Текст книги "Повесть о потерянном времени"

Это оно когда-то, чего-то там покажет, а сегодня время уже поджимало: приближался сентябрь и вместе с ним новый учебный год, поэтому квартиру поменяли не глядя, надеясь исключительно на добропорядочность противоположной стороны обмена. Сравнение квартир производилось по достаточно небольшому количеству критериев:

– Есть ли плитка в туалете и ванной?

– Да, да, конечно. Не итальянская, но всё приличненько.

– Застеклён ли балкон?

– Да, да. Окна не купе, но всё выглядит приличненько.

– Входная дверь?

– Металлическая, конечно же.

– И тоже выглядит вполне приличненько?

– Да, да, конечно же. Даже не сомневайтесь.

– А из чего сделаны полы?

– Полы покрыты линолеумом. Не новый он, конечно же, но всё выглядит очень даже приличненько.

Оформив все необходимые документы, Сергей, не забыв прихватить с собой супружницу, вскоре попылил на своей «копейке» по знаменитой трассе Е95. Принимая во внимание дальность предстоящей дороги для подобного класса автомобилей, Сергей перед выездом предпринял последнюю попытку уговорить супругу воспользоваться другим транспортным средством:

– Ну чего ради ты будешь мучиться? Кондиционера нет, радио за городом не работает… Езжай-ка ты себе спокойненько поездом. Вечером спать заляжешь, утром проснёшься уже в Москве. Хоть поспишь как следует, отдохнёшь – дел впереди невпроворот.

– Нет, нет. Ты слишком устал за последнее время. Можешь уснуть за рулём. Я буду следить за тобой.

– Ну, как знаешь…

В итоге, утомлённая сборами жена проспала аккурат до славного города Вышний Волочок, плавно покачиваясь на ремне безопасности, несмотря на громкое пение, взбадривающего себя полковника. Заслышав жуткие звуки полковничьего пения, исходящие от летящей в неведомую даль «копейки», шарахались в разные стороны даже особо шумоизолированные иномарки. Однако вокал исполнителя не производил никакого впечатления на жену полковника. Видимо, из-за отсутствия этого самого впечатления она и не просыпалась, что временами очень сильно досаждало самозабвенному в своём неистовстве певцу, неожиданно лишившемуся единственного слушателя.

Так или иначе, въехав ближе к вечеру на МКАД первопрестольной, супруги не утерпели и решили перед тем как остановиться на постой у родственников, заехать на свою «новую» квартиру. Приехав на окраину некогда славного своими трудовыми традициями города Люберецы, супруги с трудом отыскали свой новый дом среди гнездившихся повсюду пятиэтажных хрущёвок. Света в подъезде, естественно, не было. Сергей первым вступил в таинственный, пропитанный кошачьей мочой полумрак и ощутил под ступнёй что-то мягкое. «Что-то мягкое» поначалу как-то по-нечеловечески вскрикнуло, а затем совсем по человечески причмокнуло и забормотало что-то нечленораздельное. Щёлкнув зажигалкой, Сергей обнаружил под ногами чьё-то вусмерть пяное и поэтому находящееся в глубоком сне тело. Вероятно, это тело принадлежало какому-нибудь известному всей округе алкоголику. Поэтому супруги не стали это тело тревожить и, уважительно переступив через его завоёванный годами авторитет, быстро поднялись на второй этаж. На лестничную клетку выходило три двери. На двух дверях красовались металлические номера, не совпадающие с номером квартиры прибывших автопутешественников. Явно напрашивался вывод о том, что утомлённым путникам принадлежала третья квартира. Та самая квартира без номера, вход в которую преграждался старой деревянной дверью с любовью обшитой драным дерматином. Не вызывало абсолютно никаких сомнений то ощущение, что драный этот дерматин на протяжении не менее двадцати лет верой и правдой служил своим прежним хозяевам, чем снискал их глубочайшее уважение. По всей видимости, именно это неподдельное уважение и не позволило прежним хозяевам в свое время поменять ветерана на его ответственном посту. Сейчас же сквозь многочисленные бреши из дерматина предательски выглядывали пожелтевшие клочья медицинской ваты, изготовленной в шестидесятых годах двадцатого века для совершенно иных целей. Моментально ощутив витавший в воздухе подъезда аромат подвоха, Сергей тут же предложил дражайшей супруге перенести осмотр вожделенной квартиры на завтрашний день, но супруга всёж-таки настояла на немедленном осмотре места происшествия, и Сергей осторожно провернул ключ дверного замка. В лицо ударил хорошо знакомый запах застарелого трупа. «Тьфу, блин! Этого ещё не хватало… Впору понятых вызывать». Войдя в квартиру и включив свет в прихожей (только там висела наспех нанизанная на оголённые на концах провода лампочка), новоявленные жильцы смогли оценить грандиозность обмана охмуренных сладостью наживы обменщиков. Всё действительно «выглядело вполне приличненько». И следы многочисленных протечек на потолке, и растрескавшаяся, висящая на честном слове пожелтевшая «совдеповская» плитка в ванной (в туалете, невзирая на убедительное «Да, да, конечно же…» отсутствовала даже таковая), и почерневшие от времени, а местами просто сгнившие элементы остекления балкона. И ещё многое-многое другое, которое очень трудно описать, не впадая в состояние крайнего омерзения. А в это состояние не хотелось бы попадать… Иначе непременно захочется чего-нибудь выпить. А это всегда чревато: во-первых, лишние расходы, а во-вторых, угроза впасть в алкоголизм и связанные с ним проблемы (деградация личности, распад семьи, исключение из социума и т. д., и т. п. Хотя исключение из социума…, может, это – благо?) В общем, всё это безобразие досталось переселенцам вместо родной питерской квартиры, которую ещё совсем недавно с большой любовью и не меньшими затратами супруги отремонтировали. Видавшей виды боевой подруге полковника внезапно сделалось дурно. Виной тому, скорее всего, был этот тлетворный запах. Ну, конечно, где ей было к нему привыкнуть. Она ведь никогда не выезжала на место происшествия. А это было по силам не каждому из мужиков. Сергей сразу вспомнил старого питерского участкового Степаныча с «Выборгской стороны», с которым ему приходилось входить в квартиру с залежалым трупом, представлявшим большой интерес для налоговой полиции. (Конечно же, сам по себе труп не представлял никакого интереса. Полиция искала трупа в то счастливое для него время, когда он ещё мог самостоятельно передвигаться и утаивать от государства причитающиеся ему средства, но квартира трупа, вернее, некоторые её интерьеры, маскирующие хитрые сейфы, представляли для налоговой полиции большой интерес). У этого Степаныча абсолютно никакого интереса к квартирам с трупами не было. Прослужив более двадцати лет участковым, он так и не смог привыкнуть к запаху разлагающейся человеческой плоти, поэтому всегда просил Сергея: «Давай, давай Михалыч. Сам всё оформи, ты знаешь, как это грамотно делается, я подпишу. И вызывай там, кого полагается. С меня, сам понимаешь, чего причитается. С получки…, гадом буду». Поэтому, шутка ли? Майор за тридцать лет не привык, а тут супруга… Поэтому Сергей сгрёб жену в охапку и унёс в «копейку». Причины возникновения этого тлетворного запаха вскоре была выяснена: оказывается, в этой квартире водиночку доживал свой век старый-престарый дедушка… Поэтому ремонта квартира не видела лет двадцать и пришла в полное запустение. Удручённый снижением уровня качества своей увядающей жизни дедушка, совершенно неожиданно для себя, взял да помер. Не смог он перенести окружающего его упадка. А помереть изволил дед прямо квартире. Для родственников этот его поступок тоже явился полнейшей неожиданностью. А поэтому хватились родственники дедушки далеко не сразу… Только через неделю его хватились они… Сами понимаете, что может произойти с почившим в грусти дедушкой за неделю. Вот таким образом складывались обстоятельства. Но самое главное – это то, что «всё выглядело вполне даже приличненько». Главное – это, как говорится, чтобы костюмчик сидел. Вот и доверяй после этого людям…

Вскоре супруги попали в объятия родни, и боевая подруга полковника постепенно оттаяла. А на следующий день супруги, не откладывая дела в долгий ящик, можно сказать, с самого спозаранку отправились на ближайший строительный рынок. Забив до отказа багажник и половину салона заметно просевшей «копейки» всеми необходимыми материалами, они тут же отправились на «место происшествия». Распахнув все окна и с трудом сдерживая периодически подступающую к горлу тошноту, супруги мало-помалу избавились от оставшихся в квартире вещей и держащихся на честном слове пожелтевших обоев, впитавших в себя всю двадцатилетнюю гамму запахов, сопровождающих одинокую старость. Ремонт протекал очень тяжело, контейнер с мебелью затерялся где-то на перегоне между Питером и Москвой и супругам долгое время приходилось вести беспорядочную половую жизнь: поздним вечером они беспорядочно падали на пол в том месте, где силы окончательно покидали их, и тут же на полу и засыпали, чтобы с рассветом судорожно очнуться и тут же приняться драить, мазать, скоблить, красить и т. д., и т. п. Дабы избежать отравляющего воздействия всевозможных растворов, лаков и красок хотя бы на время сна, можно было, конечно же, ночевать у родственников, но с некоторых пор это стало не совсем комфортно. Можно даже сказать, что это стало даже мерзко. Всё дело в том, что корысть капиталистических отношений не пощадила и эти, когда-то (получается что чисто внешне?) очень дружные семейства. После смерти «патриарха» семьи – бабушки Сергея по материнской линии, на которой когда-то держался весь дом, родственники, видимо, отдавая дань славным семейным традициям, так же дружно вступили на тропу войны и, поливая друг друга грязью, приступили к мучительному дележу квадратных метров и небогатого имущество покойной. В ходе всей этой нелицеприятной возни неожиданно выяснилось, что каждый из стяжателей обладал настолько феноменальной памятью, что умудрялся вспомнить двадцатилетней давности истории о том, кто и когда дарил матери-свекрови ту или иную книгу или же на простенький чайный сервиз не пожалел денежек из семейного бюджета… Кто-то в какой-то из давно прошедших годов так расщедрился, что подарил старушке на 8-ое марта мельхиоровую чайную ложку… И теперь все «памятливые» желали в обязательном порядке всё раздаренное и когда-то, что называется, «с мясом» от себя оторванное добро вернуть, как говорится, «взад». Были и такие, которые вообще когда-то подвиглись на великие и беспримерные в истории страны подвиги. Один из будущих стяжателей когда-то взял, например, да и довёз старушку до стоматологической клиники, дабы ей, сердешной, вставили там зубные протезы. При этом, конечно же, вчистую разорился он тогда на одном только бензине, но зато покрыл себя неувядаемой славой на все времена. Славой, безусловно дающей теперь благодетелю прямое право на дополнительные квадратные метры. А что? Героям, как говорится, героево. Им положено… Как-никак, заслужили они в этой жизни чего-то… Ну и так далее. Невозможно описать всех этих склочных перипетий. Да и надо ли? Ничего кроме омерзения у нормальных людей это не вызывает. Ведь воюющие дальние родственники, слетевшиеся со всех концов страны (некоторые из которых наконец-то увидели друг друга воочию) в плохо скрываемой надежде что-нибудь отщипнуть от ставшей вдруг бесхозной собственности – это ещё полбеды, но воюющие родственники, которые живут в соседних домах и которые ещё совсем недавно были внешне духовно близкими людьми, гостевавшими друг у друга не только по большим праздникам – это беда уже настоящая. В качестве локомотивов эскалации семейной розни выступили как всегда особи женского пола – жёны Сергеевых дядьёв (старо как мир: «шерше ла фам»), в которых как-то разом вспыхнул всёпожирающий огонь стяжательства. Но нет, конечно же, несколько всё не так. Разом и как-нибудь «вдруг» этого произойти не смогло бы никогда. Видимо, всё это вынашивалось долгими годами, но при этом тщательно скрывалось за масками искреннего радушия. А дядья на поверку оказались безвольными подкаблучниками. Что тут можно было поделать, ведь на каждого Сампсона, всегда может найтись своя Далида. Дядья не только не смогли сдержать разлагающей отношения и совершено непонятной зависти ко всему на свете и, в том числе, друг к другу, своих мигеристых фурий, но в конце-концов и сами ввязались в базарную перепалку. А когда мужики превращаются в базарных баб, вот тогда и рушатся окончательно семейные связи. Они просто оглушительно падают под тяжким грузом новых капиталистических отношений (вы же знаете, сколько стоит один квадратный метр жилой площади в Москве – это же целое состояние для среднего провинциала!).

Ну в общем, в такой мерзопакостной обстановке ночевать было даже вреднее, чем в пропитанной запахами запозднившегося трупа и продвинутых рекламой химикатов квартире. Поэтому супруги предпочли удалиться. Увлечённые борьбой родственники этого даже не заметили. Или же сделали вид, что не заметили, а сами при этом вздохнули с облегчением. Теперь, по крайней мере, стесняться (пусть даже и останками совести) им уже было вообще некого. А раз так, то можно даже опуститься до банальной матерной брани в отношении друг друга. А чего тут такого? В конце-концов, все интеллигентные люди. Все, как говорится, с высшим… А некоторые, вы не поверите, даже в очках… Несколько позже Сергей узнал, что в недалёком последствии от момента их «исхода» из обители злобы всё к этому и пришло. В присутствии «питерских гостей» до матерной ругани как-то не опускались… Ну, как говорится, Бог им судья… Больше всего обидно было за покойную бабушку, поднявшую трёх сыновей и дочь на ноги в тяжёлые послевоенные годы практически водиночку. А выросшие в суровое время сыновья почему-то оказались слабоватыми в коленках, в начале семейной жизни пустили они в слабые души свои исчадья, источаемые провинциальными алчными фуриями, жаждущими московской прописки, а в процессе жизни эти исчадья разъели всё хорошее, что в этих душах было. Мало-помалу нравственные грани между супругами стёрлись и, в конце концов, они стали даже внешне друг на друга очень сильно походить (глядя на них, в памяти всплывали финальные кадры старого мультфильма «Двенадцать месяцев»). А по мере развития в стране рыночных отношений они и вовсе сублимировались с жалкой тявкающей сворой жадных и завистливых особей, составляющих значительную часть участников строительства отечественного капитализма.

День за днем прошёл отпуск, который Сергей выпросил сразу по приезду в академию, благо до начала учебного года оставалось ещё немного времени, да и запланированные на него «пары» начинали свой отсчёт где-то с середины сентября. Но рано или поздно заканчивается абсолютно всё. А вот начинается… Это у всех по разному… Вскоре Сергей приступил к обучению будущих генералов от милиции и был приятно удивлён довольно высоким общеобразовательным уровнем своих учеников. Удивлён, прежде всего, тем, что в аудиториях перед Сергеем сидели не заклейменные обывательской средой «менты поганые», а довольно образованные и охочие до новых знаний офицеры. А впрочем, что тут удивительного? Что бы там ни говорили, а в академию отправлялись в основном лучшие кадры. Тем более, что значительную часть слушателей составляли всё те же бывшие военные. Иногда Сергей, как было принято выражаться в преподавательской среде: «проявив методическое мастерство», заканчивал занятия минут на десять пораньше, дабы просто поговорить со слушателями и поглубже вникнуть в суть происходящего в МВД. И много чего интересного узнал Сергей из этих бесед. Оказалось, например, на должности рядового и сержантского состава уже давно негласно принимаются люди с судимостями: об этих судимостях просто не поминают в анкетах и личных делах. И в итоге, человек, вот только что отсидевший за уличную кражу, уже одевает утром милицейскую форму и отправляется ловить уличных воров. А что? У него это должно хорошо получиться. По крайней мере, гораздо лучше, чем у кого-нибудь другого… И всем понятно, почему: он ведь знает специфику воровского дела, что называется, изнутри… «А что делать? – огорченно вопрошали слушатели, – этих уголовников на работу никто не хочет никуда брать, а у нас дефицит молодых и здоровых…, а тут ещё какой-никакой опыт… Никто из добропорядочных граждан к нам на такую зарплату не стремится. Вот и принимаем мелкоуголовный элемент, потом мучаемся с ним, перевоспитываем. А пока станет такой элемент хоть немного на милиционера похож, он столько ещё дров наломать успеет…». Самих же слушателей ставили в такое положение, что они вынуждены были вечерами и даже ночами якобы охранять недорогие рестораны и казино, сидя в форме перед входом. Почему «якобы»? Да потому что кроме строгого милицейского вида у них ничего с собой не было. Ни оружия, ни дубинок, ни электорошокера. Вообще ничего. Ведь официально милиционеры были не при исполнении… Официально – они восстанавливали силы перед очередным учебным днём. Поэтому вся надежда была на этот строгий форменный вид. Он и только он должен был предотвращать всевозможные происшествия. А поэтому то там, то здесь возникали случаи гибели слушателей на этих неофициальных постах. Милицейское начальство всегда стремилось закрыть на всё это глаза и всячески от всего откреститься: «Наши слушатели охраняют VIP-баню? С чего это Вы взяли? Видели их сидящими на входе? Ну и что? Может это они там после крутого пара отдыхают… Что они, по Вашему, не имеют права попариться после тяжёлого учебного дня? Как откуда деньги? Ну и что, что VIP-овская? Мы же им деньги-то платим… Один разок-то можно ведь и сходить… в VIP-овскую-то… Что, и на входе в кабак Вы их видели? Ну…, это, наверное, просто подышать они вышли… Душно, знаете ли, бывает в наших кабаках… Экономят коммерсанты на вентиляции». Так всё было и длится до сих пор. Одни закрывают глаза и отнекиваются, а другие продолжают сидеть в форме на входе в вертепы. А куда им деваться? Этим другим… Ведь с несчастных слушателей при поступлении тут же снимали все надбавки: за сложность и напряжённость службы, за ненормированный рабочий день и т. д. Оставляли слушателям только по-нищенски голые оклады за ещё невысокое звание, да ещё за не такую большую должность, с которой они поступали в академию. Если просуммировать эти оклады в столбик, то составят они в сумме около десяти тысяч деревянных российских рублей. В Москве это могло обеспечить нищенское существование только самому слушателю, но у большинства слушателей по странному недоразумению были ещё и семьи. Члены этих семей часто страдали от целого ряда дурных привычек. Одна часть этих привычек была приобретена сразу же при рождении, другая же часть была выработанна в процессе жизни. Что же это были за привычки? Да ничего нового. Всё тот же известный всем идиотизм: есть, пить, одеваться… В общем, полная чушь, сопровождающая появление и развитие общества потребления. Поначалу слушатели пытались уговорить членов своих семейств добровольно отказаться от этих пагубных наклонностей. Вечерами слушатели рассказывали своим женам и детям про трудности службы и гражданский долг, про недостаток денежных средств в бюджете страны для того, чтобы платить им нормальную зарплату, про тощие золотовалютные резервы родного отечества и ещё про многое и ещё многое другое рассказывали окончательно обнищавшие слушатели своим семьям о нашей великой, богатой полезными ископаемыми, и славящейся своими несгибаемыми людьми Родине. Члены семей всегда с большим вниманием слушали речи своих глав, но отказываться от своих привычек почему-то не спешили. Слушатели приходили в ярость и, досадуя на непонимание со стороны самых близких людей, вынуждены были обратиться к совершенно к чужим людям – своим заботливым начальникам с просьбой рассмотреть возможность вернуть им хоть какую-нибудь надбавку. Ну, например, надбавку за службу в столице…

– А зачем Вам какие-то надбавки? Вы же слушатели… Ни дежурств, ни задержаний… Сидите себе спокойненько, слушайте своих преподавателей и не напрягайтесь.

– А семью на что кормить?

– А зачем Вы её сюда тащите? Пусть семья Вас три годка дома подождёт, а Вы учитесь тут себе и ни на что не отвлекайтесь… А то тащите всех в Москву… Все места в общежитии позанимали. Гастарбайтерам уже сдавать стало нечего.

– Так три года – это ведь не малый срок-то… За это время в доме может ведь и «домовой» завестись… Да и дома-то, если уж на то пошло, тоже ведь чего-то кушать надо. Да и одеваться для приличия не помешало бы… А на что?

– На что-на что… У Вас что родителей нет?

– Так ведь пенсионеры же они давно…

– Ну и что? Что это за пенсионеры такие, которые не могут прокормить своих детей пока те тоже пенсию не получат?

И всё. На такую аргументацию слушателям реагировать уже было нечем, и они шли работать пугалом в кабаки со стриптизом, гламурные казино, VIP-бани и другие слегка различающиеся между собой лишь интерьером вертепы.

Грустно было смотреть на всё это, но вместе с тем, случались в этой академии и весёлые случаи. Заступил как-то Сергей в наряд дежурным по академии и поначалу дежурство его протекало вполне спокойно. Но только лишь до той минуты пока на пульт не поступило сообщение о пожаре в общежитии, в котором проживали слушатели. Сергей немедленно перезвонил дежурному по общежитию, который сообщил ему, что из двух соседних окон восьмого этажа валит густой дым. Немедленно вызвав пожарных, Сергей полубегом (бегом было нельзя, как известно, вид бегущего полковника способствует распространению паники среди мирного населения) отправился в общежитие, располагавшееся за территорией академии. Поднявшись на дымящийся двумя окнами этаж, Сергей вместе с дежурным по общежитию попытались вскрыть дверь. Дверь не поддавалась, несмотря на то, что оба дежурных с разгона вонзались своими накаченными телами в её плоскую поверхность. Но, как оказалось, эти усилия были напрасными. Во время очередного разгона дежурного по общежитию дверь неожиданно открылась и на пороге в клубах дыма появился низкорослый потомок Чингисхана. Появился, надо сказать, ненадолго, потому как в следующее мгновение его буквально снёс внутрь комнаты стремительно набегавший на дверь майор. Остановить майора в такую минуту было невозможно. Вначале раздался глухой черепно-мозговой удар, а затем наступила продолжительная пауза, воспользовавшись которой полковник быстро проник в затянутое дымом помещение. Его слезящемуся взгляду представилась первобытная картина: посреди комнаты горел самый настоящий доисторический костёр, над которым висел громадный, булькающий каким-то варевом котёл. Вокруг костра сидели кроманьонцы монголоидного типа и с удивлением взирали на вломившегося полковника. Через минуту от сидящих отделился человек в форме с золотыми погонами, который принялся язычески плясать вокруг полковника и лопотать какой-то трудно воспринимаемый текст, что-то вроде: «Товалися полковника, не лугай. Лодной плиехал, плов баланина валим. Садись кусай». И в тот момент, когда полковнику наконец с большим трудом удалось разглядеть сквозь евший глаза дым то, что костер был разведён всё же на бетонном полу, а паркет был аккуратно разобран и сложен штабелем в углу комнаты, раздался сильный удар в окно. В продолжение удара малиновым перезвоном поскакали по полу комнаты стёкла, и вскоре в оконном проёме появилась могучая фигура огнеборца в серебристо-инопланетном костюме и с брандспойтом наперевес. В общем, праздник сбора народного хурала был изрядно подмочен. Потоки воды вскоре разметали по этажу всех сидевших у костра родственников слушателя-монгола, а затем, тщательно смешав их с недоваренным пловом, с бурлящим презрением вышвырнули на улицу. Полковнику чудом удалось выскочить из под освежающих струй брандспойта, после чего он быстро покинул здание, увлекая за собой плавающий силуэт туловища дежурного по общежитию. Перемазанный загустевшим бараньим жиром силуэт туловища вскоре ожил и тут же принялся о чём-то материться. При этом в начале своего возрождения силуэт раздражённо потирал ушибленную недавно голову, а вскоре и вовсе вскочил на ноги и побежал вон из здания. Сергею с большим трудом удалось убедить азартных, поймавших кураж пожарных прекратить бороться с и без того испорченным пловом. Пожарные вскоре вняли убеждениям и, наконец, нашли время для короткого отдыха. Как только отдых был закончен, пожарные тут же включили сирену и отправились восвояси, не забыв сделать отметку о состоявшемся подвиге в специально привезённом для этого журнале. Сергей же остался дежурить дальше, поминутно отвечая на дурацкие звонки полусонного начальства и строча рапорта о случившемся во все МВДешные инстанции. Хлопотно, конечно. Но где и когда такое ещё увидишь? Если только по турпутёвке отправиться в Монголию с экскурсией в степное стойбище… Но это ведь каких денег стоит, а тут в центре Москвы и совершенно бесплатно! В итоге после этого случая массовый приезд к монгольским слушателям их степных родственников был строго-настрого запрещён, а полковнику объявили благодарность за уверенные действия при возникновении пожара. Хотя, конечно же, вполне могли бы дать и медаль «За отвагу на пожаре», но как-то поскупились. Видимо, всё-таки решили, что пожара не было. Может посчитали, что был только несанкционированный курултай степных старейшин, омрачённый испорченным пловом? Ну, нет… Как это не было? А за что же тогда объявили благодарность? Может за порчу вредного для спортивной формы монгольского слушателя плова…? Тоже, нет… В приказе было чётко написано: «За уверенные действия при возникновении пожара…». Ну, пусть хоть так… Медаль, наверное, себе отважные пожарные забрали. Что тут поделаешь… Такая у них работа… Словом, всё хорошо, что хорошо кончается. Здесь всё весельем закончилось, а значит, закончилось хорошо.

Два долгих года Сергей преподавал в этой академии, но в очередь на квартиру так и не попал. Поначалу бдительная жилищная комиссия обнаружила чудовищное превышение полковником вместе со своим семейством российских норм обеспеченности жилой площадью. Это наглейшее попрание устоев жилищного кодекса составило аж целых четыре с половиной метра! Дабы вернуться в строй добропорядочных граждан страны полковник прописал у себя в квартире мать-старушку, имевшую российское гражданство, но проживавшую с мужем на незалежной Украине. Но и тут бдительная жилкомиссия проявила небывалую принципиальность:

– Ага-а-а, так значит, Вы осознанно решили ухудшить условия своего вольготного проживания?! Номер не пройдёт!

– Почему же ухудшил? Живу теперь вместе с родной мамой…

– А зачем она сюда припожаловала?

– Не одобряет, знаете ли, старушка политический курс руководства Украины.

– …???

– А чему вы так удивляетесь? Вы что, не знаете, как там сейчас относятся к русскому языку? Вы знаете, например, как на украинском звучит название фильма «Чингачгук – «Большой змей»? Нет…? «Чынгхачгхук – «Велыка гхадына». А вы пробовали посмотреть какой-нибудь сериал на украинском? Это же такой язык, который из любой трагедии обязательно сделает комедию…

– А зачем ей трагедии? Пусть себе веселится за просмотром комедий.

– Нет, трагедии ей не нужны, но каждый день веселиться тоже нельзя. Это может плохо кончиться. В общем, не хватает старушке элементарного драматизма и именно поэтому она здесь. Уж чего-чего, а драматизма у нас на каждом углу…

– Ну ладно, в конце-концов, это дело Ваше… Но только у Вас всё равно переизбыток с жилой площадью получается…

– Как это… Откуда же он взялся?

– А мы в прошлый раз площадь Вашего балкона не учли… А теперь новое распоряжение вышло, в котором балкон также подлежит учёту. У нас ведь какие ушлые граждане порой встречаются: балкон застеклят, да ещё и утеплят его, а потом туда ещё и отопление с электричеством подтянут. Чем не жильё? Поэтому-то правительство раз – и выпустило это распоряжение. Правительство, оно всегда на страже интересов… У нас, как говорится, не забалуешь… Вот теперь и получается, что у Вас снова излишек образовался…

– Извините, но у меня на балконе никто не живёт… Можете приехать и убедиться… Вы же комиссионно можете произвести…, как у вас там…, осмотр условий проживания.

– Вот делать нам нечего! Будем мы ещё из-за Вас в какие-то Люберцы мотаться! К чёрту, как говорится, на куличики…

– Вот проехались бы и заодно посмотрели, как я каждый день из этих «куличиков» до работы добираюсь, затем туда же и возвращаюсь… Глядишь, и поставили бы меня в московскую очередь. В Москве-то ведь другие нормы, по которым в очередь ставят… По московским меркам будь у меня даже две такие квартиры с балконами, вы бы никуда не делись и вопрос с очередью был бы решён в мгновенье ока.

– Ну-у-у, так то в Москве, а Вы же в области изволите проживать…

– Изволю, конечно же… Но служу-то я в Москве! Вы хоть понимаете, что Москва и область – это два разных субъекта федерации? Так же как Камчатский край и Калининградская область. А вам слабо, как говорится, из Петропавловска-Камчатского в Калининград на службу каждый день поездить? Хотя бы в течение недели… А я вот, получается, уже год как езжу… Надо бы привести в соответствие места службы и проживания.

– Что Вы несёте? Сравнили… Москву и Московскую область, и Петропавловск-Камчатский с Калининградом… Какое ещё Вам надобно соответствие?!

– Обыкновенное соответствие, в том смысле, в каком это слово обычно понимается… Нет, я конечно, не возражаю… Вы же можете академию в Люберцы перевести и тогда тоже всё встанет на свои места… – ????!!!!

– А что здесь такого? Стоит же в Люберцах Таможенная академия… Ну будет ещё одна – Академия управления МВД. Эка, невидаль…

– Что-то Вы совсем распоясались. Сами понимаете, что не будет такого никогда… Вы лучше свою фантазию на уничтожение излишков направьте! Их в этот раз у Вас уже гораздо меньше… Всего двадцать квадратных сантиметров… И прогресс уже налицо! Дерзайте дальше. Кого-нибудь ещё у себя пропишите. Какого-нибудь голодающего из Конго, не согласного с политикой запрещения каннибализма. Мы от всей души желаем Вам удачи.

– Извините, а может мне всё-таки балкон этот взять да и обрушить втихаря…? Или же не втихаря, а при всём честном народе взять так и вместе с ним обрушиться? Для большей убедительности…

– Это Ваше дело, мы Вам не имеем право ничего советовать – всё заносится в протокол. Для нас главное – чтобы балкон Ваш по бумагам не проходил.

– Или же хотя бы отщипнуть от него этих двадцать злосчастных сантиметров? Взять так, тупо, и отбить молотком?

– Ещё раз Вам повторяем: что хотите, то и делайте, а нам принесите правильные бумаги, иначе очереди Вам не видать как своих ушей.