Текст книги "Охота на охотников"

Это я так решил для себя, когда утром продрал глаза. На часах было без чего-то семь, за окном еще не совсем рассвело. В черепной коробке слегка гудело, но не болело. А на моем плече мирно посапывала белокурая головка.

Я слегка шевельнул плечом. Четверг – день рабочий, и нахлобучку за прогулы еще никто не отменял. Танюшка, конечно, не последний человек в конторе, и бумажки Иванцовским факсимиле штампует лихо, но и над ней найдется, кому поиздеваться. Та же главбухша, по совместительству исполнявшая обязанности коммерческого директора. Она женщина строгая – ее даже за жопу никто, кроме Иванца, ущипнуть не смел.

Здоровый, крепкий сон, как оказалось, тоже никто отменить не удосужился. Мне пришлось дернуть плечом еще с десяток раз, и с каждым разом все сильнее и сильнее, но к желаемому результату это не привело. Единственное, чего я добился – Танюшка недовольно и вхолостую зачмокала губами и повернулась на другой бок. Пришлось прибегнуть к более радикальным методам побудки.

Что именно могло прийти мне в голову в районе семи утра, когда рядом находилось – после месячного перерыва, между прочим – обнаженное женское тело, объяснять, думаю, не стоит.

Подействовало. Через полчаса белокурое создание вполне пришло в себя. Лежало на спине и широко раскрытыми счастливыми глазами пялилось на свое свисающее с люстры платье. Потом томным голосом подвело итог нашему совместному времяпровождению:

– Хорошо! А что вчера было? Почему платье на люстре?

Я рассказал то, что помнил. Танюшка смущенно посмеялась. Я подумал было спросить, как она будет объясняться со своим любовником, но не стал этого делать. В своих запутанных отношениях пусть сами разбираются. Да и не спрашивают об этом настоящие джентльмены у настоящих, прости, господи, леди. Как говорится, ночь любви – это еще не повод для близкого знакомства. Хотя, честно, я бы не отказался от продолжения – люблю блондинок. А если они еще и умные, то вдвойне. Тем более, что у меня отсутствие жены, машина и морда Джорджа Клуни. То есть, все то, чего лишен ее женатик. Хотя, может, у него тоже морда Клуни? Я ведь ни женатика, ни этого самого Джорджа в глаза не видел. Но, однако, какой щедрый хлопец – этот самый Джордж Клуни! Надо будет ему под Новый год хотя бы рублей пятьдесят выслать. Пусть себя пивком побалует, что ли…

Но кое-что уточнить все-таки не мешало. И я спросил:

– Ты ко скольки в контору поедешь?

– А сколько времени? – лениво поинтересовалась она. Совсем девушка от утреннего секса сомлела. Может, зря я его придумал? С другой стороны – и не я его вовсе придумывал. И уж тем более не зря.

– Половина восьмого.

– А-а. Мне к девяти. Полчаса еще поваляться можно.

– На работу в этом пойдешь? – я ткнул пальцем в вечернее платье.

Татьяна на секунду окаменела, потом быстро сорвалась с кровати:

– Черт, Мишка! Мне же еще домой заехать надо, переодеться! Чего ты ржешь, кобель? Тебе лишь бы трахаться! Сразу напомнить не мог?

А я, собственно, не ржал. Так – хохотнул слегка. Потом тоже выбрался из-под одеяла и принялся одеваться. Девушку нужно было выручать.

Даже не попив кофе, мы вызвали такси, и я повез нас к «Таверне». Мою машину, как я и предполагал, никто угонять не стал. Колеса снимать тоже побрезговали. Пересадив стенающую секретаршу в «Короллу», я доставил девушку сперва домой, где она переоделась в более привычные для коллег белую блузку и темную юбку, а после – в контору. Она пыталась возражать, отказывалась от моих услуг, но я в два счета переубедил ее. Мои доводы были непробиваемы, непотопляемы и вообще хоть куда. А заключались они в констатации очевидного факта – человек, десять лет отработавший таксистом, шутя может справиться с любыми пробками. Ну, или хотя бы попытается сделать это. Потому что знает все козьи тропы, по которым проблемные участки объезжаются на раз-два.

И, не без гордости скажу, Танюшка не прогадала, доверившись мне. Когда мы припарковались напротив офиса, до девяти оставалось еще двадцать минут.

– Вот и все, душа моя, – заметил я. – А ты переживала. Со мной можно иметь дело, я человек надежный. Можешь идти, совершать трудовые подвиги.

– Фу, – согласно выдохнула она. – Успели. Блин, как представлю сейчас – опять эта канитель со звонками!

Покидать мое общество девушка не торопилась. Может, ждала чего?

– Боишься? – с пониманием спросил я. – А если Иванца и вправду украли? А то и вообще убили? Тогда тебе еще долго придется вместо него с клиентами общаться.

– Украли? – фыркнула она. – Миша, ты ребенок, точно. Он сам спрятался. Говорит, что за ним кто-то следит, а кто – неизвестно. Вот он и испугался.

– Опа-на! – сказал я. – А ты откуда знаешь?

– Да он звонит мне каждый день, инструктирует, что делать надо. Он же не совсем полоумный – фирму на произвол судьбы бросать.

– Не полоумный, – я задумчиво побарабанил пальцами по баранке. Спрятался, значит? А где? Впрочем, вряд ли он доверил такую тайну секретарше. Женщины – народ ненадежный.

И тут она окончательно огорошила меня, добавив:

– Сказал, что завтра сам подъедет. После шести. Завтра пятница, так что у него будет время с делами разобраться.

Я повернулся к ней, нежно притянул к себе и поцеловал в губы:

– Танюшка, ты – золото. Я хочу с тобой еще раз в кабак сходить. А потом – еще. И еще. Не обламывай пацана.

– Тьфу, дурак, – сказала она. – Ты мне помаду размазал.

11

Весь день я провел дома, вовсю имитируя умственную деятельность. Именно имитируя, потому что ни одной новой мысли родить так и не удалось. Все те же вопросы, все то же отсутствие ответов на них. К дому Кобы я не поехал, справедливо рассудив, что Иванец, напуганный непонятной слежкой, в ближайшее время там вряд ли объявится. Не для того он на дно ложился, чтобы так глупо выдать себя.

Больше всего на данном этапе меня интересовало – зачем Иванцу понадобилось караулить Кобу? Ведь не для того, чтобы по-дружески поболтать, что бы там Зуев не насочинял. То, что Коба обещал зарезать Иванца – это еще полбеды, они могли и помириться. Но вот то, что он не вышел к своему бывшему боссу, хотя, по словам злобного следователя, весь день провел дома – это уже показательно. Явно не меня застеснялся. Скорее всего, «Крузак» Иванца был ему известен и, увидев его из окна, Коба решил отсидеться в четырех стенах. Вполне логичное, думаю, объяснение. Мой дом – моя крепость, фигли. А вот почему он избегал встречи с Ваней – этого я объяснить не мог. Может, опасался, что ему наваляют охранники, а может, была другая какая причина. По этому поводу я решил назавтра съездить к офису «Технопарка» и подкараулить там Иванца. Это была даже не идея – сложно назвать идеей то, что копошится на поверхности мозга без твоего участия. Я просто взял очевидное и присвоил его себе. Ведь гораздо лучше выпытать информацию у непосредственного участника событий, чем заниматься домыслами. А информация у Иванца была. Во всяком случае, он знал гораздо больше, чем я. Хотя мне его знания были нужнее – если я хотел помешать следователю Зуеву засадить меня за решетку. А я хотел.

Подумав еще немного, я решил, что если Иванец будет упираться, я применю к нему силу. Допрос, так сказать, с пристрастием. Потому что предыдущий опыт общения показал, что воздействовать на него только словом бесполезно. А мне очень нужны были ответы. Любой ценой. Конечно, быть Иванца – значит, дать Зуеву возможность постучать себя в грудь и покричать, что он, дескать, был прав и у меня к Ване особые любовь и нежность, но овчинка выделки стоила. За побои мне могли вменить только хулиганство, зато, если я смогу выдавить из директора информацию, Зуев утрется со своими претензиями относительно моего участия в убийствах и ограблении.

Сам гнусный следователь никак себя в течение дня не проявил. Видимо, был с головой погружен в какие-то свои, непонятные мне, следаческие дела. Ну, да я не переживал. Потому что у меня было отчетливое ощущение, что чем реже я с ним буду общаться, тем целее останутся мои нервы и крепче сон.

Не проявился он и на следующий день. Зато ближе к обеду позвонила Танюшка и обиженным тоном поинтересовалась – куда это я пропал? Мол, трахнул девушку – и в кусты? Я слегка ошизел от такого повода для обиды, и сказал, что ничего я не в кусты, а вовсе даже дома сижу, жир нагуливаю, потому как впереди зима, долгая и снежная. И во время этой зимы мне нужно быть сильным и упругим. Чтобы, значит, эта девушка всю зиму мной удовлетворена была. А если ей так уж приспичило, прямо еще вчера, зимы не дожидаясь, то могла бы взять такси и приехать в гости, а не ждать особого приглашения. Танюшка почему-то совсем расчувствовалась, обозвала меня бесчувственной скотиной и бросила трубку. Через десять минут перезвонила и приказала мне поменять постельное белье, потому что сегодня, по случаю пятницы, ближе к ночи она приедет и останется у меня на все выходные. И покажет мне, где раки зимуют. И снова бросила трубку. Ну, очень импульсивная девушка.

И, главное, мысли о женатике куда-то быстро и очень ловко заныкала. То ли на потом, то ли насовсем. Я слегка встревожился, потому что предпочитал не форсировать события. А ну, как у нее в голове какие-нибудь особенные тараканы водятся? С моими тараканами несовместимые? Как я от них – вместе с владелицей – потом избавлюсь? Нет, по мне – так пусть женатик как можно дольше маячит на горизонте. Вот когда тараканы не отыщутся – тогда, конечно, другой разговор. Но это вряд ли – тараканы вездесущи.

Белье я все же поменял. Тем более что и без ее приказа давно выработал в себе привычку делать это по пятницам. А поскольку больше заняться было нечем, погрузился в милые домашние хлопоты, которых терпеть не могу, но которыми вынужден заниматься для поддержания более или менее жилого вида своей квартиры. В число вышеозначенных хлопот входили стирка, глажка и влажная уборка помещения – все то, чем в порядочных домах обычно занимаются женщины. Но, поскольку для моего жилища жизнь подобного оборудования как-то не предусмотрела, приходилось выкручиваться самому. Получалось, конечно, не так знатно, как у тренированных домохозяек, но тоже сносно. По крайней мере, грязные носки и трусы по всей квартире не валялись, и немытая посуда не загромождала раковину.

В половине пятого я с отвращением отключил пылесос и пинками загнал его под кровать, хотя успел пропылесосить только один половичок со своей стороны лежбища. Уж очень я не любил это дело – бродить по квартире с натужно завывающей машинкой на колесиках. Это пятилетним пацанам больше к лицу, а тридцатишестилетний Михаил Семенович Мешковский из возраста давно вышел и желал выглядеть как можно солиднее. Что с пылесосом делать довольно затруднительно.

Проворно натянув куртку и залезши в кроссовки, я покинул квартиру. Пришло время следить за Иванцом, возможно – взять в плен и под страшными пытками вытянуть из него правду, стараясь сделать это как можно быстрее, ибо впереди ночь любви. А это уже вам не пол пылесосить – это работа для настоящих брутальных мужчин, которые даже в туалет с наждачной бумагой ходят. То есть, как раз для меня работа.

На стоянку напротив офиса «Технопарка» я пристроился ровно в половине шестого. На сей раз со мной не было ни бутербродов, ни термоса с кофе. Во-первых, был уверен, что слежка долго не продлится и проголодаться я не успею, а во-вторых, как-то не везло мне с бутербродами в последнее время. Оба раза, когда решал снабдить себя ими в дорогу, меня ждало разочарование. В первый раз – в виде иванцовского охранника, которому приспичило устроить драку, а во второй – в виде Зуева, вызвавшего меня к себе непонятно зачем.

Возможно, конечно, дело вовсе не в бутербродах. Но я в последнее время что-то стал суеверным, а потому решил отказаться от них. Очень уж хотелось, чтобы наконец повезло, и хотя бы одна экспедиция по следам загадочного Иванца закончилась успешно.

Как и полагается, стоило времени перевалить за шестичасовую отметку, и сотрудники рванули из офиса изящной толпой. Они, конечно, были людьми дисциплинированными и даже в отсутствие директора просиживали на рабочих местах от и до, но отдавать работе лишнее не собирались. После шести начиналось личное время – и баста!

Танюшки среди них не было, что, впрочем, тоже понятно – Иванец должен был произвести обзор событий за неделю в ее присутствии, потому что именно она регистрировала сделки и ставила на документах его подпись посредством факсимиле. Возможно, на встрече должна была присутствовать и главбух, но в точности это было мне неведомо, да и неважно.

Иванец появился в половине седьмого. И прибыл он не на «Крузаке», к которому я уже успел привыкнуть, а на каком-то задрипанном «Жигуленке». По этой причине я спохватился не сразу, а только когда он уже поднимался по ступенькам крыльца. Выбравшись из машины, я с тоской посмотрел ему вслед. Перехватывать его сейчас на предмет пообщаться нечего было и думать. Клиент, воспользовавшись эффектом неожиданности, ускользнул. Я огорченно взмахнул рукой и снова залез в машину. Теперь предстояло дождаться, когда он закончит свою ревизию. У меня закрались некоторые сомнения относительно того, что сегодня не успею проголодаться. Таки замаячил неплохой шанс успеть.

Но выбора не было. Иванец был мне нужен, и я терпеливо ждал, пока он налюбуется документацией и наслушается прекрасных сексуальных голосов Танюшки и, возможно, главбухши. На сколько это безобразие может растянуться по времени, я даже примерно не представлял.

Растянулось на час с лишним. Часы показывали без двадцати восемь, когда тонированные двери разъехались, выпуская знакомую бритоголовую фигуру в черном плаще до пят. «Жигуленок» успел отъехать от крыльца, чтобы не мозолить людям глаза – а заодно и не позорить фирму – своей невзрачностью, и теперь стоял метрах в тридцати, припарковавшись у обочины. Иванец, не сразу приметив его, принялся вертеть головой.

Я решил, что пришло мое время, и снова выбрался из машины. От меня до объекта охоты тоже было не больше тридцати метров, и объект все еще целеустремленно занимался локализацией спрятавшегося транспортного средства, так что я вполне успевал добраться до него прежде, чем он спрячется в машине. При этом, правда, предстояло перейти через дорогу, но тут как раз никаких проблем не намечалось – деловой район, рабочее время давно закончилось, машин почти не было. И я пошел.

Пока Иванец с увлечением вертел головой, из стоявшего рядом с «Жигуленком» антикварного «Опеля» позорного светло-коричневого цвета, который подъехал с четверть часа назад, выбрался курносый парнишка лет двадцати от роду и, нахохлившись и засунув руки в карманы, быстрым шагом двинулся по тротуару, держа путь мимо Иванца. Обычный такой парнишка, ничего примечательного. Если бы не полное безлюдье на улицах, внимания на него не обратили бы ни я, ни Иванец.

Но улицы были пусты, и внимание к себе он таки привлек. Не особо пристальное, но тем не менее. Я так вообще мазнул по нему безразличным взглядом и продолжил свой путь, а вот Иванец, посмотрев в его сторону, обнаружил, наконец, вожделенный «Жигуленок». Довольно ухмыльнулся, поднял ворот плаща и потопал к машине. Навстречу парнишке, разумеется.

Я слегка подкорректировал курс и ускорил шаг, чтобы добраться до своего бывшего директора прежде, чем сам он доберется до «Жигулей».

Между курносым и Иванцом оставалось метров пять, когда парень вынул из кармана руку с пистолетом и выстрелил в директора. Попал – а потому что глупо не попасть с пяти метров. Выстрел с близкого расстояния буквально обрушил Иванца на спину. На тротуаре быстро стала растекаться лужа крови. Я ошалело застыл посреди дороги, а парнишка, развернувшись, резво поскакал обратно к «Опелю», который завелся сразу после выстрела. Курносый плюхнулся в салон и даже дверь за собой закрыть не успел – машина сорвалась с места и понеслась за городские горизонты. И, ни капли не удивившись этому, я отметил краем сознания – номера заляпаны грязью. Если кто спросит о приметах автомобиля, я смогу назвать лишь цвет.

Стоило «Опелю» скрыться за поворотом, как и меня отпустил ступор. Я сообразил, что тоже надо сваливать, ибо мое присутствие на месте убийства Иванца – это дополнительный козырь в руки Зуева. Который и без того почему-то считал, что набрал козырей по самое «не балуйся». И ведь – закон полости! – я хотел встретиться с Иванцом аккурат для того, чтобы покрыть эти козыри чем-то толстым и очень увесистым. Не вышло. Толстым и увесистым покрылся Иванец.

Как и курносый, я быстро ретировался к своей машине. И, срывая ее с места, заметил, что на широком крыльце уже стоят оперативно выскочившие из офиса охранник, Танюшка и главбух. Причем, последняя, кажется, визжала – во всяком случае, рот у нее был открыт, а лицо искажено гримасой ужаса. Впрочем, звука я не слышал, а потому не поручусь. Может, у нее просто мимика такая богатая.

Минут пять я ехал, тихо матерясь. Мало того, что очередная миссия, даже без бутербродов, завершилась провалом – я к тому же лишился единственного источника ответов на интересующие меня вопросы. Более того – выскочившие на звук выстрелов охранник и две дамочки вполне могли идентифицировать меня и доложить об этом Зуеву. А тот расценит мой побег с места происшествия, как признание вины, это как пить дать. Уж лучше бы я оставался там. Или не лучше? Блин, знать бы, где упадешь!

По истечении этих пяти минут у меня появился повод начать материться громко. Потому что, бросив беглый взгляд в зеркало заднего вида, я обнаружил там «Опель». Тот самый, сомнений быть не могло. Машины такого замечательного цвета – цвета детской неожиданности, – да еще с заляпанными грязью номерами встречаются не настолько часто, чтобы в них можно было запутаться.

Какого черта он сел мне на хвост, я не знаю. Может, вошел во вкус и решил пристрелить до кучи и меня. А может, ему показалось странным, что я тоже резко покинул место преступления. Хотя – какое там «показалось»? Он-то свалил раньше. За углом, что ли, наблюдать остановился? Единственный приемлемый для меня вариант – якобы, нам просто по пути – я отмел сразу.

Разумеется, я попытался оторваться. И, разумеется, достиг успеха – с десятилетним-то опытом работы таксистом. Но надо отдать должное водиле «Опеля» – нервы он мне потрепал изрядно. Вцепился в «Короллу», что твой бульдог, и долго мотался за мной по дворам, закоулкам и вообще везде, куда бы я ни свернул. Только около самого дома наконец удалось вздохнуть с облегчением – «Опель» куда-то неожиданно пропал.

Загонять машину на стоянку я не стал. Мало ли. Придет злой Зуев с пистолетом и устроит мне допрос с пристрастием – такой, какой я хотел устроить Иванцу, семь футов ему в задницу. Придется быстро делать ноги, а при таком раскладе лучше, чтобы машина была в полной боеготовности и как можно ближе – то есть, во дворе.

Выбрав место поближе к подъезду, я покинул салон и осмотрелся. «Опеля», понятное дело, не было. Зуева пока тоже не было. Надолго ли?

Поежившись, я пошел домой, по пути соображая, что делать дальше. То ли самому позвонить злому следователю и покаяться, сообщив, что стал свидетелем убийства Иванца, то ли затаиться и ждать, как будут развиваться события. То ли нашинковать-таки себе бутербродов и прямо сейчас пуститься в бега.

Вошел в квартиру, осмотрелся и решил – затаиться и ждать. Даже при том, что Танюшка уже вряд ли приедет удовлетворять мои низменные потребности – после того, как стала свидетелем убийства собственного шефа, ей будет не до этого, – дома все равно было очень тепло и уютно. Можно было спокойно принять горячую ванну и покушать. В бегах такого не будет, однозначно.

А сразу сдаваться Зуеву – стыдно. Я ведь ни в чем не виноват, правда? И, разоблачившись и сняв кроссовки, прошлепал в ванную.

12

Зуев не разочаровал. Приперся проведать меня. А заодно и уличить во множестве нехороших поступков. Его сопровождали четыре мента и двое понятых, потому что он сумел-таки убедить прокурора выдать ордер. Пусть не на арест, но на обыск квартиры, что в его глазах было началом моего конца. Ибо следующим логическим шагом будет как раз таки ордер на арест. И Зуев, натурально, светился от счастья. Извращенец.

Правда, случилось это знаменательное событие аж в половине одиннадцатого вечера. Оно и понятно – пока опрашивал очевидцев преступления (хотя, скорее, последствий оного), пока отлавливал прокурора, пока убеждал его, что обыск моего жилища – действие первой необходимости в сложившейся ситуации… Короче, по всем законам логики, к моменту появления на пороге моей квартиры, задница у него должна была пребывать в очень взмыленном состоянии. Скорее всего, и пребывала, но на роже светилось счастье.

Полюбовавшись его замечательной бумажкой, – которая была сунута мне под нос, стоило только открыть дверь, – я отступил вправо, давая гостям пройти. Светлых эмоций, в отличие от Зуева, не испытывал, но и выбора особого не имел. Визитеры, воспользовавшись этим, по одному просочились мимо меня в квартиру. Последними протиснулись понятые. Дедок со второго этажа – изрядный, между прочим, самогонщик и любитель в пьяном виде играть на таком же престарелом, как и сам он, баяне. Его бабка, помнится, раза три сдавала баян в комиссионку, но он столько же раз героически выкупал его и продолжал радовать соседей музыкальными изысками. И дивчина лет двадцати с небольшим. Жена моряка и мать двух малолетних шалопаев, затерроризировавших всех кошек в округе. И даже одного питбуля, который уже с полгода, как заикается и писается при виде маленьких детей.

Дедок, судя по довольному виду, борьбу с зеленым змием на сегодня уже завершил, причем оглушительным триумфом, но баяна при нем не было. Вряд ли бабкина работа – скорее всего Зуев отобрал. Негоже – на обыск, и с баяном. Несолидно. Но дедок не унывал. Косил на меня хитрым взглядом и все время подмигивал. Правда, я так и не понял – то ли намекал, что неплохо бы как-нибудь извернуться и накатить еще по одной, то ли его просто спьяну нервный тик одолел.

Что до соседки, то она смотрела на все круглыми глазами, словно кроманьонец в Лувре. Возможно, раньше ей не приходилось бывать в роли понятого. А может, Зуев поделился с ней своими планами относительно статьи, которую решил на меня повесить.

Хотя, если честно, и без его планов в глазах соседей я давно выглядел буйнопомешанным, которого засунули проживать в их подъезд не иначе, как в наказание за какие-то грехи, о которых сами они были ни сном, ни духом. Потому что даже если грешить беспробудно, начиная с колыбели, столько нагрешить невозможно.

– Ну что, Мешковский? – Зуев спрятал ордер в карман и довольно потер руки. – Допрыгался. А ведь я тебя предупреждал – не делай никаких лишних движений. Не усугубляй свое положение. Оно у тебя и без того хуже некуда.

– Ты меня морально уничтожил, – проворчал я. – Можно, я прямо сейчас начну биться головой о стенку и каяться? Под протокол.

– Зря смеешься, – убежденно заявил он. – Ты, между прочим, в полной заднице. – Посмотрел на сопровождавших его ментов и кивнул им: – Давайте, мужики, начинайте. Наверное, с зала. И вы тоже пройдите туда, чтобы на ваших глазах все происходило, – это адресовалось уже понятым. Когда все удалились, он подмигнул мне (видимо, от дедка заразу подхватил): – А теперь можешь начинать каяться. Под протокол.

– Фиг тебе, – хмыкнул я. – Когда я предлагал, ты отказался. А сейчас мне самому расхотелось.

– Брось, Мешковский, – он поморщился. – В этот раз ты крупно прокололся. Тебя видели как минимум четыре человека.

– А чего так мало? Меня только что как минимум шесть человек видели. Не считая тебя. Но ты же не человек. Ты – Зуев. Так что не надо про четверых-то.

– Тебя на месте преступления четверо видели!

– Здорово, – я не собирался сдаваться просто так. По крайней мере, пока не выясню, с какими картами на руках он приперся ко мне. – А теперь давай по порядку. Кто, где и при каких обстоятельствах меня видел?

– Ну, ты наглец! Ты в курсе, что сегодня на Иванца опять было совершено покушение?

– Если я скажу «нет», ты же все равно не поверишь, правда? – я задумчиво осмотрел его. Задумчиво – потому что старался говорить аккуратно, чтобы не ляпнуть чего лишнего. Это, конечно, не в моем стиле, но тут уж не до принципов – на карту была поставлена свобода. Самое досадное, что не я ее туда поставил. – Поэтому я говорю «да». Таки в курсе. А почему покушение? Мне показалось, что его укокошили.

– Облажался ты, Мешковский. Или подельники твои облажались, – в голосе Зуева было столько самодовольства, словно он сам изменил траекторию полета пули. – У него только ранение. Серьезное ранение, в шею, но не смертельное. Жить будет. И показания даст.

– Хорошо, – согласился я. – Про моих подельников мы в другой раз поговорим. А как вы узнали, что я там был? Следили за офисом? Или за мной? Так я, вроде, на хвост проверился. Хотя я не профессионал, конечно…

– Накладочка вышла, – поморщился он. – После того, как Иванец пропал, я снял наблюдение. Мой косяк. Но тебя-то на месте все равно видели. И ошибиться не могли. Секретарша ваша, Татьяна. Она сказала, что ты с ней задружиться сильно успел, и она тебя стопроцентно узнала. И машину твою.

Ай, да Танюшка! И это после той волшебной ночи, что я ей подарил?! Вот и делай после этого людям приятное. Впрочем, случилось то, что, по моим прикидкам, и должно было случиться – только и всего. Иванец с самого начала пустил по конторе слух о моей причастности к налету. А сегодня она, выскочив на звук стрельбы, увидела окровавленного шефа и меня, стремящегося поскорее свалить оттуда. В такой ситуации мог быть сделан только один логический вывод: все, что обо мне говорил Ваня – правда, и на сей раз я таки умудрился добраться до директора. Следовательно, я – наводчик и убийца, и меня просто необходимо с потрохами сдать Зуеву. Я уже давно приметил, что она не дура и при случае сумеет сделать выводы из очевидных фактов. Но и не гений, а потому на мелкие нестыковки внимания не обратит. Вот Шерлок Холмс – тот обратил бы. А Танюшка – нет. И я вздохнул:

– Понятно. Доказывать тебе, что я к стрельбе никаким боком не отношусь, бесполезно. На месте преступления я был, гордое звание основного подозреваемого заработал еще раньше. Короче, с таким багажом мне одна дорога – на Колыму, лесозаготовками заниматься. Я правильно соображаю?

И, не дожидаясь его ответа, развернулся и пошел в зал.

– Ты куда? – окликнул он меня немножко даже растерянно.

– Пойду, посмотрю, чего там твои орлы притихли. Может, они втихаря в моих книжках похабные картинки рисуют. А я этого не люблю.

– Мать твою, Мешковский! – в голосе Зуева прорезалось что-то рычащее. – Как трудно с тобой работать! Между прочим, не ты меня опрашивать должен был, а я твои объяснения слушать. Потому что я – следователь! В гробу я видал вашу демократию, если при ней подозреваемый следователя допрашивать будет. А ну, стой!

– Чего? – я таки не стал рисковать. Рычащие нотки в голосе Зуева к упрямству не располагали. А потому я послушно остановился и повернулся к нему.

– Я твою версию хочу услышать.

– Зачем? Все равно ты мне не веришь. Но, если приперло, слушай. Я был там, да. Ждал аккурат Иванца. Думаешь, я поверил, что его украли? Черта с два. Такое говно даром никому не нужно – все вокруг провоняет. Его проще было просто грохнуть еще при ограблении – так не грохнули же. Значит, сам спрятался. Логично?

– Пока да, – Зуев скучающе кивнул.

– Хорошо, хоть киваешь, – я не удержался от похвалы. – Слушай дальше. Ваня – сволочь жадная. Значит, бизнес не бросит. Значит, в конторе кто-то знает, где он. Скорее всего – главбухша. – Я слегка погордился собой. В отличие от Танюшки, я ее не сдал. Правда, приплел главбухшу, но той мои слова ничем не грозили. Я всего лишь делал предположение. К тому же она ведь действительно осталась на встречу с Иванцом, разве нет? – Вот я и решил плюнуть на дом Кобы и караулить у конторы. Если бы там не появился сам Ваня, я проследил бы за главбухшей. Все равно они должны были пересечься, чтобы Иванец мог документами полюбоваться. Ты ощущаешь стройность моих мыслей, Зуев? Это потому, что я очень логичен и последователен. Я неумолимо логичен и последователен.

А дальше я травил только правду – потому что дальше вообще скрывать было нечего. Развитие событий Танюшку никоим образом уже не касалось и вреда репутации не наносило. Несколько пострадала моя гордость, когда пришлось рассказать о жестоком обломе в виде курносого паренька, опередившего меня в последний момент и расстрелявшего Иванца – ежели я такой неумолимо логичный, то почему не просчитал подобного развития событий? Еще больше гордость пострадала, когда пришлось признаться, сколько колесил по городу, прежде чем оторвался от «Опеля» – для таксиста такое признание как нож острый.

Но я сделал это. Как-никак, для себя старался. Хотел для пущей убедительности слезу пустить, но мужественно сдержался – перебор получится. Тем более что на Зуева исповедь, как и следовало ожидать, все равно впечатления не произвела. Заявляю об этом с полной ответственностью, потому что во время рассказа не спускал глаз с его сосредоточенного, скованного профессиональной недоверчивостью лица. А профессиональная недоверчивость – это когда человек делает вид, что внимательно слушает, но головой думает одну-единственную мысль. Примерно следующего содержания: «Мели, Емеля. Все равно я лучше тебя знаю, как все было на самом деле». То есть, с гораздо большим успехом я мог бы за это время, скажем, ботинки нагуталинить. Эффект на Зуева произвел бы тот же, зато остался при чистенькой, блестящей обуви. Спрашивается – какого рожна он приставал ко мне с требованием изложить свою версию?!

Но, несмотря на досаду, охватившую меня при мысли о том, что мои соловьиные трели – суть пустое сотрясение воздуха, я довел рассказ до конца. Даже ни разу не запнувшись. Менты за это время успели переместиться из зала в спальню, за ними прошли и понятые. Дедок – слегка пошатываясь, а соседка – очень даже ровно. Но все с теми же круглыми выпученными глазами далеко впереди лица. Даже впереди титек.

Когда последний звук покинул мою правдивую глотку, Зуев сообщил вполне ожидаемое:

– Не верю я тебе, Мешковский. Ни одному слову.

– Вот прямо ни одному?

– Нет, кое-что ты мне честно рассказал. Только сам посуди, Мешковский: если там и был этот парень с пистолетом, то ему нужно было после стрельбы быстро свалить оттуда.

– Он и свалил!

– А как же погоня? Ты же сказал, что «Опель» долго за тобой гнался. Откуда он взялся?