заверил я. – Мне, между прочим, тоже хорошо было.

Еще бы не хорошо. Две большие разницы – ночевать на улице при температуре ниже десяти градусов или в теплой постели с живой женщиной под мышкой. Так что ее предложение снова прийти вечером было воспринято мной с энтузиазмом.

15

Только не надо думать, что я такой вот нехороший человек – воспользовался временной слабостью бедной женщины в своих целях. Да, воспользовался. Но, во-первых, меня нужда заставила. Во-вторых, никаких нехороших мыслей в отношении Кристины не имел. И, в-третьих, я, как натура творческая, находился в постоянном поиске. Почем знать, может быть, Кристина – это моя судьба, с которой мне предстоит остаток дней провести? Впрочем, вспоминая Ниагару слов, которой девушка оглушила меня накануне, в этом я сомневался. Ну, а в-последних, еще неизвестно, кто кем воспользовался.

Как бы там ни было, а покуда она не против, я собирался пользоваться ее гостеприимством.

Таким вот образом, с прикрытыми тылами, я пошел на дело. Перво-наперво купил телефонную карточку и прилип к таксофону. Цель – вызвонить Танюшку и убедить, что к покушению непричастен. А заодно выведать, в какой больнице лежит Иванец. Я, правда, забыл, что на дворе суббота и, соответственно, Танюшки на рабочем месте нет. Впрочем, вспомнил об этом, как только – после долгого игнорирования – трубку снял охранник.

– Да! – его голос был сильно недовольным. Возможно, мой звонок сдернул парня с горшка или оторвал от других, не менее важных, дел.

– Добрый день! – очень вальяжно сказал я, потому что уже вспомнил про субботу и отнюдь не горел желанием быть опознанным по голосу. – Компания «Технопарк»? Мы ваши коллеги из Новосибирска, тоже продукцией «Хай машинери» барыжим. Не подскажете, куда Сергей Федорович делся? На прошлой неделе договаривались с ним, что подъедем по поводу обмена опытом. Ну, там, банька, девочки, туда-сюда. А сейчас приехали – и дозвониться ему не можем. Сотовый отключен.

– Так в больнице он, – охранник за милую душу сожрал мою версию и теперь даже отрыжкой не мучился.

– Что вы говорите?! – потрясенно выдохнул я. – А что случилось? В какой он больнице? Надо же навестить человека. Как же так – мы приехали, а его вон куда угораздило!

– На Челюскинцев, – сказал охранник. – Вы, если не местные – просто такси возьмите и скажите, чтобы вас к больнице на улице Челюскинцев отвезли. Ее у нас любой таксист знает.

Конечно знает, а иначе что он за таксист?

– А в каком отделении, какая палата?

– Ой, а вот этого я не знаю, – в голосе охранника зазвучала откровенная растерянность. Очень может быть, что до этого дня он и не подозревал о существовании в больницах каких-то там отделений и палат. Ну, редкого здоровья человек. Лечебницы только в кино видел. Случается. – Я же тут просто охранник. Вы в понедельник позвоните, тут секретарша будет. Она точно должна знать.

– В понедельник уже мы не сможем, – важно сказал я. – В понедельник мы должны быть в Новосибирске, впаривать населению технику. Ладно, спасибо. Постараемся сами разобраться.

Я повесил трубку и довольно потер руки. Первый акт Марлезонского балета явно удался. Удалось облапошить охранника и узнать, где находится Иванец. Несколько непонятно было, почему его засунули в госпиталь ветеранов войны, но, в конце концов, мне-то какое дело? Хоть в ЦКБ, главное, что место дислокации теперь известно.

Потом мозг подкинул еще одну идею. Я зарулил в магазин, купил себе солидных размеров кепку и солнценепробиваемые очки. Примерил все это дело и остался не вполне доволен. Узнать меня, конечно, стало уже проблематично, – особенно с учетом куртки, которую я накануне снял с Генахи Кавалериста, – но все-таки возможно. Если делать это будет кто-нибудь въедливый и мою физиономию уже наблюдавший. Вроде, к примеру, Зуева.

Поэтому после магазина я свернул в аптеку и купил себе рулончик ваты. Напихал ее за щеки и стал похож на хомяка, побывавшего на элеваторе и воспользовавшегося визитом на сто процентов – так сильно раздулась моя харя. Теперь даже Зуев при встрече вряд ли скажет, что я – это я. Скорее решит, что это мой брат-близнец, работающий в коптильном цеху дегустатором сала.

Немного страдали, правда, вкусовые рецепторы, потому что вата была невкусная. Но тут уж я проявил твердость характера – нравится, не нравится, а потерпеть придется. Рецепторы поморщились, но смирились.

В таком вот прикиде, весь из себя замаскированный, я и поехал на улицу Челюскинцев. И там, ничтоже сумняшеся, подошел к регистраторше и спросил, стараясь говорить с горячим южным акцентом (зря, что ли, кепку-аэродром купил?!):

– К вам человека привозили. Иванец фамилия, Сергей Федорович зовут. И где он лежит, скажи, а? Я друг его, мандарины-шмандарины привез, передать хочу.

Бабка, сидевшая в регистратуре, мазнула по мне безразличным взглядом и проворчала:

– Он в хирургии лежит, шестой этаж, шестая палата. Только ему твои мандарины-шмандарины нельзя, он в горло раненый.

Осведомленная, блин, бабка. Даже в бумажки смотреть не стала. По памяти сориентировалась, о ком идет речь.

– Вах! – удивился я. – А как он кушает?

– Через трубочку, – раздраженно сказала бабка.

– Э! – я сделал круглые глаза. – Пойду, хоть вино-мино ему в трубочку залью, да? Я вино-мино тоже привез!

И пошел. Бабка пару секунд соображала, что за чушь я ляпнул, потом прокричала мне вслед:

– Эй, грузин! Тебя туда не пустят! Его милиция охраняет!

Я сделал вид, что не услышал ее. На самом деле мысль выяснить местоположение палаты, в которой лежит Иванец, пришла в голову только что. Общаться с ним я не собирался, тем более что он даже хавает через трубочку. Просто мозг снова сгениальничал – дескать, совсем не помешает знать окно, за которым упрятали Ваню. Окна – они ведь тоже своего рода двери, правда?

На шестом этаже у шестой палаты на стульчике действительно сидел милиционер и читал книжку про любовь. Кроме него в коридоре вообще никого не было. Я с озабоченным видом продефилировал мимо охранника туда и обратно, внимательно изучая таблички на дверях. И, чтобы совсем уж не вызывать подозрений, остановился непосредственно перед ним:

– Скажи, друг, а где здесь женская консультация?

– Ты что – дикий? – мент оторвался от своей книжки и с интересом посмотрел на меня. – Только с гор спустился? Это госпиталь ветеранов, зачем здесь женская консультация?

– Мне бабушка сказала – здесь ее ждать, пока она с доктором консультироваться будет. Бабушка – тоже женщина, да?

– Ну, наверное, – он пожал плечами. – Твоя бабушка, ты и выясняй – женщина она или нет.

– Ай! – я взмахнул рукой, изображая досаду. – Опять сам искать буду.

Развернулся и потопал прочь. Мент за моей спиной пошелестел страницами и затих. Глупый горец его не заинтересовал. Вот и чудненько.

Выйдя из здания, я осмотрелся. Место для ветеранов в свое время выбрали весьма живописное. Зеленая зона, свежий воздух. Выздоравливай – не хочу. У входа в госпиталь разбили знатный парк. Аборигенные деревья, правда, выкорчевали, насадив вместо них сосенок, но со временем сосенки вымахали, и теперь стояли, заботливо затеняя не только скамейки, но и аллеи.

Приметив газетный киоск, приткнувшийся справа от крыльца, я спустился к нему и купил «Спорт-Экспресс». Что может быть естественнее кавказца, сидящего на скамейке перед госпиталем и изучающего новости футбола? Только кавказец, заливающий больному виноградное вино через трубочку.

Выбрав место, с которого вход в госпиталь просматривался лучше всего, я развернул газету и стал ждать. Особыми надеждами при этом не тешился. Вовсе не факт, что недруги Иванца именно сегодня решат поставить точку в своей охоте. Возможно, они проявят осторожность и решат выждать пару дней – пока у милиции уляжется возбуждение. Но я-то их планов не знал, а потому выжидать никак не мог – требовалось сидеть и караулить, чтобы, не дай бог, не проворонить момент.

Мне повезло. Они тоже ждать не стали. Видимо, возиться с неубиваемым, как Кощей Бессмертный, Иванцом им надоело. Ребят захватил нешуточный азарт и они решили во что бы то ни стало добраться до его иглы, которая в яйце, а яйцо, понятное дело, в утке. А где ж и быть утке-то, как не в больнице? Логика очевидна. И часа в три пополудни мимо меня с задумчивым видом прошел невзрачного вида мужичонка. Такой невзрачный, что никто на него внимания не обратил. Кроме меня. Потому что это был тот самый мужичонка, что полторы недели назад не сморгнув глазом отправил к праотцам Ферзя и Кокона, а потом забрал у Вани дипломат с миллионами и смылся, прострелив ему на прощанье руку.

Свою огромную куртку стрелок, видимо, подарил бомжам, чтобы тем было не холодно бутылки собирать. Собственно, там ей самое место – я еще в среду подивился ее затрапезному виду. Сейчас на невзрачном была вполне приличного вида «Аляска», но меня это обстоятельство в заблуждение не ввело – во всем остальном он остался прежним, даже усы сажей себе подрисовывать не стал для маскировки. В этом смысле я дал ему сто очков вперед. И теперь пожинал плоды собственной предусмотрительности, оставаясь неузнанным и при этом узнав противника – рожу мужичка я, оказывается, запомнил прекрасно, хоть и пребывал во время нападения в состоянии ступора. Наверное, подсознание подсуетилось, за что ему отдельное спасибо.

Проводив фигуру взглядом поверх газеты до самого входа, я принялся ждать, как будут развиваться события. О том, что он прямо сейчас проберется в палату Иванца и зальет ему в трубочку серной кислоты, а не вина-мина, я не переживал. Там, все-таки, сидел мент, и я надеялся, что кроме книжки он с собой еще что-нибудь прихватил.

И снова не ошибся. Через пять минут мужичонка появился на крыльце, воровато огляделся и заторопился прочь, при этом путь его лежал мимо меня. Подозреваю, что он тоже пытал бабушку-регистраторшу на счет местоположения Иванца, и той показалось подозрительным обилие посетителей у раненого. Наверное, она это как-то продемонстрировала. Вот мужичок и решил убраться подобру-поздорову. Пока бабка не разнервничалась и на всякий случай не кликнула милицию.

Чтобы не упустить стрелка и одновременно не привлечь к себе его внимания, я не стал дожидаться, пока он поравняется со мной. Аккуратно сложил газету, скрутил ее трубочкой, поднялся и неторопливо пошел впереди него. Объект наблюдения, двигавшийся гораздо быстрее, обогнал меня, даже искоса не поинтересовавшись, что я за тип. Ну, дочитал человек отчет о матче – и домой двинул. Что в этом особенного? Мне это понравилось, и я тоже прибавил шагу. Ровно настолько, чтобы выйти на парковку, будучи метрах в двадцати позади.

Ведомый все так же торопливо заложил с десяток зигзагов промеж многочисленных машин и уселся в черный «Краун». Ну, понятно – светло-коричневый «Опель» после неудачного покушения использовать было опасно. Не удивлюсь, если данный шедевр немецкого автопрома уже оттранспортирован на какую-нибудь авторазборку и расчленен. Тем более что он был уже старенький и пожертвовать им было не жалко. Как и курткой, что была подарена замерзающим бомжам.

Приметив притулившееся на краю площадки такси из первого таксопарка, я подошел к нему и, открыв дверь, поинтересовался:

– Свободен, брат?

За рулем сидел Нарзан, человек, с которым я не раз пересекался, работая в третьем таксомоторном, и мне стало даже интересно – а вот узнает или нет? Но его взгляд, не задерживаясь, скользнул по моему лицу, затем последовал кивок на пассажирское сиденье:

– Садись, брат.

Я воспользовался предложением и, ткнув пальцем в направлении черного «Крауна», спросил:

– За ним сможешь продержаться?

– Не вопрос, командир, – протянул Нарзан со своим качественным дагестанским акцентом. Куда там мне с моим поддельным грузинским, который я при нем старался не афишировать, говоря мало и по существу. – За твои деньги – любой каприз.

И мы поехали. Правда, перед этим пришлось минут пять ждать, пока обитатели «Крауна» выяснят, куда им, собственно, надо.

Когда же это случилось, оказалось, что им надо за город. Нарзан начал искоса поглядывать на меня. Потом не выдержал и спросил:

– За городом другой тариф, знаешь, да? Денег хватит?

– Хватит, – заверил я.

Он успокоился и продолжил аккуратно вести преследование. Настолько аккуратно, что мне даже захотелось похвалить его – прямо как я, натурально. Но я сдержался – а то еще влупит двойную цену за качество.

«Краун» между тем свернул в дачный поселок – и начались сложности. Нарзану приходилось дожидаться, пока преследуемые не свернут с прямого участка дороги, и только потом проезжать следом. Довольно муторное дело, однако он оставался спокойным.

Но все когда-нибудь заканчивается, и наше преследование тоже закончилось. Причем даже не пришлось обнаруживать себя – то, что «Краун» остановился, мы увидели метров за сто, через высокий, но дырявый забор из полусгнивших досок.

– Стой, – сказал я. – Пойду ногами, посмотрю, что там к чему.

Нарзан послушно остановился, я вылез из машины и не спеша побрел к повороту. Вслед мне прилетело вполне невинное:

– Мне тебя ждать, Мишок?

Я закашлялся. Скотина. Он меня сразу узнал, а всю дорогу делал вид, что я взаправдашний грузин в кепке. Чтобы потом поиздеваться, однозначно.